Текст книги "Движущиеся картинки"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Однако процесс увлекал – и это было забавнее всего.
– Ну нет, с меня довольно, – раздался голос где-то рядом.
Виктор поднял глаза. По тропинке с другой стороны ложбины спускалась девушка. Лицо, покрытое толстым слоем грима, раскраснелось от жары и спешки, волосы падали на глаза нелепыми завитками, а платье, хотя и было сшито по фигуре, больше пошло бы маленькой девочке, собирающей луговые цветочки.
Девушка была довольно миловидной, но требовались время и очень пристальный взгляд, чтобы это заметить.
– Знаешь их типичный ответ на все жалобы? – спросила она. Вопрос не был обращен конкретно к Виктору – тот просто подвернулся под руку.
– Не имею ни малейшего представления, – вежливо ответил он.
– «За воротами полным-полно людей, которые мечтают попасть в движущиеся картинки». Вот так и отвечают.
Обмахиваясь соломенной шляпкой, девушка прислонилась к узловатому деревцу.
– Ну и жара… – жаловалась она. – А мне еще предстоит дурацкая одночастевка у Зильберкита, а ведь тот ни беса в своем деле не смыслит. А партнером моим наверняка будет какой-нибудь сельский типчик, у которого плохо пахнет изо рта, солома в волосах и лоб, хоть скатерть расстилай.
– Плюс тролли, – кротко добавил Виктор.
– О боги! Надеюсь, не Морри и Галенит?
– Они. Только Галенит теперь стал Утесом.
– Мне казалось, он хотел назваться Кремнем.
– Он остановился на Утесе.
Из-за скал послышалось жалобное блеяние Зильберкита, вопрошающего, почему люди куда-то деваются именно тогда, когда они ему становятся нужны. Девушка закатила глаза.
– Боги! И ради этого я пропускаю обед?
– Если хочешь, можешь накрыть у меня на лбу, – предложил Виктор, поднимаясь.
Вытянув из песка свой меч и проделав несколько пробных выпадов, чуть более свирепых, чем нужно, Виктор с удовлетворением ощутил на затылке внимательный взгляд.
– Ты ведь тот паренек, которого я встретила на улице, верно? – спросила она.
– Ага. А ты – та девушка, что собиралась сниматься отсюда, – сказал Виктор. – Я думал, ты уже переехала…
Она взглянула на него с любопытством:
– Слушай, а как это тебе удалось так быстро получить работу? Люди неделями ждут счастливого случая.
– Я всегда говорил, что случай бесполезно ждать, за ним надо охотиться, – сказал Виктор.
– Но как…
Однако Виктор уже шагал беззаботной походкой прочь. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как, недовольно надув губы, последовать за ним.
– Быть того не может! – саркастически заметил Зильберкит, поднимая на них глаза. – Все на своих местах! Отлично. Начинаем с того куска, где он находит ее, привязанную к столбу. Твое дело, – обратился он к Виктору, – отвязать ее, оттащить в сторону и сразиться с Бальгрогом, а ты, – он ткнул пальцем в девушку, – ты… ты… ты просто бежишь за ним с таким видом, будто… в общем, как можно более спасенным, понятно?
– Это я умею, – устало ответила она.
– Нет, нет, нет, – Достабль схватился за голову. – Опять, опять! Только не это!
– Так ты же сам этого хотел, – удивился Зильберкит. – Сражение, избавление…
– Нужно еще что-нибудь этакое! – воскликнул Достабль.
– Например? – недовольно осведомился Зильберкит.
– Ну, не знаю. Пфпф! Брззз! Вэуууу!
– Звуковое сопровождение? Звука у нас нет.
– Все подряд делают побеги, сражения и падения, – сердито произнес Достабль. – Можно ведь что-то еще придумать. Я просмотрел все ваши здешние картины, и они, по-моему, не слишком отличаются друг от друга.
– Зато твои сосиски, видимо, отличаются, – огрызнулся Зильберкит.
– А сосиски и не должны отличаться! Потому что именно этого хотят люди!
– Я тоже даю людям то, чего они хотят, – заявил Зильберкит. – А хотят они всегда одного и того же. Сражений, погонь и так далее…
– Господин Зильберкит, прошу прощения! – прервал его рукоятор, стараясь перекричать злобное верещание демонов.
– Что такое? – резко спросил Достабль.
