Текст книги "Творцы заклинаний (сборник)"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Некоторое время оба наслаждались ощущением странного тепла, вызванным мыслью, что они гораздо более невежественны, чем обыкновенные смертные, которым ведомы только самые заурядные вещи.
– Я надеюсь, что с ним ничего не случилось, – снова заговорил Тритл. – Температура пришла в норму, но такое впечатление, он просто не хочет просыпаться.
Две служанки внесли в комнату тазик с водой и свежие полотенца. Одна из них держала довольно потрепанную метлу. Служанки начали менять на кровати больного мокрые от пота простыни, и оба волшебника удалились, продолжая обсуждать широкие горизонты незнания, открытые миру гением Саймона.
Матушка подождала, когда их шаги затихнут вдали, и сорвала с головы платок.
– Черт бы его побрал. Эск, покарауль у двери.
Она убрала полотенце и прикоснулась рукой ко лбу Саймона, проверяя температуру.
– Спасибо, что пришла, – сказала Эск. – Ведь у тебя сейчас столько дел…
– Гм-м.
Матушка поджала губы, приподняла веки Саймона и нащупала пульс. Приложив ухо к его похожей на ксилофон груди, она послушала сердце и на какое-то время замерла, исследуя его сознание. Ее брови нахмурились.
– Что-нибудь не так? – с беспокойством осведомилась Эск.
Матушка посмотрела на каменные стены.
– Черт бы подрал это заведение. Здесь не место больным.
– Да, но с ним все в порядке?
– Что? – Матушка, вздрогнув, оторвалась от своих мыслей. – О-о. Да. Возможно. Где бы он ни был.
Эск недоуменно перевела взгляд на тело Саймона.
– Никого нет дома, – объяснила матушка.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы только послушайте этого ребенка! – воскликнула старая ведьма. – Можно подумать, я ее ничему не учила. Его сознание странствует. Саймон сейчас находится Вне Себя.
С чувством, которое граничило с восхищением, она посмотрела на тело молодого волшебника и добавила:
– По правде говоря, это совершенно удивительно. Я еще не встречала волшебника, который умел бы Заимствовать.
Она повернулась к Эск, чьи губы образовали полную ужаса букву «о».
– Помню, когда я была еще девчонкой, старая бабка Аннапль ушла в Странствие. Слишком увлеклась пребыванием в теле лисицы. Прошло несколько дней, прежде чем мы ее нашли. И ты еще… Я бы ни за что не отыскала тебя, если бы не твой посох… Кстати, девочка, куда ты его подевала?
– Он ударил Саймона, – пробормотала Эск. – Попытался убить его. Я бросила посох в реку.
– Не очень-то вежливо ты поступила с ним, после того как он спас тебе жизнь, – упрекнула ее матушка.
– Ударив Саймона, он спас мне жизнь?
– Неужели ты не поняла? Саймон призывал этих… этих Тварей.
– Неправда!
Матушка посмотрела в негодующие глаза Эск. «Я ее потеряла, – пришла ей в голову мысль. – Три года работы псу под хвост. Она не сможет стать волшебником, но могла бы быть отличной ведьмой».
– И почему же это неправда, госпожа Всезнайка? – поинтересовалась она.
– Он не стал бы делать ничего подобного. – Эск готова была расплакаться. – Я слышала, как он говорит, он… в общем, в нем нет зла, он потрясающе умный, он почти понимает, как все работает, он…
– Полагаю, он очень хороший паренек, – мрачно перебила ее матушка. – Я ведь не утверждала, что он черный волшебник.
– Эти Твари ужасные! – всхлипывала Эск. – Он не станет призывать их, наоборот, он стремится к тому, чем они не являются, а ты злая старая…
Пощечина вышла звонкой, как удар гонга. Эск, побелев от потрясения, отшатнулась. Матушка осталась стоять с поднятой рукой. Ее била дрожь.
