Текст книги "Незримые академики"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Думмер уже собрался отложить Книгу Традиций прочь, однако она внезапно раскрылась сама.

– Странно.

– О, эти старые книжные переплёты со временем становятся такими жёсткими, – заметил Чудакулли. – Порой словно живут собственной жизнью.

– Кто-нибудь знает профессора Х.Ф. Подтяжника или доктора Сумасбродса?

Профессора перестали пялиться на дверь и вместо этого уставились друг на друга.

– Ну что, вспомнили? – спросил Чудакулли.

– Ни малейшего проблеска, – радостно констатировал преподаватель Новейших Рун.

Архиканцлер повернулся налево:

– А ты, Декан? Ты же помнишь всех…

Думмер застонал. Остальные волшебники закрыли глаза и приготовились к худшему. Дело могло принять неприятный оборот.

Чудакулли молча уставился на два пустых стула, каждый с отпечатком ягодицы. Пара профессоров прикрыли лица шляпами. Прошло уже несколько недель, но легче не стало.

Чудакулли набрал полную грудь воздуха и взревел:

– Предатель!

Тот факт, что он обращался всего лишь к двум углублениям в кожаной обивке, делал ситуацию даже хуже.

Профессор Бесконечных Исследований толкнул Думмера под рёбра, напоминая, что расхлёбывать проблемы предстоит именно ему, Тупсу. Опять.

Снова.

– Променял нас на горстку серебряников! – провозгласил Чудакулли, ни к кому конкретно не обращаясь.

Думмер прокашлялся. Он серьёзно надеялся, что охота на Мегапода отвлечёт Архиканцлера, но разум Чудакулли возвращался к проблеме Декана с той же неизбежностью, с какой язык нащупывает лунку на месте выпавшего зуба.

– Ну, фактически, предложенная ему компенсация была не меньше чем… – начал Тупс, однако настроение Чудакулли не предполагало разумной дискуссии.

– Компенсация? С каких это пор волшебники работают за зарплату? Мы адепты чистой науки, мистер Тупс! Нас не волнуют презренные деньги!

К несчастью, Думмер обладал четким логическим мышлением и в моменты сомнений имел тенденцию обращаться к здравому смыслу, от которого, строго академически выражаясь, было немного пользы, когда речь шла о разозлённом Архиканцлере. Думмер мыслил стратегически, что, применительно к волшебникам, всегда было ошибкой, и уж тем более было ошибкой призывать на помощь здравый смысл в таком случае, как этот.

– Ну, дело в том, что мы, фактически, никогда ни за что не платим серьёзных денег, – сказал он, – а если кому-то потребны наличные, он просто берёт, сколько нужно, из большой плошки…

– Мы – часть самой ткани бытия, мистер Тупс! Мы берём лишь столько, сколько необходимо! Мы не гонимся за богатством! И уж конечно, мы не принимаем "жизненно важную должность с привлекательным компенсационным пакетом" какого бы чёрта это ни означало, "и с другими преимуществами, включая щедрые пенсионные"! Пенсия! Да когда такое было, чтобы волшебник вышел на пенсию?!

– Ну. Доктор Уховёртка… – начал неспособный вовремя остановиться Думмер.

– Он женился! – Резко возразил Чудакулли. – Это не увольнение, это, считайте, смерть!

– А как насчёт доктора Ласточки? – упорствовал Думмер. Преподаватель Новейших Рун пнул его в колено, но Тупс лишь воскликнул "Ой!" и настойчиво продолжал: – Никто так и не понял, какая муха его укусила. Перетрудился в виварии, что ли? Там у нас много разных мух для лягушек, сэр!

– Взялся за гуж, не говори, что не уж, – пробормотал Чудакулли.

Обстановка немного разрядилась, и волшебники принялись осторожно выглядывать из-под своих шляп. Обычно приступы ярости Архиканцлера длились недолго. Очень утешительное обстоятельство, если бы не тот факт, что уже через пять минут что-нибудь снова вдруг напоминало ему о подрывной деятельности Декана, которая заключалась в том, что предатель нашел вакансию, послал резюме и получил работу в другом университете, воспользовавшись самой обычной рекламой в самой обычной газете. Разве так должен вести себя принц от магии? Разве подобало ему выступать пред комиссией из драпировщиков, зеленщиков и сапожников (прекрасные люди, без сомнений, соль земли и всё такое, но…), чтобы они оценивали его, будто терьера на вставке (наверняка и в зубы заглянули, да-да)? Он предал наивысшие принципы братства волшебников…

Из коридора раздался скрип колёсиков тележки, и все волшебники внезапно замерли в ожидании. Дверь распахнулась, и в Необщую комнату вкатилась первая перегруженная сервировочная тележка…

Раздались глубокие вздохи, и все глаза обратились к толкавшей тележку женщине, а потом ещё более глубокие вздохи возвестили, что эта женщина не та, кого ждали волшебники.

