Текст книги "Приключения кузнечика Мена (с илл.)"

Автор книги: То Хоай

ГЛАВА VII
Развлечения обленившегося дядюшки Сиен Таука. – Причины, побудившие меня снова собраться в путь

ПРОХОДИЛ месяц за месяцем, а от Чуи по-прежнему не было никаких вестей. Сколько разных общин и селений я ни обошел, сколько путников, встречавшихся мне по дороге я ни расспрашивал, никто ничего не мог мне сказать об этих Тяу Тяу Вои, которые словно сквозь землю провалились.

Понурившись, я одиноко бродил по дорогам, и печаль переполняла мое сердце. Мысленно я возвращался к тем счастливым дням, когда мы вместе с братцем Чуи делили пищу и кров, заботы и печали, радость и горе и постоянно поддерживали друг в друге бодрость духа, чувствуя себя счастливыми уже потому, что были вместе. О боже! Теперь несчастный Мен один слоняется по бесконечным дорогам, и тень его служит ему единственным спутником. О, кто в состоянии измерить его горе! Я вспоминал о наших бедствиях на плоту посреди озера, когда Чуи решил пожертвовать своими лапками, чтобы спасти меня от голодной смерти, и на мои глаза снова и снова навертывались слезы. Так незаметно пролетела зима. Наступили ясные весенние дни. На ветках распевали во все горло птицы. Сверкающие лучи солнца оплетали кроны деревьев золотистыми шелковыми нитями. Трава была свежей и сладкой на вкус. Однажды, утомившись после долгого пути, я остановился, чтобы дать отдохнуть, ногам, у маленького ручейка. Вдруг я услыхал звуки мелодичной песни, доносившиеся из ближнего кустарника. Эти звуки то отдалялись, то снова приближались. Взобравшись на ананас, я посмотрел на противоположную сторону ручья и увидел стайку бабочек, плясавших на лужайке, поросшей мягкой и свежей травой. Держа друг дружку за крылья, они водили прелестные радужные хороводы и пели. Прислушавшись, я разобрал слова:

 
Все в цвету, будто дивной написано кистью,
Ветерок шаловливый порхает резвясь,
Клонит ива к земле свои тонкие листья,
Распускаются персики, нежно смеясь;
Золоченые бабочки плавко парят,
Желтокрылые иволги с веток свистят,
Под стропилом красавицы ласточки песни поют.
Все весенней истомой наполнено тут.
 

Несколько молодых франтов из рода цикад Ве Шау стояли около танцующих бабочек и, растопырив крылья, стройно и протяжно трещали, аккомпанируя их пению. Я не сомневался в том, что эта компания собралась на веселый пикник с танцами и песнями, чтобы отпраздновать начало весны. Ведь в начале весны все в наших краях устраивают пышные празднества. На душе у меня стало немного веселее, и я залез чуть повыше, чтобы лучше слышать.

Поблизости от веселившихся бабочек и их кавалеров я увидел еще одну стайку бабочек, которые тоже плясали и пели. Они водили хоровод вокруг почтенного жука из рода Сиен Тауков. На каждой ноге этого Сиен Таука сидело по одному юноше из семейства Белых бабочек, а на склоненной вниз голове, ухватившись за длинные усы жука, раскачивались две молоденькие девицы Белые бабочки. И все они громко распевали веселые куплеты. Высунувшись из-за ананаса, я с удивлением рассматривал этого Сиен Таука, выражение лица которого поражало своим легкомыслием и беззаботностью. Ведь род Сиен Тауков издавна славился серьезностью и скромностью поведения!

Я присмотрелся повнимательнее. Кто бы вы думали это был? Мой старый знакомый – дядюшка Сиен Таук! Ну, конечно, он! На лице его еще осталось что-то от прежней суровости и величавости, и все так же грозно торчали мощные черные зубы, которые когда-то отсекли мои длинные усы.

