Текст книги "Загадка лондонского Мясника"

Автор книги: Тони Парсонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тони Парсонс
Загадка лондонского Мясника

Дэвиду Моррисону, Барри Хою и Кевину Стилу.

Где-то к востоку от Суэца

За такими серьезными преступлениями, как убийство, стоят сильные чувства.

Джордж Оруэлл. Упадок английского убийства

И ничто уже не разрубит

Ту цепь, что сковала нас.

Песня итонских гребцов

Tony Parsons

Murder Bag

© Tony Parsons, 2014. This edition published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

© Першина С., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Пролог
1988

Покончив со своим грязным делом, они бросили ее лежать ничком на матрасе, будто она уже умерла.

В подвальной комнате собрались подростки – подростки с мужской силой и детской жестокостью. Они взяли все, что хотели, все без остатка.

Ехидные голоса больше не пыхтели в самое ухо. Теперь они доносились от длинного обеденного стола. Парни курили и хохотали, нахваливая друг друга за содеянное.

Рядом с матрасом лежала ее футболка. Только бы взять! Каким-то чудом девушка нашла в себе силы, оделась. Нет, в подвале оставаться нельзя. На четвереньках она поползла к лестнице.

Стало тихо.

Лицо горело, боль разливалась по всему телу. Во рту был привкус крови, она капала из носа, попадала в горло, и приходилось сглатывать тошноту.

Девушку вырвало, она приостановилась, затем поползла дальше.

Мышцы ног налились болью, отяжелели. Ничего не получалось как надо. Все было непоправимо испорчено. Хотелось рыдать, но она, стиснув зубы, дюйм за дюймом ползла к двери, чувствуя, как подвальный пол царапает ссадины на локтях и коленях.

В подвале поселилось зло. Нет, она не умрет в этой комнате. Только не здесь, только не сегодня!

Сначала она решила, что подростки ничего не заметили. Одурели и тормозят. У подножия лестницы девушка остановилась перевести дух. И тут раздался хохот.

Она повернула голову. Оказалось, что они смотрят. Все время за ней наблюдали.

Один наградил ее шутовскими аплодисментами. Но самым мерзким из всех был толстяк, который там, на матрасе, постоянно с ней говорил, обзывал, кусал и царапал, радовался, слыша ее вопли. Он широко зевнул, открывая рот, полный безупречных, ровных зубов, и сказал:

– А ведь отпускать ее нельзя.

Девушка набрала в грудь воздуха и оперлась на нижнюю ступеньку. Дышать было трудно. Что-то случилось с носом.

На руку упала бусинка темной крови. Девушка стерла кровь. Провела пальцами по губе и, собрав последние силы, встала. Прислонилась к стене, закрыла глаза. Уснуть бы сейчас. Но уснуть не давали боль и страх. И один из ублюдков.

Он стоял рядом, глядя на нее с каким-то недобрым любопытством. Это был тот, кто заговорил с ней первым, очаровал улыбкой, прикинулся славным парнем и привез сюда.

Он сгреб ее волосы в кулак, рванул к себе и потащил обратно, в подвал, где ей не суждено было умереть.

Девушка инстинктивно вцепилась ему в лицо, надавила пальцами на глазницы. Сильнее, еще сильнее. Твоя очередь мучиться! Подонки чертовы! Чертовы подонки вы все!

Они сплелись, точно два танцора: он все еще держал ее за волосы, а она, собрав последние силы, старалась выдавить эти глумливые голубые глаза. Отыскивая точку опоры, она вцепилась в его черную шевелюру, и окровавленные кончики пальцев с поломанными ногтями вдруг пронзила жгучая боль. Она попробовала схватить его за уши, промахнулась, схватила снова, вдавливая большие пальцы все глубже. Левая рука соскользнула, парень завизжал и вывернулся, хотел ударить, но не попал. Он отбивался, однако правым пальцем девушка по-прежнему давила на глаз. Секунда-другая, и тот, мягко хлюпнув, лопнул.

Подросток заорал.

Его крик переполнил комнату, голову девушки, ночь. Сидевшие у стола вскочили и замерли, парализованные воплем.