Она не была некрасива. Скорее, такая уютная, домашняя женщина, причём домик очень аккуратненький и чистенький, с розами у входа, надписью "Добро пожаловать!" на коврике перед дверью и с яблочным пирогом в духовке. Однако мысли волшебников в этот момент были, как ни странно, вовсе не о еде, хотя некоторые из них смутно недоумевали, почему нет.

Вошедшая служанка была, фактически, весьма симпатичной девушкой, хотя её бюст явно предназначался для женщины на пару футов выше ростом. Но бедняжка страдала от ещё одного крупного недостатка – она была не Та. [4]4
   Отъявленный Профессор Грамматики и Словоупотребления исправил бы данную фразу на «она была не Она», отчего Профессор Логики наверняка подавился бы своим напитком.


[Закрыть]

Профессора вначале пали духом, но быстро приободрились при виде целого каравана тележек с едой, торжественно вползавшего в комнату. Мало что так подбадривает, как основательный перекус в три часа ночи, это общеизвестный факт.

"Ну, – подумал Думмер, – по крайней мере, сегодня ничего не разломали. Очень удачный финал вечера, со вторником и не сравнить".

В любой крупной организации знают простой факт: если хочешь, чтобы дело было сделано, поручи его самому занятому человеку. Такая практика серьёзно увеличивает процент убийств, а однажды привела к смерти директора, сунувшего голову в маленький картотечный шкаф и с силой захлопнувшего дверцу несколько раз подряд.

В НУ тем самым "занятым человеком" оказался Думмер Тупс. Как ни странно, он научился извлекать из данного обстоятельства определённое удовольствие. В конце концов, большинство дел, которые его просили сделать, делать вообще-то не требовалось, а остальные профессора не слишком волновались из-за того, что дела не сделаны, если только им не приходилось не делать их самим. Кроме того, Думмер стал настоящим мастером в изобретении маленьких хитростей, позволявших экономить время и силы. Предметом его особенной гордости была система написании протоколов заседаний, которую он разработал при помощи Гекса, чрезвычайно полезной университетской мыслящей машины. Детальный анализ предыдущих протоколов, сопряжённый с мощными прогностическими возможностями Гекса, легко позволял (используя стандартный набор переменных, таких как повестка, которую Думмер всегда определял сам, а также состав комитета, время прошедшее после завтрака и время, оставшееся до обеда, и т. п.) в большинстве случаев составлять протокол заранее.

В общем, Думмер полагал, что весьма успешно поддерживает НУ в состоянии дружелюбной динамической стагнации. Дело явно стоило затраченных усилий, особенно учитывая возможную альтернативу.

Однако книгу, произвольно раскрывающую страницы, Думмер счёл явной аномалией. Игнорируя нарастающий вокруг шум позднего ужина, предшествующего раннему завтраку, он разгладил упомянутую самораскрытую страницу и начал читать.

Когда в Ночной Кухне объявилась, наконец, Джульетта, Гленда уже была готова с радостью расколотить тарелку об её хорошенькую пустую головку. По крайней мере, она с радостью представляла себе эту сцену во всех подробностях, однако злиться всерьёз не имело ни малейшего смысла, поскольку Джульетта не слишком-то хорошо разбиралась в чувствах и мыслях других людей. Не из-за мерзкого характера (в ней вообще не было ничего мерзкого), просто сама идея, что на неё кто-то может сердиться, не укладывалась у Джульетты в голове.

Потому Гленда ограничилась лишь ворчанием:

– Где ты была? Я сказала миссис Герпес, что ты заболела и ушла домой. Твой отец, наверное, уже с ума сходит! И к тому же ты подаёшь плохой пример другим девушкам.

Одним грациозным и плавным, как песня, движением Джульетта рухнула в кресло.

