355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тина Сашина » Я не вернусь. 3, 4, 5 части. (СИ) » Текст книги (страница 2)
Я не вернусь. 3, 4, 5 части. (СИ)
  • Текст добавлен: 22 марта 2017, 00:00

Текст книги "Я не вернусь. 3, 4, 5 части. (СИ)"


Автор книги: Тина Сашина


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

–Ну, это меняет дело.

А мне радостно так было... Чудо. Определенно чудо.

Об этом я думала, когда шла домой и блаженно улыбалась всем прохожим на улице. Сто к одному, что они принимали меня за чокнутую.


Нет, я не хотела с помощью беременности привязать к себе Сашу. Я просто очень хотела от него ребенка. Именно от него, и будь что будет...

Почти все знакомые девушки моего возраста к этому времени уже были замужем. Я им не завидовала. Тем более что некоторые из тех, кто... связали себя узами брака, скажем так – были не совсем счастливы. Самый яркий пример – моя бывшая одногруппница Лена Кобыленко, которая громче всех смеялась надо мной и остальными незамужними девчонками, мол, вы – неудачницы, а я уже жена. В итоге эта жена через год развелась со своим мужем, и еще через недолгое время начала встречаться с другим. А Вадик Селюков, мой бывший одноклассник, развелся на почве измены. И у Кати с Шамилем было не все гладко, на самом-то деле. Н-да... печально, печально.

Когда анализы подтвердились, я уже представляла, как приду вся такая внезапная к Саше и загадочным голосом поведаю ему важную новость. И увижу на его лице такую же, как и у себя, счастливую улыбку будущего папы...

Вот он – железный айсберг, о который разбился мой хрустальный корабль мечты. Это для меня счастье стать мамой – важное и долгожданное, а вот для Саши – совсем даже наоборот. Скорее, нежелательное. А что скажут его родители... и подумать боялась.

Я же ненормальная, чё! И аргументы в доказательство этого факта у Сашиной матери были неоспоримы. Нельзя так сильно любить. Нельзя так сильно переживать. Нельзя так сильно ревновать. Нельзя... нельзя... нельзя. А я любила и переживала, и ревновала – очень сильно. Как вывод – у меня развитая шизофрения.

А как нужно любить? Слабо? Или средне? Есть такой градусник со шкалой, как у Цельсия, который определяет чувства? Нету. И выключателя тоже нет, чтобы вдруг – ЩЁЛК! – и любишь уже не так сильно или не любишь вовсе. Спросите у любого любящего человека – чувства подразумевают и переживания, и ревность, и желание быть всегда рядом, обнимать-целовать...

-Родной, давай встретимся?

–Зачем?

–Хочу тебя увидеть.

–Посмотри на мою фотографию.

–А еще хочу понюхать, пощупать, потрогать...

–Еще и потрогать? В каком месте?

–Саша, ты извращенец!

–Э, ты сама предложила...

–Ну так что, увидимся?

–Возможно...

Я всегда степень своих чувств к человеку определяю одним-единственным вопросом – готова ли я отдать жизнь за него, если потребуется? Ну там, сердце пересадить или почку... За маму, за сестру, за дедушку – да. И за Сашу – ответ положительный.

Когда я уже уверенно знала, что беременна, единственным разумным решением было возвращение "блудной Кристины" – так называла меня Катя – в Казань. Кстати говоря, это был единственный на моей памяти случай, когда супруги Бероевы ожесточенно спорили, решая за меня мою же дальнейшую жизнь и жизнь будущего малыша. Подруга чуть ли не приказывала рассказать обо всем Саше и потребовать от него узаконенных отношений. А Шам, к моему огромнейшему удивлению, несмотря на пресловутую мужскую солидарность, советовал мне – цитирую: "прекращать дурью маяться и вернуться в Казань, потому что ничего путного такой парень как Саня не сделает". Благо жить и работать мне там было где. Сейчас думаю – почему я сразу не послушала Шамиля?

Мои родные не говорили ничего по этому поводу – они еще не знали. Это потом мама каждый телефонный разговор начинала словами: "Ну, что вы с Сашей решили?"

