Текст книги "Манифест Унабомбера"

Автор книги: Теодор Качинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Два типа технологии

207. Против предложенной нами революции, вероятно, будет выдвинут тот аргумент, что она обречена на поражение, потому что (как утверждается) на протяжении всей истории технология всегда прогрессировала и никогда не шла вспять, поэтому технологическая регрессия невозможна. Но это утверждение ложно.

208. Мы различаем два типа технологии, которые будем называть маломасштабной и организационно-зависимой. Маломасшабная технология – это технология, которая может быть использована малыми сообществами без содействия извне. Организационно-зависимая технология – это технология, которая зависит от крупной социальной организации. Нам известны лишь незначительные случаи регрессии маломасштабной технологии. Но организационно-зависимая технология регрессирует ВСЕГДА, когда социальная организация, от которой она зависит, терпит крах. Пример: когда Римская империя развалилась,[99]99
  В 476 вождь племени скиров Одоакр сверг последнего императора Западной Римской империи Ромула Августула, этот год принято считать конечной датой существования Западной Римской империи (общее понятие «Римская империя» обычно и означает Западную Римскую империю); Восточная, под названием Византия, просуществовала ещё около 1000 лет.


[Закрыть] римская маломасштабная технология уцелела, потому что любой сообразительный деревенский ремесленник мог соорудить, например, водяную мельницу, любой искусный кузнец мог варить сталь по римской методике и т. д. Но римская организационно-зависимая технология РЕГРЕССИРОВАЛА. Римская водопроводная система обветшала и так никогда и не была восстановлена. Римские техники дорожного строительства были утеряны. Римская система городской канализации была забыта, так что лишь с относительно недавних времён канализация европейских городов стала тождественной канализации Древнего Рима.

209. Причина, по которой технология кажется всегда развивающейся, заключается в том, что за век или, возможно, два до индустриальной революции большая часть технологии была маломасштабной. Тогда как большая часть технологии, развившейся после индустриальной революции, является организационно-зависимой. Возьмём для примера холодильник. Без деталей заводского изготовления или возможностей постиндустриального машинного цеха горстке местных ремесленников было просто невозможно собрать холодильник. Если бы каким-то чудом они преуспели в этом, без надёжного источника электрической энергии он всё равно был бы для них бесполезным. Так что им пришлось бы построить на реке плотину и соорудить генератор. Для генераторов требуется огромное количество медной проволоки. Представьте себе попытку её производства без современного машинного оборудования. И где бы они взяли газ, пригодный для холодильника? Было бы гораздо проще построить льдохранилище или сохранять провизию сушкой и сортировкой, как это и делалось до изобретения холодильника.

210. Таким образом, совершенно очевидно, что, если индустриальная система будет однажды полностью уничтожена, технология производства холодильников быстро потеряется. То же самое верно и для другой организационно-зависимой технологии. И если однажды эта технология будет утеряна почти на целое поколение, потребуются века, чтобы восстановить её, как это было тогда, когда она создавалась изначально. Уцелевших технических книг будет мало, и они будут разрозненными. Индустриальная система, если её отстраивать с нуля без помощи извне, может быть восстановлена лишь по стадиям: вам понадобятся инструменты, чтобы сделать инструменты, для того, чтобы сделать инструменты, для того, чтобы сделать инструменты… Потребуются длительный процесс экономического развития и прогресс социального обустройства. И даже при отсутствии идеологии, противостоящей технологии, нет никакого основания полагать, что кто-либо будет заинтересован в восстановлении индустриального общества. Энтузиазм по отношению к «прогрессу» – феномен, свойственный исключительно современной форме общества, и, по-видимому, он не существовал до XVII века или что-то около этого времени.

211. К концу Средневековья существовало четыре основных цивилизации, которые были приблизительно одинаково «развиты»: Европа, исламский мир, Индия и Дальний Восток (Китай, Япония, Корея). Три из них остались более или менее стабильными, и только Европа стала динамичной.[100]100
  Это утверждение точнее и правильнее было бы сформулировать следующим образом: в настоящий момент цивилизации исламского мира, Индии и Дальнего Востока (не будем обсуждать правомочность выделения именно этих четырёх цивилизаций), став такими же жертвами технологического прогресса, как и Европа, в большей или меньшей степени сохранили в себе традиционные элементы, тогда как Европа отдалась технологии практически полностью.


