Текст книги "Незримые Академики (другое издание)"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Гленда содрогнулась. Уж точно нет.

«Вот тебе и ответ», – сказал херес.

«Но добром это не кончится».

«Это тебе так кажется, – возразил херес. – Но ты же знаешь, что за двадцать пять долларов девушки порой проделывают кое-что похуже. Например, не надевают, а снимают одежду».

Гленда выдвинула последний отчаянный аргумент:

«Но что скажут соседи?».

«Пусть засунут свое мнение себе в джемпер. И потом, они ведь не узнают. Обитатели Сестричек Долли не ходят за покупками на Молотковую улицу, здесь для них слишком шикарно. Послушай, нам предлагают двадцать пять баксов. Двадцать пять долларов, и поверь, теперь ты даже силой не вытащишь отсюда Джульетту. Ты только посмотри на ее лицо. Такое ощущение, что она озарена светом изнутри».

О да.

«Ну ладно», – подумала Гленда.

«Договорились, – ответил херес. – Кстати говоря, мне как-то одиноко».

Как только рядом с Глендой вновь появился поднос, она машинально протянула руку.

Джульетта стояла, окруженная гномами; судя по обрывкам фраз, ее наскоро обучали. Но это ведь не так уж важно, правда? Честно говоря, Джульетта бы отлично выглядела даже в мешковине. Отчего-то все, что она надевала, сидело превосходно. Гленда, напротив, никогда не могла найти хорошую одежду своего размера – точнее сказать, она редко находила хоть какую-нибудь одежду своего размера. Теоретически, что-то ведь должно было ей идти, но всякий раз она оказывалась лицом к лицу с фактами, а факты – штука неприглядная…

– Погода в самый раз, – сказал аркканцлер.

– Кажется, дождь собирается, – с надеждой произнес профессор самых современных рун.

– Предлагаю две команды по пять человек, – продолжал Чудакулли. – Разумеется, матч будет чисто дружеским, просто чтобы уловить суть.

Думминг Тупс промолчал. Волшебники любят состязаться. Конкуренция – часть волшебства. Они в той же мере склонны к дружеской игре, как кошки – к любезной беседе с мышью.

Перед ними простирался университетский газон.

– В следующий раз, разумеется, мы наденем футболки, – сказал Чудакулли. – Миссис Уитлоу уже усадила своих девочек за работу. Тупс!

– Что, аркканцлер?

– Ты будешь следить за соблюдением правил и справедливо судить. Я, разумеется, буду капитаном одной команды, а ты, профессор, – другой. Будучи аркканцлером, я имею право набрать команду первым, а потом ты можешь выбирать игроков себе.

– Вообще-то так не делается, аркканцлер, – заявил Думминг. – Вы выбираете одного игрока, потом он выбирает одного игрока, и так далее, пока вы оба не наберете достаточно или пока не останутся только псих и толстяк. По крайней мере, я так помню.

Думминг в юности слишком часто оставался предпоследним, когда набирали команду.

– Ну, значит, именно так и поступим, – неохотно сказал аркканцлер. – Тупс, твоей задачей будет штрафовать другую команду за каждое нарушение.

– Вы хотите сказать, что я должен штрафовать любуюкоманду за каждое нарушение, аркканцлер? – уточнил Думминг. – Игра должна быть честной.

Чудакулли посмотрел на него с открытым ртом, как будто Думминг изрек нечто очень странное.

– Э… да. Конечно, ты прав…

Вечером на газоне собралось множество волшебников: одним было просто любопытно, другие решили, что это, возможно, шанс на повышение, третьи надеялись поглядеть, как коллеги роют землю носом.

«Ох, боги», – подумал Думминг, когда оба капитана принялись выбирать игроков. Он вновь почувствовал себя школьником. В школе никто не хотел брать в команду толстого, а здесь, разумеется, никто не хотел брать в команду самоготолстого. С тех пор как ушел декан, решить было нелегко.

Думминг полез в карман и вытащил свисток – настоящего прадедушку всех свистков, восьми дюймов в длину и толщиной с хорошую сосиску.

– Где вы его взяли, мистер Тупс? – поинтересовался Чудакулли.

– Если честно, аркканцлер, я его нашел в кабинете покойного Эванса Полосатого.

