Текст книги "Поворот Колеса"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Он описал ей свой сон-видение – потом вдобавок рассказал, что произошло, когда он воспользовался зеркалом Джирики.

– То, что случилось, когда ты принес сюда чешую, показывает, что есть еще сила в Рас йе-Сама 'он, – медленно проговорила она. – Но мой брат был прав, предостерегая тебя от Дороги снов. Она полна опасностей – иначе я сама взяла бы сегодня зеркало и попыталась бы найти Джирики, чтобы рассказать ему то, что я услышала от тебя.

– Почему?

Она покачала головой. Ее белые волосы плыли в воздухе, как облачко дыма.

– Из-за того, что ты видел во время своего бдения. Это страшно. Ты видел Старые Дни без Свидетеля… – Она снова сделала странное движение пальцами, запутанное и естественное, как корзина живой рыбы. – Либо в тебе есть что-то, чего не видела Амерасу, – но я не верю, что Первая Праматерь, при всей озабоченности другими делами могла так просчитаться – либо происходит что-то, чего мы не могли даже предположить. – Она вздохнула. Саймон смотрел на ее лицо. Ситхи выглядела обеспокоенной – он никогда бы не поверил, что такое возможно.

– Может быть депо в драконьей крови, – предположил Саймон. Он поднял руку и коснулся шрама и пряди белых волос. – Джирики говорил, что я каким-то образом отмечен теперь.

– Может быть. – Похоже, Адиту это не убедило. Значит, ей он не казался таким уж особенным, так?

Они шли. дальше, пока снова не добрались до раскрошенных плит Сада Огней и не приблизились к палаточному городу. Большая часть празднующих отправилась спать, и теперь горели только несколько костров. Около них все еще разговаривали, смеялись и пели неясные фигуры.

– Иди и отдохни, Сеоман, – сказала Адиту. – Ты шатаешься от усталости.

Он хотел было возразить, но понял, что она права.

– Где ты будешь спать?

Серьезное выражение на ее лице сменилось искренним весельем.

– Спать? Нет, Снежная Прядь. Сегодня я буду гулять. Мне о многом надо подумать. В любом случае я почти век не видела света луны на разрушенных камнях Сесуадры. – Она сжала его руку. – Спи хорошо. Утром мы пойдем к Джошуа. – Она повернулась и пошла прочь, бесшумная, как ночная роса. В считанные мгновения Адиту превратилась в стройную тень, исчезающую на поросшей травой вершине горы.

Саймон обеими руками потер лицо. Надо было о многом подумать. Ну и ночь! Он зевнул и направился к палаткам Нового Гадринсетта.

– Странная вещь случилась сегодня, Джошуа. – Джулой в необычной для нее нерешительности застыла в дверях палатки принца.

– Входи, пожалуйста, – Джошуа повернулся к Воршеве, которая сидела в постели под грудой одеял. – Или может быть нам лучше будет уйти? – озабоченно спросил он жену.

Воршева покачала головой.

– Я неважно себя чувствую, и раз уж я должна все утро провести в палатке, пусть как можно больше людей приходят сюда и составляют мне компанию.

– Но, может быть, новости валады Джулой расстроят тебя? – встревоженно сказал принц и посмотрел на мудрую женщину. – Это ей не повредит?

Джулой сардонически улыбнулась.

– Женщина с ребенком внутри не похожа на умирающего от старости, принц Джошуа. Ей требуется много сил – выносить ребенка тяжелая работа. Кроме того, мои новости не могут испугать никого… даже вас. – Она немного смягчила суровое выражение своего лица, давая ему понять, что шутит.

Джошуа кивнул.

– Полагаю, я заслужил это. – В его ответной улыбке было что-то болезненное. – Какая странная вещь случилась? Входи, пожалуйста.

Джулой скинула мокрый плащ и бросила его прямо в дверях. Дождь начал моросить сразу после восхода и уже почти целый час барабанил по крыше. Джулой провела рукой по мокрым стриженым волосам, потом уселась на один ш грубых табуретов, сколоченных Фреозелем специально доя резиденции принца.

– Я только что получила послание.

– От кого?