Но все же сказать Саше было нужно. Для этого с помощью моей очень хорошей знакомой Кати Косенко была тщательно продумана возвышенная речь с признанием в любви и постепенным переходом к другому признанию – более важному и актуальному. Но Саша смог меня удивить.

Глаза в глаза подобное я ему сказать боялась – а если он меня в стену впечатает или на ремни порежет? Поэтому позвонила по телефону – да здравствуют современные средства связи! Прочитав по листочку заготовленную речь (к сожалению, тот листочек не сохранился, в нем было что-то вроде: "Саша, я очень рада, что мы с тобой когда-то встретились... люблю тебя сильно-пресильно... ля-ля-ля... тополя..." – очень красивая и эмоциональная речь, дядя Пушкин рядом не стоял), и когда остановилась перед последней, заключающей фразой: "...у нас будет ребенок" – Саша не дал мне договорить и спокойно спросил:

–Ты беременна, что ли?

Как ему удалось сохранить хладнокровие – думаю, загадка даже для самого Саши. Слишком хорошо я его знаю – в тот момент его раздирало на куски от противоречия, и он метался от "Как быть?" до "Что делать?"

Чудом уговорила его не рассказывать матери – догадывалась, чем это чревато. Она сразу же потребует аборт. Или денег предложит, чтобы я Саше не навязывала ребенка. Я и не собиралась. Была готова сама воспитывать малыша. Но мне нужно было решение Саши – его, собственное. Не знаю, зачем. Я никогда на него не давила в полном смысле этого слова. Это было бесполезно – мои слова не значили ровным счетом ничего. Они всего лишь раздражали воздух пустыми звуками. Но я очень хотела, чтобы Саша решил САМ, чего он хочет. Не то, к чему так активно склоняла его мать, и не то, что подсказывали друзья, и не то, на что надеялась я, а то, что он сам решит, руководствуясь своим сердцем и своим разумом. Я бы приняла любое его решение, если бы оно было сугубо его, личным, а не тем, которое изо дня в день вдалбливала в него Наталья Викторовна. Я надеялась на это крошечное чудо – что Саша вспомнит о том, что на его плечах все-таки есть своя голова.

Но, видимо, лимит чудес на мою долю был исчерпан.

Саша предложил подождать две недели. И эти две недели я была как на иголках, прекрасно понимая, что от него решения зависит мое будущее и будущее малыша.

Нет, внешне я была спокойной. Саше звонила только пару раз – говорили за работу, погоду, друзей. Я делала вид, что кроме погоды за окном меня ничего больше не интересует. Я прекрасно понимала, что в те дни в нем происходили такие метания, какие испытывают загнанные в угол хищники. Ему нужно было осознать свое будущее отцовство и понять, что делать дальше. Какой же он тугодум, на самом деле...

Казалось бы – что такое две недели? Однако эти четырнадцать дней грозили растянуться в бесконечность, и вот уже прошел месяц...

