Текст книги "Хранитель истории (СИ)"
Автор книги: Тэффи Нотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Как только я исполнила последнюю ноту, Мария Фёдоровна встала. Весь зал, как по команде, поднялся следом. Подскочила и я. Императрица одарила меня презренным взглядом.
– Александр, у меня что-то разыгралась мигрень. – Бросила она сыну, и под аккомпанемент шуршащих юбок, возвышающаяся над кланяющимися придворными, императрица-мать вышла из гостиной. Это была катастрофа.
Глава 15
Всю дорогу до дома мы с Сергеем Александровичем хранили молчание. Как мне показалось, он чувствовал себя немного неловко, хотя и заметно волновался, а я была совершенно разбита произошедшим. Граф пытался как-то меня подбодрить, но его старания уходили в молоко. Совершенно не было желания изображать из себя жизнерадостную, благодарную за всё на свете барышню. Достаточно того, что у меня хватило сил на то, чтобы вежливо попрощаться с государем и Елизаветой Алексеевной, которая по доброте своей душевной тоже пыталась меня утешить.
Как только мы добрались до дому, я поспешила откланяться, сославшись на смертельную усталость. Сергей Александрович лишь поклонился мне вслед, не смея останавливать.
У себя в покоях я со злостью принялась рушить свою аккуратную причёску, кидая на стол многочисленные шпильки. Сняла с себя одежду сама хотя это и далось мне с некоторыми трудностями, упала в постель, надеясь забыться сном, но не тут-то было.
Тревожные мысли терзали меня будто дикие звери. Сомнений в том, что это дело рук Толстого – никаких. Если он легко смог убедить императора ещё до памятного вечера во дворце генерал-губернатора в моих исключительных способностях, то рассказать императрице несколько гадостей не составляло никакого труда. Моё выступление было обречено на провал с самого начала. И хотя императорской чете я вроде бы приглянулась, завтра весь Петербург будет болтать о моём фиаско перед Марией Фёдоровной.
С другой стороны…
Я нетерпеливо перевернулась на другой бок, подбирая под себя подушку, глядя на тёмные шторы, но видя там лишь лица и смутные образы.
С другой стороны, разве не этого я добивалась – чтобы обо мне говорили. Пускай не совсем так, как мне хотелось, пускай слухи обо мне пойдут один, гнуснее другого. Но зато говорить-то будут! Быть может, так даже лучше. Окунувшись в эту игру, я совсем позабыла об изначальной цели своих манипуляций – попытке найти другого путешественника во времени. А значит, возможности вернуться домой. И тот факт, что говорить обо мне будут много и разное даже быстрее привлечёт внимание, чем просто пустое восхваление до небес. Люди по природе своей с большим удовольствием злословят, промывают косточки и копаются в чужом грязном белье, чем хвалят и признают чужие заслуги.
Успокоенная этой мыслью, я смогла наконец провалиться в сон под шум начавшейся грозы.
Наутро гроза превратилась в унылый, накрапывающий дождик. И несмотря на все рациональные доводы, настроение у меня всё равно было под стать питерской погоде. Ко всему прочему завтракала я в гордом одиночестве. Аглая сообщила, что барин изволил уехать просил кланяться и передавать, что вернётся через пару дней.
В голове моей мелькнула вялая мысль о том, что можно снова попытаться вскрыть комнату наверху. Мелькнула и исчезла, так и не оформившись в желание действовать. Я поняла, что уже давно списала ту дрожь медальона на случайность. Раз в день, перед сном я проверяла «помощника» на наличие признаков жизни. И изо дня в день ничего не находила. Надежда сменилась отчаянием, отчаяние – безразличием.
И пожалуй, если бы не Аглая, я бы так и предавалась своему унынию. Видя, что на мне лица нет, экономка нагрянула в моё убежище в библиотеке и заявила:
– Если Вы, Вера Павловна, не будете музыкой заниматься, то извольте мне помочь.