– Не знаю. Его принесла одна из птиц Динивана, но это не его рука. – Джулой вытащила из кармана куртки тихо чирикавший комочек пуха; в щели между пальцами женщины блестел черный глаз птицы. – Вот то, что она принесла. – Валада Джулой подняла трубочку промасленной ткани и с некоторым затруднением вытащила из обертки свернутый пергамент, не побеспокоив птичку.

Принц Джошуа, – прочитала она. – Определенные знаки говорят мне, что для вас было бы благоприятно подумать сейчас о Наббане. Определенные уста шептали мне в ухо, что здесь вы найдете большую поддержку, чем можете ожидать. Зимородки забирают слишком большую долю улова рыбаков. В течение двух недель прибудет посланник и принесет слова, говорящие яснее этого короткого письма. Не предпринимайте ничего, пока он не прибудет, ради собственного блага.

Кончив читать, Джулюй взглянула на принца. В ее желтых глазах застыло осторожное выражение.

– Это подписано древней наббанайской руной, означающей «друг». Это написал носитель свитка, или, по крайней мере, человек столь же образованный. Может быть кто-то хотел, чтобы мы сочли автора этого письма за члена Ордена.

Прежде чем встать, Джошуа нежно погладил руку Воршевы.

– Можно я взгляну? – Джулой отдала ему записку, и принц внимательно прочитал ее. – Я тоже не знаю этого почерка. – Он сделал несколько шагов к противоположной стене палатки, потом повернулся и снова зашагал к двери. – Написавший, очевидно, хотел сказать, что в Наббане волнения, а Бенидиривинский дом совсем не так любим, как некогда – что совсем не удивительно, когда в седле сидит Бенигарис, а Нессаланта дергает за поводья. Но что этот человек может хотеть от меня? Ты говоришь, это принесла птица Динивана?

– Да. И это тревожит меня больше всего. – Джулой собиралась сказать еще что-то, но в этот момент в дверях кто-то кашлянул. Там стоял отец Стренгьярд, рыжие остатки его шевелюры намокли и прилипли к голове.

– Прошу прощения, принц Джошуа. – Он увидел лежащую Воршеву и покраснел. – Леди Воршева. Господи! Я надеюсь, вы простите мне это вторжение.

– Входите, Стренгъярд, – принц поманил его рукой, словно подзывая пугливую кошку. За его спиной приветливо улыбнулась Воршева, показывая, что она ничуть не возражает.

– Это я просила его прийти, Джошуа, – сказала Джулой. – Поскольку это была птица Динивана – я думаю, вы понимаете.

– Конечно. – Он указал архивариусу на свободный табурет. – Теперь расскажи мне подробнее об этих птицах. Я помню, что ты уже говорила о самом Диниване – хотя мне все еще с трудом верится, что секретарь Ликтора мог быть членом подобной организации.

Джулой казалась немного рассерженной.

– Орден Манускрипта – это организация, участием в деятельности которой многие бы гордились. Господин Динивана никогда не был бы недоволен тем, что Диниван делал в интересах Ордена. – Ее веки быстро опустились, словно ей пришла в голову какая-то новая мысль. – Но Ликтор мертв, если только верны слухи, которые дошли до нас. Некоторые говорят, что его убили почитатели Короля Бурь.

– Да, я слышал об этих огненных танцорах, – сказал Джошуа. – Те из Нового Гадринсетта, кто пришел с юга, просто не могут говорить ни о чем другом.

– Но больше всего меня тревожит, что после этого события, если оно действительно произошло, я не получила никаких известий от Динивана, – продолжала Джулой. – Так кто же рассылает его птиц, если не он сам? И почему он ничего не написал, если только уцелел после покушения на Ликтора, – мне говорили, что в Санкеллане Эйдонитисе был страшный пожар?

– Может быть, он обгорел или ранен, – рискнул предположить Стренгьярд. – Он мог попросить кого-то другого написать за него.

– Верно. – Джулой задумалась. – Но тогда, я полагаю, он использовал бы свое имя, если только не боится быть обнаруженным до такой степени, что не может даже отправить с птицей послание со своей подписью.