О моем положении узнали все, включая Наталью Викторовну. Как это обычно бывает? Кто-то сказал кому-то, тот еще кому-то – и цепочка замкнулась на госпоже Вычеровой. Я очень хотела сохранить свою беременность в секрете. Чтобы никто не знал до самого победного. Саша же все рассказал друзьям. Нет, его можно понять – ему нужен был дружеский совет, но... Я боялась не только того, что его мать устроит мне апокалипсис, но еще и чужой зависти. Моя бабушка называла это сглазом. Помню, когда узнала о том, что эта новость дошла до Яны Куниной – я ей позвонила и... Не знаю, может, виной тому гормоны или действительно у меня с головой не все в порядке, но как же ругалась! Кажется, тогда я выдала все свои скудные на тот момент познания в области абсценной лексики. Если бы Яна была рядом – я бы ей язык отрезала. Потому что она-то, точнее, ее мама (но не могла же я крыть матом родительницу бывшей подруги?) рассказала обо всем Наталье Викторовне. Я не знала, как госпожа Вычерова отреагировала на эту новость, но была уверена, что Саша в большей степени не звонил мне все это время из-за нее. Да, возможно я ошибалась и искала ему оправдание, но почему-то кажется, что именно в этот раз интуиция меня не подводила. Она вообще меня никогда не подводила, когда дело касалось Сашиной матери. Ну, философию можно опустить – на деле родители выгнали Сашу из дома, и он несколько дней жил у Леши Грибачева. Потом, правда, все нормализовалось, но я до сих пор помню свою мандражку, когда Саша собирал вещи. Я просила его тогда солгать родителям и сказать, что беременность ошибочна. Думала, что вот малыш родится – и все нормализуется. Господи, это ж надо было быть такой наивной! Что могло нормализоваться? Наталья Викторовна встретила бы меня у дверей с хлебом-солью, а дядь Вова – с плакатом "Добро пожаловать"? Три ха-ха четыре раза! Они бы меня с лестницы спустили, а малыша Наталья Викторовна в детский дом бы определила – сказала бы, что такой сумасшедшей как я, детей доверять нельзя. Нет, правда. Она однажды заявила, после того, как... блин, нехорошее воспоминание... В общем, после того, как я в Казани полгода жила – по ее словам в псих.больнице, мне было прямым текстом сказано, что я больше не смогу работать по диплому воспитателя – видите ли, таким психичкам нельзя доверять детей. Я не хотела работать больше в детском саду – до этого полтора года отпахала с малышами – и впечатления остались не самые радужные. Нет, детей я очень люблю, но на моих плечах тогда лежала колоссальная ответственность за тридцать чужих четырех– и пятилетних малышей! И я безумно рада, что сейчас работаю с бумагой. Появились новые возможности, новые перспективы, и что греха таить – гонорар несколько больше. Смогу ли я вновь вернуться в детский сад? Если убрать все чисто формальные вопросы – да, смогу. И общий язык с детьми-родителями найду, и ответственность понесу. Но с технической стороны я на следующий же день сбегу с этой должности. Банальное планирование, которое занимает все свободное время, и подготовка к различным конкурсам вводят меня в зону ступора. Поэтому лучше я буду зависать над статьями в журналы, чем займусь подобной волокитой. Странно слышать подобное от той, кто и так круглыми сутками работает на компьютере, правда? Но есть разница. Дело в том, что мне надо постоянно себя развивать, чем-то занимать... А в садике возможностей для саморазвития нет, это я могу с уверенностью сказать.

Но чтобы доказать Саше, твердо верящему в правоту матери, что она ошибается – я снова устроилась работать в детский сад. Н-да... как же я хотела доказать правду, которая, по сути, никому не была нужна. Саша одновременно и верил мне, и не верил. Он требовал доказательств и тут же их опровергал. Как можно доказать что-то человеку, для которого чужие домыслы перевешивают факты? А я это делала.

Катя тоже, как и мама моя, постоянно звонила – спрашивала, что мы решили. Мы – это я и Саша. На самом деле решал все Саша. Хотя по сути, что тут решать? "Парень, твоя девушка залетела, включай голову и веди ее в ЗАГС – будь мужчиной и отвечай за свои поступки" – так хотела сказать ему Катя. А я тоже многое хотела ему сказать – и не говорила. Во-первых, потому что Саша не давал мне возможности, раз за разом выключая телефон и придумывая глупые отговорки, а во-вторых, несмотря на это, все равно была счастлива – еще бы... Сашин малыш...

Очень хорошо помню все свои ощущения во время беременности. Не скажу, что все они приятные. Постоянное чувство голода! Я однажды разбудила ночью Юлю Звягинцеву, с которой жила в то время. Проснулась я где-то часа в два ночи от того, что очень хотелось есть. Пошла на кухню, открыла холодильник, достала кастрюлю с супом. Даже разогревать не стала! Прямо без ложки стала пить оттуда бульончик. И, оставаясь верной себе и своей неловкости, немного опрокинула кастрюлю на себя. Громко выругалась – и на мой крик прибежала Юля.

Я не большая любительница японской кухни, но мне очень хотелось роллов "Филадельфия" с лососем, огурцом и сливочным сыром. А ведь это совсем не та еда, которая полезна для беременных. Да и для небеременных тоже... С трудом приходилось себя сдерживать – эти роллы мне реально снились! И сладкое. Меня частенько клонило в сон, и мой доктор посоветовала в таких случаях перекусывать сладким – конфеткой или ложечкой сгущенки. И да – это действенный способ. Я и сейчас иногда свое утро начинаю с какой-нибудь сладости.

