Текст книги "У каждого — свое алиби"

Автор книги: Тимку Джеордже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава IX

– Теперь к художнику Жану Прутяну, – сказал Алек. – Он, кажется, был хорошим другом Флореску.

– И товарищем по учебе.

– Больше всего меня интересует, были ль они друзьями. Все, с кем я беседовал до сих пор, будто сговорились: отрекаются от покойника, как от лешего. Но его друг… Он мог бы мне рассказать, во что верил убитый Флореску как человек, а не как квартиросъемщик. О чем думал, чем увлекался, что любил, как проводил свободное время.

– Как вам история с тетушкой и племянницей?

– Мы разочаруемся. Мотивы, побудившие Протопопеску солгать нам, обусловлены ее психологией, возрастом, воспитанием. «Не вмешивайся». Осторожность, граничащая с трусостью.

– Значит, ничего нового этот путь нам не даст?

– Да. Но Агата… Думаю, кое-что она знает, хотя, может, это и не имеет прямого отношения к преступлению. Кстати, к Жану Прутяну я б хотел зайти один. Вы же уже говорили с ним.

Через несколько минут Армашу входил в мастерскую Прутяну.

Художник принял его довольно холодно. Он обращался с Алеком вежливо, но держал его на почтительном расстоянии от себя. Беседа не доставляла ему никакого удовольствия, и он не стеснялся это показать. Однако когда речь зашла о Флореску, Прутяну разгорячился. Флореску действительно был его старым другом, они часто виделись, подолгу споря о живописи.

– По вашему мнению, он был талантлив?

– Да. По крайней мере, так считали критики.

– А вы?

– Мы работаем совершенно по-разному, и вкусы у нас различались. Не знаю, поймете ли вы меня…

– Да, если вы будете изъясняться просто.

– Картины его, если честно, нравятся мне не очень. Могу ли я быть объективен? Мы, художники, говорить о чужих работах хладнокровно не способны, как бы мы ни старались. Сами того не желая, мы вечно навязываем свою точку зрения о живописи. Я работаю в классическом стиле. Питаю отвращение к модернизму. Пусть я пишу не совсем так, как Григореску[3]3
  Николае Григореску (1838–1907) – выдающийся румынский живописец-реалист. Ведущими в его творчестве были образы румынских крестьян. Григореску – крупный мастер пейзажа.


[Закрыть], но объект в моих работах присутствует. Я им не пренебрегаю. Да, он сильно деформирован, растушеван, но его можно и обнаружить, и распознать. Разумеется, перед неосведомленным и я предстану путаником-модернистом.

– А Флореску…

– Флореску… он страстно хотел всего. И верил, что это возможно. Последние его картины были уравнениями, с трудом решаемыми даже специалистом. Он скрывал от зрителя объект, чтобы затем представить его совсем расчлененным.

– Слушая вас, – заметил Алек, – можно подумать, что вы вышедший из моды художник. Однако, видя ваши работы, даже самые ранние…

– Вы знаете мои работы? И самые ранние? – поразился Прутяну.

– Конечно. Но я хотел бы вернуться к теме, которая, к сожалению, меня сюда привела. Мне представляется, Андрей Флореску был человеком малообщительным. Если даже его ближайшие друзья понятия не имеют, что его занимало…

– Намек?

– Понимаете, люди, которых он посещал или ходившие к нему, в убийстве не замешаны. Здесь что-то другое. Какие-то его связи нам неизвестны.

– Не понимаю, – Прутяну подозрительно посмотрел на Алека.

– А не могли годы дружбы скрывать ненависть и вражду под маской доброжелательности?

– Ваш намек меня оскорбляет. То, что мне не нравятся его картины и я не разделяю мнения по поводу их успеха, еще не повод подозревать, что я желал ему смерти. А тем более, будто я его убил… Мы все-таки были хорошими…

– Друзьями. Не горячитесь.

– Но вы оклеветали…

– Вас я ничем не опорочил. Я просто осмысливаю все версии, созданные моим воображением.