И тогда она бросилась бежать. Взлетела вверх по ступеням. Дверь была заперта изнутри, но ключ – слава богу! – остался в замке. Пальцы не слушались, за спиной звенели крики. Она выскочила из дома и с удивлением обнаружила, что уже светает.

Сколько ее держали в этом подвале?

Вдалеке, за полем для регби, виднелась дорога. Над белыми воротами, похожими на огромные буквы Н, пологом висел туман.

Девушка побежала вперед. Лицо покрылось влагой, босые ноги скользили по мокрой траве, а позади темнели старинные здания прославленной школы.

Она неслась без оглядки, ожидая, что позади вот-вот послышатся голоса, что шайка догонит и разорвет ее. Но погони не было.

На другом конце поля стоял маленький каменный коттедж, такой же невероятный, как домик лесоруба из сказки. В окнах было темно, и девушка бросилась к дороге. Нужно выбраться на шоссе.

На полпути она прислонилась к столбику ворот и лишь тогда посмела обернуться. За ней никто не гнался.

По боку хлестал кожаный ремешок. Девушка вспомнила, что в какой-то момент ей на шею надели собачий ошейник с поводком. Она сорвала его и отшвырнула.

У обочины притормозил автомобиль, фары продолжали гореть, мотор гудел.

Ее заметили!

Она бросилась к машине, спотыкаясь, размахивая руками, крича, умоляя, чтобы водитель подождал. Сырую траву под ногами сменил асфальт, девушка пролезла через дыру в заборе из проволочной сетки и побежала по шершавому покрытию. Пожалуйста, не уезжайте! Пассажирская дверь открылась. Из машины вышел толстяк. Он уже не смеялся – лицо застыло в судороге звериной ярости, и жертве вдруг стало ясно: сегодня и здесь она умрет.

Из машины вылезли остальные.

Толстяк открыл багажник. Черная дыра ждала ее, точно могила.

На заднем сиденье выл, оплакивая свой глаз, тот парень, которого она ранила.

Как же хотелось растерзать, ослепить их всех! Видит бог, они это заслужили.

Слишком поздно. Все кончилось. Девушка чувствовала, как наваливается слабость, изнеможение, с которым не сладить. Ублюдки победили.

Злобные руки вцепились в нее, стиснули, выжимая последние силы, оторвали от земли и затолкали в багажник.

Крышка захлопнулась, стало темно, и автомобиль медленно покатил назад, к благородному старинному зданию, в котором она умрет, на матрасе, в подвале, где умереть ей было не суждено.

В последние секунды она увидела близких, с которыми больше не встретится. За ними – как мельком замеченный, но так и не пройденный путь – появился муж, дети, которые не родятся, и счастливая, полная любви жизнь, которую у нее отняли.

И когда душа девушки покидала мир, последний вздох стал безмолвным яростным воплем, криком скорби по всему, чего лишили ее в ту ночь, когда она умерла.

Часть первая
Октябрь, #убейсвиней

Один

Я ждал того, кто собрался умереть.

Свой старенький «БМВ X5» я припарковал напротив входа на станцию и теперь сидел, попивая тройной эспрессо и глядя, как спешат на работу жители пригородов.

Пил я быстро. Человек мог появиться в любую секунду.

Я разложил на приборной панели три фотографии. На одной были моя жена и дочка, на других – тот, кто собрался умереть: его фото на паспорт и кадр черно-белого видео с камеры скрытого наблюдения. Первое фото я спрятал в бумажник и сунул его в кожаную куртку, а два оставшихся прилепил к панели клейкой лентой.

Наблюдение продолжалось.

Припарковался я к станции спиной и потому хорошо видел главную улицу, омытую нежным осенним солнцем. В сотне метров от меня, у газетного киоска, стояла молодая женщина в спортивном костюме. Рядом с ней терпеливо сидела огромная немецкая овчарка, внимательно следя за хозяйкой умными глазами. В толпе собака нисколько не волновалась.

– Какой славный пес! – заметил я.

Женщина улыбнулась, почесала овчарку за ухом, а в наушнике у меня прозвучал мужской голос. Правда, говорил он не со мной.

– Для Дельты Один прием нормальный.

Отозвались другие. Началась проверка связи, и в этой перекличке я слышал нарочитое спокойствие, свойственное полицейским в самые напряженные минуты – спокойствие пилота, который обращается к пассажирам, когда двигатели горят. Все в полном порядке, ребята.

