Текст книги "Крисп Видесский"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Ты же знаешь, что мой отец – человек с амбициями, – напомнила Дара. – Я передам ему твои слова.

– Буду только признателен. – Крисп оставил тему, понимая, что доведенная до крайности Дара скорее отшатнется от него, чем привяжется.

Он нашел себе безличное занятие – перечитал письмо Танилиды еще раз. Ему тоже хотелось, чтобы она сразилась с Арвашем. Если у кого-то и хватит сил справиться с колдуном, так у нее.

Ясновидение предупредит ее о его планах, а скорбь по сыну сосредоточит чародейскую силу, как линза – солнечные лучи.

Крисп отложил письмо. Сколько он мог покуда судить, ни один чародей Видесса не мог сразиться с Арвашем Черным Плащом один на один. Перед императором вставал тяжелый вопрос: как ему одолеть халогаев Арваша, если чары злого колдуна работали, а его волшебников – нет?

Поставить вопрос было несложно. А вот найти ответ пока не удавалось. Кроме одного – «никак».

* * *

Трокунд выглядел ошарашенным. Это выражение не сходило с его лица всю осень и зиму. Крисп понимал его и даже сочувствовал насколько мог себе это позволить. Он продолжал вызывать чародея, чтобы разузнать относительно Арваша, и каждый раз Трокунд не обещал чудес.

– Ваше величество, с тех пор как мы вернулись из похода, Чародейская коллегия гудит как улей, пытаясь разгадать секреты колдовства Арваша, – сказал Трокунд. – Меня самого допрашивали под чарами и зельями, дабы удостовериться, что моя память не обманывает меня, в надежде, что какой-то иной чародей, получив доступ к моим знаниям, сумеет найти ускользнувший от меня ответ. Но…

– Пчелы жужжали, да меда не дали, – заключил Крисп.

– Именно так, ваше величество. Мы привыкли почитать себя величайшими чародеями в мире. О, быть может, в Машизе макуранский Царь царей собрал колдунов, равносильных нам, но чтобы какой-то варварский шаман-одиночка сумел нас одолеть и запугать… – Глаза Трокунда гневно блеснули. Поражение глодало его гордость.

– Так вы не выяснили, как у него это получается? – уточнил Крисп.

– Я не сказал этого. Почему его чары действуют, догадаться нетрудно. Он силен. Силой чародея может оказаться наделен любой человек любого народа – даже такой силой, как у Арваша. Но он и искусен превыше всего, чего способны добиться мы в городе Видессе. Где он приобрел такое мастерство, как с ним бороться… ответ на эти вопросы весьма помог бы нам сложить эту мозаику. Но ответа нет.

– Не так давно, – сказал Крисп, – я получил записку от нашего дорогого друга Гнатия. Он уверяет, что у него все ответы готовы и перевязаны алой ленточкой. Впрочем, он и навоз вишенкой назовет, если выгадает с того хоть медяк.

– Он хитрец, конечно, но не дурак, – серьезно ответил Трокунд, повторяя слова Яковизия. – И что это за ответ? Богом благим и премудрым клянусь, я готов ухватиться за любой шанс.

– Он не дал ответа, – заметил Крисп. – Он только заявил, что ответ есть. Сколько я могу понять, он больше хочет из монастыря выбраться. Будто я забыл, сколько горя он мне принес. Не выпусти он Петрония, я взялся бы за Арваша на полгода раньше.

– И победили бы? – спросил Трокунд.

– До сих пор мне так казалось, – ответил Крисп. – Если я не смог побороть его, имея за спиной всю мощь видесской армии, на что мне надеяться весной? Или ты хочешь сказать, что мне вообще не следует отправляться в поход? Стоит сидеть в городе и ждать осады?

– Нет. Лучше вам встретить Арваша как можно дальше от города. Сильно ли помогли стены Имбросу или Девелтосу?

– Вообще не… – Не договорив, Крисп умолк и с ужасом воззрился на Трокунда. Стены города Видесса были не в пример мощнее, чем укрепления провинциальных городков. Крисп едва мог представить их проломленными. Но не эта мысленная картина вызвала в нем такой ужас. Зима в деревне – пора отдыха, пора мелкого ремонта и подготовки к весенним пахотным заботам. Взору Крисп представились халогаи Арваша, сидящие вокруг очагов, задрав ноги, попивающие эль – и все, до последнего человека, острят колья, острят колья, острят колья…

Копчик императора невольно заныл.