– Извините, но через четверть часа я должен начать их кормить.
Достабль хрипло застонал.
А в следующие несколько минут произошло нечто странное. Что именно, Виктор так и не понял. Просто был не готов к тому, что случится. Впрочем, неудивительно. Мгновения, меняющие всю вашу жизнь, приходят внезапно, как и мгновение, ее обрывающее.
Виктор помнил, что прошел через еще одну постановочную бойню, причем Морри был вооружен абсолютно жутким бичом, который был способен устрашить кого угодно, если бы тролль то и дело не запутывался в нем ногами. Когда ужасный Бальгрог был наголову разбит, когда, чудовищно гримасничая и придерживая одной рукой отваливающиеся крылья, он сгинул наконец из картинки, Виктор обернулся, перерезал веревки, которыми девушка была привязана к столбу, и уже собирался было оттащить ее вправо, как вдруг…
…Послышался шепот.
Слов не было, то было нечто, существовавшее еще до слов, и оно проникало сквозь уши, скользило по позвоночнику, не давая себе труда хоть на миг задержаться в мозгу…
Он уставился девушке в глаза, пытаясь понять, слышит ли она этот «шепот».
Тогда как настоящие слова доносились откуда-то издалека. Слышен был голос Зильберкита: «Ну давай же, давай, заканчивай, что ты на нее уставился?» «Они очень нервничают, когда их не кормишь», – предупреждал рукоятор. А свистящий шепот Достабля напоминал звук, с которым брошенный нож разрезает воздух: «Крути и не останавливайся!»
Границы его зрения затуманились. В этом тумане возникали странные очертания, которые комкались и таяли, прежде чем он успевал их рассмотреть. Беспомощный, что муха в янтарной смоле, не более властный над своей судьбой, чем мыльный пузырь, подхваченный ураганом, он нагнулся и поцеловал ее.
И сквозь звон в ушах он опять расслышал голоса:
– Зачем он это делает?! Я разве велел ему это? Никто не говорил ему, что нужно целоваться!
– …И тогда мне придется убирать за ними, а это, скажу я вам, совсем не…
– Крути ручку! Ручку крути! – пронзительно верещал Достабль.
– Зачем он так на нее смотрит?
– Все, закругляюсь…
– Если перестанешь крутить ручку, то работы в этом городе тебе больше не видать!
– Слушай, я состою в Гильдии Рукояторов и…
– Крути же!
Виктор вынырнул на поверхность. Шепот улегся, сменившись отдаленным шумом прибоя. Реальный мир вернулся на место – жаркий, яркий, с резкими очертаниями. Солнце было пришпилено к небу, как медаль за прекрасную погоду. Девушка глубоко вздохнула.
– Я… Ой, мамочка… Извини, пожалуйста, – заговорил Виктор, пятясь назад. – Понятия не имею, что это со мной…
Достабль приплясывал на месте:
– Вот оно! Вот оно! Когда все будет готово?
– Я же сказал, мне надо покормить бесов, почистить у них…
– Вот и хорошо. Как раз хватит времени набросать афишу.
– Афиши я уже подготовил, – холодно заметил Зильберкит.
– Ну да, конечно! – возбужденно воскликнул Достабль. – Кто-то разве сомневался? Держу пари, в них сказано нечто вроде: «Наверное, Вам будет крайне любопытно познакомиться с этой Занятной Картинкой»!
– А чем плохо? – сердито спросил Зильберкит. – Все лучше, чем горячие сосиски!
– Я тебе сто раз говорил: когда торгуешь сосисками, то не шляешься попусту и не ждешь, когда люди захотят сосисок, а идешь к ним и заставляешь их почувствовать, что они, оказывается, жутко проголодались. А еще ты приправляешь сосиски чем-нибудь остреньким. Именно это и проделал сейчас наш паренек.
Одной рукой он хлопнул Зильберкита по плечу, а другую вознес к небу.
– Неужели ты не видишь? – вопросил он.
И вдруг замолк. Необычные мысли проносились через его мозг – так быстро, что он даже не успевал толком обдумать их. Голова его кружилась от невероятных перспектив и возможностей.
