Текст книги "Вампир. История лорда Байрона"

Автор книги: Том Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Это правда? – спросил я проводника,

– Нет, нет, – уверил он. Я обернулся к албанцам.

– С чего вы взяли, что мы едем к Ахерону? Один из них показал на кол и произнес одно лишь слово, которое было мне незнакомо:

– Vardoulacha.

Лорд Байрон прервал рассказ. Он медленно повторил слово по слогам:

– Vardoulacha. Ребекка вздрогнула.

– Что это значит?

Лорд Байрон улыбнулся.

– Как вы догадались, я задал охраннику тот же самый вопрос. Но он настолько обезумел от страха, что толку от него было мало. Он все повторял это слово: «Vardoulacha… Vardoulacha… Vardoulacha». И вдруг, крикнув мне: «Господи, мы должны поворачивать назад!», он посмотрел на своих помощников и погнал лошадь вверх по дороге в обратную сторону.

– Что, черт возьми, с ними происходит? – спросил Хобхауз, наблюдая, как два албанца последовали за своим товарищем. – Мне казалось, что эта чернь намного храбрее.

Где-то вдали прогремел гром, и над неровным силуэтом горы Сули показался первый зигзаг молнии. Флетчер начал ныть.

– Проклятие, – промолвил я. – Почему мы, как все нормальные путешественники, не поехали в Рим?! Я развернул коня.

– Ты, – сказал я, указывая на проводника, – ни шагу отсюда.

Хобхауз уже скакал назад по дороге. Я присоединился к нему. Каких-то десять минут мы ехали под дождем. Черные тучи нависли над нами, отчего вдруг сделалось темно, как ночью.

– Байрон, – прокричал Хобхауз, – где эти трое?

– Какие трое?

– Ну те три головореза, куда они подевались, ты их видишь?

Я напряженно всматривался сквозь плотную стену дождя, но все, что я смог разглядеть, были только уши моей лошади.

– Черт бы их всех побрал, – пробурчал Хобхауз, вытирая свой нос. – Эх, добраться бы мне до этих парней, я бы с ними поговорил… – Он взглянул на меня. – Только бы нам выбраться отсюда…

В это мгновение моя лошадь подалась назад и встала на дыбы, дрожа от страха. Молния осветила дорогу, и я крикнул:

– Погляди туда!

Мы не спеша подъехали к трем лежащим на земле телам. У всех троих были перерезаны глотки, но больше мы ничего не могли разглядеть. Я взял горсть земли с ближайшей скалы и бросил ее на мертвецов. Мы молча наблюдали, как потоки воды смыли эту землю.

Вдалеке, приглушенный шумом ливня, раздался глухой крик. Какой-то миг мы еще слышали его, затем он затих. Мы погнали лошадей вперед, и я чуть было не наехал на четвертый труп, а вскоре мы обнаружили и двух других охранников. Горло у того и у другого также оказалось вспорото. Я спешился и склонился над одним из них, чтобы исследовать рану. Густая багряная кровь осталась на моих пальцах. Я обернулся к Хобхаузу.

– Они, похоже, все еще поблизости, – сказал он, осматриваясь по сторонам, – где-то здесь.

Мы прислушались. Но единственное, что мы смогли услышать, был шум дождя.

– Ну и дела, – промолвил Хобхауз.

– Да, – согласился я.

Мы вернулись к тому месту, где оставили Флетчера и проводника. Проводника, разумеется, не было, Флетчер же яростно молился своему Богу. Мы с Хобхаузом, будучи уже вполне уверены во враждебности Всевышнего по отношению к нам, решили, что ничего не остается, кроме как продолжить путь в надежде найти укрытие раньше, чем кинжал разбойника настигнет нас. Мы направились к Ахерону. Молния сверкала позолотой в потоках ливня, который небесным проклятием обрушивался на нас. Один раз нам показалось, что впереди мелькнула шапка пастуха, но, подъехав поближе, мы увидели, что это всего лишь турецкое надгробие с высеченным на нем греческим словом, что значит «Свобода».

– Спасибо, что нам еще обрезания не сделали, – прокричал я Хобхаузу.