А что касается ощущений относительно малыша... Внутри меня как будто сидела птица и время от времени пыталась взлететь, крылья расправляла. И с каждым разом эти крылья становились крепче. Отчетливо помню, когда мой ребенок впервые толкнулся. Я как раз лежала на сохранении и вышла в магазин с девочкой по палате. Прямо на улице почувствовала легкий удар изнутри. Это было так больно! Думала, меня напополам переломает. Доктор потом только посмеялась надо мной.

-У тебя просто высокий болевой порог. На твоем сроке еще не так сильно толкается. Что ты будешь в последние месяцы делать? А рожать как ты собираешься, а? И так сердце больное, а тут еще и это... Учись не обращать внимания на подобные мелочи – наоборот, радуйся. Раз толкается – значит, живой. Вспомни свой токсикоз. Это же смешно...

Мне смешно не было ни разу! Живот еще не был с размер мяча, а внутри такое ощущение, будто это целая футбольная команда! Нет, правда. Когда я сидела в очереди в женской консультации, и малыш начал буянить – я аж охнула от неожиданности.

-Кто у тебя – мальчик или девочка? – спросила сидящая рядом женщина.

–Мальчик...

–Ну, значит футболист.

–А у вас? Футболистка?

–Нет. У меня балерина...

А еще у меня начали жестко выпадать волосы. Это кошмарно! На расческе каждый раз такие клоки оставались, что я думала, совсем лысой стану. Зато зрение резко улучшилось. Я очки до этого надевала перед чтением или когда писала что-то – а тут наоборот, все видела отчетливо, как положено. Кстати говоря, сейчас я тоже время от времени надеваю очки – у меня -1,5D. Результат практически ежедневной работы за компьютером. Точнее, еженощной.

Знаете, что я вам скажу? Мне очень не хватало в такие моменты Саши. Нет, его всегда не хватало, но во время беременности особенно. Малыш, наверное, это тоже чувствовал, потому что такие сны мне выдавал с участием нашего папочки – что ужас! То он под лед проваливался, то на велосипеде падал, то с тех же лесов – только уже не просто ломал себе что-нибудь, а умирал. Я просыпалась несколько раз в холодном поту, а перед глазами – Санино окровавленное лицо из сна. Что я в этот момент чувствовала! Хотелось в середине ночи поехать к нему и убедиться, что с ним все в порядке. Напрасно мне объясняли, что подобные сны снятся к тому, что человек будет долго жить, и что Саша здоровее всех здоровых. Мне хотелось убедиться в этом лично. А в трубке – "Телефон абонента выключен". Вот именно за эту пустую и безжизненную фразу вместо родного и нужного голоса мне очень хотелось Сашу медленно-медленно пытать. Чтобы сделать ему так же больно, как и мне. И в тоже время мне хотелось, чтобы он обнял меня, положил руку на животик и сказал, что все будет хорошо. Что при случае он и лысую будет любить, и слепую, и какую угодно. И что никогда меня не бросит, и мы с малышом все вместе будем... Конечно же, ничего такого сказано не было. Вместо этого – очередное предательство. Да, это уже было предательством. Ни обидами, ни оскорблениями, ни чем-то прочим, а именно предательством. Как с этим справиться в одиночку? Да никак. Невозможно с этим самостоятельно справиться. Слезы в подушку, истерики по ночам... По-другому не получится – поверьте на слово. Если вы действительно любите, сильно, по-настоящему – готовьтесь к тому, что впереди вас ждет очень сильная боль, точно такая же, как и рифма к этому слову. Не зря же придумали – "любовь" и "боль". Это те чувства, которые будут постоянно душить, и только близкий человек, который обнимет и скажет "Я рядом", сможет дать хотя бы некоторое подобие спокойствия. Мой человек был где угодно и с кем угодно, но не рядом со мной. И все то, чего мне так сильно хотелось, приходилось раз за разом засовывать куда подальше и не думать об этом. Как и любой нормальной девушке, мне хотелось романтики, не свойственной Саше. Хотелось вечерних прогулок за руку. Хотя бы одну ромашку. Поцелуев под козырьком у подъезда. И очень сильно хотелось видеть его каждый день, круглосуточно. И да – втайне ото всех я мечтала о колечке на палец и дружной веселой свадьбе. С белым пышным платьем, туфельках с бантиком, пьяным свидетелем, веселыми гостями... А приходилось терпеть его дурацкий характер с вечным ожиданием того, что случится чудо, и кто-то примет решение за него. Или беременность сама собой рассосется, как камни в почках.

