Текст книги "Туннель Эго"

Автор книги: Томас Метцингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Нарастающее разделение угрожает усилить традиционные источники конфликта. Поэтому, ведущие исследователи ранних стадий Революции Сознания несут на себе ответственность за то, чтобы провести нас через эту третью фазу. Учёные и академические философы не могут просто ограничиваться вкладом во всеобъемлющую теорию сознания и самости. Если существует нравственный долг, тогда они должны противостоять той антропологической и нормативной пустоте, которую они породили. Эти учёные должны сообщать результаты своих открытий на простом и понятном каждому языке и объяснять свои новые открытия тем членам общества, чьи налоги спонсируют их зарплаты (это одна из причин, по которой я написал эту книгу). Они не могут просто взять и вложить всю свою амбициозность и интеллект в построение своей научной карьеры, в то время, когда они же разрушают всё то, во что верило человечество последние двадцать пять веков.

Давайте предположим, что натуралистический поворот в образе Homo sapiens необратим и что из этого разовьётся радикальный материализм, в контексте которого мы уже не сможем воспринимать себя в качестве бессмертных созданий божественного происхождения с тесными отношениями с неким личным Богом. В то же время, и этот момент часто упускают, наше видение физической вселенной претерпит радикальные изменения. Мы придём к заключению о том, что вселенной свойственен потенциал для субъективности. Мы неожиданно обнаружим, что физическая вселенная развивала не только жизнь и биологические организмы с их нервными системами, но и сознание, модели мира, а также устойчивые перспективы от первого лица, тем самым, открывая дверь тому, что может быть названо социальной вселенной, то есть, высокоуровневой символьной коммуникации, эволюции идей.

Мы особенные. Мы манифестируем значительный фазовый переход. Мы принесли сильную форму субъективности в физическую вселенную, форму субъективности, опосредованную концепциями и теориями. В экстремально ограниченном участке известной нам реальности, мы являемся единственными разумными созданиями, для которых чистый факт нашего индивидуального существования ставит теоретическую задачу. Мы изобрели философию и науку и зачали лучевые процессы накопления саморефлексивного знания. То есть, мы являемся чисто физическими созданиями, чьи репрезентативные способности стали такими сильными, что это позволило нам формировать научные сообщества и интеллектуальные традиции. Благодаря нашей символической, прозрачной себя-модели, которая функционирует в качестве якоря для нашего непрозрачного познавательного Эго, мы стали способны стать мыслителями мыслей. Мы оказались способными к сотрудничеству в конструировании абстрактных сущностей, которые движутся сквозь время и постоянно оптимизируются. Мы называем эти сущности «теориями».

Сейчас мы входим в беспрецедентную фазу: Столетия философских поисков теории сознания кульминировали в строго эмпирическом проекте, который постепенно и неизменно развивается. Этот процесс рекурсивен в том, что он также изменяет содержимое и функциональную структуру наших моделей себя. Этот факт кое-что сообщает нам о физической вселенной, в которой всё это происходит: Вселенная имеет потенциал не только для самоорганизации жизни и развития сильной субъективности, но также для более высокого уровня сложности. Я не стану заходить настолько далеко, чтобы утверждать, что в нас физическая вселенная начинает осознавать саму себя. Тем не менее, возникновение когерентных сознательных моделей-действительностей в биологических нервных системах породило новую форму самоподобия внутри физической вселенной. Мир породил дизайнеров мира. Части начали отражать целое. Миллиарды сознательных мозгов подобны миллиардам глаз, которыми вселенная может посмотреть на себя, как на присутствующую.

Что даже более важно, мир породил дизайнеров-себя, которые способны образовывать группы; процесс увеличения само-подобия через внутреннее моделирование совершил прыжок от нервных систем к научным сообществам. Образовалось другое новое качество. Эти группы, в свою очередь, создали теоретические портреты вселенной и сознания, равно как и жёсткую стратегию постоянного улучшения этих портретов. В науке, динамические процессы самомоделирования и моделирования мира стали протяженными в символическом, социальном и историческом измерениях: Мы стали рациональными творцами теорий. Мы использовали единство сознания для поиска единства знания и мы также открыли идею нравственного единства. Сознательная себя-модель Homo sapiens сделала этот шаг возможным.