После утраты усов я, как и, наверное, все вы, дорогие читатели, почитал дядюшку Сиен Таука достойным и мудрым жуком с широкой и благородной душой. И перед моими глазами частенько возникала величественная фигура этого исполненного сил и отваги воина и полководца. Конечно, я был поражен, потому что никак не ожидал увидеть сдержанного и грозного Сиен Таука развлекающимся и распевающим веселые песенки среди таких бездельников, как Белые бабочки и молодые цикады Ве Шау. Я размышлял о том, следует ли мне показываться на глаза Сиен Тауку или же уйти обратно, как вдруг бабочки перестали петь и, в страхе трепеща крылышками, полетели прятаться в кусты. Сиен Таук спросил:

– Кто это так напугал вас, малютки?

Он поднял глаза и стал озираться вокруг. Увидев меня, он несколько мгновений рассматривал мою особу, а потом воскликнул:

– А! Братец Мен! Братец Мен, куда это ты направляешься? Спустись-ка сюда!

Да, у Сиен Таука была отменная память! Я перелетел к нему. В это время бабочки, которым не терпелось продолжать танцы, выбрались из кустов и подошли ближе. Но едва они разглядели меня, как, пораженные моим необычным видом, снова бросились наутек.

Взглянув на мою голову, Сиен Таук спросил:

– Ну что, Мен, усы больше не выросли, а?

Я, засмеявшись, кивнул головой. А потом сам начал расспрашивать Сиен Таука, потому что мне очень уж хотелось узнать, как он живет здесь и чем, собственно, объясняются все эти странности в его облике и манерах. Он вздохнул, задумчиво щелкнул зубами и, помолчав немного, начал так:

– Должно быть, ты заметил, как я изменился? Действительно, я переменился очень во многом! Я и сам это знаю. Увы, жизнь доставила мне много огорчений и страданий. После той нашей встречи я остался очень доволен собой, потому что сделал доброе дело. Я полетел в соседнюю общину, надеясь найти там сытную пищу и хорошенько отдохнуть. Разве мог я предвидеть, что мальчишки устроят в этих местах грандиозную облаву! Несколько маленьких негодников, приехавших туда из города на прогулку, вооружились сачками и стали преследовать нас повсюду. К несчастью, я тоже был пойман и увезен ими в город. Мы были в пути долго – несколько дней. Они сунули меня в большую коробку вместе с пятью моими друзьями, такими же неудачниками, как и я. Друзья мои умирали один за другим от страха и от ран. Привыкнув питаться древесной корой, я не мог проглотить ни кусочка тех измятых побегов травы, которые они засовывали в нашу тюрьму. Я голодал ровно два месяца и четыре дня и уже потерял всякую надежду, как вдруг благодаря счастливому случаю мне удалось вырваться из темницы и я тут же расправил крылья и изо всех сил полетел прочь от этого страшного места. Счастье еще, что у меня сохранились неповрежденными оба крыла. У всех моих друзей бессердечные мальчишки оборвали крылья перед тем, как посадить их в коробку. И те из них, кто не умер в пути, конечно, тоже попытались спастись, но, выбравшись из коробки, они не могли подняться в воздух и гибли. Я спешил убраться подальше от этого места и летел, не отдыхая, почти целые сутки. Но только через несколько месяцев мне удалось, наконец, выбраться за пределы неприветливого и злого города. Потом я потерял еще несколько месяцев, болея после перенесенных лишений и несчастий. С тех пор в моем сердце возникло какое-то безразличие к жизни. В поисках удобного и спокойного места я пришел в эту пустынную округу. Я отучился есть древесную кору и привык питаться травой. У меня сложились хорошие отношения со всеми здешними жителями, особенно же я подружился с этими шалунишками. Круглый год природа здесь щедра, и круглый год мы не знаем печали. А как твои дела? Часто ли невзгоды и лишения омрачали твой жизненный путь?