– А значит, если это писал не Диниван, – сказал Джошуа, – мы должны допустить, что здесь какая-то хитрость. Это могли послать как раз те люди, которые несут ответственность за смерть Ликтора.

Воршева немного приподнялась в постели.

– А может быть ни то, ни другое. Кто-то мог найти птиц Динивана и отправить послание по собственным соображениям.

Джулой медленно кивнула.

– Тоже верно. Но этот кто-то должен был бы знать, кем были друзья Динивана и где они могут находиться: на письме стоит имя вашего мужа, словно тот, кто послал его, знал, что оно попадет прямиком к принцу.

Джошуа снова начал шагать взад-вперед.

– Я и сам думал о Наббане, – пробормотал он. – И не раз. Север – пустыня, я сомневаюсь, что Изорн и Эолер соберут хотя бы небольшой отряд. Северные города разрушены войной и погодой. Но если бы мы каким-нибудь образом могли выставить из Наббана Бенигариса… – он остановился и, нахмурившись, уставился в потолок. – Тогда мы могли бы поднять армию и корабли… У нас появился бы реальный шане расстроить планы моего брата. – Принц нахмурился еще сильнее. – Но кто может знать, правда в этой записке или нет? Я не люблю, когда меня тянут за веревочки. – Он с силой хлопнул себя ладонью по ноге. – Эйдон! Почему ничто на свете не может быть простым?

Джулой тихо пошевелилась на своем стуле. Голос мудрой женщины звучав на удивление сочувственно.

– Потому что ничто и не просто, принц Джошуа.

– Чем бы ээто ни оказалось, – заметила Воршева, – правдой или ложью, но посланник в любом случае появится. Тогда мы, возможно, узнаем больше.

– Может бытъ, – сказал Джошуа. – Если только это не хитрость, придуманная для того, чтобы заставить нас потерять время.

– Но это не кажется мне особенно вероятным, если вы извините меня за такое вмешательство, – высунулся Стрешъярд. – Кто из наших врагов настолько бессилен, что вынужден был бы прибегать к такой низкой уловке?.. – Он замолчал, глядя на суровое, расстроенное лицо Джошуа. – Я хочу сказать…

– Мне кажется, вы правы, Стренгъярд, – согласилась Джулой. – Это слабая игра. Элиас и его… союзники… выше этого.

– Тогда тебе не следует спешить с созывом рэнда, Джошуа, – в голосе Воршевы было что-то похожее на торжество. – Бессмысленно было бы строить планы, пока вы не узнаете, правда это или нет. Придется подождать посланника, по крайней мере, какое-то время.

Принц повернулся к ней; несколько секунд они смотрели друг на друга. Никто из остальных не знал, что может означать это молчание между мужем и женой, но все ждали. Наконец Джошуа холодно кивнул.

– Я полагаю, что ты права, – сказал он. – В записке идет речь о двух неделях. Это время я моту подождать с рэндом.

Воршева удовлетворенно улыбнулась.

– Я согласна с вами, принц Джошуа, – сказала Джулой. – Но все еще есть многое, чего мы не…

Она замолчала, потому что в дверях возникла долговязая фигура Саймона. Юноша медлил, и Джошуа нетерпеливо сделал рукой приглашающий жест.:

– Входи, входи, Саймон. Мы обсуждаем странное послание, и, что может оказаться еще более странным, посланника.

Саймон вздрогнул.

– Посланника?

– Письмо, возможно, отправили из Наббана. Входи. Тебе что-нибудь нужно?

Юноша кивнул.

– Может быть, сейчас не лучшее время…

– Я могу заверить тебя, – сухо сказал Джошуа, – что любая твоя просьба покажется пустяком рядом с теми затруднениями, перед которыми меня поставило сегодняшнее событие.

Саймон, казалось, все еще колебался.

– Что ж… – сказал он наконец и шагнул внутрь. Кто-то последовал за ним.

– Благословенная Элисия, Мать нашего Спасителя, – сказал Стренгъярд охрипшим голосом.

– Нет. Моя мать назвала меня Адиту, – был ответ. Речь ситхи была очень гладкой, но в вестерлинге чувствовался странный акцент; нельзя было с уверенностью сказать, насмехается Адиту или нет.