Делать было всё равно нечего, так что я согласилась, не представляя, в какую авантюру пускаюсь. Мы с Аглаей сняли шторы во всех комнатах, уничтожили многолетние запасы пыли. Экономка несколько раз посылала в прачечную конюхов. Несмотря на пасмурную погоду особняк как будто начал оживать. Распахнутые настежь окна приносили свежесть, прохладу и мелкие капли дождя. Только две комнаты остались нетронутыми – кабинет Голицына и закрытая комната. Когда я поинтересовалась у Аглаи, почему вход туда закрыт, она только махнула рукой, мол не о чем тут говорить. Больше я от неё ничего не добилась.
Затянувшаяся на пару дней генеральная уборка неожиданно меня увлекла. Что ни говори, а лучше всего привести мысли в порядок помогает физическая нагрузка. Дома я регулярно ходила на тренировки, а здесь целыми днями за инструментом засиделась. И сама не осознавала, как приятно было размяться, пускай даже и столь тривиальным занятием, как уборка.
Сергей Александрович явился к вечеру третьего дня.
Не сказать, что я не думала о нём все эти три дня. Думала, ещё как. В списке моих проблем поцелуй на балконе стоял сразу после фиаско во дворце. А постепенно, как только ярость и обида схлынули, вышел в лидеры. Я снова и снова воскрешала в памяти образы, въевшиеся в подкорку – прикосновение сильных рук к талии, требовательный поцелуй, воспоминания о котором до сих пор вызывали у меня мурашки. И чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что это не было случайностью. Практически с первого дня встречи нас неминуемо тянуло друг к другу, и рано или поздно это должно было случиться.
Я знала, что опасно пускать это чувство глубже в сердце, но с пугающей ясностью понимала, что хочу испытать это снова. И, быть может, даже больше. Однако, будь передо мной парень из моего времени, я прекрасна знала, как поступить: лучшая стратегия – искренность. В наше время уже давно перестало быть странным, когда девушка делает первый шаг или достаточно быстро отвечает взаимностью. Что же делать с мужчиной, который рос ещё в эпоху Екатерины Великой, да ко всему прочему был меня старше не меньше, чем на десять лет, я представления не имела. Я решилась поговорить с Сергеем Александровичем, когда он вернётся. Аккуратно, быть может намёками… Но поговорить.
Потому, когда Голицын, наконец, появился на пороге дома, я была искренне ему рада. Да и к тому же обнаружила, что чрезвычайно скучала по своему компаньону все эти дни. И хотя работа с Аглаей меня здорово отвлекла, вечера без наших посиделок за ужином, которые, порой, затягивались до поздней ночи и плавно перетекали в гостиную, казались одинокими.
– Сергей Александрович! – Я вышла навстречу мужчине следом за Аглаей, которая приняла у графа плащ и цилиндр. Но моя радушная улыбка наткнулась на холодный взгляд. Я даже опешила, застывая посреди холла.
– Здравствуйте, Вера Павловна. – Голос его был сухим и строгим. Также он разговаривал со своей сестрой. – Надеюсь, Вы можете уделить мне время? Мне необходимо срочно с Вами побеседовать.
– Может, сначала чаю? – Неуверенно предложила я, внутренне замирая от ужаса.
– Нет, это не терпит отлагательства. – Отрезал мужчина и прошёл мимо меня в музыкальную гостиную, кивком приглашая следовать за ним. Сердце в панике забилось под рёбрами. Что же такого я успела натворить?
Граф становится возле натопленного камина, оглядывается. Видит, что в комнате что-то поменялось, но не может понять что. Потом качает головой и обращает свой взор на меня.
– Вам, верно, любопытно, где я был всё это время, мадемуазель. – Конечно, было. Но я промолчала, потому что моего ответа Голицыну явно не требовалось. – После нашего памятного разговора, при котором присутствовал Роман Гавриилович, я немедленно отправил в Новгород своего человека, чтобы разузнать побольше о Вашей родне и тётушке, в частности. Видите ли, Вера Павловна, я искренне хотел помочь.
