Текст книги "Манускрипт ms 408"

Автор книги: Тьерри Можене

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

4

Когда Томас Харви открыл перед Маркусом Коллероном дверь своего кабинета и предложил ему присесть, последний на мгновение замер и в молчании оглядел комнату. Окно напротив выходило на квадратные газоны Вашингтон-сквер, где на черном, как сажа, небе появлялись первые молнии. Гроза теперь висела прямо над Манхэттеном. Мужчины немного помолчали, позволив прошлому встать между ними. Маркус чувствовал напряжение лицевых мускулов, которое не мог ослабить с того момента, как они покинули телевизионную студию. Его взгляд на мгновение обратился на улицу. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел небо таким черным или слышал настолько грозные громовые раскаты. Приблизившись к книжному шкафу, занимавшему всю поверхность стены, он провел пальцами по корешкам книг, вынул одну наугад, на мгновение открыл ее, затем повернулся к Томасу Харви.

– Все та же любовь к старинным книгам?

– Да.

– И, я полагаю, все та же квартира на Бликер-стрит…

Профессор подтвердил его предположение кивком головы.

– …а вне студий NWA Channel ваша жизнь проходит между стенами библиотеки на Девятой улице и букинистами на Четвертой авеню?

– Именно так. Вы могли бы еще добавить, что иногда вечером, когда нужно вырваться из мира чистых идей, мне случается пойти выпить стаканчик в одном джаз-клубе на Томпсон-стрит – там, где мы когда-то встречались с Кларой. Видите, со времени нашей последней встречи я всего лишь оставил пост в университете ради того, чтобы вести телевизионную передачу. Кроме этого в моей жизни ничего не изменилось. А в вашей?

Маркус ответил не сразу. Он понял, что бывший преподаватель сохранил привычку смотреть собеседнику в глаза после каждой своей реплики, словно для того, чтобы оценить произведенный эффект. Наконец, усевшись напротив, Коллерон ограничился тем, что положил перед профессором свое удостоверение ФБР.

– Специальный агент Коллерон, – вслух прочитал Томас Харви, – очень впечатляет… Но каким образом философия привела вас к карьере следователя?

– После того, что произошло пятнадцать лет назад, мне пришлось перевернуть эту страницу, чтобы продолжать жить. Мир идей страшил меня. Это ремесло отнимает у меня достаточно времени, чтобы не думать о чем-либо еще. Все эти годы работа была моим наркотиком. Именно благодаря ей я выжил. Но не будем об этом. Я веду новое расследование, и оно привело меня к вам.

– Меня в чем-то подозревают?

– Нет. Передо мной не преступник, а возможная жертва.

– Можете рассказать об этом подробнее?

– Поговорим сначала о бывшем сенаторе Марке Уолтеме. Вы знали его лично?

– Я с ним никогда не встречался, но часто общался в Интернете, на форуме, посвященном расшифровке одного средневекового манускрипта, создание которого приписывается Роджеру Бэкону. Но почему мы говорим о нем в прошедшем времени, неужели он…

– …мертв? Нет, не совсем, его тело еще живет. Все, как в случае с Говардом А. Дюрраном, который тоже посещал этот форум. Оба, кроме общей страсти к расшифровке этого произведения, были крупными коллекционерами старинных книг. Как и вы, профессор Харви.

– Да, понимаю, – ответил Томас и провел рукой по лицу.

Потом, поглощенный своими мыслями он молча поднялся, подхватил бутылку бурбона, наполнил два стакана и поставил один перед своим бывшим студентом. Неспешно, смакуя вкус, сделал первый глоток, затем спросил:

– На этом форуме общаются десятки пользователей, почему вы обратились именно ко мне?

– Я провел вчерашний день в поместье Марка Уолтема на северном побережье Лонг-Айленда. Изучив жесткий диск его компьютера, я несколько раз наткнулся на упоминание вашего имени.

– Да, я часто переписывался с бывшим сенатором по электронной почте. Исследования, которые он вел по зашифрованному манускрипту, который мы называем ms 408,[5]5
  Ms 408 – это библиотечный шифр, под которым данный манускрипт зарегистрирован в Библиотеке редких книг Йельского университета.