– Какой замечательный свисток!

Эта невинная реплика содержала тонкий намек на то, что замечательный свисток должен находиться не в руках Думминга Тупса, а в собственности, предположим, аркканцлера Незримого Университета. Думминг намек понял, поскольку ожидал его.

– Он нужен, чтобы привлекать внимание и контролировать поведение обеих команд, – надменно произнес он. – Вы сделали меня судьей, аркканцлер и, боюсь, что во время игры я тут… – он помедлил, – …главный.

– Ты ведь понимаешь, Тупс, что университет – это иерархия?

– Да, сэр, и футбол тоже. Насколько я понимаю, процедура такова: сначала футбольный мяч кладут наземь, и по свистку каждая команда пытается попасть им в ворота противной стороны, в то же время всячески препятствуя тому, чтобы мяч угодил в их собственные ворота. Это всем понятно?

– По-моему, ясно, – сказал заведующий кафедрой бесконечных штудий. Волшебники закивали в знак согласия.

– Тем не менее, прежде чем игра начнется, я требую, чтобы мне дали дунуть в свисток!

– Разумеется, аркканцлер, но потом вы должны его вернуть. Потому что я надзираю за игрой.

И Думминг протянул свисток.

При первой попытке свистнуть Чудакулли лишил пристанища паука, который последние двадцать лет вел бедную, но честную жизнь. Паук приземлился на бороду профессора естественных наук, который как раз проходил мимо.

При втором свисте внутри зашевелились окаменелые горошины, и воздух наполнился латунным дребезгом. А потом…

Чудакулли застыл. Его лицо быстро побагровело от шеи к щекам и выше. Он набрал в грудь побольше воздуху. Этот звук наводил на мысль о гневе богов. Живот аркканцлера надулся, глаза сделались маленькими, как булавочные головки, над головой грянул раскат грома, и Чудакулли оглушительно проревел:

– ВЫ ПОЧЕМУ ОПЯТЬ НЕ ПРИНЕСЛИ ФОРМУ?!

По свистку пробежало синее пламя, небо потемнело, и страх сковал души всех присутствующих волшебников. Время обратилось вспять, и перед ними стоял огромный, безумный, громогласный Эванс Полосатый – тот, кто вынуждал подделывать записки от родителей, заставлял нарезать круги под дождем, вводил в обиход общий душ как средство избавиться от застенчивости, а еще, если кто-нибудь забывал спортивную форму, ЗАСТАВЛЯЛ ЕГО ИГРАТЬ В ТРУСАХ. Почтенные волшебники, которые десятилетиями укрощали самых жутких чудовищ, вспотели и затряслись от детского ужаса, а крик нарастал и нарастал, пока не оборвался так же внезапно, как и начался.

Чудакулли рухнул на траву.

– Прошу прощения, – сказал доктор Икс, опуская жезл. – Разумеется, я поступил слегка подло, но, разумеется, вы согласитесь, что при данных обстоятельствах это было необходимо. Не забывайте про перстень с черепом. И про университетский статут. Перед нами был ярчайший пример одержимости артефактом, какой я когда-либо наблюдал.

Сгрудившиеся кучкой волшебники, на спинах которых едва успел высохнуть холодный пот, глубокомысленно закивали. О да. Они все согласились, что это было, к сожалению, необходимо. Для его же собственной пользы. Доктор Икс поступил правильно. Сам Чудакулли эхом подтвердил их вердикт, когда открыл глаза и спросил:

– Что за чертовщина?

– Э… дух Эванса Полосатого, аркканцлер, – ответил Думминг.

– В свистке? – Чудакулли потер голову.

– Полагаю, что так.

– А кто меня оглушил?

Общее бормотание заключало в себе следующую мысль: по мнению демократического большинства, на этот вопрос надлежит ответить доктору Иксу.

– Я совершил допустимое вероломство в рамках университетского статуса, сэр! – заявил тот. – Не откажусь от этого свистка в качестве экспоната для Темного музея, если никто не против.

– Да, да, – сказал Чудакулли. – Ты увидел проблему и решил ее. Хвалю.

– Как по-вашему, мне сейчас можно гнусно захихикать, сэр?

Чудакулли отряхнулся.

