Текст книги "Звезды любят сильных (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Тимофей Печёрин
Звезды любят сильных

Почему, по какому закону гордость оборачивается гордыней, достоинство-себялюбием, постоянство – упрямством, сила – жестокостью, ум – бессердечием…

М. и С. Дяченко «Магам можно все»

В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды.

С. Лем

Глава первая

«Повреждено более 50 % корабля».

Подумаешь, открыли Альфа Центавра! Я же не тупой, понимаю, что положение хреновое. И для нас, и для корабля. Виной всему были кальвинские истребители, облепившие нас как пчелиный рой. «Варяг» мой в десятки раз больше любого из них, а пара прицельных попаданий не оставит от истребителя даже обломков. Это при условии, если мы будем «один на один». Не тогда, когда наваливается целая стая железной мошки, кружиться, жалит, а корабль вполне ощутимо содрогается от каждого удара.

– Капитан, кажись, нашему кораблю жопа, – подает голос Равиль, мой пилот, – и нам тоже. Попробую вывернуться.

Ага. На такой махине – и вывернуться. «Варяг» же, как очень большая мишень, в которую трудно не попасть. Ты бы еще панцирника с Проциона танцевать научил. Хоть ты и ас, но оценивай свои возможности трезво. И насчет «жопы» ты загнул. При чем тут вы с Фло и ваш корабль? Это моему кораблю жопа, это я за него пять лет выплачивал банку, ограничивая себя во всем. Это я нашел для нас эту грязную работенку. И это я за все отвечаю, как капитан и владелец корабля. И вот теперь вам грозит разве что по маленькой охраняемой комнате с бесплатным обедом и прогулками три раза в день. Я же заработал на аннигиляционную камеру. Даже праха не останется.

А каким простым казался этот заказ! И мне (что греха таить!) и тому Конфедерасту, что подкинул мне его. Припугнуть сепаратистов с планеты Кальвин. Планета колонизована сравнительно недавно, серьезной военной техникой не располагает, соответственно, для корабля, тем более, уровня «Варяга», не представляет угрозы. Нужно зависнуть над ихней столицей (и, пока единственным крупным городом) и, что называется, «навести шухер». Долбануть чем-нибудь убойно-разрывным, желательно в районе большого скопления людей, лазерным лучом пропахать, после чего безнаказанно (подчеркиваю) убраться восвояси. Этакая инсценировка пиратского набега. На Кальвине – паника, переходящая в недовольство своим правительством, а Конфедерация тут как тут с предложениями сперва гуманитарной помощи, а потом и «договора о безопасности». И у лидеров несчастной планеты будет всего два варианта – добровольно вернуться под власть Земли, либо ждать, пока их не сметет недовольное и напуганное население.

Все просто. Конечно, остались вопросы. Например, что Конфедераст имел в виду под «серьезной» и, соответственно, «несерьезной» военной техникой. Истребители, например, к какой категории относятся? Но предложенная за выполнение сумма загнала все подобные вопросы мне обратно в глотку. Ее хватило бы не только на последние взносы за корабль, но и себе кое-что оставалось. И немало, надо сказать. Кроме того, на мое согласие очень повлияло то обстоятельство, что большинство заказов за последние годы я получал именно от этого Конфедераста. Было бы неосмотрительно терять постоянного и щедрого (за счет налогоплательщиков) клиента.

Мы не новички, скажу без ложной скромности. По крайней мере знаем, что все эти штуки, которыми увешан «Варяг», служат отнюдь не для украшения. Отсутствие же на орбите вокруг Кальвина военных кораблей и боевых станций, придало самоуверенности. Вот только стоило нам, не отвечая на яростные запросы по мгновенной связи, подлететь поближе к городу и, для начала, полоснуть лазером по автостраде, как взвыли сирены, а в небо поднялись истребители.

Нет, мы не новички. И Конфедераст, возможно, не так уж неправ, отказывая этим боевым пташкам в принадлежности к «серьезной военной технике». Во всяком случае, мы поджарили их не меньше полдесятка. Что, к сожалению погоды не сделало.

«Повреждено более 70 % корабля».