[Закрыть] имели первостепенное значение. В последние недели он часто намекал, что совершил необычайное открытие.

– Он еще что-нибудь говорил?

– Нет. Участники форума охотно делятся информацией, помогающей расшифровке ms 408, но большинство их работ остается в секрете. Тем не менее я знаю, что Уолтем был убежден, что, если манускрипт до такой степени сопротивляется расшифровке, следовательно, он был закодирован на базе нескольких языков. Чтобы прийти к этому выводу, он сперва транскрибировал каждый из символов, изобретенных Роджером Бэконом, в буквы нашего алфавита. Если это вас интересует, думаю, что смогу разыскать основные элементы его обработки.

Продолжая объяснять, Томас Харви приблизился к клавиатуре своего компьютера. Несколько минут спустя он распечатал страницу и протянул ее Маркусу:

– Вот последняя транскрипция, которую Марк Уолтем прислал мне всего несколько дней назад. Он заметил, что слова LTN, GRC и HBR повторялись в тексте с необычной частотой. По его мнению, эти термины относятся к консонантному, то есть без гласных, письму, использование которого восходит к самым зачаткам письменности. Так, GRC означало grecae lingua,[6]6
  Греческий язык.


[Закрыть] HBR – hebraica lingua,[7]7
  Иврит, древнееврейский язык.


[Закрыть] a LTN – latina lingua.[8]8
  Латинский язык.


[Закрыть] По мнению Уолтема, эти слова в манускрипте сообщают читателю о переходе от одной системы кодировки к другой. И основаны они на трех языках: греческом, древнееврейском и латинском.

– И, опираясь на эту обработку, бывший сенатор совершил открытие, которое бы позволило ему расшифровать манускрипт 408?

– Так он полагал. Но разве существует связь между исследованиями Уолтема и его нынешним состоянием?

– К такому выводу меня привели первые результаты расследования. После выступлений на форуме сенатор получил электронное сообщение от незнакомца, пожелавшего с ним встретиться. Марк Уолтем назначил ему встречу у себя дома, на Лонг-Айленде. Немного погодя он потерял рассудок в собственной библиотеке.

– Что вы знаете о подозреваемом?

– Почти ничего. Он посылал свои письма с виртуальных адресов, которые мы не смогли определить. Но каждое из них он подписывал как «Эдип».

– Эдип? – переспросил Томас Харви.

– Это имя вам что-нибудь говорит?

– Да. Это пользователь, который уже несколько лет участвует в дискуссиях на форуме. Никто не знает, ни кто он, ни из какой страны пишет. Но имя, которое он использует, убедило меня в том, что ему удалось расшифровать манускрипт Роджера Бэкона. Эдип – единственный, кому удалось разгадать загадку Сфинкса.[9]9
  В мифах древних греков Сфинкс – чудовище, порожденное Тифоном и Эхидной, с лицом и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы. Сфинкс расположилась на горе близ города Фивы и задавала каждому проходившему вопрос: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Того, кто не мог ответить, Сфинкс убивала. Разгадал загадку Эдип: «Это человек в детстве, зрелости и старости». После этого Сфинкс в отчаянии бросилась со скалы.


[Закрыть] Кстати, ms 408 тоже веками называют «сфинксом».

Услышав ответ, Маркус Коллерон долгое время хранил молчание. Ему вспомнилось лицо Марка Уолтема, бесстрастное, неподвижное, мертвое. Бывший сенатор, должно быть, долгое время питал надежду расшифровать манускрипт, и эта страсть привела его – невольно, конечно, – туда, откуда нет возврата. В это мгновение Маркус сказал себе, что рано или поздно это расследование приведет его туда же. И ему придется выбирать, следовать этому пути или нет. Он перебрал в уме все сведения, которые собрал за последние сутки, потом, как бы продолжая размышлять вслух, пробормотал:

– Все заставляет думать, что экс-сенатор был близок к тому, чтобы разгадать код манускрипта. Эдип, узнав об этом, назначил ему встречу, чтобы заставить его замолчать навсегда и остаться единственным хранителем секрета.

