Текст книги "Земля – родина интелов"

Автор книги: Текла Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– А море то причём здесь? Как тебя с Марса на Землю то занесло?

Гена решил полностью разобраться – как может нормальный парень, таким чудиком стать.

– Это у меня из-за родителей. Родители мои – фанатики археологии. Я, и родился на раскопках, и всё детство из скафандра не вылезал. Потом только, когда уже в интернате учился, понял, насколько это неестественно – всё время в скафандре жить. Они, как геологи на изысканиях, всё время в полевых условиях, в походных полусферах кочуют. Отец уже сдавать начал, он сам с Земли, я звал его сюда прилететь – подлечиться, но он в Саванне как раз, санаторий выбрал, сказал, что не может отрываться от исследований, а до Земли, всё-таки далеко. А мама – марсианка, ей проще, она настоящее море только в кино видела.

– Археологи, говоришь – значит, была всё-таки, своя жизнь на Марсе? – Удивился Батюков, так как полагал что это – досужие выдумки. Ходили слухи среди геологов, что находят – то ли черепки, то ли кирпичи, то ли железки какие-то, но он считал – это они от обиды, так как в своей профессии, геологи не такие вещи, совсем не такую бытовую материю должны находить.

– Знаешь Гена, я тебе честно скажу – это полностью закрытая тема. Археологам на Марсе поступает хорошая материальная поддержка, но – под подписку о неразглашении. Так что, я тебе могу рассказать, но, если что – ты, на меня – не ссылайся.

– Хорошо, я тебя понял, – согласился Геннадий.

– Там много миллионов лет назад была жизнь. Вернее, уже много миллионов лет, как жизни нет, и мёртвая планета осталась. На Марсе жили люди, такие же, как мы. Внутри скальных пород находят много фрагментов – остатки их цивилизации, но от древности, они сразу же рассыпаются, поэтому там исключительно аппаратный метод исследований – берут кусок породы и просвечивают – рентгеновским излучением и ультразвуком, по всякому – многими методами, потом, если что-то найдено, строят виртуальную модель, потом – голограмму, а способ, чтобы сам предмет безопасно извлечь, и законсервировать, представь себе, до сих пор не найден. Мой отец объявил эти исследования целью своей жизни, хочет во что бы ни стало, всю историю этой погибшей цивилизации воссоздать, и тогда уже – начать рассказывать.

– А смысл то, какой в этом? Скрывать то зачем? – Батюков решил не отступать, и всё-таки докопаться до хотя бы мало-мальски разумного объяснения.

– По моему, скрывают, потому что – страшно. Мы же свою планету к тому же ведём, на этих же рельсах, под горку уже поехали, это же, любому понятно… Земле надо просто позволить выздороветь, она же многого не просит у нас, так мы, и этого ей не даём. Продолжаем и продолжаем – убивать и убивать.

– Ты про море сейчас говоришь, что ли?

– Про моря, про леса, про болота – про всё говорю…

– В этом вопросе, я тебя понял, а неужели, настоящие археологические находки там есть? Ну, хотя бы что, примерно нашли? Петроглифы? Или там, мамонта, может? Черепки?

– Остатки города в базальтовом слое, причем, без сомнений – город стоял на поверхности, и без купольного покрытия, как сейчас. Остатки строений расчистили и, даже извлекли на поверхность. Там действует экспозиция для специалистов, а самое ценное открытие – женщина в мобильной капсуле, тоже в толще породы. Рентгеновское излучение её показывает. И рядом с нею – животное – кошка. Причём, есть подозрение, это – зооморфный робот.

Кормчий задумался, как будто унёсся в воспоминания, а потом, вдруг, рассмеялся:

– Ты не представляешь, как учёные там локти кусают, целый научный отдел бьётся над этой находкой, голову сломали уже – как бы ухитриться, и взять, хотя бы кусочек волоса на анализ, хотя бы нитку из одежды, ведь, из-за неудачных попыток – уже столько находок утрачено! Остаются сканы в 3D, но они не считаются доказательствами в строгом смысле, всё равно, что тексты с детальными описаниями. Есть кое-какие каменные отпечатки, а чтобы именно – артефакты, так – считанные единицы, но кое-что, всё-таки найдено… В основном, сохранность за счёт окружающего базальта, стоит его убрать – распадается даже в вакууме.

