Текст книги "Приключения Айвама"

Автор книги: Тихон Семушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Вдруг он насторожился, смахнул шапку и, подставляя ухо, уловил какой-то непонятный звук. «Как далеко ушёл лёд, даже голос ревуна изменился и чуть-чуть слышен, – подумал мальчик. – Нет. Это не ревун… Монотонно и беспрерывно гудит». С затаённым дыханием, вытянув шею, Айвам замер. И чем больше он прислушивался, тем светлей становились его глаза. Такой голос бывает только у самолётов.

Айвам с проворностью песца взбежал на ближайший торос и увидел берег. Следов тумана уже не было. Айвам водил глазами по небу с затаённой надеждой: а вдруг покажется самолёт! И в тот самый момент Айвам, как во сне, заметил в небе так хорошо знакомую чёрную точку. Сомнений не было – это самолёт. Вне себя от радости Айвам закричал:

– Самолёт, самолёт! Это самолёт! Я знаю.

Рокот самолёта становился всё слышней и слышней. Чёрная точка в небе увеличивалась. Айвам быстро вскарабкался на вершину тороса. Он поднял пешню с флагом и неистово стал ею размахивать. Мальчик стоял без шапки. Глаза его светились необыкновенной радостью и горели. Лилит, глядя на своего хозяина, скулил и вилял хвостом.

«А если не увидит?» – подумал Айвам, и испуг охватил его. В первый раз у него выкатилась слезинка, и Айвам сердито смахнул её рукавицей.

Самолет шёл на него. Уже отчётливо слышался гул пропеллеров, а вскоре самолёт, развернувшись, пошёл на снижение и совсем низко пролетел с оглушительным рёвом над мальчиком.

Лётчик дал круг и покачал крыльями самолёта в знак того, что он обнаружил мальчика.

– Здравствуй, самолёт! – закричал Айвам.

Но самолёт пошел дальше, на север.

«Наверное, место для посадки ищет…» – подумал Айвам и хотел было уже бежать в том направлении, как самолёт сделал крутой вираж и повернул обратно. Пролетая вторично над мальчиком, лётчик сбросил один за другим два тюка и, развернувшись, покачав ещё раз крыльями, на сей раз в знак прощания, взял курс на берег.

Задрав голову, Айвам молча провожал самолёт до тех пор, пока чёрная точка не исчезла в небе.

Спускались сумерки. Загорались одна за другой звезды. Луна опускалась во льды.

Айвам только теперь, словно очнувшись, побежал к сброшенным тюкам. Он волоком потащил тюк к себе в пещеру. Еще дотемна он приволок и второй тюк. Айвам залез в пещеру, сел на мешок и, испытывая приятную усталость, снял шапку, вытер ею с лица пот. Голова почти касалась потолка. Немного отдохнув, мальчик загадочно сказал:

– Ну, теперь можно и посмотреть, что здесь такое. Лилит, где ты?

Айвам ощупал ножны. «Ай-я-яй, потерял нож!» Ножа действительно не оказалось. Искать его уже поздно, да и темно, и он решил, несмотря на важность дела, поиски ножа отложить на завтра. Айвам особенно не беспокоился: он всё равно его найдёт, даже если выпадет глубокий снег.

На ощупь Айвам стал развязывать мешок. Долго он копался в темноте.

– Ого-го, Лилит! Вот тут сверху, кажется, прощупываются свечки. Да, да, это свечки! И спички есть! – радостно выкрикнул он.

Пещера озарилась ярким светом стеариновой свечи. Свет был настолько ярок и непривычен, что Лилит заморгал глазами и сморщил нос. Айвам рассмеялся.

– Смотри, смотри, Лилит! Ведь это высовывается оленья шкура. А вот меховой спальный мешок. Сейчас на лёд мы расстелим шкуру, а на неё спальный мешок. Подожди, подожди, тут ещё что-то есть. – И Айвам быстро извлёк из спального мешка примус, завёрнутый в стружки, чайник и мочевой пузырь моржа с деревянной пробкой.

– Что бы это могло быть? Зачем он мне? Может быть, пресную воду прислали?

Айвам, открыл пробку, понюхал – керосин, и невольно по лицу мальчика разлилась широкая улыбка: «Ах, какой лётчик! Он знает, что железная банка разобьётся».