Она однажды шлепнула Эск – это был шлепок, который получает младенец, когда его вводят в этот мир и который дает новорожденному примерное представление о том, чего следует ждать от жизни. Но тот раз был первым и последним. За три года, прожитых под одной крышей, представлялось достаточно поводов – когда Эск забывала на плите молоко и оно убегало или когда девочка легкомысленно оставляла коз без воды, – но резкое слово или еще более резкое молчание, как правило, действовали куда сильнее и не оставляли синяков.
Матушка крепко сжала плечи Эск и заглянула ей в глаза.
– Послушай меня. Разве я не говорила тебе, что, пользуясь магией, ты должна идти по этому миру, как нож сквозь воду? Говорила или нет?
Эск, окаменевшая от страха, точно загнанный в угол кролик, машинально кивнула.
– Ты думала, это просто причуды старой матушки? Но дело в том, что, прибегая к магии, ты привлекаешь к себе внимание. Их внимание. Они все время наблюдают за нашим миром. Сознание обычных людей для Них – размытое пятно, Они его не видят, но сознание волшебника выделяется среди прочих. Понимаешь, оно для Них наподобие маяка. И привлекает не тьма, а свет, свет, создающий тени!
– Но… но… почему Они интересуются нами? Ч-что Им нужно?
– Жизнь и форма.
Матушка обмякла и отпустила плечи Эск.
– На самом деле Они очень несчастны, – сказала она. – У Них нет ни жизни, ни формы. Им приходится довольствоваться тем, что можно украсть. Им так же не выжить в нашем мире, как рыбе не выжить в огне, но это не мешает Им пытаться. И Они достаточно умны, чтобы ненавидеть нас за то, что мы живые.
Эск вздрогнула. Ей припомнилось прикосновение холодного, зернистого песка.
– Но что Они такое? Я всегда думала, Они всего лишь… всего лишь вроде демонов.
– На самом деле этого никто не знает. Они просто Твари из Подземельных Измерений, расположенных вне нашей вселенной, вот и все. Создания, живущие в тени.
Она повернулась к распростертому телу Саймона.
– А у тебя нет никаких мыслей по поводу того, где он может быть? – Она проницательно посмотрела на Эск. – Надеюсь, он не летает где-нибудь с морскими чайками?
Эск покачала головой.
– Ага, – согласилась матушка. – Так я и думала. Он у Них, да.
Это было скорее утверждение, чем вопрос, но Эск на всякий случай кивнула. На лице ее застыло страдание.
– Ты ни в чем не виновата, – утешила ее матушка. – Его разум открыл Им брешь, и, когда он потерял сознание, Они забрали его с собой. Вот только…
Она побарабанила пальцами по спинке кровати и вроде бы пришла к какому-то решению.
– Кто тут самый главный волшебник? – осведомилась она.
– Э-э, господин Напролоум, – ответила Эск. – Он аркканцлер. Один из тех, что были здесь.
– Толстый или похожий на струйку уксуса?
Эск с трудом оторвала глаза от завернутого в холодную простыню Саймона и услышала свои слова:
– На самом деле он волшебник восьмого уровня и тридцатитрехградусный маг.
– Хочешь сказать, что он все время ходит согнувшись? – переспросила матушка. – Поболтавшись вокруг волшебников, ты начала воспринимать их всерьез, дитя мое. Они просят величать себя господин Главный тот, господин Верховный этот – это входит в условия игры. Даже самые лучшие волшебники этим занимаются, а уж, казалось бы, у них, по крайней мере, должно быть побольше мозгов. Но нет, они ходят и заявляют повсюду, что они – Самые-Самые-Самые. Ладно, где этот Верховный Как-его-там?
– Они, должно быть, обедают в Главном зале, – ответила Эск. – Значит, он может вернуть Саймона?
– В этом-то вся и загвоздка, – призналась матушка. – Смею сказать, мы легко можем вернуть то, что будет ходить и разговаривать как обычный человек. А вот будет ли это Саймон – совсем другой вопрос. – Она встала. – Пошли в твой Главный зал. Нельзя терять время.
– Э-э, женщин туда не пускают, – предупредила Эск.
Матушка остановилась в дверях. Ее плечи приподнялись, и она медленно повернулась.
– Что ты сказала? Неужели мои старые уши обманули меня? И не говори, что это так, потому что это не так.