Я уже поняла, к чему клонит Сергей Александрович, и в панике пыталась придумать новую ложь. Но вся она казалась наигранной и неубедительной. История про тётушку изначально тоже не блистала гениальностью, но, а теперь положение уж совсем было отчаянным. Не рассказывать же Голицыну правду?!
– И что же я узнаю? – Продолжал граф, вытаскивая из рукава конверт. – Мне присылают письмо, в котором написано, что никаких Оболенских в Новгороде не живёт. Если и жили, то это было так давно, что уже былью поросло. – Письмо мужчина уронил на столик перед камином. – Я несусь в ночь, чтобы лично удостовериться в том, что это не ложь.
Голицын переводит дыхание. Даже в сумраке комнаты видно, что на его щеках играет болезненный румянец.
– Однажды я уже обжёгся на лжи от близкого мне человека, Вера Павловна. – Он поднял на меня взгляд, полный боли и горькой досады. – Не думал, что это произойдёт вновь, но в том лишь моя вина. Что касается Вас…
Он поморщился, отводя взгляд. Лицо его стало жёстким, безжизненным. Таким, каким я увидела его впервые на приёме у Толстых и от которого совершенно отвыкла, увидев настоящего, живого Голицына. Интересного и остроумного собеседника, галантного кавалера, а порой – мальчишку, который прятался внутри взрослого мужчины. Он умел быть тактичным, скромным, молчаливым и разговорчивым, поддержкой и опорой. Страстным влюблённым и… холодным.
– Я прошу лишь одного: честности. Так что, будьте любезны ответить, кем Вы являетесь на самом деле, Вера Павловна?
Я стояла, глядя на лицо Голицына, в отчаяние. В моей голове не было ни одной мысли о том, как выкручиваться. А главное – как теперь вернуть доверие графа? И дело было не в том, что я останусь без крыши над головой или покровительства, а в том… В том, что мне было это необходимо. Что помыслить себя сейчас без Голицына было странным и страшным. У меня закружилась голова, я побыстрее схватилась за каминную полку, чтобы не упасть. Или может лучше упасть? Притвориться, что бухнулась в обморок, а там что-нибудь придумаю.
И в этот момент дверь за моей спиной с громким стуком распахнулась.
– Вера! – Донёсся мужской голос сзади. – Сестрица!
Я быстро обернулась. В дверях стоял высокий, худосочный и немного нескладный молодой человек с цилиндром в одной руке, с тростью в другой.
– Братец! – Я кинулась навстречу гостю. Тот быстро сгрёб меня в свои объятия. Я видела его впервые в жизни.
Глава 16
– Николай Иванович! – Голицын был в не меньшем шоке, чем я. – Как же… Я полагал, Вы в отъезде.
– Только возвратился. – Я вынырнула из «братских» объятий, оглядываясь на графа. – И тут такое счастье! Где Вы её отыскали? – Николай аккуратно погладил меня по плечу.
– А Вы… – Мне даже было немного жаль Сергея Александровича. Метаморфозы от гнева и печали до полной растерянности произошли в пару мгновений.
– Это мой кузен, Коленька. – Я, не переставая улыбаться, бросила взгляд на молодого человека рядом. – Его матушка заменила мне мать, в детстве мы были чрезвычайно близки.
– Вера проводила каждое лето у нас в имении. – Кивнул «братец».
– А ты и есть тот таинственный естествоиспытатель, что привечает Сергей Александрович? – В своём удивлении я даже не кривила душой.
– Кажется, нам надо многое обсудить. – Со смехом подтвердил Николай. – Надеюсь, вы ещё не ужинали?
– Пойду, распоряжусь. – Отозвался граф, вежливо оставляя нас с «братом» наедине.
Как только дверь за Голицыном закрылась, мы как по команде отпрянули друг от друга, перестав улыбаться как два идиота.
– Николай Уваров, историческая биология. – Мне была протянутая узкая мужская ладонь.