– «Клинок страсти», – наконец изрек он. – Да, именно так и назовем. Вычеркнуть Коэна-Варвара! Кто вспомнит какого-то древнего старикашку, который вообще, может, умер уже! Точно. «Клинок страсти». Климактическая Сага… этого самого… Желания и Неистовой, Неистовой… ну… как ее?… в Жгучем Зное Опаленного Континента! Любовь! Роскошь и Великолепие! В Трех Умопомрачительных Частях! С Замиранием Сердца Следите за Смертельной Схваткой с Кровожадными Чудищами! Изумляйтесь Тысяче Слонов…
– Это одночастевка, – желчно заметил Зильберкит.
– Так делайте еще! – вскричал Достабль, сверкая глазами. – Нам нужно больше сражений, больше чудовищ!
– Но слонов-то у нас все равно нет! – крикнул Зильберкит.
Утес поднял свою кряжистую руку.
– Ну, что еще? – нетерпеливо спросил Зильберкит.
– Если найдете серую краску и какой-нибудь материал для ушей, мы с Морри могли бы…
– Трехчастевки никто еще не производил, – задумчиво сказал Бригадир. – Дело непростое. Подумайте – это почти десять минут. – Он помолчал, размышляя. – Хотя, если сделать катушки покрупнее…
Зильберкит понял, что его загнали в угол.
– Послушайте… – начал он.
Виктор посмотрел на девушку. Все остальные о них забыли.
– По-моему, – сказал он, – э-э… нас друг другу не представили.
– Но тебе это, кажется, не помешало, – заметила она.
– Я так повел себя впервые в жизни. Не знаю, наверное, я нездоров… или еще что…
– Думаешь, мне от этого легче?
– Давай сядем в тень. Очень жарко.
– У тебя глаза тогда как будто… раскалились.
– Правда?
– Взгляд был очень странный.
– Я и в самом деле чувствовал себя очень странно.
– Знаю. Все из-за этого Голывуда. Это он так на людей действует. Знаешь, – продолжала она, садясь на песок, – для бесов и разных тварей тут куча всяких правил: чем их кормить, как их не переутомлять и всякое такое. А на нас всем плевать. С троллями и то лучше обходятся.
– Просто они больше двух метров ростом и весят тысячу фунтов, – намекнул Виктор.
– Я – Теда Уизел, но друзья зовут меня Джинджер.
– Я Виктор Тугельбенд. Гм-гм… Друзья зовут меня Виктор.
– Первый раз в клике?
– Откуда ты знаешь?
– У тебя такой вид, словно тебе это нравится.
– Ну, это лучше, чем работать.
– Побудь здесь с мое, – сказала она с горечью.
– И сколько же это?
– Почти с самого начала. Пять недель.
– Черт возьми! Как лихо все закрутилось!
– Так лихо, что ты еще долго радоваться будешь, – хмуро заявила Джинджер.
– Как знать. А… разрешается нам пойти поесть? – спросил Виктор.
– Нет. Нас в любую минуту могут позвать. Кричать начнут.
Виктор кивнул. До сих пор он, следуя по жизни, неизменно поступал по-своему – вот и теперь Виктор не видел причины вести себя иначе.
– Пусть тогда покричат, – сказал он. – Я хочу поесть и выпить чего-нибудь холодного. Может, я просто перегрелся на солнце.
– Ну, тут есть столовая, – нерешительно проговорила Джинджер. – Только…
– Вот и здорово. Показывай дорогу.
– Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на улице…
– А как насчет третьей части, которую еще нужно сделать?
– «Кругом полно людей, – скажут они, – которые просто мечтают попасть в движущиеся картинки». И пинок под зад…
– Чудесно. Значит, у них еще целый день, чтобы отыскать двух людей, точь-в-точь похожих на нас.
Он прошел мимо Морри, который тоже пытался укрыться в тени под скалой.
– Если мы кому-нибудь понадобимся, – сказал ему Виктор, – мы пошли обедать.
– Как, прямо сейчас?! – поразился тролль.
– Да, – твердо ответил Виктор и зашагал прочь.
Достабль и Зильберкит сцепились в ожесточенном споре, прерываемом время от времени рукоятором, который вещал в неспешной манере человека, знающего, что свои законные шесть долларов он получит при любых обстоятельствах.
– …Назовем это эпопеей! Люди будут говорить о ней веками.
– Да, будут рассказывать, как мы стали банкротами.