– Нет. Итак, мистер Тупс, от свистка мы откажемся. А теперь, господа, начнем игру.

И вот, после некоторых пререканий, начался первый за несколько десятилетий футбольный матч в истории Незримого Университета. С точки зрения Думминга Тупса, проблемы возникли немедленно. Во-первых, все волшебники были одеты… как волшебники, то есть одинаково. Думминг приказал одной команде снять шляпы, что породило очередную распрю. Вдобавок игроки часто сталкивались, и те, кто играл в шляпах, то и дело их теряли. А потом игра остановилась, поскольку кто-то объявил, что статуя, которая изображала аркканцлера Скрабба в момент открытия им блита, на три дюйма уже, чем статуя, которая изображала почтенного аркканцлера Фланга в момент открытия им Третьего Завтрака, а стало быть, одна из команд имела незаслуженное преимущество.

Но все эти проблемы, вполне предсказуемые и неизбежные, бледнели и чахли по сравнению с главной. Думминг позаботился о том, чтобы раздобыть обыкновенный футбольный мяч. Но остроносые башмаки, даже с длинными мысами, не способны смягчить удар при столкновении человеческой ноги с куском дерева, обмотанным тонким слоем кожи и тряпья, по каковому поводу уже немало было сказано (и крикнуто). В конце концов, когда очередного волшебника увели с поля с вывихнутой лодыжкой, даже Чудакулли вынужденно признал:

– Черт знает, какая ерунда, Тупс! Должен же быть какой-то выход.

– Башмаки побольше? – предложил профессор самых современных рун.

– Башмаки, которые сгодятся для удара по этой штуке, помешают бегать, – ответил Думминг.

– И потом, люди на той амфоре вообще босы. Полагаю, об этом надлежит задуматься. Что нам нужно, Тупс?

– Мяч получше, сэр. А еще постарайтесь побольше бегать. И пусть все усвоят, что остановиться в разгар игры, чтобы заново набить трубку, – не самая лучшая идея. И нужны ворота поудобнее, потому что врезаться с разбега в каменную статую – это больно. А еще – хотя бы минимальное осознание того, что в процессе игры команда должна действовать сообща. И чтобы никто не убегал, если на него несется противник. И чтобы все запомнили, что мяч ни при каких обстоятельствах нельзя брать в руки. Смею заметить, я даже перестал останавливать из-за этого игру, потому что вы, господа, будучи в крайнем возбуждении, раз за разом хватали мяч с земли. В одном случае игрок спрятал мяч за спину, а в другом – встал на него. Также я хотел бы указать, что надлежит развить в себе чувство направления, в том смысле, что одни ворота – ваши, а другие – нет; как бы это ни казалось заманчиво, нет смысла забивать мяч в собственные ворота и не следует хлопать по спине и поздравлять того, кто это сделал. Из трех голов, забитых во время нашего матча, в собственные ворота были забиты… – Думминг сделал паузу и посмотрел в блокнот, – …три. Похвально высокий уровень, по сравнению с общим количеством голов в наши дни, хотя опять-таки я вынужден подчеркнуть, что основополагающую важность имеют принадлежность ворот и чувство направления. Тактика игроков, которая, признаю, выглядит многообещающей, заключалась в том, что они плотно сбивались возле собственных ворот, чтобы у противника не было никакой возможности прорваться мимо них. Впрочем, с прискорбием должен отметить, что если так поступят обе команды, то вместо матча получится живая картина. Куда более разумным было – кое-кто так и сделал – подкрадываться к воротам противника, чтобы оказаться в самом подходящем месте и аккуратно забить гол, если мяч вдруг полетит в вашу сторону. Тот факт, что порой игрок и вратарь противной команды дружески опирались на ворота, закуривали и наблюдали за игрой, выказывает достойный дух и, вероятно, может послужить неплохой основой для развития более продвинутой техники, но все-таки я полагаю, что поощрять этого не следует. Далее, я констатирую, что допустимо покидать поле, дабы отдать долг природе или отдышаться, но только не для того, чтобы сбегать перекусить. Мое мнение, аркканцлер, таково: общее желание наших коллег не отдаляться от еды более чем на двадцать минут вполне можно удовлетворить, если сделать паузу в середине игры. Более того, если в этот момент команды поменяются местами, они перестанут жаловаться, что с одной стороны ворота больше, чем с другой. Что? – с этим вопросом Думминг обратился к заведующему кафедрой бесконечных штудий.