– Вера Лаврова, история быта. – Я пожала протянутую мне руку. – Так это Ваша комната там наверху? Мой медальон отреагировал на что-то внутри.
– А, видите ли, мне пришлось уехать на некоторое время из Петербурга… – Николай повернулся, не зная, куда деть трость. – А «Помощника» забыл здесь. Чрезвычайно неловко.
– Вы меня спасли. Ещё минута и мне бы пришлось падать в обморок перед графом. – Перевела дух я, прикладывая ладонь к груди.
– Кстати, об этом. – Николай нахмурился, вспоминая что-то. – Что вы тут устроили? Что за концерты во дворце? Слухи о том, что некая сиротка из провинции не угодила самой императрице, дошли уже… Кхм. Далеко. Я бросил всё, помчался сюда. Бегаю по всей столице, ищу вас. Чтобы обнаружить у себя дома.
– Не у себя, а у Голицына. – Аккуратно поправила я, виновато глядя на коллегу.
– Это неважно. – Уголок рта у парня нервно дёрнулся.
– Моя капсула исчезла. – Я понизила голос до едва слышного шёпота.
– Не может быть. – Первая реакция Николая была понятна.
– Может. – Попыталась возразить я.
– Так не бывает. – Предпринял вторую попытку парень хмурясь. Я начала злиться.
– А с чего я, по-вашему, навела такой шум? – Я схватила Николая за запястье, заставляя заглянуть в глаза. – Я не могу вернуться домой. Вместо капсулы – сарай, «Помощник» не работает.
Уваров смотрел на меня так, будто я его пытаюсь убедить, что солнце встаёт на западе.
– Покажите. – Что же, это было несложно. Я потянулась, доставая медальон и демонстративно открывая его перед парнем. Оттуда на нас всё ещё взирал мой отец.
– Вы дочь Павла Вениаминовича? – Узкое его лицо вытянулось ещё больше.
– Да какая разница! – Зашипела я на Николая, не смея повышать голос.
В этот миг в гостиную вернулся Сергей Александрович, застав нас лбом ко лбу, разглядывающими миниатюру, что всё это время покоилась у моей груди. Мы как по команде вскинули головы.
– Николай Иванович попросил показать портрет батюшки. – Пояснила я с печальной улыбкой. – Отец так любил моего кузена.
– Он многому меня научил. – Потянул Николай предельно честно. Мой отец до недавнего времени вёл в институте военную антропологию.
– Ужин будет скоро готов. – Известил Голицын, по-прежнему не знающий, куда себя деть.
– О, Сергей Александрович, дозвольте показать Вере мою комнату? Обещаю, что не буду мучить её долгими рассказами. – Николай мягко мне улыбнулся. По актёрскому мастерству у него явно было «Отлично».
– Конечно. – Граф наконец-то оттаял, даже лукаво улыбнулся. – Тем более что Вера Павловна так жаждала туда попасть.
Я смущённо улыбнулась в ответ. Конечно, мои попытки вскрыть загадочную комнату не остались незамеченными. Странно, что Голицын раньше мне этого не припомнил.
Когда Николай открывал свою комнату, я поняла, почему не могла это сделать сама. В замок была встроено распознание ДНК, такое же, как на наших капсулах.
– Ну слава Клио, я уж думала, что с ума сошла. – С облегчением вздохнула я.
– Пытались вскрыть моё убежище? – Усмехнулся мой коллега.
– Как видите, безуспешно. – Я прошла в покои вслед за Николаем. – Мне необходимо было знать, на что отреагировал «Помощник».
Я примерно знала, что увижу, но вид покоев, отведённых для естествоиспытателя меня всё равно поразил. Николай сделал из огромной гостиной, удачно выходившей на небольшой балкон настоящий зимний сад. Если не сказать джунгли! Растения были повсюду – на полу, полках на стене, а что-то вьющиеся даже спускалось по потолку.
