Текст книги "Я не вернусь (СИ)"

Автор книги: Тина Милош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Но вопреки вышеперечисленным обвинениям Паша своей бабушке говорил обо мне немного иные слова.

– Катюша, знаешь, что Павлик сказал? – хитро улыбнулась бабуля, когда я устало вздохнула после очередного бзика ее внука. В этот раз ему не понравился приготовленный мной завтрак.

– Не-а, – я отрицательно покачала головой. Что нового может Павлик сказать обо мне из того, чего я не слышала? Он мне всегда напрямую говорит все, что думает, без посредников. Хотя лучше бы молчал, ей-Богу!

– Что он все равно на тебе женится! – и бабуля так крепко сжала мою ладонь, что я каждой клеточкой почувствовала ее тепло. Да и сами слова были сказаны с такой теплотой, будто бы бабуля уже считает меня своей внучкой. Как было бы здорово, если бы мы с Пашей приезжали в деревню не на несколько дней, а жили все вместе. Я, Паша и Ба. И кот. Господи, пусть эти его слова сбудутся! Пусть не сейчас, но потом… и чтобы навсегда…

Теперь я точно знаю, что Паша не может ответить ни за свои слова, ни за свои действия. А может, это относится лично ко мне? Как бы то ни было, Паша прекрасно осознавал, что главной проблемой является его же родная мама.

– Если бы мать постоянно не давила, то и проблем бы не было… – часто повторял Паша в раскаянии, и он был как никогда прав в своей жизни.

Даже был момент: я смотрела в зеркало и на полном серьезе соглашалась с тем, что я некрасивая. Хорошо хоть, Таня была рядом и смогла меня переубедить.

Некрасивая? Да. Ненормальная? Конечно. Умственно отсталая? Без сомнения. Проще было согласиться, чем объяснять, почему не верблюд. Нет, поначалу, естественно, я пыталась его переубедить. У меня это не получалось, я от бессилия и досады начинала плакать, и – вуаля! Еще одно подтверждение того, что мой родной дом – палата с желтыми стенами. Поэтому я молчала, скрепляла зубы и со всем соглашалась. А что мне еще оставалось делать? Для того, чтобы быть с Пашей, я была готова простить все – и оскорбления, и унижения.

Мы хотели поехать на море вдвоем, хотя бы на неделю. Нина Владимировна надавила, переубедила, и в Сочи Паша поехал с друзьями.

За день до поездки мы расстались. Глупо и беспричинно.

Я чувствовала себя какой-то жалкой, использованной, и едва Паша сел в поезд, я впервые в жизни сказала сама себе: «Катя, с этим надо завязывать».

Но завязать так просто не получилось. Отношения с Пашей уже успели захватить меня полностью. Он стал моей жизнью, моей любовью, которую я из-за очередного заскока могла потерять.

Именно во время этой поездки, фактически – вынужденного расставания, я осознала, что слишком сильно люблю Пашу. Без него окружающий мир становился скучным, неинтересным. И я испугалась своих чувств – слишком уж глубокими они были.

На фоне моей драмы Ивар сделал предложение Тане, которая та с радостью приняла. И решила устроить девичник, дань прощания свободной жизни. Смутно помню само действо, и даже короткие мгновения, запечатленные на фотографиях – вспоминаются слабо. Я криво улыбаюсь в камеру, прикрывая часть лица самодельным хиджабом – полупрозрачной фатой и белой кружевной маской. Кажется, было весело… Не помню. Но точно помню, как из клуба нашу шумную женскую братию забирал Ивар.

– Катюх, мне будет не хватать тебя в Германии. Из всех моих русских знакомых ты единственный положительный персонаж, – признался будущий муж, пытаясь убрать с руля Танину ногу, которую та задрала, чтобы показать жениху свои мозоли. Ивара это изрядно раздражало: – Я тебя предупреждал, малышка, что не надо было обувать эти туфли!

– Ну, Иви-ик, – заплетающимся языком протянула пьяная вхлам малышка. – Они же красивые… Катерина! – она резко повернулась ко мне, забыв про мозоли. – А ты… ты… ты коза, вот ты кто! Подруга, называется… Бросаешь меня прямо перед свадьбой!

