Текст книги "Измена. Убей меня (СИ)"
Автор книги: Теодора Игнатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9
Не может быть! Он приехал! Тело обдаёт жаром, мандраж во всех конечностях. Я не накрашена, в пижамных штанах и широкой, затасканной футболке, волосы ещё не высохли после обильного умывания, свисают некрасивыми сосульками. Мечусь глазами, не открывать, у меня везде свет горит, видно кто-то дома. О боже! Точно не буду притворяться, что меня нет, или что не работает звонок. Он уедет, пока я тут бьюсь в истерике. Заруцкий никогда не приезжал ко мне, максимум забрать. Что делать? В горле пересохло, не могу позволить видеть себя в таком виде. Трель раздаётся во второй раз, подпрыгиваю от звука.
Самое страшное, я очень хочу его видеть, но выгляжу сейчас как домохозяйка-чуханка. Зеркало в прихожей именно такую картинку мне и отображает. Хоть как-то пытаюсь привести волосы в порядок. Глаза не красные? Вид ужасный! Но выбор не велик, либо открываю, либо уедет... Тороплюсь на улицу переставляя ватные ноги, два метра до калитки кажутся пропастью. Открываю не поднимая глаз, щёки пылают.
Молчит, из-под ресниц поднимаю глаза. Да что же так горит лицо, невыносимо. Чувствую себя уродливой замарашкой. Заруцкий серьёзен, и не только, улавливаю злость, мягко сказано, от него веет агрессией. Черты лица заострились или это потёмки виноваты и скупой свет фонаря. По спине бегут мурашки страха, таким вижу впервые.
– Стыдно, хоть это радует, – нарушает первым молчание, рассматривая открыто с ног до головы.
Действительно становится стыдно, держу на пороге. Уж не знаю, что он имел ввиду, слишком переживаю, сути не уловила.
– Проходи... – голос прозвучал жалко.
Ощущать себя ущербной букашкой уверенности не добавит. Проходит вслед за мной, в прихожей разувается.
– Может... чай, кофе? – робко интересуюсь, не поднимая глаз к лицу.
– А может ты что-то забыла?
Вскидываюсь, в его взгляде столько злобы, отступаю на шаг. Будто знает... Чувство вины терзает, целованные губы горят пламенем.
Смотрю на него в страхе, он пытливо рассматривает, ищет следы преступления. Краснею, стыдно за внешний вид. Ещё я обманула, номер не дала, сообщение не скинула. Обманула! Есть же мой номер, Сонька слила, или он ждёт объяснений... Мысли путаются, перед глазами поцелуй другого. Держусь не закричать: прости меня. Ага! Может на колени бухнуться и ботинки целовать, рвать на голове волосы и скулить, вымаливать прощения. Словно окатило ледяной водой.
– Что я забыла?
Заруцкий пальцем касается своих губ, подсказывая мне. Тяжело сглотнула.
– Последнее время часто стала об этом забывать.
Подхожу и быстро целую, он мгновенно отреагировав, запускает пальцы в волосы на затылке и наклонившись, без извечных каблуков выше на голову, почти касаясь моего носа своим, смотрит в глаза. Сквозь зубы рычит:
– Придушу тебя, если ещё раз так сделаешь, – впивается в рот требовательным поцелуем, терзая и мучая.
В шоке распахиваю глаза, как только прекращает целовать, инстинктивно упираюсь ладонями в грудь, чувствую его тепло через рубашку, под моими пальцами быстро бьётся сердце. Тяжело дышит, губы припухли от грубых терзаний, гладит пальцами затылок, посылая мурашки по спине. От ненормального взгляда не по себе.
– Если бы тебя не оказалось дома, когда нашёл, точно бы придушил.
– Ревнуешь? – вырвалось против воли.
Злобная стерва ржёт, покатываясь со смеху, а я вздрагиваю, дёрнувшись от его сверкающих глаз. За секунду меняется в лице, да и я тоже, от страха.
– Дина, ты так много разговаривать стала, – заметил притворно сладким голосом.
А я с трудом сдерживаю очередной выпад, рвущийся наружу. Остановите меня! Сейчас прикушу язык и ладонями зажму рот.
– Так чай или кофе? – стараюсь спрятать перепуганные глаза, гипнотизирую шею.
Остро ощущаю родную близость, как назло не отпускает из рук. Обниматься с ним, в прихожей собственного дома, странные ощущения. Не то, что неуютно, это паника, меня трясёт.
