355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тиффани Райз » Кое-что приятное (ЛП) » Текст книги (страница 1)
Кое-что приятное (ЛП)
  • Текст добавлен: 7 августа 2017, 13:00

Текст книги "Кое-что приятное (ЛП)"


Автор книги: Тиффани Райз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Тиффани Райз
Кое-что приятное
Серия: Грешники -1,5 (новелла)


Перевод: Skalapendra

Сверка: helenaposad

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Eva_Ber



1 глава

Когда Сорен сказал: «Давай заключим сделку», Нора должна была прямо тогда и прямо там догадаться, что это ловушка. Он был ее Хозяином, ее Мастером, ее Доминантом. Доминанты не заключают сделок, особенно такие Доминанты, как Сорен. Он отдает приказы. Она выполняет их. И все. К тому времени, как он предложил сделку он уже около часа порол ее флоггером. Она была обнажена, стояла у столбика кровати со связанными над головой руками, и будучи возбужденной и слабой, она и ее вагина попались на этот крючок, в этот капкан.

– Сделку, сэр?

– Да. Я сделаю кое-что приятное для тебя, а ты в свою очередь сделаешь кое-что приятное для меня.

– Кое-что приятное? – спросила она.

– Да, кое-что приятное.

– Без обид, сэр, но "приятное" не ваша сильная сторона.

– Правда, как и у тебя.

– В точку. Тем не менее... в чем подвох? – спросила она.

– Никакого подвоха, – ответил Сорен.

– Вы садист. Всегда есть подвох. Сэр.

– Обычно есть. Ты должна согласиться на сделку, не зная, что именно я подразумеваю под «кое-чем приятным для меня». Хотя, едва ли это имеет значение, поскольку я могу просто приказать тебе сделать это.

– Именно, – ответила она. – Могу я спросить, почему вы просто не прикажете мне сделать что бы это ни было?

– Можно сказать это проявление щедрости. Так ответь мне, Малышка, что бы ты хотела, чтобы я сделал?

Он отбросил флоггер на кровать и прижался обнаженной грудью к ее голой спине. Он обхватил ее груди ладонями и легонько сжал, целуя ее плечи, и заднюю сторону шеи. Упрямый локон ее черных волос упал на лицо. Она подергала зудящий нос, и Сорен, как всегда наблюдательный, заправил локон за ее ухо.

– Это должно быть что-то приятное? – спросила она. – Может быть что-то дерзкое?

– Разве эти слова не синонимы в твоем словаре?

– Верно, – ответила она. – Все что угодно приятное? Все-все?

– Все что в моих силах на данный момент. Я сыграю твою любимую песню на рояле, сделаю массаж каждого дюйма твоего тела, искупаю тебя, расскажу сказку, или...

– Займетесь оральным сексом? – сказала она. – Полноценным? До самого конца? Не останавливаясь перед моим оргазмом, ради пытки, как было на прошлой неделе?

Сорен негромко усмехнулся у ее уха, из-за чего она еще больше возбудилась. Если она не кончит в ближайшее время, то не сможет отвечать за свои действия.

– Это определенно мне по силам, – ответил он. – Это и есть твоя просьба?

– Раз вы такой великодушный, сэр...

Вероятно, он действительно был в добром настроении. Он отстегнул ее запястья от столбика кровати и поддев одним пальцем ее ошейник, потащил ее к постели, уложил на спину и оседлал ее живот. Он поднял ее руки над головой и снова пристегнул за запястья к изголовью. Коленями он раздвинул бедра шире и впился глубоким чувственным поцелуем в ее губы. Ровно два месяца назад она вернулась к Сорену, и каждый день все становилось намного легче. Синяки на ее теле зажили несколько недель назад. Синяки на ее сердце заживут чуть позже, но с каждой проведенной ночью в постели Сорена, с каждым поцелуем, каждым прикосновением, боль от потери Уесли ослабевала. Иногда она могла часами не думать о нем, и эти часы всегда проходили в постели Сорена.

Он целовал ее шею и грудь, надолго задержавшись на сосках, которые затвердели и пульсировали в тепле его рта. Пока целовал ее груди, он дразнил маленькое металлическое колечко на клиторе. Его пальцы были самыми потрясающими, длинными и ловкими. Они знали все ее тайны.