Я оглядел улицу, стараясь отыскать полицейские машины, замаскированные под обычные, или сотрудников в штатском, однако наши дело знали: на глаза мне попалась только женщина с прекрасной овчаркой.

– Дельта Один, – обратился ко мне офицер службы наблюдения, – видим и слышим вас, Макс. Ждем подтверждения личности, когда Браво Один окажется в зоне захвата. Оставайтесь в машине.

Браво Один – тот, кто собрался умереть.

– Вас понял.

– Детектив-констебль Вулф, это старший суперинтендант, – вклинился знакомый голос.

Элизабет Свайр. Моя начальница.

– Мэм.

– Удачи, Вулф. – Голос потеплел, и она добавила, играя на публику: – Ты слышал? Оставайся в машине, дай большим мальчикам поработать.

Я по-прежнему следил за улицей. Ждать осталось недолго.

– Слушаюсь, мэм. – Я был так же невозмутим и мил, как пес.

В зеркало заднего вида я мог бы полюбоваться прекрасным викторианским фасадом привокзальной гостиницы. Она напоминала сказочный замок – к пышным облакам, между которыми синело небо, поднимались башенки и шпили. В таких местах только глазом моргнешь, и столетие уже прошло. «Больших мальчиков» я не видел, но в здании вокзала их было столько, что хватило бы на локальную войну.

Где-то за тюлем и портьерами ждали ребята из отряда особого назначения. У каждого – штурмовая винтовка G36 Хеклера – Коха и девятимиллиметровый «глок SLP». Но сколько я ни всматривался, так никого и не заметил.

А еще где-то поблизости находилась бригада по обезвреживанию бомб, откомандированная Королевскими ВВС. Переговорщики. Специалисты по химическому и биологическому оружию. И кто-то, кто закажет пиццу. Кроме них, в округе было еще человек двадцать, но я видел только женщину с собакой.

Перекличка в эфире не смолкала.

– Всем подразделениям доложить обстановку. Эко Один?

– Чисто.

– Виктор Один?

– Ничего.

– Танго Один?

– Контакт, – ответил женский голос.

Кусочек пластика, вставленный в мое ухо, впервые замолчал.

– Вижу Браво Один, – продолжила женщина. – Контакт. Вижу объект.

Тяжелая пауза.

– Вероятный, – сказал тот же голос. – Повторяю, вероятный контакт.

В голосе офицера зазвенела сталь:

– Вероятный контакт. Проверка. Ждите.

В женский голос вкрались нотки сомнения:

– Вероятный контакт. Красный рюкзак. Проходит мимо Британской библиотеки. Направление – на восток, к станции. Приближается к зоне захвата.

– Дельта Один?

– Вас понял, – ответил я.

– У меня все, – сказала Танго Один, потеряв цель из виду.

Я бросил взгляд на фотографии. Честно говоря, они были не нужны: я прекрасно знал, как выглядит этот тип. И все-таки подстраховаться не мешало. Я опять всмотрелся в толпу и сказал:

– Я его не вижу.

В ухе послышался новый, более настойчивый, голос. Он принадлежал нашему офицеру с овчаркой. Собака не сводила глаз с хозяйки.

– Это Виски Один. Виски Один. Вероятный контакт. Браво Один на подходе. Двести метров. Противоположная сторона улицы, направление – на восток. Красный рюкзак. Вероятный контакт.

Перекличка в эфире, приказ молчать, тишина.

– Вероятный контакт. Проверка. Проверка. Готовность всем подразделениям приготовиться. Дельта Один, ваш ход.

Безмолвие, нарушаемое лишь треском помех. Ждут, что я скажу.

Я заметил его не сразу: выглядел он совсем не так, как на снимках. Черные волосы оказались русыми, жидкая бородка исчезла. Более того, изменилось само лицо, теперь – круглое, опухшее до неузнаваемости.

Прежним осталось только одно.

– Дельта Один?

– Контакт.