Эх, не удался Равилю его отчаянный маневр! Истребители не отставали, даже окружение разорвать не получилось. А когда корабль поврежден более чем на семьдесят процентов, самое лучшее, что может сделать его экипаж – помягче приземлиться. Это – классика, одна из первых истин, что мне поведали в Академии Космических Полетов. Оставаться в космосе, даже в воздухе, тем более, в боевой обстановке, как говорил наш преподаватель, «чревато боком».

И дернул же черт назвать корабль «Варягом»! Да, для меня это имело определенный исторический смысл. Варягами мои далекие, еще не вышедшие в космос, предки, называли вольнонаемных моряков. Эти ребята бороздили моря, не служа никому конкретно, не гнушались пиратских набегов, но с теми, кто посильнее, предпочитали торговать. И, конечно, же нанимались в чьи-нибудь вооруженные силы, где была острая нехватка людей. В общем, почти полный аналог моей профессии. Как-то запамятовал я, что есть у «Варяга» минимум, еще одна историческая параллель. Хреновая, но весьма близкая к нынешней ситуации.

Разделить судьбу экипажа менее древнего, но тоже еще не космического, крейсера мне не хотелось. Немного смысла, зато прорву дебилизма видел я и в том, чтобы огненной горой обрушиться на город, дабы напоследок нанести ему как можно больший урон. Во-первых, моя жизнь была мне дорога, а пока оставался хотя бы один шанс ее сохранить, я не мог этим шансом не воспользоваться. Во-вторых, как бы там ни было, ни малейшей ненависти к жителям Кальвина я не испытывал. Если бы не заказ, мечта любого космического наемника, мне бы и в голову не пришло зверствовать на этой милой, почти еще не изгаженной планете. Я бы скорее прилетел сюда отдохнуть и развеяться, чем стрелять. Но что сделано – то сделано. Не воротишь. Теперь даже отдых в камере три на четыре метра мне на этой планете заказан. Пиратство. С отягчающими обстоятельствами. Высшая мера.

Корабль рванул подальше от города, медленно, но верно теряя высоту. А в голове у меня зрел план по спасению своей жизни и жизней моего экипажа. И, когда «Варяг» приземлился в нескольких километрах за чертой города, на голубовато-зеленом лугу, я смог этот самый план сформулировать.

– Сдавайтесь, – коротко и недвусмысленно велел я Равилю и Флоре, – считайте это моим последним приказом вам.

– Вы хотели сказать – «сдаемся»? – уточнила Фло, наш штурман.

– Нет, я сказал «вы сдавайтесь». Передайте соответствующее сообщение по мгновенке и выходите с поднятыми руками. На суде все валите на меня – вы не очень погрешите против истины.

– А вы, капитан? – нахмурился Равиль.

– А то вы не догадываетесь. Я попытаюсь спастись. Если получится – и вас спасу. Вопросы?

– Почему вам можно, а нам нельзя? – поинтересовалась Фло.

– Объясняю для особо непонятливых. Вам безопаснее сдаться, а мне безопаснее бежать. Ибо вы оба – рядовые исполнители. Работаете за оклад и выполняете приказы в соответствии с вашими трудовыми договорами. А я – и капитан, и владелец судна, и тот козел, что добыл для нас этот гребаный заказ. Это я отдал приказ ударить по Кальвину. Это мне, в случае успеха полагалась куча бабла. Немаленькая, надо сказать, куча. Вы рисковали своими жизнями и своим здоровьем, добывая для меня это самое бабло. И по делу вы будете проходить, в самом худшем для вас случае, как соучастники. Это несколько лет жизни за счет налогоплательщиков. Ну а мне светит вышка.

– А заказчику? – робко осведомился Равиль, – ну, тому козлу, кто вам деньги обещал?

– О, забудьте об этом. Он, как обычно, не рискует ничем, кроме собственной печени. Что такое слово двух пиратов против даже не слова – движения брови столь влиятельного человека? Не говоря уж о том, что суд мятежной планеты при всем желании не сможет привлечь к ответственности чиновника Конфедерации. Так что придерживайтесь предлагаемой линии, то есть валите все на меня.

– И вы так просто уйдете и бросите нас, Максим Андреевич? – погрустневшим голосом спросил Равиль.

– Почему нет?

– А как же команда? Дружная семья и все такое?

– Забудьте эту хрень! – бросил я небрежно, – вы нанялись ко мне из-за бабок. Я ввязался в эту кашу из-за бабок. Так что ничего, кроме бабок нас не связывает. Признаемся себе в этом честно и перестанем обманывать – себя и друг друга. Но последний мой приказ будьте добры выполнить.