– Я тебя не бросаю, Тань, но в Гамбург поехать точно не смогу, – оправдывалась я, но подруга слышать ничего не хотела, прекрасно зная, что все мои оправдания вилами по воде писаны.

– Из-за какого-то козла пропустить свадьбу лучшей подруги! Нет у тебя совести! Я тоже на твою свадьбу не приду, вот так! – Танюша устроилась поудобнее на автомобильном сидении, облокотившись на любимого, и замолчала – видимо, обещанного ею при выходе из клуба продолжения банкета не будет, так как виновница торжества в состоянии нестояния.

Я резко почувствовала себя пятым колесом в телеге и уткнулась в окно – мы как раз проезжали модный торговый центр. Если пешком пройти чуть дальше, то можно дойти до Пашиного дома…

Я всхлипнула – тихо, но мне кажется, что даже если бы я зарыдала навзрыд, все равно никто бы не услышал. Ивар следил за дорогой, а Таня, судя по количеству выпитых коктейлей, видит сейчас десятый сон.

Наконец хлынули слезы – не от отчаяния и не от осознания безысходности своего положения, а из-за элементарной обиды, что в этот момент Паши нет рядом. Потому что я ему не нужна. Но, несмотря на это, он нужен мне… и от этой мысли почему-то сжалось сердце, в которое один нехороший парень успел забраться с головой. И этот парень сейчас наверняка с какой-нибудь барышней на пляже загорает и даже не вспоминает обо мне.

Правильно меня Таня называла – влюбленная дура. Влюбилась – и теперь придется пережить это, переступить через свою любовь так, как это сделали со мной. Наступить на горло своим чувствам и жить дальше. Вот только как жить без него?

5

После того, как Паша вернулся, мы с ним встретились. Я не была к этому готова, сразу в бутылку свернулась, смотрю: а в глазах у Паши, как в самом темном море, белой пеной плещутся нежность, забота… и любовь. Да, она была даже тогда, когда Паша сам оспаривал данный факт. Кто-то подумает, что это я для самоуспокоения говорю, что мне просто так хочется думать, но нет…! Поверьте, я Пашино настроение научилась различать по звуку голоса в телефонной трубке, по одному взгляду его родных глаз. Я его знала, наверное, даже лучше, чем саму себя.

Паша уговорил меня встретиться с Ниной Владимировной. Хотел устроить нам мировую. Да, тогда он еще надеялся нас примирить, и ради него мне пришлось согласиться. А Пашина мать сходу начала критиковать мою внешность. Понимая, что примирения не выйдет, Паша попросил мать не вмешиваться в наши отношения. Нина Владимировна просьбу сына проигнорировала.

Мы начали встречаться тайком. Конечно, меня это задевало, обижало, но ничего другого нам не оставалось. Не было иного выхода.

Как-то раз мы целую неделю пробыли вдвоем. За грибами ходили, на речку… Пашку тогда как подменили. Чуткий, нежный, заботливый, как в первые дни знакомства. Ни на один мой недостаток он мне не указал, даже наоборот. А после возвращения в отчий дом – «Абонент временно недоступен». Взрослый поступок, однозначно! «Поступок не мальчика, но мужчины». Это Шекспир сказал, и Паша наверняка бы с ним согласился. Я – нет. Меня жутко раздражало, когда Паша соглашался на встречу и не приходил. Еще немного, и у меня, как у собаки Павлова, выработался бы рефлекс – радоваться редким звонкам любимого человека.

У нас все было не «как у людей» – сильные, но в то же время ненадежные чувства. Мы были готовы выложиться в полную силу, но чужие слова могли в один миг все разрушить. Все закрутилось, завертелось в отрицательную сторону, и да – были те самые пресловутые «сотни попыток все изменить, тысяча слов и море слез».

«Но в чаще терпения есть точка кипения…» – так поется в одной песне. И она наступила. После очередного расставания. И после очередной случайной встречи.