[Закрыть] Никто не знает, почему это произошло: у историков есть какие-то теории, но это только спекуляции. Во всяком случае ясно, что бурное развитие по направлению к технологической форме общества происходит лишь при особых условиях. Так что нет никаких причин допускать, что продолжительная технологическая регрессия не сможет быть осуществлена.

212. Будет ли общество В КОНЕЧНОМ СЧЁТЕ снова развиваться по направлению к индустриально-технологической форме? Может быть, но нет никакого смысла волноваться об этом, так как мы не можем предсказывать или управлять событиями через пятьсот или тысячу лет. Эти проблемы должны решаться людьми, которые будут жить в то время.

Опасность левачества

213. Из-за своей потребности в бунте и необходимости состоять в движении леваки или личности схожего психологического типа часто прельщаются повстанческими или активистскими движениями, цели и состав которых изначально не являются левыми. В результате вливание личностей левацкого типа может довольно легко обернуть не левое движение в левое, так что левацкие цели заменят или исказят первоначальные цели движения.

214. Чтобы избежать этого, движение, превозносящее природу и выступающее против технологии, должно занять твёрдую антилевацкую позицию и остерегаться любого сотрудничества с левыми. В конце концов, левачество несовместимо с дикой природой, с человеческой свободой и с уничтожением современной технологии. Левачество – коллективистское движение, оно стремится объединить весь мир (природу и человеческую расу) в единое целое. Но это подразумевает управление природой и человеческой жизнью организованным обществом, что, в свою очередь, требует развитой технологии. Нельзя иметь единого мира без быстрых транспортных средств и средств связи, нельзя заставить всех людей любить друг друга без изощрённых психологических методик, нельзя иметь «плановое общество» без необходимой технологической базы. Левачество руководствуется главным образом потребностью власти, и левак стремится к власти на коллективной основе через идентификацию с массовым движением или организацией. Маловероятно, что левачество когда-либо откажется от технологии, потому что она является необычайно ценным источником коллективной власти.

215. Анархист[101]101
  Это утверждение касается нашей собственной разновидности анархизма. Великое множество социальных позиций именуются «анархистскими», и очень может быть, что многие, кто расценивают себя анархистами, не приняли бы нашего утверждения, содержащегося в параграфе 215. Следовало бы заметить, кстати говоря, что существует анархистское движение, не приемлющее насилия, члены которого, вероятно, не посчитали бы FC за анархистскую организацию и, несомненно, не одобрили бы наших насильственных методов. (34-ое прим. FC.)


[Закрыть] тоже стремится к власти, но он стремится к ней на индивидуальной основе или на принципе малых групп; он хочет, чтобы личности или малые группы были способны контролировать условия своей собственной жизни. Он противостоит технологии, потому что она принуждает малые группы к зависимости от крупных организаций.

216. Некоторые леваки кажутся выступающими против технологии, но они будут противостоять ей лишь до тех пор, пока они являются аутсайдерами, а технологическая система управляется не левыми. Если когда-либо левачество станет доминирующим в обществе, так что технологическая система превратится в инструмент в руках леваков, они будут с энтузиазмом использовать её и способствовать её развитию. Действуя так, они лишь повторят принцип, который левачество неоднократно демонстрировало в прошлом. Когда большевики в России были аутсайдерами, они оказывали решительное сопротивление цензуре и тайной полиции, они защищали самоопределение национальных меньшинств и т. д., но, как только они сами пришли к власти, они навязали строжайшую цензуру и создали тайную полицию, более безжалостную, чем любая, существовавшая при царизме, они подавили национальные меньшинства по меньшей мере в той же степени, что и цари. Пару десятилетий назад в Соединённых Штатах, когда в университетах леваки были в меньшинстве, профессора левых убеждений были яростными поборниками академической свободы, но сегодня в тех университетах, в которых леваки стали преобладать, они готовы отнять её у всех остальных.[102]102
  Это не голословное утверждение, но основанное на личном опыте. В 1962–1967 Тед Качинский обучался в Мичиганском Университете на магистерскую и докторскую степени по математике, а это учебное заведение имеет устойчивую репутацию очага и покровителя левых идей. В частности, Мичиганский Университет одним из первых ввёл программу совместного образования для мужчин и женщин, а в 60-е (т. е. во время обучения в нём Качинского) он усиленно привлекал к работе т. н. радикальную интеллигенцию, выступавшую против войны во Вьетнаме. Позже университет ставил своей целью довести приём негров до 10 процентов студентов – однако, в середине 80-х эта политика привела к сокращению частных пожертвований и снижению рейтинга университета.