– Слушай, я знаю, где можно сделать раскрашенные гравюры, которые обойдутся практически…
– …Я вот думаю, а если взять веревку и привязать ящик для картинок к колесам, чтобы его можно было двигать с места на место…
– Люди скажут, этот Зильберкит – настоящий мужик, настоящий мастер картинок, взял и дал людям то, что им было нужно. Человек, раздвинувший… эти… как их… в своей сфере…
– …А если соорудить какой-нибудь шест и к нему поворотное устройство, мы могли бы придвигать ящик для картинок прямо вплотную…
– Что? Думаешь, именно так и скажут?
– Положись на меня, Томми.
– Ну… Ну ладно. Хорошо. Только никаких слонов. Здесь я абсолютно непреклонен. Никаких слонов.
– По-моему, нелепая штука, – сказал аркканцлер. – Ну слоники глиняные – и дальше что? Ты вроде говорил о какой-то машине…
– Скорее… это, скорее, устройство, – неуверенно поправил его казначей и потыкал устройство пальцем. Глиняные слоны качнулись. – Кажется, его соорудил сам Числитель Риктор. Это было еще до меня.
Устройство походило на большой изукрашенный глиняный горшок размером почти в человеческий рост. По верхнему его краю на бронзовых цепочках висели восемь глиняных слоников, один из которых после прикосновения казначеева пальца величаво раскачивался теперь взад-вперед.
Аркканцлер заглянул внутрь.
– Сплошные рычаги и мехи, – с неудовольствием отметил он.
Казначей повернулся к управительнице хозяйством Университета.
– Так что же все-таки случилось, госпожа Герпес?
Госпожа Герпес, необъятная, розовая, затянутая в корсет, пригладила свой рыжеватый парик и выпихнула вперед тщедушную уборщицу, которая до той поры держалась в ее тени.
– Расскажи его светлости, Ксандра, – приказала она.
Сразу стало ясно, что Ксандра готова раскаяться в собственном усердии.
– Я, сэр, с позволения, сэр, вытирала, так сказать, пыль…
– Пьыль вытьирала, – пояснила госпожа Герпес.
Когда у госпожи Герпес случался острый приступ респектабельности, она начинала говорить так, как, согласно ее мнению, говорили высокопоставленные персоны, которые, разумеется, никогда не обладали такой богатой фантазией, как у госпожи Герпес.
– …И тут как зашумит…
– Он зашюмель, – сказала госпожа Герпес. – Поэтомю она тут же пришьла ко мне, твоя светлость, согласно инструкции.
– Что это был за шум, Ксандра? – как можно мягче спросил казначей.
– С вашего позволения, сэр, вроде как… – Она прищурилась. – …Уамм… уамм… уамм… уамм… уаммуаммуаммУАММУАММ… плюм, сэр.
– Плюм, – многозначительно повторил казначей.
– Да, сэр.
– Плюмъ, – эхом откликнулась госпожа Герпес.
– Это он в меня харкнулся, сэр, – поведала Ксандра.
– Направиль слюну, – поправила ее госпожа Герпес.
– По-видимому, один из слонов выплюнул маленький свинцовый шарик, господин, – предположил казначей. – Что и было озвучено как, э-э… «плюм».
– Вот ведь гадина, – отозвался аркканцлер. – Распустились… Нельзя допускать, чтобы всякий горшок на людей харкал.
Госпожа Герпес содрогнулась.
– С какой стати он это сделал? – спросил Чудакулли.
– Понятия не имею, господин. Я думал, что, возможно, ты знаешь. Если не ошибаюсь, в годы твоей учебы Риктор читал здесь лекции. Госпожа Герпес очень обеспокоена, – добавил он тоном, ясно указывающим на то, что, когда госпожа Герпес чем-то обеспокоена, лишь очень неразумный аркканцлер отнесется к этому без должного внимания. – Обеспокоена тем, что персонал может подвергнуться магическому воздействию.
Аркканцлер постучал по горшку костяшками пальцев:
– Что, старый Числитель Риктор? Неужели он?
– Очевидно, так, аркканцлер.
– Сумасшедший был тип. Считал, что все на свете можно измерить. Не только длину, вес и прочее, а вообще все. Всякое существующее нечто можно измерить, твердил он нам. – Взор Чудакулли затуманился от воспоминаний. – Разные странные штуки создавал. Считал, что можно измерить правду, красоту, мечты, надежды и все такое. Значит, это одна из игрушек Риктора? Интересно, а что она измеряет?
