Текст книги "Тонкая темная линия"
Автор книги: Тэми Хоуг (Хоаг)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 21
Кей Эйснер еще в детстве научилась ненавидеть мужчин, и все благодаря дяде, который счел ее слишком соблазнительной, когда девочке исполнилось всего семь лет. За прошедшие с того дня тридцать лет ни один мужчина не заставил Кей изменить мнение. Мужчины – это исчадия ада, и как этого не замечают все остальные женщины, оставалось недоступным для ее понимания.
Ей причинял боль тот факт, что она работала на мужчину, но самцы правят этим миром, следовательно, выбора у нее не было. В последние дни она не разгибала спины, потрошила полосатую зубатку в сверхурочное время, а все из-за приближающегося поста, когда католики по всей Америке будут запасаться мороженой рыбой.
Кей дважды проверила запоры на парадной и задней дверях и пошла в ванную. Ее рабочая одежда немедленно отправилась в таз с мыльной водой, чтобы отбить отвратительный запах рыбы. Она встала под душ, включила горячую воду на полную мощность и принялась отмывать кожу лавандовым мылом. К тому времени, как горячая вода кончилась, ванная комната наполнилась паром, и Кей открыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха.
Она вытерла волосы, даже не глядя на себя в зеркальце над раковиной. Кей не могла смотреть на свое тело, предававшее ее столько раз и до сих пор привлекавшее внимание мужчин. Они были божьей карой, ниспосланной на землю. Эта мысль приходила Кей в голову раз десять на дню.
Она натянула бесформенную ночную рубашку, вышла из ванной и пошла по коридору в спальню. Об открытом окне в ванной Кей вспомнила только тогда, когда улеглась в постель и уютно устроилась под одеялом. Что ж, придется встать и закрыть его, ведь по округу бродит насильник.
И словно Кей вызвала его из ночного кошмара, он вынырнул из темноты платяного шкафа как раз в ту секунду, когда она начала вставать с кровати. Настоящий дьявол в черном, без лица, без голоса. Ужас пронзил ее насквозь, словно меч. Она вскрикнула, и тут же сильный удар обрушился ей на лицо и отбросил ее поперек постели. Извиваясь, Кей попыталась вырваться из его рук. И хотя инстинкт приказывал ей бежать, ею овладело ощущение неизбежности и покорности судьбе. Когда насильник схватил ее за волосы, у Кей на глазах выступили слезы боли и ненависти. Она ненавидела мужчину, собиравшегося изнасиловать ее, и ненавидела себя. Она не сможет убежать. Она никогда этого не умела.
ГЛАВА 22
Он вспоминал женщину, или она ему снилась. Сон и явь перемешались, путая его мысли. Мужчина застонал, заворочался, перевернулся на живот. И тут он вспомнил, как напился. И захотел в туалет.
Ему на спину легла чья-то ладонь, и теплое дыхание, смешанное с запахом сигарет, коснулось его уха:
– Ну-ка, Донни, просыпайся. Ты должен мне кое-что объяснить.
Донни Бишон подскочил, повернулся на голос, судорожно прикрывая простыней бедра. Ударившись о спинку кровати, он поморщился от пронзившей голову боли.
– Господи! Твою мать! Какого черта ты здесь делаешь, Фуркейд? Как ты попал в мой дом?
Ник отошел от кровати, оценивающе оглядел холостяцкое жилище Бишона. Дом оформлял дизайнер, поэтому он больше напоминал гостиницу, чем настоящее жилье.
– Ты просто законченный псих. Я звоню в полицию.
Он схватился за трубку телефона на ночном столике. Ник подошел поближе и нажал на рычажок указательным пальцем.
– Не испытывай моего терпения, Донни. Оно уже не то, что прежде. – Фуркейд отобрал у Бишона трубку, положил ее на место и присел на край кровати. – Мне интересно узнать, что за игру ты затеял.
– Я знать не знаю, о чем это ты толкуешь.
– Что это за разговоры о покупателе из Нового Орлеана? Так это там ты достал деньги, чтобы заплатить за меня залог, а, Донни?