В глазах наших знакомых и моих родных (не буду говорить за Вычеровых) мы все еще оставались парой, и теперь большинство считали, что наша с Сашей свадьба обязательно состоится – это всего лишь вопрос времени.

Я почему-то не сомневалась в его решении. Он будет долго думать, проверять меня всевозможными тестами, водить по врачам, а потом смирится – и тогда мы будем вместе. А его мать будет нас постоянно ссорить и открыто меня ненавидеть. В принципе, я думала в верном направлении, но маленько все-таки просчиталась.

Знаете... Я чувствовала себя все это время одинокой, брошенной, забытой – никто из моих родных не мог оградить меня от этого чувства. И это в то время, когда, по словам доктора, мне нужна была максимальная забота. К черту эту заботу, мне уверенность была нужна! Уверенность в завтрашнем дне. А Саша не был определенным. Он никогда ничего не обещал, а если и случалось такое – то это обещание обязательно оставалось невыполнимым. В драке бы никогда не спасовал, но когда пришло время взять на себя ответственность – он спрятался за спину матери. Права Катька была, ой права... Слабый. Трусливый. Не мужчина и даже не парень. Мальчик, который не умел отвечать за свои слова, свои действия и поступки. Очень неприятно это осознавать и еще неприятнее понимать, что я продолжаю любить этого человека, но да – так и есть. Как он говорил? "Мать вдвое старше и имеет больше опыта в подобных вопросах". Мне хотелось кричать благим матом после этой фразы. Да, у матери есть опыт, но ведь и самому надо было его набираться! Человек ничему не научится, если сам не обожжется.

Да и я недалеко от него тогда ушла. Такая же безмозглая была. Шутка ли – на пятом месяце беременности приехать к нему в деревню, выслушать красивую речь о том, что "пошла-ка я давно проложенным маршрутом", а потом два часа мерзнуть на остановке в ожидании автобуса, чтобы в итоге Его Величество Александр Владимирович вспомнил обо мне и все-таки отвез домой. Во как было однажды! Уже тогда было вполне ясно и понятно, что я Саше безразлична. Что даже если бы я умерла под колесами той машины, или раньше, когда табов наглоталась – все, что бы он сказал: "Одной Кристиной меньше – страна убытков не понесет". И скажет это с брезгливостью и затаенной радостью... Пишу эти строки и плачу – Господи, ну за что мне это все? Чем я заслужила к себе такое отношение? Я Саше звезд с неба не доставала, но все, что было в моих силах – то делала ради него. А он поступал с точностью наоборот... Как там говорят? Эффект бумеранга? Точно... Я не хочу, чтобы Саша испытал на себе ту боль, которую мне когда-то причинял. Я не хочу, чтобы он страдал. Наоборот, я очень хочу, чтобы он был счастлив. А вот насчет Натальи Викторовны я этого не скажу. Вот если к ней этот бумеранг вернется – то моя ненависть к ней, возможно, поугаснет. Будет справедливо, если она тоже потеряет нечто самое ценное – положа руку на сердце, она это заслужила.

Тогда я думала так: Саша не откажется от ребенка – но вот только в этом я была уверена на 100%. Зато он может отказаться от меня... И я едва волосы на голове не рвала в период ожидания – фактически приговора.