Я рассказал ему все от начала и до конца. Он слушал меня с сочувственным видом и вздыхал в самых трогательных местах моего рассказа. Моя история его опечалила. Когда же я начал рассказывать ему о том, как я покинул своих подданных и отправился на поиски исчезнувших Тяу Тяу Вои, Сиен Таук перебил меня и сказал:

– А, Тяу Тяу Вои! Я вспомнил! Не очень давно, несколько месяцев назад, когда я по своему обыкновению прогуливался по окрестностям, эти Тяу Тяу Вои повстречались на моем пути. Да-да, я припоминаю, что и Чуи тоже был с ними. Но разве Чуи у них пленник? Он шел так же свободно, как и сами Тяу Тяу Вои. Я уже не помню, в какой именно день Тяу Тяу Вои и Чуи проходили здесь… Они хотели, чтобы я присоединился к ним и принял участие в их деле. Ох, уж мне эти дела! Представь себе, их дело заключается в том, что они решили обойти все страны, все общины и все племена на земле, чтобы осуществить свою мечту о всеобщем мире на земле. Они хотят добиться того, чтобы ни насекомые, ни животные никогда больше не воевали между собой. Мечтать легко, но каково все это выполнить! Я в ответ только качал головой и отмахивался лапами. Я очень деликатно сказал этим господам, что «они строят храмы на песке» и что я «прошу уволить меня от этого дела». Я теперь умудрен опытом, и жизнь достаточно уже изогнула мои усы, так что этим мечтателям не удалось уговорить меня. Но они обещали возвратиться сюда после того, как обойдут все места, лежащие вдоль этой реки. Если так, то тебе незачем странствовать дальше. Останься здесь, подожди их возвращения, и ты увидишься с Чуи. Они очень хорошие, и ты можешь быть спокоен – с Чуи ничего не случится. Но если Тяу Тяу Вои взялись за такое дало – значит, они совсем обезумели.

О боже мой! Умиротворить все живые существа, когда каждое племя одно злее другого! Уж я-то хорошо это знаю.

Итак, неожиданно выяснилось, что именно Тяу Тяу Вои взялись за дело, которое уже давно было моей заветной мечтой. Само собой разумеется, что я сразу же стал горячим их сторонником и горько сожалел о нашей недавней войне. Вероятно, дядюшка Сиен Таук теперь счел бы и меня тоже немного помешанным. Зато я был уверен в том, что Чуи цел и невредим, и счёл необходимым остаться здесь, чтобы уж наверняка встретиться с ним. Я отряхнул со своих ног пыль далеких странствий в травяном шалаше Сиен Таука, где он жил незаметно и тихо, как мудрец, отказавшийся от почестей и покинувший мирскую жизнь ради философского уединения.

Мы устраивали гулянья с танцами и песнями. Вообще в образе жизни здешних обитателей я не нашел ничего такого, что можно было бы назвать делом. Короче говоря, те дни, что я провел там, ничем не отличались от дней моего детства, когда матушка только что вывела меня в самостоятельную жизнь и я, не ведая никаких забот, целые ночи напролет плясал и веселился с другими маленькими кузнечиками. Вся жизнь здесь заключалась в праздности и непрерывных пиршествах.

Но беспрерывные забавы и развлечения в конце концов надоедают. И через некоторое время я перестал симпатизировать этой компании. Хоть я лично и люблю летать и танцевать, но мне трудно было примириться с их образом жизни. Вскоре я понял, что дни, проведенные с ними, пропали без всякой пользы. Все они были ужасными лоботрясами, лентяями и бездельниками. Даже Сиен Таук и тот, находясь среди этих лодырей, нравственно опустился. Если бы не надежда встретиться с Чуи, я, конечно, давно уже покинул бы его.

Прошло еще немного времени, и кончилась весна. Потом миновало и лето. Начали увядать цветы лотоса, и листья на деревьях, прежде зеленые, окрасились в золото и пурпур. Наступала осень.