Как только люди научились путешествовать во времени, почти сразу появилось дополнительное ответвление от исторической науки – историческая биология. Её адепты были призваны сохранить те виды флоры и фауны, что навсегда исчезли с лица Земли к нашему времени. Зачастую биологи торчали в прошлом годами, чтобы вывести какой-нибудь маленький, но очень важный росточек. Николай, видно, был из этих.
– Неужели так много не сохранилось? – Ахнула я, разглядывая здоровенный, почти с меня ростом, куст помидора.
– Больше, чем вы думаете. – Николай копался в столе, который не так-то просто было отыскать среди этих зарослей. – Но тут кое-что просто для души. Ага!
Наконец, из ящика стола были извлечены карманные часы на цепочки. Они выглядели довольно бесхитростно, как и мой медальон, дабы не привлекать к себе внимание.
– Наверняка вам просто выдали бракованного «Помощника», ещё ни разу в истории не было такого, чтобы техника давала сбой. Сейчас… – Но что произойдёт сейчас, мне узнать не довелось. Потому как Николай отщёлкнул крышку часов, а дальше произошло вот что: ничего.
Мы оба тупо уставились на простенький циферблат. Часы стояли, явно требуя завода.
– Чушь какая-то… – Пробормотал Николай себе под нос и принялся копаться в столе, в поисках ключа. Я краешками пальцев взяла часы в руках, покрутила. Холодный, тяжёлый металл и больше ничего. Часы выглядели совершенно безжизненными.
– Положите! – Визгливо приказал Уваров. Я вздрогнула, чуть не роняя часы из рук.
– Чего орать-то? – Я аккуратно положила «Помощника» на стол.
– Собьёте тонкие настройки. – Зашипел на меня Николай, которого будто подменили.
– Какие настройки? Они даже не ходят. – Я насупилась. Ему мой медальон трогать можно, а мне его часы нельзя, что ли?
– Сейчас посмотрим. – Парень наконец нашёл ключ и принялся заводить часы. Поворот, ещё один. Механизм внутри металлической коробочки проворачивался с вкусным пощёлкиванием. Я поймала себя на том, что тоже, задержав дыхание, наблюдаю за действиями Уварова. Вдруг всё же, поможет?
Но чуда не произошло. Часы послушно затикали, но так и остались обычными часами.
Весь ужин мы с Уваровым развлекали Голицына выдуманными рассказами из нашего общего детства. Мне насилу удалось привести Николая в себя после сокрушительного поражения с часами. В оставшиеся время условились об основных вехах биографии, я рассказала наскоро выдуманную легенду. И теперь мы врали напропалую. Про украденные в саду зеленые яблоки, про матушку Николая, которая была родной сестрой моей, рано погибшей матери и воспитывала меня как собственную дочь.
Напряженный, поначалу, Сергей Александрович очень скоро расслабился, смеялся над нашими выдуманными историями, расспрашивая какие-то незначительные тонкости. А вот Николай заметно дергался. Я понимала почему – понять, что ты застрял в прошлом без возможности вызвать помощь, не самая приятная вещь на свете. И полностью разделяла его чувства.
Уваров едва досидел до конца ужина, после которого поспешил с нами раскланяться.
– Я только вернулся, есть пару срочных дел, которые не требуют отлагательства. – Он виновато взглянул на Голицына.
– Какие дела, Николай! Ночь на дворе. – Притворно-обеспокоенно воскликнула я, прижимая ладонь к груди. За что была вознаграждена полного упрека взглядом.
– Обещаю вернуться как можно скорее. – На том и распрощались.
Мы с графом снова разместились в гостиной, но теперь уже совсем в другом положении. Голицын сел у камина, пытаясь забить свою трубку, а меня неожиданно потянуло к инструменту.
– Рад видеть Вас в столь приподнятом настроении. – Донеслось до меня от камина.
– Есть веская причина. – Улыбнулась я, поглаживая клавиши. – Мы с Николаем не виделись уже очень много лет.