Домой ехать не хотелось. Вышла на несколько остановок раньше и пошла вниз по улице – куда угодно, лишь бы не стоять на месте. Сегодня Паша сказал, что нашел себе другую девушку… Обманул? Я ведь стойко чувствую, когда он врет. Но зачем? Он же понимает, что делает мне больно этими словами…

Мне необходимо его увидеть. Только так, заглянув в его красивые голубые глаза, которые иногда кажутся мне холодными льдинками, я пойму, где правда, а где ложь. Мне необходимо сказать, как сильно я его люблю… а Паша в очередной раз меня оттолкнет… Не привыкать, да? С каждым разом расставание дается мне все больней, переживания – острее. И чувства – сильнее. Мне ничего не нужно. Только бы увидеть его. Ненадолго. А может, прямо сейчас к нему поехать? Да, точно…

Хотела купить жвачку и возле магазина в прямой видимости столкнулась с Пашиными друзьями. Блинский блин! Меньше всего я хочу сейчас с кем-то разговаривать, особенно с его друзьями. Есть большая вероятность, что я зарыдаю прямо у них на глазах, а показывать слабость при посторонних как-то не улыбается. Но незаметно пройти не удалось – меня тоже заметили и замахали руками в знак приветствия, так что пришлось подойти и наигранно поздороваться. Я уже для себя мысленно решила: задам несколько банальных вопросов о делах насущных, сделаю вид, что куда-нибудь опаздываю – и по-быстрому свалю в закат.

Однако же странная реакция при виде меня ребят изрядно повеселила.

– Ой, сейчас что-то будет… – сквозь смех признался Серега. Это он о чем?

– Я на клоуна похожа? – с плохо скрываемым раздражением спросила я и осеклась, услышав позади себя родной голос:

– Откуда…?

Этот голос я почувствовала всей кожей, каждой ее клеточкой. С трудом обернулась – Паша стоял близко. Настолько близко, что у меня закружилась голова. Я превратилась в комок нервов, в оголенные провода под током. Хотела закричать – и не смогла. Вместо этого я, забыв обо всем на свете, прижалась к нему, схватив за куртку. Вот он… мой… Мне казалось, что воздух покидает легкие, и вздохнуть я уже не смогу никогда. Я смотрела ему в глаза, и земля уходила из-под ног. Он привлек меня к себе прежде, чем я успела пошатнуться. Подхватил за талию, не давая упасть, и от прикосновения его рук у меня зашлось сердце.

– Ты! – всхлипнула и снова рывком обняла его, так крепко, что руки заболели. Прижалась к нему всем телом и задрожала от счастья. Нет никакой другой. Точно знаю. Чувствую.

Я боялась пошевелиться, боялась открыть глаза, чтобы не исчез, не пропал. Мне было достаточно вдыхать его запах. Чувствовать его большие ладони на своих плечах. В отличие от меня, вцепившуюся в его куртку цепким клещом, Паша касался моего дрожащего тела очень нежно, осторожно. Мой родной…

Паша, видимо, пришел в себя и мягко оттолкнул меня. Что-то сказал друзьям и направился куда-то вперед.

– Эй, а я…? – словно обиженный ребенок прокричала я ему вслед, но осталась неуслышанной. Слезы все-таки брызнули из глаз. Вот же черт!

Догнала. Попыталась остановить, но мои слабые попытки были тщетны. Это как удерживать мчащий по рельсам паровоз. Только руки в карманы засунул.

– Паш… Ну, Паша…

– Я же тебе сказал, что у меня другая девушка, – с нажимом ответил он мне.

– Неправда! – я даже головой покачала головой в знак отрицания, а потом засунула свою руку ему в карман, туда, где была и его ладонь. Теплая, большая, родная – и победно улыбнулась, когда под тканью куртки Паша переплел наши пальцы.

Мое сердце кричало от счастья, ликовало, сходило с ума. И если сначала мне хотелось ругаться на Пашу, вопить, спрашивая, почему он меня обманул и придумал какую-то мифическую девушку, почему он хотел, чтобы я поверила в это – то теперь мне нечего было говорить, да и Паше тоже. За нас говорили наши ладони, которые тесно переплелись пальцами.

– Ты как колючка, – совсем беззлобно, даже с улыбкой признался Паша. – Нигде от тебя не спрячешься.

– А ты и не прячься. Люблю тебя…

Паша глубоко вдохнул и обнял меня уже по-настоящему, крепко, до хруста костей. Ребята стояли неподалеку – ждали, чем закончится наша встреча.