– Да, уж, – кивнул он, – эта дьявольская страна так и кишит дикарями. И зачем я покинул Англию?!

Лорд Байрон остановил рассказ и улыбнулся своим воспоминаниям.

– Хобби всегда был горе-путешественником.

– Но о вас этого не скажешь, – заметила Ребекка.

– Вы правы. Какой толк стремиться в чужие страны и после жаловаться, что они не похожи на Риджент-парк?

– Но в ту ночь…

– О нет, – лорд Байрон покачал головой. – Может, вы и сочтете это странным, но опасности, какого бы рода они ни были, всегда вдохновляли и укрепляли мой дух. Нет на земле ничего страшнее тупой скуки. Но там, в горах, когда каждую минуту мы ожидали нападения разбойников, воистину мы испытали возбуждение, которое нелегко забыть.

– И все же вы забыли его?

– Да, – лорд Байрон нахмурился, – да, в конце концов оно ушло из моей памяти. Чувство страха осталось, но и оно потеряло свою прелесть, отступив перед скукой, и Хобхауз тоже не мог не чувствовать этого.

Чем дальше мы продвигались, тем сильнее мы это ощущали, страх становился почти физическим и подобно дождю орошал наши головы. Его эманация поглощала весь наш боевой дух. Флетчер снова начал бормотать свои молитвы.

Вдруг Хобхауз выпрямился в седле.

– Там, впереди, кто-то есть, – сказал он, указывая на пелену утихающей бури. – Видите?

Я посмотрел туда, но увидел лишь очертания фигур.

– Ты куда? – спросил Хобхауз, когда я пришпорил коня.

– Ну а что нам еще делать? – ответил я ему. Легким галопом я поскакал в дождь.

– Эй, там! – прокричал я. – Слышите меня? Нам нужна помощь! Эй!

Ответа не последовало, только вода шумела о камни. Я огляделся. Кто бы они ни были, те силуэты, но их и след простыл.

– Эй, – вновь позвал я, – пожалуйста, отзовитесь!

Я привстал в седле. Впереди что-то едва слышно прогромыхало и тут же опять затихло. Я заерзал, чувствуя, как страх парализует меня, проникая в каждую клетку моего тела.

Внезапно кто-то схватил мою лошадь за узду. Я посмотрел вниз, в смятении взявшись за ружье, но, прежде чем я смог высвободить его, человек, державший мою лошадь под уздцы, вскинул руки и прокричал греческое приветствие. Я тоже приветствовал его, опустился в седло и рассмеялся с облегчением. Незнакомец внимательно осматривал меня. Это был старик с седыми усами и хорошей осанкой. Он назвался Горгиу. К нам подъехал Хобхауз, и я рассказал старику, кто мы' такие и что с нами приключилось. Это, казалось, нисколько не удивило его, и, когда я закончил, он какое-то время хранил молчание. Ничего не говоря, он просвистел, и из-за скалы вышли двое. Это были сыновья Горгиу – Петро и Никое. Петро сразу же мне понравился: крупный закаленный человек с сильными руками и честным лицом. Никое, без сомнения, был намного младше его и выглядел хилым и болезненным на фоне своего брата. Он был с головой укутан в плащ, и лица его было почти не разглядеть.

Горгиу сказал, что они все трое работают пастухами, и мы поинтересовались, можно ли здесь поблизости укрыться от грозы. Он покачал головой. Тогда мы спросили, далеко ли до Ахерона. На это он ничего не ответил, только лицо его исказилось, и он придвинулся к Петро. Они начали торопливо шептать какие-то слова, из которых мне удалось уловить только то, что я уже слышал от нашею охранника: «Vardoulacha… Vardoulacha». Наконец Горгиу вновь обратился к нам. Из его объяснений стало ясно, что Ахерон – крайне опасное место. Они пришли в эти края по необходимости – из-за болезни Никоса. Но нам он советовал поскорее убираться отсюда. Мы спросили, есть ли поблизости какая-нибудь деревня. Горгиу покачал головой. Тогда мы спросили его, почему Ахерон считается таким опасным. Горгиу пожал плечами. Может, из-за разбойников, спрашивали мы, из-за бандитов? Нет, никаких бандитов здесь нет. Но чего тогда опасаться? Опасно и все тут, сказал Горгиу, снова пожимая плечами.