– Хорошо, – вздохнула Фло и запустила сеанс мгновенной связи, – Кальвин, Кальвин, это «Варяг». Прекратите огонь, мы сдаемся.

Просьба прекратить огонь была лишней – как только туша корабля замерла посреди голубовато-зеленого луга, истребители вернулись на базу. Видимо, их командование решило, что никуда мы с луга не денемся. Кроме того, успешно поражая летающие цели, истребители, как правило, не были сильно эффективны против того, что просто лежит (или стоит) на поверхности планеты. Это только корабли типа «Варяга» способны и по зданиям бить, и по наземной технике, и по авиации, и по космическим кораблям. В свое время я на это и повелся. На борту такого монстра чувствуешь себя непобедимым.

Истребителей возле места посадки «Варяга» сменило несколько флаеров, из которых высыпали люди в броне, шлемах и с бластерами наготове. Десяток, не меньше. Видимо, «шухер навести» нам все же удалось, раз для нашего задержания прислали целую толпу. Видно, считают нас опасными. Операцию можно было бы считать выполненной, да только нам в теперешней ситуации это не очень поможет. Мы окружены, мы сдаемся, а заказчик-Конфедераст и пальцем не пошевелит, чтобы нас вызволить. Ему легче найти другой экипаж для выполнения этой миссии. А то и вообще никому не платить. Цель ведь достигнута.

– Выходите по одному, – приказал один из спецназовцев, когда открылся входной люк «Варяга», – руки за голову.

– Только после вас, – с ноткой притворной галантности сказал я Флоре. Следом за Фло из корабля вышел Равиль. Ну а я, как и положено капитану с незапамятных времен, покинул свое судно последним. Не выпуская из кулака лазерный резак.

– Эй, что там у тебя? – ближайший ко мне спецназовец не мог не заметить сжатые кулаки, – а ну, руки покажи!

На то, что произошло дальше, мне хватило доли секунды. Ибо больше времени в запасе у меня не было. Тонкий, почти незаметный луч лазерного резака отсек у спецназовца руку, сжимавшую бластер. Оружие, перекочевавшее ко мне, в упор ударило в другого кальвинца, также стоящего близко, затем несколько выстрелов раздолбало вдрызг один из их флаеров. Уклонившись от нескольких запоздалых выстрелов, я, бросился в сторону леса, краем глаза заметив, как пресекают в зародыше аналогичные действия моих подчиненных. Как выкручивают руки Фло, как ударяют прикладом по голове и пинают в живот Равиля. Не шибко приятное зрелище; что бы я ни говорил им на прощание, пять лет работы – это пять лет работы. Этого достаточно, чтобы привыкнуть к людям, а привычка – сила, скрепляющая посильнее дружбы и любви. Но я не мог отступать от намеченного плана.

Будь у спецназа Кальвина самонаводящиеся лазерные винтовки, на открытой местности я бы превратился в удобную мишень. Но бластер – оружие для ближнего, или, как принято говорить, для контактного боя. Бьет не прицельно, к тому же, с увеличением расстояния выпущенный заряд теряет мощность. Так что пара выстрелов мне в спину, были скорее рефлекторным, чем сознательным действием, и, разумеется, ушли в «молоко».

В рядах кальвинских стражей порядка возникло замешательство. Именно на него я более всего рассчитывал и именно благодаря ему смог без проблем сократить расстояние до леса примерно на километр. Вот где пригодились занятия на беговых дорожках в Академии, зря я думал, что быть космонавтом – это просто в кабине сидеть. Плюс – адреналин, придающий силы. В таком режиме я мог бы бежать сколь угодно долго, лишь вскоре после остановки ощутив, что устал и запыхался.

Но вернемся к замешательству кальвинцев. Они не сразу смогли решить, что лучше – удовольствоваться поимкой двух из трех членов экипажа или преследовать третьего, который, к их несчастью, не был мальчиком для битья. Судя по тому, что после километра пробежки меня обогнал один из флаеров, бравые спецназовцы предпочли второй вариант. А может, предпочли бы первый, не прикажи начальство предпочесть второй.

