Текст книги "Ростки на могилах (СИ)"

Автор книги: Тимофей Алёшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Алёшкин Тимофей Владимирович, Ахмеджанов Фарит Маратович
Ростки на могилах

Тимофей Алёшкин, Фарит Ахмеджанов

  РОСТКИ НА МОГИЛАХ

Как же так выходит? Был человек добрым великаном, а стал сердитый коротыш. Новеллий помнил дядю Дуннотала большим, улыбчивым, внимательным. Дядя приходил к племяннику ещё когда тот жил с мамой и тётями, играл с ним, учил, рассказывал про всё на свете, отвечал на любые вопросы. Он был для мальчика самым главным, самым любимым взрослым.

Когда Дуннотал явился через двадцать лет, дядю Новеллий, конечно, узнал – глазами, умом. Но не сердцем. Ничего общего с тем мудрым гигантом не было у этого нудного чудика.И зачем только он сказал ему про свой новый дар? Теперь приходилось идти и, Дит его побери, внимать.

– Это похоже на разницу между слушать и слышать. Слушать – значит воспринимать все звуки, что тебя окружают. Голоса, плеск, шум, треск, рычание и визг, гром и шорох.

Слышать – значит понимать, что скрывается за этими звуками. Начинающийся или заканчивающийся дождь, крадущийся зверь, переживания молодой жены, об этом и еще о многом мы узнаем благодаря этой способности слышать.

Слушать мы все умеем с самого рождения, а слышать учимся потом всю жизнь. С разным успехом – некоторые на всю жизнь остаются глухими!

Тебе дан великий дар...

– Хватит уже, может быть? – Новеллий вздохнул. С неба лилось, ноги вязли в грязи и пафосные речи спутника совсем не придавали сил.

– Что хватит! Что хватит! Ты...

– Дядя... то есть Тертиу,– "Тертиу, Тертиу, – повторил он про себя.– Не дядя, не Дуннотал, а Тертиу, мой слуга-васс", – ты это говорил уже. Сто раз. Могу сам тебе всё повторить.Только и ты меня услышь, ну? Не так это всё у меня! Не. Так. Ничего я не слышу. То есть, слышу, но... а, погоди, касаю, вот! Трогаю! Совсем другое, не то, что ты говоришь! И все твои уроки – мимо. Толку нет, понимаешь?

– Нет же, ты не слушаешь! Я учу тебя самым общим правилам, они применимы во всех случаях. Какая разница, как ты воспринимаешь духов?

Новеллийосторожно тронул рукой грудь. Для всех остальных на его шее висело простое колечко, немудрящее украшение на медной цепочке. На деле же это было... Ухо? Нет, наверное, не ухо. И не глаз. Может быть, палец, да. Последнее сравнение было самым удачным.

Он чувствовал демонов. Ощущал, словно бы касался. Здесь, в Галлии их было много. Они были разные. Мягкие и твердые, скользящие легко и продирающиеся с трудом, большие и маленькие, сильные и не очень. Разные. Только добрых не было.

Он ненавидел их всех. И опасался.

Когда Новеллий только получил кольцо, надел его на палец и впервый раз почувствовал перед собой что-то текучее, неуловимое, живое, он удивился и обрадовался, потянулся, хотел потрогать, погладить, но оно, существо, тут же атаковало, ударило волной страха, паники, охватившей ум и тело, он затрясся, заорал и даже обмочился, а существо исчезло.

Это был демон, один из бесчисленных духов, богов и божков, населявших Галлию. И все они хотели зла чужакам, римлянам, а значит, и ему, Новеллию, тоже. Именно демоны подняли галлов на новое восстание.Они требовали принести в жертву всех иноземцев, они сами убивали легионеров, сводили с ума, наводили морок и сон, путали и пугали.Самые мелкие и слабые просто щипались и не давали спать.

В прошлом году вторая галльская война окончилась, солдатам объявили, что все племена вместе с их богами вновь приведены к покорности Республике, так что большинство римлян демоны теперь не беспокоили. Но неНовеллия. Он-то знал, что все эти демоны никуда не ушли, они всё так же опасны и, быть может, только и ждут, чтобы начать всё снова.

Он бы с радостью вернулся назад, в то время, когда духи – он про себя называл их "черви" – были для него только байками жрецов или статуями в храмах, а не сновали рядом, поминутно его задевая. То ли дело в Италии – там духи были совсем другими: спокойными, тёплыми на ощупь, даже ласковыми.

Сразу после отставки Марк сдал центуриону оружие и доспехи, получил расчёт и по пути в таверну набрался духу и закинул кольцо в придорожную канаву. И бегом вернулся за ним через час, радуясь, что канава – не болото. Без кольца он остался будто голым и слепым посреди дикого леса. А с кольцом он был не только зрячим,но и кое-что мог – научился, пока воевал. "Черви" были нрава буйного, но кое-чего боялись, их можно было спугнуть – собственными гневом или злостью. Пугать они любили, но и сами пугались легко.

Да и некоторые дядины советы, если честно, были не совсем бесполезны, хоть и работали совсем не так, как тот говорил.

Нет, в Италию он от червей не побежит. Галлия – его страна, здесь онзаведёт своё дело, поставит дом, найдёт жену,продолжит род и будет жить как свободный человек, как живут римляне.И ни одна демонская тварь ему не помешает.

– Посмотрим, кто кого выживет, – сказал он червям сквозь зубы.

– Что? – удивился дядя.– Причём здесь выживет? Если правильно поприветствовать духа, он ответит тебе!

Новеллий ещё раз похвалил себя, что не сказал дяде про кольцо. Да, про дар он говорил, но дядя думает, что племянник сам по себе такой особенный. Кто знает, что бы он сделал, узнав, что дело не в человеке, а в вещи? У друидов много странных законов насчёт духов и колдовства, а наказание за их нарушение– почти всегда смерть. Нет уж, кольцо Новеллий не покажет, и не отдаст, а дядя пускай думает и говорит, что хочет.

Дорога подкатилась к городу, пошла мимо шалашей, времянок и загонов для скотины, сменившихся вскоре крепкимидомами и заборами, из-за которых на путников поглядывали местные, и Дуннотал– Тертиу – наконец, умолк. Для всех здесь он был молчаливым и услужливым слугой Новеллия. Высокий, еще крепкий, с длинной седой бородой, он вызывал безотчетное доверие у хозяев гостиниц и крестьян на хуторах. Это удобно, когда приходится много путешествовать.

Олина – когда-то поместье знатного рода Сегомара, после первой войны Цезаря превратилось в немаленький, по галльской мерке, город. Столицупагаверубриевсожгли и разграбили римляне, запретив восстанавливать городские стены. Время было неспокойное, иСегомар Старый пообещал принять у себя в усадьбе и защитить всех, кто придёт под его руку. Через несколько лет поместье так разрослось, что его сын, Сегомар Молодой, смог созвать у себя собрание воинов пага после смерти старого рикса (верубрии выговаривали "рига"). Его и выбрали новым.Вторая, последняя война с Молодым Цезарем Октавианом, земли верубриевтоже не обошла – римляне и их наёмники-германцы сожгли много хуторов, опять ограбили старую столицу и только Олину Сегомар спас от разорения.А когда договаривался об условиях сдачи, и стены сохранил – мол, что ты, именитейший легат Агриппа, ну какие там у меня в усадьбе стены – так, частокол.

За прошедший после этого год Олина выросла вдвое. Новеллий с дядей шли через пригород, выросший уже за стенами – дома вокруг были совсем новенькие, крыши ярко желтели свежим тростником.Справа, где частокол городской стенышел вдоль реки, слобода коричневым пятном среди рыжего луга выкатилась уже и на другой берег. Народу было много, народ брался за любое дело и требовал немного – только чтобы прокормить себя и детей. Тут процветал всякий промысел, так что помимо простого люда сюда стремились также и ремесленники, а купцы заезжали всё чаще. Агриппа вторую зиму оставлял в городе на постой когорту легионеров – плата за то, что Олину не тронули. Римлянеразмещались в центре, поблизости от дома рига.

За открытой створкой ворот на дорогу перед путниками шагнул стражник в сером шерстяном плаще, с мокрымиобвисшими усами, молча оглядел, шмыгнул носом и покосился налево. Там под пристроенным к стене дощатым навесом стояли двое в тусклых кольчугах, с хмурыми бритыми мордами, копья наготове.Римляне. Ещё несколько солдат сидели на скамье у стены, придерживая рядом щиты, и резались в пальцы.

– Что у мулов в мешках? – спросил передний римлянин на латыни.

– Мешки, – ответил Новеллий тоже на латыни, не дожидаясь, пока стражник-галл переведёт.– Мы торговцы, за товаром приехали.

– А это что у слуги, копья?

– Что ж ещё? Были б всадники, с мечами ходили. Говорили, разбойники здесь.

– И что, видели разбойников?

– Нет, слава Юпитеру.

Римлянинмахнул рукой, галл отступил – мол, проходите.

– Посты удвоены, и местные ещё, – сказал Новеллий дяде. Тот только пожал плечами.Спутники прошлёпали по грязи мимо коров и коз, щиплющих редкую травку в незастроенном пространстве вдоль стены. Едва они вышли на петляющую между домами улицу, как Новелий остановился, вцепившись рукой в грудь.

– Ох...

– Что?

– Кажется, Зверь!

Дуннотал побледнел.

– Здесь? Не может быть!

Новеллий низко наклонил голову, сжав кулаки.

– Думаешь, его можно с кем-то спутать? Смотри, у ограды.

Группа ладных, богато одетых юношей стояла буквально в двух шагах, разглядывая пасущегося поодаль коня.

– Кто-то из них?

– Да.

Новеллий с трудом отвернулся и стал счищать о камень на обочине налипшую грязь с башмаков. В грудь и спину словно бился шипастый шар. Зверь. Совсем рядом.

Далеко на Севере друиды – такие, которых сторонились даже их союзники – проводили страшные обряды с добровольцами, согласными положить жизнь за освобождение страны от захватчиков-римлян. Или не совсем с добровольцами, слухи на этот счет ходили разные. Получившееся существо римляне называли hybrida, полузверь.С виду обычный человек, но порой он оборачивался страшным и непобедимым в бою воином. Они поубивали немало врагов, но надежды не оправдали – дух, что жил в теле человека медленно пожирал его изнутри. Иные не протянули и недели, и очень мало кто – больше года.

– Идём скорее, – дядя, кажется, готов был тащить Новеллия за руку.– Отдай письма римлянам и уходим прочь отсюда!

– Я иду к трибуну,-Новеллий сделал несколько особенных вдохов и почти прогнал гнев. Шипы, пронзавшие тело с каждым ударом сердца, превратились в тоненькие деревянные прутики.– А ты оставайся здесь. Узнай, кто они, о каждом. И найди нам ночлег.

Дядя явно собирался что-то совсем не вежливое ответить, но Новеллий, подгадав, когда старик в коротком плаще и брюках в синюю верубрийскую клетку и его мальчик-оруженосец подойдут поближе, продолжил громко:

– Шевелись, слуга! Некогда пререкаться! Как устроишься, узнай, у кого здесь какие кожи на продажу иищи меня у дома рикса!

Дуннотал стрельнул глазами на прохожих и отвернулся к мулам.

Новеллий поспешил представиться старику. Он надел в дорогу брюки, а усы отпустил уже почти месяц назад, так что мог запросто сойти за галла, но решил всё же назваться Марком, чтобы посмотреть, как местные относятся к римлянам.Галл отвечал вежливо, и к домам римлян легко согласился провести, так что Новеллий немного, самую чуточку, расслабился. Все спокойно. Зверь был символом сопротивления чужеземцам, его появление чревато волнениями, если не открытым бунтом. Но тут, похоже, о Звере еще никто не знает. Затаился, может быть, или недавно прибыл.

Визит к трибуну Лурию, командиру римского гарнизона, опасений Новеллия не развеял. Прямо сказать трибуну о Звере в городе Новеллийпоостерёгся, а от осторожного, вскользь заброшенноговопроса о настроении в округе трибун только отмахнулся.Сказал, мол, лучше не бывает, покупай что хочешь,верубрии теперь мирные галлы и союзники, неделю назад половина всадников пага отправилась на Рейн, в армию молодого Цезаря, а риг Сегомар трибуну Лурию лучший друг. Только на дорогах поосторожней, там, конечно, всякое бывает – повстанцы недобитые по лесам бегают, наши германцы-дезертиры, да и просто разбойники.Три дня назад даже римский патруль на Бибрактской дороге, в трёх милях от города, пропал, пришлось караулы удвоить. Но тут Лурий с Сегомаром разберутся и все концы найдут, а торговым делам это не помешает.

Всё это было бы понятно и хорошо, и можно было бы здесь обосноваться и начинать собирать товар, как задумано. Если бы не Зверь.

Мысли разбегались, нужно было найти спокойное место и всё обдумать. А ещёузнать побольше о местных делах.Кожи – дело хорошее и верное, ноЗверь-то проявится – не может не проявиться. И тогда тут, кажется, совсем другие деньги можно получить.Только бы дело повести правильно, не напороть лишку. Новеллий чуть не спросил Лурия про награду, но в последний момент передумал – надо сперва все выяснить.

Трибун приглашал на ужин, Марк отговорился делами с товаром. Ещё можно было передумать и вернуться, Лурий только обрадуется, а запахи в его доме были густые, римские, хлебом пахло, пшеничным, свежим, а не вечной галльской недожареннойсобачатиной. И черви тут тихо копошились вокруг очага и божницы, людей не трогали. Марк глубоко вдохнул, резко выдохнул и зашагал скорей из тепла трибунова дома, мимо по-италийски полуголой челяди, мимо часового у двери, на холодок площади. Будет еще время попотчеваться по римски.

Оказавшись на улице, под промозглым дождиком – весна этом году не больно-то спешила – Новеллий, щурясь от холодной дрязги, осмотрел небо. Сизые тучи расположились очень солидно, по-хозяйски и явно надолго. Надо было искать крышу над головой.

Налево стоял солидный дом, из мощных тёсаных брёвен, ещё не успевших потемнеть.Римляне устроились в Олине основательно, трибуну резиденцию аж в три этажа отстроили.А это что – труб много, и дымище какой валит. На легионную кузню не похоже. Меркурий помоги Марсу, неужели баня?!

Во всех местах и обстоятельствах, где показывался хоть краешек, хоть порожек бани, Новеллий становился самым разненаримским римлянином, вторым, Дис его отец забери, Ромулом. Любил он баню. Но как в бане думать? Там все мысли отнеги, да тепла разбегаются, как мыши.И дядю в неё не возьмёшь, да он и сам к ней не подойдёт, снова друидскиеих правила-запреты."Зверь", – напомнил он себе строго и отвернулся вправо.

Там к большому кособокому галльскому дому прилепилась новенькая пристройка. Из её дверей неспешно, со смехом и дружескими припечатываниями к косякам, никак не могла выкатиться на улицу троица парней в туниках без рукавов, молодецки распахнутых плащах, с блестящими чёрными ёжиками волос и сверкающими из-под высоко подобранных подолов коленками. То, что надо – таверна, подставленная расторопными галлами прямо под бок к римским казармам.

В таверне было темновато. Длинные лавки по стенам, доски, положенные на козлы вместо столов. Иного Новеллий, не ждал, да и не нужно ему было ничего иное. Посидеть, поесть горячего, выпить кислого вина, скверного и дорогого, как только в Галлии бывает. Подумать. Несмотря на неумолчный шум, треск и тычки соседей, думалось ему в таких местах хорошо. Может быть потому, что духи его там беспокоили слабо. Не место им тут. А раз им не место, значит ему в самый раз.

Но проблемы бывают не только от духов. Стоило ему войти, щурясь со света, покрутить головой в поисках свободного места, как из угла раздался злобный выкрик на латыни.

– Что-то завоняло тут... чего этот грязный галл тут забыл!

Ну вот, хоть кто-то оценил брюки и усы Марка. Новеллий глянул мельком – обычный пьяница. Он привык к такому и старался не обращать внимания на оскорбления. Не все успели остыть после недавней войны, в которой стороны не жалели друг друга.

Хозяин как раз показался из кухни – ход туда был завешен шкурой. Встал у порога, подбоченясь, но вдруг дернулся, смотря на что-то за спиной Новеллия.

– Я к тебе обращаюсь, слизень! – раздался голос у самого уха. В спину Новеллия ткнулся кулак.Сидевший в углу пьяница очень быстро оттуда выбрался.

Новеллий повернулся, но не успел рта раскрыть, как получил полновесный удар и отлетел, опрокинув козлы с досками и всем, что на них стояло. Сидевшие вскочили, пытаясь спасти миски.

– Варий, успокойся, – хозяин замахал руками. – Ну что ты опять нарываешься!

Новеллий легко встал. Его обманул мутный взгляд и одутловатое лицо – сейчас он разглядел и широкую грудь противника, и его мощные руки, и легкость, с которой он перемещался. Легионер. Бывший, конечно, но навыки не забыл.

Варий бросился на него, Новеллий легко увернулся и воткнул свой кулак в живот противника. Живот был твердый, как доска, однако Вария развернуло и Новеллий резким кивком воткнул лоб в его переносицу. Римлянин отлетел, расколошматив еще один стол.

– Меня зовут Марк Новеллий, я сын Публия из Медиолана, – сказал он пока Варий вставал. – Я не хочу драться. Все, что мне надо – поесть и попить.

– ФынПувлия?-невнятно переспросил Варий, он пытался вытереть ладонью кровь из носа, но только размазал её по губам и щеке.– Твой Публий слепой, что ли? Твою мать отымел галл!

– Да, мой родной отец – галл, Публий – мой отчим... – ответил Новеллий, пытаясь стиснутыми до боли кулаками задавить накатывающий волной гнев.

– Говорю ж, галлты поганый!-Варий, недослушав,радостно сплюнул и снова бросился на Марка.Они сцепились и рухнули на колченогую табуретку, превратив ее в щепы. Новеллий попытался ударить коленом, но Варийумело развернул корпус и быстро подмял его под себя. Силища у него была неимоверная. Новеллий запоздало понял, что его шанс был в том, чтобы не доводить дело до борьбы. Варий, рыча, попытался сомкнуть ладони на его шее, но вдруг его хватка резко ослабла, и он с криком вскочил на ноги, потирая бок.

Прямо перед ним стоял солдат с копьем -удар его древка заставил Вария оторваться от шеи Новеллия. Второй солдат встал рядом с первым – Новеллий торопливо вскочил, но это не помогло, и он тоже получил жесткий удар в ребра. Воины свято блюли закон справедливости.

– Чо, опять ты, Варий, озорничашь? – судя по выговору солдат был умбром.

Римлянин смотрел исподлобья, молчал.

– Пошли с нами, обои. И не баловать.

Они поочередно вышли из таверны.

– Дурак ты, Гней, – беззлобно сказал второй легионер. – Трибун тебя вечно прощать не будет.

Варий пожал могучими плечами, смолчал и на этот раз.

– А тя я видал, ты ж токо от трибуна, – обратился первый к Новеллию. Тот кивнул.

– Ненадолго ты от его ушел...

Но суд не состоялся. Едва выйдя из таверныони увидели: у дверей дома трибуна стоят накрытые чем-то носилки, вокруг солдаты в полном боевом обвесе,плечом к плечу, чуть ли не "черепахой", рядом уже с независимым видом переговариваются несколько самых шустрых галлов – такой народ, на любую новостьсбегаются как муравьи на мёд.

Из дверей вынырнул центурион, за нимсам трибун Лурий, прямо в домашних сандалиях и кое-как накинутом плаще, пояс с мечом в ножнах на римского командира торопливо прилаживал суетящийся седой раб. Пока Марка и Вария подвели к трибуну, Лурий куда-то отправил двух солдат и приподнял край холстины, покрывавшей носилки. Скривился, бросил взгляд вкруг – и отбросил ткань.

На носилках лежали ноги. И голова в каске, с другого конца. Между ними – бурая неопрятная куча. Легионер рядом с Марком крякнул, галлы, которых собралось уже десятка два, заойкали. Новеллий подошёл поближе к носилкам и увидел, что в куче была разодранная чуть не на полосы кольчуга, остатки стёганного поддоспешника, клочья туники и совсем немного человеческой плоти. Крови для такого месива тоже было удивительно мало.

– А с остальными что? – спросил Лурий центуриона.

– То же, мой трибун. Но хуже, – ответил тот.

Где-то неподалёку букциназатрубила "стройся!". Городские собаки ответили ей хриплым заполошным гавканьем.

– Ну, пусть теперь Сегомар нам расскажет, что это тоже германцы сделали, – только и сказал Лурий. Галлы в городе звонко перекликались, передавая новости, на площади их сошлось столько, что места в первом ряду вокруг кучки римлян уже не хватало, задние подпрыгивали или спрашивали передних, что там.

Трибун и не думал их разгонять. Он упрямо опустил широкий лоб, расставил короткие ноги пошире, словно бодаться приготовился. Сунувшегося к нему с докладом солдата, приведшего Варияс Новеллием, Лурий коротко осёк.

Новеллий осторожно оглядывался, ища дядю. Ага, вот и он, о чём-то вежливо беседует с хозяином таверны. Дядя поймал взгляд Новеллия, отвернулся и важно кивнул собеседнику. Ну да, не обойдется, значит, без очередной порции нравоучений.

К носилкам тем временем подкрался очередной дух-червяк, но тут же отпрянул и умчался, как и предыдущие два. Обычно над трупами вьются мелкие демоны, но этим что-то не нравилось.

Галлы стали оборачиваться, сначала направо, потом налево, потом завертели головами туда-сюда. Римлянам из-за их спин не было видно, что происходит на площади. Вскоре люди начали расступаться, образуя два прохода. С одной стороны толпа молча расступилась перед колонной легионеров в полном вооружении в строю по четверо,с расчехлёнными щитами и копьями на плечо.

– Стой, – приказал им Лурий, когда передовые оказались в двух шагах от него.Колонна послушно замерла.

С другой стороны,на гребне волны приветствий возгласов, криков, на небольшой свободный пятачок перед трибуном выкатился мощный коренастыйгалл, лысеющий, с невероятно длинными пегими усищами.

– Приветствую, трибун Гай Лурий, – раскатисто объявил он по-галльски.

– Приветствую, рексСегомарСегомариос, – ответил Лурий на латыни, и тут же, указав пальцем на тело на носилках, продолжил:

– Что это значит?

Сегомар наклонил голову. На останки не смотрел, словно заранее знал, что там увидит. Потом, наклонившись к Лурию, что-то прошептал.

– Еще раз спрашиваю, рексСегомар, – раздельно сказал Лурий. Его голос разнесся по площади.

Рикс посмотрел по сторонам, Новеллий последовал его примеру. Площадь была заполнена народом. И странным образом толпа словно делились на две части. Одна, потемнее, победнее и погрязнее, словно копила в себе что-то, пыталась расти, заполнить все пространство. От нее веяло угрозой. Вторая, светлее и чище, противостояла этому. Или казалось, что противостояла.

Это чувствовал Сегомар – он стоял перед Лурием, но словно вполоборота, поглядывая и на тех, кто заполнял площадь. За ним стояли двое или трое, один с веточкой в руке – ват? Они молчали и смотрели прямо перед собой.

Сегомар помолчал, потом выдохнул:

– Это беда, почтенныйЛурий. Беда. И не только ваша.

Эти слова услышали многие. Толпа загудела, ее части словно вели между собой спор – пока негромкий. Это, видимо, уловил и Лурий – оглядев собравшихся, он развернулся, сделав Сегомару жест рукой, приглашая в дом. Тот кивнул, шепнул что-то сопровождающим – те сразу же ввинтились в толпу, пытаясь разбить ее на части, рассеять и увести. Лурий коротко поговорил с центурионами, и те начали, перекрикивая друг друга, выкликивать из строя солдат, сбивать небольшие отряды и рассылать в разные стороны. Сегомар с Лурием скрылись в доме, у входа тут же встала усиленная стража – человек десять, не меньше. Носилки с останками унесли.

Новеллий вдруг понял, что его никто не охраняет. Варий с сопровождающими исчез – видно, виноватым решили выбрать его, а Марка предоставили самому себе.

Дунноталподошел к Новеллию, склонился к его плечу.

– Уходить нужно, – едва слышно сказал он.

Новеллий повелительно кивнул ему.

– Ты жильё нашел? Веди.

Место дядя нашёл лучшенекуда – на втором этаже большого,хорошо протопленного дома. Хозяин – хитроватый пивовар, уже неразлей вода с Дунноталом, дочка хозяина – пригожая и быстроглазая, в другое время Новеллий бы и приободрился, а тут скользнул взглядом равнодушно. Не до того.

В комнате стоял таз с водой, Марк сразу пошел к нему.

– Не успел в город войти – сразу в таверну, – ворчливо сказал дядя. – И в итоге – туника порвана, грязный, морда побитая.Я тут тебя как солидного купца представил, а ты!

– Ничего, дядя, – холодная вода привела Марка в чувство. – Ерунда все. Ты скажи, что узнал.

– Ничего хорошего. Уходить надо отсюда поскорее.

– Еще чего!

– Ты не знаешь. В той компании, где ты почувствовал Зверя...

– Что?

– Там два сына Сегомара. И два его племянника.

Новеллийуселся на пол прямо у таза.

– Вот и ничего ж себе!

– Ага. И судя по останкам – нападение было утром. Понимаешь?

Он понимал, тем более трибун упомянул о пропавшем третьего дня патруле. Зверь в человеке, бывало,засыпал. Но обязательно пробуждался, и всегда – очень голодным. Утолял голод в течение недели или двух, может, больше. А потом, если оставался жив – мог снова исчезнуть, заснуть.

Если Зверь проснулся всего три дня назад, значит,будут ещё нападения. А если он – родня Сегомара, тот будет покрывать его всеми своими силами. А ведь есть еще и просто население Олины, простые бедные галлы, живущие в шалашах и наскоро вырытых землянках, в окружении голодных детей – они, возможно, к Зверю отнесутся как к избавителю от ненавистных римлян. Олина – мирный город, но Марк видел взгляды, которые некоторые кидали на легионеров. В Галлии нет таких, кто не пострадал от римлян.

– Уходить надо, – повторил Дуннотал. – Может, переночевать. А может и сразу. С хозяином я договорюсь. От всего этого лучше держаться подальше.

– Сегомар против Рима не пойдет, – медленно сказал Марк. – Его брат и старший сын с конницейу Агриппы. Считай, в заложниках. Здесь – еще два сына, да ещё племянники, так?

– К чему ты это?

– Он хотел бы, чтобы все это просто закончилось. Олина растет, он у верубриев теперь рикс, ему мир нужен. Никакой прибыли от войны ему не будет.

– Ему – нет. А знаешь, о чем на том берегу говорят?

– Да знаю я. ИСегомар в стороне не останется, если римляне попытаются его родича убить.Даже и Зверя. Как ни крути – родная кровь. Но что с того? Со Зверем они наших... ну, то есть римлян-то перебьют, может быть, только Агриппа этого так не оставит. С изменниками у него разговор один – Олину сожжёт, всех, кто не убежит – продаст. Был Сегомар, и нет Сегомара.

– Вот именно. Ох, и умный ты у меня, весь в отца! Правду говоришь, и на ночь нельзя оставаться, сейчас уедем.

– А тебе, дядя, и дела до Олины нет? Вы же, друиды, от всех наших богам служите? Или ты в отставке теперь, как я?

– Да как ты смеешь, сам-то ты кто! – взвился дядя, но тут же осёкся и умолк. Продолжал медленно, выговаривая по слову: – От всех галлов служим, да.Всегда так было и всегда так будет. Но сейчас есть дело важнее, чем ввязываться в местную драку.

Новеллий не раз и не два спрашивал – что ж это за важные дела, и какое ему в них место уготовлено – да дядя всегда от ответа увиливал. Но сейчас это не было важным.

– Ну, так уходи, – легко сказал он.

– А ты?

– А я останусь, – Новеллий поднялся с пола и началстягивать тунику через голову, – Помогу им без драки обойтись.

Дядя аж затрясся.

– Ты не понимаешь!– зачастил он.– Марк... Петрокорий! Сынок! Именем твоего отца прошу тебя! Заклинаю! Уйдём! Не можешь ты здесь погибнуть! Ты... боги... -его речь превратилась в совсем невнятное бормотание, чуть ли не пение, смотрел при этом Дуннотал на племянника очень пристально, и руками начал эдак странно поваживать.

Новеллийзачем-то прислушивался, пытаясь разобрать дядины не то речи, не то уже пение, и вдруг поймал себя на том, что улыбается до ушей, а руки сами поднимаются, чтобы надеть тунику обратно. Он резко прикусил изнутри щёку, так, что аж хрюкнул от боли. Тотчас ощутил, что тело вновь слушается, запустил в Дуннотала скомканной туникой и быстропрошлёпал мокрыми ногами к двери, подальше от хитрых песенок.

– Вот не надо этого, дядя,– сказал Маркстрого.– Сам же меня учил! Уйди, раз у тебя дело, а я остаюсь, мои дела в Олине.

Дуннотал глядел укоризненно. "Да он, похоже, не ученика ищет. А может, и не прячется. Во что-то другое он играет, то ли со мной, то ли на меня. А раз так, и я с ним сыграю", – решил Новеллий и заревел, как олень в течке:

– Да к Орку вас с вашими мутнымиделами и богами болотными!Сколько людей за них полегло – и что? Выгнали Рим? Нет, и не выгоните никогда, хоть ты обделайся своих дел! И я не уйду! Это моя страна, от каждого вонючего червя я с тобой бегать не буду!

Почти не играл – так разозлился на дядю.

– Да что ты делать-то собираешься! – вскричал тот.

– Одного Зверя убил, и этого положу!Сам, один! Дела у него! Наплодили уродов – и бежать, – уже успокаиваясь, продолжал он.– Помог бы лучше убрать за вами.

– Да как тут поможешь, кому, когда? Они же завтра друг в друга вцепятся! – дядя уже торговался, пора было наносить последний удар.

– Вот ты их и убеди не вцепляться. Друидов ведь тут нет?

Дуннотал побледнел.

– Ты же знаешь, я... я не могу.

– А это мы решим. Ты как, уходишь, или со мной?

Дядя горестно кивнул.

* * *

Новеллий, закутавшись в плащ с капюшоном, осторожно, почти наощупь пробирался в сторону трибунова дома, ориентируясь по отблескам света на чёрной глади уличных луж.Уж конечно, после того, что случилось днём, ночную стражу римляне утроили, и костры вокруг своих домов разожгли.

Ни с того ни с сего по спине пробежал холодок, и волосы на затылке под капюшоном плаща как будто кто-то потрогал. Новеллий, не оборачиваясь, сурово нахмурил брови и даже совсем тихонечко зарычал, специально ещё припомнив, что говорил про отца давешний забияка Варий. Прикосновение ослабло, истаяло. Ночных духов обычно привлекал страх, а вот гнев они не любили. Небось, такого в ваших друидских поучениях, дядя, и близко нет, подумал Новеллий, очень довольный собой.

К часовым Марк постарался подойти как можно медленнее, даже руки вверх поднял на всякий случай. К счастью, один из солдат видел его с трибуном, он и повёл Новеллия в дом.Там Марк с провожатым еле протиснулись к лестнице на второй этаж, легионеры под оружием были везде: стояли, сидели на скамьях и даже на полу. Некоторыекемарили, привалившись к стенам.

У входа в спальню Лурия Марка тщательно обыскали, ничего не нашли и на всякий случай отобрали пояс и плащ.

Новеллий, в одной тунике, шагнул через порог и невольно поёжился. Угли в железной жаровне у двери, от которых днём здесь было не продохнуть, превратились в пепел. А трибун, сидевший в кресле посреди комнаты, холода и не замечал -щурясь, сведя брови аж к переносице и шевеля губами читал письмо на восковой табличке.Новеллий кашлянул и поздоровался. Лурийподнял глаз на Новеллия, моргнул и почти улыбнулся.

– И тебе привет. Доложили, что ты что-то знаешь? – спросил он, бросив табличку прямо на пол.

– Кое-что знаю. Но прошу, расскажи сперва, что сказал Сегомар.

– Сегомар... да хрень одну! Я ему – твои или нет? Он – кто-то из моих, но кто – не знаю. И боги, говорит, замешаны. Да я сам вижу, что колдовство. Или собаки их заколдованные, или эти полузверипроклятые, да тызнаешь. Что делать будешь, спрашиваю. Завтра, говорит, скажу. Вот и всё. Я со своими до ночи совещался. Ничего не придумали, только людей под оружием держать. Стены удержать моих не хватит, будем здесь отбиваться. Вот, жду теперь до завтра.

– Да ты сядь, хочешь – вон, выпей, я не трогал, – Лурий ногой двинул к Марку столик с полной до краёв чашей, вино от толчка плеснуло на стол.