– Я дюмаю, – сказала госпожа Герпес, – надо убьрать это кюда-нибудь от греха подальше.
– Да-да, конечно, – торопливо поддакнул казначей.
Текучесть обслуживающего персонала в Университете была очень высокой.
– Выкинуть эту штуковину, – решил аркканцлер.
– О нет! Ни в коем случае, господин! – в ужасе воскликнул казначей. – Мы никогда ничего не выкидываем! К тому же, этот горшок, возможно, представляет немалую ценность.
– Гм! – сказал Чудакулли. – Ценность?
– Вполне вероятно, какой-нибудь любопытнейший исторический артефакт.
– Тогда впихните его в мой кабинет. Я уже говорил, кабинет надо несколько оживить. Будет давать тему для беседы, верно? Ну а сейчас мне пора. Нужно повидаться с одним человеком насчет дрессировки грифона. Всего хорошего, дамы…
– Э-э… аркканцлер; а здесь бы подпись… – начал было казначей, но обращался он уже к закрытой двери.
Никто не спросил Ксандру, который из слонов выплюнул шарик, да и сведения эти никому бы ничего не сказали.
В тот же день два грузчика перенесли единственный во вселенной действующий ресограф[5]5
Букв. «вещественнописец», или устройство для обнаружения и измерения возмущений в ткани реальности.
[Закрыть] в кабинет аркканцлера.
Никто еще не знал, как наложить звук на движущиеся картинки, однако уже существовал звук, в полном смысле неотделимый от Голывуда. Речь идет о стуке молотка.
Голывуд сделался разборчив. Новые дома, новые улицы, новые районы возникали буквально за ночь. И там, где наскоро обученным алхимикам-стажерам не по силам оказывались самые коварные стадии в производстве октоцеллюлозы, эти дома, улицы и районы с еще большей быстротой исчезали. Впрочем, это ничего не меняло. Едва только дым рассеивался, кто-то уже снова брал в руки молоток.
Голывуд разрастался путем простого деления клетки. Все, что требовалось, – это некурящий парень с твердой рукой, знакомый с алхимическими знаками, рукоятор, мешок демонов и много солнца. Ну и пара-тройка подсобных людишек. А людей здесь хватало. Если человек не умел разводить демонов, смешивать химикалии или плавно крутить ручку, он мог караулить лошадей или обслуживать столики, хранить загадочный вид и лелеять надежду. На худой конец, можно было заколачивать гвозди. Многочисленные хлипкие строения окружали подножие древнего холма. Планки, из которых они были сколочены, успели искривиться и выгореть под безжалостным солнцем, но потребность в строительстве лишь возрастала.
Ведь Голывуд привораживал людей. И толпы их стекались сюда каждодневно. Но люди прибывали сюда вовсе не за тем, чтобы стать конюхами, служанками или плотниками-поденщиками. Они хотели делать картины.
Хотя зачем – сами не знали.
Себя-Режу-Без-Ножа Достаблю было прекрасно известно, что всюду, где появляются два человека и более, тут же объявляется кто-то, кто будет пытаться всучить им подозрительного вида сосиску в тесте.
Теперь, когда Достабль сменил род занятий, возникли другие люди, взявшие на себя эту задачу.
Одним из них был клатчец Нодар Боргль, чей огромный гулкий сарай был не столько рестораном, сколько фабрикой-кухней. Один его конец занимали огромные дымящиеся кастрюли, а все остальное пространство было заставлено столами. И за теми столами…
Виктор был поражен.
…Сидели тролли, люди и гномы. И даже, похоже, несколько эльфов, самых скрытных обитателей Плоского мира. И еще множество других существ, которые, как истово понадеялся Виктор, были просто переодетыми троллями, иначе присутствующим грозили бы немалые беды. Самое поразительное заключалось в том, что все посетители поедали пищу, а не друг друга.
– Вот здесь берешь тарелку, становишься в очередь, а потом платишь, – сказала Джинджер. – Это называется самообслуживание.
– Платишь до того, как поешь? А если тебя накормят какой-нибудь дрянью?
Джинджер мрачно кивнула:
– В этом вся и штука.
Виктор пожал плечами и наклонился к гному за стойкой с обедами.
– Мне бы…
– Рагу, – сказал гном.
– Какое рагу?