Однажды вечером бабочки пригласили меня пойти с ними в лес и выступить на состязании певцов. Я не согласился. Я отправился гулять один и шел, не останавливаясь, до самого берега ручья. Там я присел и, подняв голову, стал смотреть на небо. Душа моя была полна печали. Я вспоминал Чуи и обдумывал всю свою жизнь. Вдруг с запада донеслось громкое жужжание. И вскоре рой лесных пчел подлетел к ручью. Одни уселись на побегах бамбука, другие стали рассматривать росшие поблизости цветы. Эти маленькие пчелы целый день летали в поисках сладкого нектара и теперь возвращались домой с добычей. Весело жужжа, они переговаривались между собой, шутили и хвастались своими успехами. Отдохнув немного, они полетели дальше. А я как зачарованный следил за ними до тех пор, пока они не скрылись из виду. Пчелы, как я понял из их разговора, прилетели сюда издалека. Они любили пошутить и посмеяться, но зато они умели и работать. А ведь в жизни только тот достоин уважения, кто трудится и, странствуя по свету, узнает мир. Сердце мое сжалось от тоски, и я ощутил жгучее желание последовать за этими пчелами. Оброненные ими слова: «деятельность», «предприимчивость», «полет» – врезались в мою память. Я глядел им вслед, и ноги мои сами собой задвигались. Ах, куда приведет меня путь, по которому я иду? О, как все здесь уныло и какая печаль в моей душе!

Скорбно вздыхая, я вошел в лес. Миновав заросли бамбука, я увидел Сиен Таука, который, пошатываясь, стоял на прогалине. На лице его было сосредоточенное и одухотворенное выражение, словно он намеревался обратиться с прочувствованной речью к засыпающим деревьям. Право же, это было и смешно и грустно. Потом он поднял глаза, огляделся вокруг и, покачнувшись, запел во все горло:

 
…Приятней всего посреди хризантем ароматных
Сидеть, отрешившись от дел и заботы презрев,
Приятно перстами из дана[8]8
  Дан – вьетнамский музыкальный струнный инструмент.


[Закрыть] струны благодатной
Исторгнуть чарующий душу напев…
 

Ах, боже мой! О небо, о земля! Кто бы мог ожидать этого! Пение Сиен Таука вызывало у меня отвращение. Он затянул эту веселую песню прерывающимся голосом, как будто собрался произносить надгробную речь. Какие разные картины прошли сегодня перед моим взором: с одной стороны, рой пчел, трудолюбивых и бодрых, а с другой – дядюшка Сиен Таук, такой солидный и почтенный, впавший в безделье и бессмысленно прожигающий жизнь. Я вспомнил свои любимые мечты, и на душе у меня стало еще печальнее.

Поэтому я тут же принял решение оставить моих новых друзей, ибо жизнь здесь стала для меня невыносимой.

Так я снова сделался странником.

После десяти дней пути я подошел к краю плотины. Это была очень большая и высокая плотина. Я потратил полдня на то, чтобы подняться до ее гребня. Внизу лежала река, красноватая вода которой струилась медленно и спокойно. Вдруг прямо над головой я услышал крик «куить-куить» и, подняв глаза, увидел очень большую птицу. Это был почтенный и пожилой Ча[9]9
  Ча (или Бои Ка) – мартын-рыболов с черным клювом.


[Закрыть]. Боже мой, до чего же у него был важный и представительный вид!

Ча не ест ничего, кроме рыбы. Каждый раз, когда Ча хочет поймать рыбу, он поднимается высоко в небо и оттуда, сложив крылья, стрелой мчится вниз и вонзается в воду, после чего выплывает на поверхность с добычей в клюве. Вот почему этих птиц называют также Бои Ка, что означает «питающийся рыбой». Ча, которого я увидел, был уже в весьма преклонном возрасте. Все их семейство слывет отчаянными франтами и щеголями, и этот почтенный Ча, конечно, тоже одет был очень пестро: живот – белый, все тело – синее, а крылья отливали изумительным фиолетовым цветом, и вышагивал он на двух довольно изящных красных лапах. Этот старый Ча был бы несравненным красавцем, если бы имел более элегантный клюв. Но, увы, его клюв был слишком большим и длинным. Этот клюв чуть ли не длиннее самого почтенного Ча. Казалось, что кто-то сыграл над ним злую шутку и воткнул большой кол прямо посередине его лица. Старик с трудом тащил свой колоссальный клюв, как какой-нибудь парень из рода Улиток еле-еле носит на спине свой тяжелый каменный дворец.