– А как поняли, что кошка – робот?

– Лазер просканировал, что шерсть с вероятностью 86%, искусственного происхождения. Ну, у них, всё-таки есть надежда – какой-нибудь иголкой туда пробуриться, и какую-нибудь частицу извлечь. Поэтому – за уши, никого из археологов оттуда не вытянешь. Ты же геолог, так там, и геологов много работает, хотя больше по реликтовым слоям специалистов.

– Ну и дела!!! – Гена даже присвистнул: – Я бы, на твоём месте, точно на Марсе бы остался, если там – и отец, и находки одна за другой, и технологии развиваются на этой же базе, новые способы ищут. Надо микроустройство запустить внутрь этой капсулы, где женщина с кошкой, и чтобы оно там на месте сбор данных вело.

– Хочешь, я тебя могу с отцом познакомить, Семён Семёнович Кормчий, он профессор палеоархеологии, известный учёный в этой сфере.

– Так, я же сейчас на обучение лечу к Петронию, а на долгое время, я не загадываю. Вопрос очень интересный… А сам-то, чего, оттуда – сюда рванул?

– Да я же тебе про это и толкую, живой океан – на Земле. Можно все силы отдать марсианским исследованиям, разгадке, отчего жизнь там прекратилась, а может, важнее – настоящую жизнь сохранить?!

– А как на китов вышел?

– Я считаю, что они – охранители жизни моря.

– Но то, что кит – выше человека стоит, это ты зря, здесь ты, точно палку перегнул, – Гена вернулся к самому неприятному для себя моменту выступления Кормчего,

– А как ты можешь об этом судить? – Спросил Кормчий.

– Опираясь на чувственные данные, проще говоря – на зрение – голые животные существа, плавают, как рыбы в воде, причём, охота на них до сих пор существует, хотя, и не везде. А признаков их разумности, так – вообще, никаких. На мой взгляд – это возобновляемый природный ресурс, почти то же самое, что грибы.

– То есть, по твоему – нет технологий, значит – нет разума. Тогда представь, что у одной матери большая семья, а один ребёнок – глухонемой и слепой. Логично, что он может не знать о том, что кроме него, есть другие дети в семье?

– Допустимо, – согласился Батюков.

– И вот, этот ребёнок, чтобы получить что-то, будет теребить мать, и толкать, и щипать её. На мой взгляд – это мы со своими технологиями. Я много раз видел в океане, свет из неясного источника вокруг китов … И ещё такой момент – когда рядом киты, то всегда появляется чувство, что ты к чему-то более великому становишься подключён… Я, почему над кожей кита и работал, потому что, хотел найти понимание…

– Ну, ты – мечтатель, Андрей, – махнул рукой Батюков.

На этом и разошлись, когда уже следующий день начался. Гена сразу заснул, как только койку в своём отсеке нашёл. А Кормчий, забравшись к себе, начал думать о Лето – когда они только познакомились, она знала уже всё о китах, сама даже многое рассказывала, о чём он тогда и понятия не имел. А сейчас их дороги снова пересеклись. Когда он рухнул там, на сцене Зала Заседаний, и по-настоящему пришёл в себя только от свежего ветра, когда они уже летели в открытом катере, с Лето и её отцом.

Она жила на острове Данавы – самом большом из пяти островов Александрийского моря, по одному острову на каждого пайщика, из пяти совладельцев планеты. Ботсвана-Гея, единственная, никак не использовала свой остров, но он был закреплён за африканским правительством, и на нём была посажена роща африканской маслины. Самуэль Коган – американский президент, тоже, на своём почти не бывал, хотя там размещалось американское представительство двух континентов и жили то ли дипломаты, то ли чиновники. Это были самые маленькие острова. Азиатскому правительству принадлежал самый высокий и живописный остров, оттуда в море ниспадал водопад, а внутри скального массива, будто бы был размещён огромный комплекс помещений, и если смотреть с воды, то везде, в основании острова были видны балконы и окна. На втором по величине острове почти постоянно жил Баренцев, а самый большой принадлежал Данаве, хотя акций у него было меньше, (Баренцев владел 30-ю % акций, столько же принадлежали Шань Ди Бао, 20% акций имелись у Когана, и по 10% у Данавы и Ботсваны-Геи), но администрация Данавы занималась муниципальным управлением всех венерианских поселений, из которых – Александрия, Сезария и Шанти – были городами миллионниками. На острове Данавы площадью 30 кв км, размещался концерн Данава, две фабрики Кибер-Венориум, жилые здания – самого Данавы, и его александрийской администрации, а небольшая возвышенная оконечность острова отводилась НИИ Био-Транс-Киборг и клинике, которыми заведовал Берке – отец Лето. Их семья из трёх человек занимала просторную виллу, своим фасадом, обращённую к морю.