Потом, поднявшись, агент ФБР добавил:

– Я наверняка смогу обнаружить новые улики в доме профессора Говарда А. Дюррана, который, без сомнения, стал первой жертвой таинственного Эдипа.

– Если я могу быть вам полезен, Маркус, обращайтесь без колебаний.

– Договорились. Ждите меня перед своим домом завтра в восемь утра.

5

Прага, 6 января 1602 года.

Двор германского императора

Бартоломеус Спрангер слегка касался полотна кончиком кисти. Каждый его жест был торжественным и элегантным. Он писал портрет императора Рудольфа II. Художник переводил взгляд с мужчины на мольберт и обратно. Бюст Рудольфа, облаченный в темную мантию, едва вырисовывался на темном фоне. Бледно-зеленый гофрированный воротник подчеркивал светлое лицо, которое оживляли розовые скулы. Прямой и широкий нос, над густой каштановой бородой виднелись красные пухлые губы. Волосы монарха были полностью скрыты головным убором, украшенном рубинами и гранатами.

Потрескивание огня в камине за спиной художника практически не нарушало тишину. Император сохранял безукоризненную неподвижность. Его устремленный в окно взгляд терялся в молочно-белом небе Праги, уже в течение несколько месяцев плененной белыми снегами. Синие и желто-красные стены города, золоченые колокольни и перламутровые купола крыш дворца, на которые он любил смотреть в теплое время года, сейчас были окрашены в различные оттенки белого. Взгляд Рудольфа обратился на вошедшего в комнату слугу. Тот долго кланялся, затем объявил, что с императором желает поговорить старший камергер, ответственный за королевскую казну. Взмахом руки монарх приказал впустить его.

Дверь открылась. В комнату вошел человечек маленького роста, полностью одетый в черное. Он явно был охвачен глубоким беспокойством. Быстрые и неровные шаги выдавали спешку, в то время как туловище было наклонено вперед в знак уважения. Он пересек огромный зал, даже не взглянув на последние полотна Арчимбольдо, Жана Брюгеля и гравюры Эгидиуса Саделера, висевшие на стенах. Не заметил он и глобус из золота и серебра, воссозданный скелет доисторического монстра, персидские изумруды и выточенный из кварца череп, которые составляли коллекцию причудливых предметов, – Рудольф любил окружать себя ими. Приблизившись к императору, сохранявшему неподвижность, слуга поприветствовал его, склонившись еще ниже, чем прежде, потом выпрямился и разразился потоком слов.

– Ваше величество, это безумие!.. Шестьсот золотых дукатов!.. Это неразумно… Такая сумма за простой манускрипт… несколько страниц, исписанных незнакомым алфавитом… произведение, смысл которого мы не понимаем… такие траты – это чистое сумасбродство!

– Весь этот мир безумен! – внезапно воскликнул император, прыжком поднявшись с кресла. – Власть, которую я олицетворяю, войны, которые я веду, почести, которые мне воздают, – разве все это не абсурд? Править обремененной долгами богемой против ее воли – это ли не безрассудство? Противостоять конфликтам между католиками и протестантами, управлять завистью немецкого двора, который я покинул, чтобы устроиться в Праге, попытки смягчить постоянную напряженность между Францией и Австрийским домом, сдерживать амбиции моего брата Матиаса, который жаждет получить мою корону, все, что положение обязывает меня делать каждый день, – это ли не сущее безумие? Только поиски высшего знания имеют смысл! Что такое шестьсот золотых дукатов в обмен на последний манускрипт доктора Мирабилиса, брата Роджера Бэкона? Я бы заплатил в сто раз больше, чтобы завладеть этой книгой. И отдал бы жизнь, чтобы суметь однажды ее расшифровать! Десять долгих лет я разыскивал этот труд по всей Европе. Каждое утро я надеялся, что мне принесут радостную новость: манускрипт найден! И вот теперь наконец этот день настал! Скажите-ка мне лучше, удалось ли моим шпионам, привыкшим перехватывать закодированные сообщения, расшифровать эту книгу?!

– Я не знаю, Ваше величество, – ответил старший камергер, опасаясь новой резкой перемены настроения у императора.