А время все тянулось... И ко всему прочему материализовалась та самая Вика, его бывшая девушка. Я не помню дословно, о чем был наш с ней диалог, но о-очень неприятный. И что самое странное – я не пыталась свернуть разговор. Я отвечала – спокойно, даже с интересом. Больше скажу – мне было немного жалко ее, ведь я знала, каково это – быть с Сашей и без него. Конечно же, рассказала ей про беременность и попросила оставить Саню в покое. Думала, она меня по-женски как-нибудь поймет. Не-а. Не поняла. Напрасно я ей пыталась объяснить, что нельзя влезать в отношения не просто любящих, а тех, кто вот-вот станет родителями. А мне в ответ что-то вроде: "Ничего страшного. Саша будет со мной и будет помогать твоему ребенку". Что я должна была на это ответить? В общем, ничего я не ответила, и тот разговор был первым и последним. А, нет. Еще один был. За несколько дней до аварии. Вика продолжала открыто общаться с Сашей и всячески склоняла его к встрече. Вот тут-то я и не выдержала. Нашла ее номер телефона и очень грубо объяснила, где зимуют раки и ночуют мышки. Не хочу оправдываться, но такой разговор был неизбежен – не надо объяснять, почему? Потому что мне было за что бороться. За моего любимого человека. За отца моего ребенка. И пусть меня это характеризует как грубую, эгоистичную, истеричную – я имела полное право и звонить ей, и угрожать. Конечно, такие вещи не красят девушку, но иногда эмоции берут верх.


-Саш, нам надо поговорить, – словно «за упокой» начала я.

–Давай не сейчас? – попытался он свернуть разговор, но именно сейчас, в эту самую минуту меня и бульдозер бы не остановил. Если решение не может или не хочет принять Саша – значит, это сделаю я. В голове уже крутилась песня "Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый..."

Встретились. Ни чахлой ромашки, ни полузасохшей розочки. Даже кактус в горшке не принес. Ну, с цветами-то я давно уже привыкла, точнее, к их отсутствию – Саша не умеет красиво ухаживать. Но он, как никто другой, умеет дать почувствовать себя любимой девушкой и подарить ощущение надежности и счастья, что гораздо важнее.

А тут стоит, словно избитый котенок, и как-то загнанно смотрит на меня. Впервые вижу такой взгляд, будто я ему... жизнь сломала? Значит, я права – Саша во всем будет меня винить. Кто бы сомневался... Я всегда была самая крайняя, могла бы уже и привыкнуть.

Сейчас мы оба находились перед точкой невозврата, и должны сказать друг другу хоть что-то. И мы говорили! Знаете басню про лебедя, рака и щуку? Вот мы были теми самыми персонажами. Я говорила одно, Саша – другое. Каждый тянул одеяло на свою сторону. И если я с ним соглашалась, то он прислушиваться ко мне категорически отказывался.

Поддалась импульсу и обняла его. И он обнял в ответ.

–Саш, я люблю тебя.

–И я тебя.

Для меня эти его слова прозвучали прекрасной песней. Я и не думала, что когда-нибудь услышу их от него еще раз.


Но, оказывается, это признание было лишь предисловием. Сама песня началась позже...

Беда пришла, откуда все и ждали. Хотя, если вдуматься, то вспышки в сознании о том, что ничего не получится, происходили постоянно. Только вот по своей дурацкой наивности я была уверена, что в этот раз обязательно все обойдется. Оказалось-показалось. Конечно, глупо задаваться риторическим вопросом "Кто виноват?", потому что ответить на него может только Бог. А тогда я была уверена в том, что как раз-таки Богу до меня не было никакого дела. Я даже рассказ написала с этим названием, где находила Саше тысячу оправданий. "Ты не виноват..." Виноват, еще как виноват! Только я ни разу за все время ему об этом не сказала.

-Крис, на мне висит ипотека. Как ты себе представляешь наше будущее?

–Справимся. Все справляются – чем мы с тобой хуже?

–Ты меня без ножа режешь...

Обвинения... куча обвинений... во всем подряд! По словам Вычеровых, я нарушила чуть ли не все писаные грехи, будто моей настольной книгой был уголовный кодекс. До сих пор удивляюсь, как я не закатила грандиозную истерику с битьем посуды и криками в открытое окно. Уж очень мне этого хотелось! Нет, я не спорю, логика в некоторых обвинениях присутствовала. Все же Наталья Викторовна очень умная женщина – это надо признать. Мне до нее как до Шанхая босиком.