Катер-мобиль высадил их на плоской крыше, и Лето, держа за руку, провела его в комнату с открытой террасой, где он лёг на кушетку, а она села рядом в шезлонге. На террасе стояли пальмы, и ещё какие-то низкие деревья в больших горшках, и ветви раскачивались от ветра.

– Я думал, здесь никогда не бывает, чтобы стихия разбушевалась, – заметил Кормчий,

– Ещё как бывает, – ответила Лето.

Вошёл Виктор Берке, он держал в руке вертикально поднятый шприц, и сразу же, всадил его Кормчему.

– Небольшой освежающий сон, и вы будете в полном порядке, – сказал бодрым голосом и вышел.

– Ты посидишь со мной? – Спросил Андрей,

– Конечно, – ответила Лето,

– Ты – Лето, – сказал Андрей, так, как называл её раньше.

– Как хорошо, что ты приехал, – отозвалась она и спросила:

– Ты вспоминаешь Алёшу?

– Знаешь, когда я первый раз одел кожу кита… Я хочу, чтобы ты обязательно попробовала – насколько это ошеломляет – такое сильное ощущение, что всё живое, всё – безо всякого исключения! Даже не обязательно, именно китов слушать… В этот день, я увидел его во сне. Он сказал, что у него всё хорошо, и чтобы я перестал терзаться, сказал, что случилось, как случилось, и винить кого-то не следует, от этого происходит отягощение воды, и усугубляется фон всеобщей трагичности, тогда как, надо наоборот – давать радость, любовь и прощение, их положение – усиливать и, что будто бы он, Алёша, не чувствовал себя свободным до тех пор, пока не смог пробиться ко мне, в моё сознание и, что теперь, если у меня получится его отпустить, то он сможет освободиться, наконец, и пойти, куда должен… Такой сон, и я сразу же его записал, чтобы запомнить… Я сразу подумал о тебе, чтобы обязательно тебе рассказать… Ты же всегда говорила, что, кроме того убийцы, не правильно ещё кого-то винить…

– Да, так и есть, теперь – спи, – сказала Лето и, засыпая, он почувствовал её прохладные губы у себя на щеке.

-2-

Для Лето это означало, что полоса ненастья в её жизни окончена, и что снова наступает рассвет. Она укрыла спящего пледом, и села рядом, чтобы насладиться новыми ощущениями от того, что он мирно спит под её защитой. Укрепляющий снотворин, инъекцию которого ввёл отец, давал сон, продолжительностью от полутора до двух часов, поэтому Лето вскочила, забегала по своей гардеробной, перебирая платья. Она выбрала светло-голубой костюм из длинной юбки и блузки на пуговицах, расчесала волосы, собрала в тяжёлый узел и скрепила синей лентой под цвет своих глаз, взглянула в зеркало, и улыбнулась выглянувшей оттуда бледной и встревоженной, одним словом – вчерашней Лето. Помчалась в столовую, заглянула к матери, сидящей у себя на террасе: – Мама, у нас гость!

Наведалась к отцу, но тот снова ушел в клинику, и вернулась к Андрею. Он уже проснулся, когда она подошла, и улыбнулся, когда взгляды их встретились.

– Покормишь? – спросил, и сел на кушетке,

– Всё, что захочешь, – улыбнулась Лето.

– Давай, я тебе наш остров покажу, – предложила она, когда, направляясь в столовую, они поравнялись с лестницей, ведущей на мобильную площадку на крыше.