– В чем дело, ваше величество? – спросил Трокунд. – На миг вы показались мне… напуганным и пугающим в одно и то же время.

– Так и было. – Крисп только порадовался, что поблизости не нашлось зеркала и он не видел своего лица. – Клянусь тебе, Трокунд, – мы встретим Арваша так далеко от города Видесса, как только сможем.

* * *

Прогресс неторопливо вышагивал по Срединной улице. Позади императорского гнедого мерина восемь слуг тащили паланкин.

Дыхание застывало белыми облачками в морозном воздухе.

Столицу прикрыл ясно-белый свежевыпавший снег. Крисп плотно запахнул одетую поверх императорских одежд накидку из мягких и теплых выдровых шкурок. Он все еще мерз; кончик носа давно потерял чувствительность. У Дары в паланкине стояла жаровня.

Крисп надеялся, что от нее будет хоть какая-то польза.

Зиме радовались только телохранители-халогаи, вышагивавшие вокруг Автократора и его супруги. Вышагивали – вот верное слово: они маршировали, точно на параде, гордо вскинув головы и выпрямив спины, могучие, точно колонны, поддерживавшие портики по обе стороны Срединной улицы. Клубы пара вырывались из их ноздрей; если Крисп неохотно потягивал ледяной воздух, то они жадно глотали. То была погода, к которой они привыкли.

– Отличное утро! – прогремел Нарвикка, оборачиваясь к Криспу.

Остальные северяне закивали; качнулись заплетенные алыми лентами косы, которыми хвастались некоторые из них. Крисп снова поежился. Дара из паланкина чихнула. Криспу это не понравилось; он вовсе не хотел, чтобы она захворала во время беременности.

Процессия свернула со Срединной улицы к Собору. У ступеней храма один из халогаев придержал коня, пока император спешивался.

Носильщики и все телохранители, кроме двоих, остались снаружи.

Пара избранников, сопроводившая императора и его супругу в Собор, проиграла, когда кидали жребий. Халогаев не трогали гимны и молебствия Фосу.

Завидев Криспа, диакон поклонился.

– Сядете близ алтаря, как обычно, ваше величество? – осведомился он.

– Нет, – ответил Крисп. – Сегодня я послушаю проповедь из императорской ложи.

– Как пожелает ваше величество. – Священник с трудом скрывал удивление. – Лестница в том конце притвора.

– Я знаю. Благодарю, святой отец.

Один из халогаев шел перед супругами, второй – за их спинами, изготовившись к бою, хотя до службы оставался почти час, и в притворе не было никого, кроме них самих, Автократора с императрицей и нескольких священников.

– Я бы лучше осталась внизу, – пожаловалась Дара, поднимаясь по лестнице. – Из ложи через решетку ничего не видно, да и слишком далеко, а половина проповеди сливается в сплошной шум.

– Знаю. – Крисп одолел последний пролет и вступил в царскую ложу. Скамьи из светлого дуба были здесь изукрашены каменьями еще роскошнее, чем внизу. Решетка с цветочным узором блестела перламутром и серебром. Крисп глянул вниз. – Видно неплохо, а громовой глас Пирра грешно не разобрать. Я хочу выяснить, о чем он проповедует, покуда меня нет в храме, и что тут творится.

– Соглядатаи справились бы не хуже, – заметила Дара.

– Своим ушам я больше верю. – Крисп и сам не знал почему вероятно, потому, что императорскую корону он носил менее полутора лет и до сих пор пытался все делать сам. К слову сказать, Пирр вряд ли станет менять проповедь оттого, что его слышит император.

– Ты просто хочешь поиграть в лазутчика, – укорила его Дара.

Крисп смущенно улыбнулся.

– Наверное, ты права. Но спускаться вниз теперь еще глупее, чем сидеть здесь.

Дара закатила глаза, но ничего не ответила.

Храм заполнялся народом. Когда собравшиеся встали, поднялись со скамьи и Крисп с Дарой – патриарх встал у алтаря.

– Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать, – возгласил Пирр, и все собравшиеся повторили символ веры за ним вслед – все, кроме двоих халогаев; те стояли за спиной Криспа, неподвижные, молчаливые и скучающие, как статуи.

За символом Фосовой веры последовали молитвы, и за ними гимны, распеваемые как паствой, так и стоящим пообок алтаря монашеским хором.

– Да услышит Фос мольбы наши и песнь сердец наших, – проговорил Пирр, когда последние отзвуки гимна затихли под куполом.