– На футболе, где ж ещё-то? Наши рубились против уродов с Дурнелла.

– До трёх часов ночи?

– Правила такие, сама не знаешь, чтоль? Играть до упора, до первого трупа или первого гола.

– Кто выиграл?

– Фигзнает.

– Ты не знаешь?

– Когда я ушла, как раз начали считать. По разбитым бошкам. А я ушла с Гнилым Джонни, ясно?

– Я думала, ты с ним рассталась.

– Он меня ужином угостил, клёво?

– Не надо было тебе с ним ходить. Это нехорошо.

– А ты откуда знаешь? – спросила Джульетта, которая иногда полагала, что вопросы успешно заменяют ответы.

– Иди, вымой посуду! – сдалась Гленда.

"А потом мне придётся всё за тобой перемыть", – подумала она, глядя, как её лучшая подруга неспеша шествует к большим каменным раковинам. Джульетта не мыла тарелки, она словно крестила их в купели, да и то не слишком тщательно. Конечно, волшебники не стали бы обращать внимания на такие пустяки, как присохшее вчерашнее яйцо, зато миссис Герпес видела непорядок сквозь две кирпичных стены.

Гленда любила Джульетту, честно. Хотя и сама не понимала, за что. Конечно, они выросли вместе, но Гленду всегда поражало, как Джульетта, при одном виде которой мальчишки теряли голову и, порой, падали в обморок, могла быть такой… ну, бестолковой. Фактически, выросла только Гленда. Насчёт Джульетты у неё были сомнения; порой казалось, что Гленда взрослела за двоих.

– Слушай, ну потри их уже, хоть немного, – возмутилась она после нескольких секунд наблюдений за ленивым обмакиванием тарелок в воду.

Потом забрала щётку из прекрасных рук Джульетты и принялась скрести, размышляя: "Я опять это сделала. Точнее, опять опять это сделала! В который уже раз? Я даже в куклы играла вместо неё!"

В руках Гленды тарелки одна за другой обретали идеальный блеск. Нет чистящего средства лучше, чем подавленное раздражение.

"Гнилой Джонни, – думала она. – О, господи. От него же кошачьей мочой воняет! И он единственный парень, который достаточно туп, чтобы воображать, будто у него есть шансы с Джульеттой. Нет, ну надо же! У неё такая чудесная фигура, и с кем же она встречается? С полными идиотами! Без меня она совсем бы пропала!"

После небольшого переполоха, вызванного прибытием Джульетты, Ночная Кухня перешла в нормальный рабочий режим. Те, кого Гленда упомянула как "других девушек" вернулись к выполнению своих повседневных задач. Конечно, для большинства из них время девичества осталось в далёком прошлом, но они были отличными работницами, и Гленда ими гордилась. Миссис Заборс сервировала непревзойдённые сырные тарелки. Милдред и Рэйчел значились в платёжной ведомости как "овощные женщины", однако были весьма трудолюбивы и надёжны, а Милдред, кроме того, принадлежала честь изобретения знаменитого бутерброда со свёклой и сливочным сыром.

Каждая из них знала своё дело, и, что ещё важнее, делала его. Ночная Кухня работала как часы. Гленде очень нравилась надёжность.

Конечно, у неё был свой дом, и она старалась не забывать посещать его хотя бы раз в сутки, однако по-настоящему жила она именно на Ночной Кухне. Здесь была её крепость.

Думмер Тупс тупо смотрел на страницу книги Традиций. Его разум буквально кипел от неприятных вопросов, и самым неприятным из них был самый простой: «Может ли кто-то так или иначе придти к выводу, что данная проблема – моя вина? Нет. Прекрасно!»

– Гм, тут обнаружилась одна традиция, котрую мы, к сожалению, не соблюдали уже довольно долгое время, Архиканцлер, – сказал он, старательно скрывая свою озабоченность.

– Ну и что? Какая в том беда? – спросил Чудакулли, потягиваясь.

– Это же традиция, Архиканцлер, – укоризненно возразил Думмер. – Хотя, с прискорбием должен заметить, что её несоблюдение, похоже, вошло у нас в традицию.

– Ну и прекрасно, – ответил Чудакулли. – Если мы превратили в традицию несоблюдение традиции, мы получили двойную традицию, так? В чём же проблема?