В конечном счёте, любая убедительная и действительно удовлетворяющая требованиям нейроантропология должна отдавать должное фактам, вроде этого. Она должна сообщать нам о том, что конкретно в сознательной себя-модели человеческих существ сделало возможным этот специфический переход; переход, который оказался критическим не только для биологической истории сознания на этой планете, но также изменил природу физической вселенной.

Изменённые состояния

Есть второй положительный аспект нового образа человеческих существ, который позволит нам увидеть себя в ином свете. Это непостижимая глубина нашего пространства феноменологических состояний. Математическая теория нейронных сетей раскрыла огромное количество возможных нейронных конфигураций в нашем мозгу и широту различных типов субъективного опыта. Большинство из нас совершенно не осведомлены относительно потенциала и глубины нашего опытного пространства. Количество возможных нейрофеноменологических конфигураций индивидуального человеческого мозга и разнообразие возможных туннелей настолько огромны, что вам под силу исследовать лишь небольшую их часть за время жизни. Тем не менее, ваша индивидуальность, уникальность вашей умственной жизни, имеет много общего с выбранной вами траекторией перемещения по пространству феноменальных состояний. Никто никогда не проживёт эту сознательную жизнь снова. Ваш Туннель Эго уникален, в своём роде. В частности, натуралистический, нейробиологический образ человечества неожиданно делает для нас очевидным не только то, что в нашем распоряжении есть огромное количество возможных феноменальных состояний, но также и то, что явная осознанность этого факта и способность систематически извлекать из этого пользу теперь может стать обыденным для всех человеческих существ.

Конечно, есть старая шаманская традиция исследования измененных состояний сознания. Более-менее систематические экспериментальные исследования сознания предпринимались на протяжении тысячелетий йогами и дервишами, магами, монахами и мистиками. Во все времена и во всех культурах, люди исследовали потенциал своего сознательного ума: Через барабанный ритм и техники вхождения в транс, через голодание и бессонницу, через медитацию и развитие способности к осознанным сновидениям, через использование психоактивных веществ, начиная с травяных чаёв, заканчивая священными грибами. Наша современность характеризуется тем, что мы начали постепенно понимать нейронную подоплёку всех этих туннелей измененной реальности. Раз уж мы обнаружили нейронный коррелят сознания для определенных видов содержимого, то мы сможем, по крайней мере, управлять этим содержимым множеством разных новых способов, усиливая их, или подавляя, меняя их качество, производя новые виды содержимого. Протез мозга и медицинские нейротехнологии – то, над чем ведутся работы уже сегодня.

Нейротехнологии неизбежно станут технологиями сознания. Феноменальный опыт постепенно станет технологически доступным и мы сможем управлять им в гораздо более систематично и эффективно. Мы научимся извлекать пользу из этих открытий для преодоления ограничений наших Туннелей Эго, появившихся в ходе биологической эволюции. Тот факт, что мы можем активно разрабатывать структуру нашего сознательного ума, никогда ранее не воспринимался всерьёз и, поэтому, он станет особенно очевидным в процессе развития рациональной нейроантропологии. Быть автономным агентом и быть способным к принятию ответственности за свою собственную жизнь – то, что приобретет совершенно новое значение с тех пор, как нейротехнологии начнут разворачиваться в нейрофеноменологические технологии, или то, что можно было бы назвать фенотехнологии.

Мы определенно можем увеличить нашу автономию тем, что возьмем под контроль сознательный ум-мозг, исследуя его в одном из наиболее глубоких его измерениях. Этот частный аспект нового образа человечества – добрая весть. Но она же и настораживает. Либо мы найдём способ разумного и ответственного обращения с этими новыми нейротехнологическими возможностями, либо мы столкнёмся и рядом исторически беспрецедентных рисков. Вот почему нам необходима новая отрасль прикладной этики – этики сознания. Нам следует начать думать о том, что мы хотим делать со всем этим знанием и, в первую очередь, о том, что есть хорошее состояние сознания.