Вспышка бластерного заряда испепелила траву прямо у меня под ногами. Кальвинцы вовсе не собирались меня убить, они хотели припугнуть, дать мне понять, что играть в догонялки больше не стоит. Ну и зря. Во-первых, я не настолько тупой, чтобы соревноваться с флаером в скорости. Вряд ли человек способен обогнать какое-либо транспортное средство, даже примитивный велосипед. Я поступил хитрее – в ответ на выстрел, практически синхронно, рухнул на голубовато-зеленую траву.

Вряд ли кальвинцы ожидали такого развития событий. Хотели припугнуть, а получилось… нет, прикинуться мертвым мне вряд ли удастся. Хороший сканер способен уловить любую биологическую активность – дыхание, циркуляцию крови, биение сердца. Но, во-первых, небогатой планетке типа Кальвина такие сканеры могут быть и не по карману, а во-вторых, потеря мной сознания также не входило в планы преследователей.

Та-а-ак, кажется со сканерами здесь реальная напряженка. Иначе, зачем флаер не спеша приближается ко мне, а контрольный выстрел не следует? И хватать меня не спешат. А я лежу, стараюсь сдерживать дыхание и не выпускаю бластер из руки, якобы окоченевшей. На самом же деле она медленно нажимала регулятор мощности, повышая ее до максимума.

Когда максимум был достигнут, я одним трудноуловимым движением навел бластер на флаер и выстрелил. Вопрос стоял – пан или пропал, потому что второго выстрела у меня не было. Но результат превзошел даже мои, довольно оптимистичные, ожидания. Ослепительно яркий сгусток буквально врезался в кальвинский флаер, зависший в двух с половиной метрах надо мной. Его буквально разнесло в клочья и, на мое счастье, ни один из этих клочьев не упал на меня. Оценить красоту этого фейерверка в полной мере я не смог, потому что лежал на траве, закрывая лицо руками. Не хватало еще ослепнуть, когда все столь удачно складывается.

– Зарубите себе на носу, – проговорил я, поднимаясь и обращаясь к догорающим обломкам флаера, – космонавт покруче любого спецназа. Вы вот толпяком ходите, а мы больше поодиночке. В крайнем случае, по двое, по трое. Вы в случае надобности можете вызвать подмогу, а нам, кроме как на себя рассчитывать не на кого. Вы деретесь по приказу, а мы – чтоб спасти наши жизни. Так фига ли вы на нас наезжаете?

С этими словами и, подхватив почти разряженный бластер, я затрусил в сторону леса. Бежать до него оставалось не так уж много.

* * *

Интересно, если бы я знал, чем все обернется, начал бы я вообще эту историю? Не со злополучного заказа, и даже не со знакомства с Конфедерастом, что подкинул мне его. Нет, все началось гораздо раньше, я тогда даже в школу не ходил. И родители мои даже не помышляли о космической карьере для своего единственного чада.

Фамилия у меня была вполне подходящей – Орлов. Орлами называли земных птиц, летающих выше, чем любые их пернатые сородичи. На Земле, по крайней мере. Возможно, кто-то из моих далеких предков был воздушным асом, а может, и одним из первых космонавтов, за что и заслужил соответствующее прозвище, впоследствии ставшее фамилией. Увы, в моих родителях подвиги пращура никак не проявились. Отец – медиа-консультант, его работа – смотреть до посинения разные программы, которыми потчуют нас медиа-службы, после чего рекомендовать клиенту какие-нибудь из этих программ. С учетом вкусов вышеназванного клиента. Чем лучше консультант ориентируется в медиа-пространстве, тем выше вероятность, что его рекомендация будет удачной, клиент останется доволен, и обратится снова. Или порекомендует этого консультанта знакомым. Что касается матери, то она работала бухгалтером в одной крупной фирме. Какой смысл в профессии бухгалтера, когда все расчетные операции давно автоматизированы? Тайна сия велика есть.