Ситхи была стройной, как копье, с голодными золотыми глазами и копной белоснежных волос, перевязанных серой лентой. Одета она была во все белое и почти сияла в темноте палатки, словно в дверь вкатился маленький кусочек зимнего солнца.

– Адиту, сестра Джирики. Она ситхи, – бессмысленно сообщил Саймон.

– Во имя древа, – сказал Джошуа, – во имя святого древа.

Адиту засмеялась плавным, музыкальным смехом:

– То, что вы сказали, это волшебные заклятья, чтобы изгнать меня? Ну так они не действуют.

Валада Джулой поднялась с места. На се обветренном лице была невообразимая смесь эмоций.

– Добро пожаловать. Дитя Восхода, – медленно произнесла она. – Я Джулой.

Адиту снова улыбнулась, но уже мягче:

– Я знаю, кто ты. Первая Праматерь говорила о тебе.

Джулой подняла руку, словно хотела задержать это видение.

– Амерасу была дорога мне, хотя я никогда не встречалась с ней лицом к лицу. Когда Саймон рассказал мое о том, что случалось… – Удивительно, но на ресницах колдуньи задрожали слезы. – Ее будут вспоминать, вашу Первую Праматерь.

Адиту на мгновение склонила голову.

– Ее вспоминают. Весь мир оплакивает ее.

Джошуа шагнул вперед.

– Простите мне мою невежливость, Адиту, – сказал он, тщательно выговаривая незнакомое имя. – Я Джошуа. Кроме валады Джулой здесь еще моя жена леди Воршева и отец Стренгъярд. – Он провел рукой по глазам. – Можем мы предложить вам что-нибудь съесть или выпить?

Адиту поклонилась.

– Спасибо, но я пила из вашего ручья как раз перед рассветом, и я не голодна. У меня послание от моей матери Ликимейи, Леди Дома Танцев Года, которое вам, возможно, интересно будет услышать.

– Конечно. – Джошуа, казалось, не мог отвести от нее изумленного взгляда. За его сливой Воршева тоже не сводила с пришедшей глаз, но выражение се липа было иным, чем у принца. – Конечно, – повторил он. – Садитесь, пожалуйста.

Ситхи изящным движением опустилась на пол, легкая, как пух одуванчика.

– Вы уверены, что сейчас подходящее время, принц Джошуа? – в ее голосе был оттенок звенящего веселья. – Вы неважно выглядите.

– Это было странное утро, – ответил принц.

– Так что они уже в Эрнистире? – осторожно спросил Джошуа. – Это, действительно, неожиданное известие.

– Вы не кажетесь особенно довольным, – заметила Адиту.

– Мы надеялись на помощь ситхи – хотя, конечно, не могли ждать ее и даже считать, что она заслужена нами. – Он поморщился. – Я знаю, что у вас мало основании любить моего отца, и нет никаких причин, чтобы лучше относиться ко мне или моим людям. Но я рад, что эринистири услышали рога ситхи. Я надеялся, что и сам смогу сделать что-нибудь для народа Лута.

Адиту вытянула руки над головой. Этот жест казался странно детским, неуместным ври такой серьезной беседе.

– Также и мы. Но ситхи давно уже не принимают участия в делах смертных, даже эрнистири. Мы могли бы оставить все, как есть, даже ценой чести, – продолжала она с небрежной откровенностью. – Но обстоятельства вынудили нас признать, что война зрнистири – это также и наша война. – Она взглянула на принца светящимися глазами. – Так же, как и ваша, разумеется. Вот почему, когда Эрнистир будет свободен, зидайя отправятся в Наглимунд.

– Что вы сказали? – Джошуа оглядел круг собравшихся, как бы для того чтобы убедиться, что они слышали то же, что и он. – Но почему?

– На то много причин. Потому что это слишком близко к нашему лесу и к нашим землям. Потому что у хикедайя не должно быть опорного пункта южнее Наккиги. Есть еще и другие обстоятельства, но их мне не разрешено открывать.

– Но если дошедшие до нас слухи верны, – возразил Джошуа. – Норны уже в Хейхолте.

Адиту склонила голову набок.