Глава девятая
Новая этика

Революция Сознания порождает новое знание, но также порождает и новые риски и новые потенциалы действия. Новые потенциалы действия включают способность менять, причём очень избирательно и детально, функциональные свойства нашего мозга и феноменальные свойства, которые он порождает. То есть, становится возможным изменять содержимое нашего опыта. Помимо резиновых рук, фантомных конечностей и внетелесного опыта, другие примеры манипуляции содержимым сознания включают индукцию искусственной скотомы (слепого пятна) в зрительном поле¹ и порождение острой транзиторной депрессии стимулированием определенного субталамического ядра.² Не только чувственные и эмоциональные переживания являются открытыми для технического управления; также и такие высокоуровневые свойства Эго, как переживания воли или бытия агентом (вспомните эксперимент Стефани Кремер, описанный в главе 4).

Веками мы знали, что глубокие душевные переживания могут быть вызваны психоактивными веществами, включая мескалин, псилоцибин и ЛСД. Электромагнитная стимуляция представляет собой иной путь. Нейробиолог Майкл Персингер из Laurentian University, Онтарио, удостоился внимания всемирного медиа пространства в конце 90-хгодов 20го века, благодаря тому, что он стимулировал мозги своих подопытных посредством электромагнитных полей, чем успешно вызывал предполагаемые религиозные переживания, а именно – субъективное ощущение присутствия невидимой персоны.³ Урок был ясен: Чем бы ещё ни были религиозные переживания, они, очевидно, располагали достаточным нейронным коррелятом – коррелятом, который можно было экспериментально стимулировать. Обретает всё большую ясность тот факт, что у этого процесса, в принципе, границ нет. Этого не избежать, можно лишь увеличить эффективность. Например, если мы сможем определить, какие типы эпилептиков обыкновенно испытывают религиозный экстаз непосредственно до приступа, а также локализовать в мозгу источники этих приступов, тогда мы сможем стимулировать, инвазивно или неинвазивно, те же самые участки и у здоровых людей.

Височно-долевая теория религиозного переживания и личностные сдвиги могут быть ошибочными, однако, сам принцип понятен.⁴ Когда мы обнаруживаем минимально достаточное нейродинамическое ядро состояния сознания, вызвавшего наш интерес, мы можем попытаться экспериментально воспроизвести его. Так, как многие такие эксперименты включают феноменологию определённости и автоматически приводят к убеждённости, что я, в качестве подопытного, вижу вовсе не галлюцинацию, то эти эксперименты, в зависимости от содержимого самой галлюцинации, могут приводить к разочаровывающим, даже опасным последствиям. Самообман может переживаться, как озарение. Тем не менее, как только эти технологии станут доступными, люди захотят испробовать их. Многие начнут испытывать на себе искусственно индуцированный религиозный опыт вне зависимости от того, что будут говорить об этом философы и учёные. Можно представить себе будущее, в котором люди более не будут играть в видеоигры, равно как не будут экспериментировать с виртуальной реальностью в качестве развлечения; вместо этого, они будут исследовать вселенную измененных состояний сознания в поисках смысла, используя самые последние нейротехнологические инструменты. Возможно, можно будет увидеть, как они стимулируют свои височные доли прямо на улице, или разрушают свои церкви, синагоги и мечети в пользу новых Центров Трансперсональной Гедонистической Инжинерии и Дизайна Метафизических Туннелей.

В принципе, мы можем проектировать наши собственные Эго Туннели, работая над аппаратной частью, которая ответственна за соответствующую обработку информации. Для того, чтобы активировать определенный вид феноменального содержимого, нам потребуется открыть, какая нейронная подсистема в мозгу является носителем этого репрезентационного содержимого в нормальных условиях. Неважно, является ли целевое феноменологическое содержимое религиозным восторгом, невыразимым ощущением святости, вкусом корицы или особым видом сексуального возбуждения. Итак, какой участок фенопространства вам больше всего нравится? Какое сознательное переживание вы хотели бы сейчас заказать?