– Нет.
– А то складывается странная картинка. Ты убиваешь свою жену, получаешь страховку, продаешь ее бизнес, используешь деньги, чтобы внести залог за детектива, попытавшегося убить подозреваемого.
Донни прижал ладони к покрасневшим с похмелья глазам.
– Господи, да я же тебе сотню раз говорил, что не убивал Памелу. И ты знаешь, что я этого не делал.
– Ты не терял времени, чтобы получить денежки. Почему ты не сказал мне в пятницу о намечающейся сделке?
– Потому что это не твое дело. Я должен пойти отлить.
Донни отбросил одеяло и выбрался из кровати с другой стороны. Его походка напоминала движения человека, вывалившегося на полном ходу из машины и оказавшегося в канаве. Черные шелковые боксерские трусы почти свалились с него, а носки он просто забыл снять, когда рухнул в постель, и они скатались вокруг его щиколоток. Остальная одежда валялась там, где Донни ее бросил, когда раздевался.
Ник лениво встал и твердой рукой прижал Бишона к двери ванной.
– Что-то ты сегодня не весел, умник. Тяжелая ночка выдалась?
– Такое случается иногда. Я думаю, ты меня понимаешь. Дай мне пройти.
– Когда закончим, тогда пожалуйста.
– Черт! И зачем я только с тобой связался?
– Вот это-то мне и интересно узнать, – заметил Ник. – Кто твой денежный мешок, Донни?
Бишон отвернулся, вздохнул и поморщился от собственного аромата – спиртное, пот, мускусный запах секса. Женщину он помнил смутно.
– Нет у меня никого. Это все блеф. Я говорил той девчонке.
– Угу, и она сейчас просматривает записи твоих телефонных разговоров, которые мы сделали, – солгал Фуркейд. – Когда закончит, эта мисс будет знать всех, кого знаешь ты.
– Я думал, тебя отстранили от дела, Фуркейд, и ты вне игры. Тебе-то какое дело, кому я звонил и зачем?
– У меня есть свои причины.
– Ты не в своем уме.
– Да, люди так говорят. Но видишь ли, мне плевать, правда это или нет. Мое существование зависит только от моего восприятия, мое восприятие – это моя реальность. Понимаешь, как это срабатывает, умник? Поэтому, когда я спрашиваю тебя, пытаешься ли ты заключить сделку с Дювалем Маркотом, ты обязан мне ответить, потому что ты сейчас передо мной в моей реальности.
Донни закрыл глаза и переступил с ноги на ногу.
– Мы будем стоять здесь, Донни, пока ты не надуешь в штаны.
– Мне нужны наличные, – покорно заговорил Бишон. – Линдсей хочет выкупить долю Памелы. Но эта дама та еще штучка, и ей доставит огромное удовольствие меня обчистить. Я просто немного сыграл, вот и все.
– Ты считаешь ее дурой? – поинтересовался Ник. – Думаешь, она не раскусит твой блеф?
– Я считаю, что она сука, и не собираюсь ее провоцировать лишний раз.
– Ты только что вывел ее из себя, Донни. И меня ты раздражаешь. Неужели ты думаешь, что янастолько глуп? Я узнаю, если ты меня обманул.
– Сегодня же выясню, нельзя ли забрать залог обратно, – пробормотал Донни, глядя в потолок. Ник потрепал его по щеке и отошел от двери.
– Извини, приятель. Этот чек уже обналичили, и кот вырвался из клетки. Надеюсь, ты об этом не пожалеешь.
– Уже пожалел, – ответил Донни, бросаясь к унитазу.
Анни свернула на подъездную дорожку, ведущую к дому Маркуса Ренара. Неплохое местечко… Только слишком уединенное. Это ей не понравилось, но, когда Анни говорила с Ренаром по телефону, она предупредила, что о ее визите к нему знают многие. Просто небольшая страховка на тот случай, если Ренар задумал расчленить и ее тоже. Она не стала упоминать, что единственный человек, которому известно о ее приезде к нему, это Ник Фуркейд.