– Проблема в завещании Архиканцлера Сохрана Побольше, – пояснил Мастер Традиций. – Университет получает неплохие денежки от принадлежавшей ему недвижимости. Побольши были весьма богатым семейством.

– Хмм, да. Что-то припоминаю. Спасибо ему, конечно. И что?

– Гм, я был бы весьма рад, если бы мой предшественник уделял в последнее время больше внимания старым традициям, – заявил Думмер, который полагал, что плохие новости надо выдавать постепенно, в час по чайной ложке.

– Конечно, но он же был мёртв.

– Да, верно. Может быть, сэр, нам следует завети традицию периодически справляться о здоровье Мастера Традиций?

– А он и не болел, – возразил Архиканцлер. – Просто умер, и всё. Для мертвеца был весьма здоровеньким.

– Мы нашли всего лишь кучку пыли, Архиканцлер!

– Ну, это не то же самое, что болезнь, – не сдавался Чудакулли, который вообще не привык сдаваться. – Весьма стабильное состояние, в широком смысле слова.

– Просто в завещании есть одно условие… Мелким шрифтом, – сказал Думмер.

– О, я никогда не утруждал себя чтением мелкого шрифта, Тупс!

– А я утрудил, сэр. Там сказано: "…действительно до тех пор, пока Университет выставляет команду для игры в футбол, иначе называемый Забава Бедняков".

– Орава медяков? – переспросил профессор Бесконечных Исследований.

– Чудачество какое-то! – заявил Чудакулли.

– Чудачество или нет, но таково условие завещания.

– Но мы перестали играть в футбол множество лет назад, – возмутился Чудакулли. – Толпа на улице, все пинаются, толкаются и орут… и это только если об игроках говорить! Зрители вели себя ничуть не лучше! Сотни человек в каждой команде! Игра могла растягваться на много дней подряд! Вот почему его запретили.

– Строго говоря, формального запрета никогда не было, Архиканцлер, – заметил Старший Спорщик. – Мы прекратили играть, это верно. И Гильдии тоже. Просто футбол перестал считаться подходящей игрой для джентльменов.

– Тем не менее, – заявил Мастер Традиций, продолжая водить пальцем по странице, – таковы условия. Тут много и всяких других условий… О, господи. О, горе нам. О, нет, только не это…

Его губы продолжали беззвучно шевелиться, повторяя страшные слова из книги. Все волшебники, как один, изогнули шеи, пытаясь рассмотреть, что такое ужасное читает Тупс.

– Ну, давайте, говорите уже! – взревел Чудакулли.

– Погодите, я хочу вначале проверить кое-что, – ответил мастер Традиций, – не хотелось бы беспокоить вас понапрасну. – Он снова заглянул в книгу. – Будь я проклят!

– Да о чём вы?

– Кажется, мы… нет, я не хочу портить вам вечер, Архиканцлер, – упирался Думмер. – Я, наверное, что-то не так понял. Не может же он требовать… О, боже!

– Покороче, пожалуйста, Тупс, – зарычал Чудакулли. – Я ведь, кажется, Архиканцлер университета? На дверях моего кабинета именно так и написано, я уверен.

– Конечно, Архиканцлер, однако я полагаю, что с моей стороны будет страшной ошибкой…

– Я очень ценю ваше нежелание портить мне вечер, сэр, – заявил Чудакулли, – однако ничто не помешает мне испортить вам весь завтрашний день! Учитывая данный факт, откройте уже нам: о чём, чёрт возьми, вы тут толкуете?!

– Гм, кажется, Архиканцлер, дело в том, что, гм… Вы знаете, когда мы в последний раз играли в футбол?

– Кто помнит? – обратился Архиканцлер ко всем присутствующим.

Приглушённо посовещавшись, волшебники пришли к консенсусу: двадцать лет назад, плюс-минус.

– "Плюс-минус" сколько? Нельзя ли уточнить? – взвился Думмер, который ненавидел такие уклончивые ответы.

– О, ну вы же понимаете, о чём речь. Нечто вроде того. Приблизительно, так сказать. Более-менее. Сами знаете.

– О чём знаю? – возмутился Думмер. – Ничего я не знаю! Нельзя ли поточнее?

– Да зачем же?

– Затем, что если университет не играл в Забаву Бедняков более двадцати лет, всё завещанное имущество перейдёт в собственность родственников Архиканцлера Побольше.