[Закрыть] (Это такая «политкорректность».) То же самое у леваков произойдёт и с технологией: если они когда-нибудь добьются над ней контроля, они будут использовать её, чтобы подавить всех остальных.

217. В предыдущих революциях леваки того типа, что более всех жаждали власти, на первых порах неоднократно сотрудничали с революционерами не левых убеждений, так же как и с леваками более либеральных взглядов, а потом обманывали их, чтобы захватить власть. Робеспьер поступил так во время французской революции, большевики поступили так во время русской революции, коммунисты поступили так в Испании в 1938, а Кастро со своими последователями поступил так на Кубе.[103]103
  «Робеспьер поступил так во время французской революции…» – FC имеют в виду оттеснение якобинцами, которым был и Максимильен Робеспьер (1758–1794), жирондистов от лидирующей роли в революции, хотя, в принципе, события Великой французской революции можно истолковать и с других позиций; «большевики поступили так во время русской революции» – подготавливая революцию, большевики сотрудничали с меньшевиками, анархистами, эсерами, националистами и другими революционными движениями, которые впоследствии были либо запрещены, либо сами постепенно сошли на нет (см. также прим. 83); «коммунисты поступили так в Испании в 1938» – пример Испанской революции 1931–1939, которую подразумевают FC, не совсем подходит для иллюстрации рассматриваемой тактики, т. к. в Испании тех времён коммунисты играли значительную, но далеко не лидирующую роль, кроме того, их главной задачей было сопротивление фашистскому мятежу, поэтому они не могли просто так избавиться от союзников, какими бы либеральными те ни были; «Кастро со своими последователями поступил так на Кубе» – 1 января 1959 к власти на Кубе пришло Временное правительство, в которое помимо коммунистов входили не только левые более либеральных взглядов, но также демократы и буржуазные деятели, однако, так как власть на местах фактически оказалась в руках Повстанческой армии во главе с Фиделем Кастро, очень скоро антиимпериалистическая и антиамериканская революция переросла в социалистическую. Справедливости ради стоит отметить, что отмеченной тактики придерживаются не только левые революционные организации – в своё время НСДАП Адольфа Гитлера действовала точно по такому же принципу; вообще, все последующие утверждения FC о характере левого движения можно распространить на любую политическую идеологию, явно или косвенно взявшую на вооружение принципы Макиавелли (см. прим. 108).


[Закрыть] При такой истории левачества сегодняшним революционерам не левых убеждений было бы чрезвычайно глупо сотрудничать с леваками.

218. Разные мыслители обращали внимание на то, что левачество – это некий тип религии. Оно не является религией в буквальном смысле, потому что левацкая доктрина не постулирует существование какой-то сверхъестественной сущности.[104]104
  Имеются исключения: во времена Великой французской революции Робеспьер пытался сплотить нацию на основе новой республиканской религии, через т. н. «культ Верховного существа», но потерпел неудачу.


[Закрыть] Но для левака его идеология играет психологическую роль, очень схожую с той, которую религия играет для некоторых людей. Левак испытывает ПОТРЕБНОСТЬ верить в левачество, оно играет жизненно важную роль в его психологической организации. Поколебать его убеждения логикой или фактами непросто. У него есть глубокое убеждение, что левачество – это моральное Право с заглавной «П», и что у него есть не только право, но и долг навязывать всем левацкую мораль. (Тем не менее, многие люди, которых мы рассматриваем как «леваков», не считают себя таковыми и не называют систему своих взглядов левачеством. Мы используем термин «левачество», потому что не можем найти лучшего термина для обозначения спектра родственных убеждений, включающих феминизм, права гомосексуалистов, политическую корректность, движения и т. д., и потому что эти движения очень похожи на левые движения старого типа. См. параграфы 227–230.)