Нора задыхалась от наслаждения, пока Сорен ласкал ее, и когда он проник пальцем в нее и прижался к мягкой точке, из-за чего она обезумела, она дышала так глубоко, что ее плечи оторвались от постели. Сорен снова усмехнулся и поднял голову. Он прижал палец к губам, давая тем самым понять, чтобы она вела себя тише.

– Давай-ка поиграем тихо? – мягко пожурил он. В такие моменты как этот, она вспоминала, как он однажды был школьным учителем. – В конце концов мы находимся в доме священника. А не в борделе.

– Простите, сэр, – прошептала она. – У меня иногда проблемы с нахождением различий.

Он опустился на кровать, и если в этом мире и было что-то более сексуальное, чем его блондинистая голова между ее ног, то она еще не видела это или сомневалась, что вообще увидит. Он щелкнул языком по ее клитору, и она дернулась от удовольствия, но ей удалось каким-то образом промолчать. Почти. Не так-то просто сдержать стон, когда Сорен прижимает язык к основанию ее киски и медленно ведет им к клитору. Он сделал это снова и на этот раз проник в нее языком. Нору поглотило удовольствие. Каждая мышца ее тела сжалась, и она прошептала имя Сорена.

Лунный свет в комнате был достаточно ярким, чтобы она могла наблюдать, как он ласкает ее. Она видела очертания вен на его мускулистых руках и плечах, вид полной сосредоточенности на лице, и его длинные темные ресницы, отбрасывающие тени. Когда кончик его пальца нашел ее любимое нервное окончание, ее внутренние мышцы затрепетали, и Нора напомнила себе, что ей разрешено кончить, а не пялиться на своего любовника, пока тот делал ей куни. Закрыв глаза, она откинулась на подушку. Она была так близко к оргазму, но дышала сквозь удовольствие, так же, как и дышала сквозь боль, когда Сорен порол ее. Если она сможет контролировать дыхание, то оттянет оргазм еще на минуту или две и тогда кончит, и оргазм будет в два раза интенсивнее. Хотя Сорен не облегчал ей задачу. Он облизывал ее глубоко и тщательно, трахал ее двумя пальцами, ласкал языком вокруг клитора снова и снова пока она не затряслась и задрожала на простынях. Ее живот напрягся, и спина натянулась словно стальная струна, готовая лопнуть. Она отчаянно хотела прикоснуться к нему, погладить его волосы, обласкать плечи, но ее руки были прикованы к изголовью. Вместо этого она обернула ногами его спину и уперлась пятками между лопаток. Его кожа пылала.

Сорен легонько всосал колечко на клиторе, и удовольствие перешло точку невозврата. Он добавил третий палец, и она была готова. Ее мышцы напрягались, сжимались и растягивались. Она запрокинула голову назад, ее спина изогнулась. Оргазм пронзил ее тело, начинаясь с клитора, пронизывая позвоночник и растекаясь по бедрам. Она кончила так тихо как могла, хотя это было так божественно, что она закричит, когда окажется в собственной постели. Она все еще кончала, когда он навис над ней и вонзился членом во все еще дрожащее тело. Он обхватил ладонью ее шею, проскользнул большим пальцем под ошейник и надавил на выемку на ее шее. Тысячи свежих волн удовольствия пробежали по ее телу, пока он вколачивал в нее собственный оргазм. Она прекратила свое существование на один идеальный момент и превратилась в чистый секс.

Нора наконец пришла в себя, когда Сорен покинул ее тело и его сперма просочилась на простыни. Скорее всего, он заставит ее спать на этом месте. Его садизм не знает границ.

– Было достаточно приятно? – спросил он и растянулся рядом с ней.

– Очень... очень... приятно. Спасибо, Сэр.

– И тебе пожалуйста.

Нора пьяно усмехнулась.

– Думаю, теперь ваша очередь, – сказал она. – Что приятное вы хотите от меня, мой Сэр?

– Угадай.

– Хмм... хотите минет?

– Я только что кончил.

– Анал?

– Тот же ответ.

– Игра с кровью?

– Было бы приятно, но нет. Мне нужно поточить скальпель.

– Хотите попрактиковать на мне фистинг?