– Рагу одно. Потому оно и рагу, – оборвал его гном. – Рагу – это рагу.
– Я хотел спросить – из чего оно?
– Если спрашиваешь, значит, не голоден, – сказала Джинджер. – Два рагу, Фрунткин.
В тарелку Виктора плеснули какого-то бурого месива. Непонятного происхождения куски, вынесенные на поверхность таинственными круговыми токами, вынырнули на мгновение и вновь затонули – хотелось бы надеяться, насовсем.
В кулинарии Боргль придерживался того же направления, что и Достабль.
– Или рагу, или гуляй. – Повар скосил глаз на Виктора. – Полдоллара. За полцены – дешево.
Виктор неохотно заплатил и поискал глазами Джинджер.
– Давай сюда, – махнула рукой Джинджер, садясь за один из длинных столов. – Привет, Громотоп. Как дела, Брекчия? Это Вик. Новенький. Привет, Сниддин, сперва и не заметила.
Виктор с трудом втиснулся между Джинджер и горным троллем, одетым, как ему показалось, в кольчугу, хотя вскоре выяснилось, что это всего лишь голывудская кольчуга, на скорую руку сплетенная из веревки и выкрашенная в серебряный цвет.
Джинджер завела оживленный разговор с двумя гномами – один из них был совсем маленьким, четырехдюймового роста, а другой был облачен в накидку из половины медвежьей шкуры. Виктор почувствовал себя лишним.
Тролль кивнул ему и, морщась, показал на свою тарелку.
– И это называется пемза, – сказал он. – Даже лаву не потрудились срезать. Песка бы хоть побольше положили…
Виктор уставился на тарелку тролля.
– Не знал, что тролли едят камень, – ляпнул он, не подумав.
– А почему нет?
– А вы сами разве не из камня?
– Ну да. А ты сам-то разве не из мяса? Или ты что-то другое ешь?
Виктор посмотрел на свою тарелку.
– Хороший вопрос, – признал он.
– Виктор делает клик у Зильберкита, – обернувшись, сказала Джинджер. – Похоже, они собираются снять трехчастевку.
Все заинтересованно загудели. Виктор осторожно отложил что-то желтое и желеобразное на край тарелки.
– Скажите, – задумчиво произнес он, – когда вы делаете клик, бывает ли у кого-нибудь из вас… слышите вы что-то вроде… чувствуете, что вы…
Он замолчал, подыскивая слова. Все смотрели на него.
– Вы никогда не чувствовали, как будто что-то или кто-то действует через вас? Не знаю, как иначе это выразить.
За столом понимающе переглянулись.
– Энто все Голывуд, – сказал тролль. – Тут так устроено. Творческая… эта… активность бьет ключом.
– Тебя, однако, крепко ударило, – заметила Джинджер.
– Здесь такое случается очень часто, – задумчиво сказал гном в накидке. – Такой уж он, Голывуд. На той неделе мы с ребятами работали в «Сказке о гномах» и вдруг все разом запели. Прямо так, ни с чего. Будто песня нам просто в голову пришла, всем семерым разом. Как вам это нравится?
– И какая песня? – спросила Джинджер.
– А кто ее знает? Мы ее назвали «Песня Хай-хо». В ней только это и есть: «Хай-хо, хай-хо. Хай-хо, хай-хо, хай-хо».
– По-моему, ничем не отличается от прочих ваших песенок, – пророкотал тролль.
На площадку они вернулись в третьем часу. Рукоятор, приподняв заднюю стенку ящика для картинок, чистил маленькой лопаткой внутренности.
Достабль уснул в своем парусиновом кресле, прикрыв лицо носовым платком. Зильберкит бодрствовал.
– Где вы шляетесь? – закричал он.
– Я проголодался, – сказал Виктор.
– Приготовься и дальше голодать, парень, потому что…
Достабль приподнял уголок платка.
– Давайте начинать, а? – пробормотал он.
– Нельзя же допускать, чтобы исполнители диктовали нам…
– Сначала закончи клик, а потом увольняй, – распорядился Достабль.
– Правильно! – Зильберкит погрозил пальцем Виктору и Джинджер. – Больше в этом городе вы работы не найдете!
К вечеру кое-как закончили. Достабль велел привести лошадь и накинулся на рукоятора за то, что тот до сих пор не приспособился перемещать ящик для картинок. Демоны протестующе скулили. Лошадь пришлось поставить прямо напротив ящика, а Виктору предложено было подпрыгивать в седле. Для движущихся картинок сойдет, заявил Достабль.