– Тебя, желательно без одежды.
Зелёные глаза совершенно серьёзны. Кратко целуя, оттесняет от двери вглубь дома, целует не так, но само действо напоминает роковую ночь, даже в воздухе та же энергетика. Волна из воспоминаний проносится, захлёстывая накрывают с головой, вдохнуть не успела, тону. Упираюсь протестуеще в грудь ладонями, Заруцкий замирает, всматриваясь в лицо. Настырно тянется ко мне.
– Не надо... – шепчу.
Перед глазами другой мужчина, чужое, нагое тело, страстные губы. Не надо! Не хочу смешивать их. Пусть пытка прекратится, хватаюсь руками за голову, зажмуривая глаза. Не надо! Даже не знаю, кричу вслух или про себя.
Выпустив меня из рук, быстро обойдит направляясь к выходу. Поборов истерику бегу за ним, преграждаю дорогу к двери, хватаюсь за него. Уйдёт и не вернётся, в душе болезненный переворот.
– Не уходи, – голос дрожит, как и я сама.
Хочется себя ударить, страх потери разрывает изнутри. Уйдёт! Пристально вглядывается в лицо.
– Дин, я всё понял. – Тон грубый и резкий.
Меня словно ударили, распадаюсь в лихорадке. Цепляюсь ему за шею, прижимаюсь к груди, пытаюсь удержать на месте, еле заметно упирается. Если уйдёт, больше не вернётся. А это самое страшное, что может случиться. Не шевелится, с опущенными руками, тяжко дышит, резко хватает меня за руки в желании убрать с себя, больно сжимает. Противная влага бежит по щекам. Не уходи! Я не смогу без тебя! Я умру!
– Ты мне так нужен... – шепчу еле слышно, знаю слышит, а я слышу только своё сердце, гулко и больно бьющееся в груди.
Обнимает, не оттолкнул, и я прижимаюсь крепче, обхватив за талию, вдыхаю его запах, щекой ошущаю быстро несущееся сердце. Не отдам! Он мой! Злобная стерва что-то бурчит. Заткнись! Рявкаю на неё. Я почти пережила потерю. Не отдам! Не отпущу, даже, если придётся умолять.
– Дин, что с тобой? Совсем не узнаю. То отталкиваешь, то сама на шею кидаешься. – Тихий, севший голос.
– Это ты меня замучил, – шепчу, вдыхая его аромат, такой родной, мой.
– Прости, – тяжело вздыхает.
И всё?! Это всё?! Этого мало, чтобы залечить мои раны, этого мало, чтобы успокоить мою боль, которая разрывает ежедневно.
Часом позже в моей комнате. Он лениво развалившись на кровате, путешествует ладонями по моей спине. Я притаившись на его груди, слушаю дыхание, размеренный стук сердца. Хочется сжать его изо всех сил, насколько хватит. Только мой! Оба молчим и оба в смятении, страхе и неуверенности. Что с нами произошло? Почему так тяжело? Всё вижу другим, чужим. Наши встречи на протяжении отношений сводились к сексу. Сейчас так непривычно лежать на его груди и быть одетой. Каждой встречи я ждала считая дни, часы, минуты, отдавалась страсти и снова ждала, ждала и ждала. Сгорая без него. Душа болела каждый день, каждый час, каждую минуту без него и мне было паралоельно, как проводить минуты наедине, только бы с ним, только бы в его руках. Постоянно скучая и страдая по его близости, по его внимаю, ни разу не задумалась, а бывает ли по-другому. Получала удар в самое сердце и прощала, даже не задумываясь, зачем он это сделал, как я буду с этим жить. И только побывав в постели другого мужчины, посмотрела на себя со стороны. Я ужасаюсь, наблюдая, как картинка моей жалкой жизни, даже скорее существования, медленно, но верно выплывают из тумана глупости и наивности. Шок! Ужас! Два года пролетели как в дурмане, как один миг, на одном дыхании страданий и душевной боли.
Мы очень редко вместе где-то бывали. В самом начале походы в рестораны, посиделки с друзьями, после первой близости романтика ушла, осталась только страсть и мои страдания, бесконечные ожидания и ожидания. Я с завистью смотрела на парочки идущие за ручку, просто гуляя, у меня этого не было. Праздники проводились, он где-то с друзьями, я с родителями и сестрой. У нас нет ничего общего, ничего. И теперь он меня не узнает, когда я заговорила, когда требую объяснений, а не тихо плачу в одиночестве, когда я почувствовала, что есть шанс от него уйти и излечить себя от страшной болезни, под названием любовь...