– Не сейчас.

– Хотите попрактиковать фистинг на себе?

Лицо Сорена исказилось в полнейшем отвращении, и Нора захихикала. Она обожала находить слабые точки Сорена и тыкать в них.

– Твердое "нет" до конца вечности, – ответил он.

– Тройничок с Кингсли?

– На этих выходных он занят с Джульеттой. Они в охотничьем домике в Ньюпорте.

– Ладно, сдаюсь. Что же приятное вы хотите в обмен на приятное для меня, Сэр?

Сорен снова накрыл ее своим телом. Он навис над нею, упираясь руками по бокам от ее груди. Он целовал ее ключицы, грудь и шею.

– Я хочу, – сказал он, зарываясь в ее волосы, которые рассыпались по плечам. – Чтобы ты... – он поцеловал правый сосок. Она тихо застонала. – Пошла. – Он поцеловал ее левый сосок. Она застонала не так тихо. – На. – Он легонько прикусил мягкую кожу между ее грудей. Она почти громко застонала. – Завтрашний Пикник Пресвятого сердца.

Нора подняла голову с постели и посмотрела ему в глаза.

– Какого черта?

– Ты уже согласилась на сделку. Тебе нужно приехать к полудню и оставаться там до четырех. Ферма Миссис Мэйвуд. Уверен, ты помнишь, где она находится.

Сорен освободил ее руки и накрыл их обоих одеялом. Затем он лег на свою подушку, закрыл глаза и притворился засыпающим.

Нора зарычала и свернулась в позу эмбриона. Будь проклята она и ее безрассудный клитор.

– Почему вы ненавидите меня? – спросила она.

– Я люблю тебя, Малышка, – ответил он, улыбаясь с закрытыми глазами. – И ты приятно проведешь время на пикнике, обещаю.

– Я с большим удовольствием насажу на кулак француза.

– Это можно устроить. А теперь, спи. Завтра у тебя большой день.

– Почему вы самый ужасный человек на планете? – спросила она.

И тогда Сорен ответил точно так, как бы ответил священник.

– Потому что Бог сделал меня таким.

– Мне придется поговорить об этом с Богом, – ответила Нора.

Будучи злой на Сорена за то, что тот обвел ее вокруг пальца, Нора ушла, как только он снял с нее ошейник. Утром она проснулась в своей постели, все еще злясь на него. Она пыталась держаться за эту злость, чтобы сдерживать свои страхи. Это продолжалось до тех пор, пока она ехала на своей машине на ферму.

Из общения с набожными католиками Коннектикута ничего хорошего не выйдет. Правда, она начала снова посещать «Пресвятое сердце» каждое воскресенье по просьбе Сорена, но она делала это с неохотой. Нора входила, садилась у выхода, и ускользала, как только месса заканчивалась, и она была благословлена идти с миром. Но она ни с кем не разговаривала, не принимала участия ни в чем, кроме причастия. Когда пять лет назад она ушла от Сорена, она ушла и из церкви. Неужели недостаточно возвращения к нему? Чего же еще он от нее хотел?

И, что в самом деле пугало, что если она облажается сегодня? Что если она облажается и скажет что-то глупое или сделает что-то глупое из-за чего она и Сорен сядут в лужу? Обычно она могла выдержать весь день, не затыкая себя, но обычно она не присутствовала на тридцатом ежегодном Пикнике Пресвятого Сердца, проводимом в июле на ферме миссис Мэйвуд в Коннектикуте. Когда она получила приглашение от церкви, отправленное секретарём Сорена, Дианой, Нора лишь мельком взглянула на него, прежде чем выбросить в мусорное ведро.

И все же вот она, едет на чертов церковный пикник, будто она нормальный человек, а не, скажем так, печально известная в Нью-Йорке Госпожа, которая спит с любимым священником «Пресвятого Сердца», за спинами всего прихода, который и не догадывается об этом.

В голове Норы крутилась одна мысль, пока она поворачивала машину на длинную извилистую проселочную дорогу, ведущую к ферме, где каждый год проводился пикник.

Слава Богу, это вечеринка католиков.

По крайней мере, там будет алкоголь.