– Если мы поменяемся местами, – сказал тот, держа руку поднятой, – значит, мячи, которые мы забили в собственные ворота, превратятся в мячи, забитые в ворота другой команды, раз уж теперь эти ворота физически принадлежат им?

Думминг задумался и наконец произнес:

– Нет, разумеется, нет. У меня еще много замечаний, аркканцлер. К сожалению, я пришел к выводу, что мы не так уж хорошо играем.

Волшебники молчали.

– Давай начнем с мяча, – сказал Чудакулли. – У меня есть идея.

– Да, сэр. Я так и подумал.

– Тогда зайди ко мне после ужина.

Джульетту втянул безумный водоворот, крутившийся в задней комнате «Шоблы», и никто не обращал на Гленду особого внимания. Сейчас она была помехой, балластом, бесполезным довеском, препятствием на пути, которое нужно обходить, сторонним наблюдателем. Чуть в сторонке красивая молодая гномиха с бородой, завязанной в два хвоста, терпеливо ждала, когда на серебристую кирасу поставят временную заклепку. Ее окружали работники, точь-в-точь как вассалы окружают рыцаря, который собирается на турнир. Рядом стояли два рослых гнома, чье оружие казалось чуть более функциональным, нежели красивым. Они явно были мужчинами. Гленда это поняла, просто потому, что женским особям, принадлежащим к любому виду разумных животных, хорошо знакомо выражение лица мужчины, не знающего, чем заняться в окружении женщин, которые правят бал. Судя по всему, эти двое стояли на страже.

Гонимая хересом, Гленда подошла к ним.

– Должно быть, эта штука стоит уйму денег, – сказала она одному из охранников. Он слегка смутился при ее появлении.

– А то. Называется «лунное серебро». Нам даже по подиуму приходится ходить рядом с моделью. Говорят, будет писк моды, но что-то я сомневаюсь. Его не заточишь, и нормальный удар оно не сдержит. И без Игоря его не унюхаешь. По слухам, оно стоит дороже платины. Хотя выглядит ничего себе, и, говорят, веса совсем не чувствуешь. Мой дедушка бы это металлом не назвал, но ничего не поделаешь, нужно двигаться в ногу со временем. Лично я б такое даже на стенку не повесил, но что уж тут попишешь.

– Доспехи для девчонок, – фыркнул второй.

– А как насчет микрокольчуги? – спросила Гленда.

– А, ну это совсем другая крыса, мисс, – заявил первый охранник. – Говорят, микрокольчугу куют прямо здесь, в городе, потому как тут живут лучшие мастера. Всем бы такую работенку. Кольчуга тонкая, как ткань, и прочная, как сталь! Говорят, она однажды подешевеет, а главное – совсем не…

– Гленда, глянь, правда, клево?

Кто-то похлопал Гленду по плечу. Она обернулась, и перед ней предстало зрелище тяжело, но со вкусом вооруженной красоты. Гленда узнала Джульетту только по молочно-голубым глазам. На Джульетте была борода.

– Мадам сказала, чтоб я ее надела, – объявила девушка. – Гном – не гном, если нет бороды. Что скажешь?

На сей раз херес успел первым.

– Очень мило, – ответила Гленда, все еще в легком шоке. – Очень… серебристо.

Борода была женская, в этом сомневаться не приходилось. Расчесанная и ухоженная, без кусочков крысы.

– Мадам говорит, для тебя оставили место в первом ряду, – продолжала Джульетта.

– Но я не могу… – начала Гленда машинально, и херес опять вмешался. «Заткнись и перестань думать как твоя мать. Ступай, черт возьми, и садись в первом ряду».

Одна из вездесущих молодых особ выбрала этот самый момент, чтобы взять Гленду за руку и провести ее на слегка нетвердых ногах сквозь закулисный хаос обратно в волшебную страну за дверью. Для нее действительно оставили место.