Андрей кивнул, и они поднялись наверх. Остров был велик, из-за обилия зелени, нельзя было полностью оценить его очертания, но смотреть на простирающийся до самого горизонта морской простор, было хорошо. Остальные четыре острова лежали правее, и все вместе составляли живописную группу – тёмные высокие острова на фоне сапфировой синевы, с барашками маленьких водоворотов среди отдельно возвышающихся больших валунов.

– Невероятно красиво! – Похвалил Кормчий: – А там лес? – он указал на виднеющийся вдалеке зелёный массив, укрывающий дальнюю оконечность их острова.

– Там вилла Данавы в роще, он любит большие деревья, и чтобы тенисто,

– Тенисто, это хорошо, – согласился Андрей, и спасаясь от горячего ветра, они пошли вниз.

– Здесь всегда так жарко?

– Нет, на самом деле, микроклимат острова мы сами настраиваем. Сейчас самое жаркое время дня – так Данава придумал, чтобы к вечеру делать прохладнее, а ночью ещё прохладнее и, хотя светло, но разделение дня и ночи всё же есть. А у себя, мы, и вечернее затемнение ввели, настоящей темноты нет, но смеркается. Темнеть месяца через два начнёт, и тогда, наоборот, надо будет день создавать, – рассказала Лето.

– А там что? Можно взглянуть? – Андрей указал на большую комнату, всю увешанную чертежами, между лестницей и открытой галереей третьего этажа, мимо которой они проходили, спускаясь ниже. Он заметил эти чертежи, когда шли наверх, и сразу же захотел рассмотреть.

– Конечно, – сказала Лето, и они подошли к стене, сплошь занятой бумажными чертежами на магнитах.

Хотя Кормчий, полагал, что математическая база в его образовании точно присутствует, но здесь, он ничего не смог определить. Рядом с чертежами на стене было установлено объёмное изображение пары – мужчина и женщина в полный рост и в натуральную величину стояли и смотрели на них. Фотография была сделана на какой-то стартовой площадке, потому что позади, был виден космический корабль – тарелка, расположенная наклонно к земле.

– Это мой дядя – Борис Берке, – сказала Лето.

Борис Берке, молодой мужчина, смеялся, глядя в объектив, и обнимал стоящую рядом с ним женщину, такой поразительной красоты, что Андрей даже оцепенел на мгновенье. Это была высокая и стройная негритянка, очень чёрная, с правильными эфиопскими чертами и светло-синими глазами, чистого, почти василькового цвета. Она стояла в тонком прямом платье, под которым сквозила её чернокожая нагота, а Борис Берке прижимал её к себе, обнимая за плечи. Негритянка немного склонила голову, как бы, желая прислониться к своему спутнику, и её широко распахнутые глаза лучились любовью и счастьем.

– Это линзы? – спросил Андрей,

– Это искусственный интеллект, – ответила Лето: – Моя дядя – самый гениальный человек на свете, он изобретатель и конструктор. Он, как настоящий волшебник, за что не возьмётся, сразу же такое чудо сотворит, что весь мир потом обсуждает – якобы бы его изобретения противоречат законам физики! Это – его жена Андромеда, андроид, и она же, одновременно – аватар его корабля, Персей– и-Андромеда, «Персей» – его личные позывные. Он объединил личность корабля и корпус андроида, и в буквальном смысле женился на своём космическом корабле. Он придумал орбитальную стартовую площадку, которая запускает корабль, как тарелку-фрисби, с помощью специальной системы запуска, и много ещё чего… И Андромеду, он тоже, полностью сам сделал, как обычные киберы и зооморфы, имеют шкалу эмоций, то же и у неё, только Борис, совсем с другой стороны к этому подошёл… Обычно, в основе чувствования у ИИ лежат методики Пу И, который, просто захотел стать собакой, то есть, подняться до почти что детского эмоционального уровня, поэтому всем киберам ещё долго потом взрослеть приходится, я потому знаю, что сама у Данавы работала, знаю не понаслышке, а у Андромеды – не так, она чувствует, что живёт, и она очень мудрая, и – моя лучшая подруга, на самом деле…

Они нашли водные планеты возле Сириуса, и уже давно, вдвоём там живут. Я тоже полгода, наверно жила у них, помнишь, я тебе об этом ещё раньше рассказывала?