– Без сомнения, несколько хикедайя находятся там, чтобы укрепить сделку вашего брата с Ииелуки. Но, Джошуа, вы должны понимать, что между норнами и их неумершим хозяином – большая разница. Такая же разница между вашим замком и замком вашего брата. Инелуки и его Красная Рука не могут прийти в Асу'а – или в Хейхолт, как вы его называете. Так что только зидайя могут позаботиться, чтобы они не устроили себе дом в Наглимунде или еще где-нибудь южнее Фростмарша.

– А почему… почему он не может попасть в Хейхолт? – спросил Саймон.

– Как это ни смешно, вы должны благодарить за это короля Фингила и других смертных королей, владевших Асу'а, – сказала Адиту. – Когда они увидели, что сделал Инеяуки в последние мгновения своей жизни, они ужаснулись. Им и присниться не могло, что кто-то на земле, ситхи или смертный, может обладать подобной властью. Так что молитвы и заклятья – если только между этими двумя понятиями есть какая-то разница – были произнесены над каждой пядью нашего разрушенного дома, прежде чем смертные сделали его своим. Пока строился ваш Хейхолт это повторялось снова и снова, и теперь замок так опутан зашитой, что Инелуки не сможет войти туда, пока не кончится само Время и все это уже не будет иметь значения. – Лицо ее застыло. – Но он все равно невообразимо силен. Ои может послать в Хейхолт своих живых приспешников, и они будут править вашим братом, а через него и всем человечеством.

– Вы думаете, таковы планы Инелуки? – спросила Джулой. – Это то, о чем собиралась говорить Амерасу?

– Мы никогда уже не узнаем. Как вам, без сомнения, рассказал Саймон, Первая Праматерь погибла, прежде чем успела разделить с нами плоды своих размышлении. Один из Красной Руки был послан в Джао э-Тинукай, чтобы заставить ее замолчать, – подвиг, который должен был изнурить даже могучий разум Утук'ку и Неживущего. Это многое говорит о том, как сильно они боялись мудрости Первой Праматери. – Она быстро скрестила руки на груди, потом коснулась пальцами глаз. – После этого Дома Изгнания собрались в Джао э-Тинукай, чтобы обсудить случившееся и составить планы ответного удара. То, что Инелуки попытается использовать вашего брата для того, чтобы управлять всем человечеством, казалось всем зидайя наиболее вероятным. – Адиту наклонилась к жаровне и подняла тлеющий с одного конца кусочек дерева. Ситхи держала его перед собой, так что оранжевый отсвет озарил ее лицо. – Некоторым образом Инедуки все еще жив, но он никогда не сможет снова существовать в этом мире – а в том месте, которого он жаждет сильнее всего, у него нет никакой прямой власти. – Она оглядела всех пристутствующих, внимательно посмотрев на каждого золотистыми глазами. – Но он сделает все, что сможет, чтобы поработить смертных выскочек. А если, делая это, он сможет к тому же унизить свою семью и свой род – не остается никаких сомнений, что он так и поступит. – Адиту издала звук, чем-то напоминавший вздох, и бросила деревяшку обратно в жаровню. – Может быть великое счастье в том, что герои, умершие за свой народ, не могу вернуться и увидеть, как люди воспользовались жизнью и свободой, купленными такой дорогой ценой.

Наступила пауза. Потом Джошуа нарушил тягостное молчание.

– Саймон говорил вам, что мы похоронили наших павших здесь, на Сесуадре?

Адиту кивнула.

– Смерть знакома нам, принц Джошуа. Мы действительно бессмертны, потому что умираем, только если захотим этого сами – или если другие этого захотят. Может быть поэтому у ситхи вопросы смерти очень запутанны. Но то, что наши жизни, по сравнению с вашими, гораздо длиннее, вовсе, не значит, что мы жаждем с ними скорее расстаться. – Она медленно и холодно улыбнулась. – Так что мы знаем смерть. Ваши люди храбро сражались, чтобы защитить себя. И для нас нет никакого стыда в том, чтобы разделить это место с погибшими.

– Тогда я хотел бы показать вам кое-что еще. – Джошуа встал и протянул ситхи руку. Внимательно наблюдавшая за мужем леди Воршева не казалась довольной. Адиту встала и последовала за принцем к дверям.