– Я знаю, – тихо прошептал он мне в ухо, а потом легонько поцеловал.

Наши отношения напоминали собой качели – то вместе, то врозь, то опять вместе, то снова врозь. Чувства на грани, нервы на пределе. Все было настолько неопределенно, что любое предположение о том, что будет завтра – делалось методом тыка пальцем в небо. Даже известный предсказатель Нострадамус развел бы руками и сказал что-нибудь навроде того, что миссия узнать будущее невыполнима. И если нормальные отношения строят двое – парень и девушка, то у нас с Пашей «строителей» было трое – я, он и его мама.

Мои родители не вмешивались, и я им за это благодарна. Конечно же, они видели мои переживания, красные от слез глаза, слышали тихие рыдания по ночам, но в то же время понимали, что слушать я никого не буду и поступлю по-своему.

– Кать, тебе не надоело? – спросил меня лучший друг Паши, видя, с каким пренебрежением относиться ко мне любимый человек. – Это же чистый мазохизм…

– Он мне и не надоест, – честно призналась я. – Мне хорошо с ним.

Подобную, но более горькую правду я говорила Тане. Своей главное проблемой она считала расплывшуюся под глазами тушь и стертую помаду, за что я очень ее уважала. Еще до знакомства с Иваром Танюша без комплексов и страхов садилась на мотоцикл случайного байкера и каталась с ним по городу, сидела на капоте машины, громко и весело крича водителю: «Гони быстрее!» – и вообще была раскрепощенной девушкой, по которой сходила с ума большая половина мужского окружения. Я сравнивала себя с ней и понимала, что мы с Пашей ссоримся отчасти по моей вине. После того, как он появился в моей жизни, я абсолютно забыла о косметике, других парней обходила десятой дорогой, мотоциклистов боялась, а вместо того, чтобы сидеть на капоте авто – предпочитала мягкое сидение рядом с водителем.

– Это же Пу-упс! – выкрикнула Таня, не поднимая глаз от экрана телефона, пытаясь поймать сеть и дозвониться Ивару. – Игнорируй его, пусть сам за тобой бегает…

Нет смысла говорить подруге, что тяжело любить такого человека – врядли она поймет. Тяжело ссориться изо всякой ерунды. И тяжело прижиматься к нему и ощущать это всепоглощающее чувство, захватывающее полностью, отделяющее от мира, создающее новою вселенную только вокруг Паши…

По части советов Таня была первой. Только она могла придумать какие-то сложные комбинации, просчитать ситуацию на десять ходов вперед – и не ошибиться! У этого генератора идей в лице необычайно харизматичной девушки почти всегда было прямое попадание. На моей памяти она ни разу в своих суждениях не ошиблась. И в этот раз она предложила действовать напрямую. Захотела увидеть своего мужика – пошла и увидела.

Я поступила так, как и советовала Таня. Пришла к нему на работу в кафешку, где он нарабатывал практику помощником повара.

– Привет, – подошла я к нему.

– Привет.

– Я соскучилась… – и потерлась носом о его плечо.

– Поэтому ты здесь?

– Я зашла перекусить, – сказала я чистейшую правду, но каждое мое лукавство Паша чувствовал нутром, как будто бы по книге читал.

– Да? – недоверчиво спросил он. – Поэтому ты пришла именно в это кафе?

– Чтобы тебя увидеть, – призналась и не смогла сдержать улыбку – увидела…

Паша уже не выглядел таким мрачным, и я то и дело выпадала из реальности, просто любуясь им. А когда он мне улыбнулся, лишь слегка приподнимая уголки губ – мир вообще стал в миллион раз прекраснее.

Паша однажды сказал, что меня для него слишком много. Для меня же его всегда было недостаточно. Это как бесконечная черная дыра, в которую затягивает все больше и больше. Он без меня мог жить – спокойно, не задаваясь постоянным вопросом «Как у меня дела?» и не ища частых встреч. Я же до знакомства с ним будто бы не жила – прошлые воспоминания казались мне чем-то далеким и мутным.

– Вы с ним как два долбо…ба! – глядя на мою беззвучную истерику, высказалась однажды Измайлова, ничуть не стесняясь в выражениях.