– Ну хорошо, в таком случае я собираюсь разузнать это лично. А мой портрет подождет, – заключил он, взмахом руки отсылая живописца.

Сразу после этого Рудольф в сопровождении слуги углубился в коридоры императорского дворца. Его каблуки резко стучали по выложенному цветной плиткой полу залов, которые он пересекал. Дорогой он еще раз подумал о невероятных слухах, уже более трех веков ходивших по поводу манускрипта, который он недавно приобрел.

– Узнать, узнать наконец, – бормотал он себе под нос.

Вот уже более десяти лет Рудольф приглашал ко двору самых знаменитых ученых Европы. Он хотел понять суть окружающего мира, чередование дня и ночи, причину рождения и смерти, секреты течения времени и тайны Вселенной, которую он созерцал вечерами. И, когда один из ученых объявил ему, что разыскал манускрипт доктора Мирабилиса, сердце монарха неистово забилось. В его возрасте надеяться было гораздо труднее, чем когда-либо прежде. Но сейчас энтузиазм юности внезапно проснулся в нем после долгого сна. Когда он в первый раз взял в руки манускрипт и пробежал глазами незнакомый алфавит, он сразу почувствовал, что находится одновременно и очень близко, и очень далеко от цели. Потом он положил свои огромные руки на книгу, и у него возникло предчувствие, что в ней содержится что-то значительное и уникальное.

– Великая тайна, – пробормотал Рудольф. – Возможно ли, чтобы она наконец раскрылась?

Начиная с этого дня разум его почти помутился. Знание было теперь настолько близко, что он в равной степени боялся как раскрыть секрет, так и увидеть, как оно ускользнет от него.

Император вошел в комнату, где вокруг стола собрались шестеро мужчин. Они передавали друг другу манускрипт, который пытались расшифровать. Когда появился монарх, все встали и на мгновение замерли в поклоне.

– Как подвигается работа? – спросил Рудольф.

Один из мужчин робко ответил:

– Ваше величество, использованный здесь шифр пока ускользает он нас.

– Сколько времени вам понадобится?

– Мы не знаем. Но к некоторым выводам мы уже пришли.

– Каким? – спросил Рудольф, усаживаясь и приглашая мужчин занять места вокруг стола. – Расскажите мне о ваших изысканиях. И не упускайте ни малейших деталей!

– Итак, Ваше величество, сначала мы подумали, что имеем дело с шифром, который мы называем «монозамещением Цезаря». Римский император в самом деле переписывался с Цицероном, заменяя каждую из букв своего письма другой, отстоящей в алфавите на три шага дальше. Так, если все А делались D, все В становились Е, имя CESAR превращалось в FHVDU. Теперь мы знаем, что этот прием, очень частый в письмах, перехваченных у наших врагов, не был использован Роджером Бэконом.

– Почему вы так в этом уверены?

– Мы только что изучили предыдущее произведение Роджера Бэкона: «Общая физика», написанное на латинском языке, и установили, что буквы N, U, S, А, Е, I, Т повторяются наиболее часто. Таким образом, мы подумали, что, заменяя символы, которые были использованы чаще всего в зашифрованном манускрипте, теми же буквами латинского алфавита, мы продвинемся в получении текста, который сможем прочитать. Но этот прием оказался безрезультатным. Тогда мы повторили эту операцию с английским, французским, немецким, итальянским и греческим языками, и снова безуспешно.

– Какие еще идеи вы разрабатываете?

– Если слова, полученные таким образом, не имеют никакого смысла, это происходит, вероятно, оттого, что речь идет об анаграммах. В этом случае нам понадобится несколько лет, чтобы их расшифровать.

– Несколько лет! – не удержавшись, повторил Рудольф.

– Да, Ваше величество. Вспомните, чтобы расшифровать одну-единственную фразу, посланную Галилео Галилеем вашему новому астроному Иоганну Кеплеру: SMAISMRMILMETOETALEUMIBUNENTVGTTAVRIAS, – нам понадобилось много недель, прежде чем мы разгадали следующее сообщение: ALTISSIMUM PLANET AM TERGEMINUM OBSERVAVI. Это означало, что Галилею удалось наблюдать Сатурн в тройной форме. Тем не менее, если перед нами вновь анаграмматическая конструкция, возникает новый вопрос: в каком направлении читать манускрипт?