Наверное, недаром говорят, что музыка – лучшее отражение нашего настроения. Обычно это откликалось в моем плейлисте в наушниках. Но теперь в распоряжении был лишь инструмент, память и… голос.
С моих плеч свалилась такая гора, когда я поняла, что спасена. И дело было даже не в том, что с Николаем мои шансы на возвращение домой резко возросло. Это было будто фоново, само собой разумеющиеся. А вот то, что я была оправдана в лице Голицына, что моей криво слепленной легенде нашлось подтверждение – заставляло мою душу петь. И не только душу.
Пальцы сами нащупали нужные клавиши, и полилась нежная мелодия, всплывшая в памяти, будто сама собой.
– Поутру, на заре, по росистой траве я пойду свежим утром дышать. – Пела я не ахти, не сравниться с Натальей Юрьевной Салтыковой, которая щебетала соловьем. Но сейчас желание петь было сильнее моих умений. – И в душистую тень, где теснится сирень, я пойду свое счастье искать.
Тихий проигрыш я старалась сделать ещё тише, чтобы максимально придать клавесину мягкое звучание фортепьяно. И это позволило мне услышать аккуратные шаги графа.
– В жизни счастье одно мне найти суждено. И то счастье в сирени живёт. На зеленых ветвях, на душистых кистях, мое бедное счастье цветёт. – Я тихонько закончила романс, улыбаясь своему неожиданному желанию. Но едва была доиграна последняя нота, как мою ладонь накрыла мужская. Я замерла, боясь поднять глаза.
– Вера Павловна. – Голос Сергея Александровича был тихим, будто бы чуть сдавленным. – Простите меня.
Мужчина опустился на одно колено передо мной, и только сейчас я позволила себе посмотреть на него, не удержавшись от улыбки.
– Вы в своем праве. – Его рука по-прежнему сжимала мою ладонь. – Я бы на Вашем месте забеспокоилась ещё раньше. Хорошо, что Николай появился так вовремя, иначе бы не знаю, что делала…
– Не только за это. – Прервал меня Голицын, качнув головой.
– А за что ещё? – Я захлопала глазами, непонимающе глядя на мужчину.
– За это. – И граф подался навстречу, не позволяя мне ускользнуть от его уверенного поцелуя. Да и, честно говоря, мне не очень-то хотелось. Я отвечала на поцелуй с непередаваемым облегчением на сердце.
Не знаю, сколько мы просидели так, касаясь друг друга, целуя снова и снова, пока не кружилась голова. Мои пальцы порхали по любимому лицу, стараясь запомнить каждую его черточку не только глазами, но и прикосновениями. Его руки гладили мои плечи, руки, спину. Я зарывалась пальцами в шелк волос, прижимаясь ближе, слушая, как бьется навылет его сердце. Пока голоса за дверью не заставили нас отпрянуть друг от друга. Снова.
Я быстро опустила голову, утыкаясь взглядом в клавиши, а Голицын широким шагом пересек гостиную и встал у камина. Только горящие щеки и растрепанный вид выдавал нас с головой.
– Я же говорил, что быстро управлюсь. – На пороге появился Николай. – Велите подать чаю, Сергей Александрович. На улице черт знает что творится.
Остаток вечера мы провели втроем. Я рассказывала про свою жизнь у Толстых, не скупясь на красочные эпитеты в сторону генерал-губернатора и его дражайшей супруги. Голицын одобрительно посмеивался, а Уваров больше поджимал губы. Тому явно не нравилось, что я вступила в столь близкие отношения с верхушкой Петербурга. Однако и Николай все же пару раз, но улыбнулся, что я считала своей личной победой. Вот сухарь черствый.
Когда выдалась минутка наедине, Николай сообщил, что с машиной времени его постигла неудача.
– Я же говорила! – Чуть не вскрикнула я, вовремя прикрывая рот ладошкой.
– Тише вы. – Уваров поморщился. – Это лишь значит, что мы оба в большой-большой беде.
И, увы, он был прав.