– Лилит, ведь скоро мы с тобой будем пить настоящий горячий чай. А это зачем? Красная материя, как пионерский галстук, и как много её здесь!

Айвам сел на мех и уже торопливо стал распаковывать второй тюк. Он так увлекся этим, что совсем забыл о своём одиночестве во льдах.

В этом мешке было продовольствие. Нетерпеливо разбирая его, Айвам вскрикнул:

– Письмо! Письмо! Письмо-о-о! Лилит!

Разорвав конверт, он с волнением начал читать:

«Айвам!

Будь героем! Не вздумай плакать. Я тебя обнаружил и завтра прилечу пораньше. Если будет пурга, мне придётся подождать лётной погоды. Ты не бойся ничего, я тебя всё равно достану.

Айвам, ты поищи ровную площадку для самолёта – она рядом с тобой на юго-восток. Измерь толщину льда. Если будет двадцать сантиметров, подними флаг. Я положил тебе кусок красной материи. Если будет меньше двадцати сантиметров, флаг не поднимай. Самолёт провалится. Понял, в чём дело? Одним словом, моя жизнь в твоих руках. Если ты не хочешь, чтобы я погиб, выполняй задание точно. Вот и всё.

Твой друг лётчик Томилин».

– Друг! – сказал Айвам и улыбнулся. – Какой самолётный человек! Томилин – лётчик. Он прилетал к нам на школьный праздник. В гости к нашей учительнице. Это он хлопал меня по плечу и говорил: «Молодец, Айвам, хорошо ты исполнил танец белого медведя. Отлично».

«Да, я хорошо показал белую медведицу, которая шла к посёлку с двумя маленькими медвежатами. Они были ещё глупы и не знали, что заходить в посёлок опасно. Медведица забегала вперед и давала другое направление своим детёнышам, а медвежата были не только глупы, но вдобавок и непослушны. Это рассердило медведицу, и тогда она забегала вперёд и лапой наподдавала им. Одного наиболее непослушного она так ударила по заду, что тот оказался в воздухе и пролетел шагов пять. Вот так она их учила жизни и послушанию», – вспоминал Айвам тот вечер встречи с лётчиком Томилиным.

Айвам подтянул к себе Лилита и опять стал читать письмо, но уже вслух. Лилит поднял мохнатую морду и как будто слушал. Айвам был почти убеждён, что Лилит всё понимает. Письмо от начала до конца было прочитано несколько раз. Айваму нравилось читать. Наконец он бережно спрятал письмо за пазуху.

– Будем ужинать, – сказал он и взял банку консервов.

Мальчик снова вспомнил о ноже и вздохнул с чувством легкой досады. Банку можно разбить куском льда. Айвам сильно ударил по донышку банки. Кусок льда раскрошился, но и банка получила вмятину. Лилит в упор смотрел на Айвама.

– Фу, какой ты бестолковый, Лилит! Что же ты не подскажешь? Ведь пешней можно открыть банку.

Он достал пешню, осмотрел её острый металлический конец и покачал головой.

– Не надо, Лилит, открывать банку пешней. Можно затупить её. А ведь завтра нужно долбить лёд для друга-лётчика. Понимаешь?

В эту ночь Айвам и Лилит крепко спали в тёплом мешке. Временами слышался отдалённый звук ревуна. Это дядя Тэнмао даёт знать о себе. Лёд дрейфовал на север, всё дальше а дальше от жилых мест.

Айвам проснулся внезапно. Он быстро вскочил и вылез из пещеры. Небо было в звёздах, но над льдами стояла ночная тьма.

– Рано ещё. Но всё равно спать не будем. Будем караулить свет, – сказал Айвам.

И как только показались проблески света, Айвам взял кумач, пешню и с видом озабоченного взрослого охотника пошёл в торосы искать площадку, о которой писал лётчик. Это место оказалось невдалеке. Айвам шёл и пешней отмечал на торосах свой путь, чтобы не потерять пещеру. Там много оставалось всякого добра.

Айвам залез на торос и оглядел площадку. Перед ним лежала ровная, чуть-чуть запорошенная снегом длинная дорожка.

– Ишь, какое место подыскал лётчик! Сверху он все видит, как птица, – вырвалось у мальчика.

Айвам прошёлся по площадке, пробуя на ходу лёд ударом пешни. Лёд хорошо держал человека.

