Текст книги "У каждого — свое алиби"

Автор книги: Тимку Джеордже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава V

Алек предложил завернуть на виллу, где жил Флореску, поскольку уже перевалило за пять и жильцы возвратились с работы.

– Вы меня им представите, – сказал он майору. – Возможно, я некоторое время поживу здесь.

– Да, кстати… Почему вы не спросили Протопопеску, откуда она узнала о преступлении еще утром? – поинтересовался майор.

– Это было б ошибкой. Обращать ее внимание на то, что ее уличили во лжи? Даже если б она со страху выдала какие-то дополнительные сведения, мы б лишились источника. А так завтра зайду туда, может, кое-что выужу. И лишь потом преподнесу ей сюрприз. По-моему, она многое знает, но отчего-то молчит.

– Думаете, замешана?

– Пока не ведаю. Надо терпение. Поспешим – сами отрежем себе все дороги.

– Согласно имеющимся сведениям, причины желать смерти Флореску у нее не было. И потом разве она способна совершить преступление?

– Это совсем другой вопрос, – сказал Алек. – Сейчас важнее другое: кого она скрывает и почему. Ведь что странно: неизвестный о совершившемся знал еще утром. У него нашлось время обо всем проинформировать Протопопеску, что он и поторопился сделать. С чего бы это? Почему о смерти художника тут же ставят в известность мадам, а мадам об этом – молчок? Не много ли вопросов в столь простом деле?

Алек и Дину вошли в комнату Флореску и закурили.

– По очереди пригласим жильцов сюда или сами зайдем к ним? – обратился майор к Армашу.

– Лучше сюда, на место происшествия. Вдруг преступник, оказавшись тут снова, допустит оплошность, пусть маленькую, но и ее хватит.

– Если он глуп… – сказал майор.

– И на старуху бывает проруха. Знаете, людей допрашивать каждый день вредно. Запоминают, что говорили накануне, а повторив несколько раз свои показания, непроизвольно заучивают их наизусть как стихотворение. Если ж их оставить в покое хотя бы дней на пять и после вызвать еще раз, можно узнать поразительные вещи. Вы же видели, что произошло с хозяйкой дома, где Флореску имел мастерскую. Мне просто повезло, что вы ею не занимались, решив, что она не представляет для вас интереса.

– Если человек лжет, его легко изобличить… но если…

– Дело не во лжи, – заметил Алек. – Сказываются и забывчивость, и настроение, и усталость. Самый примитивный анекдот всякий раз рассказывается иначе. Даже интонация различается. А если говорят о чем-то виденном или пережитом? Иногда узнаешь потрясающие вещи от человека, который, казалось, уже выложил вам все, что было ему известно. Ну! Приступим.

– Предлагаю принцип отсеивания. Тех, кто нас не очень интересует, вызывать не будем совсем или пригласим их вначале, чтоб быстрее с ними закончить.

– Смотрите, как бы не отсеять убийцу, – рассмеялся Алек.

– Да нет. Речь о тех, кого не было в тот день в Бухаресте.

Майор взял дело и начал:

– Матаке Наталия. Уехала из Бухареста за три дня до совершения преступления. Находится в Сучаве у своей дочери и пока еще не вернулась. Вдова 70 лет. Гадает на картах…

– Довольно. От таких героев меня увольте. К тому же я тоже читал дело.

– Хорошо, – сказал майор. – Супруги Варзару, были на побережье. Врачи, никаких связей с Флореску не поддерживали. Возвратились вчера или позавчера.

– Следующий. С врачами я потолкую в другой раз.

– Архитектор Соня Панделеску. Не замужем, 38 лет. С потерпевшим была знакома. Просила его как-то украсить фасад Дома культуры. Они поссорились и с тех пор друг с другом не разговаривали.

– Когда это случилось?

– Почти два года тому назад, – ответил майор.

– Неинтересно, точней, ужасно интересно, но, увы, разве что для беллетристов или психиатров.

– Флорин Зачиу, учитель истории. Некогда работал с Флореску в одной школе. Алиби: находился в больнице на удалении аппендицита.

– Спасибо, – сказал Армашу, – надеюсь, операция прошла благополучно?

Майор зачитывал другие фамилии, но вдруг Алек насторожился.