– Да, точно! – Кормчий вспомнил, что и сам много раз слышал упоминания об этом Берке, но никогда не связывал его с Лето, думал – однофамильцы: – Мне даже Хьюго-Пу И, по дороге сюда, когда от Земли летели, что-то про иной тип чувствования и способности ощущать говорил, когда я упомянул, что с тобой знаком, ты, ведь тоже – Берке…

– Значит, ты вспоминал обо мне? – спросила Лето.

– Да, я был так занят всё время, что возможности вспоминать, просто не было.

В прохладной светлой столовой, куда они пришли наконец, сидела Мишель.

– Познакомься, Андрей, моя мама – Мишель Берке, – представила их Лето.

Кормчий слегка поклонился и внимательно посмотрел на мать Лето. Тот же типаж, но более смело и резко выраженный, а во всём облике была безупречная элегантность, как у модели с обложки, чего не ожидаешь встретить в обычной женщине, хоть даже, и на Венере.

– Очень приятно видеть вас в нашем доме, Андрей! Лето, девочка, я прилягу, вечером у нас ещё совещание на фабрике, – сказала Мишель и вышла. Домашнее платье не скрывало совершенства её сложения, и Кормчий потупился.

– Мама – инженер, работает и в НИИ, с отцом, и ещё у Данавы, в Кибер-Венориум, – пояснила Лето, и добавила: – Она – киборг. Здесь все просто свихнулись на этой теме, у отца в клинике, очередь на год вперёд расписана, он ведь, считается лучшим в этой области.

Они уселись и Андрей углубился в изучение меню их домашнего повар-комбайна. Он остановил свой выбор на вегетарианской кухне, чем насмешил Лето, так как повсюду выращивали животный белок в виде однородной массы, в которой, на стадии начального программирования варьировалась мягкость волокон, наличие жировых прослоек и тип группы вкуса. Только на Земле ещё оставались фермы с живыми объектами пищепрома, но там, и охота на свободных животных ещё велась. «Всё равно – аналогия с убийствами», – так он объяснил, и заказал капусту с бурым рисом, оладьи и ягодный кисель. Лето взяла большой салат с венерианскими морепродуктами – фирменное блюдо и такое вкусное, что он тоже восхитился, когда распробовал.

После еды, вышли посидеть на лужайке, но дальнейший распорядок, Лето тоже спланировала:

– Пойдём, я тебе наш маяк покажу, – пригласила она Кормчего, и повела через другой выход, через стеклянные двери столовой на широкую террасу, откуда, по каменной лесенке, они спустились к самому морю, где метрах в 30-ти от берега, из воды поднималась высокая белая башня маяка.

– А он здесь нужен? Или для красоты? – спросил Кормчий,

– Больше нужен, полгода – очень тёмное время, когда летишь в катер-мобиле, важно понимать, где находишься, особенно над морем. Красиво, если с него смотреть!

Вслед за нею, Кормчий спустился в качающуюся на волнах у причала, лодочку, которая сама, сразу направилась к маяку. В башне, со стороны моря была устроена входная площадка и, зайдя внутрь, они начали подниматься по узкой винтовой лестнице, которая, через несколько полных поворотов, привела их наверх. Они вошли в большую круглую комнату, откуда два узких окошка-бойницы были обращены в сторону острова, а с другой стороны – открытый проём окаймлял сливающуюся у горизонта синеву. Перед этим окном располагался диван и маленький столик. Простые светлые стены были украшены несколькими картинами, а сбоку, скромно стоял шкаф-холодильник. Лето сразу же достала бутылку вина и бокалы, а механический штопор моментально её откупорил. Кормчий наполнил бокалы, и они устроились по обе стороны широкого подоконника.

Открыв через свой браслет какое-то меню, Лето что-то сделала, и морской пейзаж перед ними переменился. Волны выросли, набрали скорость, и с размаху, начали штурмовать их убежище, порою, орошая их лёгкими брызгами, всего чуть-чуть не доставая до их окна.

– Это – генератор ветра? – заинтересованно спросил Андрей,

– Генератор волн. Можно на максимальный режим бури установить, и море нас окатывать начнёт. Хочешь, можем попробовать? – предложила Лето.

– Давай, так оставим, так очень хорошо. Мне нравится, как здесь волны шумят.