219. Левачество – тоталитарная сила. Где бы оно ни приходило к власти, оно стремится захватить каждый личный уголок и подогнать каждую мысль под левацкий шаблон. Частично это происходит из-за квази-религиозного характера левачества: всё, что не согласуется с левыми взглядами, олицетворяет грех. Однако, более важной причиной того, что левачество носит тоталитарный характер, является потребность леваков во власти. Левак стремится удовлетворить её посредством идентификации с общественным движением, и он пытается пройти через процесс власти, помогая преследовать и достигать цели этого движения (см. параграф 83). Однако, не имеет никакого значения, насколько оно преуспеет в достижении своих целей, левак никогда не будет удовлетворён, потому что его активность – это суррогатная деятельность (см. параграф 41). Это означает, что настоящим мотивом левака является не желание добиться показных целей левачества; в реальности он побуждается ощущением власти, получаемым им от борьбы за социальную цель, и тогда, когда он достигает её.[105]105
  Многие леваки также побуждаются и враждебностью, но она, вероятно, отчасти проистекает из неудовлетворённой потребности власти. (35-ое прим. FC.)


[Закрыть] Поэтому левак никогда не удовлетворяется целями, которые он уже достиг; его потребность в процессе власти неизменно приводит его к постановке какой-то новой цели.[106]106
  В качестве примера, демонстрирующего это утверждение, можно привести стремление большевиков после победы социалистической революции в России организовать «мировую революцию», или, как минимум, революции в странах Европы.


[Закрыть] Левак хочет равных возможностей для меньшинств. Когда он добивается этого, он настаивает на статистическом равноправии достижений меньшинств. И до тех пор, пока хоть кто-нибудь будет таить в укромных уголках своего разума негативное отношение к какому-либо меньшинству, левак будет обязан перевоспитать его. И одних только национальных меньшинств недостаточно: никому не позволительно плохо относиться к гомосексуалистам, инвалидам, толстым, старым, уродливым людям и т. д., и т. д., и т. д. Недостаточно того, что общественность будет информирована о вреде курения: знак опасности должен быть напечатан на каждой пачке сигарет. Затем табачная реклама должна быть ограничена, если вообще не запрещена. Активисты не будут удовлетворены до тех пор, пока табак не будет объявлен вне закона, после этого они займутся алкоголем, потом калорийной пищей и т. д. Активисты боролись против жестокого обращения с детьми, что разумно. Но теперь они хотят запретить все виды наказаний. Когда они добьются этого, они захотят запретить что-то ещё, что они расценят как вред, а потом ещё что-нибудь и ещё. Они не успокоятся до тех пор, пока не будут иметь полный контроль над всеми воспитательными методиками. А после этого они перейдут к другому прецеденту.

220. Предположим, что вы попросили леваков составить список ВСЕГО, что наносит вред обществу, и предположим, что вы осуществили КАЖДОЕ социальное изменение, которое они потребовали. Можно с уверенностью сказать, что в течение пары лет большинство леваков найдут что-то новое, на что можно пожаловаться, какое-то новое социальное «зло», которое нужно исправить, потому что, ещё раз, левак побуждается больше необходимостью удовлетворить свою потребность власти, навязывая свои решения обществу, нежели страданием от социальных неприятностей.

221. Из-за узости мышления и поведения, обусловленного высокой степенью социализации, многие леваки сверхсоциализированного типа не могут добиваться власти методами, которые используют другие люди. Для них потребность власти имеет лишь один морально допустимый способ реализации, заключающийся в борьбе, целью которой является навязывание своей морали всем.