Я потешался втихомолку, разглядывая здоровенный клюв старого Ча. Но сердце тайно подсказывало мне, что я еще натерплюсь горя именно из-за этого громадного клюва, над которым я насмехаюсь.

Так и случилось. Старый Ча вдруг подлетел к плотине и уселся на шесте прямо перед моим носом. Некоторое время он глубокомысленно покачивал головой, словно обдумывая что-то, как вдруг заметил меня. Рассмотрев меня своими выпученными красными глазами, он подошел ближе и раскрыл клюв. Я заглянул к нему в рот и, увидев там язык, острый и красный как кровь, содрогнулся. Но была одна черта в моем характере, которую я считаю для себя почетной и о которой хочу рассказать вам, дорогие читатели. Я всегда очень горжусь тем, что с некоторых пор я ни перед кем не припадал лапками к земле и не унижался, чем бы это мне ни грозило, и ни разу не трепетал от страха, как это было давно, в ту ночь, когда Сиен Таук хотел лишить меня жизни. Поэтому даже перед лицом Ча, который по сравнению со мной был просто великаном, я мужественно готовился к сопротивлению. Я не собирался унижением и раболепством покупать себе жизнь, как это обычно делают некоторые особы со слишком гибкой спиной. Конечно, мне было известно о свирепости Ча, который никому не дает пощады, но это меня не страшило. Я напряг все мускулы, растопырил крылья, поднял вверх лапки и стал похож на диковинный колючий цветок. Видя, как я изготовился к бою, старый Ча одобрительно проворчал: «Хе-хе… Ай да удалец! Здорово это у тебя получается!» И стукнул меня один раз клювом по спине. Никогда еще в жизни я не получал таких страшных ударов. Я почувствовал ужасную боль, но, к счастью, удар оказался не смертельным. Заметив, что он еще не убил меня, старик захватил меня своим клювом и полетел вместе со мною под облака. Боже, боже! С тех пор как я покинул утробу матери, я еще никогда не поднимался на такую высоту!

ГЛАВА VIII
Я становлюсь узником. – Что случилось со мною в то время, когда я сидел в темнице старого Ча. – Встреча после долгой разлуки

НО моя жизнь на этом еще не должна была окончиться. Я остался в живых и даже дожил до сих пор для того, чтобы дать вам, дорогие читатели, возможность почувствовать неповторимое очарование приключений моей юности, безобидных и опасных, печальных и смешных.

Итак, я не умер. Старый Ча перенес меня через реку и опустился на берегу, усаженном тутовыми деревьями. Едва старик положил меня на землю, как я тут же растопырил крылья, поднял лапы и приготовился к бою. Ча, открыв клюв, расхохотался и сказал:

– Ну-ну!.. Это ты пытаешься Нас устрашить, шалопай?! Ведь стоит Нам разок стукнуть тебя клювом, и ты сразу затрепещешь от страха. Ну-ка, опусти свои лапы и послушай, что Мы тебе сейчас скажем. Мы только что построили для себя роскошный новый дом, и теперь Нам нужен кто-нибудь на пост дворецкого и коменданта. Помоги-ка Нам в этом деле. Согласен ты или нет?

Я замотал головой и стал браниться, доказывая, что он не имел никакого права лишать меня свободы – неотъемлемого достояния каждого живого существа. Старик пренебрежительно сощурил глаза и сказал:

– Ладно, ладно, перестань произносить свои никчемные слова. Ты согласен или нет?

Я снова отрицательно замотал головой. Тогда Ча схватил меня и потащил в свой новый дом.