– Должно быть, все, созданное вашим воображением, неправдоподобно.

– Пожалуй. Меня сбивает с толку, что никому из окружения Флореску не надо было его убивать и никто из них не мог это сделать. У всех прекрасное алиби. Подозревать некого. Значит, преступник находится не здесь. Конечно, это предположение, поскольку вполне возможно, что преступником можете оказаться даже вы.

– Я не преступник, – иронически улыбнулся художник. – Но тогда кто?

– И я не знаю, – ответил Алек. – Над чем он работал в последнее время? Что вам показывал?

– У него было много незавершенных работ.

– Постарайтесь вспомнить. Меня интересует, что на них изображено. Пейзаж, скажем.

– Несмотря на запутанность его изобразительных приемов, я мог бы сказать, что это были горные пейзажи… если хорошо подумать – с хвойным лесом… Да, и виллы, которые строят в горах. Увы, его работы мало походили на свои объекты. Кто-либо другой, не привыкший к живописи Флореску, с трудом разобрался бы в них.

Армашу помолчал немного и простился, пообещав Прутяну зайти еще.

В машине он подумал: «Теперь бы побеседовать с инженером Николае Данчу – кажется, лучшим другом Андрея, и непременно с Агатой». И Алек повернул машину на фабрику, где работал Данчу.

Глава X

Армашу отыскал инженера, когда тот собрался уходить. В министерстве у него были дела, и он пришел на работу в праздничном костюме. Вместе они вышли на фабричный двор. Алек предложил отложить визит в министерство, и Данчу согласился, едва узнав, о чем идет речь. В ближайшей кондитерской они заказали кофе и повели разговор.

Данчу заметно заволновался, когда речь зашла о Флореску. Некоторое время он, мрачнея, молчал, а затем сказал:

– Когда в пятницу утром я приехал в Бухарест, мне не хотелось верить… Я не могу себе представить, что Андрея… Андрея, которого… которого я видел всего несколько дней назад, больше нет.

– Значит, вы узнали о его смерти только спустя два дня?

– Да… я пришел в ужас… И не могу понять.

– Что вы не можете понять?

– Кто мог его убить? У него не было ни одного врага.

– Вы всех его друзей знаете?

– Думаю, да…

– Так всех или нет?

Данчу удивленно посмотрел на Армашу.

– У него было много друзей. Вообще-то, я знаю их. Однако художников в самом деле не всех, а отдельных только в лицо.

– Понимаю. Но как близкий друг считаете ли вы, что Флореску мог вызывать к себе ненависть?

– Ни за что: он был чудесным парнем. Сблизиться с ним было нелегко из-за его замкнутости, но, общаясь с ним, вы тотчас убеждались, что не то что причинить зло, он и рассердить-то никого просто не мог.

– А где вы находились в те дни? – закуривая, спросил Алек.

– На экскурсии с друзьями в долине Валя Праховей, а потом мы разъезжали в горах на машинах.

– В отпуску?

– Да, в известном смысле…

– Это еще как?

– Я уволился с завода, а до оформления на фабрику у меня оставалось несколько свободных дней. Я воспользовался ими и совершил с друзьями экскурсию.

– А Флореску вы не приглашали?

– Безусловно, но он отказался.

– Почему?

– Он сказал мне, что занят организацией своей выставки.

Армашу больше не о чем было расспрашивать инженера. Разочарованный, он подозревал, что и с Агатой беседа завершится с тем же результатом. Было ясно: не здесь следовало искать убийцу.

– Вы извините меня, Данчу, но у вас самого нет ли хоть малейшего подозрения, предположения?

Инженер силился что-то вспомнить, однако по выражению его лица было видно, что усилия напрасны. Он уже сказал все, что знал.

– Нет! Прошу поверить, я думал уже об этом и ни к чему не пришел. Изо всех, кого я знаю – их знал, разумеется, и Андрей, – не вижу никого, кто мог бы его убить.

Расставаясь с инженером, Армашу сознавал: в расследовании ему не удалось продвинуться ни на шаг.