Тот день в парке, так хотела осуществить мечту, погулять взявшись за руки, целоваться под звёздным небом и то ничего не вышло. Глупый порыв вернуться к беззаботному возрасту. Нас кроме секса ничего не связывает и это болью отдаёт внутри, мы чужие, мы не знаем друг друга и за эти дни в шоке. Мы друг друга не понимаем, нам тяжело. Мне тяжело...
Моя измена, да я чувствую себя именно так, спала с другим, предала, и не его очередная измена, а моя, перевернула всё. Снова он, выплыл из ночи как тень и я снова боялась его, желала одновременно. Хотя изначально была уверена, Дана больше нет в моей жизни. Однажды и больше никогда, нахлынуло и отступило. Только что-то неведомое постоянно шевелилось внутри, подавая признаки сомнения, которые оживали и набирали силу. Заруцкого слепо любила, бежала за ним, летела как бабочка, дышала им и не думала ни о чём кроме того, что испытывала внутри. А с Даном, я думала и думаю. Почему? Зачем? Возможно иллюзия, обман, дефицит любви и внимания. Невозможно чувствовать как себя совершенно чужого человека. Странного незнакомца. Сегодня он снова меня поцеловал и эта выходка с вызовом такси. У меня нет телефона... Эти слова долго вертелись в голове. Последний раз, когда отвёз домой, было такое чувство, будто меня бросили, а после сегодняшней встречи я уверена, увижу его ещё. Почему я не оттолкнула, с готовностью отдалась поцелую чужого человека. Разве так бывает, чтобы чужие ближе самых любимых?
– Почему ты мне изменял? – задаю вопрос разрывая тишину. В продолжение мысли слетел с языка. Я это смогла произнести вслух?!
– Ди-на, мы же закрыли эту тему. – Каждая мышца напряглась, рука на моей спине замерла.
Однако поздно сдавать назад.
– Пожалуйста, скажи мне. Они лучше в постели? – заторопилась пока смелая.
Отстраняется резко, заглядывает в лицо
– Господи! Нет, не лучше. Ты самая лучшая! – сжимает в кольце рук, отвечает неохотно.
– Говоришь то, что я хочу слышать. – Голос сел от волнения.
Крепче прижимаюсь к нему, сейчас начнётся.
– Нет. Говорю потому, что это правда. Ты самая желанная, самая вкусная, самая моя... Посмотри на меня.
С трудом заставляю себя оторваться от него, поднимаю голову и смотрю, перед глазами мутно из-за набежавших слёз, вглядываюсь в лицо, глаза, мои любимые губы.
– Каким ты меня видишь?
– Любимым. – Ответ приходит сам, даже не задумываюсь.
– Вот. Здесь нет лучше или хуже. Ты любимая. С любимыми острее, слаще, незабываемо. Хочется ещё и ещё. Хочется тебя больше и больше, от этого и бежал. Надо было разбавить тебя, чуть-чуть отдалиться, чтобы не так болезненно хотелось ближе и больше. Хотел забыться от тебя.
Слова жалят, яд бежит по венам.
– Почему? – почти плачу.
У меня по-другому, я наоборот хотела больше и больше, кидаясь в самое пламя.
– Если б мне было столько же лет, как и тебе, я бы окунулся с головой не задумываясь, а когда становишься старше, больше думаешь, чем чувствуешь. Приоритеты расставлены по-другому. Мы опасливее, трусливее. Хотим всё контролировать. А то, что я чувствую к тебе, сложно, очень сложно, контролировать. Понимаешь?
Киваю головой, говорить не могу, слёзы душат меня. Нихрена я не понимаю, не согласна. Он сделал выбор, а если подобный выбор встанет передо мной, я не смогу так же, у меня по-другому. А теперь тем более, но я должна сделать свой выбор. О чём думаю вообще, никогда не смогу отказаться от него сама. Никогда.
– Дурочка, не плачь, – стирает слёзы с щёк, целует нежно губы притянув за лицо.
– Ты меня обзываешь, – всхлипываю, из-за слёз не вижу его лица.
Зато чётко определяю исходящую от него нежность.
– Какие мы ранимые, – смеётся, – я любя.