Пока накануне вечером они с Фуркейдом заключали их весьма непростой союз, Ренар позвонил ей домой и оставил сообщение о том, что у него побывал Фуркейд. Благодаря этому звонку Анни не пришлось придумывать подходящий предлог, чтобы к нему заехать.
– Я не знаю, к кому еще обратиться, Анни. Вы единственный человек, который может мне помочь.
Предстоящий визит, так обрадовавший Фуркейда, саму Анни очень беспокоил. Она сказала Нику, что не станет играть роль приманки, но именно это и происходило. Анни уговоривала себя, что она всего лишь едет к подозреваемому, чтобы взглянуть на человека в привычной для него обстановке. Но если Ренар воспримет ее приезд как светский визит, то она все равно станет наживкой, хочет она того или нет. Восприятие – это реальность, как сказал бы Фуркейд.
Тоже тот еще сукин сын. Почему он не сказал о том, что был у Ренаров? Ей очень не хотелось думать, что Фуркейд действовал по заранее намеченному плану.
Подъездная дорожка вырвалась из-под низко нависших ветвей, и слева показалась лужайка размером с поле для поло. Это была не дань моде, а всего лишь попытка не подпустить дикую природу очень близко к дому. Анни проехала мимо старого гаража, выкрашенного под цвет дома. В пятидесяти ярдах дальше стоял особняк Ренаров, простой и изящный, цвета старого пергамента с белой отделкой и черными ставнями. Она поставила машину рядом с «Вольво» и направилась к веранде.
– Анни!
Навстречу ей вышел Маркус. С его лица почти спала опухоль, но выглядел он все равно неважно.
– Я так рад, что вы приехали. – На этот раз Маркус отчетливее выговаривал слова, хотя для этого ему требовалось приложить усилия. – Разумеется, я надеялся, что вы перезвоните мне еще вчера. Мы были так расстроены.
– Я поздно вернулась, – ответила Анни. Она различила нотку осуждения в голосе Маркуса. – Но, судя по вашему сообщению, я ничем не могла вам помочь.
– К сожалению, нет, – согласился Ренар. – Вред уже был нанесен.
– Какой вред?
– Фуркейд огорчил меня, мою мать и особенно моего брата. Потребовалось несколько часов, чтобы Виктор успокоился. Но что это мы стоим на пороге? Прошу вас, входите. Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались с нами поужинать.
– Я приехала не в гости, мистер Ренар, – напомнила ему Анни, стараясь сохранить между ними дистанцию. Она вошла в холл, обвела его взглядом – стены цвета лесной зелени, мрачная пасторальная сцена в золоченой раме, медная подставка для зонтов. Виктор Ренар, присев на корточки, разглядывал ее сквозь белые столбики перил на площадке второго этажа. Он напоминал маленького мальчика, который думает, что его никто не заметит, если он притаится и будет сидеть тихо.
Не обращая внимания на брата, Маркус провел Анни через гостиную на веранду, выходящую на затон.
– Сегодня такой чудесный день. Я подумал, что мы сможем побеседовать на воздухе.
Он подвинул для Анни кресло к чугунному литому столу. Она осторожно села, придерживая полу куртки, чтобы не обнаружить спрятанный там магнитофон. Это была идея Фуркейда, точнее приказ. Он хотел слышать каждое слово из их разговора, уловить любой оттенок интонации Ренара. Этой пленкой нельзя будет воспользоваться в суде, но если это даст им хоть какую-то зацепку, то усилия не пропадут даром.
– Итак, вы сказали, что детектив Фуркейд нарушил судебное постановление и приблизился к вам, – начала Анни, вынимая блокнот и ручку.
– Ну, не совсем так.
– Что же тогда произошло?
– Он проявил осторожность и не пересек границу владения. Но само появление Фуркейда расстроило мою семью. Мы позвонили в офис шерифа, но к тому моменту, когда приехал полицейский, Фуркейда здесь уже не было. Полицейский даже не записал наше заявление. – Маркус промокнул слюну в уголке рта аккуратно сложенным носовым платком.