Камера засекла Браво, когда он покупал на аптечном складе перекись водорода – четыреста сорок литров, за которые отсчитал одиннадцать купюр по пятьдесят фунтов. И когда он разгружал фургон в гараже, где мы установили скрытое наблюдение. Сразу бросался в глаза рюкзак. С такими ходят покорять Эверест. Вместительный, яркий – этот цвет называют «сигнальным красным».

Лицо же было другим. Я растерялся. А Браво на это и рассчитывал. Он нарочно изменил внешность – решил отправиться на тот свет под видом другого человека.

Однако я разгадал его замысел. Сомнений не оставалось.

– Это он. Вижу объект. Не знаю, что он сделал с лицом, но это он. Точно. Контакт. Подтверждаю контакт.

– Снайпер Один. Объект в секторе обстрела, – сказал голос, и по другую сторону улицы я впервые увидел стрелков.

Над линией магазинчиков и закусочных по крышам пробежали три фигуры, на солнце блеснули стволы винтовок. Снайперы заняли позицию.

Если что-то у нас не получится, на них вся надежда. А дело к тому и шло.

– Снайпер Два. Цель в секторе обстрела. Не могу прицелиться, слишком много людей.

Браво подошел к светофору. Мимо с гулом проносились машины, между ними огоньком мелькал красный рюкзак. Я коснулся наушника, заметив, что все в эфире молчат.

– Подтверждаю контакт, – сказал я. – Прием.

Загорелся зеленый, и поток автомобилей нехотя остановился. Через дорогу двинулись пешеходы, а с ними – Браво. Я заговорил медленно, с расстановкой:

– Это Дельта Один, контакт. Объект входит в зону захвата. Как слышите? Прием.

В ответ – ни слова, только белый шум. И наконец:

– Вероятный контакт. Проверка. Ждите.

Я покачал головой, хотел заговорить снова, но меня перебила Свайр.

– Нет, Вулф, – спокойно сказала она. – Это не он. Повторяю, это не он. Отбой.

– Отбой, – повторил офицер наружки. – Отбой. Всем подразделениям, отмена готовности.

На светофоре зажегся красный. Человек с рюкзаком перешел дорогу и направился к станции.

– Думаете, он паранджу наденет? – спросил я. – Это Браво Один. Все сходится. Его лицо…

– Личность не установлена, – отозвался офицер. – Дельта Один, личность не установлена.

И опять Свайр:

– Это не он, Вулф. Довольно.

Стальные нотки.

– Ваша задача выполнена. Подразделениям сняться с позиций. Отбой. Всем спасибо.

Ближе к вокзалу Кингс-Кросс людской поток замедлялся, смешиваясь с толпой, выходящей со станции. Я понял, что у меня есть минута, прежде чем Браво скроется из виду. Оказавшись внутри – в поезде, или в метро, или в главном зале, – человек с рюкзаком просто соединит руки, и мир взорвется. Между батарейкой, которую он, возможно, уже зажал в кулаке, и простой клеммой проскочит электрический разряд. Ток побежит по проводам в тот самый красный рюкзак – в боку должен быть незаметный разрез. А там специально обработанная лампочка приведет в действие основной детонатор – перекись водорода, за которую заплатили пятьсот пятьдесят фунтов. Он купил еще и целую гору шестидюймовых гвоздей. Их Браво примотал к детонатору скотчем, и страданий, которые они причинят, хватит на несколько сотен жизней.

Если произойдет взрыв. Если у него хватило ума и он не напортачил со смесью.

– Вы ошиблись, – произнес я, сглотнув комок горячей и горькой тошноты. – Это он. Контакт.

Я был в его гараже. Видел сотни пустых бутылок. В день, когда он купил перекись, я смотрел запись камеры столько раз, что его лицо стояло перед глазами. К чему фотографии? Он впечатался мне в подкорку.

И от меня ему было не спрятаться.

– Отбой всем подразделениям, – неуверенно произнес в наушнике голос. – Как слышите, Дельта Один?

– Плохо, – ответил я. – Связь пропадает.

Тридцать секунд.

Среди толпы, под прицелом винтовок, я остался один на один с тем, кто решил умереть.

* * *

Как-то раз я был на лекции в академии Брамсхилла – Оксфорде и Кембридже для полицейских.

К нам привезли агента ФБР – поделиться опытом борьбы с терроризмом. Помню, меня впечатлила белизна его зубов. Отличные были зубы, очень американские. Но что поразило еще больше, так это его знание дела.