2 глава

В полуторах часах езды от Уэйкфилда, штат Коннектикут, находилась ферма площадью в двадцать акров, под названием «Парадайз». Когда Нора была ребенком, она любила церковные пикники в Мэйвуде, их устраивали каждый июль. Она любила побегать с другими детьми, пытаться обойти все двадцать акров лесов, много есть, громко говорить, и пускать блинчики до самой середины пруда в «Парадайз». Шумная, дикая и веселая – полная противоположность церкви, и все же церковь, потому что здесь были и священник, и приходской секретарь, и диаконы, и даже иногда парочка монахинь. Почему они не могли организовывать церковь на ферме Мэйвуд каждое воскресенье – это было за гранью понимания маленькой Элеонор Шрайбер. Это казалось отличным способом привлечения прихожан.

Она приехала в полдень, как и было приказано, и припарковалась в конце ряда из пятидесяти или больше машин. Боже благослови Регину Мэйвуд. Ее муж умер в прошлом году и вот она, закатывает вечеринку, как и всегда, хотя она семидесятилетняя вдова и, вероятно, ее субботние планы поинтереснее, чем наблюдать за сотней людей, топчущих газон. Нора хорошо помнила Регину Мэйвуд. Она была одной из подруг ее матери по Гильдии девы Марии, одна из лучших. После того, как Нору арестовали в пятнадцать, Миссис Мэйвуд приехала к ним и обняла Нору, сказала, что все будет хорошо, что все в молодости совершают ошибки, и Бог позаботится о ней, если она позволит ему. Нора согласилась. Сорен уже пообещал позаботиться о ней. Они уже договорились. И тогда Сорен и Бог были почти взаимозаменяемы для нее. Еще одна ошибка молодости, но простительная. Иногда она их все же путает.

Нехотя она покинула безопасность и неприкосновенность своего автомобиля. Она столько времени провела, пытаясь решить, что же надеть на этот вечер, что пришлось напомнить, что она идет на пикник, а не на первое свидание. Она остановилась на надежном варианте – потрёпанных джинсах и старой футболке Pearl Jam, которая обтягивала все ее изгибы немного больше, чем, когда она носила ее в школе. Она вспомнила, как плавала в пруду «Парадайз», как надела черный бикини под одежду, на случай если решит поплавать, или утопиться. Свои черные волосы она стянула в обычный небрежный хвост, нанесла солнцезащитный крем и надела солнечные очки, чтобы сохранить в тайне свою личность. Она могла лишь надеяться, что не привлечет слишком много внимания и слишком много вопросов. Нора боялась вопроса, почему она ушла из церкви пять лет назад, "Потому что я спала с вашим священником, и мы расстались". И еще больше боялась вопроса почему она вернулась. "Потому что я люблю нашего священника и всегда буду любить, поэтому я принимаю это и живу дальше. А еще, он приказал мне вернуться в церковь, потому что ему нравится наблюдать за тем, как я испытываю неловкость, и да, под этим словом я подразумеваю все возможные значения". Но худшим вопросом, последний, который она хотела слышать, и скорее всего ей чаще всего и будут задавать: "Как ты?" Она ненавидела этот вопрос, потому что она не знала ответа. Она ушла с работы у Кинсгли, что было своего рода победой, хотя это предоставило ей слишком много времени для раздумий. Она подписала роскошный контракт с издательским домом, но потеряла своего обожаемого редактора Зака, выбравшегося свою жизнь и жену в Лондоне.

Она потеряла Уесли, и эта боль все еще саднила, как порез от бумаги на ее сердце. И она принадлежала Сорену, снова. Основа ее мира раскололась за последние несколько месяцев, и она до сих пор не знала, где находится. Что если кто-то спросит, как она и она ответит "хорошо". Или так или скажет: "Я не знаю!" и разразится слезами. Именно это и произошло, когда Кингсли недавно совершил ту же ошибку, спросив, как она. Джульетте пришлось обнимать Нору, пока она плакала и разносила Кингсли за его черствость, называя его "скотиной". Бедному Кинсгли пришлось поклясться могилой матери, что он больше никогда, пока жив, не посмеет спросить у женщины, как она.