Лето заметила, как он взглянул на её волосы, и поймала взгляд:

– Тебе нравилось, когда я с распущенными, могу распустить…

– Снова, будешь опыты надо мной проводить? – Рассмеялся Кормчий: – Я помню, какие у тебя волосы…

Он соскочил с подоконника, принёс со стола вино, и заново наполнил бокалы, а Лето развязала синюю ленту, освободив волосы, и они, шёлковыми волнами, укрыв плечи, легли к ней на колени, и тогда он во второй раз посмотрел на неё с выражением нежности:

– Ты – очень красивая, Лето Берке.

Ничего не говоря, она придвинулась ближе, положила голову ему на плечо и взяла его за руку, начала перебирать пальцы, думая – набраться смелости, поднести к губам его ладонь, чтобы поцеловать, как он, высвободился и спрыгнул:

– А можно тебя поснимать? – спросил он и достал маленький планшет, в котором постоянно делал множество пометок и вычислений,

– Хорошо, – согласилась Лето, и улыбнулась, глядя уже в камеру.

Они пили вино, и скоро предметы её одежды оказались на полу, и она позировала то закрываясь волосами, то, наоборот, отводя их назад, и только немного отворачивалась от камеры, опускала, или запрокидывала лицо. Андрей окружил её атмосферой своих непрерывных прикосновений, – он подходил, чтобы что-то поправить, или немного изменить поворот, и всё время будто бы ласкал её нежными прикосновениями, и наконец, после серии снимков, когда она стояла на подоконнике, а он снимал против света её силуэт, Лето соскользнула вниз, и посмотрела с улыбкой:

– Хватит на сегодня?

– Какая же ты, Лето! Ты любого с ума сведёшь, – проговорил Андрей.

Он спрятал камеру, подошёл и протянул руку, помогая спуститься, Лето оперлась, и через мгновенье, оказалась рядом с ним, обнажённая, в шёлковой гуще своих волос. Сделав ещё один шаг, она подошла вплотную:

– Я уже совсем пьяная!

– Я тоже, – ответил он, и всё-таки, её обнял, поцеловал куда-то в волосы, прижался щекой: – Ты – мой друг, Лето – самый лучший!

Он отвернулся, пока она одевалась, и всё это время был очень напряжённым, а потом не выдержал! Лето уже оделась, когда он повернулся, и со смехом, вдруг разлохматил ей волосы:

– Ты, всё ещё девственница?

Когда же, она кивнула, опять, весело засмеялся:

– А с девственницами, я не могу! Не хочу никаких обязательств!

Если бы он только знал, каким фарсом, на деле была её девственность… Но, Лето, ни за что на свете не согласилась бы рассказать ему об этом, и поэтому она ответила:

– Хорошо, но я не согласна…

В молчании, они вернулись на их берег. Дома никого не было, и вдвоём, они долго сидели на кромке пляжа, погрузив в ласковое море босые ступни. Кое-чего, Лето, всё же добилась, потому что её голова лежала у него на плече, и он всё-таки, её обнял.

Сразу после ужина, Кормчий ушёл в отведённую ему комнату, и отец Лето, как врач, это одобрил. А ночью, Лето пробралась к нему, в гостевую спальню, и легла на широкую кровать рядом – поверх тонкого одеяла. Кормчий начинал засыпать, и сразу проснулся, Лето была здесь, смотрела прямо в глаза, и спросила шёпотом и очень серьёзно:

– Мы снова друзья?

– Да!

– Хорошо! Полетели утром на остров Ботсваны?!

– А что там?

– А там – никого, и пляж там очень красивый!

– Мне надо улететь где-то в 12…

– А мы рано встанем!

– Договорились! Спокойной ночи тогда?!

Ни свет ни заря, Виктор Берке убежал в клинику, Мишель вставала поздно, и никого не встретив, Лето собрала завтрак в корзинку. Уже не на лодочке, а на катер-мобиле, за несколько минут, они примчались на место. Здесь нависающая над пляжем скала давала тень, и можно было просто лежать, и смотреть, как волны играют меж выступающих в море, больших валунов, купаться, и слушать печальные крики чаек.

– Возьми меня с собой, – попросила Лето, когда он вызвал катер-мобиль, и у них оставалось не больше 10-ти минут.