Может я больше его не люблю... Проносится страшная мысль в голове. Обнимаю крепко-крепко, сжимая руки вокруг него до дрожи. Что-то ощутимое ускользает от меня, оставляя тень. Оно рядом, вот тут, между нами, только рассмотреть или понять не могу.
Медленно, со стонами, выплываю из сна. Тело не слушается, выгибаюсь на встречу требовательным, жадным пальцам. Губы попадают в сладкий плен. Он помогает освободиться от, так мешающей, одежды, прокладывая дорожку жарких поцелуев по животу. Вздрагиваю при каждом касании. Глаза не открываю, нет ни сил, ни желания. Кожа к коже, пробивает разрядом, метнувшись через каждую клеточку, отзывается сладким стоном в душе. Не различаю, где он, где я, не чувствую тела, не чувствую себя, только его. Запах свежести с горчинкой, тяжёлое, шумное дыхание, особенный вкус кожи. Сознание быстрее и быстрее ускользает от меня...
Словно невесомость вокруг, руки, ноги занемели, дрожь по расслабленным мышцам, не только моя. Осколок страсти не успевший растаять, впивается изнутри, заставляет застонать и выгнуть спину, целует губы, не отвечаю. В нём теряю себя. Тревога первой озаряет разум, липкая, неприятная, окутывает цепкой паутиной, оплетает мысли. Я под ним, остро ощущаю вес, тяжесть затрудняет дыхание, воздух пахнет им, или кажется. Открываю глаза, лёгкие поцелуи по скулам, щекам, губам. Чувствительность медленно возвращается, его кожа влажная, обхватывает ладонями лицо, стирает пальцами выступившие слёзы, целует много, много. Ожившими руками обнимаю, ладони скользят по мокрой спине, очерчивая родные, любимые контуры тела. Не могу надышаться, насмотреться, мало, ничтожно мало... От счастья и омерзения выступает новая порция солёной влаги. Привкус горечи на языке возвращает к исходной.
Крепко обнявшись вдыхаем запах друг друга, не помню, как уснула, помню только пробуждение.
– Ты меня разбудил, – жалуюсь, тишина тяготит, принуждает думать.
– Побоялся станет традицией просыпаться без сладкого, решил действовать.
– Какая... – начинаю соображать о чём говорит. Вчерашнее утро.
– Блондинка... – прикусывает кожу на шее.
Вздрагиваю, а внутри полыхнуло иным жаром, вина тому не укус. Снова назвал блондинкой! Заруцкий искренне уверен, я недалёкого ума и многое догоняю медленно. Думает моя рассеянность даёт право использовать завуалированное оскарбление. Задевает, раздражает, но я молча из раза в раз глотаю обиду.
– Плохо спится с блондинкой, замени на брюнетку, – пытаюсь выровнять дыхание.
– Блондинка мне больше нравится, – откидываясь на спину.
Кажется он меня полюбил, только, когда я решилась уйти от него, словно почувствовал, что внутри приняла решение. Или понял, что любит меня. А как же моя уверенность в его чувствах, которую упоминала неоднократно? Сама придумала, как говорит Сонька. Уверена любит, но не боялся потерять. Запуталась совсем, пытаюсь избавиться от навязчивых рассуждений.
– В душ пригласишь?
Смотрит на меня, кончиками пальцев поглаживая скулы, хочется отбросить руку, не решаюсь. Теперь Заруцкий другой, в каждом жесте столько внимания, неторопливой нежности. Тяжесть в солнечном сплетении нарастает.
– Сейчас провожу, – встаю с постели, поспешно одеваю халат.
– Дина.
Оборачиваюсь, лежит на животе поперёк кровати, гипнотизирует меня, прохожусь глазами по обнажённому телу, останавливаюсь на сонных глазах.
– Один не хочу, – снова этот капризный тон, как вчера утром.
Растерянно моргаю, ищу способ мягче отказать. Заруцкий пошло улыбается и бабах... Воспоминания огромной волной накрывают. Не знаю, что сейчас написано на моём лице, но он слетает с кровати и обнимает, прижимая к себе.
– Дин, что с тобой? Тебе плохо? – искреннее волнение слышу.
Прогоняю яркие картинки душа в странном доме на пустыре. Это расплата за мою ошибку. Ошибки... Если так будет продолжаться, сойду с ума! Гладит по волосам, успокаивает. Любопытно, какие причины он себе выдумал?