– Прости, – отозвалась Эск. – Сила привычки.
– Вижу, у тебя появились заниженные представления о своей персоне, – холодно отметила Матушка. – Найди кого-нибудь присмотреть за парнишкой и пойдем поглядим, что такого главного есть в этом зале, если я даже не могу сунуть туда свой нос.
Вот так все и вышло. Только профессорско-преподавательский и студенческий состав Незримого Университета принялся вкушать обед в вышеупомянутом почтенном зале, как большие двери с драматическим эффектом распахнулись. Правда, драматизм был слегка подпорчен тем, что одна из створок отскочила от официанта и ударила матушку по щиколотке. Поэтому, вместо того чтобы решительно прошагать по выложенному черно-белыми квадратами полу, матушка была вынуждена наполовину прыгать, наполовину хромать. Но она, по крайней мере, надеялась, что прыгает с достоинством.
Эск семенила следом, всем телом ощущая сотни устремленных на них взглядов.
Гул голосов и стук посуды постепенно стихли. Пара стульев отлетела в сторону. Эск увидела в дальнем конце зала старших волшебников, сидящих за огромным столом, который висел в нескольких футах от пола. Волшебники изумленно уставились на двух вошедших женщин.
Один из волшебников среднего уровня – Эск узнала в нем преподавателя прикладной астрологии – бросился к ним, размахивая руками.
– Нет-нет-нет! – кричал он. – Вы ошиблись дверью! Вам придется уйти!
– Не обращай на меня внимания, – спокойно отозвалась матушка, обходя его стороной.
– Нет-нет, это противоречит всем традициям, вам придется немедленно уйти. Дамам сюда вход воспрещен!
– Я не дама, я ведьма, – парировала матушка и, обернувшись к Эск, спросила: – Он очень важное лицо?
– Не думаю, – ответила Эск.
– Тогда ладно. – Матушка повернулась обратно к преподавателю. – Пожалуйста, найди мне какого-нибудь влиятельного волшебника. И побыстрее.
Эск постучала ее по спине. Один или два волшебника, сохранившие в отличие от остальных присутствие духа, успели шустро выскользнуть за дверь. Спустя пару секунд в зал ворвались несколько привратников. Дюжие мужики под одобрительные выкрики и кошачьи вопли студентов угрожающе надвигались на непрошеных посетительниц. Эск не питала особых чувств к привратникам, которые вели обособленную жизнь в своих сторожках, но сейчас в ней проснулось сострадание.
Двое громил протянули волосатые лапищи и схватили матушку за плечи. Ее рука исчезла за спиной и произвела какое-то быстрое движение, в результате которого привратники тут же отцепились и заковыляли прочь, ругаясь и зажимая ладонями поврежденные места.
– Шляпная булавка, – объяснила матушка и, схватив Эск, устремилась к почетному столу, одаривая свирепым взглядом каждого, кто выглядел способным встать у нее на пути.
Студенты помоложе, смекнувшие, что можно вовсю повеселиться на дармовщинку, топали ногами, аплодировали и барабанили тарелками по длинным столам. Почетный стол со стуком опустился на выложенный плитками пол, и старшие волшебники торопливо выстроились за спиной Напролоума, который тем временем пытался собрать остатки своего достоинства. Это ему не удалось. Очень трудно выглядеть внушительно, когда за ваш воротник заткнута салфетка.
Он поднял руки, требуя тишины, и зал застыл, ожидая, пока матушка и Эск подойдут к возвышению. Матушка заинтересованно разглядывала древние картины и статуи, изображающие давно ушедших из жизни волшебников.
– А это что за типы? – спросила она уголком рта.
– Раньше они были старшими волшебниками, – шепнула в ответ Эск.
– Такое впечатление, словно все они как один страдали запором. Ни разу не встречала волшебника с нормальным пищеварением, – заметила матушка.
– Да уж, чистить их отхожие места – сущее наказание, – подтвердила Эск.
Ноги Напролоума были широко расставлены, руки скрещены на груди, а живот выпирал, точно склон для начинающих горнолыжников. Сам он вследствие этого замер в позе, которая обычно ассоциируется с Генрихом VIII, но может также приписываться либо Генриху IX, либо Генриху X.
– Ну? – вопросил он. – И что означает это безобразие?
– А он – важная персона? – осведомилась матушка у Эск.
– Я, мадам, аркканцлер! И так уж вышло, что руковожу этим Университетом! Тогда как вы, мадам, вступили на крайне опасную территорию. Предупреждаю вас, что… прекратите так смотреть на меня!
Напролоум неуверенно отступил, защищаясь поднятыми руками от матушкиного взгляда. Толпившиеся за ним волшебники разбежались, переворачивая столы и спеша скрыться из поля зрения сумасшедшей ведьмы.
Глаза матушки изменились.
Эск никогда не видела их такими. Они стали абсолютно серебряными, точно маленькие круглые зеркальца, и отражали все, что видели. Напролоум был бесконечно малой точкой в их глубине – рот раскрыт, тоненькие как спички руки отчаянно машут.
Спина аркканцлера наткнулась на колонну, и это столкновение привело волшебника в чувство. Он раздраженно потряс головой, сложил ладонь чашечкой и послал в сторону ведьмы быструю, как молния, струю белого огня.
Матушка, не сводя с него сверкающих глаз, подняла руку и отбила пламя вверх. Раздался взрыв, и с потолка посыпались куски черепицы.
Глаза матушки расширились.
Напролоум исчез. На том месте, где он стоял, свернулась кольцом огромная змея, готовящаяся нанести удар.
Матушка исчезла. На том месте, где стояла она, появилась большая плетеная корзина.
Змея превратилась в гигантскую рептилию, вышедшую из тумана времен.
Корзина превратилась в снежную метель Ледяных Великанов и покрыла ворочающееся чудовище коркой льда.
Рептилия обернулась саблезубым тигром, приникшим к полу перед прыжком.
Ветер обернулся ямой с булькающей смолой.
Тигр ухитрился стать орлом, поднявшим крылья, чтобы взлететь.
Яма со смолой стала украшенным кисточкой колпачком.
Затем, по мере того как одно воплощение сменялось другим, образы замелькали со страшной скоростью. По залу плясали разноцветные тени. Откуда-то подул магический ветер. Густой и маслянистый, он срывал с бород и пальцев октариновые искры. В центре бури находились матушка и Напролоум – сверкающие статуи посреди сталкивающихся картин.
Эск протерла слезящиеся глаза. И вдруг до ее ушей донесся высокий, тонкий, еле слышный звук.
Она уже слышала его раньше, на холодной равнине, – деловитое щебетание, гудение улья, поскрипывающий шорох муравейника…
– Они идут! – взвизгнула она, перекрывая царящий в зале шум. – Они уже близко!
Она выбралась из-под стола, где спасалась от магической дуэли, и попробовала дотянуться до матушки. Порыв сырой магии сбил ее с ног и бросил на стул.
Жужжание усилилось, так что воздух гудел, словно трехнедельной давности труп в жаркий летний день. Эск предприняла еще одну попытку добраться до матушки и отшатнулась от зеленого пламени, которое с ревом пронеслось вдоль ее руки и опалило ей волосы.
Она лихорадочно заозиралась вокруг, ища других волшебников, но те упорно прятались за перевернутой мебелью, где пережидали оккультный шторм, бушующий над их головами.
Эск промчалась через весь зал и выбежала в темный коридор. Вокруг нее клубились тени, но она, всхлипывая, упорно карабкалась вверх по ступенькам к комнатушке Саймона.
«Нечто попытается проникнуть в его тело, – сказала матушка. – Нечто, которое будет ходить и разговаривать как Саймон, но на самом деле будет другим…»
У двери беспокойно толклась кучка студентов. Завидев мчащуюся на них Эск, они поразились настолько, что поспешно расступились, освобождая ей путь.
– Там, внутри, что-то происходит, – сообщил один из них.
– Мы не можем открыть дверь!
Они выжидающе посмотрели на нее.
– У тебя, случайно, нет ключа? – спросил другой студент.