Тут в разговор вступил Флетчер.

– Мне не важно, опасно здесь или нет, – пропыхтел он, – лишь бы поскорее под крышу.

– Да, твой слуга – философ, – заметил Хобхауз, – и я абсолютно с ним согласен.

Мы сказали Горгиу, что мы бы хотели присоединиться к нему. Видя нашу решимость, он не стал возражать. Старик двинулся вперед по тропинке, но Петро, вместо того чтобы следовать за ним, потянулся к Никосу.

– Вы бы не могли взять его к себе на лошадь? – спросил он.

Я ответил, что с удовольствием, но стоило брату попытаться поднять Никоса, как тот подался назад.

– Ты болен, – сказал ему Петро, словно напоминая, и Никое в конце концов позволил посадить себя на лошадь.

Из глубины его капюшона на меня сверкнули темные, почти девичьи глаза. Он прильнул ко мне, и я спиной почувствовал его хрупкое и мягкое тело.

Тропа стала спускаться вниз. Вскоре рокот, который я слышал раньше, стал довольно громким, и Горгиу, тронув меня за руку, указал:

– Ахерон…

Я припустил лошадь. Древний каменный мост предстал моему взору. Прямо под ним бурлил и кипел поток, волнами падающий с обрыва где-то далеко внизу, а затем тихо пропадающий между двух утесов. Буря поутихла, и слабый свет пятном начал растекаться по небу, но его лучи не достигали черных вод Ахерона. Река была темна, темна как ночь.

– Говорят, что в старину, – заговорил Горгиу, стоя сбоку от меня, – здесь работал лодочник, отвозивший мертвых в ад.

Я пристально взглянул на старика.

– Что, прямо здесь?

Горгиу указал на ущелье.

– Вот отсюда он отплывал. – Он взглянул на меня. – Но теперь, разумеется, святая церковь хранит нас от злых духов.

Он поспешно отвернулся и пошел дальше. Я бросил последний взгляд на воды Ахерона и последовал за ним.

Почва под ногами становилась все более ровной. Скалы уступали место траве, и где-то впереди замаячили огоньки.

– Деревня? – спросил я у Горгиу.

Он кивнул. Но, как оказалось, нашим местом назначения была едва ли даже деревушка – просто несколько захудалых лачуг и крошечная гостиница. За гостиницей была видна развилка дороги.

– Янина, – сказал Петро, указывая на одно из ответвлений.

На дороге не было никакого указателя, но зато там торчал целый лес кольев, наподобие того, что один из наших охранников нашел в горах. Я объехал гостиницу, чтобы рассмотреть их поближе, но Никос, увидев колья, вцепился мне в руки.

– Нет, – прошептал он с отчаянием, – нет, не ходите туда.

Его мелодичный и мягкий, похожий на женский, голос очаровывал меня. Но прежде чем развернуть лошадь, я, к своему облегчению, успел заметить, что никаких зловещих украшений на кольях не было.

Комнаты в гостинице выглядели крайне убого, но после наших скитаний по горам и зрелища мрачного Ахерона я почувствовал себя словно в раю. Хобхауз, как обычно, ворчал, недовольный жесткой кроватью и рваным бельем, но не стал спорить со мной, когда я сказал, что это все же лучше, чем лежать в могиле, поэтому ужин застал нас в хорошем расположении духа. Поев, мы отправились на поиски Горгиу. Мы обнаружили его сидящим у очага и точившим свой нож. Длинное страшное лезвие сразу же напомнило мне о наших мертвых охранниках, лежащих в грязи. Но все же и Горгиу и Петро внушали мне симпатию своими строгостью и прямотой настоящих горцев. Тем не менее оба они явно нервничали. Они расположились у огня с кинжалами у пояса, и хотя между нами несомненно установились вполне доброжелательные отношения, взгляды их были все время прикованы к окнам. Я даже спросил их, куда это они смотрят. Горгиу промолчал, а Петро расхохотался и пробормотал что-то о турках. Но я не поверил ему – Петро был не из тех, кто мог бы испугаться каких-либо врагов. Но, с другой стороны, если не турков, то кого же еще можно было здесь бояться?