Несколько сильных ударов пешней, и в лунку хлынула вода. Айвам отколол кусок молодого льда и отошел от лунки. Разглядывая толщину зеленоватой льдинки, Айвам задумался: «Сколько здесь сантиметров? Лилит, как узнать сантиметры? Ты знаешь, какая это важная задача? Здесь ведь учительницы нет. Кто поправит ошибку?»

– Метр… сто сантиметров… – вспоминал он вслух. Шапка сползла на затылок, лоб нахмурился, и от раздумья мальчика бросило в жар.

– Скорей надо думать, Айвам. Свет подходит. Сегодня солнце чуть-чуть подольше задержится, – торопил он себя.

Айвам вспомнил объяснения учительницы: «Вот спички. Длина спички – четыре сантиметра».

Айвам побежал в своё жилище, схватил коробочку спичек и, не задерживаясь, напрямик понёсся через то место, где вчера упали тюки с самолёта. Здесь, недалеко от снежных вмятин, валялся нож. Айвам на ходу схватил его и примчался на снежную дорожку.

Мальчик очистил льдинку ножом, приставил к ней пешню, сделал на конце деревянного держака пешни зарубку. Для удобства он сел на лёд, пешню положил на колени и стал прикладывать спичку:

«Вот четыре… еще четыре. Стало восемь. Еще четыре… двенадцать. Еще прибавить четыре… шестнадцать. Ой, как правильно здесь надо считать! От этого счёта зависит жизнь лётчика, – подумал Айвам. – Четыре раза по четыре. Четырежды четыре – шестнадцать. Пр авильно…» – И Айвам свободно вздохнул. На пятую спичку места до зарубки не хватало. Совсем немного – меньше полспички. Сколько же будет всего сантиметров? Айвам подумал, тяжело вздохнул и сказал:

– Наверное, девятнадцать.

Он принялся измерять сначала. Но сколько ни измерял он – результат был тот же. А один раз получилось даже меньше девятнадцати сантиметров.

Айвам встал, воткнул пешню в снег и с грустью промолвил:

– Эх, Лилит, как мало не хватает.

Но Лилит даже не обернулся. Он был занят более важным делом: лапкой чесал за ухом.

Стало светло.

Айвам взглянул на кумач, на пешню. Не нужны они сегодня. Подымать флаг нельзя. Он взял кумач, встряхнул его. Было тихо, морозно. Бесконечные ледовые поля простирались во все стороны. Прозрачный воздух, как чистый-чистый лед на озере. Воздух струился, а мороз щипал лицо. Вдали, далеко-далеко, виднелся берег. А ведь пешком не пойдёшь туда. Далеко – это ничего, но на пути обязательно попадётся Открытая вода – и всё: дальше не пойдёшь.

Айвам долго стоял с кумачом в руке. Он оглядел широкое небо, молчаливые торосы, одинокие ропаки, и в этой тишине ещё грустнее стало ему. Странно: грустно от всего того, что он так любил. Море и лёд всегда тянули его. Теперь же все его мысли были на берегу. Грустно ещё и потому, что даже и ревуна не стало слышно. Как будто в этих голубых заснеженных льдах находился великий покойник и никто не смел нарушить здешнюю тишину.

Думы Айвама перенеслись в селение, в школу, туда, где со звонкими голосами бегут его товарищи на занятия. И так захотелось ему быть со всеми, что опять чуть не набежала слеза.

Он вспомнил мать, с которой они жили вдвоём. В тот вечер он не рассказал ей школьные новости. Она ведь так любит слушать их! Вспомнились рассказы её о том, как давно-давно погиб во льдах его отец, хороший и сильный, ловкий охотник. Его так же оторвало на льдах от берега, и он пропал. В то время Айвам был ещё совсем маленьким. Он даже не помнит своего отца. «Вот, должно быть, пропаду и я. Начнётся пурга, и самолёт потеряет меня, льды уйдут ещё дальше. Мать, наверное, плачет», – подумал Айвам и ощутил, как слёзы подступили к горлу. С востока, из-за остроконечных льдин, брызнули длинные красные и тоже зубчатые лучи восходящего солнца. Вскоре показалось и солнце. Оно сегодня вышло на половину диска, раскалённое, как расплавленный металл, и почти бесформенное.

Айвам стал пристально всматриваться в эту половинку солнца и отвлёкся от горестных дум. «Хоть бы опять полетал надо мной самолёт». Не успел он подумать об этом, как вдруг на горизонте заметил чёрную точку. Она казалась одинокой птицей в этих необозримых пространствах.