– Если не совершено преступление, то и заявление не фиксируется, – пояснила Анни. – Фуркейд угрожал вам? Он показывал оружие?
– Нет. Но его присутствие воспринималось как явная угроза. Разве это не часть закона о преследовании – явная угроза?
Анни едва удалось сохранить на лице некое подобие безразличия.
– Этот закон поддается очень широкому толкованию, – заметила она. – Как вы, должно быть, уже знаете, мистер Ренар…
– Маркус, – поправил он. – Я понимаю, что власти пользуются законом так, как выгодно им. Они не испытывают ни малейшего уважения к правде. Все, кроме вас, Анни. Ведь я в вас не ошибся? Вы не похожи на остальных. Вам нужна правда.
– Все, кто занимается этим делом, хотят докопаться до истины.
– Нет, это не так. – Ренар чуть подался вперед. – Они с самого начала отнеслись ко мне предвзято. Стоукс и Фуркейд занимались только мной и никем другим.
– Это неправда, мистер Ренар. У следствия были и другие подозреваемые, но в результате проверки вы остались единственным. Мы об этом уже говорили.
– Да, говорили, – подтвердил Ренар, откидываясь на спинку кресла. Какое-то мгновение он изучал лицо молодой женщины. – И вы сказали, что верите в мою виновность. Если так, тогда почему вы приехали, Анни? Чтобы уличить меня? Я так не думаю. Вы бы не стали беспокоиться, понимая, что ни одно мое слово не может быть использовано против меня. Вы сомневаетесь. Вот почему вы здесь.
– Вы заявили, что с вами обошлись несправедливо. Если это правда, если детективы упустили факты, которые могут снять с вас подозрения, тогда почему ваш собственный следователь, нанятый мистером Кадроу, не нашел ни единой детали в вашу пользу?
Маркус отвернулся.
– Он действовал в одиночку. Мои средства весьма ограничены.
– На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?
– Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.
– Мы тщательно проверяли мистера Бишона.
– Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. – Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.
Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.
– Мужчину, чье имя вы даже не спросили?
– Я же не думал, что это понадобится.
– Мужчину, сидевшего за рулем «какого-то грузовика» с номерными знаками, где «вроде бы» есть буквы «ф» и «ж»?
– Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.
– Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.
– Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?
– Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, – ответила Анни.
Ренар вздохнул с явным облегчением.
– Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.
– Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.
– Это неважно. Хотите чаю? – Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.
Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?
Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак – человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.
– Что вы держите в этом сарае? – Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.
– Старую лодку. Моему брату нравится исследовать затон. Он своего рода любитель природы. Правда, Виктор?
Тот показался из-за шторы, висевшей у стеклянной двери, чью створку Маркус не потрудился закрыть.
– Виктор, – Маркус осторожно встал, – это Анни Бруссар. Она спасла мне жизнь.
– Лучше бы вы перестали это все время повторять, – пробормотала Анни.
– Почему? Вы скромны от природы или сожалеете о своем поступке?
– Я просто делала свое дело.
Виктор бочком подошел к столу, чтобы лучше рассмотреть Анни. Он был одет в чуть коротковатые брюки и наглухо застегнутую спортивную клетчатую рубашку. Он был похож на брата – те же невыразительные черты, аккуратно причесанные темные волосы. Иногда Анни видела Виктора в городе, но всегда в сопровождении Маркуса или матери.
– Рада познакомиться с вами, Виктор. Он подозрительно прищурился.
– Добрый день. – Виктор перевел взгляд на Маркуса. – Есть маска, нет маски. Пересмешник. Только подражаетпесням других птиц.
– Что это значит? – удивилась Анни. Маркус попытался улыбнуться.
– Возможно, вы ему кого-то напомнили. Или, если говорить точнее, вы похожи на кого-то, кем на самом деле не являетесь.
Виктор начал чуть раскачиваться, бормоча:
– Красное и белое. Сейчас и тогда.
– Виктор, почему бы тебе не принести бинокль? – предложил Маркус. – Сегодня на деревьях так много птиц.