Глава XI

Алек разыскал по телефону майора Дину. «Как я вас жду! – кричал в трубку майор. – Приехала эта Агата».

«Все так дружно ничего не знают, – думал по пути Алек, – что начинают походить на соучастников. Никто не убивал, а труп-то – вот он. Самоубийство, – мелькнула у него нелепая мысль. – Ну да: повесился, запрятал ремень и упокоился на диване. Эх, хоть бы крошечный фактик…»

– Сейчас ее приведут, – сразу сказал майор, – а через полчаса побеседуем с супругами Элефтерие.

В комнату ввели модно одетую девушку. Узкие брюки в голубую и белую полоску обтягивали ее гибкую, упругую талию. Ненакрашенное лицо казалось привлекательным, но не из тех, что мужчины признают красивыми. Девушка сдерживала себя, чтобы не расплакаться.

С трудом ее успокоив, Алек приступил к допросу, задав для начала несколько избитых вопросов.

– А теперь ответьте мне… – предложил Армашу, – впрочем, вы можете и не отвечать.

– Но почему же? – возразила девушка.

– Вы любили… его? Простите, что я вас спрашиваю об этом.

Агата расплакалась.

– Да… сильно. Очень интересный мужчина, Невозможно, чтоб он не стал для вас дорог, если – здесь была своя трудность – вы сумели сблизиться с ним.

– Так почему же вы Оставили его?.. – не выдержал Алек.

Девушка вздрогнула и замолчала.

– Я его не оставляла… Мы поссорились и некоторое время не виделись.

– Из-за чего? Надеюсь, ваша ссора никак не связана с…

– Да вроде б причины для ссоры не было, – быстро сказала девушка.

– А может, была, причем очень серьезная?

– Нет, небольшие недоразумения, – возразила Агата. – У него был тяжелый характер. Я любила его, но иногда из-за его характера ссоры становились неизбежными.

– Он же был художник, натура артистическая…

– Да, вы очень удачно сформулировали мою мысль.

– А вот вы мне солгали, но не так удачно.

Девушка вздрогнула.

– Спрашивайте, что хотите. Мне будет легче, – вымолвила Агата.

– С тетушки начнем?

– С какой еще тетушки? – изумилась девушка.

– С Гортансы Протопопеску, – холодно сказал Алек.

– Тетушка Гортанса?

– Она посоветовала вам порвать с Андреем Флореску?

– Она, – подтвердила Агата.

– И вы заявили ему, что больше его не любите?

– Да. А как я могла поступить?

Алек прошелся по комнате и остановился перед Агатой.

– Я что-то не все понимаю, девушка. Если вы так сильно его любили, что ж вы столь легко от него отказались? Только потому, что это захотелось тетушке? Но вы же взрослая. И сами себя обеспечиваете.

Смущенная Агата что-то хотела сказать, но не решалась.

– Вам помочь? Тетушка угрожала лишить вас наследства.

– Да, – прошептала девушка.

– Что она вам обещала?

– Дом. И потом другие ценные вещи.

– Что за вещи? – удивился Армашу.

– И сама не знаю.

– И это-то вас и побудило?

– Да. Вам меня не понять. А я закончила лишь лицей. Работа жалкая, жилья у меня нет, годами снимаю комнаты. Еще счастье, что тетя за них платила, чтоб у меня оставались деньги на одежду.

– Платила за комнаты? Зачем?

– Как зачем? Помогала мне. Ведь она моя тетя. А потом она душа-человек, чтоб вы знали.

– А не проще ли для нее было взять вас к себе? Дом довольно большой, нашлась бы и для вас комната. Почему она этого не сделала?

– Наверно, не хотела, чтоб я жила в одном доме с Андреем…

– Возможно… Где вы находились в ночь, когда было совершено преступление?