А другие знакомые говорили: «Забудь, начни заново». Я упиралась своим упрямым характером и продолжала искать встречи. Добровольно отказаться от любимого человека – чистый мазохизм в действии. Жалею ли я о том, что как побитая собачонка бегала за тем, кто каждый раз все прочнее опускал меня до уровня плинтуса? Не могу ответить точно, но если бы можно было вернуть время назад, я бы поступила так же, не задумываясь. Наверное, нет – не жалею. Я забивала большой железный гвоздь на свою гордость, переступала через все мыслимые и немыслимые моральные принципы. Гордость – о чем речь? О каких принципах нужно говорить, когда на другой чаше весов пусть крохотная, но все же возможность быть с единственно любимым? Несмотря на боль от этой несправедливости, я все же была счастлива. Короткими отрезками, моментами, но я была самой счастливой.

6 Ты прости меня…

… За то, что мне любовь твоя

Порой была нужнее хлеба.

Ха то, что выдумала я

Тебя таким, каким ты не был…

(«Романс» – OST «Мы из будущего»)

Ты открыл дверь и жестом пригласил меня на кухню. Ноги с каждым шагом немели все больше – как же я соскучилась… Вот и ты – в перепачканной мукой футболке, в шортах – готовишь что-то, явно доволен процессом. И деловито не поворачиваешься ко мне, изображая важнейшую занятость. Я скинула с себя рубашку, чтобы не запачкать, и осталась в одной майке – быстро подошла к тебе и уткнулась лицом в спину.

Втянула запах и прижалась еще сильнее. Родной… любимый… рядом. Наконец-то.

– Привет, – глухо прошептала я тебе в спину. Ты вконец расслабился, твои руки легли на мои и крепко сжали их. Я могла бы вечность стоять в таком положении.

– Шаверму хочешь? – вместо приветствия спросил ты и, вывернувшись из кольца моих рук, повернулся ко мне лицом. Сердце ухнуло еще больше – вот оно, мое любимое, идеально вылепленное лицо. Вот они – такие мягкие и нежные губы в душещипательной улыбке…

Я крепко прижалась к тебе, запустила пальцы в твои волосы и с силой сжала – и начала целовать. Крепко, страстно, чтобы знал, как я соскучилась. Я уже потянулась к краю футболки, чтобы стащить ее, но ты вдруг отстранился и сильно прижал меня к себе, призывая успокоиться. А я вся горела. Хотелось твоей близости. Немедленно. Сейчас.

– Хочу… – подалась я вверх по твоему телу, требуя продолжить поцелуй, но ты пошел на хитрость и расценил мою просьбу как запоздалый ответ на свой вопрос.

– Тогда помогай, – и улыбнулся такой дразнящей улыбкой.

Ты продолжал спокойно стоять возле стола и раскатывать тесто. Я устроилась так, чтобы не мешать и в то же время иметь возможность лицезреть тебя всего – нельзя быть таким красивым, Паша!

Я всегда любила смотреть, как ты готовишь. Раздетый по пояс, в одних шортах или трусах – очень сексуальное зрелище, заводит покруче любого порнофильма. Возьмешь нож, и за пару секунд целый помидор становится мелкой нарезкой.

– Малыш, помешай картошку, – и я с удовольствием выполняю твое указание. Сама готовлю из рук вон плохо, но под твоим руководством чувствую себя Сеней из сериала «Кухня». А ты кто? Шеф-повар – злой и усатый? Хотя нет, тебе больше подходит роль Макса, такой же непостоянный и центр внимания практически всех девушек. Ты – центр моего внимания. Точнее, твои глаза. Они у тебя потрясающие. Беззащитные. Циничные. Отсутствующие. Я полжизни готова отдать за один твой взгляд…

Закрывая сковородку крышкой, я осталась верной себе и случайно обожгла палец. Вскрикнула от боли.

– Вот эта Катя… – ты смотришь на меня как на неразумного ребенка и, видимо, хочешь еще что-то добавить по поводу моего катастрофического невезения. Я снова прячусь за твою спину, обнимаю сзади и целую между лопаток. Хочу в плечо, но даже на носочках не достаю – уж больно ты высокий.