Давайте рассмотрим всего один пример. На данный момент, та область нейротехнологии, которая более всего напоминает коммерческую технологию сознания, относится к психоактивным веществам. В целом, можно ожидать много пользы: Мы станем способны лечить психиатрические и нейрологические болезни новыми средствами нейровизуализации, психохирургии, глубинно-мозговой стимуляции и психофармакологии. В пределах от 1 до 5 процентов населения большинства стран страдает от серьёзных умственных заболеваний. Сегодня, есть реалистичная надежда на то, что новые поколения антидепрессантов и антипсихотических препаратов облегчат страдания, вызываемые этими древними проклятиями.

Но мы пойдём дальше. Новое ключевое словосочетание в новой академической дисциплине нейроэтики – «когнитивное усовершенствование». Скоро мы будем способны усовершенствовать познавательные способности и общее состояние у здоровых субъектов. Действительно, «косметическая психофармакология» уже появилась на сцене. Если мы научимся контролировать старческий маразм и потерю памяти, если мы сможем разработать усилители внимания и уничтожить застенчивость или обычную повседневную грусть, тогда почему бы нам этого не сделать? И почему мы оставляем врачам решать, как мы должны использовать эти препараты в построении собственной жизни? Как сегодня у нас есть возможность выбрать увеличение груди, пластическую хирургию или другие типы телесных модификаций, так же, вскоре, у нас появится возможность изменять нашу нейрохимию путём полностью контролируемой тонкой настройки. Кто должен решать, какие из этих изменений обогатят наши жизни, а от каких мы должны будем отказаться?

Если мы можем сделать обычных людей умнее, должны ли мы делать умных людей ещё умнее? Недавний опрос, проведенный журналом Nature в виде онлайн-голосования, пытался выявить использование когнитивных усилителей в среде учёных. В опросе участвовали тысяча четыреста человек из шестидесяти стран. Каждый пятый подтвердил, что он или она использовали такие препараты в немедицинских целях, для улучшения фокусировки внимания, повышения длительности концентрации и усиления памяти. Среди употреблявших препараты, метилфенидат (Риталин) оказался наиболее популярным и набрал 62 % ответов. Модафинил упомянули 44 % опрошенных, 15 % заявили об использовании бета-блокаторов вроде пропанолола. Треть опрошенных покупала эти препараты через Интернет. Голосование не только показало масштаб этого явления, но также раскрыло то, что четыре из пяти респондентов считают, что взрослым здоровым людям следует разрешить использовать эти вещества, если они желают применять их. Почти 70 процентов опрошенных заявили, что согласны пойти на риск мягких побочных эффектов ради того, чтобы самостоятельно принимать эти препараты. Один респондент написал: «Это мой долг, как профессионала, использовать мои ресурсы ради большей пользы человечества. Если 'улучшители' могут поспособствовать в оказании услуги человечеству, тогда применять их – моя обязанность». Навряд ли я ошибусь, если скажу, что фармакологическая нейротехнология улучшения будет усовершенствована, и если мы будем её игнорировать, как мы и поступали с классическими галлюциногенами в прошлом, то это никак не приблизит нас к разрешению этических вопросов. Разница лишь в том, что намного больше людей заинтересованы в когнитивном улучшении, чем в духовном опыте. Как говорила когнитивный нейробиолог Марта Фара (Martha Farah) и её коллеги: «Посему, вопрос не в том, нужны ли нам нормативы для регулировки нейрокогнитивного улучшения, но скорее в том, какого рода нормативы нам нужны».⁷

С появлением новых поколений когнитивных усилителей, стоит ли нам проводить анализ мочи перед вступительными экзаменами в старшую школу или университеты? Если нам станут доступны надёжные и безопасные оптимизаторы настроения, станут ли раздражительность или пременструальный синдром рассматриваться как неряшливость или нечистоплотность, точно так же, как мы относимся к сильному запаху от тела сегодня? Что мы будем делать, если «нравственное улучшение» станет фармакологической возможностью, то есть, если окажется, что препараты могут склонять людей к более просоциальному, альтруистическому поведению? Будем ли мы чувствовать обязанность оптимизировать этическое поведение каждого? Кто-то может возразить, что система, наподобие человеческого мозга, который оптимизировался на протяжении миллионов лет, не может оптимизироваться далее без потери определенной степени стабильности. Другим может показаться, что мы, возможно, хотим начать оптимизационный процесс, который ведёт в новом направлении, отличном от того, по которому эволюция постепенно вела нас к обретению сознательных моделей-себя. С какой стати мы должны быть нейрофеноменологическими луддитами?