За окном раздался вой собаки. Хозяин гостиницы поспешил к двери, отодвинул задвижку и высунулся наружу. Послышался приближающийся топот копыт, шлепающих по грязи. Я оставил Горгиу и тоже подошел к дверям. Я увидел хозяина, который быстро бежал по дорожке. Струйки тумана в бледно-зеленых сумерках сочились из земли, мешая что-либо разглядеть, кроме очертаний черных вершин, так что с таким же успехом я мог бы всматриваться в мертвую реку ада; и я с легкостью мог вообразить, что сейчас мне явится старый лодочник Харон, направляя полную мертвецов посудину в опускающуюся ночь.

– Вам следует быть более осторожным здесь, – услышал я девичий голос позади себя.

Я обернулся, но обнаружил всего лишь Никоса.

Лорд Байрон замолчал. Его отсутствующий взгляд блуждал в темноте за спиной Ребекки. Он склонил голову, а затем снова поднял ее и пристально посмотрел Ребекке в глаза.

– В чем дело? – спросила она, смущенная необычным выражением его лица.

Лорд Байрон покачал головой.

– Скажите же.

Странная кривая ухмылка мелькнула на его лице.

– Я просто подумал, как это присуще всем поэтам, что красота более всего подвержена тлению. Ребекка посмотрела на него.

– Глядя на вас, этого не скажешь.

– Вы правы, – улыбка его померкла, – но Никос был намного красивее меня. Вы только что напомнили мне его. Он стоял передо мной там, в трактире, точно так же, как и вы здесь сейчас сидите. Капюшон скрывал его волосы, но все же я мог различить красоту его лица. Его глаза – черные, как сама смерть, его ресницы – тоже иссиня-черные. Он опустил голову, и на его лицо легла тень, а я не мог оторвать от него взгляда, пока Никос не покраснел и не отвернулся. Но он не ушел, а наоборот, последовал за мной в туман. Я чувствовал, что он хочет взять меня за руку.

Навстречу выехали два путешественника. Женщина и священник, оба в черном. Женщина прошла мимо нас и скрылась в гостинице; я мельком увидел ее бледное заплаканное лицо. Священник остался снаружи, и когда хозяин подошел к нему – тот отдал какие-то распоряжения и двинулся к развилке. Хозяин трактира отвязал козу, находившуюся рядом с домом, и повел ее к вбитым в землю кольям, поспешая за гостем.

– Что они делают? – спросил я.

– Они хотят отвлечь Vardoulacha запахом свежей крови, – ответил Никос.

– Vardoulacha – с тех пор как я здесь, я постоянно слышу это слово, Vardoulacha. Что это значит?

– То мертвый дух, что смерти не подвержен… – Никое поглядел на меня, и наши глаза встретились в первый раз с того момента, как я заставил его покраснеть. – Vardoulacha пьет кровь. Он страшен. Вам лучше держаться от него подальше, поскольку более всего он любит человеческую кровь.

К нам подошел Хобхауз.

– Посмотри-ка на это, Хобби, – сказал я ему. – Будет о чем написать в твоем дневнике.

Мы втроем пошли по дорожке. Я увидел священника, стоявшего у канавы, над которой хозяин гостиницы держал козу. Бедное животное буквально верещало от страха, но внезапным взмахом руки хозяин оборвал блеяние козы, и кровь хлынула в канаву.

– Невероятно, – промолвил Хобхауз, – крайне удивительно.

Он повернулся ко мне.

– Байрон, помнишь «Одиссею» – когда Одиссей хотел призвать мертвых, он делал то же самое. Духи из загробного мира питаются исключительно кровью.

– Да.

Я прекрасно помнил этот эпизод. Мне всегда становилось не по себе, когда я представлял, как герой ожидает появления призрака из ада. Я посмотрел сквозь туман на дорогу, ведущую к Ахерону.

– И если он действительно вызывал умерших, то, по-видимому, происходило это именно здесь – у реки смерти.