– Дин, скажи хоть что-нибудь. Да что с тобой?!
Как он мог после других возвращаться ко мне?! Как?! Это же тяжело, ужасно. Нутро восстаёт и протестует. Мотаю головой из стороны в сторону. Хватает за лицо.
– Дина! Посмотри на меня! Что случилось?!
Слёзы одна за другой сбегают по щекам, смотрю в его лицо, в его глаза, такие любимые и родные и мне ещё тяжелее и больнее. Я не смогу! Мне кажется я погрязла в болоте, я вся в грязи и никогда не отмоюсь от этой черноты. Никогда.
Он крепко-крепко прижимает к себе, слышу, как бьётся его сердце, быстро-быстро. Постепенно успокаиваюсь и перестаю плакать.
Объясняю, как пройти в ванную, только бы избавить себя от его присутствия на какое-то время. Заруцкий оборачивается простынёй и выходит. Чёрт! Я и забыла совсем, живу не одна, и есть ещё моя сестра, а он по дому голышом! Боже! Что теперь будет...
Вылетаю из комнаты вслед за ним, наталкиваюсь с размаху на Соньку, которая выбегает из двери напротив. От удара она отлетает и приземляется на мягкое место. В халате, растрёпанные волосы, заспанное лицо. Я наверное сейчас один в один копия.
– Куда несёшься?! – рычит мне.
– Никуда, – дыхание сбилось, нервно оборачиваюсь на лестницу.
Сонька перехватив мой взгляд вскакивает с пола и спешит к ступенькам, я за ней.
– Дин, иди доспи и оденься по приличнее... – отпихивает меня сестра, сбегая вниз.
– Себя то видела! Халат завяжи! – спешу за ней, а перед глазами голый Заруцкий.
Сбегаем, толкаясь по лестнице и застаем картину. У двери в ванную, друг напротив друга двое практически голых парней в немом шоке. Федя выходит, лишь полотенце на бёдрах, Заруцкий на входе, обёрнутый простыней, край которой волочится, словно мантия, следом по полу.
– Это что за хрень! – орёт Сонька в голос, обернувшись ко мне.
– Завяжи халат! – не отстаю и я.
Мужчины обернулись на вопли. Чувствую как лицо заливает краской.
Она завязывает халат и снова орёт:
– Какого хрена ты притащила его в наш дом?! – тычет в Заруцкого пальцем.
Кто её воспитывал? Хочется стукнуть по лбу себе ладошкой с досады.
– Рот закрой, малолетка! – огрызаюсь в ответ разозлившись, больше нечего сказать и нечего предъявить.
Заруцкий протягивает руку первым.
– Константин.
– Фёдор, – отвечает ухажёр сестры на рукопожатие.
Парни понимающе друг другу улыбаются, смотря на нас.
От звука имени Заруцкого встрепенулась. Ни вслух, ни про себя, я не произношу. Как и сейчас не повторяю, словно чужое имя. Не знаю почему, но язык не поворачивается. Это отдельный разговор, некогда сейчас разбирать.
Федя пропускает Заруцкого в ванную, сам смущенно останавливается перед нами, загораживающими путь наверх.
– Что уставилась?! Отойди! – пихает меня Сонька обеими руками, довольно грубо.
– Доброе утро, – кидает смущённо Федя, протискиваясь мимо меня боком и быстро поднимается по лестнице.
Провожаю его взглядом. Сонька ощутимо ударяет по плечу.
– Хватит пялиться сказала!
– Да закрой ты рот уже!
– Какого хрена он делает в нашем доме?! – тычет пальцем в дверь ванной.
Глаза метают молнии, а голос от злости неузнаваем, рычит зверем, а не говорит.
– Твоё какое дело?! Не доросла ещё, чтобы указывать мне, что делать, – лит поведение сестры, он же слышит. Какой стыд, прямо при нём, хотя бы дождалась бы пока уедет. – Не ори вообще!
Сонька не успевает ответить, тороплюсь перебить:
– Иди лучше, одень своего парня, а то вообще попутала. Мало того водит парней, так ещё они голышом разгуливают по дому. Ты здесь не одна!
– Кто бы говорил! – перекривилось лицо сестры от злобы.
Спешит вверх по лестнице, убивая взглядом.
Как только исчезает из моей видимости, бегу к шкафу за чистым полотенцем. Достаю самое большое и не решаюсь постучать в дверь. Стою как идиотка под дверью, слушаю шум воды. Подскакиваю, когда наступает тишина. И пока не передумала, стучу.