Сверкая улыбкой, агент рассказал нам, что ФБР выделяет двадцать пять зон террористической активности. Не от А до Я, конечно, но близко к тому – от аэропортов до тату-салонов. Теракт можно устроить практически везде.

Этот парень еще описывал, как выглядят террористы – как угодно.

Наши студенты – лучшие из лучших, будущие кадры Управления уголовных расследований, молодые, сильные, умные, – все они чуть штаны не обмочили со смеху. А мне в отличие от них разговор бесполезным не показался. Как раз наоборот. Потому что я запомнил номер один из списка внешних признаков.

Подозреваемый сильно меняет внешность. И хотя мои собратья усмехались и закатывали глаза, я подумал, что это дельное замечание. Никогда не пренебрегай очевидным. Не жди, что он окажется таким, как на фотографиях или видео. Будь готов к тому, что он преобразится.

Агент мог добавить и кое-что еще: человек, который сильно меняет внешность, возможно, не станет утруждать себя покупкой нового рюкзака.

* * *

– У него красный рюкзак, – сказал я, открывая дверь машины. – Тот же, что на записях скрытой камеры. С ним он покупал перекись и гвозди. Это Браво, я уверен.

– Эй, дружище, тут парковаться нельзя, – сказал кто-то за окном, и я вздрогнул, услышав голос из внешнего мира, а не из наушника.

Инспектор уже выписывал штраф, и я вышел из машины. Это был высокий чернокожий мужчина с ритуальными шрамами на щеках – такие наносят членам племен в Западной Африке. Он с опаской подался назад, но я смотрел мимо – на человека с красным рюкзаком.

Толпа у входа на станцию поредела. Браво вот-вот скроется внутри.

Пятнадцать секунд.

Снова голос, теперь в наушнике:

– Говорит Свайр. Черт возьми, Вулф! Немедленно в машину!

Ее напускное спокойствие как ветром сдуло.

Я помедлил. И сел за руль.

Инспектор засунул под дворник машины квитанцию. Я покачал головой, глядя в зеркало заднего вида. Браво был сзади и прямо напротив – чего-то ждал почти у самых дверей. Поток пассажиров иссяк, войти никто не мешал, но он все равно остановился.

Он говорил сам с собой. Нет. Читал молитву.

Десять секунд.

Браво шагнул вперед.

Пять секунд.

Я врубил заднюю передачу и сел вполоборота.

Четыре секунды.

Я вдавил педаль газа.

Машина рванула назад, а я в упор смотрел на человека с красным рюкзаком. Одной рукой я схватился за спинку пассажирского кресла, другой не переставая давил на гудок, распугивая людей.

Браво не двинулся с места, но пока старенький «Икс Пять» летел на него, он смотрел мне прямо в глаза, и губы его больше не шевелились.

Три секунды.

Удар машины пришелся как раз над коленями и переломил бедренные кости. Человека с рюкзаком швырнуло назад, на красную кирпичную стену, и голова его лопнула как яйцо, по которому врезали кувалдой.

Две секунды.

Я врубил первую и вернулся обратно, туда, где стоял инспектор – остолбеневший, с выпученными глазами и машинкой для распечатки квитанций в руке.

Я снова поставил заднюю передачу, чтобы наехать на Браво еще раз, но этого не потребовалось. Все было кончено.

Я медленно вышел из машины.

Все кричали – и пассажиры, и голоса в моем ухе. С лаем рвалась ко мне овчарка.

В эфире орали про вопиющее нарушение правил и преступление. Предумышленное убийство.

– Вулф! – рявкнула суперинтендант.

Я вытащил наушник и отшвырнул его.

Человек с красным рюкзаком сидел у кирпичной стены, глядя прямо на меня невидящими глазами. На разбитом лице застыла растерянность. Пальцы еще подергивались – так внезапно наступила смерть. Но его руки были пусты.

Такого я не ожидал.

Откуда-то возникли вооруженные люди в балаклавах. На мертвеца нацелились «глоки» и пистолеты-пулеметы Хеклера – Коха. Некоторые дула смотрели и на меня.

– Это наш объект, – сказал я.

Люди из отряда особого назначения были теперь повсюду. Гражданские метались в поисках укрытия. Многие из них голосили по одной простой причине: вооруженные ребята и близко не напоминали полицейских. Кевларовые бронежилеты, металлические карабины на плечах, чтобы раненого или убитого могли оттащить, черные маски с прорезями для глаз и рта… Парни выглядели как грабители банков.

Считается, что балаклава скрывает лицо, но я-то знаю – она для того, чтобы сеять панику.

Офицеры кричали в рации, прикрепленные на груди. Кричали мне, приказывая лечь и положить руки за голову.

– Лицом вниз! На землю! Быстро!

Я вытащил удостоверение, бросил им, поднял руки. Но лечь и не подумал. Я пошел к человеку, распростертому на земле.

Я должен был убедиться, что не ошибся.

– Последнее предупреждение! На землю!

Присев на корточки, я увидел, что удар не раскроил затылок, а снес его начисто. По тротуару растекалась кровавая лужа.

Вокруг бушевали ужас и ярость. Овчарка была уже близко – так близко, что я чувствовал ее дыхание.

Краем глаза я видел плосконосые «глоки», нацеленные на труп и на меня. Их уже сняли с предохранителя.

Но ведь это наш парень, наш?

Я склонился над мертвым человеком. И тут заметил, что у меня все руки в крови – в его крови. Но они не тряслись, когда я рывком открыл рюкзак и заглянул внутрь.

Два

– Извините, – сказал я, чувствуя себя в костюме как в тисках: последний раз я надевал его на свадьбу.

В кабинете было не протолкнуться, собрался весь Отдел расследования убийств. Мимо протискивалась эксперт-криминалист – женщина, одетая в белое, если не считать синей маски, над которой посверкивали недовольные глаза. Я стоял в большой угловой комнате, на самой вершине стеклянной башни, однако на ум приходили школьные дворы из детства. Там точно так же чувствуешь себя невидимкой, а все потому, что ты – новичок.

В глазах женщины мелькнула догадка:

– А я вас знаю.

– Откуда? Я новенький.

– Вы прославились после того случая на вокзале. Когда вы занялись убийствами?

– Как раз сегодня.

Она улыбнулась под маской:

– Отлично. Как вас называли в суде?

– Офицер А.

– Прикончили кого-нибудь на этой неделе, офицер А?

– Нет пока. Но ведь сейчас только утро понедельника.

Она рассмеялась и пошла дальше, а я остался у письменного стола.

На нем почти ничего не было. Только свежая кровь и старая фотография в рамке: семеро мальчишек в военной форме улыбались, глядя в камеру и в свое блестящее будущее. Стекло наискосок перечеркнула красная струйка, но сквозь нее по-прежнему виднелись дерзкие лица. Странная фотография для рабочего стола. Ни жены с детьми, ни собаки. Только семеро молодых солдат, запятнанных яркой кровью. Свежей, прямо из артерии.

Приглядевшись, я заметил, что это снимок восьмидесятых годов. Он выцвел, у парней были модные в то время прически: коротко стриженные виски и длинные волосы на затылке. Прически другого десятилетия и форма другого века. Друзья выглядели, точно «Дюран-Дюран» под Ватерлоо.

Совсем еще молодые, до совершеннолетия оставался примерно год. Не настоящие солдаты, а просто студенты, нацепившие форму. Среди них – два близнеца. Все семеро были мальчишками лет семнадцати. Один из них лежал сейчас на другом конце стола. Повзрослев, стал банкиром. И жертвой убийцы.

Я отошел в сторону, а наш фотограф начал работу.

– И кому понадобилось убивать банкира? – спросил он.

Шутку оценили криминалисты, прятавшие смех под масками. Если всю жизнь собираешь микроскопические образцы крови, спермы и грязи, любой повод повеселиться будешь принимать с благодарностью. А вот старший детектив, стоявший с другой стороны стола, даже не улыбнулся: то ли не расслышал, то ли задумался, а может, не одобрял подобного легкомыслия в присутствии смерти.

Он терпеливо ждал, пока маленький человек с кейсом – хирург, прибывший, чтобы констатировать смерть, – изучит окровавленное тело.