Виктор нервно оглянулся через плечо на Анни и заторопился обратно в дом.
– Я полагаю, брат заметил сходство между вами и Памелой, – заговорил Маркус.
– Он ее знал?
– Они встречались у меня в офисе пару раз. И разумеется, он видел ее портрет в газетах после… Виктор читает каждый день три газеты, но воспринимает все по-своему. При виде двоеточия он может заволноваться, а террористический акт в Оклахоме, гибель людей для него пустой звук.
– Должно быть, очень непросто справляться с его… состоянием, – сказала Анни.
Маркус посмотрел на открытую дверь и пустую столовую за ней.
– Как говорит моя мать, это наш крест и нам его нести. Разумеется, она очень рада, что есть на кого переложить эту тяжесть. – Он снова повернулся к Анни с вымученной улыбкой. – Никогда не видел в городе ваших родственников. Они у вас есть, Анни?
– В некотором роде, да, – последовал уклончивый ответ. – Это долгая история.
– Семенные истории всегда такие. Посмотрите на дочку Памелы. Бедняжка, какая у нее будет семейная история. Что будет с ее дедом?
– Вам лучше спросить об этом у окружного прокурора, – отозвалась Анни, хотя могла бы ответить и сама. Ничего серьезного Хантеру Дэвидсону не грозит. Смит Притчет никогда не станет рисковать голосами избирателей и доводить дело до суда.
– Он пытался меня убить, – с возмущением заметил Ренар. – Пресса же пишет о нем как о герое.
– Да. Так иногда бывает. Вас не очень любят, мистер Ренар.
– Маркус, – снова поправил он Анни. – Вы по крайней мере ведете себя цивилизованно. Мне нравится думать, что мы друзья, Анни.
Его глаза смотрели мягко, в них появилась какая-то беззащитность. Анни попыталась представить выражение этих глаз глухой ноябрьской ночью, когда он вонзил нож в тело Памелы Бишон.
– Учитывая то, что произошло с вашим последним «другом», мне все это не очень нравится, мистер Ренар.
Маркус так быстро отвернулся, словно Анни ударила его. Он старался смахнуть с ресниц слезы, делая вид, что его внимание привлек рыбак в затоне.
– Я бы никогда не смог причинить Памеле боли. – Голос Ренара звучал глухо. – Я говорил вам об этом, Анни. Вы намеренно сказали это. Я от вас такого не ожидал.
– Это всего лишь разумная предосторожность с моей стороны, – заметила она. – Я вас совсем не знаю.
– Я бы не смог обидеть вас, Анни. – Маркус Ренар снова посмотрел на нее своими влажными газельими глазами. – Вы спасли мне жизнь. Согласно требованиям некоторых восточных культур я должен был бы отдать ее вам.
– Ну, мы с вами в Южной Луизиане. Обычной благодарности вполне достаточно.
– Едва ли. Я знаю, что вы страдаете из-за вашего поступка. Мне известно, что это такое, когда тебя преследуют, Аннн. Нас это объединяет.
Выражение его глаз нервировало ее, словно Маркус Ренар уже решил для себя, что отныне их судьбы связаны навек. Неужели вот так все и начиналось между ним и Памелой? Между ним и погибшей девушкой из Батон-Ружа?
– Не обижайтесь, – предупредила Анни, – но у вас слишком плохая репутация. Вы пытались ухаживать за Памелой, и теперь она мертва. Вы были связаны с Элейн Ингрэм в Батон-Руже, и ее тоже нет в живых.
– Смерть Элейн была трагическим несчастным случаем.
– Но вы же понимаете, что над этим нельзя не задуматься. Поговаривают, что Элейн собиралась с вами расстаться.
– Это неправда, – с горячностью возразил Маркус. – Элейн никогда бы не могла меня бросить. Она меня любила.
«Не могла бы». Он не сказал – «не бросила бы». Выбор слов говорит сам за себя. Не то что Элейн никогда бы не бросила его по собственной воле. А то, что женщина не смогла быбросить Маркуса Ренара без его разрешения. Этот странноватый архитектор не первый из мужчин, кто руководствуется принципом «так не доставайся же ты никому». Среди маньяков это весьма распространенная точка зрения.