К счастью, оно было хоть и в переднем ряду, но с краю. Гленда умерла бы от стыда, если бы ей пришлось сидеть в середине. Она обеими руками стиснула сумочку и робко посмотрела вбок. Все места были заняты. Впрочем, здесь сидели не только гномы, но и значительное количество человеческих женщин, изысканно одетых, чересчур худых (с точки зрения Гленды), почти оскорбительно невозмутимых. Они болтали.

Еще одна порция хереса загадочным образом появилась у нее в руках. Когда шум затих – словно захлопнулась огромная мышеловка, – из-за занавеса показалась мадам Шарн и обратилась к переполненному залу. Гленда подумала: «Жаль, что я не надела пальто получше…» И тут херес уложил ее спать и подоткнул одеяло.

Гленда пришла в себя, когда в голову ей угодил букет цветов. Он попал прямо в ухо, дорогие лепестки посыпались градом, Гленда подняла глаза и увидела сияющее, счастливое лицо Джульетты на самом краю помоста. Ее губы двигались, выговаривая слово «пригнись».

…Потом полетели еще цветы, гости вставали и аплодировали, и играла музыка, и, в общем и целом, Гленда чувствовала себя как будто под водой, только вместо воды были нескончаемые потоки звука и света.

Откуда-то возникла Джульетта. Она бросилась к Гленде и обвила ее шею руками.

– Мадам хочет, чтобы я еще пришла! – выдохнула она. – Она говорит, я даже могу поехать в Щеботан и Геную! Она говорит, что заплатит больше, если я буду работать только у нее, а весь мир – устрица. Я даже и не знала.

– Но у тебя уже есть постоянная работа на кухне… – произнесла Гленда, придя в себя лишь на три четверти. Впоследствии – притом чаще, чем хотелось бы, – она припоминала, что сказала эти слова, пока вокруг гремели аплодисменты.

Кто-то положил руку ей на плечо – это оказалась одна из взаимозаменяемых девиц с подносом.

– Мадам передает свои поздравления и приглашает вас с мисс Джульеттой пройти в ее личный будуар.

– Очень мило с ее стороны, но я думаю, что нам пора… В будуар, вы сказали?

– Да. Хотите еще выпить? В конце концов, мы празднуем!

Гленда обвела взглядом болтающую, смеющуюся, а главное – пьющую толпу. В зале было жарко, как в печке.

– Ладно, но только не херес, если можно. У вас есть что-нибудь холодное и шипучее?

– Да, мисс, полно, – девушка достала огромную бутылку и опытной рукой наполнила высокий узкий бокал на первый взгляд одними пузырями. Когда Гленда выпила, пузыри наполнили и ее.

– М-м… как вкусно, – произнесла она. – Похоже на лимонад для взрослых.

– Мадам его и пьет как лимонад.

– Э… будуар, – сказала Гленда, когда, слегка пошатываясь, следовала за девушкой. – Он… большой?

– Просто огромный! Там уже человек сорок.

– Правда? Какой большой будуар.

«Прекрасно, – подумала Гленда. – По крайней мере, одной проблемой меньше. Честное слово, в романах зря не пишут разъяснения».

Она никогда не знала наверняка, что находится в будуаре, поскольку понятия не имела, что это за штука. Оказалось, что будуар вместил людей, жару и цветы – и не в букетах, а в грудах и стогах. Они наполняли воздух облаками липкого аромата, а столпившиеся в комнате люди – словами, притом их нескончаемым потоком. «Никто, скорее всего, не слышит самого себя, – подумала Гленда, – но, наверное, это и не важно. Важно просто быть здесь, чтобы остальные видели, как ты говоришь…»

Толпа разделилась, и она увидела Джульетту, по-прежнему в блестящем наряде и с бородой. Вспыхивали и гасли огненные саламандры, то есть здесь были и репортеры с иконографами. Желтые газетки кишели улыбчивыми изображениями знаменитостей. Гленда всегда считала, что они недостойны внимания. А самое неприятное, что здесь ее недовольство ничего не значило. Люди продолжали сиять. И ярче всех сияла Джульетта.

– Кажется, мне надо подышать свежим воздухом, – пробормотала Гленда.

Девушка бережно подвела ее к малозаметной дверце.

– Дамские комнаты дальше по коридору, мадам.