– Мы похоронили моего друга – моего самого верного друга – в саду за Домом Расставания, – сказал Джошуа. – Саймон, может быть ты пойдешь с нами? И Джулой, и Стренгьярд, если вы хотите, – добавил он поспешно.

– Я останусь и побеседую немного с Воршевой, – сказала валада Джулой. – Адиту, я надеюсь, у нас будет время поговорить позднее.

– Конечно.

– А я пойду, если можно, – извиняющимся тоном пробормотал Стренгъярд, – Там очень красиво.

– Сесуд-а'шу теперь стало грустным местом, – сказала Адиту. – Когда-то здесь было очень красиво.

Они стояли перед громадой Дома Расставания; его разрушенные камни блестели на солнце.

– Мне кажется, оно все еще прекрасно, – застенчиво сказал Стренгъярд.

– И мне, – эхом отозвался Саймон. – Как старая женщина, которая когда-то была прелестной молодой девушкой, но красоту еще можно разглядеть в ее лице.

Адиту улыбнулась.

– Мой Сеоман, – сказала она. – То время, которое ты провел в Джао э-Тинукай, сделало тебя отчасти зидайя. Скоро ты начнешь сочинять стихи и нашептывать их пролетающему ветру.

Они прошли через зал в разоренный сад, где над могилой Деорнота была воздвигнута пирамида из камней. Несколько мгновений Адиту стояла молча, потом положила руку на верхний камень.

– Это хорошее, тихое место. – На мгновение ее взгляд стал рассеяным, как будто она всматривалась в другие времена и места. – Из всех песен, сочиненных зидайя, – пробормотала ситхи, – ближе всего нашему сердцу те, что говорят об утраченном.

– Может быть это потому, что никто из нас не знает истинной цены чего-либо, пока оно не исчезло, – произнес Джошуа и склонил голову. Трава между потрескавшимися плитами колыхалась на ветру.

Как это ни странно, Воршева подружилась с Адиту быстрее всех смертных, живущих на Сесуадре – если только смертный может на самом деле стать другом одного из бессмертных. Даже Саймон, живший среди ситхи и спасший от смерти одного из них, был совсем не уверен, что может считать своим другом кого-то из справедливых.

Несмотря на всю первоначальную холодность в их отношениях, Воршеву неудержимо притягивало что-то в чуждой природе Адиту – может быть тот простой факт, что Адиту была в этом месте чужой, единственной представительницей своего рода – так же, как все эти годы было с самой Воршевой в Наглимунде. Во всяком случае, в чем бы ни заключалась особая привлекательность Адиту, жена Джошуа оказала ей радушный прием и даже сама искала встреч с ней. Ситхи, казалось, тоже с удовольствием общалась с Воршевой; и когда она не проводила время с Саймоном или Джулой, ее часто можно было увидеть прогуливающейся между палатками вместе с женой принца, а в дни, когда Воршева чувствовала себя усталой или больной – сидящей у ее постели. Герцогиня Гутрун, прежний компаньон Воршевы, делала все возможное, чтобы быть приветливой и вежливой со странной гостьей, но что-то в се эйдонитском сердце не давало герцогине чувствовать себя полностью, свободной в обществе ситхи. Пока Воршева и Адиту разговаривали и смеялись, Гутрун молча наблюдала за сестрой Джирики, как будто та была опасный животным, о котором говорили, что оно внезапно стало совершенно ручным.

Что касается Адиту, то она казалась странно очарованной ребенком, которого носила Воршева. У зидайя рождается мало детей, особенно в последние дни, объяснила она. Последний раз это случилось более века назад, и теперь тот ребенок был таким же взрослым, как самый старший из Детей Рассвета. Кроме того, Адиту очень интересовалась Лилит, хотя девочка была с ней не более разговорчивой и открытой, чем со всеми остальными. Однако ситхи разрешалось ходить с ней на прогулки и даже иногда носить на руках, что воспрещалось почти всем.

