Текст книги "Левиафан"

Автор книги: Томас Гоббс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Желание славы располагает людей к похвальным деяниям, к таким, которые нравятся тем, чье суждение они ценят, ибо мы презираем и похвалу презираемых нами людей. Желание славы после смерти приводит к тому же. И хотя после смерти нет ощущения хвалы, воздаваемой нам на земле, ибо эти радости или поглощаются неизреченными радостями рая, или гаснут в страшных муках ада, тем не менее такая слава не тщетна, ибо люди испытывают удовольствие в настоящем от предвидения этой славы и от ее благодетельных последствий для их потомства. Хотя всего этого они не видят теперь, они все же представляют себе это, а все, что доставляет удовольствие в ощущении, доставляет удовольствие и в представлении.

Ненависть из-за трудности расплаты за большие благодеяния. Сознание, что мы получили от кого-либо, кому мы считаем себя равными, больше благодеяний, чем мы можем надеяться возместить ему, располагает к показной любви, а в действительности – к тайной ненависти и ставит человека в положение несостоятельного должника, который, избегая встречи с кредитором, тайно желает, чтобы последний был там, где бы он никогда не мог его видеть. Дело в том, что благодеяние обязывает, обязательство же есть рабство, а обязательство, которое не может быть оплачено, есть вечное рабство, которое для человека, равного тому, кому он обязан, ненавистно. Если же мы получили благодеяния от человека, которого мы признаем выше себя, то это располагает нас к любви к нему, ибо это обязательство есть не новое уничижение, а охотное принятие, называемое людьми благодарностью, и эта честь, оказываемая тому, кто нас обязывает, вообще принимается за оплату. К любви нас располагает и благодеяние, полученное от равного или от ниже нас стоящего, если только имеется надежда воздать за это благодеяние в полной мере, ибо, согласно намерению получателя, благодеяние есть взаимопомощь и взаимная услуга, что дает повод к состязанию в отношении того, кто кого превзойдет в благоденствовании. Это самое благородное и выгодное состязание, ибо в данном случае победитель доволен своей победой, а другой берет реванш, признав это.

И из-за сознания, что он сам заслуживает ненависти. Если человек нанес другому обиду, которую не может или не желает загладить, то обидчик склонен ненавидеть обиженного, ибо должен ожидать от него или мести, или прощения, но то и другое ненавистно.

Боязнь притеснений располагает человека заранее обеспечить себе помощь общества или искать ее, так как нет другого средства, при помощи которого человек мог бы охранять свою жизнь и свободу.

Из-за сомнения в собственном уме. Люди, не доверяющие своему уму, во время смуты и мятежа более способны одержать победу, чем люди, считающие себя мудрыми или хитрыми. Ибо первые любят советоваться, вторые же (боясь быть обманутыми) любят наносить удар первыми. Между тем во время мятежа, когда люди должны быть всегда готовы к сражению, объединение и использование всех преимуществ силы является лучшей стратегией, чем какая-либо иная, придуманная тонким умом.

Тщетные начинания из-за тщеславия. Тщеславные люди, а именно те, кто, не сознавая в себе больших способностей, преисполнены самодовольства, считают себя храбрецами, склонны к хвастовству, но не к смелым начинаниям, ибо при опасности или затруднениях они добиваются лишь того, что все видят их неспособность.

Тщеславные люди, составившие мнение о своих больших способностях на основании льстивых заверений других людей или на основании случайного успеха какого-либо своего предыдущего действия и не проверяющие этого мнения на основании истинного познания самих себя, склонны к поспешным начинаниям, но при наступлении опасности и затруднений они, если это возможно, отступают. В самом деле, не видя никакого пути к спасению, такие люди скорее будут рисковать своей честью, которую они могут восстановить ссылкой на какие-нибудь извиняющие обстоятельства, чем своей жизнью, восстановить которую невозможно.

Честолюбие из-за убеждения в своих способностях. Люди, твердо убежденные, что мудры в государственных делах, склонны к честолюбию, ибо без официального положения в государственном совете и в суде они лишены той чести, которую может им доставить их мудрость. Вот почему домогаться государственных должностей склонны также красноречивые ораторы, так как красноречивые люди представляются мудрыми как самим себе, так и другим.