– Полотенце принесла... – голос дрогнул стыдливо.
Как теперь в глаза смотреть, такое представление закатили. Он сразу же открывает.
– Дверь не закрыта, – пошло ухмыляется. – Надеялся присоединишься.
Только об этом и думала, стыдно за вопли Соньки, а он всё о своём. Протягиваю причину прихода, не зная куда деть глаза. Хватает меня за руку и затаскивает внутрь, захлопнув дверь. Халат тут же намокает от его мокрого тела.
– Поможешь? – целует губы, впиваясь как голодный.
– Не надо... – уворачиваюсь.
– Дин, что с тобой? – серьёзно смотрит на меня, оставив попытки целовать, из рук не выпускает.
– Ничего, – виновато опускаю глаза. – Там сестра.
– И что? Думаю ей сейчас не до тебя.
– Не могу так.
Вздыхает, забирает из моих рук полотенце и начинает вытираться.
– А кто на кого там пялился? – спрашивает, как бы между прочим.
– Ни на кого я не пялилась, – смотрю в страхе, краснею. Идиотка!
Замечаю как прячет улыбку. А мне вот не до шуток!
Глава 10
Неделя пролетает относительно тихо, дом, работа, Заруцкий. Сонька читает морали каждый день, при любом удобном случае пытается доказать, что он мне не нужен и я ему тем более. Только почему тогда мы вместе? Тянемся, скучаем, страдаем, наслаждаемся обществом. Перед глаза возникает образ сестры с приподнятой бровью и ухмылкой на губах. Я тянусь, я скучаю и страдаю, поправляюсь. За него сказать не могу.
С той ночи у меня, больше не поднимали тему не состоявшегося расставания, всё вернулось на свои места и мне снова его мало, чудовищно, ничтожно не хватает. Не хочу так, противлюсь возвращаться к исходной. Но это всего лишь мои желания. Ушли пылкие признания, Заруцкий молчит и я молчу, только смотрит по-другому, не так, как прежде. В отличии от меня, так же с обожанием. Подвиги закончились вместе со всем остальным и я снова сама еду на работу, скинув за завтраком сообщение. "Доброе утро. Скучаю." Ответа, соответственно, раньше одиннадцати не получу.
На улице дождь, уже который день, в душе аналогично. Мы часто грезим чтобы жизнь вернулась на круги своя, стоит вытащить из зоны комфорта, вот и моя прежняя на законном месте. Всё как обычно привычно, а я другая, знаю теперь, есть иное измерение. Осознание гложит внутри, снова хочется расставить точки, доказать себе, что ему не всё равно, доказать, что любит, доказать, что боится потерять, но я молчу, боясь ломать то хрупкое, что есть сейчас. Боюсь рисковать тем малым, что имею на данный момент.
Сижу за рабочим столом и схожу с ума. За часы трудового времени издёргалась, так и не ответил на сообщение, ни одного звонка. Беспокойство растёт, снежным комом набирает обороты, разрывая меня изнутри, забрызгав слепящей кровью разум. Страх... Самый большой страх всегда со мной, глупо думала ушёл, исчез, испарился, растаял, но он никуда не делся и никуда не денется, пока я люблю Заруцкого, а любить буду всегда... Страх потерять. Страх не видеть глаз, не слышать голоса, не касаться губ, страх забыть запах. Как я без него, как буду дышать, спать, есть... Как буду жить...
К вечеру разбита основательно, навязчивые мысли выпили силы. Раздавлена переживаниями. Вместе с девчонками вышла из бизнес-центра, поддалась уговорам, посидеть в кафе пару часиков. Дождь кончился, оставив после себя сырой холод, который пробирался под пальто, пробегая мурашками по спине. Проехали одну остановку на троллейбусе, осталось перейти дорогу до заветного тепла. На той стороне что-то произошло, обочина и две полосы заставлены спец машинами: полиция, скорая помощь. По телу пробежала новая порция озноба, я кажется леденею на глазах. В нос ударил запах, заставляя поморщиться. Не успела распознать, Галя подхватила под локоть и поволокла через пешеходный переход. Во все глаза пыталась хоть что-то рассмотреть, передвигаясь на деревянных ногах. Толком ничего не увидели, только зевак стену. Сердце дрогнуло и понеслось, кинуло в озноб.