– Но игра запрещена! – возмутился нынешний Архиканцлер.

– Гм, в общем, не совсем. Все знают, что лорд Ветинари футбол недолюбливает, однако если игра проводится на окраине города и не выходит за пределы периферийных улиц, Стража закрывает на неё глаза. Почему? Да потому что игроков и болельщиков гораздо больше, чем штатных сотрудников Стражи. Уж лучше закрывать глаза, чем зажимать разбитый нос.

– Какой изящный каламбур, Тупс, – заметил Чудакулли. – Вы меня удивили, надо признать.

– Спасибо, Архиканцлер, – скромно ответил Думмер.

На самом деле, он вычитал эту фразу в «Таймс». Прочие волшебники газету недолюбливали за то, что она не цитировала их, или же, наоборот, цитировала с досадной точностью.

Приободрившись, Думмер добавил:

– Должен заметить, Архиканцлер, что любой запрет так или иначе не имеет значения. Согласно правилам НУ, волшебники могут не обращать на него внимания. Мы не подчиняемся мирским законам.

– Разумеется. Но мы, тем не менее, обычно уважаем светские власти, – заявил Чудакулли, произнося слова так осторожно, словно вынимал их из шкатулки и внимательно рассматривал, прежде чем употребить.

Остальные волшебники согласно кивнули. Они поняли недосказанное: "У Ветинари есть свои причуды, однако он самый разумный из правителей за последние несколько сот лет. Он пока что не трогает нас, но никогда не знаешь, какой туз припрятан у него в рукаве". Нет смысла спорить с очевидными фактами.

– Ладно, Тупс, что вы предлагаете? – спросил Чудакулли. – Я знаю, вы рассказываете мне о проблеме, только если уже придумали решение. Противная привычка, честно говоря, но я её уважаю. Уже знаете, как нам выкрутиться, верно?

– Полагаю, что так, сэр. Думаю, нам следует, ну, собрать команду. Насчёт выигрыша в завещании нет ни слова. Мы просто обязаны сыграть, этого достаточно.

В свечном подвале было всегда тепло. К сожалению, в нём также было влажно и очень шумно, причём в самые неожиданные моменты. А всё потому, что под потолком проходили трубы отопления и горячего водоснабжения, подвешенные на металлических тросах с непредсказуемым коэффициентом теплового расширения. И это лишь для начала. Тут же размещались трубы балансировки общеуниверситетского слудного потенциала, труба подавителя потока антропических частиц, который в наши дни работал кое-как, а также воздуховоды, которые вообще не работали с тех пор, как заболел ослик, приводивший в движение систему вентиляции. Кроме того, здесь же располагались трубы, оставшиеся от неудачной попытки предпоследнего Архиканцлера наладить коммуникационную систему университета при помощи дрессированных мартышек. Иногда все эти трубы начинали гудеть в унисон, издавая целую симфонию бульканья, щелчков, раздражающей органической капели, и, порой, необъяснимый «буммм!», который разносился далеко по подвалу.

В целях экономии тепла конструкция железных труб была улучшена путём обматывания их старым тряпьём, державшимся на месте при помощи верёвочек. Часть тряпок была прежде одеждой волшебников, а одежда волшебников, как её ни отстирывай, неизбежно сохраняла в себе остатки магических заклинаний, что приводило к возникновению неожиданных фонтанов разноцветных искр, и, порой, самозарождению мячиков для пинг-понга.

Несмотря на всё это, Орехх чувствовал себя в свечном подвале, как дома. Порой это его беспокоило. Там, наверху, люди частенько дразнили его, делая всякие намёки насчёт грязных свечей. И хотя Брат Овёс утверждал, что это ерунда, кипящий воск всё же пробуждал в Ореххе какие-то родственные чувства. Здесь, внизу, он ощущал покой.