– Инженер Траян Коман, 32 года. Работает на заводе химических изделий. Спортсмен, но, если можно так выразиться, средства его существования неспортивны.

– То есть как?

– Прилежный посетитель баров, увлекается женщинами…

– Да ну! А это запрещено разве?

– …Не поощряется. Тем более что он промышляет чужими женами. Время от времени его любовные похождения вызывают скандалы. Однажды из-за них он был и нашим клиентом.

– Хорошо знаете его? – спросил Алек.

– Да. Чудесный инженер, на заводе его очень ценят. Вообще, знаете, милый человек.

– Забавный, должно быть. Хотел бы с ним познакомиться. Алиби?

– С трудом, но нашел. В ту ночь он был…

– …у почтенной матроны, – перебил майора Алек, – фамилию которой не смог назвать как истинный джентльмен.

– Верно. В конце концов он вынужден был сказать нам, где находился, а его красавица подтвердила.

– И все-таки… Покажите его!

Майор вызвал подофицера, охранявшего вход, и отдал ему распоряжение. Через несколько минут подофицер возвратился в сопровождении высокого юркого молодого человека с пружинистой походкой баскетболиста. Его несколько усталое лицо говорило о веселом и легкомысленном нраве.

– Приветствую вас, товарищ майор. Инженер Траян Коман, – представился он Алеку, бросив на него беглый, подозрительный взгляд.

– Вы дружили с Флореску? – начал Алек.

– Да. Мы были хорошими друзьями и никогда не ссорились.

– Значит, вы часто виделись?

– Конечно, хотя, – Коман замялся, – в последнее время он был очень занят. Школа, живопись да еще…

– Кто еще?

– Его любимая, та симпатяшка, что часто его навещала.

– Агата Милковяну?

– Да, вы, вижу, ее знаете. С ней он встречался очень часто. Однако, несмотря на это, я заходил к ним, когда знал, что он дома. Даже поздно. Он любил ночные посещения. Иногда мы ходили в ресторан, чтоб чего-нибудь выпить.

– Он выпивал?

– Да. Но не очень… Ему больше нравились разговоры. Флореску был человеком начитанным, хорошо рассказывал о живописи, художниках…

– Вернемся, однако, к преступлению. В ту ночь вы были у одной дамы. Это подтверждается, я обязан исключить вас из числа подозреваемых.

Траян Коман с облегчением вздохнул и сказал:

– Благодарю вас.

– Благодарите не меня, а ее, подтвердившую, что вы составили ей компанию в ту ночь, хотя она и рисковала…

– Только женское благородство, – вздохнул инженер, – заставляет искать прибежища у дам молодого одинокого человека.

– Не сомневаюсь. Но вот что: вы неплохо знали Флореску, знаете вы и его соседей, возможно, друзей.

– Да, но, конечно, не всех. Андрей был общительным человеком, некоторых его гостей я не знаю.

– А среди лиц, которых вы знаете и которых знал Флореску, кто-нибудь был заинтересован в его смерти? Не спешите с ответом. Я взываю сейчас к вашей памяти, к интуиции, но в то же время жду ответ объективный.

Коман ответил не сразу. Его, видимо, разволновали слова незнакомого человека с суровыми глазами, строгим и приятным лицом, говорившего уверенно и доброжелательно.

– Нет! – воскликнул Коман. – Я убежден, ни у кого не было никаких причин его убивать. Андрей был очень хорошим парнем. Даже когда он над кем-то подшучивал, он сам успокаивал собеседника, если тот обижался. Флореску был прекрасным товарищем. У него не было врагов. Поэтому-то преступление и кажется мне еще более чудовищным и необъяснимым. Кто мог его так сильно ненавидеть, чтобы решиться убить?

– Но, может, – продолжал Армашу, – кто-либо из его знакомых имел серьезный мотив для обиды на Флореску? Вы сказали мне, что знаете их. Как бы идеальны вы ни были, невозможно, чтоб никогда, ни у кого вы не вызвали обиды. А иногда это безобидное чувство превращается в долгую ненависть. Повторяю, подумайте, прежде чем ответить.

Инженер пристально посмотрел на Алека.