Нерешительность из-за слишком большой оценки мелочей. Малодушие располагает к нерешительности, вследствие чего упускаются случаи и подходящие поводы действовать. В самом деле, если, взвесив все обстоятельства, до того как наступил момент действовать, люди все же не уяснили себе, как лучше всего поступить, то это доказывает, что разница между мотивами в пользу одного и другого образа действия невелика. Вот почему не решаться при таких условиях – значит упускать случай из-за взвешивания мелочей, что является малодушием.

Бережливость (являющаяся, правда, добродетелью у бедных людей) делает человека непригодным к совершению таких деяний, которые требуют одновременных усилий многих людей, ибо активность этих усилий может быть питаема и поддерживаема лишь наградой, а бережливость ее ослабляет.

Доверие к другим из-за незнания признаков мудрости ? доброжелательности. Красноречие в соединении с лестью располагает доверять тем, кто обладает этими качествами, ибо первое есть кажущаяся мудрость, а вторая – кажущаяся доброжелательность. Если же к ним присоединяется еще военная слава, то это располагает людей к верности и подчинению тем, кто обладает всеми этими качествами. Мудрость и доброжелательность гарантируют против опасности со стороны обладателей первых качеств, последнее же гарантирует против опасности со стороны других.

Из-за незнания естественных причин. Отсутствие знания, т. е. незнание причин, располагает или, вернее, вынуждает человека полагаться на совет и авторитет других. Ибо если человек, которого интересует какая-либо истина, не полагается на собственное мнение, то он вынужден полагаться на мнение кого-либо другого, которого считает умнее себя и в отношении которого у него нет основания думать, чтобы тот его обманывал.

Из-за отсутствия понимания. Незнание значения слов, т. е. отсутствие понимания, делает людей склонными брать на веру не только истину, которая им неизвестна, но и ошибки и, мало того, нелепости тех, кому они доверяют, ибо ни ошибки, ни нелепости не могут быть обнаружены без совершенного понимания слов.

Поэтому-то люди дают различные наименования одной и той же вещи в зависимости от различия своих страстей. Так, например, те, кто одобряет какое-нибудь частное мнение, называют это мнением, но те, кто относится к этому мнению неодобрительно, называют его ересью. Однако "ересь" означает не более, чем частное мнение, и лишь заключает в себе больший оттенок порицания.

Этим же обусловливается то, что без изучения и большего понимания люди не могут отличить одно действие многих людей от многих действий толпы, как, например, между общим действием всех сенаторов Рима при убийстве Катилины и многими действиями некоторых сенаторов при убийстве Цезаря. Вот почему мы склонны принимать за действие народа множество действий, совершенных толпой людей, руководимых, может быть, одним человеком.

Приверженность обычаям из-за незнания природы права и не-права. Незнание причин и основной природы права, справедливости, закона и правосудия располагает людей сделать правилом своих действий обычай и пример. Неправым делом в этом случае считается то, что согласно обычаю наказывалось, а правым – то, безнаказанности и одобрения чего можно привести пример, или (как это варварски называют юристы, которые одни лишь применяют эту фальшивую мерку справедливости) прецедент. Люди в этих случаях похожи на маленьких детей, для которых единственным мерилом хорошего и дурного поведения является наказание, полученное от родителей и учителей, с той, однако, разницей, что дети всегда верны своему мерилу, взрослые же люди нет. Напротив, становясь сильными и упрямыми, люди апеллируют то от обычая к разуму, то от разума к обычаю в зависимости от того, как служит это их склонности. Они отступают от обычая, когда этого требуют их интересы, и действуют вопреки разуму, когда он против них. Вот чем объясняется, что учения о праве и несправедливости постоянно оспариваются как пером, так и мечом, между тем как учения о линиях и фигурах не подлежат спору, ибо истина об этих последних не задевает интересов людей, не сталкиваясь ни с их честолюбием, ни с их выгодой или вожделениями. Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии.