По окончании клика Зильберкит сразу уволил их, неохотно выдав им напоследок по два доллара.
– Он предупредит остальных алхимиков, – упавшим голосом сказала Джинджер. – Они все заодно.
– Я заметил, что мы получаем только два доллара в день, а тролли – три. Как думаешь, почему? – спросил Виктор.
– Троллей здесь не так много, – объяснила Джинджер. – А хороший рукоятор вообще может получать шесть, а то и семь долларов в день. Но исполнители вроде нас – мелкая сошка.
Она со злостью взглянула на Виктора.
– А у меня так хорошо все шло, – процедила она. – Может, не роскошно, но вполне сносно. И работы хватало. Меня считали надежной. Я начала делать карьеру.
– В Голывуде нельзя сделать карьеру, – возразил Виктор. – Это все равно что строить дом на болоте. Здесь все ненастоящее.
– А мне тут нравилось! Но теперь ты все испортил! Придется возвращаться в свою ужасную деревеньку, о которой ты, наверное, никогда ничего не слышал! Опять за коровами ходить! Спасибо тебе большое! Всякий раз, как увижу коровью задницу, буду тебя вспоминать!
Разгневанная, она направилась в сторону города, оставив Виктора с троллями. Некоторое время они молчали. Потом Утес кашлянул, прочищая горло.
– У тебя есть где остановиться? – спросил он.
– Пожалуй, нет, – ответил Виктор.
– Место найти нелегко, – заметил Морри.
– Думаю устроиться на ночь на пляже. В конце концов, здесь не холодно. А мне надо как следует отдохнуть. Спокойной ночи.
Он поплелся к берегу.
Солнце садилось, ветер с моря принес некоторую прохладу. Вокруг темнеющей громады холма загорались огоньки Голывуда. Голывуд отдыхал только с приходом темноты. Сырье не тратят понапрасну, даже если это сырье – дневной свет.
У воды можно было расслабиться. Никто сюда не заглядывал. Прибитые морем коряги и растрескавшиеся, покрытые солью доски были посредственным стройматериалом. Импровизированной белой изгородью окаймляли они линию прибоя.
Виктор прихватил пару веток, чтобы разжечь костер, и улегся на песке, глядя на набегающие волны.
С гребня соседней дюны, укрывшись за пучком сухой травы, за Виктором задумчиво наблюдал Чудо-Пес Гаспод.
Было два часа пополуночи.
Она все-таки воцарилась в этом мире, радостно излившись из глубин холма, залила его своим сиянием.
А Голывуд грезил…
Она же грезила за каждого.
В жаркой, душной темноте дощатой лачуги Джинджер Уизел видела во сне красные ковровые дорожки и восторженные толпы. И еще решетку. Во сне она снова и снова возвращалась к решетке, где порыв теплого воздуха поднимал ее юбки…
В чуть более прохладной темноте своей куда более дорогой лачуги признанный мастер картинок Зильберкит видел во сне восторженные толпы, а еще видел, как кто-то вручает ему награду за лучшие в истории движущиеся картинки. То была громадная статуя.
Улегшись посреди песчаных дюн, Утес и Морри беспокойно ворочались во сне, ибо по природе своей были тварями ночными и потому сон в темноте будоражил их извечные инстинкты. Тролли видели во сне горы.
Поодаль от них, у воды, под звездами, Виктору снились взмывающие полы плаща, топот копыт, пиратские корабли, схватки на шпагах, люстры с сотнями свечей…
На соседней дюне, приоткрыв один глаз, дремал Чудо-Пес Гаспод. Ему снились стаи волков.
А Себя-Режу-Без-Ножа Достаблю ничего не снилось – потому что он не спал.
Путь верхом до Анк-Морпорка получился долгим. Вообще Достабль предпочел бы торговать лошадьми, чем ездить на них. Но даже самая долгая дорога когда-нибудь подходит к концу.
Непогода, так заботливо обходившая стороной Голывуд, не тревожилась об Анк-Морпорке, и город сейчас заливало дождем. Впрочем, ночной жизни это не мешало – она лишь делалась чуточку мокрее.