– Вы хотите сказать, что он может читаться справа налево или даже менять направление в конце каждой строки по примеру первой греческой письменности?

– Да, Ваше величество, если только не вертикально или наискосок.

– Как это?

Чтобы пояснить свои слова, мужчина взял перо и набросал на листе бумаги следующие буквы:

– Взгляните на этот пример, Ваше величество. Эти буквы, не имеющие явного смысла, на самом деле являются составленным на латинском языке выражением убеждений, которое тайно использовалось первыми христианами. Это сообщение, которое прекрасно знал Роджер Бэкон, ссылается на Библию и напоминает о существовании единого Бога, в противоположность языческим верованиям. Здесь используются разнообразные шифры и направления чтения. Сначала мы имеем дело с анаграммой PATER NOSTER. И эти же самые буквы образуют новое значение, которое можно расшифровать различными способами. Если вы читаете вертикально и горизонтально третью строку этого сообщения, то получаете латинское слово «tenet», означающее «он держит» или «она держит», которое соотносится с христианским крестом, представленным расположением тех же самых букв:

– То же самое и с другими словами, которые можно прочитать по горизонтали, вертикали, снизу вверх, сверху вниз или даже наискосок, если принять во внимание, что крест, образованный словом «tenet» и окруженный буквами А и О, которые означают Альфу и Омегу, то есть начало и конец, единого Бога – так, как об этом говорит Апокалипсис.

Заканчивая фразу, мужчина начертил перед Рудольфом следующие буквы:

– Таким образом, – приуныв, пробормотал Рудольф, – интересующий нас манускрипт может содержать разнообразные шифры, но его язык и алфавит пока еще остаются неизвестными, что осложняет нашу задачу. Сколько лет понадобится, чтобы найти ответы на все эти вопросы?

Затем подумал мгновение и, поднимаясь, сказал:

– Вас не так много, чтобы изучить все эти пути. Соберите всех ученых моего двора: еретиков, которых я защищаю от инквизиторов, алхимиков, старших ботаников, а также астрологов и философов. Пусть они немедленно оставят свои занятия и посвятят отныне все свое время расшифровке манускрипта брата Роджера Бэкона!

6

Направив «Шевроле» на Бликер-стрит, Маркус Коллерон узнал силуэт Томаса Харви. Профессор прятался от дождя под зонтиком. Поравнявшись с ним, агент ФБР прочитал некоторое удивление во взгляде учителя.

– Чего вы ожидали? Новехонькой машины, только что покинувшей гараж ФБР?

Томас, не ответив, уселся в машину. Огибая Вашингтон-сквер и поднимаясь в северном направлении, Маркус добавил:

– Я ненавижу безликие служебные машины. Этот старый помятый «Шевроле» хранит воспоминания обо всех моих расследованиях. Мне нравится снова и снова вдыхать его табачный запах, смотреть на пятна от кофе.

– Куда именно мы направляемся? – в конце концов спросил его бывший профессор.

– На юг Олбани, – лаконично ответил агент, прикуривая сигарету.

Немного погодя, в то время, как автомобиль пересекал Гудзон, Маркус включил лазерный проигрыватель. Несколько аккордов пианино предварили вступление саксофона-тенора, тотчас заглушённого пронзительным соло трубы.

– Помните этот диск? – спросил Коллерон мгновение спустя.

– Да, конечно… Майлз Дэвис в Карнеги-Холле в мае 1961 года. Думаю, это я впервые дал вам его послушать.

– Да, пятнадцать лет назад. Мы ходили в Брасс Клуб слушать квинтет одного английского трубача и остановились возле продавца компакт-дисков на Томпсон-стрит… Помню еще наш разговор в тот вечер. Вы сказали, что музыка может влиять на наш образ мышления и что джаз, несомненно, является одним из самых интуитивных и спонтанных способов выражения мысли, позволяющий сознанию освободиться от оков, чтобы позволить родиться новым философским идеям. Видите, с той поры я ничего не забыл…

Затем, поколебавшись, добавил:

– …Клара еще была с нами.