Этот дом, которым он так хвалился, был просто-напросто глубокой пещерой, вырытой в песчаном холме. Племя Ча вообще не умеет строить гнезд, и все они проживают в земляных норах. Этот старик, должно быть, с самого начала возымел намерение найти себе сторожа, который присматривал бы за домом, поэтому он соорудил в своей пещере специальное боковое помещение с маленьким входом. Он вталкивал меня туда, я же вырывался, не желая там оставаться. Тогда Ча сильными ударами клюва загнал меня внутрь и, подобрав лежавший на полу камень, заложил им вход в предназначенную для меня каморку. Итак, я оказался почти замурованным в этой пещере. В моих «покоях» было темно, как в кувшине, заткнутом пробкой. Оставалась только щелка в каменной стене – такая узенькая, что в нее могла пролезть только моя лапа. Старый Бои Ка отдавал мне снаружи распоряжения:

– Твоя работа, негодник, будет заключаться только в том, чтобы охранять Наш дом от непрошеных гостей. Мы сейчас растолкуем тебе, как лучше всего это делать. Для того чтобы никто не забрался сюда, нужно, не переставая, шуметь и распевать песни. Тогда все, кто проходит мимо дверей, будут знать, что хозяева дома, и никто не осмелится заходить внутрь Нашего жилища. Это совсем не трудно, и больше ничего от тебя не требуется. К завтраку, обеду и ужину Мы будем приносить тебе столько травы, что ты сможешь наедаться до отвала. Ты же будешь безвыходно сидеть в этом подземелье и стеречь Наш дом.

Я наотрез отказался шуметь и петь, и тогда старик начал морить меня голодом. Я подумал, что веду себя очень неразумно и такое упрямство может явиться причиной моей смерти. Я принял мудрое решение: притвориться довольным и согласным на все, вдоволь есть и пить, а тем временем придумать какую-нибудь хитрую штуку и удрать из этого «тигриного логова».

И вот однажды утром я выразил свое согласие на предложение старого Ча. Он обрадовался и тут же принес мне много травы наилучшего качества.

С этих пор я дни и ночи проводил в моей темнице. И с утра до вечера я должен был распевать во все горло, исполняя роль пугала в доме старого Ча, чтобы любители чужого добра, которых немало еще есть между кузнечиками, змеями и мышами, думали, что хозяева дома, и не решались заходить в апартаменты почтенного Бои Ка. Старый Ча обычно отсутствовал целый день и никогда не возвращался домой раньше вечера. Ночью, когда я мог, наконец, отдохнуть от своих сторожевых песен, я пытался тайно прорыть выход из своей темницы. Но все мои старания оставались напрасными. Старик очень искусно укрепил выход из темницы плоскими камнями, и мои лапы бессильно скользили по их твердой поверхности. Но я не прекращал своих попыток и не терял надежды.

Конечно, то, что я должен был петь каждый день, очень связывало меня и отнимало много времени. Но если бы я не пел, старый Ча перестал бы меня кормить. Ведь он видел пользу от моего существования только в том, что я охранял его дом. И я решил испытать одно, верное, на мой взгляд, средство. Я больше не распевал теперь разные пустячные куплеты, а пел только чувствительные романсы, подходящие к моему положению, и иногда даже сам сочинял новые слова, чтобы обратить внимание прохожих на мою печальную судьбу и вызвать у них сочувствие к себе. Однажды я исполнял следующую душещипательную арию:

 
О, кто посочувствует в горести мне,
Кто мудрым советом поможет!
Я душу свою поверяю волнам
И эху, что бродит по дальним горам.
Ужели и время конца не положит
Моей безысходной тоске?..
 

Эта ария так растрогала меня самого, что я не мог сдержать слез. Невольно я пропел ее еще раз. Едва отзвучали последние слова, как вдруг снаружи кто-то произнес:

– Ах, как этот голос напоминает мне брата Мена!