Я нарисовал в своем воображении духов, мертвецов в белых одеждах, бормочущих и стенающих, толпой бредущих по дороге.

– Но, – обратился я к Никосу, – если Vardoulacha и в самом деле столь опасен, зачем же они вызывают его?

– Когда-то он был мужем той женщины. Священник приехал, чтобы уничтожить его.

– Той женщины в гостинице? – спросил Хобхауз. – Которая только что приехала? Никое кивнул.

– Она живет в деревне по соседству с нашей. Ее мужа похоронили несколько месяцев назад, но он до сих пор бродит по деревне, и люди боятся его.

Хобхауз захохотал, но Никос оставался серьезен.

– Это чистая правда, – сказал он.

– Но каким образом?

– Это он, без сомнения. У него еще при жизни нога усохла, и теперь, когда его видят, он хромает точно так же, как при жизни.

– Да, – шутливо кивнул Хобхауз, – это неопровержимое доказательство. Пускай же его убьют поскорее.

Никос кивнул.

– Они это сделают.

– Но почему они занимаются этим здесь, – спросил я, – в этой канаве?

Никос взглянул на меня удивленно.

– Потому что здесь Ахерон, – промолвил он. Он указал на дорогу, по которой мы приехали вечером.

– По этой дороге мертвые приходят из ада.

Мы смотрели в канаву. Почти вся кровь уже вытекла из козы и образовала зловещую черную лужу на дне. Неподалеку я заметил свежий заготовленный кол, лежащий на земле. Священник повернулся к нам и жестом велел идти назад в гостиницу. Упрашивать нас не пришлось. Горгиу и Петро, казалось, обрадовались нашему возвращению. Когда мы сели рядом у огня, Петро подошел к Никосу и обнял его. Он что-то говорил ему шепотом, возможно, ругал. Никос слушал безразлично, а затем высвободился из объятий брата. Он обратился ко мне:

– Не смейтесь над тем, что я вам рассказал, мой господин, – мягко сказал он. – Заприте ставни на ночь.

Я обещал ему сделать это. Никос помешкал и наконец, пошарив у себя в плаще, извлек небольшое распятие.

– Прошу вас, – промолвил он, – ради меня, не расставайтесь с этим.

Я взял крест. На вид тот был из золота, драгоценные камни изящно обрамляли его.

– Откуда он у тебя? – удивленно спросил я. – Странно видеть столь ценную вещь у сына пастуха.. Никос сжал мою руку.

– Не расставайтесь с ним, мой господин, – прошептал он. – Одному Богу известно, кто здесь шатается по ночам.

Он удалился внезапно, словно девушка, смущенная откровенностью со своим возлюбленным.

Перед тем как лечь спать, я сделал все, как просил меня Никос, и наглухо запер ставни на окнах. Хобхауз начал было шутить надо мной, но отпирать окна не стал. Мы оба заснули мгновенно, даже Хобхауз, который обычно долго ворочался и жаловался на клопов. Я повесил распятие на стене над головой, пожелав нам крепкого сна, но воздух был пыльный и спертый, и спалось мне плохо. Несколько раз я просыпался и заметил, что Хобхауз тоже взмок от пота и белье его смято. Раз мне почудилось, что кто-то скребется в стену снаружи. Помню, мне привиделось лицо, бледное, с диким взглядом имбецила, уставившегося на меня. Я проснулся, заснул опять, и на этот раз мне приснилось, что эта тварь скребет по ставням своими ногтями, которые производят леденящие кровь звуки, но когда я снова проснулся, ничего этою не было, и я даже усмехнулся про себя тому, какое сильное впечатление произвел на меня рассказ Никоса. В третий раз мне приснилось, что ногти этого создания, как ножи, проходят сквозь ставни, изо рта его пахнет мертвечиной и чума просачивается в спальню вместе с его зловонным дыханием. Страх пронзил меня, и я решил было, что если сейчас же не открою глаза, то уже никогда не проснусь. Я вскочил весь покрытый потом. В окне опять никого не было, но я все же подошел к нему и, к своему ужасу, обнаружил, что в нескольких местах ставни повреждены. Тогда я прижался лбом к холодным металлическим створкам и вперил взор в ночь. Густой туман, и дальше дороги ничего не было видно. Все вокруг казалось спокойным. Но вот внезапно что-то промелькнуло – мужчина, если это существо можно было так назвать, пробежал, кренясь и странным образом покачиваясь, будто одна нога его была повреждена, Я моргнул и потерял его из виду. Сколько я ни тщился разглядеть что-нибудь в тумане, я не увидел ни признака движения. «Все спокойно, словно здесь воцарилась сама смерть», – усмехнулся я про себя.