В такие минуты меня просто переполняет нежность. И даже про обожженный палец забываю – улыбаюсь от уха до уха и сильнее прижимаюсь к тебе. Вот оно, мое счастье. Когда все спокойно и больше ничего не хочется. Да, мне больше ничего не нужно, кроме этого момента.

Стремясь быть хоть немного полезной, раскрываю лаваш и смазываю его готовым соусом. Ты в то же время перемешиваешь мясо, капусту, помидоры, огурцы и жареную картошку. Набираешь полную ложку и предлагаешь попробовать мне. Ханжой я никогда не была, да и стесняться мне некого – открываю рот, и через мгновение на ложке ничего не осталось.

– Мм, фкуфно, – прошамкала я.

– Я ведь готовил, – был твой не в меру скромный ответ.

Ты начал выкладывать основную часть на лаваш, используя одно из своих любимых правил «на своих не экономить». И через несколько минут я уже ловила чистый кайф… действительно, получилось очень вкусно.

Мы сидели на диване перед экраном ноутбука, смотря комедию про ожившего медведя, и с видимым удовольствием поедали шаверму и запивали колой. Съев половину, я честно призналась, что больше не осилю ни единого кусочка, и отдаю тебе свою тарелку. Ты не споришь, но, откусывая мою часть, тут же едва ли не силой запихиваешь мне в рот «еще кусочек», «еще один», «последний», «самый последний», «наипоследнейший» – и так до тех пор, пока тарелка не опустеет. Кажется, я тебе не говорила об этом, но я очень ценю подобные проявления заботы с твоей стороны. Они красноречиво заменяют признания в любви, которые ты не любишь делать. Но привкус наивкуснейшей шавермы со сладким соусом был почему-то горьким – как и моя любовь к тебе. Должна быть приятной, но иногда она вызывает дикий страх перед потерей.

Поцеловала тебя в лоснящиеся губы, и в который раз посетила мысль, что если я когда-нибудь тебя потеряю, то умру. На экране говорящий мишка курит кальян, а мы обнимаемся. Честно говоря, за сюжетом фильма я почти не слежу, полностью погрузившись в нирвану. Моей нирваной по праву считаешься ты – мой единственно любимый человек с бесконечно родной улыбкой и самыми красивыми в мире глазами. Я люблю твои волосы, люблю твои перепачканные в муке шорты и яркие футболки, и то, как порой цинично ты реагируешь на жизнь. Как ругаешь меня, отчитывая, словно нашкодившего ребенка. Люблю спорить с тобой, понимая, что ты прав.

Я немного повернула голову и дотянулась губами до твоей шеи, вдыхая родной запах. Как кошка потерлась щекой о твое плечо.

– Ты еще не уснула? – спросил ты, повернувшись ко мне. Есть у меня нехорошая привычка – засыпать в самом начале фильма. Я отрицательно покачала головой и еще сильнее прижалась к тебе, хотя куда сильнее? Еще немного – и я прирасту к тебе кожей, и что немаловажно – мне этого хотелось.

Никакой романтики – шаверма, кола, диван, кино. Но это один из лучших вечеров в моей жизни. «А какие другие?» – спросишь ты. Все они проведены рядом с тобой, когда у меня есть возможность уткнуться в твою теплую шею и ощущать непередаваемое счастье.

И в это мгновение я чувствую себя самой счастливой. Зачем мне остальной мир, если у меня есть вот этот маленький мирок, умещающийся на небольшом пласте теста?

А ведь еще утром я проснулась в съемной квартире в обнимку с плюшевым медведем, которого ты подарил, и приготовила себе нехитрый завтрак из остатков вчерашнего ужина. В переполненной с утра маршрутке по пути на работу до ломоты в костях захотелось тебя услышать, увидеть, обнять и сказать, как сильно я тебя люблю. На работе удалось переключиться, но все равно нет-нет – да и проскользнет мысль о том, что было бы здорово тебя увидеть. Не сдержалась – позвонила. И вот мы рядом.

Ты улыбнулся. Я все, что угодно готова отдать за твою улыбку – столько в ней моего личного, того самого персонального счастья, с которым забываю обо всех проблемах.