Оба снова замолчали. Импровизация ударных инструментов прервала мелодичные звуки трубы. Барабанная дробь усиливалась, время от времени прерываясь беспорядочным нетактовым звучанием металлических тарелок. В то же самое время усилившийся дождь с силой барабанил по ветровому стеклу и крыше автомобиля, дополняя линию ударных. Маркус снизил громкость и спросил:

– Клара была близка к вам, правда?

– Да. Как и вы. Вы оба были самыми талантливыми студентами за всю мою преподавательскую карьеру.

– Как она могла дойти до такого?

– Мы этого никогда не узнаем… Она унесла свою тайну с собой…

Произнеся эту фразу, Томас заметил между сиденьями пузырек с успокоительным.

– Все те же страхи?

– Да, и чтобы прогнать их, у каждого свой наркотик. У вас книги. И этот зашифрованный манускрипт, которому вы посвящаете все свое время, не правда ли?

– Это так, я никогда не оставлю поиски знаний. Пока жив, буду искать ответы на вопросы, которые издавна задают себе люди. А вы и в самом деле покончили с поисками Истины?

– О чем вы хотите поговорить? Об этих мучительных вопросах, которые навсегда останутся без ответа? Или об ответах, которые вызывают все новые вопросы, еще более заумные и ни к чему не ведущие? Да, поверьте мне, я навсегда покончил со всем этим. Но вернемся к вам. Почему вы покинули кафедру в Нью-Йоркском университете?

– Знаете, год, проведенный с вами и Кларой, очень много для меня значил. Я привык к вашему присутствию, визитам и нашим философским беседам, которые часто затягивались до глубокой ночи. Я, вероятно, смотрел на вас как на родных детей, которых у меня никогда не было.

Произнеся это, Томас Харви удивился, что впервые сформулировал мысли, запрятанные в глубине его разума. Маркус хранил молчание, и он продолжил:

– После того, что произошло пятнадцать лет назад, мне пришлось принять решение. Я снова стал преподавать, но мое преподавание очень быстро стало безликим. В то же время Крис Белтон, продюсер NWA Channel, задумал создать на кабельном телевидении философскую передачу. Это он со мной связался. Мои волосы и борода начинали седеть, и я в его глазах прекрасно соответствовал образу древнего мудреца, нечто вроде Сократа XXI века.

– И за этим решением не стояло ничего другого?

– Вы правы, я не все вам сказал. Вероятно, я так и не сумел простить себе смерть Клары.

– Вы в ней не виноваты.

– Мне следовало догадаться о том, что должно было произойти, и помешать ей…

– Вы, как и я, знаете, – прервал его Маркус, – что никто и ничто не может изменить ход событий.

Он снова увеличил громкость, чтобы положить конец дискуссии.

«Шевроле» только что проехал Ньюберг. Слева агент увидел заснеженные вершины гор Катскилл. В то же мгновение у него в голове мелькнула фраза, которую он когда-то прочитал в одной из студенческих книг: «Сопротивляйся, подобно своду, который прочно стоит, хотя каждый из его камней только и ждет, чтобы упасть».[10]10
  Генрих фон Клейст (1777–1811).


[Закрыть] Впервые прочитав эти слова, Маркус сразу же их запомнил, не уловив, однако, глубинный смысл высказывания. Позже, когда в его жизни наступил переломный момент и он часто задавался вопросом, что могло бы придать ему сил продолжать жить, он наконец понял значение этой фразы. Один за другим камни, составляющие его собственную историю, постоянно стремились рухнуть и в падении увлечь за собой все остальные. Среди них было воспоминание о потере родителей, потом внезапная гибель Клары, отказ от занятий, суливших ему блестящее будущее, и, наконец, работа в ФБР. И хотя каждая частичка его существа влекла его вниз, неведомая сила, которую он называл своим сводом, все еще удерживала его на ногах. Сегодня он ехал в Кингстон, зная, что это его свод позволяет ему действовать. Он уже знал, что каждая пролетевшая секунда, каждая пройденная миля приближают его к разгадке дела. Ни разу у него не возникло мысли, что он может потерпеть неудачу. Он лишь спрашивал себя, какой будет цена за то, чтобы узнать правду.