– В тот день, с утра до самого вечера, мы все на работе составляли балансовый отчет за текущий месяц. Около десяти вечера я ушла из конторы. Потом ужинала с двумя своими сослуживцами – парнем и девушкой – в ресторане, где можно поесть подешевле. Было уже около двенадцати. Мне было неудобно так поздно возвращаться домой. В ту ночь я спала у девушки, вместе с которой ужинала. Мы встали попозже, потому что, когда мы задерживаемся на работе, на следующий день мы приходим на два часа позднее. Можем прийти к десяти. Думала с утра зайти к Андрею. Хотелось поговорить с ним, все ему объяснить.

– И может быть, помириться с ним? Нет?

– Даже не знаю. Просто хотелось его видеть…

– И когда вы туда пришли…

– Там уже была милиция.

– Вы его видели?

– Только через дверь. Войти мне не разрешили, хотя я так просила.

– И вы пошли к тетушке. Как она на все реагировала?

Девушка вздрогнула.

– Очень сильно испугалась.

– А точнее?

– Она постоянно восклицала: «Господи, какое несчастье!»

– И только? Подумайте еще. Ну!

– Вроде бы она еще говорила: «Как бы и нам не иметь неприятностей». Она была очень встревожена.

– А затем посоветовала никому не рассказывать о ее требовании порвать с Андреем. И скрыть, что вы ее племянница… Так?

– Да. Примерно в этом роде.

– Еще немножко, и закончим. Как выглядел Андрей в последнее время?

– Мы не виделись около десяти дней.

– А последняя встреча? Он рассказывал вам, как он живет?

– Не припоминаю. Он был все время чем-то занят, парил в облаках. Казалось, на чем-то старался сосредоточиться.

– А чем он мог заниматься? Может быть, предстоящей выставкой его картин? Или чем-то другим?

– Не… знаю.

– Может, его угнетали забота, страх?..

– Нет. Ни в коем случае. Уж скорее его занимала какая-то интересная проблема. Он казался не озабоченным, а чрезмерно возбужденным, нетерпеливым. Причем настроение у него было весьма хорошее.

– Его не огорчало, что вы поссорились?

– Огорчало. Но, как вам сказать? На фоне этой ссоры он будто жарче увлекся своими делами, о которых я вам говорила. Мне казалось, что он собирается уехать на какую-то экскурсию или только что из нее возвратился.

– Почему вы так решили?

– Я сужу по его одежде и по тому, как выглядела его комната.

– Ага! С тех пор вы больше его не видели?

– Нет.

– Благодарю вас. Если вы мне понадобитесь, я вас найду. Во всяком случае, мы вас заверяем, что сделаем все возможное, чтобы установить виновников убийства.

Девушка вышла.

– Вот небольшой список, – обратился Алек к майору. – Хочу знать абсолютно все об этих людях. Родственники, имущественное положение, профессия, род занятий в прошлом и сейчас. Где жили раньше.

– Но здесь все те, с кем вы уже беседовали, – удивлялся Дину.

– Нет, я добавил сюда и загадочных супругов Элефтерие. Кстати, я сам зайду к ним. Но сначала я поговорю с гражданкой Протопопеску.

– Она кажется вам подозрительной? – спросил Дину.

– Она все для этого сделала. Однако Протопопеску нисколько не замешана в убийстве. Зачем ей совершать его? А потом Флореску убил атлет. Удушение: это очевидно. Предположим, она желала ему смерти, лишь бы избавить от него Агату. Небольшой шантаж – и девушка расстается с Андреем. Ей не было смысла убивать его.

– И в таком случае…

– В таком случае ничего! – ответил Армашу. – Продолжаем следствие. Считаю, что убийц…

– Убийц? – прервал его майор.

– Вероятно, их было двое. Полагаю, они чувствуют себя в безопасности. Вот на это вся моя надежда! Даже подозреваю, что они преспокойно следят, как мы гонимся по ложному следу. Это-то их и подведет.

– Значит, среди допрошенных преступника нет?

– Я этого не утверждал. У меня к вам просьба: не предпринимайте пока ничего. Не хочу беспокоить убийцу. Главное, не вспугнуть птичку, а то улетит…

– Как? Снова один убийца? – спросил майор Дину. – Вы же говорили, что их двое…

Глава XII

На следующий день Алек с удовольствием разглядывал присланные ему майором Дину материалы. «Как бы то ни было, – думал он, – учетные карточки подготовлены прекрасно». Он мог найти в них любые сведения. «Сколько же поганеньких проступков, – удивлялся Алек, читая, – искусно скрывают так называемые порядочные люди… Сколько правонарушений, не предусмотренных законом».