«Но что такое? Вон ещё точка показалась рядом с первой… Да это, пожалуй, и есть птицы… Но зачем птицам летать сюда зимой? Может быть, они летят на необитаемые острова?» Как напуганный заяц, Айвам вскочил на ледяную глыбу и до боли в глазах стал всматриваться в эти точки.

«Нет, это не птицы… Это самолёты… Два. Зачем же два?»

Вскоре послышалась далёкая-далёкая песня моторов. Самолёты быстро приближались. Гул моторов наполнил мощными звуками тишину, царившую во льдах. Один за другим, гуськом, подходили самолёты.

Айвам бросился бежать на площадку, но, вспомнив, что там нет двадцати сантиметров, остановился. Сердце учащённо забилось, когда самолёты пошли на снижение. Айвам, словно птица, уводящая охотника от своего гнезда, бросился на ближайший торос, чтобы не сбить самолеты с толку. Они низко и с яростным шумом прошли над мальчиком. Пряча кумач за спину, он замахал рукой в сторону берега. На втором круге самолёты стали набирать высоту. Айвам обрадовался и ещё энергичней замахал рукой. С облегченным вздохом он сказал:

– Ступайте к берегу!

Передний самолёт покачал крыльями и лёг на обратный курс. Второй же самолёт зашёл опять на круг и, совсем низко-низко опустившись, пролетел почти над головой мальчика. Лётчик успел даже высунуть из кабины голову и помахать рукой. Айвам засиял от восторга. Он узнал лётчика. Это был Таграй – чукча, ученик русского лётчика Томилина. Теперь Таграй был известным полярным ледовым разведчиком. Ещё два круга сделал Таграй, и на последнем круге он что-то сбросил на лёд. Так же покачав крыльями и круто набрав высоту, самолёт пошел к берегу.

– До свиданья, до свиданья, Таграй! – крикнул Айвам в небо. Ему захотелось помахать красной материей. Но опять из боязни сбить с толку летчика, он удержался. Айвам долго провожал глазами самолёт. Передний уже превратился в маленькую точку.

«А где Лилит?» – спохватился мальчик и громко стал звать щенка. Но щенка не было. Сильно обеспокоенный, Айвам бродил по торосам до поздней ночи. Он сорвал голос, разыскивая щенка. Исчезновение Лилита так расстроило мальчика, что его даже не интересовала очередная посылка с самолёта. «Наверное, Лилита напугал самолёт, и он убежал, а может быть, он сорвался в разводье», – со страхом подумал Айвам.

Мысль о гибели щенка навела такую тоску на мальчика, что он сам заблудился во льдах. Он долго кружил, далеко отходя от своей пещеры, и теперь сам утратил способность узнавать места. Льды всё-таки очень одинаковы. Большего горя, чем потеря щенка, да ещё здесь, во льдах, мальчик никогда не испытывал. Хотелось плакать, но вместо этого он вновь громко стал звать щенка;

– Лилит, Ли-ил-иит! – кричал он что есть мочи.

Никто ему не ответил в этой ледяной пустыне. Мальчик сбился с пути и не знал, куда идти. В ночном полумраке трудно было определиться, и он полез на торос. Он зорко всматривался, но вокруг всё сливалось, словно над льдами навис тяжелый и мрачный туман. Айвам оглядел небо, усеянное звёздами, и стал искать Большую Медведицу.

«Вон ковшик, вон ручка. А когда я выходил из пещеры, видел только кончик ручки».

И мальчик раздумывал, решал: где же должна быть пещера? Он усиленно припоминал очертания прилегающих торосов и, вспомнив, как пешней на льдинах делал пометки, пошел их искать. И все же Айвам не мог определить, где он находится. Страшно было думать, что предстоит провести ночь одному, без Лилита и без тех вещей, которых так много уже в пещере. И небо становилось мрачным, подул легкий ветерок, звёзды заволакивались, начиналась поземка.

«А вдруг задует пурга?» – уже с испугом подумал Айвам.

Пометок на льдинах не попадалось, да и трудно стало их рассматривать. На лице у него выступил пот; он снял шапку, провёл ею по лицу и пошёл на ветерок; снежинки уже бежали ему навстречу. Он шёл с шапкой в руке, с заиндевевшей головой, сам не зная, куда идёт.