Фенотехнология имеет как этическое, так и политическое измерение. В конечном счёте, нам придётся решать, какие состояния сознания должны быть незаконными в свободном обществе. Должно ли быть законно, к примеру, позволять детям видеть своих родителей пьяными? Имеете ли вы что-то против того, чтобы видные граждане или ваши коллеги по работе были накачаны и летали под когнитивными усилителями нового поколения? Что насчёт приведения в порядок либидо стариков? Допустимо ли, чтобы солдаты, при исполнении этически сомнительных приказов, сражались и убивали под воздействием психостимуляторов и антидепрессантов ради предотвращения пост-травматических стрессовых расстройств? Что если какая-нибудь новая компания начнёт продавать всем без исключения религиозные переживания посредством электрической стимуляции? В случае с психоактивными веществами, нам остро необходима разумная и дифференцированая политика в отношении медикаментов, отвечающая вызовам нейрофармакологии двадцать первого столетия. Сегодня у нас есть легальный и нелегальный рынок; таким образом, есть легальные состояния сознания и нелегальные состояния сознания. Если мы займемся разработкой такой медикаментозной политики, то целью должна быть минимизация урона для индивидуального потребителя и для общества, наряду с максимизацией потенциальной выгоды. В идеале, нам следовало бы постепенно снижать важность различения легальный/нелегальный, для того, чтобы желательное поведение потребителя контролировалось культурным консенсусом и самими гражданами, то есть, снизу вверх, а не сверху вниз, как это бывает в случае с государственным контролем.

Чем лучше мы понимаем наши нейрохимические механизмы, тем больше (и в количественном, и в типовом аспекте) запрещенных препаратов появляется на чёрном рынке. Если Вы относитесь к этому положению дел скептически, я рекомендую вам к прочтению PiHKAL: История химической любви, написанную химиком Александром Шульгином и его женой Анной, а также TiHKAL: Продолжение, авторства Александра Шульгина.⁹ (PiHKAL это сокращение от «Фенилэтиламины, которые я знал и любил»; TiHKAL расшифровывается, как «Триптамины, которые я знал и любил» – прим. перев.). В своей первой книге, Шульгины описали 179 галлюциногенных фенэтиламинов (группа, которая включает мескалин и «препарат вечеринок» Экстази), большую часть которых изобрёл лично Александр Шульгин, разработчик препаратов и бывший сотрудник Dow Chemical. Помимо собрания личных психоделических экспериментов, книга содержит детальные инструкции по химическому синтезу препаратов и информацию относительно дозировок. Во второй части, Шульгин представил пятьдесят пять триптаминов, большинство из которых, опять таки, не были известны на чёрном рынке до публикации книги в 1997. Рецепты большинства этих новых незаконных веществ, равно как и сообщения от первого лица относительно феноменологии, связанной с различными их дозировками, легко может найти в Интернете и интересующийся духовными практиками студент-психолог из Аргентины, и альтернативный психотерапевт в Калифорнии, и безработный химик в Украине. Или, что ещё хуже, эти рецепты доступны организованной преступности. Я прогнозирую, что к 2050 году «старые добрые времена», когда мы имели дело приблизительно с дюжиной доминирующих на чёрном рынке молекул, покажутся нам летним отдыхом на природе. Нам не следует обманывать себя: Запрет никогда не оправдывал себя в прошлом; по нашему же опыту мы видим, что чёрный рынок готов удовлетворить любое незаконное желание человека. На любом рынке присутствует производство, которое его обслуживает. Мы видим, как появляется всё больше новых незаконных психоактивных веществ; врачи в отделениях скорой помощи пытаются спасти детей от действия веществ, названий которых они никогда ранее не слышали.