Я тотчас закричал:

– Кто там? Да, это я здесь! Я – Мен!

Голос снаружи зазвучал громче:

– О небо и земля! Так это ты, Мен? Я – Чуи! Твой младший брат Чуи здесь. Где ты, братец Мен? Почему я тебя не вижу?

Я был ошеломлен. Да, это голос Чуи. Хоть мы и были в разлуке несколько лет, разве мог я забыть его торопливый говорок! Я тут же отвечал:

– Я здесь… Сижу в темнице на дне пещеры. А с кем ты пришел сюда?

– О уважаемый брат, здесь со мной мои друзья Тяу Тяу Вои и дядюшка Сиен Таук. Я сейчас зайду в пещеру и освобожу тебя…

– Подожди, подожди! – перебил я его. – Освободить меня очень просто. Но если вы начнете это делать сейчас, то вас ждет смерть. С минуты на минуту должен вернуться гадкий старик Бои Ка, хозяин этого дома. Лучше всего тебе подождать снаружи, пока он снова не улетит куда-нибудь, тогда мы сможем действовать более спокойно и обдуманно. А теперь вам лучше уйти.

Через несколько минут Бои Ка прилетел домой. Должно быть, мои друзья успели спрятаться где-то поблизости, так как Ча их не заметил. Он уселся прямо передо мною и сразу же заснул. Мрак уже окутал землю. Всю ночь я не смыкал глаз, душа моя была в смятении. Множество вопросов возникало в моей голове. Как случилось, что Чуи нашел меня здесь? Удастся ли мне завтра бежать из темницы? Конечно, конечно, я спасусь. О боже! Снова увидеть синее небо и солнечный свет! Снова встретить моего любимого братца Чуи! Ах, почему эта ночь ожидания тянется так долго!..

На следующее утро, как обычно, Бои Ка встал очень рано и полетел за добычей. Едва старик поднялся в воздух, я громко позвал:

– Эй, Чуи! Где ты, братец Чуи?

– Здесь… Я здесь, уважаемый брат! – послышался снаружи голос Чуи.

И сразу же несколько неясных теней проскользнули в пещеру и принялись рыскать повсюду и заглядывать в щели; потом они начали подкапывать камни, преграждавшие мне выход. Да, старый Бои Ка надежно замуровал меня! Мои друзья возились несколько часов, но им удалось только слегка расширить отверстие. Я слышал, как эти ребята, тяжело дыша, копали землю. Наверное, они очень устали. Наконец отверстие стало понемногу увеличиваться… Вот в него пролезла моя голова… Вот я уже смог просунуть спину… И вот я высунул наружу обе ноги… Я сильно оттолкнулся задними лапками и одним прыжком выскочил из пещеры. Мы начали весело прыгать и кричать. Но вдруг, вспомнив о старике Ча, я пригнулся и стремглав бросился прочь от его жилища. Пробежав солидное расстояние, я остановился на опушке густых зарослей. Наконец-то я мог как следует разогнуться и дать отдых душе и телу. Следом за мною мчались мои спасители. Через минуту они уже подбежали ко мне, и впереди всех Чуи. А вот и Тяу Тяу Вои и Сиен Таук – философ, безразличный к почестям и подвигам. Дядюшка Сиен Таук прижал меня к груди и, подняв зубы, чтобы не оцарапать мое лицо, нежно меня поцеловал. После этого он сказал:

– Ай, как нехорошо! Что же это ты ушел и ничего мне не сказал? Ведь через несколько дней после твоего ухода Тяу Тяу Вои и твой брат Чуи вернулись. Когда я рассказал им, что ты куда-то скрылся и я никак не могу тебя найти, они страшно переполошились. О, твой уважаемый брат Чуи очень талантливый кузнечик! Он говорит так красиво и прочувствованно, что даже я, послушав его, одумался и изменил свои взгляды. Да, мы не должны терять надежду, не должны заражаться безразличием к жизни, и уж, конечно, нам не следует предаваться безделью и прожигать жизнь. После назидательных и возвышенных речей почтенного Чуи я сразу же порвал с легкомысленными бабочками, бездельниками цикадами Ве Шау и лентяями улитками. Я сжег свой травяной шалаш, где обычно предавался бесполезным философским мудрствованиям, и вместе с друзьями отправился в Страну муравьев.