– Мы скоро приедем, – сказал он, съезжая с шоссе. – Резиденция Говарда А. Дюррана находится милях в пятнадцати отсюда.

Менее чем через полчаса Томас Харви и Маркус Коллерон проехали через огромные кованые ворота, затем вошли на центральную аллею перед огромным домом в средневековом стиле. Женщина лет пятидесяти вышла на крыльцо навстречу гостям.

– Добрый день, я специальный агент Коллерон, а это господин Харви. Я веду расследование, касающееся исследований профессора Говарда А. Дюррана.

– Вот уже два года никто не навещал моего мужа. Вы, вероятно, не знаете…

– Что его искусственно поддерживают при жизни с помощью капельных вливаний? Нет, мы в курсе. Нам хотелось бы изучить его компьютер и библиотеку.

Немного погодя госпожа Дюрран провела посетителей в самую большую комнату дома. Здесь на стеллажах до самого потолка были выставлены сотни книг.

– Вот, – сказала она перед уходом, – именно здесь муж проводил большую часть времени. Все, что касалось его работы, находится в этой комнате. В течение двух лет здесь никто ни к чему не прикасался.

– Госпожа Дюрран, – окликнул ее Маркус, прежде чем она пересекла порог комнаты. – Я детально изучил отчеты, описывающие обстоятельства церебрального осложнения у вашего мужа, но мне хотелось бы услышать вашу версию событий.

– Все произошло в этой комнате. В течение примерно двух часов Говард принимал посетителя. Это был мужчина лет тридцати, высокий, очень худой, с костистым лицом. В тот самый момент, когда он покидал наш дом, муж издал ужасный крик, и я бросилась в библиотеку. Когда я вошла, было уже слишком поздно: его сознание угасло. С тех пор он так и не пришел в себя. Но к чему снова задавать мне эти вопросы?

– Два дня назад бывший сенатор Марк Уолтем лишился рассудка у себя дома, на Лонг-Айленде, при точно таких же обстоятельствах. Мы имеем все основания полагать, что его состояние, как и состояние вашего мужа, имеют преступное происхождение.

Оставшись с Маркусом наедине, Томас Харви приблизился к книжным полкам. Взгляд перебегал от одной книги к другой со все возрастающим интересом. Пальцы ласкали корешки произведений, которые он иногда вытаскивал, чтобы лучше оценить переплет.

– Здесь попадаются бесценные сокровища, – сказал он, – некоторым экземплярам больше пятисот лет! А я вижу лишь книги, стоящие на высоте человеческого роста. Те, что располагаются наверху, несомненно, являются уникальными экспонатами в истории библиофилии.

– Почему вы так в этом уверены?

– Именно на верхние полки книжного шкафа обычно ставят самые ценные книги, – ответил бывший профессор, поднимаясь по ступенькам стремянки, стоящей перед стеллажами. – Так книги меньше страдают от сырости. К тому же таким образом коллекционеры заботливо защищают их от неделикатных рук некоторых посетителей. Смотрите, вот, например, манускрипт XIII века «De Anima»[11]11
  «О душе».


[Закрыть] Аристотеля – абсолютно исключительная вещь. А здесь один из самых древних манускриптов Платона, скопированный в Константинополе в IX веке… Смотрите-ка, кажется, одна книга отсутствует или ее не положили на прежнее место!

– Что заставляет вас так думать?

– Все очевидно! Посмотрите на первое издание Библии Гуттенберга, которое опирается на четвертую часть обложки редчайшего экземпляра «Legenda aurea»,[12]12
  «Золотая Легенда».


[Закрыть] напечатанного Вильямом Какстоном[13]13
  Вильям Какстон (1410–1491) – основатель первой в Англии типографии (1477 год), издатель и переводчик.


[Закрыть] в 1483 году. Настоящий библиофил никогда бы не расположил такие ценные книги подобным образом. К тому же такое впечатление, будто…

– Что вы увидели?