Приверженность к мнениям частных лиц из-за незнания причин общественного порядка. Незнание отдаленных (remote) причин располагает людей приписывать все события непосредственным и промежуточным причинам, ибо только эти причины они замечают. Отсюда происходит, что во всех тех местах, где люди отягощены сильными государственными поборами, они изливают свой гнев на представителей податного ведомства, т. е. на откупщиков, сборщиков податей и других чиновников ведомства государственных сборов, и идут на поводу у тех, кто критикует правительство, причем, когда они зашли так далеко, что на оправдание нет надежды, они из страха наказания или унизительного для них прощения нападают на верховную власть.

Легковерие из-за незнания естественных причин. Незнание естественных причин располагает людей к легковерию, так что люди часто склонны верить в невозможное, ибо, будучи неспособными обнаружить эту невозможность, они могут лишь считать это правдоподобным. А так как люди любят, чтобы их слушали в обществе, то легковерие делает их склонными к вранью. Таким образом, одно это незнание делает людей склонными без всякого злого умысла с их стороны как верить лжи, так и распространять ее, а иногда даже и сочинять ее.

Любознательность из-за заботы о будущем. Беспокойство за будущее располагает людей к исследованию причин явлений, ибо знание этих причин делает людей более способными устроить свое настоящее к своему вящему благополучию.

Естественная религия, проистекающая из того же самого. Любознательность, или любовь к познанию причин, заставляет людей переходить от наблюдения последствий к отысканию их причин, а затем к отысканию причин этих причин, так что в конце концов они должны прийти к тому заключению, что есть некая причина, которая не обусловлена никакой предшествовавшей причиной, а является вечной. И эту первую причину люди называют Богом. Таким образом, нельзя углубиться в исследование естественных причин, не склонившись к вере в существование предвечного Бога, хотя нельзя иметь о Нем в уме никакого представления, которое было бы адекватно Его природе. Точно так же, как слепорожденный, который слышит от людей, что они греются у огня, и сам испытывает на себе это действие огня, может легко понять и питать твердую уверенность, что есть что-то такое, что люди называют огнем и что является причиной ощущаемой им теплоты, и все же при этом не может себе представить, как этот огонь выглядит, и не может иметь в уме представления, равного представлению тех, кто видит этот огонь,– точно так же и человек при виде изумительного порядка, царящего в явлениях нашего мира, может понять, что имеется какая-то причина этого, но не может иметь в своем уме ни идеи, ни образа этой причины.

Если же люди мало или совсем не занимаются исследованием естественных причин вещей, то обусловленный этим незнанием страх перед тем, что имеет силу причинить им много добра или зла, делает их склонными предполагать и воображать существование разного рода невидимых сил, благоговеть перед образами своего собственного воображения, призывая их на помощь в моменты несчастий и вознося им благодарность в надежде на успех, делая, таким образом, своими богами творения собственной фантазии. Так случилось, что из бесконечного разнообразия образов своей фантазии люди сотворили бесконечное количество богов. И этот страх перед невидимыми вещами есть естественное семя того, что каждый называет религией или суеверием, если другие иначе, чем он сам, почитают эту силу или боятся ее.

А так как это семя религии было замечено многими, то некоторые из тех, кто его заметил, были склонны питать и развивать его и превратить в законы, прибавив к ним еще собственного изобретения различные мнения о причинах будущих событий, думая приобрести таким путем наилучшую возможность управлять другими и извлечь для себя наибольшую выгоду из их сил.

ГЛАВА XII

О РЕЛИГИИ

Религия только в человеке. Ввиду того что все признаки, все плоды религии находятся лишь в человеке, нет никакого основания сомневаться в том, что и семя религии находится лишь в человеке и состоит в некотором специфическом качестве или по крайней мере в таком значительном развитии этого качества, которого нельзя найти в других живых созданиях.

Во-первых, из-за его желания знать причины. Во-первых, человеческой природе свойственно доискиваться причин наблюдаемых событий. Такая любознательность присуща одним людям в большей, другим – в меньшей степени, но всем – в такой мере, чтобы доискиваться причин своего счастья и несчастья.