Чуи представил меня друзьям Тяу Тяу Вои в следующих выражениях:

– Это мой старший брат Мен! Тот самый, о котором я вам столь-ко рассказывал! – И потом продолжал, обращаясь уже ко мне:

– О дорогой брат! С тех пор как мы расстались, ты, наверное, считал меня умершим и думал, что мы уже никогда не встретимся. Но нет, после того как я был захвачен в плен и провел несколько дней с Тяу Тяу Вои, я понял благородство их натур и величие их душ. Если бы в день сражения мы не горячились так сильно, а вступили бы в переговоры, то, вероятно, не случилось бы ничего заслуживающего сожаления и мы сразу же поняли бы друг друга. Тяу Тяу Вои достойны всяческого уважения, они, как и мы, много путешествовали. Во время своих странствий они на каждом шагу видели, как бессмысленная злоба и неразумная вражда заставляют различные племена воевать между собой и вредить друг другу. Поэтому они решили разъяснять всем племенам и всем живым существам на земле, что их споры ни на чем не основаны и что они должны отказаться от глупых предрассудков для того, чтобы жить в мире и дружбе.

О мой дорогой и любимый брат! Я был поистине счастлив, услыхав их возвышенные и мудрые речи. Я, разумеется, ни на минуту не оставлял мысли о тебе. И все же я с радостью согласился остаться с Тяу Тяу Вои и отправиться с ними выполнять миссию мира. Вскоре после этого я вместе с новыми друзьями вернулся в ананасовые заросли, и там Тяу Тяу сообщили мне, что ты покинул их ради того, чтобы искать меня. Я изложил им благородные и гуманные идеи, сторонником которых я стал. И они долго хлопали в ладоши, плясали и пели от радости, потому что если идеи мира восторжествуют, то сотни Тяу Тяу, погибающих во время войн и распрей, будут спасены от смерти. После этого я ушел из ананасовых зарослей. На обратном пути мы зашли в травяной шалаш дядюшки Сиен Таука, где он занимался философией; он сообщил нам, что ты долго ожидал нас, а потом скрылся неизвестно куда.

Хотя сердце мое рвалось к тебе, я не мог оставить друзей и бросить общее дело. Мы решили направиться в Страну муравьев, чтобы поведать им о мире и привлечь их к нашему делу. Это просто счастье, что я встретил тебя здесь!.. Теперь, дорогой мой брат, выскажи, пожалуйста, свое мнение обо всем, что было сказано мною, и об идеях, которыми я проникся.

Признаюсь, я слушал Чуи с истинным удовольствием. Особенно я был рад тому, что он избавился от свойственной ему раньше горячности и неуравновешенности. Чуи говорил теперь как искусный оратор – вдохновенно, с большим чувством, его речь была логична, и каждый довод отлично обоснован. Я приласкал Чуи, погладив его лапкой по голове, и сказал:

– О мой дорогой и любимый братец! О мои дорогие друзья! Благородная идея, которую вы несете повсюду, издавна занимала и мои помыслы. Я прошу разрешить мне идти вместе с вами по земле и разъяснять повсюду наши светлые и высокие цели, с тем чтобы все живые существа, подобно нам, прониклись лучезарной идеей мира.

Мои новые друзья с радостными криками бросились обнимать меня. Затем мы немедленно отправились в Страну муравьев. По дороге Чуи спросил меня, отчего я выгляжу теперь бледным и вялым, а не смуглым, здоровым и бодрым, как когда-то. Я рассмеялся:

– Ведь это же понятно – я просидел в темнице у старого Бои Ка почти год без солнца и свежего воздуха!