– Нет! Категорически нет! – сказал Коман. – Даже самая опасная ненависть, порожденная взаимной благосклонностью двух чистых сердец, миновала его потому, что он не вглядывался в глубину женской души. А если и болтают иногда… – запнулся Коман.

– Что болтают?

– Ну, эта история с мадам Элефтерие… все эти слухи необоснованны…

– А как сами вы оцениваете эту историю?

– Ложь! Андрей рассказал мне однажды, как обстояло дело, и я все понял. Он никогда не врал.

– Но почему вы не говорили об этом? – взорвался майор.

– Потому что Андрей меня просил. Он не хотел, чтобы оказалась скомпрометирована мадам Элефтерие. Но сейчас я не могу молчать. Я не выношу клеветы на покойников.

– Оставьте его, – вмешался Алек. – Продолжайте, пожалуйста.

– Да. Ее что-то влекло к нему, но Андрей деликатно отвергал ее самоотверженность, пока она однажды не зашла к нему в комнату. Андрей пришел в ужас и строго воззвал к ее добродетели. Но ее видели входящей к нему. Пошли разговоры.

– Муж узнал? – спросил Армашу.

– Вероятно. Но думаю, он понял, что Андрей ни в чем не виноват, потому что стал относиться к нему еще любезней. Это мое мнение. Может, в душе он был огорчен. Кто знает…

– А не мог супруг Элефтерие убить Флореску?

– Не думаю. Он на подобные вещи не способен. Низенький, хилый. Бухгалтер, человек спокойный… Тени своей боится.

– Все это не непреодолимое препятствие для человека, решившего совершить преступление. Можно быть и бухгалтером, и человеком спокойным, но в исключительном положении…

Инженер пожал плечами:

– Я повторяю, это мое мнение.

Алек повернулся к нему и спросил:

– Что же, значит, можно убить кого-нибудь за так, без всяких причин? Скажем, в приступе гнева или за то, что вам не понравился галстук, повязанный им в тот день?

Коман вздрогнул и, запинаясь, ответил:

– Нет… Не думаю. Нельзя!

– Хорошо, можете идти, – сказал Армашу.

К выходу инженер побрел заплетающейся походкой. На прощание он бросил на Армашу взгляд, словно хотел его убедить в чем-то.

Глава VI

– Вы случаем не подозреваете ли его? – спросил майор.

– Не больше всех остальных, – ответил Армашу. – Пока я обязан подозревать целый мир. По крайней мере, пока.

– Уверен, вы хотите встретиться с супругами Элефтерие. Не так ли?

– Не будьте так уверены. Семья Калафетяну – оба пенсионеры. Старики спят мало. Может, они что-то знают.

– Ничего. Как Коман. И у них алиби. Спали.

Стариков пригласили. Они вошли, испытывая робость и страх.

– Сожалею, что снова вас беспокоим, – произнес майор.

Армашу тоже почувствовал себя неловко.

– Простите, – сказал он. – Не привлек ли за последнее время учитель Флореску ваше внимание чем-то странным, необычным, что выходило бы за рамки его естественного поведения?

– Мы знали друг друга мало, – отвечал старик Калафетяну. – На лестнице виделись иногда ежедневно, почти никогда не разговаривали… Не знаю, что могу вам сказать, тем более что в последнее время я встречал его реже.

– Он, бывало, и не здоровался с нами, – добавила его жена.

– Милая, не будем говорить о нем плохо, потому что ему и так сейчас хуже некуда, – сказал старик. – Временами он и правда не замечал нас. Проходил мимо какой-то задумчивый, рассеянный.

– Вы думаете, Флореску вообще был рассеян или чем-то увлечен? – спросил Алек.

Старик задумался. Чувствовалось, он не знает, что ответить. Затем заговорил, запинаясь на каждом слове:

– Вроде он кого-то выслеживал или за ним кто-то охотился… Не могу сказать, почему мне так кажется. Но кажется, вот и все. Или показалось.

Алек задумался, затем поблагодарил стариков. Они ушли, заметно обрадованные, что так быстро отделались.

– Пока ни одного факта, – заметил Алек. – Пригласите, пожалуйста, Бениамина Стурзу.