Ненормальная, некрасивая, старая – это только вершина айсберга. Любимое выражение госпожи Вычеровой, обращенное ко мне: "Пусть не выдумывает". Как так-то, а? Что я выдумывала? Ответ – ВСЁ. Вот именно все, что я говорила, от первого до последнего слова – было чистой воды ложью. И беременность тоже.

О, да! Тогда Наталья Викторовна превзошла саму себя! Я до сих пор ненавижу ее за те слова. Мерзко, противно. Никак не могу простить. Это мой самый больной мозоль. Ей-то от этого, конечно, ни холодно, ни жарко, а меня гложет изнутри обида. Я всегда старалась изо всех сил сдерживать свои мысли относительно этой женщины – как-никак, она мать моего любимого человека, и я всю свою жизнь буду благодарна ей за него. Но как бы я не старалась вытеснить из себя гнетущее чувство ненависти к ней – у меня не получается.

Я обманула тест на беременность... как? Нет, я знаю, конечно, как это можно сделать – фломастером подрисовать или из кармана готовый вытащить, но дальше – больше. Как там говорят? Чем дальше в лес, тем злее дятлы? Вот точно! Саша согласился пойти со мной к врачу – и тут же отказался. Ему мать сказала, что с врачами я договорилась. Со всеми сразу? У нас в городе семь поликлиник, три городских, одна районная и областная, не считая частных клиник – выбирай-не хочу. А все анализы и медицинские карты я подделала, видимо, после того, как договорилась с врачом. Н-да... Фантазия не лишена логики, конечно... моя писательская рядом не стояла. Вообще, обменная карта стала едва ли не самым большим камнем преткновения. Я думаю, любая девушка, которая была беременной, знает о такой карте, как и о тех данных, которые в нее вносятся. У меня был о-очень низкий вес, хотя за питанием я следила. Мой доктор одно время шутила, что будет расписки с меня брать, как в милиции, что я обязуюсь есть то и это. И эта самая карта до декретного отпуска должна была находиться у врача. Я несколько раз всеми правдами и неправдами выпрашивала ее у своего доктора, чтобы показать будущему папочке, но в те моменты встретиться с Сашей не было никакой возможности – он то в деревню уедет, то еще куда-нибудь. А когда я отдавала карту обратно доктору, как по закону подлости, звонил Саша и до хрипоты кричал на меня, что я не показываю ему этот документ. Его мать сказала, что она постоянно должна находиться со мной. Когда я услышала это собственными ушами, едва удержалась, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Женщина, к тому моменту как пять лет родившая чудесного мальчика, говорит мне о том, чего быть никак не может – она ведь знала о том, у кого эта карта должна лежать на столе! Или пять лет назад в больницах были другие правила? Смутно верится. Но тем не менее госпожа Вычерова своего добилась – Саша поверил ей и наотрез отказывался верить другим доказательствам. Как там говорят? Все средства хороши? Да, Наталья Викторовна не пренебрегла ничем. Мой доктор, в очередной раз под четное слово отдавая мне обменную карту, смотрела на меня и не понимала, зачем я пытаюсь доказать очевидное.

-А потом что он скажет? – спрашивала она у меня. – Что ты ребенка из род.дома украла?

Животик у меня был маленький, к четвертому месяцу только немного стал округляться. На Новый год я специально надела облегающее платье. Решила, что раз все и обо всем знают, то скрывать уже нечего, хотела даже подчеркнуть. После Нового года животик начал расти. Но и это ни о чем Саше не говорило.

-Что-то живот у тебя маленький – ты вкусно поела?

-Почему у тебя живот не с размер футбольного мяча? Так не должно быть! Ты хоть бы подушку по свитер подкладывала, чтобы все поверили!

-Мать сказала, что по срокам не совпадает. Ты уверена, что ребенок от меня?