Я положила голову тебе на грудь и слушаю, как размеренно стучит твое сердце: «тук-тук, тук-тук», а когда пошевелюсь, ритм убыстряется: «тук-тук, тук-тук-тук…»

– Родной… – завожу я старую как мир песню.

– У? – ты уже знаешь, что я хочу сказать.

– Я люблю тебя.

– Угу.

Родной мой, милый, любимый, ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю. И с каждым днем все сильнее. Внутри меня столько нежности, любви, заботы, что мне иногда кажется, что мое сердце скоро взорвется от этой наполненности.

Фильм закончился, и ты сел ближе к компьютеру, открыв «контру». Я мысленно застонала, но решила последовать твоему совету и здравому смыслу – лечь спать. Спустя пять минут безуспешных попыток уснуть я кладу подушку тебе на колени. Ты тяжко вздыхаешь, возмущаешься, а потом наклоняешься и целуешь. Я довольно улыбаюсь и засыпаю под звуки выстрелов в твоей игрушке, напоследок чмокнув тебя в пупок.

Из сна меня выдергивает твой хриплый полусонный голос:

– Малыш…

– У? – не могу проснуться.

– Ложись удобнее на подушки, спать будем.

– Угу.

Соглашаюсь, но сил, чтобы хотя бы пошевелиться, нет. Сладко зевнула и почувствовала, как твои сильные руки поднимают меня и укладывают на подушку. Я что-то недовольно пробормотала, а ты уже лежишь рядом и обнимаешь мое тело обеими руками. Крепко. Сильно. Нежно. Кайф…

– Спокойной ночи, родной, – целую тебя в грудь и тоже обнимаю. Нельзя так часто целовать, нежничать, ведь жизнь совсем не такая, но этот вечер я хочу провести именно так.

– Спокойной ночи, малыш, – целуешь меня в висок.

И я знаю, что наутро проснусь рядом с тобой, и это тоже будет счастье. И пусть ты боишься таких сильных чувств с моей стороны, для меня они – лучшее, что есть в жизни. Я люблю тебя, но как…?

Любовь.

Люблю.

Прости… прости, родной, что я так сильно тебя люблю.

7

Это признание посвящено именно таким моментам, и теперь любая домашняя вкуснятина ассоциируется у меня с теми блюдами, которые готовил мой любимый человек. Спустя время у меня никак не получается приготовить блюдо именно с тем самым Пашиным вкусом.

Как и любой нормальный человек, Паша всегда тянулся к самому лучшему. А если не тянулся, то волею случая все равно получал. Только вот со мной ему не повезло – в моем лице ему достался самый неразумный вариант маленькой женщины. Я до сих пор искренне удивляюсь, как парень с зашкаливающим природным обаянием – таким, когда любая девчонка за одну его улыбку была готова лечь в кровать – выбрал меня. Среди всех знакомых мне девушек я была самой невзрачной. Как тот утенок из сказки Ганса Христиана Андерсена. Я была невидимкой: если бы Паша встретил меня где-нибудь на улице, то прошел бы мимо, не заметив. Толчком стало совершеннолетие Тани, после которого у меня в телефоне появился новый абонент со смайликом-улыбкой рядом с именем и рингтон – песня Даши Суворовой. Едва я слышала в трубке заветные позывные «И до утра опять не будет спать…» – понимала: звонит мое счастье.

– Привет, – всего одно слово родного голоса, и все внутри наполнилось приторной нежностью и жуткой тоской. Тут же захотелось на всех парусах нестись к нему, пусть даже пешком и босиком по снегу. Мой родной человек был далеко, не рядом, и от этого становилось невыносимо, сердце разрывалось от слишком глубоких чувств к нему…

А у Паши был кулон в виде штанги – он тогда начал в спортзал ходить. Я с нулевым результатом обошла все магазины города, и в итоге заказала этот кулон посылкой из столицы. Павлик врядли пошел бы на такое подвижничество, а вот мне очень уж хотелось сделать ему приятное.

– Крутой кулон, – оценил его друг. – Где нашла?

– Там уже нет, – загадочно улыбнулась я, наблюдая за Пашкой, которому подарок явно понравился.

И вскоре этот самый кулон стал причиной очередного расставания. Якобы я потратила деньги на ерунду. Моей искренней обиды не было предела.

Когда Таня приехала перед Новым годом в Россию, то тут же решила вспомнить былые времена и первым делом направиться в сонмище громкой музыки и нескладно двигающихся тел. К сожалению, неугомонная подруга из всех танцевальных клубов города выбрала один нетанцевальный. Караоке-бар. Мои попытки отговорить ее от этой не самой удачной затеи не дали ровным счетом никакого результата.

– Хочу петь и танцевать! – повторяла она, словно заведенная, всю дорогу до бара. А в баре было о-очень много народу – естественно, предновогодние вечера. У людей корпоративный отдых в большинстве случаев. Какая-то часть меня рвалась обратно домой и едва ли не кричала: «Мельникова! У тебя же нет ни слуха, ни голоса! Беги отсюда, матом прошу! А Танька пусть сама отдувается у микрофона!» И, тем не менее, я осталась. Ту нескладную, не попадаемую ни в одну ноту «Скажи» группы «Сплин» я запомнила надолго. Было стойкое ощущение, что все гости того караоке-бара едва сдерживались, чтобы не закидать грязными тарелками неудавшуюся певицу.

– Скажи, что я его люблю-у,

Без него вся жизнь равна нулю-у… -

пела я так самозабвенно, как красные на митинге. И представляла перед собой лицо своего любимого человека, которому, в принципе, и были посвящены эти несколько минут позора. Но только он не слышит и врядли услышит мои потуги, сформировавшиеся в несложное признание. Хотя… вот же Танька!

Сходя с небольшого пятачка сцены, я заметила, как подруга снимает меня на камеру в телефоне. Только не это… Она же этим компроматом мне репутацию напрочь испортит! Какой позор… Ну все, Катерина, пропала твоя честь в маленьком мобильнике лучшей подруги…

Таня, глядя на мое испуганное лицо, от души рассмеялась.

– Ой, не могу… Кать, в тебе умирает Пугачева! Достойная замена Примадонне! Без него вся жизнь равна нулю-у-у-у… – протянула она и засмеялась еще громче. Я раскраснелась и начала попивать коктейль, заодно наблюдая за другими выступающими, которые выбирали менее притязательные композиции. О, Виктор Цой, мой личный катарсис. Правда, «Звезда по имени Солнце» в нескладном исполнении трех парней была даже более фальшивой, чем мой «Сплин»…

Когда вновь наступила наша с Таней очередь, я всерьез хотела отказаться и дать ей право опозориться одной, но подруга решительно потянула меня на сцену. Сопротивлялась я слабо, так, для виду больше. Все-таки пару глотков алкоголя уже дали о себе знать, ударив в голову легким бесстрашием. Я не знала, какую композицию попросила для нашего недодуэта Таня, но по первым нотам догадалась. Да и не только я, но и весь зал. Твою мать, Танюха! Уж лучше бы ты «Владимирский централ» заказала! Но только не это…

– Глупая, ну хочешь – плачь,

Я буду за руку тебя держать… -

запела она и, как ни странно, вполне даже сносно запела. Приятно. Не Дубцова, но около того. Мое соло оставляло желать лучшего:

– Они нам реки измен,

Они нам океаны лжи,

А мы им веру взамен,

А мы им посвящаем жизнь… -

продолжила я воспроизводить быстро меняющиеся строчки текста на экране, физически ощущая, как напряглась стоящая в полуметре от меня подруга. А она ведь действительно любит Ивара… и жизнь ему посвятить готова… я ведь помню, как она мечтала стать хирургом.

– Представь, – говорила она лет эдак пять назад: – приходят ко мне благодарные пациенты и приносят цветы, конфеты, кофе… особенно кофе. Я даже в свой кабинет кофеварку куплю и буду варить кофе на все отделение…

Благодарных пациентов не случилось, как, впрочем, и кофеварки – распробовав лимонный чай, заваренный свекровью, Таня решительно отказалась от других напитков. А сразу после получения диплома вышла замуж, переехала в Германию и до сих пор не знает о том, что такое трудовая книжка… Ее ежедневная работа – маленький сынишка, требующий постоянного маминого внимания. Сейчас она впервые за долгое время взяла домашние каникулы.