Именно в эту минуту на террасу вышла Долл Ренар в синтетическом платье в горошек, вышедшем из моды лет двадцать назад, и неимоверных размеров кухонном фартуке, завязки которого обвивали ее талию дважды. Долл даже не улыбнулась при виде гостьи. Мрачное лицо, плотно сжатые губы.
Анни показалось, что Маркус поморщился. Она встала и протянула хозяйке дома руку.
– Я Анни Бруссар из офиса шерифа. Прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас в воскресенье, миссис Ренар.
Долл фыркнула, и ее пальцы хлопнули о ладонь Анни словно пучок розог.
– Вы испоганили все, что могли, воскресенье это наименьшее, что вы могли испортить.
Маркус умоляюще посмотрел на мать.
– Мама, прошу тебя. Анни не такая, как остальные.
– Что ж, это твое мнение, – пробормотала Долл.
– Она собирается кое-что проверить, чтобы доказать мою невиновность. Ради всего святого, ведь Анни дважды спасла мне жизнь.
– Я просто выполняла свою работу, – подчеркнула Анни. – И сейчас я здесь по долгу службы.
Долл изогнула подведенную карандашом бровь и поцокала языком:
– Ты снова все не так понял, Маркус.
Ренар отвернулся от матери, его лицо покраснело. Чувствовалось, как он напрягся. Анни наблюдала за перепалкой и думала, что ей, возможно, очень повезло, ведь у нее нет кровных родственников.
– Ладно, – продолжала Долл Ренар, – пора офису шерифа что-нибудь сделать и для нас. Вы же понимаете, что наш адвокат подаст иск. Нам причинили столько неприятностей.
– Мама, может быть, ты не станешь отталкивать единственного человека, который хочет нам помочь?
Долл посмотрела на сына так, словно он обругал ее непечатными словами.
– Я имею право говорить то, что думаю. С нами обошлись хуже, чем с отбросами, пока с этой Бишон все носились, как со святой. А теперь еще ее отец! Его называют героем-мучеником за то, что он пытался убить тебя. Ему место в тюрьме. Я от всей души надеюсь, что окружной прокурор оставит этого Дэвидсона там.
– Мне и вправду пора идти. – Анни встала, взяла блокнот и ручку. – Я посмотрю, что можно выяснить о том грузовике.
– Я провожу вас до машины. – Маркус тоже отодвинул кресло и бросил на мать уничижительный взгляд.
Только когда они отошли достаточно далеко, Ренар заговорил снова:
– Мне жаль, что вы не можете задержаться.
– Вы хотите сообщить что-то еще, относящееся к делу?
– Ну… Гм… Я не знаю, – Маркус начал заикаться. – Я же не знаю, какие вопросы вы собирались еще задать.
– Правда не зависит от моих вопросов, – довольно резко ответила Анни. – А именно за правдой я сюда и пришла, мистер Ренар. Мне хотелось бы, чтобы вы не распространялись о моем визите. У меня и так достаточно неприятностей.
Ренар приложил палец к губам:
– На моих устах печать. Это будет нашим секретом. – Казалось, эта мысль особенно пришлась ему по сердцу. – Благодарю вас, Анни.
Маркус открыл ей дверцу джипа, и Анни села за руль. Пока она разворачивала машину, Ренар прислонился к своей «Вольво» – преуспевающий молодой архитектор на отдыхе. «Он убийца, – напомнила себе Анни, – и он хочет стать моим другом». Солнечный зайчик привлек ее внимание, и Анни посмотрела на второй этаж дома Ренаров. У одного из окон стоял Виктор и рассматривал ее в бинокль.
– Господи, да по сравнению с вами семейка Адамс будет выглядеть невинной, как три поросенка, – пробормотала она себе под нос.
Маркус Ренар захотел стать ее другом. По спине у Анни пробежал холодок. Она включила радио.
– …и я все равно думаю, что все эти преступления, все эти изнасилования – это следствие эмансипации.