После обеда Алек направился к квартире Флореску. У виллы Армашу остановился в раздумье.

– Что вы здесь делаете? – раздался вдруг властный знакомый голос.

Алек увидел майора.

– Ищу людей, страдающих бессонницей…

– Бессонницей?

– Да, – отвечал Армашу. – Найдя такого человека, я решу уравнение со многими неизвестными…

– Ну и ищите себе на здоровье. Так вот: Бениамин Стурзу действительно отлучался в ту ночь на двадцать минут из компании, но из помещения не выходил. Заперся, я думаю, в уединенной комнатенке еще с тремя такими же субъектами, чтобы поиграть в покер с большой ставкой. Наложим-ка мы на них хорошенький штраф.

Алек прикурил сигарету и присел на скамеечку в садике.

– Ладно, что будем делать? – спросил его майор.

– Ждать… Как со Стурзу. Значит, и у него тоже алиби. Жаль! Мне было бы приятно иметь именно такого противника…

Алек спокойно курил и, казалось, отдыхал, ни о чем не думая.

– Сейчас кто-нибудь появится, – обратился он к Дину. – Если бы я нашел какого-нибудь пенсионера, живущего здесь, думаю, он был бы мне полезен. Знаете, старики часто страдают бессонницей.

Из дома время от времени выходили жильцы. Большинство из них, как и предвидел Алек, были людьми пожилыми: был день, и молодежь находилась на работе.

Алек заприметил одного старика, присевшего на скамейку, и, направившись к нему, сел рядом. Вскоре майор с удивлением наблюдал, как они беззаботно и увлеченно о чем-то болтали. Старик радовался человеку, которому он может что-то рассказать. Да и Алек не ошибся. Дед на этой улице знал почти всех, в том числе и тех, кто жил в доме напротив. Он помнил особенности каждого из них, годами наблюдая за ними с увлечением, которое могло бы показаться и странным. Собеседник Алека был стар, получал пенсию и ничем не занимался. Читать он не мог из-за слабого зрения. Ему оставалось всего два развлечения: рассматривать, чем занимаются люди, и разговаривать с ними. Узнай его соседи, что ведает о них дед, они просто перепугались бы. Это была живая история их квартала. Дед говорил, что «убийца – весьма хитрый субъект, раз уж никто его не видел, да и следов никаких. Тем более – слышал он – до сих пор даже не узнали, почему он убил учителя».

Алек слушал старика терпеливо, стараясь уловить все, что могло б ему пригодиться. Так он узнал, например, с кем приходил или уходил Флореску в последние недели. Выяснилось, что с художником появлялись два человека, которых сам дед не знал и кого не было ни среди знакомых потерпевшего, ни среди жильцов. Старик вспомнил, что один из них пухленький, с начинающейся лысиной, примерно сорока лет. О втором трудно было сказать нечто определенное. По словам старика, он «был такой же, как и все». В одном лишь ошибся Алек. Спал старик превосходно и с этой точки зрения не мог быть полезным ничем.

Вдруг Алеку пришла в голову мысль: «А не знает ли он кого-нибудь другого, кто не очень-то спит по ночам?» Старик отвечал, что у него есть друг, тоже пенсионер. Если они посидят еще немножко, появится и он, потому что в эти часы обычно выходит на прогулку.

Алек посмотрел вокруг. Майор Дину давно ушел. Вскоре, как и предвидел старик, появился его приятель, так что беседа возобновилась без особых усилий.

Новый знакомый Алека оказался менее разговорчив. Но Алек вызвал в нем интерес к беседе, на авось заявив:

– Не может быть, чтоб никто ничего в ту ночь не заметил! Кто-то наверняка не мог не обратить случайно внимания на нечто, имеющее связь с преступлением. Чудовищно, что до сегодняшнего дня власти даже не потрудились разыскать этого наблюдательного человека!