Если Адиту была заинтересована некоторыми смертными, то жители Нового Гадринсетта, в свою очередь, были одновременно восхищены и испуганы ею. Рассказ Улки – и без того достаточно невероятный – постепенно трансформировался до такой степени, что появление Адиту описывалось, как вспышка яркого пламени и клубы дыма; после чего, как говорили люди, ситхи, рассерженная флиртом смертной с ее нареченным, пригрозила превратить несчастную девушку в камень. Улка довольно быстро става самой значительной персоной на Сесуадре, а Адиту – предметом сплетен и суеверного перешептывания.

К досаде Саймона, его тоже обсуждали на каждом углу. Джеремия, часто слонявшийся по рынку у Дома Расставания, радостно пересказывал последние новости: дракон, у которого Саймон украл меч, рано или поздно вернется, и тогда юному рыцарю придется сражаться с ним; Саймон отчасти ситхи, а Адиту послали, чтобы она забрала его во дворец справедливых; и так далее и тому подобное. Сам Саймон, выслушивая эти фантазии, материалом для которых, казалось, мог послужить только холодный воздух Сесуадры, только беспомощно поеживался. Он ничего не мог сделать – любая попытка что-нибудь опровергнуть убеждала жителей Нового Гадринсетта, что он скромный герой или хитрый обманщик. Иногда выдумки развлекали его, но все равно он чувствовал себя объектом слишком пристального внимании и старался проводить время с людьми, которые хорошо знали его и которым он полностью доверяя. Его осторожность и скрытность только подливали масла в огонь.

Если это слава, решил Саймон, он предпочел бы кончить свой дни никому не известным судомоем. Иногда, проходя по Новому Гадринсетту и видя, как люди машут ему или возбужденно перешептываются, он чувствовал себя обнаженным, но единственное, что ои мог сделать, это улыбнуться и расправить плечи. Судомои могут спрятаться или убежать; для рыцарей все это недоступно.

– Он снаружи, Джошуа. Ои клянется, что вы ждете его.

– А, – Принц повернулся к Саймону. – Это, должно быть, тот самый таинственный посланник, о котором я говорил, с новостями из Наббана. И действительно прошло две недели – почти день в день. Останься и послушай. Приведи его, – обратнлся он к Слудигу.

Риммерсман вышел, а через мгновение вернулся с высоким худым человеком с впалыми щеками, бледным лицом и – как подумал Саймон – немного угрюмого вида. Слудиг отступил к стене палатки и остался стоять, положив одну руку на рукоять топора, а другой подергивая светлую бороду.

Посланник медленно упал на одно колено.

– Принц, Джошуа, мой господин шлет вам приветствие и просит передать это. – Он сунул руку в плащ, и Слудиг шагнул вперед, хотя наббанаец был в нескольких шагах от принца, но человек достал только свиток пергамента, перевязанный лентой и запечатанный синим воском. Джошуа посмотрел на него, потом кивнул Саймону, чтобы юноша принес ему свиток.

– Крылатый дельфин, – сказал Джошуа, глядя на эмблему, отпечатанную на воске. – Итак, твой господин – граф Страве Пирруинский.

Выражение лица посланника больше всего напоминало довольную ухмылку.

– Это так, принц Джошуа.

Принц сломал печать и развернул пергамент. Несколько долгих мгновений он разглядывал его, потом снова свернул в трубочку и уселся на ручку кресла.

– Я не стану спешить с чтением. Как тебя зовут?

Посланник кивнул головой с величайшим удовлетворением, как будто давно ждал этого важного вопроса.

– Это… Ленти.

– Очень хорошо, Ленти. Слудиг проводит тебя и проследит, чтобы ты получил еду и питье. Кроме того, он найдет для тебя постель – потому что мне понадобится некоторое время, прежде чем я смогу написать ответ, может быть несколько дней.

Посланник оглядел палатку принца, словно пытался определить степень удобств, которые может предоставить ему Новый Гадринсетт.

– Да, принц Джошуа.

Слудиг подошел к дверям и, резко мотнув головой, дал Ленти знак следовать за ним.

– Не очень-то мне понравился этот посланник, – сказал Саймон, когда они вышли.

Джошуа уже изучал пергамент.