Я достал из-под подушки пистолеты, с которыми никогда не расставался, и накинул походный плащ. Затем уверенными шагами направился к выходу из гостиницы. Найдя входную дверь, запертую изнутри, я вздохнул с облегчением, отпер ее и выбрался наружу. Где-то вдалеке был слышен вой собаки; кроме этого, ничто не нарушало царившую вокруг тишину. Я прошел немного вперед, по направлению к торчащим из земли кольями. Развилка дороги была покрыта туманом, но в остальном все было тихо, и я, естественно, двинулся обратно в дом. Войдя в гостиницу, я запер за собой дверь и, стараясь никого не разбудить, осторожно вернулся в свою спальню.

Дойдя до комнаты, я обнаружил дверь распахнутой. Тем не менее я ясно помнил, что прикрыл ее за собой, когда выходил из спальни. Со всей осторожностью, на которую я только был способен, я прокрался в комнату. Хобхауз, взмокший от пота, все так же лежал в своей грязной постели, а над ним, почти касаясь его обнаженной груди, склонился человек в безобразной черной епанче. Я поднял пистолет и взвел курок. Звук заставил пришельца вздрогнуть, но, прежде чем он смог обернуться, дуло оружия уже уперлось ему в спину. – Выходи! – шепотом скомандовал я. Незнакомец медленно выпрямился. Подталкивая пистолетом, я вывел его в коридор.

Там я развернул его и сорвал капюшон с его лица. То, что предстало передо мной, сперва лишило меня дара речи, а затем мне сделалось смешно. Мне сразу вспомнились слова, слышанные мной этим вечером, и я не мог удержаться, чтобы не повторить их.

– Одному Богу известно, кто здесь шатается по ночам.

На лице Никоса не было ни признака улыбки. Взмахом пистолета я приказал ему сесть. Он безвольно опустился на пол.

Я наклонился над ним.

– Если ты хотел обокрасть Хобхауза, а именно этим, я уверен, ты здесь занимался, почему ты ждал так долго и не сделал этого раньше?

Никос выглядел озадаченным.

– Ведь твой отец, – продолжал я, – и брат и есть те самые клефти, зарезавшие вчера наших охранников?

Никос не отвечал. Я погрозил ему пистолетом.

– Это ты убил моих людей? – повторил я свой вопрос.

Никос медленно кивнул.

– Зачем?

– Они были турками, – последовал ответ.

– А нас почему же не тронули?

В глазах Никоса мелькнула злость.

– Мы солдаты, – сказал он, – а не бандиты.

– Ах да, я совсем забыл, вы ведь всего лишь честные пастухи.

– Да, мы пастухи, – сказал Никос с внезапным приступом ярости. – О мой господин, да мы сами как скоты, рабы турецких уагс1ои1аспа!

Последнее слово было сказано им без тени иронии.

– У меня был брат, о господин, третий сын моего отца, турки убили его. Неужели рабы не имеют права на месть? Неужто рабам не дано право мечтать о свободе и сражаться за нее? Господь знает, настанет день, когда греки не будут рабами.

Лицо Никоса было бледным, он весь дрожал, но в его черных глазах горел вызов. Я протянул руку, чтобы успокоить его, я хотел обнять его, но он вскочил на ноги и прижался к стене. Вдруг он засмеялся.

– Ах да, конечно. Я же раб, и мне следует повиноваться. Возьми же меня, мой господин, а взамен дай золото.

Его пальцы коснулись моей щеки. Он целовал меня, поначалу губы его обжигали ненавистью, но вдруг я почувствовал что-то иное: это был долгий-долгий поцелуй молодости и страсти, объединивший в себе сердце, душу, разум и чувство, – это было дано мне испытать лишь раз в жизни.