Глобализация, Интернет и современная нейрофармакология вместе бросают новые вызовы политике контроля над препаратами. Например, в легальной индустрии наркотиков хорошо известно, что, с появлением Интернет-аптек, национальные правоохранительные структуры более не могут контролировать рынок не-марочных психостимуляторов, таких, как Риталин или Модафинил. Однажды, мы можем оказаться неспособными к ответу на эти вызовы из-за запретов, дезинформации, пиар-кампаний, законов или драконовских наказаний. Мы уже платим высокую цену за status quo в условиях злоупотребления алкоголем, а также выдачей рецептов на препараты. Теперь проблема в том, что мы сталкиваемся с новыми вызовами в то время, когда домашняя работа ещё не сделана.

Для примера: Всякий интересующийся уже имел много времени и возможностей поэкспериментировать с классическими галлюциногенами, такими, как псилоцибин, ЛСД или мескалин. Теперь мы знаем, что эти вещества не вызывают зависимости, нетоксичны и что некоторые из них имеют терапевтический потенциал и могут даже вызвать обширные духовные переживания. Поразмыслите над этим отрывком из книги Олдоса Хаксли Двери восприятия (1954), в которой он описывает опыт употребления мескалина:

«Приемлемо ли это?» – спросил кто-то. (Во время этой части эксперимента, все разговоры записывались на диктофон, поэтому я могу вспомнить всё, что было тогда сказано).

«Ни приемлемо, ни неприемлемо», – ответил я – «это просто ток». Istigkeit – не это ли слово любил использовать Майстер Экхарт? «Есть-ность». Бытие философии Платона, за исключением того, что Платон, кажется, допускал огромную, даже гротескную ошибку, отделяя Бытие от становления и идентификации его с математической абстракцией Идеи. Бедолага, он никогда не мог увидеть букет цветов, светящий своим собственным внутренним светом, но дрожал под давлением значения, которым заряжен букет; никогда не мог понять, что эта роза, этот ирис и эта гвоздика с их яркими значениями, не более и не менее чем то, что они есть – быстротечность, которая также и вечная жизнь, вечная гибель, которая, в то же время, есть чистое Бытие, пучок мгновения, уникальные составляющие которого, по определенному невыразимому и, к тому же, самоочевидному парадоксу, являются божественным источником всего существования.

Здесь мы имеем первый пример состояния сознания, нелегального на сегодняшний день. Практически никто не может достичь того состояния, в котором тогда находился Хаксли, без нарушения закона. Классическое исследование в этой области представляет собой «Хороший пятничный эксперимент» Вальтера Панке, в котором участвовали студенты теологии и который состоялся в Гарвардском Университете в 1962. В конце концов, этот эксперимент породил два последующих исследования, предпринятые, на этот раз, Роландом Гриффитсом на кафедре Психиатрии и Поведенческих Наук в John Hopkins School of Medicine в Балтиморе.

Психоактивный состав, который использовался, был не мескалином, но псилоцибином – другим веществом природного происхождения, используемое в священных таинствах структурированных религиозных церемоний определенных культур, скорее всего, на протяжении тысячелетий. Если бы Вам нужно было оценить стоимость следующего состояния сознания (взято из оригинального Гарвардского эксперимента), какую сумму вы бы назвали?

Я непосредственно переживала метафизическую теорию, известную, как эманационизм, в которой, начинаясь с чистого, нетронутого, бесконечного света Бога, свет преломляется в формы и затем теряет в интенсивности по мере того, как проходит сквозь нисходящие степени действительности… Теория эманаций и, в особенности, тщательно разработанные слои Индуистской и Буддистской космологии и психологии ранее представлялись просто концепциями и выводами. Теперь же, они стали объектами наиболее прямого и непосредственного восприятия. Теперь мне стало понятно, откуда появились эти теории, если их создатели пережили то же, что и я. Однако, даже вне зависимости от их происхождения, мой опыт подтвердил, что они абсолютно верны.