Фактически, Орехх теперь руководил свечным подвалом. Смимс не знал об этом, потому что редко давал себе труд спускаться вниз. Трев, конечно, был в курсе, но не возражал, поскольку работа Орехха давала ему больше свободного времени для того чтобы пинать жестяную консервную банку. Мнение прочих оплывальщиков и окунальщиков не принималось в расчёт. С точки зрения рынка труда, если ты работал в свечном подвале, ты пал так низко, что достиг самого дна. И продолжаешь падать, закапываясь в грунт. Практически это означало, что у тебя недостаёт харизмы даже для работы нищего. Это означало также, что ты скрываешься от чего-то: возможно, от самих богов или от собственных демонов. Посмотрев из свечного подвала вверх, ты мог разглядеть (где-то на недосягаемой высоте) все прочие подонки общества. Следовательно, лучше так и оставаться здесь, в тёплом сумраке, где достаточно еды, редко случаются неприятные встречи и, мысленно добавлял Орехх, никогда никого не бьют.

Нет, окунальщики не создавали проблем. Он сам делал для них всё, что мог. Жизнь и без того изрядно побила этих людей, у них просто не было сил, чтобы самим бить кого-то ещё. И это хорошо. Когда нормальные люди понимают, что ты – гоблин, остаётся ожидать лишь неприятностей.

Он помнил, как кричали на него крестьяне, когда он был ещё совсем маленьким, и вслед за словами частенько летели камни.

Гоблин. О, это слово волокло за собой целый караван ассоциаций. Неважно, что ты говоришь или делаешь, этот караван всё равно проезжал прямо по тебе. Орехх пытался показывать людям свои поделки, но люди лишь разбивали их камнями, крестьяне вопили при этом, словно ястребы на охоте, а за камнями следовало ещё больше неприятных слов.

Мучения прекратились когда в город (если можно считать городом кучку строений и единственную улицу из утрамбованной грязи) прибыл пастор Овёс. Он принёс… прощение. Но в тот день прощения не желал никто.

В темноте тихо постанывал на своём ложе тролль Цемент, совершенно одуревший от Сплиты, Скользи, Сруба и Скунса. Он и железные опилки нюхал бы, но Орехх ему не позволял.

Орехх зажёг новую свечу и включил маленький самодельный заводной вентилятор, который помогал ему правильно оплывать воск. Вентилятор весело зажужжал, и пламя свечи отклонилось, став почти горизонтальным. Орехх всегда очень внимательно относился к своей работе. Хороший оплывальщик никогда не поворачивает капающую свечу, потому что при натуральном, так сказать, оплывании, воск почти всегда образует потёки только с одной стороны, противоположной той, откуда дует сквозняк. Не удивительно, что волшебникам так нравились свечи именно его производства. В свече, которая выглядит так, словно оплывала во всех направлениях разом, есть что-то подсознательно раздражающее. Сбивает с мысли. [5]5
  Вы можете подумать, что найм профессиональных оплывальщиков – странный поступок для солидного заведения, вроде Невидимого Университета. И крупно ошибётесь. Ни один классический волшебник, истинно достойный своей остроконечной шляпы, не станет работать при свете аккуратных, гладких, если можно так выразиться, девственных неоплывших свечей. Просто потому, что это неправильно. Нужная атмосфера будет бесповоротно разрушена. Если же такое всё-таки произойдёт, бедняга начнёт суетиться вокруг свечи со спичками и гнутыми скрепками, пытаясь произвести надлежащие капли и потёки воска, как того требует природа. Нетрудно догадаться, чем всё закончится: волшебник лишь закапает воском весь ковёр и подпалит себе бороду. Потому и был издан специальный указ, провозглашающий, что оплывание свечей – работа для профессионального оплывальщика.


[Закрыть]

Он работал быстро и уже укладывал в специальную корзинку девятнадцатую по всем правилам оплывшую свечу, когда услышал грохот жестяной банки, весело скачущей по каменному полу коридора.

– Доброе утро, мистер Трев, – сказал Орехх, не поднимая взгляда. Секундой позже прямо перед ним упала на донце жестяная банка и тут же замерла, словно кусочек паззла, аккуратно вставший на своё место.

– Как ты допетрил, что это я, Гоббо?

– По лейтмотиву, мистер Трев. И я предпочитаю имя Орехх, спасибо.

– Какой ещё такой мотив-шмотив?

– Это специальная мелодия или аккорд, которые ассоциируются с определённым человеком или местом, мистер Трев, – ответил Орехх, аккуратно укладывая в корзинку ещё две готовых свечи. – Я намекал на вашу склонность постоянно пинать банку. Кажется, вы в хорошем настроении, сэр. Как прошёл вчерашний день?

– Чё?

– Улыбнулась ли Дурнеллу Фортуна прошлым вечером?