И все же его отчаянная насмешка продолжала звучать в моих ушах. Я потерял чувство времени, и тем не менее я должен был прекратить этот поцелуй. Я взял Никоса за руку и снова втащил его в комнату. Хобхауз зашевелился, увидев меня с юношей, промычал что-то и повернулся к нам спиной. Я пошарил около его кровати и вытащил мешочек с деньгами.

– Возьми это, – сказал я, бросая кошель Никосу. – Ты развлек меня своими сказками об упырях и вампирах. Это тебе в награду за твою фантазию.

Юноша молча смотрел на меня. В этот момент он выглядел особенно беззащитным.

– Куда ты отправишься? – спросил я его уже более мягко.

Он ответил не сразу:

– Далеко.

– Куда?

– Может, на север. Там греки свободны.

– А отцу сказал?

– Да. Он, разумеется, опечален. У него было трое детей – один мертв, я уезжаю, и завтра утром с ним останется один Петро. Он знает, что это единственный выход для меня.

Я смотрел на мальчика, такого хрупкого и нежного, словно красивая девушка. В конце концов, это был всего лишь мальчик, случайный попутчик, и все же мне было жалко с ним расставаться.

– Но почему же ты думаешь, что у тебя нет выбора? – спросил я.

Никос покачал головой.

– Я не могу сказать.

– Поезжай с нами.

– С двумя чужеземными господами? – рассмеялся внезапно Никос. – О да, это, конечно, самый лучший способ не привлекать к себе внимания. – Он бросил взгляд на мешочек, который я дал ему. – Большое спасибо, мой господин, но я предпочту ваше золото,

Он уже собирался покинуть комнату, как я удержал его за плечо. Я подошел к стене и снял с нее распятие.

– Забери и это, – сказал я, – это дорогая вещь. Мне она не пригодится.

– Но она нужна вам, – выпалил Никос в страхе.

Он снова поцеловал меня. С улицы, со стороны дороги, донесся приглушенный звук выстрела. Потом выстрелили еще раз.

– Возьмите, – взмолился Никос, вкладывая крест в мою ладонь. – Неужели вы на самом деле считаете, что я все это придумал?

Он пожал плечами, повернулся и поспешил к выходу. Я смотрел, как он удалялся по коридору, а когда проснулся утром, в гостинице его уже не было.

Лорд Байрон замолчал, он сидел, скрестив руки и устремив взгляд в черноту.

– А Никос? – спросила Ребекка, слыша свой голос как бы издалека. – Вы больше не видели его?

– Никоса? – Лорд Байрон поднял глаза и затем медленно покачал головой. – Нет, Никоса я больше никогда не встречал.

– А как же выстрелы, те два выстрела, что вы слышали ночью?

Лорд Байрон усмехнулся.

– Ну, я пытался убедить себя, что это был всего лишь хозяин гостиницы, стрелявший в ночного вора.

В горах было много других бандитов, менее разборчивых, чем Горгиу. Эти выстрелы напомнили мне, что здесь все время нужно быть начеку.

– И что же?

– Но ничего страшного не произошло, мы без труда добрались до Янины, если это вас интересует.

– А вампиры?

Лорд Байрон закрыл глаза. Едва заметная усмешка играла на его губах.

– Вампиры, – тихо повторил он. – Уезжая утром, мы увидели труп мужчины, валявшийся в канаве. В спине его были видны две раны от пуль. А кол священника торчал из его груди. Сам священник стоял и смотрел, как роют могилу рядом с другими кольями. Рядом была и женщина, которая вчера приехала с ним, она рыдала, прижавшись к священнику.

– Они все-таки поймали своего вампира, – весело сказал Хобхауз и покачал головой с видом знающего человека. – Во что только люди ни верят. Невероятно. Совершенно невероятно.

Я ничего не ответил. Мы двинулись в путь, и вскоре колья, вбитые в землю, исчезли из виду. Только тогда мне пришла в голову мысль о странном совпадении: у трупа была усохшая нога.