И они действительно там были – правда, это длинное, ярко освещенное помещение, сплошь в бархате и драпировках, больше напоминало сказочный дворец. Пятнадцать удивленных отражений Гленды уставились на нее из пятнадцати зеркал. Окруженная ошеломляющей роскошью, она плюхнулась в очень дорогое кресло на гнутых ножках, которое оказалось таким уютным, и…

Проснувшись, Гленда неверными шагами вышла и затерялась в темном мире душных переходов, заваленных ящиками. Наконец она ввалилась в огромную комнату, которая больше походила на пещеру. В дальнем конце виднелась двойная дверь, которая как будто стыдилась впускать серый свет, не столько освещавший, сколько обвинявший. На полу были разбросаны бесчисленные вешалки для одежды и пустые ящики. В одном месте с потолка капала вода, и на каменном полу скопилась лужица, в которой размокала картонная коробка.

– Вот так они и живут – снаружи блеск и роскошь, а за кулисами грязь и мусор, правда, детка? – раздался голос в темноте. – Ты, похоже, из тех, кто способен оценить метафору, которая сама напрашивается.

– Да, наверно, – пробормотала Гленда. – Кто здесь?

Оранжевый свет вспыхнул и померк во мраке. Кто-то, стоя в тени, закурил сигарету.

– И так везде, милочка. Если бы существовала награда за лучшее закулисье, за первое место была бы черт знает какая драчка. Я повидал не один дворец, и, знаешь, все они одинаковы – на фасаде башенки и флаги, а на заднем дворе водосточные трубы и дверь для прислуги. Тебе долить? Не стоит расхаживать с пустым бокалом и выделяться из толпы.

В прохладном воздухе Гленде полегчало. Она по-прежнему держала в руке бокал.

– Что это вообще такое?

– Ну, если бы вечеринку устраивал кто-нибудь другой, это, скорее всего, было бы дешевое шипучее вино, которое фильтруют через носок, но мадам не станет скупиться. Поэтому наслаждайся настоящим шампанским.

– Что-о? А я думала, его пьют только шишки.

– Нет, детка, его пьют те, у кого есть деньги. Но иногда это одно и то же.

Она присмотрелась и ахнула:

– Ты Пепе?

– Он самый, крошка.

– Но ты не… не… – Гленда неопределенно помахала руками.

– Я не на работе, детка. Так что не беспокойся… – Он тоже помахал руками. – У меня здесь припрятана бутылочка для личного пользования. Разделишь?

– Я лучше пойду обратно.

– И будешь суетиться вокруг нее, как наседка? Не мешай, крошка. Твоя подруга чувствует себя как рыба в воде.

Пепе казался выше в потемках. Может быть, потому, что сейчас он говорил неторопливо и не суетился. Ну и, разумеется, рядом с мадам Шарн кто угодно показался бы маленьким. Пепе, впрочем, был худым и поджарым, словно состоял из одних сухожилий.

– А вдруг с ней что-нибудь случится!

Пепе сверкнул широкой улыбкой.

– Не исключаю. Но, скорее всего, не случится. Ей-богу, микрокольчуга теперь пойдет на ура, помяни мое слово. Я сказал мадам, что у меня предчувствие. У этой девочки будет звездная карьера.

– Нет, у нее будет отличная, стабильная работа в Ночной Кухне, – возразила Гленда. – Да, платят там немного, зато каждую неделю, точно по часам. И она не потеряет заработок, если вдруг подвернется кто-нибудь посимпатичнее.

– Сестрички Долли, э? Где-то в окрестностях Ботни, – сказал Пепе. – Ну разумеется. Не самое скверное место, насколько я помню. Меня там не так уж часто били. Но все-таки эти люди напоминают ведерко с крабами.

Гленда была застигнута врасплох. Она ожидала гнева или снисходительного взгляда, но только не тонкой злой улыбки.

– А ты неплохо знаешь наш город для убервальдского гнома.

– Нет, детка, я неплохо знаю Убервальд для гнома, который родился на Тумаковой улице, – спокойно отозвался Пепе. – В Старом Сырном переулке, если точнее. Я местный. И не всегда был гномом, между прочим. Я к ним недавно присоединился.

– Что? Как?