Из-за рассмотрения начала вещей. Во-вторых, при виде какой-нибудь вещи, имеющей начало, человеку свойственно также думать, что эта вещь имеет причину, определившую начало ее именно в данный момент, а не раньше или позже.

Из-за его наблюдения последовательности вещей. В-третьих, в отличие от животных, которые в силу отсутствия у них способности наблюдать и запоминать порядок, последовательность и взаимную зависимость видимых ими вещей очень мало или совсем не способны предвидеть будущее и счастье которых поэтому состоит лишь в ежедневном удовлетворении их потребности в пище, покое и похоти,– в отличие от животных человек замечает, как одно событие производит другое, и запоминает в них предыдущее и последующее. А если он не может выявить истинных причин вещей (ибо причины благополучия и неблагополучия большей частью бывают скрыты), он строит насчет этих причин предположения, внушаемые его собственной фантазией, или полагается на авторитет других людей, а именно тех, кого считает друзьями и более мудрыми, чем он сам.

Естественная причина религии – беспокойство о будущем. Первые два свойства человеческой природы являются источником беспокойства. Ибо, удостоверившись в том, что все вещи, как те, которые имели место до сих пор, так и те, которые будут иметь место впоследствии, имеют свои причины, человек при своих непрерывных усилиях оградить себя от зла, которого он боится, и приобрести благо, к которому стремится, не может не быть в постоянной заботе о будущем.

Таким образом, все люди, особенно те, кто наиболее прозорлив, находятся в положении, подобном положению Прометея. Подобно тому как Прометей (под которым следует разуметь разумного человека) был прикован к скале Кавказа, с которой открывался широкий вид и где орел, расклевывая его печень, пожирал днем то, что отрастало за ночь, точно так же и человек, слишком далеко заглядывающий вперед, в своей заботе о будущем терзается все время страхом смерти, бедности или другого бедствия, имея отдых или передышку от своего беспокойства разве лишь во время сна.

Кто побуждает их бояться могущества невидимых вещей. Этот постоянный страх, всегда сопровождающий человеческий род, шествующий как бы во тьме из-за незнания причин, должен по необходимости иметь какой-нибудь объект. Вот почему, когда нельзя найти видимый объект, люди считают виновником своего счастья или несчастья какую-то власть или невидимую силу. В этом смысле, может быть, следует понимать слова некоторых древних поэтов, говоривших, что боги были первоначально созданы человеческим страхом 32, и это в отношении богов (т. е. в отношении многобожия язычников) совершенно справедливо. Однако признание единого бога, предвечного, бесконечного и всемогущего, может быть легче выведено из желания людей познать причины естественных тел и их различных свойств и действий, чем из страха людей перед тем, что с ними может случиться в будущем. Ибо тот, кто при наблюдении чего-либо совершающегося перед ним будет исследовать ближайшую и непосредственную причину этого и отсюда перейдет к исследованию причины этой причины и таким образом углубится в исследование всего последовательного ряда причин, должен будет в конце концов прийти к заключению, что существует (как это признавали даже языческие философы) первичный двигатель, т. е. первичная и предвечная причина всех вещей '". А это именно то, что люди разумеют под именем Бог. К мысли о едином Боге, таким образом, люди приходят помимо всякой мысли об их судьбе, забота о которой делает их склонными к страху и отвращает их от исследования причин других вещей и этим способствует измышлению стольких богов, сколько есть людей, измышляющих их.

И думать, что они бестелесны. Что же касается материи, или субстанции, выдуманных невидимых агентов, то путем естественного размышления люди могли прийти лишь к тому представлению, что эта материя, или субстанция, однородна с материей, или субстанцией, человеческой души и что человеческая душа по своей субстанции сходна с тем, что представляется человеку в сновидении, или с тем, что представляется бодрствующему человеку, когда он смотрится в зеркало. Не зная, что эти последние явления суть не что иное, как порождение фантазии, люди полагают их реально существующими вовне субстанциями и поэтому называют их привидениями точно так же, как римляне называли их imagines и umbrae 34, и считают их духами, т. е. тонкими воздушными телами, думая, что те невидимые агенты, которых они боятся, похожи на них с той лишь разницей, что появляются и исчезают по своему произволу. Однако мнение о том, будто такие духи бестелесны или нематериальны, никогда не могло прийти в голову кому бы то ни было естественным путем, ибо хотя люди могут сочетать взаимопротиворечащие слова, как дух и бестелесный, однако они не могут иметь представления о какой-либо вещи, соответствующей этому словосочетанию. Вот почему люди, пришедшие собственным размышлением к признанию бесконечного, всемогущего и предвечного Бога, предпочитают признать его непостижимым и превышающим силу их разумения, а не определять его естество словами "бестелесный дух", чтобы затем признать, что это определение непонятно либо что такой титул дается ему в догматическом смысле, т. е. не с намерением сделать понятным божественное естество, а из благочестивого желания выразить свое благоговение приписыванием ему атрибутов, значение которых наиболее далеко от грубости видимых тел.