С заднего сидения машины Нора достала корзинку для пикника. Она не знала, что принести на пикник, поэтому принесла всего по чуть-чуть – бутылку «Пино Нуар», багет и песочное печенье из своей любимой булочной, яблоки, и букет ромашек для миссис Мэйвуд. Даже упаковка корзины для пикника вызвала затруднение утром. Уесли никогда бы не принес на пикник что-то, купленное в магазине. Он мог приготовить что угодно. Он бы испек яблочный пирог. "Потому что это Америка", – сказал бы он. Он знал, как готовить пирог с низким содержанием сахара, но при этом безумно вкусный, что даже он мог есть.

Но Уесли больше не было в ее жизни и все было хорошо. Должно быть хорошо, верно? Непохоже, что у нее был выбор. Нет, у нее был выбор, напомнила она себе. Отпустить его было ее выбором. Вернуться к Сорену было ее выбором. И попытка стать счастливой в сравнении с погрязшей в мучениях тоже было ее выбором. Норе было не свойственно выть без дела, если, конечно, это не касается постели с красивыми мужчинами и с еще более красивыми женщинами.

Нора пыталась изобразить дружескую улыбку, пока шла к входной двери фермерского дома. Сорен сказал, что она должна задержаться хотя бы на четыре часа. Четыре часа. Она могла. Она сможет выдержать четыре часа, не обращаясь к Сорену «Сэр». Она могла продержаться четыре часа, не показывая ему язык. Она могла продержаться четыре часа, не глазея на его задницу, которая выглядела незаслуженно привлекательно в джинсах, которые он скорее всего наденет сегодня. Она могла продержаться четыре часа, не признаваясь никому, что ей сложно возвращаться в «Пресвятое Сердце». Она могла продержаться четыре часа, не говоря никому, кто бы ее ни спросил, чем она занималась все эти дни, что "описывала мерзости и как людей избивают". Она могла продержаться четыре часа, не подкатывая ни к одному из молодых парней.

Если только Микаэля тут не было. Тогда все клятвы отменяются.

Фермерский домик был белым с серой выцветшей черепицей, темно-зелеными дверями и окнами. Нора представила, что такой его вид сохранился еще с момента постройки в 1880-х. Ее шаги глухо отдавались от деревянных ступеней, пока она поднималась к входной двери. Она слышала смех внутри и снаружи дома, голоса, как кричат дети, потому что они дети и им это свойственно.

Норе пришлось собрать все силы, чтобы позвонить в звонок, а не побежать к машине. Она действительно не хотела быть здесь, совсем, вообще. Она скучала по комфорту и безопасности ее подземелья в «Восьмом круге». Она знала кем была в своем подземелье, в доме Кингсли, у себя дома. Но здесь, она не знала кем была. Элеонор? Нора? Элли? Кем-то еще? Кем-то кого она еще не встречала? Кем-то новым? Или кем-то, кем она забыла, как быть?

Она нажала на звонок и подождала, десять секунд спустя нажала снова. Она услышала еще больше смеха из-за двери, и та наконец открылась. Миссис Мэйвуд стояла на пороге в своих персиковых штанах из полиэстра и белой хлопковой блузе. Нора сомневалась, что миссис Мейвуд вообще помнит ее, но через несколько секунд глаза старушки засияли.

– Боже мой, Элли. Обними меня, – женщина распахнула объятия, и Нора подошла ближе.

– Спасибо за приглашение, – сказала Нора пытаясь быть искренней.

– Не глупи, – ответила миссис Мэйвуд. – Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады. – Она отстранилась и улыбнулась. Ее тонкие светлые волосы развевались, как одуванчик вокруг головы. Она была нежной и благородной женщиной, и Нора сразу же испытала чувство вины за то, что так боялась прихода в дом этой милой женщины. – Как твоя мама?

– Последний раз, когда ее видела, с ней все было хорошо, – ответила Нора и миссис Мэйвуд впустила ее в дом. Она не сказала миссис Меэйвуд, что не видела свою мать почти пять лет.

– Это прекрасно. Мы все так рады за нее.

– Она счастлива в монастыре, – ответила Нора.

– Лучше она, чем ты, верно? – Миссис Мэйвуд подмигнула ей.