– Хорошо, спасибо, Рут. Было интересно выслушать ваше мнение. Говорит радиостанция «Кейджун». Продолжаем наше ток-шоу в прямом эфире. В связи с сообщением об изнасиловании женщины прошлой ночью в Лаке, темой нашего разговора сегодня стало насилие против женщин.
Еще одно изнасилование. После гибели Памелы Бишон и разговоров о Душителе из Байу все женщины в округе жили в постоянном страхе. Отличное время для сексуальных маньяков. Самое главное для насильника – это страх жертвы. Он наслаждается им, как наркотиком.
У Анни сразу же возникло множество вопросов. Сколько лет было жертве? Где и когда на нее напали? Было ли у нее что-то общее с Дженнифер Нолан? Так же ли вел себя насильник, как и в предыдущем случае? Стоит ли теперь искать серийного насильника? Скорее всего дело передали Стоуксу. Только этого ему и не хватало, чтобы совсем забросить дело Памелы Бишон.
Сельский пейзаж сменился небольшими участками, на которых расположились странные старые трейлеры, потом появилось новое строительство в окрестностях города. Единственная Л. Фолкнер, которая значилась в телефонной книге, жила на Шеваль-Корт в квартале Квайл-Ран. Анни сбавила скорость и стала смотреть на номера почтовых ящиков.
Памела Бишон жила совсем рядом отсюда, на Квайл-драйв. Дом Линдсей Фолкнер оказался аккуратным зданием из красного кирпича в колониальном стиле. У парадной двери стояли горшки с цветами.
Анни свернула на подъездную дорожку и остановила джип рядом с «Миатой» с откидным верхом и просроченными номерами. Она не предупреждала о своем визите, ей не хотелось давать Линдсей Фолкнер возможность сказать «нет».
На ее звонок никто не ответил. Сквозь застекленную часть двери просматривалось внутреннее убранство. Дом казался открытым, полным воздуха, гостеприимным. Гигантский папоротник сидел в горшке в прихожей. По кухне неторопливо и грациозно прошла кошка. Стеклянные раздвижные двери вели из кухни на террасу.
Аромат жареного мяса защекотал ноздри Анни, когда она направилась в обход дома. Из магнитофона лился голос Уитни Хьюстон, ему вторил гортанный женский смех.
Линдсей Фолкнер сидела за столом со стеклянной столешницей, ее волосы были собраны в конский хвост. Потрясающая рыжеволосая женщина в солнечных очках в черепаховой оправе вышла во внутренний дворик с банками диетической колы в руках. Как только Линдсей увидела Анни, улыбка на ее лице увяла.
– Простите за непрошеный визит, миссис Фолкнер, но мне надо задать вам еще пару вопросов, если вы не возражаете. – Анни изо всех сил пыталась справиться с желанием одернуть помятый пиджак.
– Возражаю, детектив. Мне казалось, что мы все выяснили вчера. Я предпочитаю не иметь с вами дела.
– Детектив? – переспросила рыжеволосая подруга Линдсей. Она поставила банки на стол и опустилась в кресло. Мрачноватая улыбка чуть скривила губы ярко накрашенного рта. – Что ты на этот раз натворила, Линдсей?
– Она здесь из-за Памелы. – Миссис Фолкнер не отводила глаз от Анни. – Я тебе о ней говорила.
– Ах, так это она! – Женщина нахмурилась и наградила Анни снисходительным, уничижительным взглядом.
– Если бы я вообще захотела говорить с людьми из офиса шерифа, я бы предпочла детектива Стоукса. Именно с ним я всегда имела дело.
– Мы с вами на одной стороне, миссис Фолкнер, – не отступала Анни. – Я хочу увидеть, как накажут убийцу Памелы.
– Тогда не надо было этому препятствовать.
Линдсей отвернулась и едва слышно фыркнула, наморщив свой аристократический нос. Анни подвинула себе кресло, давая понять, что чувствует себя вполне свободно и не торопится уезжать.
– Насколько хорошо вы знали Маркуса Ренара?