Но не знают, каким путем невидимые силы производят свои действия. Что касается предполагаемого пути, каким эти невидимые силы производят свои действия, т. е. какими непосредственными причинами они пользуются, заставляя события совершаться, то люди, не знающие, что представляет собой то, что мы называем причинностью (т. е. почти все люди), могут строить свои догадки на этот счет, руководствуясь не правилами, которых у них нет, а наблюдениями и воспоминаниями последовательности определенных явлений во времени без выявления их зависимости или связи. Вот почему они ждут в будущем такой же последовательности событий, какую они наблюдали в прошлом, и суеверно ожидают счастья или несчастья от вещей, которые не стоят ни в какой причинной связи с этим. Так поступили афиняне, требовавшие для своей войны при Лепанто другого Формиона, и партия Помпея, требовавшая для войны в Африке другого Сципиона 35, и так поступали с тех пор другие в различных иных случаях. Подобным же образом люди приписывают влияние на свою судьбу чьему-либо присутствию, счастливому или несчастливому месту, каким-нибудь произнесенным словам, особенно если при этом было произнесено имя Бога, например колдованию и заклинаниям (литургия ведьм), причем доходят до того, что верят, будто колдовство и заклинания имеют силу превратить камень в хлеб, хлеб – в человека или любую вещь – в любую иную вещь.

Но почитают их, как почитают людей. В-третьих, что касается почестей, которые люди, естественно, воздают невидимым силам, то они могут иметь лишь те формы выражения, которые применялись бы по отношению к людям, а именно: дары, просьбы, благодарности, покорность, почтительные обращения, скромное поведение, обдуманные слова, клятвы (т. е. уверение друг друга в исполнении данных обещаний) – при призыве их на помощь. Сверх этого разум ничего не подсказывает, а предоставляет людям или довольствоваться этими формами, или полагаться в отношении дальнейших церемоний на тех, кого они считают умнее себя.

И приписывают им все экстраординарные события. Наконец, что касается того, как эти невидимые силы объявляют людям то, что должно произойти в будущем, особенно то, что касается их будущей судьбы вообще или успеха или неуспеха в каком-либо частном предприятии, то в этом отношении люди, естественно, находятся в затруднении. Однако, имея привычку гадать о будущем на основании прошлого, люди весьма склонны не только принять случайные вещи после одного или двух случаев за предзнаменование подобных же случаев в будущем, но и верить также предсказаниям других людей, о которых они однажды составили себе хорошее мнение.

Четыре вещи – естественные семена религии. И в этих четырех вещах: в представлении о привидениях, незнании вторичных причин, покорности по отношению к тому, чего люди боятся, и в принятии случайных вещей за предзнаменования – состоит естественное семя религии, которое в силу различных фантазий, суждений и страстей разных людей развилось в церемонии, столь различные, что те, которые практикуются одним человеком, в большинстве случаев кажутся смешными другому.

Культивирование этих семян. Дело в том, что эти семена были культивированы людьми двоякого рода. Одни – это те, кто выращивал и приводил в порядок эти семена согласно своему собственному измышлению. Другие же – те, кто делал это согласно приказанию и наставлению Бога. Но оба рода людей делали это с намерением превратить доверяющих им в наиболее приспособленных к повиновению, к подчинению законам, к миру, к милосердию и гражданскому общежитию. Религия первого вида есть, таким образом, часть человеческой политики, указывающей подданным те обязанности, исполнять которые требуют от них земные цари. Религия же второго вида есть божественная политика и содержит правила для тех, кто объявил себя подданным Царства Божиего. К первому роду относятся все языческие основатели государств и законодатели. Ко второму – Авраам, Моисей и наш божественный Спаситель, внушившие нам законы Царства Божиего.