Н-да... И такое бывает. Маразм крепчал, как говорится. А вместе с ним и я становилась маразматичкой. Последнее предположение насчет того, что по срокам не совпадает – это такая глупость! Вот она меня больше всего напрягала. Все там совпадало. И Саша прекрасно это знал. И так же знал, как я его люблю... Это обвинение было настолько глупо и нелепо, а я все равно продолжала пропускать это через себя и не зацикливаться на подобных... мелочах? Сейчас-то понимаю, что это не мелочь, что это был явный сигнал собирать чемоданы и оставить Сашу с его матерью где-нибудь подальше от себя, а тогда... тогда я считала это мелочью. Ну правда, как Саше в голову могло прийти, что я могу быть с кем-то еще, кроме него? Во-первых, я была беременна. Во-вторых, меня ни к кому не тянуло. Это с Сашей я могла быть на диване, на столе, на стиральной машинке, черт, да хоть на полу – где угодно, а с другими даже сидеть рядом не хотелось. И он это видел и знал, и все равно обвинял... Пфф... вот пишу я об этом и понимаю, насколько сильно меня ненавидели. Тогда я на это закрывала глаза, полностью отдаваясь ощущениям и не думая о будущем.

В декабре меня положили на сохранение в перинальный центр во второй городской больнице. Для этого был длинный ряд причин – от постоянных нервных стрессов до воспаления придатков. На семнадцатой неделе УЗИ показало мальчика.


-Ну, что там? – я едва не прилипла к монитору, пытаясь разглядеть свою крошку, который уже выглядел как настоящий человечек.

–Все в порядке, сердечко бьется, – врач водила сканером по моему обмазанному гелем животу.

–Сердечко... – повторила я эхом и никак не могла оторвать глаз от экрана, жалея, что Саша не видит этого чуда. Но ведь снимки-то мне дадут? Он обязательно обрадуется – по-другому же нельзя?

–Помаши маме ручкой, лентяй, – сказала доктор, глядя на изображение на мониторе. И малыш действительно пошевелился – нет, это определенно чудо.

–А кто? Мальчик или девочка? – я никак не могла разобрать, хотя крошик мой был повернут ко мне.

–Ты что, сама не видишь? Мальчик. Вполне общительный, все, что нам нужно – показывает.

–Точно мальчик?

–Точнее не бывает. Решила уже с именем?

–Да. Сережа... Сергей Александрович.

–Неплохо звучит.


Я тогда чуть на кушетке не подпрыгнула от радости! Еще бы – сыночек! Хотя я и до этого была уверена, что будет именно мальчик – у Саши по мужской линии только сыновья рождаются. У него у самого братик младший, и у его отца есть брат. Но... вот это постоянное «но»! За те две недели, что я лежала в больнице, Саша ни разу ко мне не пришел. Я даже не сразу смогла сообщить ему пол ребенка – он старательно меня избегал.

Сейчас расскажу историю, свидетельницей которой была лично я. После того случая не то что рожать передумала, вообще возненавидела тот день, когда лишилась девственности! Без шуток.

Со мной в палате лежали еще три девочки – все мы были примерно одного возраста и первой беременностью. У меня было четыре месяца, а остальным – четко помню – семь месяцев плюс-минус пару недель. Кроме меня все были замужем, но к Рите приходила только свекровь, которую она явно недолюбливала. И однажды Рита с ней поругалась, занервничала, начала звонить мужу (а он было то ли в командировке, то ли еще где-то – не помню уже), и во время телефонного разговора у нее отошли воды. Вот как она стояла у кровати – так и отошли. Я даже не сразу сообразила, что случилось. Тут же позвонили на пост, ее положили на каталку и отвезли в предродовую. Мы с девочками впали в шок, испугались – мало ли что может случиться? Акушерки нас успокаивали, мол, все с вашей Ритой будет нормально, родит как миленькая. Ранние роды вполне себе естественное явление. Я распереживалась, стала звонить Саше – хотелось голос его услышать, который на меня как успокоительное действует. Вместо родного голоса услышала механический автоответчик. Мало того, что в больницу ко мне прийти не хочет, так еще и телефон выключил. В голове сумасшедший поток мыслей: "А вдруг с Сашей что-то случилось? А вдруг и с Ритой что-то случится? А вдруг с малышом моим что-то случится?" Ночью Риту привезли в палату – как нам объяснили врачи, дочку ее поместили в бокс под наблюдение. Рита нам объяснить не могла ничего – она лежала с абсолютно бледным лицом на койке, вся в слезах, и шептала только одно:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю