Текст книги "Герой легенды (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

9

Конечно, просьба о помощи из уст самого правителя удивила Сеню. Но больше своей внезапностью, чем неуместностью. Да и длилось это удивление совсем недолго. В конце концов, в Сенином родном мире тоже хватало примеров, когда первоначальное впечатление и даже устойчивый имидж оказывались обманчивыми. Среди глав государств – в том числе.

Присмотришься, скажем, к какому-нибудь вождю, народом избранному, от имени народа и о служении своему народу говорящему. И понимаешь, что держит этот вождь любимый им народ железной рукой. Да так крепко, что и не снилось самодержцам старых времен.

Или, напротив, к какому-нибудь монарху приглядишься – сидящему на троне, с короной на голове, с гвардейцами да во дворце роскошном. И поймешь, что его или ее величество не то что не властитель своей страны, но даже не сколь-либо весомая политическая фигура. А просто дань традиции. Что-то вроде музейного экспоната. Пусть даже это «главный экспонат» вроде лирической героини знаменитой песни «Ленинграда» – реальная его ценность, не говоря уж про способность влиять, стремится к нулю.

Вот и в случае с этим Огненосным не стоило обольщаться. Он мог сколько угодно изображать из себя сурового владыку, держащего в руках жизнь и смерть каждого из своих ничтожных подданных, и одновременно звероподобного полудикаря, способного без лишних раздумий лично снести голову любому, кто хотя бы бросит на него косой взгляд. А реальная власть все равно находилась совсем в других руках. Что и неудивительно, если подумать. Ведь правитель властвовал лишь над телами подданных. Тогда как жрецы-Свидетели повелевали их душами. И плох был бы Огненосный как правитель, если бы мирился с таким положением дел.

План, ключевая роль в котором отводилась новоявленному Шайнме, изложил не сам правитель, а советник Рэй. Сене надлежало в разгар дня прогуляться по городу. И перед каждой мало-мальски многочисленной толпой повторить свое маленькое представление, данное сперва пятерке стражников, а затем и Огненосному.

А когда толпа доходила до нужной кондиции (то есть, уверовала, что странный прохожий действительно послан самим Хаодом) наступал второй этап плана. Следовало сообщить людям, что Свидетели не первую тысячу лет обманывают их. Что никакие их предки были не соратники Шайнме, а вероломные предатели, едва не погубившие посланника Хаода. Но он, хвала небесам, не погиб. И теперь вернулся, чтобы свершить возмездие.

– А куда идти-то? – спросил Сеня, когда Рэй закончил излагать свой замысел, – за толпой?

– Лучше всего с рынка начать, – отвечал советник, – там обычно больше всего народу собирается. Особенно ближе к полудню. А дальше можно другие площади посетить… перекрестки. Особенно поближе к центру города. Возможно, и в кабаки наведаться лишним не будет.

– Ты не волнуйся, – подал голос правитель, – я тебе в помощь пару бойцов из дружины отряжу. Они и заблудиться не дадут… и если кто напасть захочет – отгонят.

– Ну… я так-то и сам не беззащитен, – сказал Сеня, – но за эскорт – благодарю. И, кстати…

Он снова повернулся к Рэю.

– …а в храмы тоже заходить придется?

– Зачем? – на лице советника, обычно невозмутимом, мелькнуло удивление наивностью небесного посланца, – если хочешь избавиться от муравьев или ос, ты же не суешь руку в муравейник. И в осиное гнездо пальцем не тычешь.

– А чтоб прихожан на Свидетелей натравить? – с хулиганским блеском в глазах предложил Сеня.

– Их не так много, – отмахнулся Рэй, – даже в главном храме. То один зайдет монетку пожертвовать, то другой – о ритуале договориться. Так что там из людей только Свидетели в основном и присутствуют. Обряды совершают, жертвы приносят.

Сене после такого объяснения осталось лишь неловко замолчать. Приняв тот факт, что храмы этого мира могли вовсе и не походить на современные, знакомые ему, культовые сооружения. Эпоха язычества как-никак на дворе. До коллективных молитв и других подобных ритуалов потомкам хелема было еще расти и расти. А пока они считали, что даже самая худосочная животинка, сожженная на алтаре, для высших сил ценнее самой искренней молитвы.

– И вот еще что, – советник Рэй поспешил разбавить Сенину неловкость, – это, кажется, твое.

С этими словами он протянул собеседнику нож, украденный у того во время прогулок по городу. С радостным удивлением (успел ведь уж даже смириться с его утратой!) Сеня взял нож правой рукой. Осторожно так взял, медленно. Точно боялся спугнуть удачу.

– Не скажешь, из чего он сделан? – поинтересовался советник затем.

– Знаю лишь, что он выкован в Небесной Кузнице Хаода, – робко отвечал Сеня, про себя понимая, что объяснение так себе и явно высосано из пальца. Тем более что едва ли местная мифология предусматривает наличие у Хаода какой-то Небесной Кузницы.

Но что делать? Сеня с самого начала пребывания в этом мире зарекся толкать его обитателей по пути прогресса. Не знают они железа пока – и не надо. В свое время все равно узнают, как это сделали Сенины предки. Эволюция предпочтительней революции.

К счастью, что Рэй, что Огненосный, объяснение Шайнмы приняли. Не стали допытываться, развивая эту тему.

Прежде чем выйти в народ, Сене было позволено выспаться. Да, ночь почти прошла, скоро должны были запеть петухи, взойти солнце и зашевелиться местные работяги, которых тоже, как волков, ноги кормили, а не только руки. Но Сене на работу спешить не приходилось, а от солнца можно и ставнями закрыться.

Для ночлега ему выделили, вопреки ожиданиям, не клетушку-пенал, а комнату довольно просторную, но холодную как, похоже, и всякое помещение в этом каменном мешке. Так что спать пришлось мало того, что, не раздеваясь – к этому-то Сеня привык, да и паразитов, что наверняка водились и здесь, лишний раз искушать не хотелось. Вдобавок, поверх одеяла Сеня был вынужден укрыться звериной шкурой, не иначе как для таких целей предусмотренной.

Только так невольному гостю палат Огненосного удалось согреться и уснуть. Но вот проспать удалось недолго.

Виною тому оказался давешний безликий слуга, вроде как без толку шнырявший по палатам, и будто по ошибке заглянувший «на огонек» в тронный зал.

Говоря об этом слуге, начать следует с того, что в палатах он впервые объявился вскоре после воцарения нынешнего правителя. Меньше луны минуло с тех пор, как Герт стал Огненосным и занял жесткий деревянный трон, когда в коридорах и комнатах большого каменного дома на укрепленном холме появилось это неприметное существо – не приносящее ни заметной пользы, ни вреда… вроде бы. И было бы глупо считать это совпадением.

Те, кто приложил руку к восхождению на престол Герта, поспособствовали и трудоустройству того слуги, чье имя мало кто знал, а внешность трудно было запомнить. Причем надо сказать, что работал этот притворяющийся слугой человек на клан Свидетелей не за страх, а за совесть. Будучи одним из тех сирот, которых люди в белых плащах брали под опеку, он испытывал к ним теперь просто-таки собачью преданность.

До священных таинств этих питомцев своих Свидетели обычно не допускали, шансы кого-нибудь из них однажды тоже надеть белый плащ были мизерны до ничтожности. Клан отводили им роль дармовой рабочей силы, не слишком, впрочем, обременяя. За что, в свою очередь (а также из чувства благодарности), подопечные их даже не думали бунтовать.

Что до данного конкретного воспитанника, то его обязанности на фоне трудового бремени большинства выглядели даже синекурой. Пока другие прибирались в храмах или домах Свидетелей, готовили им пищу и стирали одежду, тот, кого заслали в палаты правителя, только и должен был, что подглядывать за самим Огненосным и его свитой, подслушивать разговоры да докладывать обо всем подозрительном лично Первому Свидетелю.

От обязанностей своих этот так называемый слуга не отлынивал, полагая их честью для себя. И о визите некоего человека, не иначе как в гнусной гордыне назвавшегося священным именем, разумеется, знал. Еще он присутствовал при разговоре этого самозванца с правителем. А то, что услышал слуга-соглядатай, ему ужасно не понравилось. Как не пришлось бы наверняка по нраву Первому Свидетелю – притворяющийся слугой это понимал, будучи неприметным, но не глупым.

Обычно он спешил с докладом поутру. Отлучившись из палат под предлогом визита к торговцам – договориться о поставке в резиденцию Огненосного провизии, дров или целебных снадобий. Но в этот раз случай был исключительный. «Слуга» понимал, что если даже успеет доложиться, патрону его останется слишком мало времени, чтобы что-то решить. А тем более предпринять.

Потому сей засланный Первым Свидетелем казачок решил действовать сам. Считая, что инициатива вовсе не наказуема даже для раба, если идет на пользу его хозяину. О том же, что Первый Свидетель предпочел бы решить внезапно возникшую проблему не столь прямолинейно и грубо, слуга-шпион не подумал.

Спустя час после беседы в тронном зале, когда ее участники разошлись, вернувшись к прерванному сну, он отправился к комнате, выделенной самозваному Шайнме. Перепутать так называемый слуга не мог. Во-первых, он лично провожал этого святотатца в отведенные ему покои. А во-вторых, за годы пребывания в этой каменной громадине, он научился прекрасно ориентироваться в ее помещениях и переплетениях коридоров.

Толкнув тяжелую дубовую дверь, «слуга» шепотом ругнулся коротко: мерзкий самозванец оказался вовсе не доверчивым лопухом – заперся изнутри на засов. Так что от первоначального замысла, тихо и незаметно прирезать его во сне, пришлось отказаться. Но надежда на благополучный исход оставалась. При условии, что соглядатай Первого Свидетеля будет действовать аккуратно вначале и быстро, внезапно, в конце.

Стоя у двери почти вплотную, так называемый слуга постучал по ней костяшками пальцев – мягко, но торопливо. Затем прислушался, приложив к двери ухо, и не уловив изнутри никакого отклика, повторил стук. На этот раз чуть громче. Настойчивей. И одновременно озираясь по сторонам: каждое мгновение ожидая, что из-за поворота коридора покажется воин из дружины правителя или другой слуга – настоящий.

В этот раз реакции с другой стороны двери он дождался.

– Блин, ну кто еще там? – еле слышно донесся, приглушенный толстой дверью, недовольный сонный голос, – если хотите, чтоб я вам помог… дайте поспать. Хотя бы! Я же не прошу себе красну девицу и полцарства.

– Ш-шайнма, – вполголоса произнес неприметный слуга, ожидая, что в следующее мгновение Хаод испепелит его; покарает за то, что он назвал этим именем ничтожного чужака и колдуна вдобавок, – Огненосный зовет тебя… в тронный зал. Это срочно.

Чьи-то шаги простучали по каменному полу коридора неподалеку, и «слуга» уже приготовился брать ноги в руки. Но в этот раз, похоже, судьба и небо были на его стороне – шаги удалялись и скоро затихли: как оказалось, невидимый ходок шел совсем в другую сторону.

– Да пошел бы он, – снова донеслось из-за двери, – блин… нет, я понимаю, так нельзя. Ладно.

С этими словами и колоссальной неохотой Сеня выбрался из-под теплой шкуры в душноватый холод комнаты и направился к двери.

Приложивший ухо к двери «слуга» не без радости услышал легкие шаги с другой ее стороны. И уже шарил рукой за пазухой – в поисках кинжала.

Отодвинув засов, Сеня отворил дверь и уже приготовился переступить порог, как ему навстречу метнулся из темноты коридора маленький острый клинок.

Рука безликого «слуги» целила в глаз Сене – так, чтоб наверняка. Без шансов на выживание. Но в последнюю долю секунды Сеня успел отпрянуть, а еще чисто рефлекторно выставить перед собой руку. Так что острие кинжала лишь скользнуло по ветровке, прорвав ткань и оцарапав руку.

Рукав мгновенно потемнел от крови. А лазутчик Первого Свидетеля пожалел, что оружие его не было отравлено. Тогда святотатец, спевшийся с правителем, был бы обречен, получив даже несерьезную с виду рану.

Но чего не было, того не было. Тем более что яд тоже следовало где-то раздобыть, что требовало, как минимум, времени.

– Т-ты! – выпалил Сеня, пораженный внезапным нападением, – что еще за хрень? Ты чего?

Не ответив, «слуга» предпринял новую атаку, на этот раз метя в живот. Сеня попятился, уходя от удара и прижимая раненую руку. На беду – правую.

Левой рукой он, вспомнив про дверь, толкнул было ее от себя, чтобы следом запереть, но не успел. Притворявшийся слугой типчик оказался проворней и успел заскочить в комнату.

Вскинув здоровую руку, Сеня мысленно обратился к имплантату – спешно, в панике. Молнии засверкали между его пальцами… но даже нацелить их на слугу-убийцу Сеня не успел. Тот сделал новый выпад кинжалом, целя в вену его левой руки. Сеня едва отклонился в сторону, а секунду спустя молнии погасли, словно втянувшись обратно в ладонь.

– Твои колдовские штучки тебе не помогут, – процедил «слуга» злорадно. Даже несмотря на темноту комнаты, Сеня видел… нет, скорее, почувствовал его хищную усмешку.

А затем атаковал сам. Не размениваясь на «колдовские штучки» – просто пнул, метя чуть ниже живота противника и используя преимущество своего высокого роста.

Слуге-шпиону в свою очередь тоже стоило отдать должное. От удара Сениного он успел прикрыться, выставив колено. Но все равно удар вышел мощный – усиленный адреналином.

Незадачливый убийца взревел от боли. И, не удержав равновесия, опрокинулся на пол.

Сеня двинулся на него… и пару мгновений спустя сам оказался на полу, сбитый подсечкой «слуги». А тот уже привстал, выставив кинжал перед собой.

– Эй! Что это здесь? – в следующий миг донесся со стороны двери голос… женский. С факелом в руке на пороге комнаты показалась девушка заурядной крестьянской внешности. Излишне плотная, ширококостная по стандартам красоты Сениного родного мира. И с круглым простодушным лицом.

Тоже служанка, не иначе. Но вроде настоящая. С коварным убийцей, который только притворялся слугой, не связанная.

Что до самого псевдо-слуги, то, заметив эту нежданную гостью… и внезапную нежелательную свидетельницу, он мячиком подскочил на ноги и молча ринулся с кинжалом на девушку.

Этот рывок несостоявшегося душегуба позволил его столь же несостоявшейся жертве выиграть немного времени. Ровно столько, сколько его требовалось, чтобы вновь призвать на помощь имплантат «Нафаню», чтобы помощь эту в виде молний от него получить и, наконец, нацелить руку с пульсирующими на ладони электрическими змейками в спину «слуги».

Молнии прошили его за долю секунды до того, как соглядатай Первого Свидетеля ухватил служанку одной рукой за волосы, чтобы затем проколоть кинжалом ей горло.

Завоняло гарью… горелым мясом, горящими тряпками. Громко всхлипнув, служанка попятилась в коридор, словно несостоявшийся убийца продолжал внушать ей страх, даже превратившись в обгоревший труп. Хотя, скорее всего, догадался Сеня, испугалась она его. Любителя метать молнии в домашних условиях.

Мгновение спустя, впрочем, девушка снова заглянула в комнату – робко, растерянно.

– Так это ты? Шайнма? – столь же робко осведомилась она, – о котором слухи ходят?..

– Насчет слухов не знаю, но да, – отвечал Сеня, устало поднимаясь на ноги, – я Шайнма… а эта гнида попыталась меня убить.

С этими словами он подошел к трупу «слуги» и легонько толкнул его носком кроссовки.

– Не могла бы ты убрать его отсюда, – попросил Сеня, – ну или позвать кого-нибудь. А то воняет.

– Конечно, – проговорила девушка.

Тоже подойдя к трупу, она ухватилась за одну из его ног; потянула, попытавшись выволочь из комнаты. Что сделать было не очень-то удобно, когда одна рука у тебя занята факелом, а ноша отнюдь не обладает легкостью пушинки.

Поняв, что переоценила свои силы, служанка бросила: «Сейчас позову кого-нибудь» и выскользнула за дверь. Но уже мгновение спустя снова заглянула в комнату.

– Но кто мог захотеть убить посланника Хаода? – недоуменно произнесла она.

– Уж поверь, – с толикой усталого раздражения молвил Сеня, – встречаются на земле и такие люди. Причем мне – уже не первый раз.

10

Хорошо, хоть рана оказалась несерьезной. А в палатах нашелся человек, способный и обработать ее, и перевязать. Причем, что ценно, не сопровождая полезные свои действия плясками с бубном, выкриками тарабарщины и пассами рук.

Благодаря этому лекарю Сениной жизни вроде ничего не угрожало… пока. Попытка неприметного типа, как оказалось, только притворявшегося слугой, доделать то, что не вышло пять тысячелетий назад у вероломных хелема, окончилась неудачей.

Но то была лишь ложка меда на дне емкости, заполненной такой субстанцией, рядом с которой даже деготь не так плох и вообще полезен. Беда же заключалась в том, что разбуженный этой мразью с кинжалом, после схватки, ранения и визита к лекарю Сеня только и смог, что поваляться на выделенной ему кровати еще пару часов. И убедиться по их истечении, что уснуть ему снова не удастся.

Потому «в народ» новоприбывший Шайнма вышел не выспавшимся, раздраженным и мрачным; с тяжелой как с похмелья головой. Не самое подходящее состояние, чтобы сеять разумное, доброе, вечное. Зато для того, чтоб судить неправедных (строго) и карать (сурово), утренний настрой Сени оказался в самый раз.

По крайней мере, завтраком его в палатах накормили. Причем еды не пожалели, словно ощущая вину за неоднократно нарушенный сон. Вот только усилия прислуги Огненосного пропали втуне – удовольствия от трапезы Сеня не ощущал. Причем не только из-за недостатка отдыха, но и по причине вполне закономерного опасения быть отравленным. Ибо мало ли, сколько тайных злоумышленников могло окопаться среди слуг. Бдительность обитателей палат, если таковая вообще имела место, направлена была, как оказалось, вовне, за пределы опоясавшего холм частокола. Следить же друг за дружкой у соратников, приспешников, прислужников и приживал правителя было не принято. А тем более доносить на коллегу, соседа или просто подозрительную личность. Как при такой беспечности сам Огненосный сохранил и власть, и жизнь, оставалось только гадать. И искренне удивляться.

Впрочем, немного пошевелив мозгами уже на свежем воздухе, Сеня приблизился-таки худо-бедно к пониманию истинного положения дел. Не зря же правитель попросил у него помощи, едва убедившись, что перед ним не какой-то Вася Пупкин, а небесный посланник. Причем настроенный по отношению к жрецам-Свидетелям с явной неприязнью.

Очевидно, смекнул Сеня, отношения между Свидетелями и Огненосным строились по принципу, напоминавшему любимую грабителями формулу «кошелек или жизнь». В данном случае негласный договор правителя со жреческим кланом звучал как «власть или жизнь». То есть, уступив реальную власть Свидетелям, Огненосный мог не волноваться за свою жизнь.

Иными словами, ситуация была куда серьезней, чем показалось Сене на первый взгляд. Свидетели не просто досаждали правителю, играя роль какого-то противовеса, вроде народных трибунов в Риме или бояр на Руси, не давая ему править по желанию собственной левой пятки. Они, по сути, и правили городом от имени Огненосного, с чем последний не очень-то смирился. Но теперь судьба сжалилась над правителем-марионеткой, подсунув в лице Шайнмы неожиданный козырь в борьбе за власть. Он же способ лишить Свидетелей авторитета в народе – а ни на чем другом, как считал по наивности Огненосный, влияние их не держалось.

Увы, недавнее покушение на Сенину жизнь показало, что есть у клана жрецов и другие рычаги, позволявшие разворачивать государственную машину в нужном им направлении. Так что правителю, если он вздумал подложить Свидетелям нечто живое, парнокопытное и хрюкающее, следовало для начала укрепить собственные тылы. Ибо договор, если кто-то его нарушает, рано или поздно становится недействительным для обеих сторон. И то, как скоро после разговора с Огненосным и его советником по Сенину душу пожаловал душегуб с кинжалом, говорит о том, что произошло это, скорее, рано. Донельзя шустро среагировали по другую сторону баррикад.

Впрочем, все перечисленные нюансы оставались головной болью, прежде всего правителя, а не Сени. От последнего требовалось сделать свою работу – прилюдно разоблачить вранье Свидетелей, на его стараниях паразитировавших. И надеяться, что уж тогда Смотритель Замка-Над-Миром пойдет навстречу своему эмиссару и вернет его домой.

Этим Сеня и занялся, придя в сопровождении двух воинов дружины Огненосного на рыночную площадь.

То был этакий лабиринт из дощатых лотков, заваленных мешками с зерном, овощами и фруктами, рыбой и кусками мяса; завешанных тканями и готовыми предметами одежды. Продавали здесь и живую скотину: коровы, козы и овцы стояли, привязанные к специально выделенным столбам, равнодушно поглядывали на толпящихся вокруг покупателей и время от времени подавали голос, словно напоминая о себе.

Кто-то торговался у лотка с одеждой. Причем сам торгаш, не желавший уступать ни грошика, имел вид оскорбленной невинности, будто королевские мантии продавал, а не простые домотканые штаны и рубашки.

Кто-то не покупал, а просто смеялся в голос… не иначе как над торговцем мясом, чей товар успела присмотреть для себя явно неплатежеспособная дворняга. И незаметно стянула с прилавка кусок, лежавший поближе к краю. Точнее, заметить-то ее торгаш заметил. Но только в последний момент, когда поздно было что-то предпринимать. Только и осталось, что шугнуть дворнягу палкой, а затем ею же замахнуться на ту компанию подростков, что восприняли произошедшее, как веселую комедию.

– А ну пшли вон! Бездельники! – сопроводил торговец свой жест такими словами. И юные весельчаки послушно удалились… впрочем, с подчеркнутой неспешностью да под собственный незатихающий смех.

А вот некий крестьянин продавал корову. Скептика-покупателя убеждая, что скотина эта не тощая, но стройная. И вовсе не старая, но просто порода у нее такая.

В общем, жизнь на рынке била ключом. И оставалось только постараться не утонуть в водах этого ключа. Сделать хотя бы это лично Сене казалось задачей не из легких. Уж очень мелкой величиной он себя ощущал на фоне толпы, заполонившей рыночную площадь – даже с парой телохранителей. Коих хотя бы не потерять среди людского сборища уже казалось чудом.

А ведь следовало еще привлечь к себе внимание всего этого человечьего моря. Но как это сделать, не имея под рукой мегафона, под ногами – трибуны, а поблизости – призов и подарков, на которые толпа бы обязательно клюнула?

Оставалось довольствоваться подручными средствами. В прямом смысле – то есть, руками, метающими молнии. Точнее, одной рукой; от второй, раненой, толку было мало.

Не хватало только повода пустить ее в ход. Да так, чтоб никто из торговцев, покупателей и просто прохожих-зевак не пострадал.

Остановившись сам и велев остановиться воинам из дружины, Сеня озирался по сторонам, пока людская река равнодушно обтекала всех троих – этакий скалистый остров. Наконец, Сеня приметил ворону, которой приспичило прогуляться по крыше одного из лотков. Вскинул руку; молния, даже при свете дня свернувшая ярко, прорезала воздух над головами заполонивших рынок людей.

Уже одно это заставило смолкнуть и остановиться хотя бы ближайших к Сене прохожих. Когда же подбитая молнией птица свалилась с крыши лотка и шлепнулась наземь кверху лапами, сначала замер, выпучив глаза, сидевший за этим лотком продавец. Затем и его покупатели, а также соседи по торговому ряду… их покупатели умолкли и застыли, глядя на свалившуюся, словно с небес ворону. А потом даже те, кому ни молния, ни подбитая ворона в поле зрения не попали, один за другим останавливались в нерешительности, потому что аналогичным образом поступали ближайшие к ним люди – стадный инстинкт рулил. Оставалось надеяться, что никто при этом не заорет «пожар!».

Не заорали. Напротив, словно волна тишины, экзистенциальная противоположность взрывной волны, поползла по рынку. Умолкали разговоры прохожих и покупателей, затихали призывные выкрики торгашей. Привычный для этого места шумовой фон неуклонно слабел.

– Колдун… колдовство! – затем прошелестел кто-то в толпе, и это слово, «колдовство» тоже не преминуло отправиться в прогулку по устам посетителей рынка.

А те из них, кто был к Сене ближе всех, повернули к нему лица с выражениями мрачной настороженности.

– Слушайте, люди! – выкрикнул тогда Сеня во весь голос, заглушая блуждавший по толпе ропот «колдун… колдовство», – не колдун я! Но Шайнма, посланник Хаода.

С этими словами он забрался на какой-то ящик, лежавший возле одного из лотков и, достав зажигалку, левой рукой с третьей попытки выщелкнул из нее огонек.

– Видите! – кричал он, поднимая над головой руку с зажигалкой и с досадой понимая, что видеть этот маленький огонек способны немногие. Особенно при свете дня.

К счастью, в экипировку воина дружины, как оказалось, входил небольшой факел, привязанный к поясу вместе с ножнами. И факел этот один из воинов, данный Сене в сопровождение, с готовностью подставил под огонек зажигалки.

Мгновение; единственное прикосновение руки того, кто назвался Шайнмой – и факел вспыхнул под восторженные вздохи стоявших рядом людей. Затем, погасив и спрятав зажигалку, Сеня взял факел из рук воина и, стоя на ящике, легонько размахивал им над головой.

– Видите! Видите! – кричал он, – только Хаод мог дать мне власть над своей стихией. Над огнем, способным сжечь любое отродье Тьмы как связку сухих дров!

– Шайнма… Шайнма… – зашелестело в толпе.

Кто-то бухнулся на колени. Кто-то отчаянно жестикулировал – очевидно, рисуя в воздухе священные знаки. И только торговец ближайшего к Сене лотка (на чей ящик тот, как видно, и забрался) сподобился более осмысленной реакции. Единственный из собравшихся, кто осмелился на вопрос:

– Зачем ты вернулся, Шайнма?

А вот тот факт, что посланник Хаода вообще остался жив (хотя Свидетели и пестуемая ими легенда утверждали обратное) торгаша с его практичным умом, похоже, не удивил. А может, торговец просто плохо помнил эту легенду. В любом случае, от Сени не укрылось такое невольное проявление инакомыслия. Это обнадеживало.

– Хаод послал меня, потому что избранный им народ живет во лжи, – начал Сеня, на ходу сочиняя собственную речь, – я пришел, чтобы открыть вам правду о себе. Правду, которую от вас скрывали на протяжении тысяч лет.

– Свидетели говорят, что Шайнма… настоящий погиб в бою с Маждулами, – недоверчиво проговорила полная женщина в толстом, заждавшемся стирки, платье.

Как Сеня ни храбрился, но пришлось ему набрать полную грудь воздуха, прежде чем произнести следующие слова:

– Свидетели врут. Обманывают вас вот уже пять тысяч лет!

Снова недовольный ропот прокатился по толпе. Да, нелегко было слышать такое о людях, Так долго считавшихся носителями истины и высшими авторитетами. А еще труднее было всем этим ушлым торговцам, почтенным отцам семейств, матронам… да пусть даже юнцам и пьяницам-неудачникам, тоже полагавшим за собой какие-то достоинства, признать, что всех их обвели вокруг пальца. Взрослых людей, не лишенных ума.

Не самое приятное открытие. И не самое безопасное для самооценки.