Абсурдные мнения язычников. А что касается той части религии, которая заключается в представлениях относительно природы невидимых сил, то нет почти ни одной именуемой вещи, которая не считалась бы у язычников в том или другом месте Богом или дьяволом или не представлялась бы их поэтам одушевленной, обитаемой или одержимой тем или другим духом.

Неорганизованная материя мира почиталась Богом под именем Хаоса.

Небо, океан, планеты, огонь, земля, ветры были такими же богами.

Обоготворялись мужчина, женщина, птица, крокодил, теленок, собака, змея, лук-порей. Язычники населяли почти все места духами, называемыми демонами: долины – панами, или сатирами, леса – фавнами и нимфами, море – тритонами и другими нифмами, каждую речку и каждый источник – духом того же имени и нимфами, каждый дом – ларами, или домовыми, каждого человека – его гением, ад – привидениями и духами-служителями, как Харон, Цербер и фурии; а в ночное время они населяли все места ларвами, лемурами, привидениями умерших людей и целым царством русалок и привидений. Мало того, они приписывали божественность и строили храмы простым акциденциям, или качествам, таким, как время, ночь, день, мир, согласие, любовь, борьба, доблесть, честь, здоровье, ржавчина, лихорадка и т. п., причем если они молились о даровании или об отвращении чего-нибудь из этого, то они молились так, точно над их головой висели духи, носящие эти имена и способные ниспослать им желаемое благо или отвратить от них угрожающее бедствие. Они обоготворяли также собственный ум под именем Муз, свое невежество – под именем судьбы, свое сладострастие – под именем Купидона, свое неистовство – под именем фурий, свои члены – под именем Приапа и приписывали свои поллюции инкубам и суккубам, так что все, что поэт может вывести в качестве персонажа в своей поэме, они делали Богом или дьяволом.

Те же творцы языческой религии, заметив вторую основу религии, а именно незнание людьми причин и как следствие этого их склонность приписывать превратность своей судьбы причинам, от которых эта судьба не находится ни в какой видимой зависимости, воспользовались случаем, чтобы навязать невежеству людей вместо вторичных причин своего рода вторичных и служебных богов, и приписали причину плодородия Венере, причину возникновения искусств – Аполлону, причину лукавства и хитрости – Меркурию, причину бурь и гроз – Эолу и т. д., так что у язычников было такое же великое равнообразие богов, как и дел.

К тем формам поклонения, которые люди, естественно, считали нужным использовать по отношению к своим богам, а именно: к жертвоприношениям, молитвам, благодарностям и другим вышеуказанным формам, эти самые языческие законодатели прибавили изображения богов как в живописи, так и в скульптуре, с тем чтобы наиболее невежественная часть народа (т. е. наибольшая часть или большинство его), думая, что боги, которых эти изображения представляют, реально содержатся и как бы помещаются в них, еще больше бы их боялась. И язычники одарили этих богов землями, домами, служителями и доходами, изъятыми из человеческого пользования, т. е. посвященными этим их идолам. Им посвящались, таким образом, пещеры, рощи, горы и целые острова. И наделялись они не только формами людей, зверей или чудовищ, но также их способностями и страстями, а именно ощущением, речью, полом, сладострастием и способностью производить потомство (это не только путем сожительства между собой для продолжения рода богов, но и путем сожительства с мужчинами и женщинами для порождения нечистокровных богов и лишь жителей неба, как Вакх, Геркулес и др.), и сверх того они наделялись способностью к гневу, мстительностью и другими страстями, присущими живым существам, а также деяниями, проистекающими из этих страстей, как обман, воровство, прелюбодеяние, содомия, и любым пороком, который может считаться последствием власти или причиной наслаждения, и всеми теми пороками, которые, по понятиям людей, больше противоречат законам, чем чувству чести.