222. Леваки, особенно принадлежащие сверхсоциализированному типу, являются истинно верующими в значении, раскрытом Эриком Хоффером в книге «Истинно верующий».[107]107
  Эрик Хоффер (1902–1983) – американский автор работ социального направления. «Истинно верующий: размышления о природе массовых движений» (The True Believer: Thoughts On The Nature Of Mass Movements) – его первая книга (издана в 1951) из десяти, она же считается самой лучшей. Её суть заключается в следующем: массовые движения пополняются благодаря обещаниям прекрасного будущего – партиям, организациям и т. д. требуются люди, готовые пожертвовать ради него всем, включая самих себя и других людей, т. е., попросту говоря, фанатики. Для этого идеология движений обесценивает прошлое и настоящее, она взывает к разочаровавшимся и недовольным своим положением людям, вместе с тем способным на сильную веру в будущее. По Хофферу в массовые движения идут, как правило, малоимущие, неудачники, потерпевшие крах своих планов, неумеренно эгоистичные люди, жаждущие неограниченных возможностей, принадлежащие меньшинствам, просто скучающие люди и подонки. Истинно верующие есть среди коммунистов, фашистов, националистов, ранних христиан, современных религиозных сектантов и т. д. и т. п. При этом все массовые движения являются «взаимозаменяемыми», благодаря чему фанатики в силу своей психологической потребности часто перебегают из одного движения в другое. По этой, несомненно, всецело либеральной и гуманистской теории следует сделать лишь то замечание, что «смена идеологии» – вопрос достаточно сложный. Одни переходят из лагеря в лагерь, потому что им просто нужно «куда-то примкнуться» (психологически зависимые истинно верующие), другие же меняют идеологии в процессе внутреннего духовного поиска, для таких людей, строго говоря, идеология как таковая вообще не принципиальна (позитивные истинно верующие). Кстати сказать, некоторые публицисты определяли Теда Качинского именно как «истинно верующего».


[Закрыть] Но не все истинно верующие принадлежат тому же психологическому типу, что и леваки. Например, истинно верующий нацист, по-видимому, психологически весьма отличается от истинно верующего левака. Из-за своей способности на искреннюю преданность делу, истинно верующие являются полезным, может быть, необходимым компонентом любого революционного движения. Это представляет проблему, которую, вынуждены признать, мы не знаем, как разрешить. У нас нет предположений о том, как можно использовать энергию истинно верующего для революции против технологии. В данный момент всё, что мы можем сказать, это то, что ни один истинно верующий не станет заслуживающим доверия новобранцем в деле революции, пока его взгляды не будут направлены исключительно на уничтожение технологии. Если он предан также и другому идеалу, он может захотеть использовать технологию как инструмент для достижения этой другой цели (см. параграфы 220, 221).

223. Некоторые читатели могут сказать: «Всё сказанное о левачестве – полный вздор. Я знаю Джона и Джейн, которые исповедуют левые взгляды, и все эти тоталитарные тенденции у них ни капельки не проявляются». Совершенно верно, многие леваки, даже возможно, большинство из них – порядочные люди, которые искренне верят в право на существование ценностей других людей (до определённой степени), и которые не желали бы использовать деспотические методы для достижения своих социальных целей. Наши замечания о левачестве не означают, что они применимы к каждому отдельному леваку, они призваны описать общий характер левачества как движения. А он не обязательно определяется численными пропорциями разных типов людей, вовлечённых в движение.

224. Люди, которые в левом движении рвутся к власти, есть леваки жаждущего власти типа, потому что жаждущие власти – это именно те, кто сражаются жесточайшим образом, чтобы проникнуть во власть. Жаждущие власти леваки захватили контроль над движением, но существует множество благородных леваков, которые про себя не одобряют многие действия своих лидеров, но не могут заставить себя воспротивиться им. Им НЕОБХОДИМА вера в движение, и так как они не могут отречься от неё, они идут вместе со своими лидерами. Правда, НЕКОТОРЫЕ леваки всё же имеют мужество противостоять возникающим тоталитарным тенденциям, но они обычно проигрывают, потому что жаждущие власти лучше организованы, они более жестоки, они придерживаются макиавеллизма[108]108
  Макиавеллизм – политика, основанная на культе грубой силы, пренебрежении личными привязанностями, нормами морали, в т. ч. дозволенности насилия, убийств, обмана, предательства и т. д., названа по имени Никколо Макиавелли (1469–1527) – политического деятеля, мыслителя, историка и военного теоретика Флоренции.