– Те, кому Свидетели приходятся потомками, – продолжал Сеня, повышая голос и стараясь перекричать ропот толпы, – не были свидетелями моей смерти. Но сами попытались убить меня! Подло нанеся удар в спину. Так не лучше ли теперь эту шайку называть не Свидетелями, а Предателями? Только вмешательство самого Хаода, бога Света сохранило мне жизнь. Но и спасенный… я вынужден был спать пять тысяч лет, прежде чем жизнь во мне… все мои силы восстановились окончательно. И вот теперь я пришел, чтобы открыть вам глаза, люди! И судить потомков предателей и лжецов!

Толпа раскололась. На одних было жалко смотреть – лица их не скрывали выражения растерянности и величайшего разочарования во всех привычных истинах, чуть ли не в самой прежней жизни. Другие бранились на разные голоса, ругая, кто Свидетелей, а кто самого Сеню-Шайнму.

Затем из рядов последних выступил коренастый, но уже лысеющий крестьянин средних лет, с взглядом, тяжелым как грозовые тучи.

– Слушай, Шайнма, – обратился он к Сене строгим голосом, каким, наверное, дома отчитывал расшалившегося сына, – ты говоришь, что Свидетели – лжецы и самозванцы. Но знаешь… они ведь помогли… помогают многим из нас. Вот мне, например. Мне хотелось солнечной теплой погоды… ну, чтобы огурцы росли лучше… ну и все остальное. Я отправился в ближайший храм Свидетелей и рассказал о своей просьбе. Мне сказали, что все будет, если я пожертвую немного денег… и чего-нибудь из живности… ну, что не жалко. Деньгу я пожертвовал, еще курицу в храм принес. Свидетели сожгли ее на своем алтаре, ритуалы все, какие полагаются, совершили. Так потом почти всю луну тепло и солнце стояло.

– Я понимаю, – машинально прикрылся Сеня этой дежурной фразой, на несколько мгновений смутившись перед напором крестьянина и его весомой в некотором смысле аргументацией.

Но быстро собрался с духом.

– Только это не Свидетели дали тебе тепло, – молвил он затем, – лишь Хаод властен над солнцем, он и велел ему светить для тебя… и для многих других. Но не потому, что ты что-то пожертвовал… кстати, при ритуале ты сам присутствовал? А то, может твою курицу не на алтаре сожгли, а зажарили на ужин.

У крестьянина, когда он услышал последнюю фразу, выражение лица сделалось – как у рыбы, вытащенной из воды. Выпученные глаза, рот судорожно ловит воздух. Пришлось Сене срочно подслащивать пилюлю.

– Просто ты добрый и честный человек, – сказал он, улыбаясь своему оппоненту, – трудолюбивый, верен жене, не пьешь… без веских на то причин. И редко кого обманываешь. Так ведь?

– Вообще стараюсь правду говорить, – отвечал крестьянин, упирая именно на эту свою добродетель, а по поводу трезвости да супружеской верности не слишком обольщаясь, – даже если она кому-то не по душе.

– И правильно, – ободряющим тоном сказал Сеня, – такие… именно такие люди более всего по сердцу Хаоду. Так хватит ли у тебя смелости признать эту, новую для тебя правду? И высказать ее любому, кто еще держится за древнюю ложь?

Коротко кивнув, крестьянин отступил и с вызовом оглядел окружавшую его толпу. Как будто уже здесь и сейчас готов был выискивать маловеров, усомнившихся в словах Шайнмы, да наставлять их на путь истинный.

Но остальные собравшиеся не решались возражать – ни этому крестьянину, ни, тем паче, самому Сене. И тому уже начало казаться, что дело в шляпе, что его миссия, по крайней мере, на рынке, выполнена… когда возникла проблема. Причем с неожиданной стороны.

– С меня хватит! – это рявкнул один из воинов, отряженных для сопровождения Шайнмы, – Хорвуг сожри, я не собираюсь больше слушать это! Огненосный может засунуть себе в зад свои приказы! И провернуть там пару раз для верности. Но как смеет этот сопляк-переросток говорить такое о наших учителях истины? О самых мудрых людях нашего народа… вытащивших нас из дикости?