Наконец, к предсказаниям будущего – естественным, являющимся лишь догадками на основе опыта прошлого, я сверхъестественным, являющимся божественным откровением,– творцы языческой религии прибавили бесчисленное количество суеверных способов определения будущего, основанных частью на мнимом опыте, частью на мнимом откровении. Они внушили людям веру, что можно узнать свою будущую судьбу то из двусмысленных и бессмысленных ответов жрецов Дельф, Делоса и Аммона и других известных оракулов, каковые ответы были преднамеренно двусмысленны, чтобы не быть посрамленными при любом исходе событий, или бессмысленны вследствие одурманивающего действия паров, которые часто бывают в сернистых пещерах; то из книг Сибилл, из коих некоторые пользовались известностью и в эпоху римской республики (вроде, может быть, книг Нострадама, ибо имеющиеся в настоящее время фрагменты являются, по-видимому, подделкой позднейшего времени); то из бессмысленных речей сумасшедших, которые считались одержимыми божественным духом, каковую одержимость они называли энтузиазмом, и такого рода представление событий считалось пророчеством; то по расположению звезд при рождении тех, о судьбе кого гадали, что называлось гороскопом и считалось частью астрологии; то из собственных надежд и опасений, что называлось предчувствием или предвещанием; то из предсказаний ведьм, утверждавших, будто они совещаются с мертвыми, что называлось некромантией, заклинанием и колдовством, а на самом деле было лишь мошенничеством и умышленным плутовством; то по случайному полету или кормлению птиц, что называлось авгурией; то по внутренностям принесенных в жертву животных, что называлось aruspicina; то по сновидениям; то по карканью воронов или щебетанью птиц; то по чертам лица, что называлось метопоскопией; то гаданьем по линии рук, по случайно оброненным словам, что называлось omina; то по появлению чудовищ или необычайных явлений, таких, как затмения, кометы, редкие метеоры, землетрясения, наводнения, странные случаи рождения и т. п., которые они называли portenta и ostenta, так как полагали, что эти явления предвещают или предуказывают наступление каких-то больших бедствий; то путем простой лотереи, подсчета отверстий в решетке, выуживания стихов у Гомера и Вергилия, и бесчисленные другие нелепые представления. Отсюда видно, с какой легкостью можно заставить человека верить всему, что говорят ему люди, которые приобрели его доверие и умеют исподволь и ловко использовать его страх и невежество.

Цели создателей языческой религии. Вот почему первые основатели и законодатели государств среди язычников, ставившие себе единственной целью держать народ в повиновении и мире, везде заботились, во-первых, о том, чтобы внушить народу веру, будто те наставления, которые они дали ему в отношении религии, не являются их собственным изобретением, а продиктованы каким-нибудь богом или духом, иначе говоря, внушить народу, будто они сами выше простых смертных, с тем чтобы их законы могли быть легче приняты. Так, например, Нума Помпилий 39 утверждал, что церемонии, установленные им среди римлян, были внушены ему нимфой Эгерией; первый царь и основатель царства Перу утверждал, будто он и его жена – дети Солнца, а Магомет в целях утверждения своей новой религии заявлял, будто он совещался со святым духом, который являлся ему в образе голубя. Указанные законодатели заботились, во-вторых, о том, чтобы внушить веру, будто те самые вещи, которые запрещены законами, неугодны также и богам. В-третьих, они предписывали церемонии, молебны, жертвоприношения и праздники и заботились о том, чтобы народ верил, будто этими средствами может быть умилостивлен гнев богов и будто неудачи на войне, большие эпидемии, землетрясения и личные несчастья каждого человека происходят от гнева богов, а этот гнев происходит от пренебрежительного отношения к их культу и от забвения или ошибочного понимания какого-нибудь пункта предписанных церемоний. И хотя у древних римлян не запрещалось отвергать то, что поэты писали о страданиях и радостях после этой жизни, и люди, имеющие большой авторитет и вес в государстве, открыто высмеивали эти писания в своих публичных выступлениях, однако вера поэтов разделялась всегда больше, чем противоположные взгляды.