«Надо, пожалуй, здесь переночевать, а завтра днём лучше искать пещеру. Ночью можно далеко уйти. А если подует пурга, день будет тоже как ночь». И Айвам инстинктивно шагнул вперед, навстречу ветру. Он только хотел надеть шапку, как услышал лай щенка. Но щенок тявкнул и замолчал.

«А может быть, померещилось?» – подумал мальчик и, остановившись, подставлял под ветер то одно, то другое ухо. В торосах шумел ветер, и больше не было никаких звуков.

Айвам пошёл на ветер, теперь более убеждённый в правильности пути, так как если действительно тявкнул Лилит, то этот звук мог донести только ветер.

Мальчик остановился и громко стал звать Лилита. Он горестно почесал затылок и снова вспомнил погибшего во льдах отца. Вдруг он опять услышал лай, теперь уже не отрывистый, а беспрерывный. Мальчик бросился бежать на зов щенка. Он бежал быстро, так же как и тогда, когда обнаружил, что льдина его оторвалась. Лай становился всё слышней и слышней. Наконец Айвам узнал знакомую льдину.

Вот по этому склону её он забирался наверх махать рукой самолету. Он остановился, ощупал ступеньку, сделанную пешней, улыбнулся, на глазах выступили слёзы радости, и он, согнувшись, погладил голой рукой ледяную ступеньку. И хотя лай щенка прекратился, Айвам уже знал, где находится. Он надел шапку и уверенно, не спеша пошёл к месту, где упал мешок с самолёта. Он лежал по пути к пещере. Айвам быстро оказался около него. Отсюда было рукой подать до пещеры.

Едва он подошёл к ней, как кубарем из неё выкатился Лилит. В зубах у него была рыбка. Пёс выронил рыбку и бросился на руки к Айваму. Друзья вновь оказались вместе, и теперь им не страшна никакая пурга.

В ледяном домике был настоящий праздник. В сброшенной посылке были палатка, ружьё, патроны, книжка, нож для открывания консервов, вызвавший улыбку на лице мальчика.

– О! Лилит! Смотри, какой Таграй! Он хорошо знает, что нам нужно.

В мешке лежали новые торбаса, две пары меховых чулок, меховые штаны и совсем новенькие рукавицы. Кроме того, два больших куска моржового и тюленьего мяса.

– И опять письмо!

Письму Айвам обрадовался больше всего. Ему казалось, что он долго-долго не разговаривал с людьми. А письмо – как человек. С ним можно разговаривать. Ведь Лилит умеет только слушать, а сам не говорит. Айвам вскрыл конверт и бережно вытащил листок бумаги.

«Айвам!

Вчера к нам в авиаотряд прибыл дядя Тэнмао. Он сказал: если мальчика не удастся взять со льда, сбросьте ему эту посылку. В ней нужные человеку вещи. Я взялся за это поручение и тоже прилетел выручать тебя, но ты сегодня не принял нас. Должен тебе прямо сказать, что прогноз на завтра плохой. Возможно, будет пурга. Но ты не огорчайся. Ничего не бойся. Будь настоящим мужчиной. У тебя теперь есть всё необходимое на много дней. С ружьём и с запасом патронов можно дрейфовать на льдинах хоть до весны. А за это время будет и отличная погода. Мы обязательно тебя выручим. Приветствую тебя, и все тебя приветствуют, потому что, по нашим наблюдениям, ты ведёшь себя совсем неплохо.

Таграй».

– Вот видишь, Лилит! Ты смотри у меня! Не вздумай плакать, – сказал Айвам и стал накачивать примус.

Примус с шумом вспыхнул. Как приятно было смотреть на его синие огоньки!

– Стружки надо положить подальше: загорятся. Это вчера лётчик Томилин столько их положил, завёртывая примус, чтобы не разбился. И когда Айвам стал их собирать, он раскрыл рот от удивления. В стружках лежал точь-в-точь такой же, как и у его учительницы, клеёнчатый метр. Он схватил его и быстро приложил кончик метра к пешне до зарубки.

– Что такое?!

Айвам протёр глаза и снова посмотрел. Толщина льда равнялась двадцати одному сантиметру. Ведь самолёт мог садиться!