[Закрыть] и стараются создать для себя сильную политическую поддержку.[109]109
  Описанная FC ситуация в общих чертах напоминает ситуацию, складывающуюся в настоящее время в национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, если только точкой несогласия лидера партии и её многочисленных членов являются не тоталитарные тенденции (хотя, и они в том числе), а тактика партии в целом, и даже её стратегия.


[Закрыть]

225. Эти феномены ясно проявились в России и в других странах, в которых к власти пришли левые. Так, до крушения коммунизма в СССР, левые на Западе нечасто критиковали эту страну. Если их принуждали, они признали, что СССР совершал множество неправильных вещей, но затем они пытались найти оправдания для коммунистов и начинали говорить о недостатках Запада. Они всегда выступали против вооружённого сопротивления Запада коммунистической агрессии. Левые по всему миру решительно протестовали против американской военной операции во Вьетнаме, но когда СССР вторгся в Афганистан, они ничего не предприняли.[110]110
  США вели военные действия во Вьетнаме 1964–1975, но именно на этот период проходился подъём левого движения, в особенности в Европе, советские же войска вступили в Афганистан 27 декабря 1979, к этому времени активность левого движения существенно снизилась, а в некоторых областях вообще сошла на нет; кроме того, европейские левые (по крайней мере молодёжные и в особенности радикальные организации) бурно протестовали, например, против подавления советскими войсками восстания в Венгрии в ноябре 1956 г. и интервенции в Чехословакию в августе 1968.


[Закрыть] Не то, что они одобряли действия Советов, но из-за своей левацкой веры они никак не могли встать в оппозицию коммунизму. Сегодня, в тех наших университетах, в которых возобладала «политкорректность», существует, вероятно, много леваков, которые неофициально осуждают подавление академической свободы, но в любом случае они принимают это.

226. Таким образом, тот факт, что многие отдельные леваки сами по себе спокойные и довольно толерантные люди, никоим образом не мешает левачеству в целом проявлять тоталитарные тенденции.

227. Наше исследование левачества имеет один серьёзный недостаток – всё ещё далеко от ясности, что же мы подразумеваем под словом «левак». По-видимому, мы и не сможем сделать здесь многого. Сегодняшнее левое движение разбито на целый спектр активистских движений. К тому же, не все они являются левацкими, а некоторые из них (например, радикальные экологи), кажется, включают в свой состав как личностей левацкого типа, так и личностей, совершенно далёких от левачества, которые явно должны были бы быть осторожнее в отношении сотрудничества с леваками. Многообразие леваков постепенно растворяется в разнообразии нелеваков, и часто мы сами попадаем в затруднительное положение, пытаясь определить, придерживается ли данная личность левых взглядов или нет. В отношении того, что можно сказать точно, наша концепция левачества определена тем, что мы выразили в данной статье, и мы можем лишь посоветовать читателю самому выносить решение относительно того, кто является леваком.

228. Однако, будет не лишним перечислить некоторые критерии для распознания левачества. Эти признаки не могут быть использованы безоговорочно. Определённые личности, не будучи леваками, могут проявлять некоторые из них, а какие-то леваки могут не проявлять ни одного признака. И снова, вам нужно полагаться на собственное суждение.

229. Левак ориентируется на коллективность крупного масштаба. Он придаёт особое значение долгу личности служить обществу и долгу общества заботиться о личности. Он негативно относится к индивидуализму. Он часто берёт моралистический тон. Он имеет тенденцию выступать за контроль над оружием, за половое воспитание и другие психологически «просвещённые» образовательные методики, за социальное планирование, за предоставление преимущественных прав, за мультикультурность. Он склонен к самоидентификации с жертвой. Он против конкуренции и насилия, но он часто находит оправдания для тех леваков, которые совершают насилие.[111]111
  Этот признак является классическим для левых террористов, начиная от русских эсеров 1894–1917 (многочисленные рассуждения в книгах Бориса Савинкова на тему «не убий» и о долге переступить через себя и через намеченную жертву ради общего дела), вплоть до западноевропейских террористов 60-70-х (в особенности немецкой RAF со своей резкой критикой «истеблишмента» и «свиней»).