– Да услышит, – отозвались молящиеся и по знаку патриарха опустились (Дара – с облегченным вздохом) на скамьи.

Прежде чем начать проповедь, Пирр помолчал секунду, собираясь с мыслями.

– Сегодня я начну с тридцатой главы святых писаний Фоса, произнес он. – «Ежели воспримете сердцем волю бога благого, исполнится вам воля его: праведным благодатью воздастся, и злодеям – страданием. Тогда кончится царствие Скотоса в конце времен, а чистые духом пожнут награду заветную и во веки веков будет омывать их свет владыки благого и премудрого».

Также в сорок шестой главе читаем: «Но отвергающий Фоса есть творение Скотоса, и взор князя тьмы радуется ему». И в пятьдесят первой: «Разрушающий по воле своей есть сын породителя греха, и злодей имя ему. По праведности своей получишь награду».

Как понять нам слова эти? То, что коварный враг, грозящий нашим пределам, проклят навек, ясно всем. Но вслушайтесь, как точно описывают его священные книги: разрушитель, злодей, сын породителя греха, отвергающий Фоса. Вечный лед скоро станет его домом – да поможет нам в том благой бог!

– Воистину так, – пробормотал Крисп. Дара кивнула. Над собравшейся в храме толпой пронесся шепот.

– Легко понять, – продолжал Пирр, – где есть добро, а где зло, пока мы имеем дело с Арвашем Черным Плащом и его жестокими дикарями. Если бы только темный бог не принимал обличий более искусительных! Но Скотос коварен и лжив, и неустанно стремится он обманом порабощать тех, кто полагает себя праведниками, в то время как тропа ведет их в вечный лед! Что скажем мы, к примеру, – голос патриарха наполнился презрением, – о тех священнослужителях, а порой и иерархах, что лжесвидетельствуют в свою пользу, или покрывают грехи паствы, или способствуют покрывающим грехи паствы?

– Опять он бичует Гнатия, – заметила Дара.

– Верно, – ответил Крисп. – Беда в том, что вместе с Гнатием он бичует и всех священников в городе, которые не занимаются круглосуточным умерщвлением плоти. А я ему приказывал с этим покончить! – Теперь ему хотелось оказаться внизу, у алтаря. Он бы в праведном гневе отстранил патриарха от должности на месте – вот скандал был бы! Крисп усмехнулся при этой мысли.

Улыбка тут же сбежала с его лица.

– Что скажем мы, – говорил Пирр, – о тех, кто закрывает глаза на святые слова Фоса? Богом благим и премудрым свидетельствую: такой человек не заслуживает более сана. Он как зверь дикий, подлый обманщик, грешник и еретик; не более, чем продажная девка, имеет он право носить синюю рясу! Вечно суждено ему корчиться в страшных муках хлада у ног его истинного повелителя – Скотоса! Слезы раскаяния примерзнут к его щекам – и кто скажет, что он не заслужил своей судьбы?

Казалось, что подобная перспектива патриарха радует.

– Потому-то мы и изгоняем маловеров из клира. Ибо оступившийся священнослужитель не только себя предает в когти Скотоса, но и души паствы своей обрекает на вечный лед. Потому дважды проклят и дважды проклинаем скудный верой иерарх, каковой недостоин и жить на этом свете, а не проповедовать.

Одобрительный гул, поднявшийся под купол Собора, Криспу очень не понравился. Богословские раздоры служили горожанам хлебом и вином. Пирр мог обещать пользоваться принципом икономии, но сдержать обещание ему не давала натура прирожденного спорщика.

– Придется от него избавиться, – произнес Крисп вслух, и сам скривился. Пирр помог ему, когда Крисп только явился в город. По зову некоего мистического видения настоятель отвел его к Яковизию, начав тем самым череду событий, приведших Криспа на трон. Но теперь, когда корона оказалась у Криспа на голове, он не мог терпеть рядом патриарха, стремящегося поставить город с ног на голову.

– И кем ты его заменишь? – осведомилась Дара.

Крисп покачал головой. Ответа у него не было.

– Покидая сей Собор и возвращаясь в мир, возвысьте же голоса в молитве за Автократора видессиан, дабы привел он нас к победе над всеми врагами империи.

Криспу стало совсем противно. Пирр оставался его верным сторонником. Но одновременно он сам угрожал империи. Как ни пытался Крисп сказать ему это, Пирр не слышал – вернее, отказывался слышать. И как только Крисп найдет ему подходящую замену, фанатичный священник вернется в свой монастырь.

Собравшиеся в последний раз прочли символ веры.

– Сим заканчиваю службу, – провозгласил Пирр. – Идите, и да осияет вас свет Фоса ныне и присно.

– Да будет так, – отозвался зал.

Собравшиеся поднялись и двинулись в притвор, к выходу.

Крисп с Дарой тоже поднялись, и халогаи позади них вышли из транса. Один из них прошептал что-то второму на своем языке.

Тот начал было ухмыляться, но, заметив, что император смотрит на него, принял суровый вид. «Посмеиваются над богослужением», подумал Крисп. Он искренне желал, чтобы халогаи узрели святой свет Фоса, но Автократор, слишком ревностно насаждавший свою веру, мог остаться и вовсе без телохранителей.

По лестнице халогаи спускались перед императорской четой. При приближении Криспа толпившиеся в притворе кланялись земно.

Падать ниц в храме Фоса, предвечного владыки, не дозволялось.

Сопровождаемые телохранителями, Крисп и Дара вышли на площадь.

Старший носильщик с поклоном распахнул перед Дарой дверцу паланкина. Нарвикка придержал Прогресса, и Крисп уже сунул ногу в стремя, когда невдалеке кто-то заорал:

– Ты за своим распутным проповедником в лед пойдешь!

– Это ты пойдешь в лед, Блеммий, за то, что поносишь достойных людей! – ответил кто-то.

– Лжец! – взвыл Блеммий.

– Кто тут лжец?!

Кулак со смачным хлюпаньем врезался в чью-то физиономию. Через секунду толпа по всей площади визжала, ругалась и молотила друг друга чем придется. Тусклое зимнее солнце блеснуло на лезвии ножа. «Выкопаем кости Пирра!», – заревел кто-то. По спине у Криспа побежали мурашки, не имевшие ничего общего с морозом, то был призыв к открытому бунту.

Мимо его головы просвистел камень. Еще один стукнул о паланкин Дары; та приглушенно вскрикнула.

Крисп вскочил в седло.

– Дай сюда топор! – рявкнул он Нарвикке. Халогай глянул на него и отдал секиру. – Хорошо! Ты, ты, ты и ты, – он указал на четверых телохранителей, – стойте тут и берегите императрицу. Остальные за мной! Старайтесь не убивать, но и себя в обиду не давайте!

Он пришпорил Прогресса. Халогаи после секундного замешательства ринулись за ним в гущу схватки.

Секира для всадника не оружие – длинная, тяжелая, с неподходящим балансом. Не будь Прогресс на удивление смирным мерином, Крисп после первого же замаха вылетел бы из седла. А так он всего лишь промахнулся. Обух секиры врезался в темя соседнему драчуну. Тот зашатался, как пьяный, и рухнул.

– Разойдитесь! По домам! – не переставая орал Крисп. Халогаи за его спиной со счастливыми лицами охаживали всех, кто осмеливался подойти близко или не успевал отпрыгнуть с дороги.

Судя по разносившимся над площадью воплям, Крисп подозревал, что они не много внимания обращали на его приказ.

Бунт, однако, оказался подавлен, едва начавшись. Толпа на площади сломалась и побежала, слишком испуганная ужасными северными варварами, чтобы вспомнить, из-за чего разгорелась драка. Это Криспа вполне устраивало. Он положил секиру на луку седла и остановил коня.

Оглядевшись, он увидел то, чего и ожидал: несколько трупов, среди них один женский. Халогаи ловко срезали кошельки.

Крисп не обращал внимания. Не последуй телохранители за ним, ему пришлось бы туго.

Из дверей Собора священники с ужасом взирали на кровь, обагрившую свежий снег. Под снегом еще оставались пятна крови, пролитой во время предыдущего бунта. «Достаточно», – решил Крисп.

Наклонившись в седле, он вернул топор Нарвикке.

– Когда-нибудь, – сказал тот, ухмыляясь, – я покажу тебе, как с ним обращаться.

Уши Криспа заалели; значит, тот удар и с виду был неуклюж.

Он указал на трупы.

– Снимите с них головы, – приказал он. – Мы выставим их у Вехового Камня с табличкой «бунтовщики». Если смилостивится благой бог, народ после этого дважды подумает, прежде чем бунтовать.