– Да что же там случилось, сбили наверное кого-то... – прокомментировала вслух Галя, вытягивая шею.
Аритмия, вот что у меня в данный момент, внутренности скрутило, словно неведомая сила решила вывернуть наизнанку. Гул в ушах, глаза невозможно оторвать от чёрных осколков раскиданных по асфальту. Страх, страдания, паника, отчаянье, всё сплелось, перемешиваясь и затаскивая меня в воронку ужаса. Рывок и я в помещении, обдало теплом, аж перед глазами поплыло, вдохнула через рот. Звук сирены, словно скрежет по металлу резанул по нервам. От запаха накатывали волны. Только сели за столик, к нам подошла девушка официант.
– А что там случилось? – сразу же накинулась Галя, прервав приветствие.
Я потихонечку задышала, что это за наплывы.
– Два мотоциклиста столкнулись... – девушка поморщилась.
– Какой ужас! – воскликнула Оля.
– Да, не то слово! Неслись на такой скорости, что когда столкнулись... куски мотоциклов и части тела разлетелись в разные стороны. Один получается сразу погиб, другой был ещё жив, когда скорая забирала, но говорят либо не выживет, либо... Там такие травмы, страшно подумать, – официантку передёрнуло, будто она сама лично видела, может так оно и было. – Тело погибшего собирают до сих пор...
Мы все трое уставились на побледневшую рассказчицу, она еле заметно выдохнула, сглотнула и извинившись убежала. Меня накрыло новым приступом тошноты. Медленнее дышать, иначе прямо сейчас... Руки мелко затряслись, ртом хватаю воздух, а в нём словно нет кислорода. Перед глазами стоит лицо Даниэля, полуулыбка на красивых губах. Плохо соображая, что делаю, рванула вон в чём есть. На улице делая жадные вдохи сделала только хуже, как и в кафе невыносимо воняет трупачиной. Запах разложения, гниения когда то живых тканей. На лбу выступила испарина, выворачивало внутри, круша и ломая рёбра. Ладонями зажимаю солнечное сплетение, не в моготу больше, рвано дышу. Лучше бы вырвало. Кожа казалось покрылась инеем, занемевшая от холода, озноб сотрясает тело, и жуткий запах крови ударяет в нос. Вокруг всё буквально пропитано ей. Пялюсь на огороженное лентой место трагедии, зевак видимо разогнали. Смотрю на снующих людей как заворожённая, глаза находят останки мотоциклов. Ярко красные осколки, будто светятся в темноте и чёрные сливаются с мокрым покрытием дороги. Сердце пропустило болезненный удар, сжавшись в комочек, чёрный шлем валялся у бордюра, совсем близко ко мне. Таких по городу миллион... Мужчина в форме, недалеко стоящий, что-то говорил мне, но я оглушённая не слышала слов, кровь стучала в ушах. Узнавала... Я узнавала шлем... Не может быть... Не может...
Чьи-то руки трясли за плечи, с трудом оторвала глаза, перед моим лицом взволнованная Галя.
– Дина! Дина! – кричит.
Поймав мой взгляд, тряхнула ещё раз сильнее.
– Тебе плохо?!
Ответить не могу. Обнимаю себя озябшими руками, воздух ледяной жжёт, в тонком платье, словно голая. На ресницах остатки слёз. Галя силком затаскивает в помещение, усаживает и всовывает горячую чашку. Пальцы так так дрожат, что кофе проливается на стол, ставлю со звоном, нет сил держать.
– Такая бледная. Что с тобой? – озабоченно склоняется ко мне Оля. – Ну ты нас и перепугала.
Рассматриваю её лицо, так будто вижу впервые. Не может быть... Ощущение, что кусок души вырвали, внутри творится страшное, ощущаю ужасное... Я все ещё помню его холодный запах, необыкновенный голос.
Телефон выводит из ступора, очнувшись, дрожащими пальцами достаю из сумки. Заруцкий. Сбрасываю вызов и в шоке смотрю на потухший дисплей. Что я сделала? По телу, лицу бегут мурашки, заставляя ёжиться. Голова слегка кружится, смесь этих запахов не даёт нормально дышать. Атмосфера заведение словно пропитана кладбищенским смрадом, а с улицы доносится шлейф крови. Готова завизжать в голос, дрожу, паника правит разумом.