– Это еще что за вопрос?
– Вы встречались с ним вне работы? Он заявляет, что вы ужинали вместе пару раз. Это правда?
Линдсей невесело рассмеялась, явно оскорбленная.
– Просто ушам своим не верю. Вас интересует, встречалась ли я с этим сумасшедшим ублюдком?
Анни с невинным видом ждала ответа.
– Мы иногда выходили вместе с коллегами из моего офиса и из его фирмы.
– Но никогда вдвоем?
Фолкнер взглянула на рыжеволосую подругу:
– Он не в моем вкусе. А почему это вас интересует, детектив?
– Я помощник шерифа, – поправила ее Анни. – Мне просто нужна ясная картина.
– У меня не было никаких «отношений» с Ренаром, – горячо запротестовала Линдсей. – Вероятно, это плод его больного воображения. Что…
Миссис Фолкнер вдруг замолчала. И Анни догадалась почему. До нее дошло, что Ренар мог зациклиться на ней точно так же, как и на Памеле. Судя по виноватому выражению ее лица, Линдсей не в первый раз благодарила судьбу за такое везение, пусть и за счет подруги. Она провела рукой по лбу, словно прогоняя эту мысль.
– Памела была слишком мягкой, – наконец негромко сказала Линдсей. – Она не умела отказывать и не любила никого обижать.
– Меня интересует и кое-что еще, – продолжала Анни. – Донни наделал много шума, оспаривая право Памелы на воспитание дочери. Но я не вижу для этого никаких оснований. Может быть, что-то все-таки было? Например, другой мужчина?
Линдсей опустила глаза на свои ухоженные руки.
– Нет.
– Тогда почему Донни подумал…
– Донни – дурак. Если вы этого до сих пор не поняли, то и вы не лучше. Он считал, что сможет представить в суде Памелу плохой матерью, потому что та задерживалась на работе и иногда ужинала с клиентами-мужчинами. Как будто торговля недвижимостью – это бордель. Идиот! Это было смешно. Он цеплялся за соломинку. Донни использовал бы и преследование против нее, если бы смог.
– Памела принимала его всерьез?
– Мы говорим об опеке над ее дочерью. Разумеется, она относилась к этому серьезно. Не понимаю, какое отношение это имеет к Ренару.
– Он утверждает, что Памела, говорила ему, будто не осмеливается ни с кем встречаться, пока не получит развода, потому что боится Донни.
– Допустим. Но, как выяснилось, ей следовало опасаться совсем не Донни, верно?
– Вы говорили, что ей с трудом удавалось отделаться от мужчин, проявлявших к ней интерес. Много ли было таких вокруг нее?
Линдсей прижала пальцы к виску.
– Мы все это уже обсуждали с детективом Стоуксом. Мужчинам нравилось флиртовать с ней. Даже Стоукс с ней заигрывал. Это ничего не значит.
Анни захотелось спросить, не потому ли это ничего не значило, что Памелу не интересовали мужчины вообще. Если Памела и Линдсей стали партнерами не только по работе и Донни об этом узнал, он наверняка постарался бы это использовать при разводе. Такого рода открытия становятся последним ударом по самолюбию мужчин и доводят их до крайностей. Этот мотив легко подходил как Ренару, так и Донни.
Она хотела спросить прямо: «Вы с Памелой были любовницами?» Но Анни прикусила язык. Она не могла себе позволить еще больше вывести из себя Линдсей Фолкнер. Если эта дама пожалуется на нее шерифу или Стоуксу, ей придется подметать двор у офиса шерифа до конца своей карьеры.
Анни отодвинула кресло и медленно поднялась, доставая визитную карточку из нагрудного кармана. Она зачеркнула рабочий телефон, вписала домашний и подтолкнула карточку по столу к Линдсей.
– Если вспомните какие-то детали, которые могут пригодиться, позвоните мне. Я буду вам очень благодарна. Спасибо, что уделили мне время. – Анни повернулась к рыжеволосой женщине: – На вашем месте я бы поменяла номера на машине. Это чревато неприятностями.