Горел примус. С потолка пещеры падали тяжёлые капли. Чайник, набитый снегом, так и стоял в углу. Айвам вяло держал в руках метр. Слышно было, как в торосах гулял ветер, с шумом проносясь мимо пещерки.

К ночи поднялась пурга. Как ревун, завыл ветер в ущельях ледовых полей. Жутко стало во льдах. Даже звери прячутся в такую непогодь. Вой пурги глухо отдавался в ледяном домике.

– Мы совсем не будем выходить, Лилит, – сказал Айвам упавшим голосом.

– Можно потерять наш домик. Мы будем сидеть здесь до конца пурги. Он глубоко вздохнул, думы о двадцати одном сантиметре не выходили из головы.

«Этот ветер может испортить самолётную площадку».

В пещере не было холодно. Ветер не проникал сюда сквозь толстые ледовые стены. За последнее время Айвам углубил пещеру и сделал её просторней. Ледяная глыба, напоминавшая многолетний айсберг, была такой величины, что в ней можно выдолбить место для десятка больших яранг. В пещере было уютно. Сложенная вчетверо палатка служила полом. На ней разостлана оленья шкура, на шкуре – спальный мешок. Ярко горела стеариновая свеча. Шумел примус, и крышка чайника уже начинала танцевать.

В углу, при входе, как это и полагалось в настоящей яранге, стояло заряженное ружьё. Здесь же, на мешке с навагой, лежал рыболовный крючок.

Айвам разулся, снял меховые штаны и оделся во всё новое. Напившись чаю, он залез в мешок. Спать не хотелось. Он придвинул свечу и взял книжку «Детские и школьные годы Ильича». Айвам просмотрел картинки. Вот мальчик Володя Ульянов. Айвам внимательно разглядывал его лицо, пуговицы на мундире, других взрослых людей, нарисованных здесь же. У всех была какая-то особая одежда. Здесь, на Севере, он не видел у русских такой одежды.

Айвам только что начал читать книжку, как в мешке завозился Лилит. Показалась его морда. Наверное, душно ему стало.

– Лилит! А хорошо сделал Таграй: привез нам книжку. С тобой не поговоришь, как с книжкой. С книжкой можно долго говорить, она много рассказывает.

Айвам засмеялся, потрепал морду Лилита и впихнул его в мешок.

– Не мешай мне читать.

Долго читал Айвам. Глухо выла пурга. С книжкой мальчик и уснул. Свеча догорела и сама потухла.

Выл ветер, лёд скрежетал. Пурга усиливалась. Айвам проснулся от духоты. Он. высунул голову из спального мешка и в темноте с открытыми глазами стал прислушиваться к завыванию пурги. «Хорошо, что ветер дует вдоль снежной стены, а то занесёт, долго не вылезешь», – подумал мальчик. Спать не хотелось. Айвам сбился совсем; он не знал сейчас: наступило утро или всё ещё была ночь? Надо выглянуть из пещеры, посмотреть. Но не хотелось ломать так хорошо заделанную дверь. Однако интерес был настолько велик, что Айвам встал, зажёг свечу и с ножом в руке подошёл к снежной двери. Он просверлил в снегу дыру и заглянул в неё. Было темно, но всё же он ощутил, как снег вихрем проносился вдоль стены ледяной глыбы. Он просунул туда руку без рукавицы, и острые снежинки больно закололи обнажённую кожу.

Айвам забил снегом дыру и сел в раздумье. Надо что-нибудь делать, если не хочется спать. Думать хуже. Он достал кусок моржового мяса и, отбивая ножом мороженые кусочки, стал есть его. Сытное мясо. Такого мяса поешь – никакой мороз не возьмёт. От него приходит тепло. Вдобавок он съел две рыбки и покормил Лилита.

– Теперь хорошо бы попить чаю, – сказал он и тут же взялся за примус. Чай скоро был готов. От горячего чая тепло разлилось по всему телу. И опять Айвам не знал: завтрак был это, или обед, или ужин? Кто тут разберет в этой кромешной пурге!

Взглянув на свечу, стоявшую на куске льда, Айвам вспомнил о подсвечнике, который он видел в квартире учительницы. Айвам решил сделать такой же изо льда. Он ведь большой мастер вырезать фигурки из моржовых бивней. Айвам отколол нужный кусок льда и со всем усердием принялся за работу. Постепенно из бесформенной массы кусок льда стал превращаться в подсвечник. Склонившись, Айвам ножом вытачивал его. Изредка на вытянутой руке он отводил его в сторону, любовался, подмечал недоделки и вновь принимался шлифовать кончиком ножа. Это было кропотливое дело, тем более что Айвам работал в рукавицах.