Эск схватилась за дверную ручку и попробовала повернуть. Ручка слегка поддалась, но тут же крутнулась обратно с такой силой, что чуть не содрала ей кожу с ладони. Доносящееся изнутри щебетание усилилось, и к нему добавился еще один звук, похожий на хлопанье огромного куска кожи.
– Вы же волшебники! – вскричала Эск. – Ну так волшебничайте, черт бы вас побрал!
– Телекинез мы еще не проходили, – отказался один.
– Я болел, когда мы изучали метание огня…
– Вообще-то я довольно слаб в дематериализации…
Эск дернулась было к двери, но остановилась, не закончив шаг, – так и замерла с поднятой ногой. Матушка как-то говорила, что у старых зданий с возрастом появляется сознание. Университет был очень стар.
Она осторожно шагнула в сторону и провела пальцами по древним камням. Торопиться нельзя, чтобы не испугать его, – она почувствовала разум, медлительный и простой, но все-таки разум. Он пульсировал вокруг нее. Она ощупала скрывающиеся внутри камня крошечные искорки.
За дверью что-то завывало.
Трое студентов с изумлением наблюдали за Эск, которая стояла неподвижно, как скала, прижимаясь ладонями и лбом к стене.
Она почти достигла цели. Она чувствовала свой вес, массивность и неповоротливость, у нее пробуждались отдаленные воспоминания о рассвете времен, когда камень был расплавленным и свободным. Впервые в жизни она поняла, что такое иметь балконы.
Она мягко пробиралась по сознанию Университета, отыскивая этот коридор, эту дверь.
Эск осторожно вытянула руку. Студенты увидели, как один ее палец неторопливо разогнулся.
Дверные петли заскрипели.
Напряжение длилось один миг. Потом из петель повыскакивали гвозди и со звоном заколотились о стену у Эск за спиной. Доски выгнулись – дверь пыталась открыться, преодолевая силу… силу того, что удерживало ее закрытой.
Дерево вздулось.
Коридор пронизали лучи голубого света, которые перемещались и плясали, перебиваемые мелькающими в ослепительном сиянии внутри комнаты неясными силуэтами. Свет был туманным и неестественным; увидев этот свет, Стивен Спилберг стремглав помчался бы к своему адвокату по защите авторских прав.
Волосы Эск встали дыбом, так что девочка стала похожа на одуванчик. Она шагнула за порог и почувствовала, как по ее коже, потрескивая, скользят огненные змейки магии.
Оставшиеся снаружи студенты с ужасом следили, как она исчезает в сиянии.
Сияние с бесшумным взрывом погасло.
Спустя некоторое время студенты все-таки набрались смелости и заглянули в комнату, но не обнаружили там ничего, кроме тела спящего Саймона. А на полу, молчаливая и холодная, лежала Эск, и дыхание ее было очень, очень медленным. Весь пол был покрыт тонким слоем серебристого песка.
Эск парила в окутывающем мир тумане, с легким изумлением отмечая, что ее тело без труда проходит сквозь твердое вещество.
Но она была не одна. Она слышала щебетание Тварей.
Ярость поднялась в ней, подобно желчи. Она развернулась и направилась туда, откуда доносился шум. В то же время Эск упорно сражалась с соблазном, который неустанно нашептывал ей, мол, как приятно будет ослабить хватку, которой она цепляется за свое сознание, и погрузиться в теплое море небытия. Ни в коем случае не прекращать злиться! Иначе… Главное сейчас – это подогревать свою злость.
Плоский мир расстилался под ней, как в тот день, когда она была орлом. Только на этот раз она летела над Круглым морем – оно и вправду было похоже на круг, словно у Создателя закончились все идеи, – а за ним виднелась длинная гряда Овцепикских гор, тянущаяся до самого Пупа. Под Эск мелькали континенты, о которых она слыхом не слыхивала, и крошечные цепочки островов.
Постепенно, по мере того как менялась точка ее обзора, в поле ее зрения появлялся Край. Стояла ночь, и, поскольку обращающееся вокруг Плоского мира солнце находилось сейчас под Диском, длинный Краепад, окаймляющий Край и освещаемый снизу, мерцал и переливался.
Освещало солнышко и всемирную черепаху Великого А’Туина. Эск часто спрашивала себя, а не миф ли на самом деле эта черепаха. Ей казалось, что создавать нечто подобное просто ради того, чтобы перемещать в пространстве какой-то мирок, слишком дорогое удовольствие. Но черепаха все же была, почти такая же огромная, как Диск на ее спине, покрытая изморозью звездной пыли и изрытая метеоритными кратерами.
Голова черепахи как раз проплывала мимо Эск, и девочка заглянула прямо в глаз, который был настолько громадным, что в нем могли разместиться корабли всех флотов в мире. Эск слышала, что если посмотреть в направлении взгляда Великого А’Туина, то увидишь конец вселенной. Возможно, это клюв придавал ему такой вид, но Великий А’Туин выглядел так, будто смутно на что-то надеялся, с оптимизмом чего-то ждал. Может быть, конец всего сущего не так уж и плох.
Эск, двигаясь как во сне, потянулась к величайшему сознанию во вселенной и попыталась его Позаимствовать.
Она остановилась как раз вовремя, почувствовав себя ребенком, который, катясь на санках, ожидал увидеть перед собой невысокий пологий склон, но внезапно обнаружил, что смотрит вниз с величественных гор, покрытых снегом и уводящих в ледяные поля бесконечности. Никто и никогда не смог бы Позаимствовать это сознание, это было бы равнозначно попытке выпить море. Мысли, которые текли в нем, были монументальными и неторопливыми, как ледники.
Позади Диска сверкали звезды, какие-то сумасшедшие звезды. Они кружились, как снежинки. Правда, время от времени они успокаивались и становились такими же неподвижными, как всегда, но потом им в головы снова приходила мысль немножко потанцевать.
Настоящие звезды не должны вести себя так, решила Эск. Это означало, что горящие перед ней звезды ненастоящие. А это, в свою очередь, означало, что она находится в ненастоящем мире. Однако послышавшееся рядом щебетание напомнило ей, что если она потеряет источник этих звуков, то, скорее всего, умрет по-настоящему. Эск повернулась и устремилась следом за Тварями сквозь звездную метель.
А звезды плясали и успокаивались, плясали и успокаивались…
Стремительно поднимаясь, Эск пыталась сосредоточиться на повседневных вещах, ведь если бы она позволила себе задуматься над тем, что именно она преследует, то сразу повернула бы назад. А она, мягко скажем, сомневалась, что сможет найти обратную дорогу. Она попробовала перечислить про себя восемнадцать трав, излечивающих боль в ухе, и это на какое-то время отвлекло ее, потому что последние четыре названия вылетели у нее из головы.
Мимо пронеслась звезда. Что-то резко дернуло ее в сторону. В поперечнике звездочка достигала примерно двадцати футов.
Когда закончились травы, Эск принялась вспоминать болезни коз. Их ей хватило надолго, потому что у коз встречается куча всего того, чем болеют коровы, плюс то, что могут подхватить овцы, плюс полный спектр собственных жутких заболеваний. Расправившись со списком, в который входили деревянное вымя, ушная сухотка и октариновый мастит, Эск попробовала припомнить сложный код из точек и черточек, Мерзлую Азбуку, которой помечались деревья вокруг Дурного Зада, чтобы заблудившиеся во время снегопада жители могли найти дорогу домой.
Она успела дойти только до «точка-точка-точка-тире-точка-тире» (по вращению от Пупа, одна миля до деревни), когда окружавшая ее вселенная с слабым хлопком исчезла. Эск упала вперед, ударилась о что-то твердое и зернистое и, перекатившись, остановилась.
Зернистым был песок. Мелкий, сухой, холодный песок. Даже если вырыть в нем яму глубиной в несколько футов, песок все равно останется таким же холодным и сухим.
Какое-то мгновение Эск лежала, уткнувшись в песок лицом и собираясь с духом. Краем глаза в паре шагов от себя она разглядела подол одежды какого-то человека. Какой-то Твари, поправила она себя. Если только это не крыло. Это могло быть крыло, чрезвычайно ободранное и кожистое.