– Ну… они об этом не кричат на улицах, естественно. Но – да, все возможно, если есть связи. А уж мадам знает, к кому обратиться – ха, и за какую ниточку потянуть. Так что было нетрудно. Пришлось кое во что поверить, совершить парочку ритуалов, ну и, разумеется, не напиваться… – Он улыбнулся, когда Гленда устремила взгляд на бокал в его руке, и продолжал: – Не спеши, детка, я хотел сказать: «…на работе». Между прочим, правильно. Неважно, ведешь ли ты шахту или ставишь заклепки на корсет, быть пьяницей глупо в любом случае. А мораль такова: цепляйся обеими руками или упадешь обратно в ведерко с крабами.

– Конечно, легко вам говорить, – огрызнулась Гленда, гадая, при чем тут вообще крабы. – Но в реальной жизни у людей есть обязанности. Да, мы не ходим чистенькими и мало зарабатываем, зато у нас настоящая работа, и мы делаем то, в чем люди нуждаются! Я бы со стыда сгорела, продавая сапоги по четыреста долларов за штуку, которые могут купить только богатые! В чем смысл?

– Ну, признай, что богатые от этого становятся капельку беднее, – произнес за спиной шоколадный голос мадам. Как многие толстяки, она умела двигаться бесшумно, точь-в-точь воздушный шар, на который мадам и походила. – Неплохо для начала, правда? А еще мы даем работу шахтерам и кузнецам. Деньги должны крутиться.

Она тяжело уселась на ящик, с бокалом в руке.

– Почти все разошлись, – сказала мадам, запуская свободную руку под вместительный нагрудник. Наконец она вытащила толстую пачку.

– Большие шишки хотят войти в долю, все требуют эксклюзива, и нам понадобится еще одна кузница. Завтра я съезжу в банк… – Мадам замолчала и снова полезла за стальной корсаж. – Как и положено гному, я воспитана в твердом убеждении, что единственная стоящая валюта – это золото, – сказала она, пересчитывая хрустящие банкноты, – но, должна признать, бумага намного теплее. Вот пятьдесят долларов для Джульетты, двадцать пять от меня и двадцать пять от производителя шампанского, который просто в восторге. Джульетта велела отдать деньги тебе, чтобы ты за ними присмотрела.

– Мисс Гленда думает, что мы влечем ее сокровище к греху, недостойному поведению и разврату, – заметил Пепе.

– Неплохая мысль, – заметила мадам, – правда, я не помню, когда сама в последний раз предавалась разврату.

– Во вторник.

– Ну, коробка шоколада – это еще не разврат. И потом, ты вытащил картонку между верхним и нижним слоем и сбил меня с толку. Я не собиралась съедать всё. Я не хотела. Это было практически насилие.

Пепе кашлянул.

– Мы пугаем нормальную девушку, детка.

Мадам улыбнулась.

– Гленда, я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что мы – два злобных психа с дурной репутацией, которые непрерывно пьют и живут в мире сплошного обмана. Согласна, сейчас все именно так и выглядит, но сегодняшний день – это итог тяжелой годовой работы.

«А еще вы переругиваетесь, как семейная пара, которая прожила вместе много лет».

У нее болела голова. Гленда не сомневалась, что поплохело ей от крысьей ягодки.

– Утром я покажу наши новые заказы управляющему Королевского банка и попрошу очень, очень большой кредит. Раз уж он нам доверяет, может быть, и ты рискнешь? Нам нужна Джульетта. Она просто… сверкает.

«Вы держитесь за руки. Крепко».

И Гленда вдруг смягчилась.

– Ладно… Послушайте, – сказала она. – Давайте договоримся. Сегодня Джу вернется домой вместе со мной, чтобы хорошенько обо всем подумать. А завтра… посмотрим.

– Мы и не просим большего, правда? – мадам похлопала Гленду по коленке. – Знаешь, Джульетта так тебя любит. Она говорит, ей непременно нужно твое согласие. И всем светским дамам она рассказала про твои пироги.

– Она разговаривала со светскими дамами? – потрясенно спросила Гленда, с изумлением, которое слегка было окрашено трепетом и оттенено восторгом.