– Ты о чём, ваще?

Орехх решил выражаться попроще. Опасно слишком выделяться, опасно не быть услужливым, не быть осторожным.

– Вы выиграли, сэр?

– Не. Опять ничья. Зря только время потратили, чесгря. Но это был всего лишь товарищеский матч. Никого не убили.

Трев заметил полные корзины очень натурально оплывших свечей.

– Ох и дофига же ты тут нахреначил, парень! – вежливо похвалил он.

Орехх снова глубоко задумался, а потом осторожно спросил:

– Невзирая на явные скатологические референции, вы, тем не менее, кажется, одобряете тот факт, что я оплыл для вас большое, хотя и не уточнённое, количество свечей?

– Ёлки зелёные, ты о чём вообще, Гоббо?

Орехх отчаянно принялся искать подходящий перевод.

– Я путёво сработал? – наконец, рискнул он.

Трев хлопнул его по спине.

– Ага! Молодцом! Уважуха! Ты клёвый, вот научился бы ещё базарить по-нормальному, вообще зашибись было бы. А то ведь на улице и пяти минут не протянешь, кто-нибудь обязательно зафигачит в тебя кирпичом.

– Нельзя сказать, что подобные происшествия для меня в новинку… то есть, я хотел сказать, ага, фигачили уже, и не раз.

– Никогда не понимал, с чего люди так бесятся, – благородно заметил Трев. – Ну, были раньше всякие там битвы, и чё с того? Это ж тыщу лет назад было, и хрен знает где. И тролли с гномами вели себя тогда ничуть не лучше, верно? В смысле, не лучше гоблинов. Ну, из-за чего тогда шум? Вы чё тогда делали? Просто резали глотки да пёрли вещички, так? Ха, на окрестных улицах такое и щас сплошь да рядом.

"Наверное, это правда", – подумал Орехх. Никто не смог остаться в стороне, когда в Дальнем Убервальде разразилась Тёмная Война. Возможно, где-то там были и настоящие Злые Силы, но после как-то так получилось, что Злые Силы всегда сражались на стороне врага. Кажется, подобный подход к истории оказался заразным. Ещё более странно, что во всех противоречивых письменных и устных преданиях о той войне гоблины изображались мерзкими, маленькими и трусливыми ублюдками, которые лепили грязные свечи из собственной ушной серы и тоже всегда были на стороне врага. Увы, сами гоблины никаких историй о себе не написали, потому что у них не было даже карандашей.

Улыбайся людям. Симпатизируй им. Будь услужлив. Старайся быть полезным. Орехх симпатизировал Треву. Он вообще достиг немалых успехов в симпатии. Когда ты откровенно симпатизируешь людям, они тоже начинают относиться к тебе чуть-чуть лучше. В таком деле любая малость пригодится.

Трев, со своей стороны, относился к древней истории с полным пренебрежением, а также осознавал простой факт: очень полезно иметь в свечном подвале существо, которое не пытается сожрать воск и делает работу вместо Трева. Даже если Трев снисходил до исполнения своих обязанностей, у Орехха свечи всё равно получались лучше. Такую ценность стоило беречь. Кроме того, расовая нетерпимость требовала слишком больших усилий, а Трев был прирождённым лентяем во всём, что не касалось футбола. Он всегда предпочитал идти по пути наименьшего сопротивления.

– Вас искал мастер Смимс, – сообщил Орехх. – Но я всё уладил.

– Зашибись.

И всё. Больше никаких вопросов. Орехху действительно нравился Трев.

Но парень продолжал стоять рядом, задумчиво глядя на гоблина, словно оценивая.

– Знаешь что, – предложил он, наконец, – давай сходим на Ночную Кухню, выклянчим себе завтрак?

– О, нет, мистер Трев, – простонал Орехх, чуть не выронив свечу. – Я полагаю, что данное действие будет неразумным… то есть, ну его нафиг, а?

– Да ладно тебе, кто узнает-то? Там есть такая толстушка, готовит – язык проглотишь! Офигенная жрачка.

Орехх задумался. Никогда не спорь, всегда будь услужлив, всегда веди себя подобающе, никогда никого не пугай.

– А и фиг с ним, пошли! – наконец, решился он.