Оба родились уже после колонизации нашей планеты, и о космосе знали только из школьных уроков астрономии. Ибо, несмотря на полеты к звездам и расселение рода людского на далеких планетах, для подавляющего большинства людей в жизни мало что изменилось. В частности, эти вышеупомянутые звезды и планеты для них так и остались светящимися точками на небе. В крайнем случае, как для космических туристов – точками и дисками в иллюминаторе. Такие люди могли увидеть космос и потоптать инопланетную поверхность только в одном случае – участвуя в колонизации. Для этого недостаточно просто хотеть убежать от повседневной жизни – нужно пройти жесточайший отбор и все такое прочее. Жизнь первых поселенцев тяжела, как тяжело все, что начато с нуля. Жизнь тяжела, но при этом не лишена определенного романтического флера. Не знаю, насколько он соответствует действительности, а насколько лежит на совести пропагандистских роликов Министерства Новых Территорий. Так или иначе, от чего убежишь, к тому и прибежишь.

Сменяется поколение-другое – и поселение на недавно открытой планете превращается в обычный земной город. С небоскребами, офисами, заводами. А также преступностью и наркоманами, грязью и пылью, шумом и пробками. Да, да, я не оговорился насчет последнего. Те, кто в старинные времена ждал от далекого звездолетного будущего еще и всякие штуки, повышающие жизненный комфорт, самодвижущиеся дороги, например, или аэромобили, были бы очень разочарованы. Аэромобили, правда, выпускаются, но в очень ограниченных объемах. Власти любого города боятся переносить движение в третье измерение, полагая, что это сделает его нерегулируемым. А значит – опасным. Совсем запрещать воздушный транспорт в личном пользовании правда, никто также не решился. Пошли на хитрость, а именно, ввели дорогостоящее лицензирование этих самых аэромобилей, а также флаеров. Цена лицензии в разы превышала стоимость самой машины и большинству была не по карману. Зато меньшинство, которому лицензия была доступна, а также чиновники, имеющие ее по службе, могли больше не стоять в пробках наравне со всеми. Для них отныне – легкий и быстрый перелет из одного конца города в другой, а также любование панорамой этого самого города. Даже смотреть вниз на машины простых смертных, что копошатся и бибикают там, для таких людей необязательно. Зачем настроение портить?

В общем, основывая города на далеких планетах, мы лишь многократно тиражировали нашу Землю. Не стал исключением и мой родной город. И родители его запомнили таким же. Дедушки с бабушками в колонизации участвовали, но я никого их них не застал в живых. Единственное, что осталось в городе от тех славных времен – Музей Колонизации. И именно с него, а вернее с воскресного похода в этот самый Музей с родителями все и началось.

Шагнуть через порог Музея для меня тогда было сродни переходу в другой мир. Наверное, даже космонавт, первым ступающий на поверхность вновь открытой планеты, испытывал меньше эмоций. Та тишина, размеренность, спокойствие места, у которого за спиной десятилетия, а впереди – века, меня поразили. Но даже это, первое впечатление не сравнится с тем, что вызвали у меня экспонаты музея. До сих пор с улыбкой вспоминаю, как я бегал от одного экспоната к другому и расстраивался, оттого что ничего нельзя трогать. То есть, руку протянуть можно, но она проходила через экспонат, который был лишь голограммой, неподвластной времени и куда более дешевой, чем реальная вещь.

Зато организован был музей мастерски. Как говорится – ни убавить, ни прибавить. Каждый экспонат был напоминанием о каком-нибудь значимом событии из первых лет истории колонии. Начиная с бортовых съемок приближающегося диска планеты. А также макета звездолета «Отважный», открывшего ее. Макет, кстати говоря, был в натуральную величину и размещался в самом большом зале, до которого я добрался как ни странно, в последнюю очередь. Позади были голограммы животных и растений планеты, экраны с документальными роликами, ласковый голос, льющийся будто из стен, стоило задержаться у какого-нибудь экспоната больше пяти секунд.

И вот – «Отважный». Такой огромный, особенно по сравнению с маленьким мной. Такой блестящий и твердый, что я снова забыл, что вижу голограмму. Не мог не потрогать. И капитан Киреев, первый человек, ступивший на новую планету. Он стоял передо мной – высокий, сильный, уверенный в себе человек, смотрящий куда-то вперед. С гордостью обозревающий новые владения рода людского.

Запел сладкий голосок электронного гида, повествующий, наверное, в миллионный раз об этом человеке и его заслугах, а я, обращаясь к едва догнавшим меня родителям, заявил:

– Я тоже стану таким, – показываю на капитана Киреева, – тоже буду стоять так. И смотреть.

Родители сделали лучшее, что можно было сделать на лепет пятилетнего чада. Молча улыбнулись, что я воспринял как одобрение.