– Кажется, какая-то мелкая золотистая пыль скопилась на свободном пространстве.

– Ничего не трогайте! – приказал Маркус. – И уступите мне место.

Он тут же собрал мелкую пыль в прозрачный пакетик, герметично закрыл его и убрал в карман. Затем включил компьютер, стоявший в глубине комнаты, позволив Томасу Харви продолжить изучение книжных полок.

– Что-нибудь интересное? – спросил у него Томас спустя несколько минут, продолжая аккуратно листать страницы Библии, напечатанной на юге Италии в XVI веке.

– Дюрран принимал активное участие в дискуссии на исследовательском форуме, посвященном расшифровке ms 408. Кроме того, некоторые электронные письма указывают на то, что он разыскивал произведение Роджера Бэкона под названием «О замечательных силах искусства и природы».

– В самом деле, я помню сообщения, которые он размещал на форуме. Говард А. Дюрран был убежден, что изучение этой книги поможет ему расшифровать закодированный манускрипт. Однако Церковь веками запрещала ее издавать, поэтому осталось очень мало экземпляров. Вы не видите, отыскал ли он ее в итоге?

– Да, в картотеке последних приобретений упоминается, что он достал эту книгу всего за несколько недель до того, как лишился рассудка. Но есть кое-что еще…

В это мгновение Маркус застыл с выражением удивления на лице.

– Что еще? – спросил Томас Харви.

– Архив электронной почты указывает на то, что Дюрран получил сообщение от Эдипа, назначившего ему встречу прямо в этой комнате, в тот самый день, когда с ним случилось несчастье.

– Он об этом кому-нибудь говорил?

– Да, некоему делла Рокка, итальянцу, с которым он, кажется, регулярно переписывался по электронной почте.

– Я тоже знаю этого Бартоломео делла Рокка. Это бывший преподаватель университета, живет во Флоренции и тоже является участником исследовательского форума, посвященного ms 408. Какова была его реакция?

– Делла Рокка активно отговаривал его от встречи с Эдипом.

– Очевидно, тот не послушался его советов. Но как бы там ни было, если Говард А. Дюрран купил книгу, которую разыскивал, мы должны обнаружить ее в библиотеке. Посмотрим, произведения рассортированы по фамилиям авторов. Значит, Бэкон должен стоять здесь… Вот, «О замечательных силах искусства и природы», издание XVI века! Смотрите, тут как раз заложена страница!

Томас взял в руки книгу и прочел отмеченный отрывок. Затем, поспешно, большими шагами подошел к своему бывшему студенту, воскликнув:

– Говард А. Дюрран тоже напал на след шифра! Он обнаружил, что в этом отрывке Роджер Бэкон приводил семь самых эффективных методов кодировки сообщения – и это за несколько лет до того, как зашифровать свой собственный манускрипт! Автор, в частности, рекомендует использовать различные языки и алфавиты.

– Я начинаю понимать… Дюрран, совсем как Уолтем, хотя и шли разными путями, пришли к одному и тому же выводу: ms 408, вероятно, зашифрован на базе нескольких языков, а не одного. И оба напрасно рассказывали о своих исследованиях на форуме… Эдип тут же понял, что это открытие приведет к разгадке, и заставил их замолчать навсегда. Но теперь мы в тупике. Ни один след не ведет нас к Эдипу. Только Бартоломео делла Рокка, который, кажется, его боялся, мог бы нас просветить. Однако для продолжения расследования в Италии мне понадобятся аккредитации, а это займет недели!

– Это сущие пустяки! Я простой гражданин, и мне не нужно никакого разрешения, чтобы поехать расследовать дело за границу.

Затем, привлеченный внезапным стуком дождя по стеклам, Харви приблизился к окну, посмотрел на темнеющее небо и добавил:

– Давайте вернемся в Нью-Йорк, пока буря не блокировала все дороги. Как только приеду домой, свяжусь с делла Рокка через форум и попрошу его меня принять. Останется только сесть в первый самолет до Флоренции. На месте я попытаюсь побольше узнать об Эдипе.