Другие участники описывали свои чувства, как восторг, благоговение, святость. Тщательное воспроизведение классического исследования Панке (Pahnke), опубликованное в 2006 году, использовало двойной слепой метод клинической фармакологии для того, чтобы можно было оценить и острое (семь часов) и долговременное (два месяца) изменение настроения и психологические эффекты псилоцибина по отношению к смести активной сравнительной смеси (метилфенидат).¹¹ Исследование проводилось на тридцати шести хорошо образованных, неискушённых в галлюцинативных переживаниях, волонтёрах. Все тридцать шесть были вовлечены, хотя бы отчасти, в религиозную или духовную деятельность, такую, как служба, молитва, медитация, церковный хор или образовательно-дискуссионные группы, что служит ограничением генеральной выборки в этом исследовании. Двадцать два из тридцати шести волонтёров испытали чисто мистические переживания, при том, что все из них априори имели научную образовательную базу. Двенадцать из этих волонтёров оценили псилоцибиновое переживание, как самое важное (и единственное, в этом роде) духовное переживание собственной жизни, тогда как 38 процентов поместили этот опыт в пятёрку наиболее духовно важных событий жизни. Более двух третей волонтёров оценили опыт с псилоцибином либо как единственное наиболее значимое переживание в жизни, либо одно из пяти важнейших.

Вспомните Машину Переживаний Роберта Нозика. Как нам следует интерпретировать результаты этого исследования: Как доказательство пустой формы гедонизма, или как указание на «эпистемическую» форму счастья, укорененного в озарении? Действительно, представляет ли для них ценность общество, как целое? Они, конечно же, имели долговременные эффекты: При опросе, проведенном по истечении четырнадцати месяцев, 58 процентов волонтёров оценивали псилоцибиновый опыт как один из пяти наиболее значительных личных переживаний в жизни и 67 процентов оценивали его как один из пяти наиболее духовно-значимых переживаний; 11 и 17 процентов отметили, что это было единственное наиболее значительное переживание и единственное наиболее духовно-значимое переживание соответственно. Более того, 64 процента волонтёров сообщили, что псилоцибиновый опыт увеличил их ощущение благополучия или удовлетворённости жизнью либо средне, либо очень сильно; 61 процент сообщили, что они связывают переживание с положительным изменением в поведении.¹²

Это исследование служит примером того, что я имел ввиду, говоря, что «мы ещё не справились с нашим домашним заданием». В прошлом, мы не пришли к согласию по поводу огромного значения такого (и многих других) искусственно индуцированных состояний сознания, а также относительно рисков и пользы, которые они несут не только индивидуальному гражданину, но и обществу в целом. Мы просто занимались поиском другого пути. Отказ от интегрирования этих препаратов в нашу культуру, делая их незаконными, также наносит большой ущерб: Занимающиеся духовными практиками и серьёзные студенты теологии и психиатрии не имеют к ним доступа; молодёжь вступает в контакт с криминалом; люди экспериментируют с неизвестными дозировками в небезопасной среде; личности с определенными уязвимостями могут начать вести себя небезопасно или травмировать себя в приступе паники или сильной тревоги или даже развить пролонгированные психотические реакции. Нельзя «ничего не делать»; всё, что бы мы ни делали, будет иметь последствия. Это верно для задач, которые поставило нам прошлое, равно как верно в отношении вызовов будущего.

Подумайте над риском, который представляют психотические реакции: В Великобритании проходило исследование, объектом которого был опыт приёма ЛСД. Исследование проходило в клинических условиях, включало 4300 испытуемых, которые подверглись 49500 сеансов приёма ЛСД. По результатам исследования, количество суицидов составила 0,7 на тысячу пациентов, количество несчастных случаев составило 2,3 на тысячу пациентов, а у девяти из тысячи пациентов психоз длился более 48 часов (из которого полностью восстановились две трети пациентов).¹³ Другое исследование, которое было посвящено изучению преобладания психиатрических реакций, и которое проводили авторы управляемых исследований с применением ЛСД, выявило посредством опросников, что 0,08 процентов от общего числа в пять тысяч добровольцев, переживали психиатрические симптомы, которые продолжались более двух дней.¹⁴ В последнее время, исследователи совершили прогресс в управлении такими нежелательными реакциями, благодаря тщательному отбору и подготовке. Тем не менее, нам следует оставаться консервативными и предположить, что даже в управляемых условиях следует ожидать около девяти пролонгированных психотических реакций на тысячу испытуемых.