– Разумеется. Они хотели поближе взглянуть на микрокольчугу, а она щебетала как птичка. И вряд ли хоть одной из них раньше доводилось слышать, что она «клево» выглядит.

– Ох, боги. Прошу прощения.

– Зачем? Они, смею заметить, были в восторге. Кстати, если не ошибаюсь, ты можешь запечь маринованные луковки в пирог так, чтобы они остались хрустящими?

– Она им даже эторассказала?

– О да. Полагаю, теперь все они зададут своим кухаркам задачку.

– Ха! У них ничего не получится, – с гордостью заявила Гленда.

– Джу тоже так считает.

– Мы обычно зовем ее Джульетта, – сказала Гленда.

– Она попросила нас называть ее Джу. Что-то не так?

– Э… да нет… – неловко начала Гленда.

– Вот и хорошо, – перебила мадам, которая прекрасно знала, когда не следует замечать намеков. – А теперь давай оторвем ее от новых подруг, и уж присмотри, чтобы она как следует выспалась.

Послышался смех, и девушки, помогавшие во время показа, толпой выбежали в сырую комнату, бывшую преддверием рая. Среди них была Джульетта, и смеялась она громче всех. Она отделилась от остальных, завидев Гленду, и крепко ее обняла.

– Гленди, правда, здорово? Как в сказке!

– Да, может быть, – согласилась Гленда, – но не все сказки заканчиваются хорошо. Не забывай, что у тебя есть работа с отличными перспективами, а еще каждый день разрешается уносить домой остатки. Вот что следует помнить.

– А по-моему, вот что следует забыть как страшный сон, – заметил Пепе. – Читала сказку про Сажушку? Фея машет палочкой, двор аплодирует, сотня прекрасных принцев выстраивается в очередь, чтобы хотя бы понюхать ее туфельку… А ты хочешь, чтобы Джу вновь принялась сажать тыквы?

Он взглянул на их непонимающие лица.

– Ладно, ладно, кажется, я вас слегка запутал, но главное-то вы поняли! Это отличный шанс! Главное, не упустить его! Выбраться из ведерка!

– Лично я думаю, что нам пора домой, – чопорно ответила Гленда. – Пойдем, Джу.

– Вот видишь, – сказал Пепе, когда они ушли. – Ведерко с крабами как есть.

Мадам заглянула в бутылку, чтобы проверить, не наберется ли там, вопреки всем вероятиям, хотя бы на один бокал.

– Ты знаешь, что она буквально вырастила эту девочку? Джу сделает то, что скажет Гленда.

– Какая досада, – ответил Пепе. – А Гленда скажет: не высовывайся, сиди на кухне и пеки пироги. По-твоему, это жизнь?

– Должен же кто-то печь пироги, – заметила мадам с возмутительным спокойствием.

– Я тебя умоляю!.. Только не Джу. Пожалуйста, только не Джу. Разрешается уносить остатки?.. Ох, боги.

Мадам подобрала очередную бутылку. Она знала, что бутылка пуста, поскольку оказалась в пределах досягаемости Пепе в конце очень долгого дня, но все-таки заглянула и в нее, потому что жажда правит миром.

– Хм. Может быть, все закончится иначе, – произнесла она. – У меня ощущение, что мисс Гленда вот-вот задумается. За убогим пальто и ужасными туфлями кроется мощный ум. Возможно, сегодня ему выпал шанс.

Чудакулли шагал по коридорам Незримого Университета, и мантия уверенно развевалась за его спиной. Ноги у него были длинные, и Думмингу приходилось рысью бежать следом, чтобы не отставать. Блокнот он оборонительно прижимал к груди.

– Вы ведь знаете, что мы постановили не использовать эту штуку для иных целей, кроме чисто исследовательских, аркканцлер. Вы сами подписали эдикт.

– Правда? А я не помню, Тупс.

– Зато я помню очень отчетливо, сэр. Вы сделали это сразу после случая с господином Флорибундой.

– Это кто такой? – поинтересовался Чудакулли, продолжая решительно шагать вперед.

– Тот, кто проголодался и попросил у Шкафа сандвич с ветчиной. Просто чтобы посмотреть, что получится.

– Но, если не ошибаюсь, все взятое из Шкафа надлежит вернуть на место через четырнадцать часов и четырнадцать минут?