[Закрыть] Он обожает употреблять популярные левацкие термины типа «расизм», «сексизм», «гомофобия», «капитализм», «империализм», «неоколониализм», «геноцид», «социальные сдвиги», «социальная справедливость», «ответственность перед обществом». Может быть, главной отличительной чертой левака является его склонность симпатизировать движениям за права гомосексуалистов, за права национальных меньшинств, за права инвалидов, за права животных, за политкорректность, а также феминизму. Любой, кто с воодушевлением симпатизирует ВСЕМ этим движениям, почти стопроцентно является леваком.[112]112
  Важно понять, что мы имеем в виду того, кто симпатизирует этим ДВИЖЕНИЯМ в том виде, в каком они существуют в нашем обществе сегодня. Тот, кто убеждён, что женщины, гомосексуалисты и т. д. должны иметь равные права, не обязательно является леваком. Феминистское движение, движение за права гомосексуалистов и прочие движения, которые существуют в нашем обществе, содержат отдельные идеологические тенденции, характеризующие левачество, и если кто-то верит, что, например, женщины должны иметь одинаковые права, то из этого необязательно следует, что он должен симпатизировать феминистскому движению в том виде, в каком оно существует сегодня. (36-ое прим. FC.) Перечисленные FC признаки, по которым можно определить левака, полностью применимы, пожалуй, только к американским левакам, равно как и ко многим европейским, меньше же всего они подходят к отечественным представителям левачества, особенно их главная (в соответствии с FC) отличительная черта – определённая часть европейских леваков, а русские и подавно, политизированы в гораздо большей степени, чтобы симпатизировать или даже вообще обращать внимание на феминисток, борцов за права гомосексуалистов и т. д. и т. п. – такого рода симпатии характерны всё-таки для либералов и т. н. правозащитников (см. также прим. 12); ратования некоторых отечественных новолевых течений (безусловно, копирующих западных леваков) за легализацию наркотиков, за освобождение лабораторных животных, за сексуальную свободу и т. д. проявляются не так уж и часто и, кроме того, подвергаются жёсткой критике со стороны других левых организаций, справедливо утверждающих, что в современной России подобные тенденции не только бессмысленны, но и вредны.


[Закрыть]

230. Отличительным признаком представляющих большую опасность леваков – тех, что принадлежат типу жаждущих власти, – является заносчивость и догматический подход к идеологии. Тем не менее, наиболее опасными леваками бесспорно являются принадлежащие к сверхсоциализированному типу, они избегают раздражающего проявления инициативности и воздерживаются от афиширования своих левых взглядов, но ненавязчиво и не привлекая внимания работают на продвижение коллективистских ценностей, «просвещённых» психологических техник для социализации детей, подчинения индивидуума системе и т. д. Такие крипто-леваки[113]113
  Т. е. «тайные леваки», «скрытые леваки».


[Закрыть] (как мы их называем) в отношении практического действия приблизительно соответствуют определённому типу буржуа, но отличаются от них с позиций психологии, идеологии и мотивации. Обычный буржуа пытается поставить людей под контроль системы с целью защитить свой образ жизни, или он поступает так просто из-за своей традиционной позиции. Крипто-левак же поступает так потому, что он истинно верующий коллективистской идеологии. Крипто-левак отличается от обычного левака сверхсоциализированного типа тем, что его бунтарское побуждение слабее, и он сильнее социализирован. От обычного хорошо социализированного буржуа он отличается тем, что у него имеется определённый сильный недостаток, который ставит ему в обязанность посвящать себя делу и полностью отдаваться коллективу. И, может быть, его (хорошо сублимированная) потребность власти гораздо сильнее, чем у обычного буржуа.[114]114
  Указанием общих черт у леваков и буржуа FC объясняют и ту симпатию, которую многие представители среднего класса испытывают по отношению к сторонникам левой идеологии – очевиднее всего она проявляется в пресловутой моде среди менеджеров, сисадминов и проч. на футболки с ликом Че, а также в большем или меньшем дружелюбии, с которым либеральные СМИ освещают акции леваков.


[Закрыть]