– Не буду спорить, – ответила Нора. Миссис Мэйвуд, должно быть, слышала о ее книгах. По крайней мере, она не казалась оскорбленной. Пока Нора росла, она узнала несколько религиозных людей, которые не читали ничего "светского", кроме газет. Даже Хемингуэя или Фолкнера, или Джейн Остин. Если на обложке не было девушки в простом платье и в капоре, то она вызывала подозрение. Может, Нора могла начать писать извращенные романы для амишей. Она задумалась, сможет ли использовать слово "пахать" для названия. Она отправит эту идею Заку в следующий раз, когда они будут разговаривать. Ей нравится доводить его до сердечного приступа.

– Это для вас, – сказала Нора и вытащила букет ромашек из корзины.

– Как любезно, – сказала миссис Мэйвуд, ведя ее на старую большую кухню, которая не видела ремонта с тех пор, как еще Никсон сидела с Белом Доме. – Ты запомнила.

– Запомнила что? – спросила Нора, в то время как миссис Мэйвуд достала стеклянную вазу из-под раковины и наполнила ее водой.

– Твоя мама приносила мне ромашки. Ты не помнишь?

Нора рассмеялась, и пожала плечами. – Думаю, я забыла, – ответила она.

– Твой мозг забыл, – миссис Мэйвуд постучала по лбу. – Но сердце помнит. Все во дворе. Тебе лучше сходить чего-нибудь перекусить. Ты выглядишь слишком худой.

– Благослови вас Господь за эти слова.

– Иди, иди. Перекуси. Я уже заканчиваю готовить лимонад. Дверь во двор там, – миссис Мэйвуд указала на дверь в прихожую.

– Это я помню, – ответила Нора.

– Отец Стернс скоро приедет.

Нора замялась и напряглась.

– Да? – Нора не знала, что ответить на это. Почему миссис Мэйвуд сообщила эту информацию? Что она знала? Она проверяла Нору? Или хотела посмотреть, что скажет или сделает Нора?

– Как только он приедет, мы пообедаем, – сказала миссис Мэйвуд. – Мы же не можем обедать без благословления от нашего священника, правда?

– А, да, – ответила Нора. Узел в ее животе ослаб. – Простите. Я немного отвыкла от таких вещей.

Мисси Мэйвуд развернулась и долго оценивающе смотрела на нее.

– Тебя не было слишком долго. Хорошо, что ты вернулась.

– Вернуться всегда хорошо, – ответила она.

– Уверена? Ты выглядишь бледной.

Нора решила, что лучше сказать не полную правду, чем полную ложь.

– Эм... я пережила расставание несколько месяцев назад. И меня все еще немного потряхивает.

Миссис Мэйвуд посмотрела с чистым сочувствием.

– Я знаю каково это. В эти дни меня саму немного потряхивает.

– Простите, – вздрогнула Нора, испытывая стыд. – Я говорю о разрыве, когда вы сами потеряли мужа.

– Дорогая, ты не должна извиняться за тяжелое лето. Поверь, если кто и будет сопереживать женщине с разбитым сердцем, так это я.

– Спасибо. – Лицо Норы исказилось от желания заплакать. – Я просто... потеряла ориентиры.

– И ты вернулась в «Пресвятое сердце», чтобы найти их?

Нора кивнула.

– Значит, ты ищешь в правильном месте, дорогая. Если ты не сможешь их найти в церкви, ты не найдешь их нигде.

– Так бы сказала моя мама, – ответила Нора. Она проглотила комок в горле. Уже четыре часа?

– Твоя мама была очень умной леди.

– Как и вы, – ответила Нора. Затем поцеловала миссис Мэйвуд в щеку. Она не хотела делать этого. Все произошло интуитивно.

– Ты всегда была милой девочкой, – сказала миссис Мэйвуд. – Даже если никто этого не замечает, кроме меня.

Миссис Мэйвуд подмигнула ей и прогнала из кухни. Нора пронесла корзинку через прихожую и вышла на крыльцо. Обедненный стол уже ломился от противней и запеканок, накрытых фольгой, лотки с пирогами, и тарелки с кексами, и спрятанным под полотенцами печеньем. Нора поставила свою бутылку вина к остальному алкоголю, печенье на десертный стол, а багет к хлебу. Ее окружали различные прихожане «Пресвятого сердца», они болтали, ели крекеры с сыром, попивали вино и американское пиво, что было преступлением, так как там было столько вариантов в огромном синем холодильнике. Она нашла немецкое пиво, бельгийский белый эль, отличные варианты. Нора остановилась на грушевом сидре. Когда она достала из кармана открывалку, то услышала позади себя смех.