– Я думал об этом… Сам хотел предложить… Сейчас не получится, там очень тяжёлый участок. Но химик в лабораторию, думаю – понадобится…

В эту минуту, Лето наконец-то осмелилась сделать то, на что, так и не решилась вчера – взяла его ладонь, поднесла к своим губам и поцеловала, потом приложила к своей щеке, тогда, Кормчий обхватил ладонями её лицо:

– Я обещаю, что подумаю, как организовать тебе работу со мной, – сказал примиряющим шёпотом: – Обещаю.

Катер-такси появился внезапно, и Лето, вдруг заплакала:

– Я не плачу! Я буду ждать твоего вызова! Я не плачу!

– Мы же – друзья, Лето! Мы – друзья! – Сказал Кормчий.

Катер зашёл на посадку и убрал бортовую стенку, приглашая пассажиров занять места. Андрей стиснул Лето в обьятьях, хотел поцеловать в щёку, но будто промазал – поцеловал в краешек рта, но Лето, как-то перехватила инициативу, и поцелуй получился настоящим.

– Я тебе позвоню, – прошептал он ей в волосы: – Но, только не сразу…

-3-

Первый настоящий секс в жизни Лето произошёл в последнем классе общеобразовательной средней школы, что с учётом всех медицинских показателей, считалось общепризнанной нормой. Лето Берке училась в элитной школе, и почти у всех мальчиков в классе к этому времени, уже имелись кибер-модели, которые и выпускались специально для школьников – кибер-модели-подростки. Такую кибер-девочку можно было потом бесплатно обменять на любую другую кибер-модель из текущего каталога моделей Кибер-Венориум. Новый каталог с пятью десятками новых типажей, выходил 4 раза в год, но заказать модель можно было из любого выпуска, даже самого первого. Оформлялся заказ и ровно через месяц, девушка была готова. Предусматривался и более доступный, и совсем недорогой вариант, который предпочитало большинство александрийцев – заключался контракт с корпорацией, и готовая кибер-модель бралась в аренду, здесь мог быть заранее определён график её рабочих часов, в соответствии с которым и рассчитывалась оплата. Так дело обстояло у мальчиков, у девочками, в общем – аналогично, но, немного сложнее. Комитетом Медицины и Здравоохранения было принято положение, согласно которому, в качестве первого полового партнёра у девушки, должен был обязательно выступать человек. Также, до достижения 21-го года, девушкам не рекомендовалось вступать в постоянные половые отношения с кибер-партнёром, или же – до её официального вступления в брак с представителем Хомо Сапиенс, (то есть в этом случае, с 18-ти лет), но – нерегулярные контакты с кибер-партнёром, не чаще нескольких раз в месяц, приветствовались. Эта инструкция была выпущена с целью не допустить снижения рождаемости на Венере, и опиралась, как на данные Единого Венерианского Центра Учёта и Статистики, так и на исследования Академии Общей Психологии Человека. В то время, как учёным сообществом признавалась генетически обусловленная распространённость полигамной направленности человека – мужчины и, как с психологической, так и с этической точек зрения, допускалось наличие регулярных отношений с несколькими кибер-моделями одновременно, то девушка, возрастом до 21-го года легко могла войти в тупиковую и трудно-обратимую фазу чрезмерной привязанности к кибер-партнёру, поэтому определённые ограничения в этой области, имели под собой строго научную обоснованность. И, если, встречи с кибер-другом, у девушек были, то только после первоначального опыта с ровесником, и этим девчонкам, все остальные – завидовали, и стремились также, поскорее вступить во взрослую, настоящую жизнь, и, очевидно, что ни с какими предрассудками, или ограничениями перешагнувшие порог полового созревания, подростки, на своём пути не сталкивались. Всем девочкам, на рубеже этого возраста вводилось устройство блокировщика сперматозоидов. Как правило, это осуществлялось между уроками, школьной медсестрой. Блокиратор спермы первоначально имел вид суспензии, и вводился из шприца, уколом в ляжку. В организме, суспензия капсулировалась, и начиналось молекулярное структурирование устройства. Ещё до этого, первый же навык, добавленный к интеллектуальному багажу методом вживления базовых информационных ресурсов, в качестве приложения, уже содержал женскую программу, которая и предназначалась для будущего взаимодействия с блокировщиком. Программа сама распознавала ситуации риска и запускала блокиратор, который начинал испускать определённые колебания, направленно нейтрализуя попавшие в организм сперматозоиды. При планировании семьи, блокиратор достаточно легко извлекался с помощью скальпеля.