– Будьте внимательней с этим субъектом, – сказал майор. – Он промышляет грязными делишками, и думаю, рано или поздно на них попадется. Я его чуть было не заподозрил, но он в ту ночь до утра играл в карты в многочисленной компании. Все это подтвердилось. У него нет никаких определенных занятий, так, оказывает услуги. Не знаю, чем он сейчас занимается. Ловок человек, еще не погорел ни на чем, хотя кое-что нам известно. Думаю, он может пойти на все, даже на преступление.

Дверь широко распахнулась, и на пороге появился высокий худой человек с необычной ловкостью в движениях. Костюм на нем был безупречного покроя. Умное выражение лица, уверенные жесты светского человека.

– Приветствую вас, уважаемые господа, – сказал Стурзу. – Ваш младший коллега известил меня, что вы рады были б со мной встретиться. Не мог не прийти. Весь в вашем распоряжении, готов помочь правосудию исполнить свой долг.

– Отвечайте на вопросы, – сухо прервал его майор, – которые задаст вам мой коллега.

– С пребольшим удовольствием. Весь внимание, – сказал Стурзу, уселся поудобнее и достал позолоченный портсигар. – Смею ли я курить?

– Безусловно, – весело ответил Армашу. – Вы знали Андрея Флореску? А случайно с ним не дружили?

– Знал, однако нельзя сказать, что мы были подлинными друзьями. Отношения мы поддерживали как соседи, но отношения прекрасные. Он был воспитаннейшим, утонченнейшим, но сдержанным человеком.

– А вы не могли бы добавить что-нибудь новенького к своим прежним показаниям? Нечто такое, что в прошлый раз упустили… Порой даже о себе мы кое-что забываем…

Стурзу вдруг помрачнел, восприняв, вероятно, вопрос как намек на что-то из собственной жизни, что хорошему человеку не подобает. Но тут же взял себя в руки и ответил с гордым достоинством:

– Сударь, у меня прекрасная память. А потом мне нечего скрывать от властей. В своей жизни я руководствуюсь лишь одним принципом: лояльностью. От меня затребовали показаний. Я без колебаний дал показания, ничего не упустив из того, что знаю! Как хотелось бы убедить вас в этом!

Армашу смотрел на него, улыбаясь. Стурзу продолжал демонстрировать свою лояльность с чудовищным красноречием.

– А вы уверены, что в ту ночь не покидали дом, где играли в покер? И еще спрошу, хорошо ль вы играете? Я бы взял вас в партнеры как-нибудь вечерком.

– Гражданин следователь, молю вас, не делайте необоснованных заявлений. Необоснованные заявления губят нашу жизнь. Не в покер играл я. Слушал последние магнитофонные записи Штокгаузена[2]2
  Штокгаузен – современный западногерманский композитор.


[Закрыть]. Я большой любитель серьезной музыки.

– Конечно, конечно, – продолжал Армашу. – Но главный-то вопрос: вы там всю ночь оставались или нет? Вот это меня пока интересует.

– Всю. Ни на одну минуту не выходил. И это почти документально подтвердилось, так что ваше подозрение кажется мне необоснованным. Кстати, необоснованные подозрения губят нашу жизнь тоже, или, может, вы намереваетесь меня…

– А если я вам докажу, что именно в ту самую ночь минут двадцать вас не было, скажем, в доме Струцяну? В многочисленной компании никто не заметит такое отсутствие. Может, у вас расстройство желудка. А за двадцать минут на машине можно обернуться сюда и обратно. Дом Струцяну близко. Что скажете на это? Не прав?

– Искусная ловушка! – запротестовал Стурзу. – Но мне ставить ее бесполезно. По той простой причине, что я действительно не покидал дом в ту ночь. Проверьте. Тщательная проверка рассеет необоснованные подозрения.

– Я вас еще раз спрашиваю, – сухо сказал Алек.

Стурзу занервничал и отчаянно замахал руками.

– И не настаивайте. Могу лишь подтвердить то, что сказал. Твердо, как никогда, я уверен в своей правоте.

– Хорошо. Спасибо. Можете идти. Но вы нам еще понадобитесь. И скоро!

Армашу от всей души расхохотался.

– Он что, – спросил майор, – выходил ночью из дома? Что-то знаете?