Ее глаза проследовали по нему вверх, пока не добрались до лица, которое маячило высоко на фоне звездного неба. Владелец лица пытался выглядеть кошмарно, но явно переусердствовал в своих попытках. Он был похож на цыпленка, сдохшего пару месяцев назад, однако неприятный эффект портили клыки бородавочника, антенны мотылька, волчьи уши и рог единорога. В целом все выглядело так, словно существо слышало об анатомии, но что это за штука, не поняло.
Оно не отрываясь смотрело на… только не на нее. Что-то за спиной Эск поглощало все внимание Твари. Девочка медленно повернула голову.
В центре круга, образованного Тварями, скрестив ноги, сидел Саймон. Тварей были сотни, и они, неподвижные и молчаливые, как статуи, наблюдали за пареньком с бесконечным терпением рептилий.
Саймон держал в сложенной чашечкой руке какую-то небольшую и угловатую штуковину, от которой исходило неясное голубоватое сияние, падающее на лицо мальчика странными бликами.
Рядом на земле лежали другие предметы, и каждый из них был окружен собственным мягким свечением. Они имели правильную форму, которую матушка презрительно величала «гимметрией», – кубы, многогранники, конусы. Была даже одна сфера. Каждый из предметов был прозрачным и содержал внутри…
Эск придвинулась ближе. Никто и не посмотрел на нее.
Внутри отброшенной на песок хрустальной сферы плавал голубовато-зеленый шар, прочерченный крошечными белыми завихрениями облаков и тем, что очень походило на континенты, – да только где найдешь дурака, который согласится жить на шаре? Этот шар мог быть обыкновенной моделью, однако какой-то оттенок в его сиянии подсказывал Эск, что никакая это не модель, шар настоящий, возможно, очень большой, и находится – понимайте как хотите – не совсем внутри сферы.
Эск осторожно положила сферу на песок и передвинулась к десятиграннику, в котором плавал куда более приемлемый мир. Он имел подобающую форму Диска, хотя вместо Краепада на его Краю возвышалась стена льда, а вместо Пупа – гигантское дерево, настолько громадное, что его корни сливались с горными кряжами.
Лежащая рядом призма содержала в себе еще один медленно поворачивающийся, окруженный малюсенькими звездочками Диск. Однако вокруг этого Диска не было ледяных стен, и опоясывала его лишь красновато-золотистая ниточка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась змеей – змеей, достаточно большой, чтобы опоясать целый мир. По причинам, известным ей одной, змея кусала собственный хвост.
Эск с любопытством вертела призму в руках, отмечая про себя, что крошечный Диск внутри упорно держится параллельно земле.
Саймон тихо хихикнул. Эск положила Диск со змеей на место и осторожно заглянула через плечо молодого волшебника.
Он держал в руках маленькую стеклянную пирамидку. Внутри были звезды, и время от времени Саймон встряхивал ее, так что звезды начинали кружиться, словно снежинки на ветру, а потом снова успокаивались и рассаживались по местам. Тогда Саймон хихикал.
А за круговоротом звезд…
Это был Плоский мир. Великий А’Туин размером с блюдце упорно брел вперед, таща на себе тяжесть Диска, который выглядел как произведение одержимого ювелира.
Саймон хихикал и встряхивал пирамидку. Хихикал, встряхивал и снова хихикал. В стекле уже появились тоненькие, с волосок, трещины.
Эск поглядела в пустые глаза Саймона, перевела взгляд на голодные физиономии толпящихся вокруг Тварей, после чего протянула руку, вырвала у него пирамидку и, повернувшись, бросилась бежать.
Согнувшись почти вдвое и прижимая пирамидку к груди, она мчалась со всех ног. Но вдруг обнаружила, что ее ноги уже не топчут песок. Тварь с мордой, похожей на морду утонувшего кролика, зацапала Эск в когтистую лапу.
«На самом деле тебя здесь нет, – сказала себе Эск. – Это просто сон, то, что матушка называет «анналологией». И вред тебе никто не причинит, это все твое воображение. С тобой ничего не может случиться, в действительности это происходит в твоей голове.
Интересно, а Тварь об этом знает?»
Кроличья морда расползлась в ухмылке, словно лопнувшая банановая кожура. У Твари не было рта, лишь темный провал на его месте, будто сама Тварь была дырой, открывающей доступ в еще более жуткое измерение, по сравнению с которым леденящий песок и безлунная ночь покажутся веселым полуднем на морском берегу.
Эск, продолжая удерживать пирамидку с Диском, принялась колотить свободной рукой по обхватившим ее когтям. Но тщетно. Над ней нависла тьма, врата, ведущие к полному забытью.
Эск изо всех сил пнула эту тьму.
Пинок в данных обстоятельствах вышел не таким уж сильным. Однако оттуда, куда попала ее нога, посыпались яркие белые искры. Послышался хлопок, который мог быть гораздо более ощутимым, если бы разреженный воздух не поглотил звук.
Тварь взвизгнула, словно бензопила, встретившая внутри ничем не примечательного деревца затаившийся крепкий сучок. Сородичи Твари сочувственно загудели.
Эск пнула ее еще раз, и Тварь, завопив, уронила девочку на песок. У Эск хватило ума защитить миниатюрный мирок своим телом и перекатиться – даже во сне сломанная лодыжка может обеспечить ряд не самых приятных ощущений.
Тварь неуверенно покачивалась где-то наверху. Глаза Эск сузились. Она осторожно опустила пирамидку на землю, со всего размаха пнула Тварь туда, где у нормальных существ находится щиколотка – если у Тварей вообще бывают щиколотки, – и снова подобрала Диск. Данная последовательность движений была совершена очень и очень быстро.
Тварь взвыла, согнулась пополам и медленно рухнула на песок, словно мешок, набитый вешалками для одежды. Ударившись оземь, она превратилась в груду ничем не скрепленных конечностей. Ее голова откатилась в сторону и, покачавшись, застыла.
«И все? – подумала Эск. – Они что, ходить не умеют? Неужели всех их так легко уронить?»
Она решительно зашагала к ближайшим Тварям, которые панически защебетали и попытались отступить назад, но, поскольку их тела сохраняли свою форму лишь благодаря недюжинным усилиям воли, убежать Твари не смогли. Эск ударила одно существо с мордой, похожей на семейство осьминогов, и оно, распавшись, превратилось в смахивающую на какое-то эфебское блюдо кучку подергивающихся костей, кусочков меха и разносортных обрывков щупальцев. Другой Твари повезло чуть больше, и она уже неуверенно ковыляла прочь, когда Эск лягнула ее в одну из пяти щиколоток.
Падая, Тварь отчаянно замахала конечностями и повалила двоих товарок.
К этому времени остальные Твари кое-как убрались с дороги Эск и наблюдали за происходящим с некоторого расстояния.
Эск сделала несколько шагов в их сторону и ударила ближайшую Тварь. Та попыталась отойти прочь и упала наземь.
Они могли быть уродливыми. Могли быть злыми. Но если вести речь о поэтичности движений, то эти Твари обладали всей грацией шезлонгов.
Эск свирепо посмотрела на Тварей, после чего бросила быстрый взгляд на Диск в стеклянной пирамидке. Вроде бы суматоха ничуть ему не повредила. Эск оказалась снаружи – если она сейчас действительно снаружи, а Диск внутри. Но как, спрашивается, вернуться?
Кто-то расхохотался. Это был такой смех…
По существу, это был настоящий п’ч’зарни’чиуков. Сие застревающее во рту слово крайне редко используется на Диске, его помнят лишь пара-другая высокооплачиваемых лингвистов и, разумеется, крошечное племя к’турни, которое, собственно, и изобрело его. У этого слова нет синонимов, хотя камхулийский термин «сквернт» («чувство, которое испытываешь, обнаружив, что предыдущий посетитель нужника извел всю туалетную бумагу») в некотором роде соответствует ему по общей глубине ощущений. Если же перевести данное понятие, то его значение будет примерно следующим: неприятный тихий звук, производимый мечом, вытаскиваемым из ножен у вас за спиной как раз в тот момент, когда вы думаете, что уже избавились от всех ваших врагов.