– Настоящая католичка приносит с собой открывалку.

Нора развернулась и увидела, как ей улыбается женщина. У нее были темные волосы, голубые глаза и знакомая улыбка. Они ходили вместе в школу, верно?

– Одиннадцатая заповедь, – ответила Нора. – Не покинь дома без нее. – Она погремела брелоком и спрятала его в кармане. – Мы знакомы, да?

– Келли, – ответила женщина. – Келли Андерсон. Точнее Келли Рихтер в школе.

– Келли. – Нора щелкнула пальцами. – Класс английского.

– Именно, – ответила она. – Я была там, когда тебя выволокли за написание пошлой истории, тогда ты шокировала Отца Джонса, этот мешок с костями.

– Думаю, после этого он на год постарел. Ты ходишь в «Пресвятое сердце»?

– На утреннюю мессу. А ты?

– Точно не на утреннюю, – ответила Нора. – Хотя до сих пор хожу почти каждое воскресенье. Восемь утра? Ты, должно быть, мазохистка. – Нора вздрогнула. Зачем она это сказала? Могла она продержаться четыре часа, не используя БДСМ-терминологию в беседе?

– У меня четверо детей. Конечно, я мазохистка.

– Четверо? Господи Иисусе, – сказала Нора. – Ты не мазохистка. Ты сумасшедшая.

Келли рассмеялась.

– И не говори.

– Они здесь?

– О да. Пойдем посмотрим... – они подошли к перилам крыльца и Келли прищурилась. Она указала на маленькую девочку в балетной пачке. – Это Розалин, моя младшая. Ей пять.

– Очаровательная, – сказала Нора, потому что она должна была так сказать. И девочка была очаровательной.

– Вон там близнецы – Джейкоб и Дэвид. Им восемь. И моя старшая Черити. Вон та длинная шпала с каштановыми вьющимися волосами, которая слишком много улыбается тому мальчику.

– Сколько ей?

– Одиннадцать исполнилось в прошлом месяце.

– Одиннадцать, – повторила Нора. – Это пугает.

Келли посчитала этот комментарий очень забавным. – И это мне рассказываешь ты. Как минимум раз в неделю я задаю себе вопрос, когда я успела так постареть, что мой ребенок ворует мою одежду. Как тебе такое?

– Не смотри на меня, – сказала Нора. – У меня нет детей.

– Это видно. Ты выглядишь слишком хорошо отдохнувшей.

– Завидуешь?

– Еще как. – Келли улыбнулась, и Нора поняла, что это вовсе не зависть. И это нормально. Нора тоже не завидовала жизни Келли. И знать об этом было приятно, приятно ощущать. Хотя сейчас в ее жизни был полный беспорядок, Нора знала, что иначе у нее и не будет.

– Твой муж здесь? – спросила Нора.

– Он работает по субботам. И понедельникам. И вторникам. В общем он постоянно работает, чтобы я могла сидеть дома с детьми.

– Вы вообще видите друг друга?

– Несколько часов в неделю? – ответила она, пожимая плечами. – Но такова жизнь. Когда дети немного повзрослеют, он сможет вернуться на шестидневную рабочую неделю. Может, нам однажды даже удастся заняться сексом. 2016 год кажется очень перспективным. – Келли рассмеялась над собой.

Нора сделала глоток пива. Теперь она ощущала себя виноватой за то, как мало времени она проводила вместе с Сореном. И все же казалось, что у нее и Сорена, католического священника, было больше секса и совместного времени, чем у этой женщины и ее мужа, которые жили в одном доме и спали в одной постели.

– Тогда за 2016, – сказала Нора, приподнимая пиво. Они с Келли чокнулись бутылками. – Спасибо Богу за вибраторы и грязные мысли.

– Кстати о вибраторах и грязных мыслях... – сказала Келли, улыбаясь при узнаваемом звуке двигателя «Дукати», подъезжающего к дому.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю