Текст книги "Манускрипт ms 408"

Автор книги: Тьерри Можене

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

10

Прага, 1602 год

Замерзший снег хрустел под колесами императорской кареты, за которой следовали шесть всадников дворцовой гвардии. Круглая ясная луна, висевшая над городом, серебрила купола, покрытые инеем. Завернувшись в шубу, Рудольф набалдашником трости тихонько постукивал по колпаку кареты, приказывая кучеру ускорить ход.

Дыхание, вырывавшееся из лошадиных ноздрей, превращалось в густой туман. Прага в эту ночь казалась пустынной. Комендантский час не объявляли, это пронизывающий холод прогнал жителей с улиц. Бледные огни города постепенно исчезали по мере того, как императорская карета петляла на склонах первых холмов, возвышавшихся над городом. После нескольких поворотов кучер наконец заметил темную массу, поднимавшуюся к небу. Императорская обсерватория. Он остановил лошадей, а один из сопровождавших карету всадников открыл дверцу.

Скинув шубу, император ступил на землю и направился к зданию, освещенному лишь светом звезд. В тот момент, когда один из охранников приготовился постучать, в дверном проеме появился хрупкий силуэт. Это был мужчина маленького роста, в одной руке он держал широкополую шляпу, в другой – сальную свечу.

– Мастер Кеплер, – поравнявшись с ним, заговорил император, – нам нужно поговорить.

Вслед за этим мужчины вошли в обсерваторию, и дверь за ними захлопнулась.

В главной комнате царил сильный беспорядок. Стены были увешаны картами звездного неба. На низком столике, совсем рядом со строящимся телескопом и испещренными расчетами бумагами стоял поднос с куском хлеба и бокалом вина. Прямо на земле среди пяти стеклянных шаров разного размера были разложены измерительные инструменты: отвес, астролябия и секстант.

Внезапно из глубины комнаты послышался стук каблуков. Спускаясь по винтовой лестнице с обсерваторной башни, юноша, одетый в плащ, который явно был ему велик, в окоченевшей от холода руке держал стеклянные пластинки.

– Мастер Кеплер, – воскликнул он, достигнув последней ступеньки, – мне удалось наблюдать светила в созвездии Змееносца, вот их последние позиции, я нарисовал их на этих стеклышках! К тому же я смог…

Увидев императора, он тотчас замолчал и низко поклонился.

– Спасибо, Фридрих, а теперь оставь нас, – приказал ему астроном. Затем поднял глаза на Рудольфа: – Ваше величество, я к вашим услугам.

– Ваши открытия прославили мой двор на всю Европу. Вы единственный раскрыли секрет движения небесных тел, утверждая, что планеты движутся не по кругу, а по эллиптической орбите. Вы первый обнаружили, что небесная и земная физики составляют единое целое. Вы смогли убедить меня, что происходящее в самой маленькой каморке моего дворца состоит в прямом отношении с самыми дальними из звезд. Но сегодня я прошу вас сделать еще больше. Мне бы хотелось, чтобы вы, тот, кто понимает язык Вселенной, попытались разгадать ее секреты!

Говоря это, Рудольф вложил в руки астронома манускрипт Роджера Бэкона. Иоганн Кеплер молча изучил каждую из страниц, затем спросил:

– Ваше величество, могу я задать вам вопрос?

– Я вас слушаю.

– Почему вы так стремитесь расшифровать это произведение?

– Потому что так же, как и вы, поклоняюсь Истине. Мы с вами странно похожи. Посмотрите, что вы делаете со своей жизнью! Вы могли бы спокойно спать в этот ночной час, позволив помощникам трудиться за вас. Но нет! Вы здесь, и будете здесь завтра, подняв голову к звездам, жертвуя своим здоровьем, чтобы понять, как планеты ускоряют свое движение, приближаясь к Солнцу, и что за сила удерживает их на орбите. Так же как и я, вы хотите узнать, где скрывается Бог и каково наше место во Вселенной… Вот почему я хочу расшифровать эту книгу.

– Однако знание иногда хуже, чем неведение.

– Что вы хотите этим сказать?

– Древние греки заметили, что каждую ночь звезды пересекают небо с востока на запад, а некоторые небесные тела совершают движение в обратном по отношению к звездам направлении. Сегодня мы знаем, что это ретроградное движение – всего лишь оптическая иллюзия. Очевидно, так происходит, когда люди смотрят на небо с Земли, которая сама находится в движении.

– К чему вы клоните?

– Я хочу сказать, что истинное знание зачастую показывает нам: то, что мы принимаем за правду, является всего лишь иллюзией. Так, то, что мы считаем жизнью, на самом деле является смертью, а время и пространство, возможно, в реальности не существуют в таком виде, какими мы их всегда себе представляли. Истина обязательно окажется необыкновенной, необычайной, сбивающей с толку! Она, несомненно, превзойдет самые невероятные сказки и легенды. Готовы ли вы, Ваше величество, встретиться с ней?

– Да. Я больше не могу выносить неизвестность! Я говорю на итальянском с Богом, на немецком со своими придворными, на чешском со слугами, однако не способен разговаривать на языке природы! Я предпочитаю быть сбитым с толку, чем умереть в неведении.

– На земле есть два типа людей: те, кто желает прочесть книгу, и те, кто совершенно этого не хочет. Те, кто готов на все, чтобы постичь высшие знания, и те, кто предпочитает жить, не задумываясь о великих мистериях, даже если такая жизнь всего лишь иллюзия. Одни никогда не будут удовлетворены, другие же, наоборот, имеют шанс познать счастье.

– Итак, мастер Кеплер, вы попытаетесь расшифровать этот манускрипт?

– Я постараюсь, Ваше величество. Как только насыщенные снегом облака в ближайшем будущем сделают невозможным наблюдение за небом, я посвящу этому большую часть моих дней и ночей. Однако истинная мудрость, вероятно, потребовала бы, чтобы ни вы, ни я не пытались познать смысл того, что написано в этой книге…

11

После пяти гудков послышался прерывистый механический голос, записанный на магнитную пленку: «Специальный агент Коллерон. Оставьте свое сообщение».

– Маркус, это Томас Харви, сейчас шесть тридцать вечера, я вернулся в Нью-Йорк… Звоню вам из аэропорта. Я сажусь в первое же такси и еду к себе. Перезвоните поскорее или сразу приходите ко мне домой…

Затем, поколебавшись мгновение, добавил, прежде чем повесить трубку:

– …Я знаю, как встретиться с Эдипом.

Человек за рулем не спускал глаз с такси, в которое только что нырнул Томас Харви. Тронувшись с места, он вынул из кармана куртки телефон и набрал номер.

– Как и предполагалось, он прилетел последним рейсом, прибывшим из Италии… Что? Нет, он один, никаких следов присутствия агента Коллерона… Да, его такси направляется прямиком по направлению к Манхэттену, вероятно, он возвращается к себе. С помощью микрофонов, установленных в его квартире, мы очень скоро что-нибудь разузнаем.

Томас Харви прислонился к дверце такси, которое везло его в центр города. Его дыхание оставляло на стекле запотевший ореол, который он время от времени вытирал тыльной стороной ладони. Снаружи на шоссе обрушивались порывы ледяного ветра с дождем и водяной пылью, затем, подобно стенам небоскреба, широкими восходящими потоками снова поднимались в воздух. Только что стемнело. Город, оказавшийся во власти перекрестного огня фар и неоновых вывесок, был наполнен гулом спешащих мужчин и женщин, пытавшихся вырвать несколько минут из бега времени. Такси только что пересекло Первую авеню. Томас Харви наконец-то почувствовал себя дома. При виде проносившихся за окном привычных кварталов, которые отделяли его от берегов Гудзона, он закрыл глаза и ненадолго задремал. Голос шофера, который только что остановил автомобиль перед домом № 65 по Бликер-стрит, внезапно разбудил его.

– Да, это здесь, спасибо, – ответил он, поднимая глаза на скошенные грани Баярд Билдинг.

В двадцати шагах от него темный силуэт за рулем остановившегося автомобиля снова схватился за телефон.

– Харви только что вернулся домой. Теперь сосредоточимся на прослушивании. Я буду через пять минут.

Двое мужчин в роскошной квартире сидели в наушниках. Они старались распознать каждый из шумов, которые слышали: шаги человека, который прохаживался туда-сюда, раскладывал на столе книги, шорох страниц, затем снова шаги и женский голос, тихонько напевающий старинную мелодию под незатейливый аккомпанемент пианиста и контрабасиста. Внезапно двойной звонок заглушил звуки музыки. Уменьшив громкость проигрывателя, выпущенного в пятидесятые годы, Томас Харви направился в прихожую. Мельком взглянул в глазок и открыл дверь.

– А, Маркус, вы пришли.

– Я сразу же приехал, как только прослушал ваше сообщение.

Шаги следователя отдавались негромким глухим стуком по паркету. Маркус почувствовал запах навощенного дерева. Сняв плащ, он прошел в гостиную и мгновение рассматривал ее: несколько шкафов, каждый из которых содержал в себе множество книг, занимали большую часть комнаты. На стенах были развешаны старинные карты и репродукции полотен эпохи Возрождения.

– Все на том же месте. Как когда-то… Я вижу, вы сохранили виниловые пластинки вашей юности? Это же «Strange fruit»[26]26
  «Странный плод». Знаменитый блюз Билли Холлидея.


[Закрыть] Билли Холлидея, не так ли?

– Да, именно он. Видите, я остался верен старым привычкам.

– Мы с Кларой садились тут, – продолжил следователь, указывая на два кожаных кресла. – А вы, не переставая ходить, со стаканом бурбона в руке, отвечали на наши вопросы.

– Это было так давно…

– Это верно, но я еще слышу фразы, которые вы произносили: «Окружающая нас Вселенная – это всего лишь скопление атомов и живых клеток, и люди, чтобы выжить в этом мире, изобрели такие понятия, как время, движение или истина, которые, однако, являются всего лишь иллюзиями».

– Это действительно мои слова, – улыбаясь, ответил бывший профессор. – А помните тот спор, который мы вели до самого рассвета?

– Да, помню. Вы спросили, как лодка, которую из года в год постоянно ремонтируют и у которой несколько раз меняли все доски корпуса, мачту и паруса, может расцениваться как та же самая лодка.

– А вы, Маркус, ответили мне, что идентичность – это тоже всего лишь иллюзия. Люди продолжают называть эту лодку тем же самым именем, равно как они считают, что человек всегда остается прежним, хотя за несколько лет все то, что его составляет, умирает навсегда, и новые клетки заменяют погибшие старые…

– Давайте прекратим этот разговор, Томас, – внезапно прервал его следователь, закуривая сигарету. – Я уже не прежний юный студент, жадный до знаний и полный надежд на будущее. Эти споры отныне принадлежат прошлому. Скажите лучше, каким образом вы рассчитываете встретиться с Эдипом?

– Мы обнаружили, что наш подозреваемый вошел в контакт с Марком Уолтемом, Говардом А. Дюрраном и Бартоломео делла Рокка после того, как они поняли, что язык оригинала манускрипта ms 408 на самом деле представляет собой соединение нескольких языков. Я думаю обнародовать свои работы на форуме, действуя в том же направлении. Затем нам лишь останется подождать вызова от Эдипа.

– Это может сработать.

– В таком случае примемся за работу.

Тогда Томас Харви положил перед Марком Коллероном папку, содержащую несколько сотен страниц.

– Здесь собраны плоды моих более чем тридцатилетних исследований манускрипта ms 408.

– Кто-нибудь другой уже читал ваши работы?

Бывший профессор немного поколебался, прежде чем ответить:

– Нет… вы первый, кому я их показываю.

Маркус взял досье и долго изучал незнакомый алфавит.

– Что может скрываться за этими знаками? – не удержался он от вопроса, продолжая листать страницы.

– Знания, которые его автор предпочел сохранить в тайне, но никто пока не знает, почему.

Потом, увидев, что его бывший студент полностью погрузился в чтение, Томас спросил:

– Вам бы хотелось попытаться расшифровать его?

Но Маркус, погруженный в собственные мысли, казалось, не услышал вопроса. Смутное желание только что проснулось в нем одновременно с неожиданной горечью. В мгновение он перестал быть человеком, который, не колеблясь, повернулся спиной к знаниям.

– Нет, нет, – ответил он наконец, – но расскажите мне в общих чертах о ваших исследованиях.

– Прежде всего, я тоже рассмотрел гипотезу о нескольких языках, основывая свои исследования на тех выводах, которые капитан Прескотт Карриер изложил перед членами Управления национальной безопасности в ноябре 1976 года. Его выводы базировались на статистическом изучении длины слов и тоже предполагали использование нескольких языков оригинала.

– Каких?

– Чтобы это узнать, я попытался выявить в ms 408 артикли, местоимения и предлоги.

– Почему?

– Потому что каждый раз, когда говорим или пишем, мы употребляем очень большое количество этих маленьких слов, которые без конца повторяются в речи, независимо от темы обсуждения и языка, на котором мы изъясняемся.

– Эти слова всегда состоят из одной, двух или трех букв, не правда ли?

– Да, и это в большинстве языков, которые мы знаем.

– В таком случае вам не составило труда обнаружить их в ms 408.

– Вот тут вы ошибаетесь, ведь Роджер Бэкон знал, что его манускрипт попытаются расшифровать именно этим способом, и спрятал эти артикли, местоимения и предлоги посредством употребления «пустых» букв.

– То есть?

– Вы очень быстро поймете, о чем я говорю, если попытаетесь простым смещением алфавита на одну букву зашифровать слова lе, lа или un.[27]27
  Французские артикли.


[Закрыть]

– Тогда я получу слова mf, mb и vo.

– И все же эти короткие слова тут же будут идентифицированы как артикли и, следовательно, легко расшифрованы. Зато если вы систематически прибавите к этим словам одну или несколько букв, например, v, w и x, которые мы здесь называем «пустыми», вы автоматически их удлините.

– Тогда, имея тот же самый размер, что и большинство имен нарицательных, глаголов, прилагательных или наречий, они больше не будут опознаваться.

– Точно… если только мы не обнаружим эти «пустые» буквы и систематически не удалим их из текста.

– Именно это вы и сделали?

– Да, я проанализировал некоторые фразы исходя из полной репродукции ms 408, которую можно найти на интернет-сайте Йельского университета, и смог выявить несколько последовательных вставок символов.

Рассказывая, профессор протянул своему бывшему студенту лист бумаги.

– Если вы внимательно посмотрите на этот отрывок манускрипта, – продолжил Томас, – то заметите, что некоторые буквы внедрены в слова в строгом математическом порядке. В первой фразе знак

появляется сначала на третьем месте, затем на шестом, двенадцатом, восемнадцатом и, наконец, на двадцать четвертом, эти числа являются кратными трем. Что касается символа

который вы видите здесь, он введен в текст согласно порядку, основанному на числах, кратных пяти. Но эти правила перестают действовать после этого слова:

которое означает перемену шифра и, возможно, языка. С этого момента частота использования этого знака

и вот этого

не подчиняется никакой явной закономерности, зато вот этот знак

появляется в качестве каждой четвертой буквы вплоть до этого слова:

Будьте уверены, все это никакое не совпадение, а закономерность, выявляющая систематическое добавление символов, которые можно удалить из текста, не влияя на смысл фраз.

– Что это дало?

– Работая над манускриптом с удаленными «пустыми» буквами, я установил статистику длины слов и сравнил ее с размером лексем[28]28
  Лексема (от греч. lexis – слово, выражение) – единица лексического уровня языка, слово во всей совокупности его лексических значений.


[Закрыть] в греческом, латинском и древнееврейском языках. Мне удалось определить отрывки, зашифрованные на базе каждого из этих языков.

Маркус в полной тишине слушал бывшего профессора. Возбуждение, которое овладело последним по мере того, как он углублялся в рассказ, не ускользнуло от него. «Когда Томас говорит о ms 408, он постепенно преображается: менее поставленный голос, жесты более нервные, да и взгляд не такой напряженный, как обычно. А не меняюсь ли я сам? – спрашивал себя Маркус, чувствуя странную притягательную власть манускрипта. – Эта незнакомая сила, свод, который против моей воли поддерживает меня в жизни, не происходит ли это от давнишнего, давно погребенного в глубине души желания познать однажды истину?»

В то время как в его голове бурлили давно забытые эмоции, он спросил:

– Вы уже говорили об этом в Интернете?

– Нет. Хотя я делюсь большей частью своих исследований, я сохранил это открытие в тайне. Как и все участники форума, я все-таки надеюсь первым расшифровать ms 408.

– И вы готовы сегодня обнародовать свои труды?

– Да, если это может помочь вашему расследованию.

Затем Томас Харви приблизился к компьютеру, ввел адрес форума и составил текст сообщения. Закончив, он продолжал хранить молчание, пристально глядя на экран.

– Никаких сожалений? – спросил у него Маркус.

– Нет, никаких, – ответил Томас, вставая. – Нам остается лишь надеяться, что Эдип отзовется. А я пока приготовлю для вас гостевую комнату. Будет лучше, если вы останетесь здесь. Что касается меня, то я еще собираюсь поработать перед сном.

Немного погодя из квартиры Томаса Харви не раздавалось больше никаких голосов. Где-то в городе двое мужчин отложили наушники.

– Нам тоже остается ждать, – сказал один из них.

– Да, если их план сработает, мы ни на мгновение не выпустим их из виду. Мы обязательно первыми должны найти Эдипа.

12

Маркус только что открыл глаза. Комнату освещали лишь огни города. Он бросил взгляд на будильник: было немногим больше половины седьмого утра. Он сел на кровати, с трудом пытаясь прогнать ощущение недомогания, которое оставил у него последний сон. Годами одни и те же лица возвращались каждую ночь, чтобы кружиться вокруг него в мрачном хороводе. Каждый раз он узнавал в них умерших мужчин и женщин, которые просто смотрели на него – без ненависти и доброжелательности. Но, стоило ему приглядеться к ним, он замечал, что эти создания кажутся удивленными, увидев его, будто он не принадлежит ни к миру мертвых, ни к миру живых. «Они проходят рядом, но не ждут меня, – думал он каждую ночь, – потому что знают, что я никогда не присоединюсь к ним».

Он провел рукой по волосам, оделся и пошел открыть окно. День едва зарождался. Над городом моросил мелкий дождь. Подняв глаза к небу, которое начинало проясняться, Маркус сказал себе, что этот новый день будет похож на все предыдущие, что так пройдет его жизнь, а он так и не поймет ее сути.

В это мгновение против воли в голове у него мелькнул образ. Он вновь увидел стены мрачного квартала на юге Гарлема, где вырос. Он вспомнил отца, который одной безлунной ночью покинул кубинские берега, где начинал карьеру врача, и приехал в Соединенные Штаты. В следующем году он познакомился с санитаркой, которая стала его женой и подарила ему единственного сына. Маркус вспомнил о вечерах, проведенных в ожидании возвращения родителей, а они, слишком занятые лечением самых бедных горожан, возвращались лишь с наступлением ночи. Книги очень быстро стали его самыми близкими друзьями. Очень рано он попытался познать смысл жизни. Так прошли его детство и отрочество. Затем он повстречал Клару, всего за два года до ее смерти. Вместе они старались обнаружить то, что пряталось за видимостью. Затем были годы следственной работы в Федеральном бюро расследований, бесконечная череда похожих друг на друга дел. Казалось, времени не существовало, его тело и разум были решительно настроены на действие и слепы к бегу недель, месяцев, лет и к тому, кем он был когда-то.

Маркус закрыл окно. Ни боль, ни возмущение не волновали его. Неспособный противостоять силе, которая побуждала его действовать, он просто принял ее, постепенно становясь зрителем своей собственной жизни.

Он направился в гостиную. Посреди комнаты в кожаном кресле, с книгой в руке спал Томас Харви. Компьютер за его спиной так и остался включенным. Следователь бесшумно приблизился к профессору. Когда он положил руку на стол, геометрические формы заставки исчезли, а иконка в форме конверта сообщила, что пришло новое сообщение. Маркус мгновение смотрел на своего бывшего учителя, не решаясь его разбудить. Он несколько раз перевел глаза то на него, то на экран, прежде чем решился открыть письмо.

– Он даром времени не терял, – пробормотал он, читая сообщение.

Сразу же после этого он зажег свет и, повернувшись лицом к комнате, произнес:

– Вы были правы, Эдип заглотил наживку.

Томас Харви резко выпрямился в кресле и повернулся к экрану. Моргая, он прочел следующее сообщение:

Встретимся ровно в 8:30 на северо-восточном углу Сорок шестой улицы и Седьмой авеню.

Эдип.

– Он осторожен, – сказал следователь, вернувшись в гостиную и уже почти натянув куртку.

Впервые Томас заметил у своего бывшего студента оружие в кобуре, которую тот носил на ремне за спиной.

– Что заставляет вас так думать? – спросил он.

– Место, назначенное для встречи, конечно. Оно находится едва ли в двухстах метрах от центра Таймс-сквер. Этот перекресток – лучшее место в городе, чтобы раствориться в толпе. Ежедневно там проходит полтора миллиона людей. К тому же это единственный квартал в Нью-Йорке, который нельзя оцепить, не создав при этом пробку века. Если только не попросить тысячу человек в качестве подкрепления, невозможно одновременно контролировать Сорок шестую улицу, Седьмую авеню и Бродвей, которые сходятся на этом перекрестке.

– Но, однако, ФБР располагает средствами наблюдения…

– Его системы слежения тоже не дремлют, – перебил его Маркус, направляясь к компьютеру.

– Откуда вы знаете?

– Посмотрите, – сказал он, подключаясь к Интернету. – Своей рукой напечатайте слова «веб-камера» и «Нью-Йорк» в строке вашего поисковика… откройте предложенный сайт, и дело в шляпе. Вы обнаружите, что Таймс-сквер – это такое место на нашей планете, на которое постоянно нацелено самое большое число видеокамер. Кто угодно со своего компьютера может напрямую наблюдать за этим кварталом. Эдип, таким образом, располагает очень эффективной сетью наблюдения.

– Вы хотите сказать, что, увидев на месте встречи хотя бы одну полицейскую машину или агента ФБР, он там не покажется.

– Вот именно. Есть только один выход. Мы поедем туда вдвоем, без всякого подкрепления, на моей старой помятой машине. Я сам его арестую.

Немного погодя Томас и его бывший студент встретились перед «Шевроле», припаркованном на Бликер-стрит, у подножия Баярд Билдинг. Маркус открыл багажник, достал пуленепробиваемый жилет и протянул его бывшему преподавателю.

– Наденьте это под пальто. Никогда не знаешь, как обернется дело.

– А как вы собираетесь защитить себя?

– У меня уже нет времени ехать за вторым жилетом в отделение. Но это всего лишь обычная мера предосторожности. Эдип никогда до сегодняшнего дня не использовал оружие.

– У вас есть соображения по поводу того, каким образом он воздействует на свои жертвы?

– Никаких, – ответил агент Коллерон, запуская мотор. – После встречи с Эдипом на Уолтеме и Дюрране не было ни малейших следов ушибов. Равно как они не были отравлены. В любом случае всегда держитесь от него на значительном расстоянии. Если он представится, не пожимайте ему руку, а также избегайте смотреть в глаза. Возможно, он использует какую-нибудь форму гипноза. Мы не должны пренебрегать никакой версией.

Было около восьми, когда оба сыщика покинули машину и пешком добрались до Таймс-сквер. Над ними, на высоте Морган Стенли Билдинг огромный световой экран показывал первые биржевые курсы, а все более густеющая толпа торопилась к зданиям, увешанным электронными рекламными щитами. Мужчины остановились на углу Сорок шестой улицы и Седьмой авеню. Томас стоял неподвижно, то и дело получая тычки от прохожих. В нескольких метрах от него Маркус внимательно вглядывался в толпу, высматривая необычное поведение или малейший подозрительный жест. Внезапно его взгляд остановился на мужчине лет тридцати. Следователь сделал вид, что отвел взгляд, но продолжил наблюдать за подозрительной фигурой, приближавшейся к Томасу Харви. Человек был уже в десятке шагов от них, когда вдруг замедлил шаг, осмотрелся и практически остановился. Он только что заметил присутствие Маркуса. Затем он повернул назад и начал медленно удаляться, как вдруг почувствовал дуло пистолета, приставленное к его затылку.

– Я специальный агент Коллерон, вы арестованы.

Твердой рукой он схватил задержанного за предплечье, защелкнул наручники на одном из запястий, затем сковал и вторую руку. Мужчина не пытался сопротивляться. Зачитывая ему права, следователь довел его до машины, усадил рядом с собой на заднее сиденье и продиктовал севшему за руль Томасу адрес отделения.

Менее чем через два часа агент Коллерон, устроившись за своим столом, повесил телефонную трубку. Он зажег сигарету, глубоко затянулся, слегка повернул голову вправо, чтобы выпустить дым.

– Я только что получил ответ из центральной базы данных по отпечаткам пальцев и образцам голосов, – сказал он Томасу Харви, который занял место напротив, – сведений о нашем подозреваемом в ней нет.

– Обыск что-нибудь дал?

– Ничего. При нем не было ни личных вещей, ни документов, удостоверяющих личность.

Затем, поднявшись со стула, следователь направился к двери. Перед тем как пересечь порог комнаты, он добавил:

– Пойдемте. Посмотрим, может, этому призраку есть что рассказать нам.

Он проводил Томаса Харви в тесную темную комнату, где тот за широким зеркалом, прозрачным с их стороны, увидел арестованного мужчину, одиноко сидевшего в пустой комнате. Тот казался абсолютно спокойным.

– Отсюда вы не пропустите ничего из нашего разговора, – сказал Маркус.

Через несколько секунд он уже допрашивал задержанного.

– Вы, наконец, назовете мне свое имя?

– Это необязательно.

– Почему?

– Потому что я не тот, кого вы ищете.

– Откуда вы знаете, кого я ищу?

Мужчина, вместо того, чтобы ответить, едва заметно улыбнулся.

– Что смешного? – спросил следователь.

– Думаете, что задержали Эдипа, однако вы попали в ловушку. Совсем как я.

– Никто здесь не произносил это имя. Что именно вы знаете? В ваших интересах все рассказать.

– Нет. Я больше ничего не скажу. Я не имею на это права.

– О какой ловушке вы говорите?

Мужчина промолчал.

– Если вы не Эдип, то откуда вы его знаете? – настаивал Маркус.

Задержанный продолжал хранить молчание. И тут в комнату с конвертом в руке вошел один из инспекторов.

– Агент Коллерон, курьер только что доставил сообщение, предназначенное человеку, которого вы недавно арестовали.

– Вы его читали?

– В некотором роде… Но судите сами.

Маркус развернул листок, пробежал глазами первые слова, и лицо его окаменело. Он бросил взгляд на подозреваемого и вышел из комнаты.

– Что в этом письме? – спросил у него Томас Харви, когда следователь приблизился к нему.

– Сомневаюсь, что вы сможете сообщить нам это, – ответил он, протягивая ему листок бумаги.

– Это невероятно, – невольно воскликнул Томас Харви, не отрывая взгляда от текста. – Не только буквы, но и язык являются теми, которые использовал Роджер Бэкон.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Как я вам вчера говорил, манускрипт ms 408 подчиняется строгим грамматическим правилам. И я их здесь вижу. Четвертое слово, например, указывает на переход от одной системы кодирования к другой. Следующая фраза зашифрована на базе греческого языка, и, как в предыдущем случае, длина слов во всем тексте колеблется между двумя и шестью символами.

– Следовательно, люди все-таки понимают этот язык…

– Видимо, да. Что вы думаете делать с этим письмом?

– Отдать его адресату. Если он в состоянии его прочесть, я наверняка продвинусь в своем расследовании.

– Это не рискованно?

– Конечно, да, но у нас нет другого выбора, – сказал Маркус, возвращаясь в комнату допросов.

Прочитав сообщение, которое ему предназначалось, мужчина свернул листок и сунул его в карман.

– Я предлагаю вам сделку, – сказал он. – Давайте работать вместе.

– Согласен. – Коллерон колебался. – Но при условии, что вы сначала расскажете мне все, что знаете.

– Эдип никогда не намеревался приходить на встречу, которую назначил. Он знает, что вы и я ищем его. Думаю, он следил за моим арестом прямо из дома, через одну из веб-камер, направленных на Таймс-сквер.

– Откуда вы узнали об этой встрече?

– Мы за вами следили.

– Почему вы говорите мы?

– Я работаю не один.

– Чего вы хотите? Тоже отыскать Эдипа?

– Да. Он представляет большую опасность, чем вы можете себе представить.

– То есть?

– Это длинная история, которая началась в Санкт-Петербурге в 1865 году, затем продолжилась в Неаполе в середине прошлого века. Я не имею права все вам объяснить, но знайте, что экс-сенатор Марк Уолтем и Говард А. Дюрран были не первыми его жертвами. Другие люди, до них, потеряли разум при тех же самых обстоятельствах.

– Вы утверждаете, что Эдип существовал уже сто пятьдесят лет назад?

– Те, кто так себя называет, веками действуют по одной и той же схеме. У них несколько личностей, но они всегда сохраняют это имя.

Выслушав этот ответ, Маркус подошел к одностороннему зеркалу и подал знак Томасу Харви, чтобы тот присоединился к нему. Когда профессор вошел в комнату, он обратился к нему:

– Это чистая правда. Доктор Пол Изерли из Колумбийского пресвитерианского госпиталя говорил мне о двух случаях, похожих на то, что произошло с бывшим сенатором Уолтемом. Они некогда были отмечены в России и на юге Италии.

Не задерживаясь на выводах Маркуса, Томас Харви подошел к сидевшему перед ним незнакомцу.

– Как вы разгадали секрет зашифрованного языка Роджера Бэкона?

– Я ничего не разгадывал, я только научился его расшифровывать.

– Кто вас этому научил?

– Мне запрещено вам это говорить. Только мой учитель может ответить на этот вопрос.

– О ком идет речь?

– Я не имею права говорить об этом. Но сообщение, которое он мне прислал, уточняет, что он расположен встретиться с вами. Если вы выпустите меня отсюда, он очень скоро свяжется с вами.

Немного погодя Маркус Коллерон и Томас Харви покинули комнату допросов, чтобы побеседовать наедине.

– Что вы думаете с ним делать? – спросил бывший профессор.

– Отпустить его.

– Он знает многие вещи…

– Он никогда не заговорит. Я в этом убежден.

– Откуда вы знаете?

– Когда я его арестовал, он не сопротивлялся и ни разу не запротестовал. Он, несомненно, подготовлен и прекрасно владеет такого рода ситуациями. Оказавшись на свободе, он сообщит нам гораздо больше, чем если останется здесь.