Не существует товара или услуги, которые были бы в Анк-Морпорке не доступны, даже глубокой ночью. А Достабль наметил сделать многое. Нужно было изготовить рисованные афиши. Добыть миллион мелочей. Многие из них напрямую были связаны с идеями, которые ему пришлось изобрести и разработать в течение долгого пути верхом. А теперь ему предстояло доходчиво разъяснить эти идеи другим людям. И разъяснить по возможности быстро.
Достабль спешился. Его окружала серая мгла рассвета, а дождь лил сплошным потоком, плотным, как стена. Вода переливалась через края сточных канав. Мерзкие горгульи-водометы с городских крыш ловко изрыгали дождевую воду на головы прохожих – правда, сейчас, в пять часов утра, толпы на улицах несколько поредели.
Себя-Режу всей грудью вдохнул густой городской воздух. Осязаемый воздух. Вряд ли где найдешь более осязаемый воздух, чем в Анк-Морпорке. Вдохнешь его, и сразу ясно – этим воздухом уже много тысяч лет подряд дышат другие люди.
Впервые за последние несколько дней его мысли более или менее прояснились. Ну и дела творятся в этом Голывуде! Пока ты находишься там, все кажется естественным, кажется, так и должна быть устроена жизнь, а как оттуда выедешь и оглянешься – все становится похожим на радужный мыльный пузырь. Получается, пока ты жил в Голывуде, ты был не ты, а какой-то другой человек.
Ну, ладно. Голывуд – это Голывуд, а Анк – это Анк. С Анком не справиться никаким голывудским завихрениям.
Достабль шлепал по лужам, слушая шум дождя.
Спустя некоторое время он заметил – впервые в жизни, – что у дождя есть ритм.
Странно. Всю жизнь живешь в городе и ничего не замечаешь. Надо уехать из него и вернуться, чтобы вдруг осознать, что в шуме дождевых капель, падающих в канаву, есть свой особый ритм: ПУМпи-пум-пум, пумпи-пумпи-ПУМ-ПУМ…
Укрывшись от дождя в подъезде, сержант Колон и капрал Шноббс из Ночной Стражи дружески делили самокрутку. Они сейчас делали то, что Ночной Страже удавалось особенно хорошо, – держались в тепле, сухости и в стороне от всяческих неприятностей.
Эти двое стали единственными свидетелями того, как некая безумная фигура, что двигалась по улице под проливным дождем, вдруг принялась разбрызгивать лужи и выделывать немыслимые пируэты. Ухватившись за водосточную трубу, она сделала крутой поворот и, лихо пристукнув каблуком о каблук, скрылась за углом.
Сержант Колон передал размокший окурок своему напарнику.
– Уж не старина ли это Себя-Режу Достабль? – спросил он после некоторой паузы.
– Ага, – отозвался Шноббс.
– Счастливый он какой-то.
– Совсем спятил, наверное, – пожал плечами Шноббс. – Распелся тут под таким дождем.
Уамм… уамм…
Аркканцлер как раз сидел у камина и, смакуя бренди, обновлял записи в родословной книге своих драконов. Но тут ему пришлось поднять голову.
…Уамм… уаммм… уамм…
– Вот проклятье! – пробормотал он и подошел к большому глиняному горшку, который раскачивался из стороны в сторону так, словно все здание сотрясалось.
Аркканцлер смотрел на него не в силах оторваться.
…Уамм… уаммуамммгажл УАММ.
Горшок перестал качаться и затих.
– Странно, – сказал аркканцлер. – Чертовски странно.
Плюм.
В другом конце комнаты вдребезги разлетелся графин со старым бренди.
Чудакулли Коричневый набрал полную грудь воздуха.
– Казначе-е-ей…
Виктора разбудили комары. Воздух уже нагрелся. Утро обещало новый погожий день.
Он побрел на мелководье – помыться и привести в порядок мысли.
Значит, так… у него есть два вчерашних доллара плюс пригоршня мелочи. Можно пока остаться здесь, особенно если спать на берегу. Конечно, рагу у Боргля съедобно лишь в чисто физическом смысле, зато довольно дешево. Правда, у Боргля можно столкнуться с Джинджер, что будет весьма неприятно…
Он сделал еще шаг и с головой ушел под воду.
Никогда прежде ему не случалось купаться в море. Наглотавшись воды и яростно колотя руками, он вырвался на поверхность. Берег был в нескольких метрах.