Скрести сковородку до зеркального блеска – чрезвычайно полезное занятие, особенно если ты при этом развлекаешься идеей слегка постучать кое-кого этой самой сковородкой по голове. Когда Трев появился в Ночной Кухне, Гленда была явно не в настроении. Он подкрался сзади, поцеловал её в шею и оптимистично спросил:

– Приветик, милашка! Что хорошенького нажарила сегодня?

– Для людей вроде тебя, Тревор Вроде, – ничего! – отрезала она, отгоняя его прочь сковородкой. – И держи свои руки при себе, будь так любезен!

– Да неужто совсем ни крошки не припасла для своего любимчика?

Гленда вздохнула.

– Там, в духовке, есть жаркое. И если тебя поймают – никому ни слова, – сказала она.

– О, то, что нужно, для парня, который всю ночь трудился, не покладая рук! – заявил Трев, более чем фамильярно похлопав её и немедленно направляясь в сторону кухонных плит.

– Да ты всю ночь на футболе проторчал!! – возмутилась Гленда. – Ты всегда на футболе! И это, по-твоему, работа?

Трев лишь рассмеялся, и Гленда перевела свой бронебойный взгляд на его компаньона.

– Вам, парни, следует получше мыться, прежде чем заявляться сюда! – объявила она, радуясь, что на этот раз жертва не улыбается и не пытается её поцеловать. – Здесь зона приготовления пищи!

Орехх нервно сглотнул. Это была самая длинная в его жизни беседа с особой женского пола (если не считать её светлость и мисс Здравопут), а ведь он ещё не сказал ни слова.

– Уверяю вас, я регулярно моюсь, – наконец, пролепетал он.

– Но ты весь серый!

– Ну, некоторые люди белые, а другие – чёрные, – пробормотал Орехх, чуть не плача.

О, зачем, зачем он вышел из подвала? Там было так хорошо и просто, и тихо, к тому же, если Цемент не нажирался оксидом железа.

– Не надо пудрить мне мозги. Ты же не зомби, надеюсь? Я знаю, что они стараются вести себя хорошо, и в любом случае, от человека не зависит, как именно он умрёт, но мне здесь не нужны проблемы. Каждый может случайно окунуть в суп палец, но ронять его на дно тарелки – это уж слишком. Я такого не люблю.

– Я живой, мисс, – беспомощно сказал Орехх.

– Это верно, но живой кто? Вот что я хотела бы знать.

– Я гоблин, мисс.

Орехх сказал это неохотно. Прозвучало слишком похоже на ложь.

– Я думала, гоблины рогатые, – заметила Гленда.

– Только взрослые особи, мисс.

Что ж, это было правдой, по крайней мере, для некоторых гоблинов.

– Надеюсь, вы, гоблины, ведёте себя прилично? – спросила Гленда, сурово глядя на Орехха.

Но тот распознал этот взгляд – она уже сказала всё, что хотела, и теперь просто играла роль, чтобы показать, кто здесь босс. Боссы обычно могли позволить себе щедрость, особенно при виде маленького, жалкого и должным образом впечатлённого создания. Это сработало.

Гленда сказала:

– Трев, принеси мистеру…?

– Орехх, – сказал Орехх.

– Принеси мистеру Орехху немного жаркого, ладно? Он выглядит голодным.

– У меня очень быстрый метаболизм, – сказал Орехх.

– Это неважно, – заявила Гленда, – до тех пор, пока ты не показываешь эту штуку другим людям. С меня достаточно…

У неё за спиной раздался грохот.

Трев уронил поднос с жарким. Он замер, словно столб, уставившись на Джульетту, которая ответила ему взглядом глубочайшего отвращения. Наконец, она произнесла медовым голоском:

– Ну, чё вылупился? Да ты прям герой, что заявился сюда с этой тряпкой вокруг шеи! Все знают, что у Дурнелловцев дыхалка ни к чёрту. Бизли не может удержать мяч, даже если сунет его в сумку!

– Ой, да неужели? А я слыхал, Лоббисты на прошлой неделе просто втоптали вас в грязь. Лоббисты! Это ж команда старушек!

– Ха, главного ты ещё не знаешь! Скоба Апрайт вчера вышел из Танти! Посмотрим, как вам, Дурням, понравится, когда он потопчет вас как следует!

– Кто, Скоба? Ну да, он откинулся, и что? Он и трусцой-то еле бегает! Да мы круги будем вокруг него нарезать…