Большая гладко выбритая голова детектива блестела. Несмотря на сломанный нос – а ломали его так часто, что он стал похож на извилистый горнолыжный склон, – этот мужчина следил за внешностью и аккуратно подстригал светлую бородку.

Когда его проницательные голубые глаза остановились на мне, я подумал, что он похож на викинга. Человека с таким суровым бледным лицом легко представить на морском берегу, куда он высадился, чтобы грабить и гонять монахов. Однако викинги не носили очков, а детектив носил – круглые, без оправы, почти как у Джона Леннона. Они смягчали свирепый вид, придавая лицу доброе и несколько смущенное выражение.

Вот каким был мой новый шеф.

– Детектив-констебль Вулф, – представился я.

– А, новенький…

Говорил он тихо и, судя по акценту, родился в Абердине или где-то севернее: это там шотландцы говорят так, будто каждое слово высечено из гранита.

– Я старший инспектор Мэллори.

Я уже знал, как его зовут. Мы никогда не встречались, но слышал я о нем достаточно. Старший инспектор Виктор Мэллори был одной из причин, по которым я хотел работать в Отделе по расследованию убийств и тяжких преступлений.

Мы оба надели тонкие голубые перчатки, а потому не стали пожимать руки. Просто улыбнулись, глядя друг на друга оценивающим взглядом.

Инспектор был в отличной физической форме, не только для мужчины, которому под пятьдесят, но и вообще для любого человека. Сильным телом он был обязан скорее природе, чем времени, проведенному в тренажерном зале.

– Вы как раз вовремя. Сейчас начнем. И добро пожаловать в Отдел.

Дружеское приветствие, никаких лишних разговоров.

Хирург встал.

– Мертвее не бывает, – констатировал он, захлопнув чемоданчик.

Мэллори поблагодарил его и кивнул мне:

– Идите сюда, Вулф. Попадалось вам когда-нибудь нечто подобное?

Я обошел стол и встал рядом с инспектором. Сначала я видел только кровь – красные реки артериальной крови, залившие человека в рубашке и галстуке.

– Хьюго Бак, – сказал Мэллори. – Тридцать пять лет. Инвестиционный банкир из «Чайна Корпс». Тело обнаружил уборщик в шесть двадцать пять утра. Бак приходил рано, работал с азиатскими рынками. Пил кофе, когда кто-то перерезал ему горло.

Инспектор внимательно посмотрел на меня:

– Что скажете?

Я не знал, что ответить. Убийца не просто перерезал горло. Переднюю часть шеи рассекла уверенная рука хирурга или опытного мясника. Хьюго Бак лежал на спине, но было видно, что голову с телом теперь соединяют лишь позвонки. Кровь хлестала фонтаном и покрыла грудь, словно чудовищный красный фартук. Я чувствовал ее медный запах.

На спинке кресла висел пиджак банкира. Каким-то чудом брызги на него не попали. Я бросил взгляд на Мэллори.

– Перерезанное горло я видел трижды, сэр.

Он кивнул, показывая, чтобы я продолжал.

– Впервые – когда я только поступил на службу. Муж прочел эсэмэс, которое прислал жене его лучший друг, и схватился за нож. Примерно год спустя грабили ювелирный, продавец нажал на кнопку сигнализации. Налетчик выстрелил, но пистолет дал осечку, и негодяй схватился за топор. Потом на одной свадьбе отцу невесты не понравилась речь шафера, и он метнул в беднягу бокал.

– Хоть одна рана была похожа на эту?

– Нет, сэр.

– Его почти обезглавили.

Я огляделся.

– Крик или шум должны были услышать.

– Тут с раннего утра полно народа, человеку почти что отсекли голову, однако никто ничего не слышал.

Мэллори значительно посмотрел на меня светло-голубыми глазами, но я по-прежнему не понимал.

– Ему перерезали трахею, – сказал инспектор. – Чтобы кричать, нужен воздух, а в легких его не осталось. Поэтому слышать было нечего.