– Дурак, – согласился он. – Даже в таком простом деле, как это, хочет прыгнуть выше головы. Но не суди о графе Страве по его подданным – господин Пирруина умен, как рыночный карманник. Но если он даже не мог наши более впечатляющего слугу, чтобы передать мне свое предложение, как же он собирается выполнить обещание?

– Какое обещание? – спросил Саймон.

Скатанный в трубочку пергамент скользнул в рукав Джошуа.

– Граф Страве утверждает, что может сдать мне Наббан. – Принц встал, – Старик, конечно, лжет, но это дает интересную пищу для размышлений.

– Я не понимаю, Джошуа.

Принц улыбнулся.

– И радуйся этому. Дни твоей невинности относительно людей, подобных графу, быстро пролетят. – Он похлопал Саймона по плечу. – Сейчас, мой юный рыцарь, я не хотел бы говорить об этом. Подходящее время и место будет на рэнде.

– Вы собираетесь созвать совет?

Джошуа кивнул.

– Время пришло. Сначала мы закажем музыку, а потом посмотрим, удастся ли нам заставить моего брата и его союзников плясать под нее.

– Это крайне интересная хитрость, умный Сеоман. – Адиту смотрела на поле для игры в шент, которую она собрала из дерева, корней, камешков и красок. – Ложная угроза, ложно сыгранная, видимость, разоблаченная, как притворство, прикрывающая чистую правду. Очень красиво – но как ты поступишь, если я поставлю мои Яркие Камни сюда… сюда… и сюда? – Она подкрепила слова делом.

Саймон нахмурился. В полумраке палатки ее рука двигалась так быстро, что была почти не видна. На секунду ему пришла в голову мысль, что ситхи может обмануть его, но в следующее мгновение он понял, что ей это было бы просто ни к чему в игре с человеком, еще только постигающим премудрости шента, как сам Саймон не стал бы ставить подножку маленькому ребенку, бегущему с ним наперегонки. И все-таки кое-что нужно было выяснить.

– А вы обманываете, когда играете в шент?

Адиту оторвала взгляд от игры. На ней было одно из широких платьев Воршевы; в сочетании с завязанными волосами оно делало ситхи немного менее дикой и чужой – она даже стала больше походить на смертных. Ее глаза горели в слабом свете затухающих углей.

– Обманываем? Ты хочешь сказать, лжем? Игра может вводить в заблуждение настолько, насколько этого хотят игроки.

– Я не это имел в виду. Бывает ли так, что кто-то нарочно играет не по правилам? – Она была сверхъестественно красива сейчас, и Саймон невольно вспомнил ночь, когда она поцеловала его. Что это означало? Означало ли вообще что-нибудь? Или это просто еще один способ для Адиту поиграть со своей бывшей комнатной собачкой?

Она обдумывала его вопрос.

– Я не знаю, как тебе ответить. Можешь ты обмануть свое естество, взмахнуть руками и полететь?

Саймон покачал головой:

– В игре, в которой так много правил, обязательно должен существовать способ нарушать их…

Прежде чем Адиту успела снова попытаться ответить на его вопрос, в палатку ворвался возбужденный и запыхавшийся Джеремия.

– Саймон! Саймон! – закричал он и осекся, заметив Адиту. – О, простите. – Он был очень смущен, и все-таки едва сдерживался.

– Что случилось?

– Они пришли!

– Кто пришел? – Саймон быстро взглянул на Адиту, но ситхи уже вернулась к изучению стоящей на доске комбинации.

– Герцог Изгримнур и принцесса! – Джеремия бурно размахивал руками. – И с ними еще другие! Странный маленький человек вроде Бииабика и его троллей, но почти нашего роста. И еще старик – он выше всех, даже выше тебя! Весь город пошел вниз посмотреть на них!

Целую минуту Саймон сидел молча в полном смятении.

– Принцесса, – проговорил он наконец, – Принцесса… Мириамель?

– Да, да! – задыхался Джеремия. – Переодетая монахом, но она сняла капюшон и помахала людям. Пойдем, Саймон, все идут вниз встречать их! – он повернулся и сделал несколько шагов к двери, потом изумленно посмотрел на своего друга. – Саймон? Что случилось? Ты не хочешь посмотреть на принцессу, и герцога Изгримнура, и коричневого человека?