– Понятия не имею! Точнее, понятия не имел пять минут назад. Я задал ему вопрос ради шутки, а смотрите, что вышло: похоже, он и в самом деле совершил небольшую вылазку. Ужасно! Надо будет еще раз проверить, как он провел ночь. Минута за минутой.

– Думаете, он замешан? – продолжал майор. – Я как-то не верю.

– В жизни не так, как в полицейских романах, где подозреваемые всегда невиновны. Бениамин Стурзу по характеру своей трудовой деятельности, точнее, в силу отсутствия трудовой деятельности субъект подозрительный. А с тех пор как я почти наверняка знаю, что некоторое время он отсутствовал у Струцяну, он вызывает подозрение. Так что не исключено…

– Да, возможно. Но я не вижу мотива, – произнес майор.

– А теперь призовем супругов Элефтерие. Сначала его.

Подофицер доложил: «Супруги ушли полчаса назад».

– Прекрасно! – воскликнул Армашу.

– Что прекрасно?

– Я не стал вызывать их раньше. Кое-что мне хотелось проверить. В доме все знают, что мы здесь. Я дал супругам время, чтобы, узнав о возобновлении следствия, они могли незаметно скрыться. И они поступили именно так, как я и предполагал.

Глава VII

С работы Армашу возвратился усталым.

Да, дело его увлекало, но никакими сведениями о каких-либо действиях преступника он не располагал. С супругами Элефтерие все выяснится завтра, хотя Армашу и не был уверен, что их попытка избежать допроса свидетельствует лишь о трусости. Как бы то ни было, они вызывали подозрение вместе с этим симпатичным дерьмом – Бениамином Стурзу, как отозвался о нем майор. Но даже здесь Алек не находил ничего существенного. По крайней мере, пока…

Кое-что его особенно интриговало: преступление было совершено аккуратно, со скрупулезностью хладнокровного, жестокого убийцы, но не человеком, вышедшим из себя в минуту сильного гнева. Умысел был налицо, хотя конкретных доказательств этого еще не было. В окружении художника Армашу. не обнаружил никого, кто был бы способен так чисто совершить преступление. Но не может же быть абсолютно идеального преступления! Преступник всегда где-то допускает ошибку, и это нередко выручает следователя.

Усевшись поудобней, Алек закурил сигарету и за чашкой кофе стал перебирать в памяти события дня. Время от времени он заносил кое-что в записную книжку.

Была уже глубокая ночь. Алек допил кофе. «Надо бы сходить к Протопопеску, – подумал он. – Но за что все же убит невинный учитель рисования, никогда никому не причинивший никакого зла? Если б он еще вращался в кругу подозрительных личностей, которые вовлекли бы его в сомнительные сделки. Но и этого не было. Его немногие друзья были серьезными и порядочными людьми, за исключением, разумеется, Стурзу. Никто из них не вызывал никаких сомнений. Все же надо взяться за них по очереди. Может, кто-нибудь из них сообщит ничтожненький фактик, а он послужит зацепкой для следствия».

Вдруг Армашу понял, что хорошо бы больше узнать о девушке убитого – Агате Милковяну, прежде чем говорить с ней.

Алек направился к телефону и позвонил майору.

– Вот что я вас прошу. Достаньте мне учетную карточку на Агату Милковяну. Я хочу о ней знать буквально все. Да, и точно такую же карточку на Протопопеску. И предки их меня интересуют. Не болели ль они скарлатиной в детстве.

– Вы с ней беседовали, с Протопопеску? – спросил майор.

– Нет. После того как достанете карточки. Принесите их как можно раньше. Я боюсь, чтоб не скрылся еще кто-нибудь. Как супруги Элефтерие… Не исчезла ли уж и девица Агата?

Глава VIII

Алека разбудил дребезжащий звук дверного звонка. Часы показывали девять с половиной.

В комнату ввалился майор с взволнованным и недоумевающим лицом.

– Потрясающе! – сказал Дину. – Вы знаете, что…

– Что Агата Милковяну…

– Племянница Протопопеску!

– Прелестно! – обрадовался Армашу. – Одна в руках. А ведь ей ничего не стоило сообщить нам, что она родственница Агаты.

– Почему же она не захотела сказать правду?

– Подозреваю, мотивы, побудившие ее молчать, скорее семейные.

Алек внимательно разглядывал учетные карточки на тетушку и племянницу.

– Сейчас пойдем к ней, – сказал Армашу. – Но к хваленому дереву с мешком не ходят: как бы урожай не оказался невелик.

У самой виллы Армашу и Дину неожиданно столкнулись с Протопопеску.

– Чем могу быть еще полезной? – сухо спросила она.

– Хотелось бы прояснить одно дело, но не зайти ли нам В дом?

В маленькой гостиной Армашу прямо спросил:

– Как ваша племянница?

– Какая еще племянница? – удивленно приподняла брови мадам.

– Агата Милковяну! – ответил Алек. – Припоминаете?

Протопопеску рухнула на диван. Руки ее дрожали от страха.

– Я не хотела вам говорить… потому что… потому что…

– Почему?

– Агата… Мне не хотелось, чтоб Агата выходила за Андрея, это же я виновата в их разрыве.

– А в чем вам упрекать Флореску?

– Да… собственно, не в чем…

– Так в чем же дело?

– Знаете… они не были подходящей парой…

– То есть он был неподходящей парой, – дополнил Алек.

– Вот именно. Да и у нее было невесть какое положение… Только что окончила лицей.

– Но оно было у него.

– У учителя рисования?

– Он был и художником. Талантливым художником.

– Художники – прошу меня извинить, это мое личное мнение – люди несерьезные, пьяницы и бабники. Надежного положения им никогда не добиться.

– Ваше лирное мнение очень занимательно. Но почему вы от нас скрыли, что Агата ваша племянница? Вас это компрометировало бы?

– Я предпочитаю держаться подальше от этого ужасного случая. Кому охота связываться с полицией? Если б я заявила, что подруга покойного – моя племянница, меня затаскали бы по допросам.

– К тому же вы слишком крепко поссорились с Флореску. Побудив его отказаться от Агаты? – спросил Армашу.

– Да, – ответила Протопопеску, поколебавшись. – Я пыталась убедить их, чтоб они перестали…

– Девица Агата намеревалась последовать вашему совету?

– В какой-то мере. Но проявляла нерешительность. Все-таки Агата любила его.

– Почему вы заявили, что узнали об убийстве только вечером?

– Потому что вечером мне сказал об этом ваш лейтенант.

– А вспомните-ка свои слова: «Я так была потрясена этим ужасным известием о смерти Андрея, что в тот день с утра до вечера, – Алек подчеркнул последние слова, – ничего не могла делать, ходила как неприкаянная…» Я спрашиваю вас сейчас: почему вы скрыли от нас, что знали об убийстве еще утром, и кто сообщил вам о нем?

Протопопеску вздрогнула.

– Ко мне приходила Агата… С заплаканными глазами, вся взволнованная. Еле ее успокоила. Она любила Андрея и в тот день упрекала меня за мои советы, жалея, что послушалась их. Агату мучила совесть. Ей казалось, что, если бы она была все время с ним, ничего б не случилось. Она бы предупредила любую опасность.

– И вы посоветовали ей скрыть, например, что она ваша племянница, молчать об их ссоре. Вы просили не впутывать вас в это дело, да и саму себя тоже.

– А кому нравятся осложнения?

– Андрей был огорчен разрывом с Агатой?

– Трудно сказать. Он был скрытен, горд и тщеславен. Понять его было сложно.

– Может, он, чтобы забыться, завязал знакомство с какими-нибудь сомнительными друзьями? А отсюда и его смерть? И вы чувствовали себя обе виновными морально?

– Кто знает, может, вы правы.

– Вы внушили ей эту мысль и посоветовали молчать.

– Примерно так…

– Я зайду завтра внимательнее осмотреть мастерскую Флореску, – сказал после короткой паузы Армашу. – А у знакомых Андрея не было повода его убить?

– Не думаю. Но я почти никого не знаю.

– И у Агаты нет каких-либо подозрений?

– Нет. Она б мне сказала, если б что-нибудь знала.

– Она сейчас в Бухаресте?

Пожилая женщина опустила голову:

– Нет. Я посоветовала ей поехать на курорт.

– Чтобы мы не дергали ее, – сказал Армашу, улыбаясь. – Но все же придется ее вызвать.