Однажды, на одной школьной вечеринке «без взрослых», Лето и все её одноклассники, накурились веселящих сигарет, от которых, вначале, всем до колик в животе, было дико смешно, а потом у всех началась «страшная хотелка», в активной форме – у мальчиков, и в пассивной – у девочек. Таким образом, вхождение Лето в период сексуальной активности, оказалось совершенно стандартным. Тогда, в старших классах, всё, связанное с сексом, ужасно забавляло, постоянно шли игры на раздевание, мальчишки менялись своими кибер-куклами, чередовали их и девчонок из класса на вечеринках, все школьные походы в гости обязательно заканчивались каким-нибудь весёлым сексуальным мероприятием. Потом была учёба в Шанти, Лето стала студенткой Университета Точных Наук, и училась пять лет на факультете молекулярной химии, и ещё дополнительно, два года на отделении био и нано-технологий. На протяжении всего 1-го курса, студенты, пришедшие из более строгих и консервативных общеобразовательных школ, спешно навёрстывали упущенное – затевали те же самые разгульные вечеринки, которые Лето «прошла» ещё дома, в 11-ом классе. На таких студенческих «оргиях», она часто оказывалась в паре с одним и тем же сокурсником, какое-то время, они даже встречались, но после окончания Университета, почти весь её выпуск, отправился доучиваться на Марс, в самую престижную аспирантуру, а Лето не поехала. Вернуться в Александрию, и получить необходимую квалификацию на месте, её убедил отец.

У Мишель тогда ещё тянулся долгоиграющий роман с Данавой, и Виктор отчаянно боялся остаться один. Этот страх особенно усилился после того, как Борис, словно Пигмалион, вылепил себе чернокожую женщину, которая, как чёрная дыра сначала завладела его сознанием, а потом, полностью оторвала от людей, вырвала из семьи. Виктор боялся, что именно она, ставшая Андромедой Берке, когда-нибудь будет единственной сохранившейся представительницей рода Берке. В дочери, он замечал фамильные черты Берке, их общую способность – отдавшись научному поиску, забывать обо всём. После их отца, тоже математика, это было свойственно, конечно Борису, в меньшей степени – ему и, несомненно, ярко горело в Лето. Поэтому, они так и сблизились, его дочка и гениальный младший брат. У Мишель никогда не было большого интереса к науке, зато была изумительная женская чувственность и красота. А Лето, как только закончила учёбу в Шанти и появилась и Био-Транс-Киборге – его институте, сразу, с чистого листа изобрела свою новую причёску. Она разработала аналог волосяной луковицы. Волос из углеродного волокна обладал высокой прочностью и мягкими свойствами шёлка. Над каждым рядом волос Лето работала отдельно, для каждой пряди, используя нано-метод нужной компоновки молекулярного строения, задавала свою степень еле заметной кривизны, чтобы в результате, пряди ложились волнами. И также, она определяла цветовое решение разное для разных участков, но различающихся совершенно ничтожно. Она просидела за микроскопом, чуть ли не месяц, добиваясь нужной глубины цвета и впечатления, как блеска, так и матовой теплоты. Когда макет волосяной шапки был готов, она приступила к пошаговой разработке программы укоренения, создала виртуальную матрицу кожного покрова своей головы и, пользуясь этой матрицей, отработала технику замены каждой отдельной луковицы, причём аналоговых луковиц она укоренила на 20% больше. Когда программа действий была подготовлена, она совершено спокойно погрузилась в пятичасовой анабиоз, и все заданные ею операции скрупулезно были исполнены самостоятельным робот-хирургом. Период восстановления занял неделю, а полученный эффект превзошёл все ожидания. Но получить авторское право на своё изобретение, Лето отказалась: «Папа, я же работала для себя!», – объяснила она, и к этому вопросу больше никогда не возвращалась. Так и пошло, раз уж, Лето решала взяться за какой-либо участок – непременно получался шедевр, и даже Рам Данава, довольно высоко её оценил.