– Слушаюсь. – Нарвикка приступил к своей кровавой работе так же спокойно, как разделывал бы свиную тушу. Закончив, он оглянулся на Криспа. – Ты ринулся на них, как северянин.

– Так надо было. Если бы я не вмешался, драка стала бы только хуже. – Это было совершенно нехалогайское заявление: северяне полагали, что чем больше драк, тем лучше.

Крисп подъехал к паланкину. Носильщики приветствовали его салютом. Один из них мог похвастаться подбитым глазом и царапиной на лбу.

– Благодаря вам, ваше величество, – улыбнулся он Криспу, – нас почти не тронули. Когда вы ворвались прямо в толпу, им стало совсем не до нас.

– Отлично. Я на это и рассчитывал. – Крисп нагнулся и заглянул в окошко. – Ты в порядке?

– Нормально, – ответила Дара. – Я же была в самом безопасном месте на всей площади.

«В самом безопасном, пока носильщики не сбежали бы, – подумал Крисп. – Хорошо, что они остались».

– Я только рада, что ты невредим, – добавила Дара.

Крисп по ее тону понял, что говорит она искренне. Он тоже волновался за нее. Их брак по расчету не был той пламенной страстью, о которой поют лютнисты в кабаках. Но постепенно Крисп начинал понимать, что это тоже – любовь.

– Возвращаемся во дворец, – приказал он.

Носильщики с тяжелыми вздохами подняли паланкин. Халогаи заняли свои места. Нарвикка шел отдельно, таща за бороды два отрубленных головы. Горожане с ужасом взирали на кровавые трофеи, а то и отворачивались.

Нарвикка с наслаждением сражался за империю, которая платила ему золотом. Чем же, подумал Крисп, он отличается от тех халогаев, что служат Арвашу? Единственный ответ, который он сумел подобрать, был тот, что склонность Нарвикки к насилию регулировалась государством и использовалась для его защиты, а не для разрушения.

Это успокоило его, но не до конца. Арваш, при всей его бесчеловечности, тоже мог заявить подобное о своих завоеваниях.

Разница состояла в том, что Арваш лгал.

* * *

– Вам прошение, ваше величество, – произнес Барсим.

– Что ж, прочитаю, – с мученическим вздохом ответил Крисп.

Прошения на высочайшее имя стекались во дворец со всех концов империи. Большую часть из них и читать не стоило; для них при императоре имелся логофет по жалобным делам. Но даже зимние морозы не могли сковать этот поток полностью, и даже особый логофет не успевал разобраться за всеми бумагами.

Крисп развернул свиток и сморщился, точно учуяв тухлую рыбу.

– Почему вы не сказали, что это от Гнатия?

– Выбросить его, ваше величество?

Криспа одолевало искушение ответить «да», но он раздумал.

– Нет, раз уж я его развернул, так и прочту.

Немалую роль в его решении сыграл изумительно разборчивый почерк просителя.

– «От смиренного монаха Гнатия его императорскому величеству Криспу, Автократору видессиан привет», – прочел Крисп, и кивнул про себя: льстивые обороты предыдущего письма исчезли. Увидав, что от лести нет толку, экс-патриарх сообразил ее отбросить.

Пресмыкаться было не в его стиле. Крисп продолжил:

– «Вновь, ваше величество, умоляю вас о личной встрече. Я на собственном опыте знаю, что у вас нет причин любить меня и тем более мне доверять, но я обращаюсь к вам с этой просьбой не столько ради себя, сколько ради империи, чье благо я ставлю превыше всего, невзирая на то, кто занимает императорский трон».

«Может, и не врет», – подумал Крисп. Ему тут же представилось, как Гнатий в своей келье или в скриптории царапает пером и мучительно пытается подобрать слова, которые заставят Криспа согласиться или хотя бы не выкинуть письмо. В первом он не преуспел, в отличие от второго: глаза Криспа против воли скользили дальше.

«Скажу прямо, ваше величество, – писал Гнатий. – Истоки нынешних бед Видесса лежат в прошлом, в богословских затруднениях, воспоследовавших вторжению трехвековой давности, когда кочевники из Пардрайских степей отсекли от империи земли, называемые ныне Кубрат, Хатриш и Татагуш. Из этого следует, что вам необходимо разумно рассмотреть эти разногласия и различные их результаты, дабы успешно сразиться с Арвашем Черным Плащом».