И, наконец, подсвечник был готов. Айвам взял новую свечу и стал её вставлять. Подсвечник раскололся пополам.

«Ну, это ничего, я склею его водой. Хотя воду жалко тратить на это, – по старой привычке экономить воду подумал он. – Я сделаю другой, ещё лучше». И тут же принялся за работу.

Айвам привык всегда что-нибудь делать.

Прошло много времени, и на ящике из-под консервов был установлен красивый подсвечник. Даже свеча горела в нём светлее.

– Вот, Лилит, и работа готова, – с чувством удовлетворения сказал Айвам.

– Смотри, теперь не ползай здесь: разобьёшь.

С величайшей предосторожностью мальчик влез в мешок, взял книжку. Свеча горела хорошо. В этот раз он дочитал книжку и стал читать сначала. Но вскоре глаза устали, и он положил книжку под голову.

«Вот интересно… Ленин тоже был мальчиком», – подумал Айвам. И это так не вязалось с рассказами учительницы о Большом Ленине.

Айвам опять вспомнил школу, где танцы, игры, песни, где весело, где каждый день узнаёшь от учительницы новости. С этими думами Айвам и уснул. Но вскоре его разбудил щенок. Лилит совался мордой ему под мышку. Айвам чиркнул спичку, ища свечу. Около ящика вместо подсвечника лежали лишь мелкие кусочки льда.

«Больше не буду делать такой красивый. Надо простой и прочный».

Айвам прислушался к вою пурги. Она выла, как стая голодных волков, с подвыванием. Он снял шапку, насторожился. И вдруг среди этого воя пурги ясно послышался треск льдов, напоминающий ружейные выстрелы. Айвам скатился на лёд и, приложив к нему ухо, затаив дыхание стал слушать. Море глухо шумело, будто оно стремилось вырваться из ледовых тисков на простор.

Айвам вскочил и стал торопливо собирать вещи и продукты в спальный мешок. Льдина была крепкая, но и крепкие льдины ломаются. Может быть, придётся уходить отсюда. Спать теперь уже нельзя. С волнением он сел на мешок. Не хотелось ни читать книжку, ни разговаривать с Лилитом. Он сидел мрачный, взволнованный и чутко прислушивался к завыванию пурги и выстрелам трескающихся льдов.

Вспомнилась чистая, тёплая, безопасная яранга на берегу, мать Уакат. Айвам хорошо знает, как любит она его. Теперь, в эту пургу, она, конечно, не спит, думает о нём и, может быть, потихоньку плачет. «Но ведь лётчики передали ей, что я живой, что у меня всё есть… Только бы льдина не сломалась!»

Разные мысли путались в голове, но сон брал своё. Мальчик засыпал и валился на опальный мешок, но тотчас же вскакивал. Просыпаясь, он опять садился на прежнее место. Так, борясь со сном, он держал себя настороже.

– Не надо спать, – потихоньку сказал мальчик и услышал, как Лилит во сне вздохнул. Казалось, что это был вздох человека.

Пурга бушевала три дня. Когда она угомонилась, Айвам вылез из своего ледяного домика. Кругом было почти всё по-старому. Лишь в стороне, на востоке, образовались громадные горы льдов. Должно быть, произошло большое торошение.

Айвам вновь водрузил флаг над своим домиком и побежал к самолётной дорожке. Как он и предполагал, её уже не было.

«Где теперь сядет самолёт? Некуда сесть ему», – с отчаянием подумал он и, понурив голову, пошёл к себе.

Было уже достаточно светло, а вскоре показалось все солнце – раскалённый громадный оранжево-красный шар.