Мы в молчании смотрели на тело. По огромному офису, точно в замедленной съемке, бродили криминалисты, похожие на ученых, исследующих последствия биологической катастрофы. В масках, перчатках и белой одежде все выглядели как близнецы. Они терпеливо искали отпечатки, складывали в мешочки микроскопические волокна, брали образцы крови со стола, ковра и стеклянных стен. А крови здесь было много. Фотограф снимал комнату на видео. На роскошном ковре желтели маленькие пластиковые маркеры с цифрами – так отмечали следы, чтобы следствие могло сравнить их с теми, что находятся в базе данных.

– Чаще всего бьют непрофессионалы, – заметил Мэллори, глядя на сотрудников. – Громилы, нанятые в пабе. Ублюдки, готовые убить ради нескольких купюр. И такие удары всегда наносят неумело. А здесь по-другому. Видите, как чисты края раны? Люди бьют с размаха, рубят, пилят. Получается неаккуратно. Вы ведь убедились по своим трем случаям, что может натворить разъяренный человек, когда вооружится чем-то острым. А тут – одно движение. Всего одно, и почти снесли голову. Кто мог это сделать?

– Тот, кто знает свое дело. – Я поразмыслил. – Мясник. Хирург. Солдат.

– Полагаете, у нас тут бегает Рембо?

– Возможно, он и не бегает, сэр. Спит где-нибудь на улице.

Мэллори кивнул на огромное, от пола до потолка, окно. С высоты тридцатого этажа был виден весь город в блестках осеннего солнца, разделенный надвое серой змеей реки.

– Сколько бывших солдат ночует на этих улицах?

– Слишком много, – ответил я, рассуждая вслух. – Он пришел сюда ночью. В поисках теплого местечка, где можно поспать, а заодно и чем-нибудь поживиться. Ему помешали. Но тогда он должен был пройти мимо охраны.

– Мясник, хирург, солдат, – повторил Мэллори. – Или тот, кто понятия не имел, что делает. Один из коллег-банкиров. Уборщик. Возможно, убийце просто повезло. А может, это была жена покойного. Она его не слишком-то любит. Три дня назад мистер и миссис Бак повздорили. Дошло до рукоприкладства, к ним домой приезжала полиция. Видели супружеское ложе?

У стеклянной стены стоял огромный матрас, упакованный в пленку с логотипами «Федэкса».

– Это их кровать? – удивился я. – Жена прислала ее в офис?

– Миссис Бак вернулась из деловой поездки раньше времени и застала мистера Бака с домработницей. – Мэллори осуждающе нахмурился. – И он отнюдь не помогал ей разгружать посудомоечную машину. Миссис Бак схватила нож для устриц.

– Для устриц?

– Ну да. У него короткое широкое лезвие. Людям с достатком нравятся устрицы. Словом, миссис Бак пригрозила отрезать мужу тестикулы и засунуть их ему в задний проход. Была драка, соседи вызвали полицию, и супругов успокоили. С тех пор мистер Бак дома не ночевал.

Мы посмотрели на матрас.

– Думаете, это сделала жена, сэр? – спросил я.

Мэллори пожал плечами:

– Других подозреваемых пока нет. Есть свидетели, что она угрожала отрезать мужу причиндалы. – Он посмотрел на изувеченную шею банкира. – Правда, никто еще так не промахивался.

– А может, миссис Бак сделала это не сама? – предположил я. – У нее хватит денег на профессионала.

– Я об этом думал, – согласился Мэллори. – Но он работал бы в перчатках, а мы не обнаружили никаких следов. Как вам известно, по ним тоже можно установить личность. Если материал достаточно тонкий, сквозь него проступают отпечатки пальцев. Рисунок может остаться и внутри перчаток. Чаще их выбрасывают недалеко от места преступления, поэтому их мы ищем.

– А если следы от перчаток мы не найдем?

– Придется собрать все отпечатки в комнате и действовать методом исключения.

В одном из мальчишек на старом снимке я наконец узнал убитого мужчину. Хьюго Бак был крайним справа, на него попала всего лишь капелька крови. Двадцать лет прошло, а на фотографии гладкое красивое лицо будущего банкира, покрытое щенячьим жирком, осталось совершенно нетронутым и сияло сквозь пролетевшие годы. Мальчишки вырастают, а живые умирают, подумал я.

– Обратили внимание на руки? – спросил Мэллори.

Хьюго Бак сжимал в кулаке пузырек таблеток. Я и не знал, что у мертвых бывает такая цепкая хватка.