– Эй, сударь, много мы ищем, да мало находим, – афористично отозвался второй старик.

– Правильно говорите, господин Санду, – подхватил первый, – а все из-за того, что до нас больше дела никому нет. Может быть, и мы видели кое-что, но одних вызывали, когда шло следствие, а других почему-то нет. А если б даже нас и спросили? Мы б ответили на заданные вопросы, и все. Зачем самим соваться со своими рассказами? Нам было сказано: «Отвечайте, о чем вас спрашивают». Я б, к примеру, так и поступил. Ни о чем бы своем не заговорил. Как в армии: молчи, если не спрашивают. К тому ж перед ними и заробеешь.

– Но, – обратился к Санду Армашу, – вы-то что-нибудь в ту ночь видели?

– Я ничего особенного не видел, потому лежал в тот вечер в кровати. Не совсем хорошо себя чувствовал.

«Ну и не везет! – поморщился Алек. – Нашел человека, страдающего бессонницей, а он додумался валяться в кровати именно в ту ночь». Все же он попытал счастья:

– Ничего особенного. Значит, что-то вы видели?

– Э, пустяки. В окне Флореску – как будто так звали покойного – около девяти вечера загорелся свет. И я видел его самого через тонкую занавеску.

– Он в комнате был один?

– Думаю, один. Потом после девяти свет погас.

– Лег спать, наверно?

– Не думаю. Скорей всего вышел, потому что после двенадцати, когда я поднялся принести стакан воды – запить таблетки, я снова видел его против освещенного окна. Он как раз задергивал занавеску, только другую, потолще, через которую с улицы ничего не видно.

– И вы в самой комнате так ничего и не успели заметить?

– А меня она не интересовала. Я отвернулся от окна и пошел к кровати. Но не думаю, чтоб он лег спать в десять, а два часа спустя снова зажег бы свет и плотно закрыл окно другой шторой, массивной.

– Да, несомненно, вы правы. Он ведь обычно зашторивал вечером массивные занавески?

Санду вздрогнул.

– Э, дьявол! Вот невидаль, а я об этом и не подумал. Да, друг мой прав: все дело в том, о чем вас спрашивают и как спрашивают. А меня никто не спросил, и, значит, вот невидаль, я никому об этом не сказал.

– Вы хотите сказать, что обычно он зашторивал только тонкие занавески? – прервал его Алек.

– Конечно, Никогда он не закрывал окно теми, толстыми. Живет на третьем этаже, здание во дворе, так что с улицы, как бы то ни было, не очень-то что-либо видно. Только мы из своего дома, что через дорогу, могли бы, скажем, что-нибудь заметить, но расстояние между нашими домами большущее. Так что даже нужды нет в толстых занавесках.

Алек подумал: «Возможно, Флореску не трогал в тот вечер толстые занавески. Потерпевший не…»

– А еще какие-нибудь окна были тогда освещены? – спросил Армашу.

– Да, как будто, по-моему, вон те два окна, слева, – и старик указал на них протянутой рукой.

– А вы не знаете, когда в них погас свет?

– Не знаю, мне самому захотелось спать. Да и поздно уже было. Перевалило, думаю, за двенадцать с половиной. И я сразу уснул..

Алек улыбнулся. Он знал, кто живет за теми двумя окнами, слева. Поговорил со стариками еще о разных пустяках и затем попрощался. Прошелся по улице вверх и вниз, прикидываясь человеком, который кого-то поджидает, чтобы не вызывать у стариков подозрений. А когда убедился, что старики о нем позабыли, незаметно юркнул в дом напротив. Бегом поднялся по лестнице и прямо вошел в комнату Флореску. Майор ждал его и угрюмо спросил:

– Ну, вдоволь наговорился со стариками? Я любовался вами через окно целый час.

– Это была милая и поучительная беседа. Гораздо приятнее той, что вел потерпевший с лицом, находившимся у него в комнате в полночь.