Айвам засмотрелся на солнце. Не успел он наглядеться на него, как в небе показался самолёт. Он быстро приближался и летел прямо на развевающийся красный флаг. И как только самолет поравнялся с ним, Айвам снял флаг. Самолёт дал несколько кругов и ушёл на северо-восток. Там, вдали, он сделал большой круг и улетел ещё дальше. Часа через два самолёт вернулся. Он низко прошумел, как вихрь, над головой Айвама, сбросил посылку, набрал высоту и, неизменно покачав крыльями, ушёл к берегу. Вскоре гул моторов умолк, прекратилась самолётная песня. И наступила такая тишина, что хотелось плакать. Распечатав посылку, Айвам прежде всего взял письмо. Мальчик не сразу разорвал конверт. Письмо было от Таграя:

«Айвам, я облетал всё вокруг тебя, но нигде поблизости не обнаружил места для посадки. Ближайшая площадка, где, по-моему, можно сесть, находится в 50 километрах отсюда на юго-восток. Но ты туда не дойдёшь и со льдов не найдёшь её. Километрах в пяти от тебя на запад есть маленькая полынья. По-видимому, она образовалась недавно, я видел, как плавала в ней нерпа. Сейчас сильные морозы, и она скоро замёрзнет, но она так мала, что сесть там будет невозможно. Будь умником, так как придётся ждать новой передвижки льдов и образования новых полыней. Снабжать тебя всем необходимым мы сможем всегда. Поставь напостоянно большой флаг, чтобы легче тебя разыскивать. Возможно, обыкновенный самолёт не сможет здесь произвести посадку. Привет!

Таграй».

Айвам положил письмо за пазуху, взял ружьё и пошёл смотреть полынью, в которой плавала нерпа. Мысль о том, что можно сейчас поохотиться, отвлекла от горестных раздумий, и он в приподнятом настроении стал снимать ружьё.

Как озеро с ледовыми берегами показалась полынья. На середине её действительно плавала нерпа, и не одна. У Айвама загорелись глаза. Он торопливо вскинул ружьё и дал выстрел. Громовым эхом пронёсся он по ледовым полям и угас там, где только что скрылось солнце. Нерпа взмахнула ластами и исчезла в пучине моря. Но вскоре она всплыла и осталась лежать на поверхности воды. Охота оказалась удачной: он убил ещё двух нерп. Айвам потёр щёку рукавицей в знак того, что достать нерп было нечем.

– Ничего; замёрзнет вода, и тогда возьму их. Лишь через двое суток Айвам вырубил изо льда нерп и приволок их в пещеру. О, это был большой запас пищи!

Можно долго плавать во льдах. И всё же грустно было ему. Ледяной домик надоел. Айвам постоял немного, посмотрел на вспыхивающие звёзды, на голубые полосы льдин, с которых сдут снег, и, чтобы чем-нибудь нарушить гнетущую тишину и одиночество, не пожалел и выстрелил в небо два раза. Если бы узнал сейчас про это дядя Тэнмао, он заругал бы его за эти два патрона.

За день Айвам так утомился, что, напившись чаю и отказавшись от еды, юркнул в спальный мешок и так крепко заснул, как никогда не спал.

Ранним утром весной 195… года с московского аэродрома снялись один за другим самолёты под управлением лучших пилотов страны.

Подмосковье уже покрылось весенней зеленью, и капли утренней росы поблескивали, как жемчужины.

Армада воздушных кораблей легла на курс «Москва – Северный полюс» для организации в высоких широтах дрейфующих станций по изучению центрального бассейна Ледовитого океана.

Это были тяжёлые транспортные самолёты, заполненные всевозможными грузами: специально приготовленным экспедиционным продовольствием, разборными домиками, палатками, грузовиками и легковыми машинами, тракторами и вездеходами. Экспедиции были приданы и вертолёты.

Высокоширотную экспедицию возглавлял известный полярный деятель вицеадмирал Бахарев – человек с многолетним опытом и знанием суровой Арктики.

На борту флагманского самолёта вместе с Бахаревым находились лучшие советские полярники. Это были люди, не один раз зимовавшие на полярных станциях, принимавшие участие в различных северных экспедициях. Суровые, но сердечные советские люди.

Здесь были гидрологи, аэрологи, магнитологи, метеорологи, опытные радисты и учёные из Академии наук СССР. Шестьдесят восемь отважных исследователей, которых страна вооружила современной высокой техникой и снабдила всем необходимым.

Через несколько часов далеко позади остался зелёный ковер Подмосковья, и самолёты шли над тундрой, всё ещё кое-где закрытой белоснежной пеленой, над морскими заливами, закованными тяжёлыми, паковыми льдами. Здесь, над белоснежным покровом льдов, солнце светило уже почти круглые сутки. Оно слепило глаза и всюду отражало длинные-длинные лучи.