Снова звонок, заворожённо рассматриваю буквы. Заруцкий, с первого знакомства и до сих пор подписываю исключительно по фамилии. Не хочу, но отвечаю, впечатление, что добьёт меня.
– Алло... – голос свой не узнаю, загробный.
– Дина! Ты где? – он рычит.
– Я-а... – самой бы знать.
Распознаю недовольство и даже злобу в тоне. Называю кафе, сразу кладёт трубку.
– Вот и посидели! – вздыхает Галя. – Чёрт нас дёрнул ехать именно сюда.
Яро копашусь внутри себя, хватаюсь за новые, неизведанные ощущения, что появляются ежесекундно. Этого не может быть! Это не он! Но так остро чувствую потерю, что выворачивает наизнанку остатки души. Глупости всякие лезут в голову, страшные образы, глазами рыскаю по столикам, чего ищу, знать бы. Затылок холодит, как будто кто-то ледяной дышит прямо за спиной. Часто оборачиваюсь, никто не стоит позади и даже не смотрит.
Спустя сколько по времени, не скажу, счёт потеряла давно, приезжает Заруцкий. Натянуто улыбнувшись девчонкам, подхватывает под локоть, выводит наружу, одевая на меня пальто. Так и ведёт до машины, усаживает хлопнув дверью, раздражение в каждом жесте. Хотя чего уж там, то, что исходит от него намного сильнее и чернее. Ненавидит? За что? Вскидываю на него глаза поражённо. Заруцкий развернувшись ко мне, спрашивает:
– Что это было? – прикуривает, открыв окно.
Сжимаюсь от промозглого холода, а казалось дальше некуда мёрзнуть. Мелкая дрожь, рябью бежит по телу.
– Что именно?
– Не отвечала на звонки, – внимательно рассматривает во мне каждую деталь, одежду, лицо, замечает дрожащие руки, глаза на мокром месте.
Опускаю взгляд на свои пальцы, перевожу в его злые глаза. Не встревоженные. Нет. Злые! Бешеные. Пропасть между нами растёт вслед за уходящими секундами.
– От тебя за целый день ни одного звонка, значит нормально! На мои тупые сообщения ты не отвечаешь! А зачем?! Пусть эта идиотка написывает, а я буду наслаждаться, как ликует моё самолюбие! – орала во всё горло, что есть сил. Срываясь на визг. Выбрасывая из себя накопленное, кричала и становилось легче. – Я не слышала твоих звонков! Такое разве не может быть?! Весь день их ждала! Я просто не слышала! И за это ты на меня злишься?!
– Не ори! – рявкает на меня.
Вздрагиваю, но продолжаю, остановиться не могу:
– А что я должна!? Кинуться тебе на шею?! Зацеловать до смерти?! Упасть в ноги и вымаливать прощения?! – слёзы бегут по щекам вместе с тушью.
Комок двухгодовалой боли пульсирует, душит, вот-вот взорвётся. В упор смотрю на него, каждое слово причиняет страдания. Я так скучала весь день, не видела его вчера. Не хочу кричать, но мне больно, и я ору во всё горло, срывая голос. Заруцкий сгребает в охапку, прижимает к себе, с лёгкостью поборов сопротивление. Обессиленно плачу. Не о нём, совсем не о нём... Перед глазами прекрасное лицо на котором прослеживается ухмылка.
Как только истерика стихает, отвозит домой. Всю дорогу молчим, прощаемся, как чужие, сейчас всё равно. Совершенно пуста, так накричалась, связки болят, горло дерёт. Выпустив застарелое наружу, ощущаю облегчение.
Соньки нет дома и я беспрепятственно могу спрятаться в своей комнате и забыться, только коснувшись подушки головой засыпаю.
Смотрит пронзительно и улыбается, любуюсь ямочками на щеках, как нравится его улыбка... Кончиками пальцев проводит по щеке, стирая сбежавшую слезу, выдыхаю с облегчением. Он здесь. Он живой. Серебряные, холодные глаза греют изнутри, тепло зарождается в районе солнечного сплетения и расползается по всему телу, согревая и прогоняя ненавистную дрожь. Необыкновенные глаза лучатся светом радости и ещё чего-то неуловимого, улыбка не позволяет оторвать взгляда от лица. Я тоже очень рада видеть. Тянется ко мне губами мучительно медленно, подаюсь навстречу в желании уменьшить расстояние и только коснувшись обжигаюсь, резко дернувшись от боли...