Модная среди образованных видессиан аллитерация только вывела Криспа из себя. Как и самоуверенное «из этого следует… « Само собой, настоящее вытекает из прошлого. Именно поэтому Крисп так любил исторические хроники. Но если Гнатий уверяет, что нынешним проблемам империи на самом деле триста лет, то ему неплохо бы представить доказательства.

А он этого не сделал. Крисп попытался отыскать причину и быстро нашел две. Может быть, бывший патриарх лжет. А может быть, знает правду, но боится изложить ее в письме, опасаясь, что император ею воспользуется, а автора так и оставит простым монахом.

Если верно последнее, то Гнатий все же наивен – что мешает Криспу отослать его обратно в монастырь святого Скирия, выслушав его лично? А наивным Гнатия назвать было уж никак нельзя. Скорее всего, лжет.

– Принесите мне перо и чернила, Барсим, – потребовал Крисп.

Когда евнух вернулся, Крисп начертал на краю пергамента: «Вновь воспрещаю. Крисп Автократор» – и отдал свиток Барсиму.

– Распорядитесь, чтобы это вернули святому отцу.

– Безусловно, ваше величество. Будущие прошения от того же лица отвергать сразу?

– Нет, – подумав, ответил Крисп. – Почитаю. Я же не обязан соглашаться. – Барсим поклонился и унес свиток.

Крисп посвистел сквозь сжатые зубы. Гнатий обладал всеми качествами, которых не хватало Пирру: он был мягкоречив, разумен и терпим. А также хитер и коварен. Крисп с превеликим злорадством заточил его в монастыре святого Скирия во второй раз, когда провалился мятеж Петрония. Теперь его уже интересовало, научился ли Гнатий за это время смирению в достаточной мере, чтобы вернуться на свой пост.

Поймав себя на этой мысли, Крисп серьезно усомнился в собственном здравом рассудке. Петрония монастырь не изменил вообще – лишь наполнил неутолимой жаждой мести. Если Пирр на патриаршем троне был несносен, то как бы Гнатий не оказался невыносим. Лучше всего было бы заменить Пирра каким-нибудь дружелюбным ничтожеством, вроде овсянки в рясе.

Но, единожды появившись, мысль вернуть Гнатию синие сапоги не уходила. Все еще посвистывая, Крисп встал и пошел в вышивальную, чтобы спросить Дару, что та об этом думает. Супруга воткнула иглу в холст и с сомнением воззрилась на него:

– Почему ты хочешь убрать Пирра с глаз, я понимаю. Но Гнатий пытался погубить тебя с тех пор, как ты надел корону.

– Знаю, – ответил Крисп. – Но Петроний мертв, так что у Гнатия нет причин – то есть меньше причин – мне изменять. Анфиму он был хорошим патриархом.

– Тебе надо было отрубить ему голову, когда он сдался у Антигоноса. Тогда бы ты свою ерундой не забивал.

– Наверное, ты права, – вздохнул Крисп. – И прошения его, думаю, ерунда сплошная.

– Какие прошения? – переспросила Дара и, когда Крисп объяснил, презрительно наморщила губу. – Если он такой великий хранитель страшных тайн, так пусть расскажет. Чтобы заслужить свободу, ему надо откопать нечто и впрямь сногсшибательное.

– Благим богом клянусь, ты права. – Крисп нагнулся и поцеловал ее. – Я его вызову и выслушаю. Если он врет, я всегда могу отправить его обратно в монастырь.

– Даже этого он не заслуживает. – Дара была не слишком довольна, что ее сарказм приняли всерьез. – Вспомни, где бы ты – где бы мы все оказались, – она погладила себя по животу, если бы он взял верх.

– Не забуду, – пообещал Крисп, и тут же скривился. – Но я помню и то, о чем уже говорили мне Трокунд и Яковизий – Гнатий не дурак. Я не обязан его любить. Я не обязан ему доверять. Но у меня дурное предчувствие, что он мне еще очень пригодится.

Дара вновь ткнула иглой в гобелен.

– Не нравится мне это.

– Мне тоже. – Крисп окликнул Барсима, и, когда евнух явился в вышивальную, распорядился:

– Мне очень жаль, почитаемый господин, но я передумал. Я все же поговорю с Гнатием – то есть выслушаю его.

– Хорошо, ваше величество. Будет исполнено. – Голос Барсима был настолько же бесстрастен, насколько беспол, но за многие годы Крисп научился понимать его выражение. Барсим одобрял этот приказ, и это лучше всего убеждало Криспа, что он не ошибся.