Текст книги "Поворот Колеса"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

3 СЛОМАННАЯ УЛЫБКА

– Я сделал для них обоих все, что мог – если… – Кадрах взволнованно потер лоб, как бы пытаясь извлечь оттуда прячущуюся мысль. Совершенно очевидно было, что он выбился из сил, но так же очевидно – ибо оскорбления герцога все еще были свежи в его памяти – что это не может остановить его.

– Больше ничего нельзя сделать, – твердо сказала Мириамель. – Ложись. Тебе надо поспать.

Кадрах посмотрел на Изгримнура, стоявшего у носа лодки и крепко сжимавшего шест широкими руками. Герцог только поджал губы и продолжил исследование русла протоки.

– Да, наверное надо. – Монах свернулся клубком рядом с неподвижными телами Тиамака и другого больного вранна.

Мириамель, которая только недавно проснулась, проспав весь вечер, наклонилась и накрыла всех троих своим плащом. Все равно от него не было никакой пользы, кроме сомнительной защиты от укусов насекомых. Даже в полночь на болотах было тепло, как в жаркий летний день.

– Может быть, если мы погасим лампу, – проворчал Изгримнур, – эти ползучие хитрецы отправятся, ради разнообразия поужинать на ком-нибудь другом? – Он хлопнул себя по плечу и стал разглядывать образовавшееся пятно. – Проклятый свет их притягивает. А вроде ведь лампа из этого болотного города должна была отпугивать жуков, – он фыркнул. – Как люди могут жить здесь круглый год, это для меня загадка.

– Если ты хочешь се погасить, придется бросить якорь. – Мириамель не очень увлекала перспектива плавания по протокам Вранна в кромешной тьме. Похоже было, что им удалось избавиться от гантов, но путники до сих пер напряженно вглядывались в каждую подозрительную лиану или свисающую ветку. Однако Изгримнур уже очень давно не спал; казалось, что будет только справедливо, если он сможет хоть немного отдохнуть от назойливых насекомых.

– Ну и хорошо. Сдастся мне, русло здесь достаточно широкое, чтобы это место было таким же безопасным, как и все остальные. Не вижу никаких веток. Маленькие жуки мне совсем не нравятся, но если я никогда больше не увижу ни одного из этих Эйдоном проклятых больших… – заканчивать не было смысла. Неглубокий сон Мириамели и так был полон щелкающими бегущими гантами и липкими усиками, которые хватали ее, когда она пыталась убежать сама. – Помоги мне с якорем. – Вместе они подняли большой камень и перекинули его через борт. Когда он ушел на дно протоки, Мириамель проверила, не слишком ли слабо натянута веревка.

– Почему бы тебе не поспать немного, – сказала она герцогу. – А я покараулю.

– Хорошо.

Она быстро взглянула на Камариса, который безмятежно спал на носу, уронив на свернутый плащ свою белую голову, потом протянула руку и погасила лампу.

Сначала темнота была пугающе непроглядной. Мириамель почти ощущала суставчатые лапки, тянущиеся к ней, и боролась с безумным желанием отчаянно замахать руками, отгоняя призраков.

– Изгримнур?

– Что?

– Ничего. Я просто хотела услышать твой голос.

Постепенно к ней вернулась способность видеть. Света было мало – луна исчезла, скрывшись то ли за облаками, то ли за переплетенными ветвями деревьев, которые настоящей крышей нависали над протокой, звезды казались всего лишь далекими светлыми точками – но она – уже различала предметы, окружавшие ее, темную громаду герцога и смутные очертания речных берегов.

Она слышала, как Изгримнур стучит шестом, придавая ему устойчивое положение, потом его темная фигура опустилась в лодку.

– Ты уверена, что тебе не надо еще поспать? – спросил герцог хриплым от усталости голосом.

– Я отдохнула. Я посплю попозже. А теперь укладывайся поскорее.

Изгримнур больше не возражал – верный признак того, что он был уже на пределе. Через несколько минут он громко захрапел. Мириамель улыбнулась.

Лодка двигалась так плавно, что не трудно было вообразить, будто они сидят на облаке, плывущем по ночному небу. Не было ни прилива, ни заметного течения – только легкое дуновение болотного ветерка, заставлявшего лодку медленно кружиться вокруг якоря, двигаясь легко, как ртуть по наклонному куску стекла. Мириамель откинулась назад и вгляделась в пасмурное небо, пытаясь отыскать знакомую звезду. Впервые за много дней она могла позволить себе роскошь тоски по дому.

Интересно, что сейчас делает отец? Думает он обо мне? Ненавидит меня?

Мысли об Элиасе навели ее на другие размышления. Ее мучила одна вещь, о которой упомянул Кадрах в первую ночь их бегства с «Облака Эдны». Во время своей долгой и трудной исповеди монах сказал, что Прейратс особенно интересовался общением с мертвыми – «разговором сквозь пелену», как это называлось по словам Кадраха, – и что священник особенно интересовался этим разделом книги Ниссеса. Почему-то эти слова заставили ее подумать об отце. Но почему? Может быть, дело было в какой-то забытой фразе Элиаса?

Как она ни пыталась вызвать воспоминание, живущее в глубине ее мозга, оно оставалось неуловимым. Безмолвная лодка медленно кружилась под тусклыми звездами.

Принцесса слегка захромала. Первый утренний свет пробивался сквозь тучи, окрашивая болота в жемчужно-серый цвет. Мириамель выпрямилась, тихо застонав. Синяки и шишки, полученные в гнезде гантов, ныли при каждом движении; девушка чувствовала себя так, словно ее сбросили с горы в мешке, набитом камнями.

– Л-л-леди… – слабый тихий шепот, почти дыхание.

– Тиамак? – она быстро повернулась, заставив лодку покачнуться. Глаза вранна были открыты. На его бедном, расслабленном лице снова появилась искра разума.

– Д-д-да. Да, л-леди. – Он глубоко вздохнул, как будто эти несколько слов чудовищно утомили его. – Где… где мы?

– Мы в протоке, но я представления не имею, в какой именно: Изгримнур работал шестом большую часть дня, после того как мы убежали от гантов. – Она осторожно посмотрела на него. – Тебе больно?

Он попытался покачать головой, но смог только слегка шевельнуться.

– Нет. Но воды. Будьте добры.

Мириамель наклонилась, чтобы взять бурдюк с водой, лежавший у ног Изгримнура, потом открыла его и дала вранну сделать несколько осторожных глотков.

Тиамак чуть-чуть повернул голову и увидел неподвижное тело рядом с собой.

– Младший Могахиб, – прошептал он. – Он жив?

– Едва. Похоже, что он очень близок к… очень болен, хотя мы с Кадрахом не нашли на нем никаких ран.

– Нет. Вы не найдете. И на мне, – Тиамак снова уронил голову и закрыл глаза. – А остальные?

– Какие остальные? – спросила она осторожно. – Кадрах, Изгримнур, Камарис и я, все здесь и вес более или менее в порядке.

– А. Хорошо, – Тиамак больше не открывал глаз.

На корме, слегка пошатываясь со сна, сел Изгримнур.

– Что такое? – пробормотал он. – Мириамель… Что?

– Ничего, Изгримнур. Тиамак проснулся.

– Проснулся, да? – Герцог улегся обратно, уже снова соскальзывая в сон. – Мозги не перемешались? Говорит, как раньше? Самое поганое, что я когда-либо видел…

– Ты говорил на другом языке, там, в гнезде, – сказала Мириамель Тиамаку. – Это было страшно.

– Я знаю. – Его лицо сморщилось, как будто он боролся с тошнотой. – Позже. Не сейчас. – Его глаза приоткрылись. – Вы… что-нибудь вынесли со мной?

Принцесса покачала толовой, припоминая.

– Только тебя самого и ту мерзость, которой ты был покрыт.

– А, – мгновение Тиамак казался разочарованным, потом расслабился. – Ну и хорошо. – Но тут же его глаза широко раскрылись. – А мои вещи? – спросил он.

– Все, что было у тебя в лодке, по-прежнему здесь, – она похлопала по узлу.

– Хорошо… хорошо, – он облегченно вздохнул и скользнул под плащ.

Небо бледнело, и по обе стороны реки из теней возникала листва, возвращаясь к свету и жизни.

– Леди?

– Что?

– Спасибо вам. Спасибо за то, что вы пришли за мной.

Мириамель слушала, как замедляется его дыхание. Вскоре маленький человек снова уснул.

– Как я уже сказал прошлой ночью Мириамели, – начал Тиамак, – я хотел бы поблагодарить всех вас. Вы оказались для меня лучшими друзьями, чем я мог мечтать, и безусловно лучшими, чем я заслужил.

Изгримнур кашлянул.

– Ерунда. Просто у нас не было другого выхода, – Мириамель подумала, что герцог как будто стыдится чего-то. Может быть, он вспомнил дебаты о том, попытаться спасти Тиамака или оставить его у гантов?

Они устроили привал у берега протоки. Маленький костер, почти невидимый в ярком солнечном свете позднего утра, весело потрескивал, согревая воду для супа и чая из желтого корня.

– Нет, вы не поняли. Вы не просто спасли мою жизнь. Если только у меня есть ка – вы называете это душой – она не просуществовала бы и дня в этом ужасном месте. А может быть и ни часа.

– Но что они с тобой сделали? – спросила Мириамель. – Ты что-то говорил. Звучало это так, как будто ты сам превратился в ганта.

Тиамак содрогнулся. Он сидел, кутаясь в плащ принцессы, и до сих пор двигался очень мало.

– Я попытаюсь рассказать вам, хотя и сам не все понимаю. Но вы совершенно уверены, что ничего не унесли вместе со мной из этого гнезда?

Его друзья покачали головами.

– Там было, – начал он, потом остановился, задумавшись. – Был кусок чего-то, похожего на зеркало. Оно было сломано, но еще оставалась часть рамы, покрытой искусной резьбой. Они… ганты… они вложили его мне в руки. – Он поднял ладони, чтобы продемонстрировать еще не зажившие порезы. – Как только я коснулся его, сразу почувствовал, как от моих пальцев к голове бежит холод. Потом несколько этих… тварей изрыгнули липкую массу и покрыли меня ею. – Он сделал глубокий вдох, но все равно не смог продолжать. Несколько мгновений вранн сидел неподвижно, на глазах у него блестели слезы.

– Не надо вспоминать об этом, Тиамак, – мягко сказала Мириамель. – Не сейчас.

– Или расскажи только, как они поймали тебя, – предложил Изгримнур. – То есть, я хочу сказать, если это не так страшно.

Вранн опустил глаза.

– Они поймали меня легко, как только что вылупившегося крабеныша. Трое упали на меня с деревьев. – Он быстро взглянул наверх, словно это могло повториться. – А пока я боролся с ними, появилась еще целая толпа – около дюжины – и помогла своим собратьям одолеть меня. О, они умные! Они замотали меня лианами, как вы или я связали бы пленника, хотя узлов они, по-видимому, завязывать не умеют. Но все равно они крепко держали концы лиан – достаточно крепко, чтобы у меня не было возможности убежать. Потом они попытались втащить меня на дерево, но я оказался слишком тяжелым, так что им пришлось подтащить лодку к берегу, хватаясь за лианы и длинные ветки. Потом они поволокли меня в гнездо. Не могу сказать, сколько раз я молился, чтобы они убили меня или хотя бы стукнули так, чтобы я потерял сознание. Когда тебя тащат живым и в сознании через это кошмарное место отвратительные щебечущие твари!… – Ему пришлось помолчать несколько секунд, чтобы немного успокоиться. – То, что они делали со мной, уже было сделано с Младшим Могахибом. – Он кивнул в сторону другого вранна, который лежал на земле рядом с Тиамаком, все еще погруженный в лихорадочный сон. – Я думаю, он выжил, потому что пробыл там недолго; может быть, он был не так полезен им, как оии надеялись, мог бы быть я. Во всяком случае, оии были вынуждены освободить его, чтобы дать мне этот осколок зеркала. Когда его тащили мимо меня, я закричал. Он был почти безумен, но услышал мой голос и отозвался. Тогда я узнал его и крикнул, что моя лодка все еще стоит на берегу снаружи н что он должен попытаться бежать и воспользоваться ею.

– Ты велел ему искать нас? – спросил Кадрах. – Это была невероятная удача, если он действительно пытался.

– Нет, нет, – сказал Тиамак. – Я видел его всего несколько секунд. Я, правда, надеялся, что, если он освободится и доберется до Деревенской Рощи, вы, может быть, встретитесь. Но х только хотел, чтобы вы узнали, что я не по своей воле бросил вас. – Он нахмурился. – Я и мечтать не смел, что кто-нибудь пойдет в это место из-за меня…

– Хватит, парень, – быстро сказал Изгримнур. – Что же они делали с тобой?

Теперь Мириамель была уверена, что герцог пытается избежать разговора об их решении. Она чуть не засмеялась. Как будто кто-нибудь когда-нибудь мог усомниться в его честности и храбрости! Наверное Изгримнур чересчур чувствителен после того, что он наговорил Кадраху.

– Я еще не уверен. – Тиамак прищурился, как бы пытаясь вызвать зрительное воспоминание. – Как я уже говорил, они… вложили мне в руки зеркало и покрыли слизью. Ощущение холода становилось все сильнее и сильнее. Я подумал, что умираю – задыхаюсь и замерзаю одновременно. Потом, когда я уже был уверен, что через несколько секунд сделаю свой последний вдох, случилось нечто еще более странное. – Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Мириамели, как бы желая убедиться, что она верит ему. – В мою голову пришли слова – нет, не слова. Там не было никаких слов… только видения, – он помолчал. – Это было так, как будто открылась дверь… как будто в моей голове проделали дырку и в нее потекли чужие мысли. Но, что хуже всего, это… это были не человеческие мысли.

– Не человеческие? Но как ты это понял? – теперь заинтересовался Кадрах, он подался вперед, его серые глаза не отрывались от лица вранна.

– Я не могу объяснить. Вы слышите в кроне дерева крик красного кожеклюва и понимаете, что это не человеческий голос. Так и я могу сказать, что те мысли не мог породить человеческий разум. Это были… холодные мысли. Медленные, спокойные и настолько ненавистные мне, что я сам отрубил бы себе голову, если бы не был скован этой слизью. Если раньше я не верил в существование Тех, Кто Дышит Тьмой, так теперь поверил. Это было с-страшно, чувствовать их у себя в г-голове.

Тиамак дрожал. Мириамель протянула руку, чтобы плотнее закутать плащом его плечи. Взволнованный Изгримнур, нервно ерзавший на месте, подбросил в костер сухих сучьев.

– Ти уже достаточно рассказал, – сказала она.

– Я п-почти к-кончил. П-простите, у м-меня с-стучат зубы.

– Сейчас, – сказал Изгримнур, и в голосе его слышалось облегчение оттого, что можно что-то сделать. – Мы подвинем тебя поближе к огню.

Когда Тиамака передвинули, он продолжал:

– Я наполовину понимал, что говорю, как гант, хотя и не чувствовал себя им. Я понимал, что принимаю эти сокрушительные мысли и произношу их вслух, но каким-то образом у меня получается только щелканье, жужжание и прочие звуки, при помощи которых общаются эти твари. Тем не менее, в этом был какой-то смысл – я хотел говорить и говорить, чтобы дать мыслям этого холодного существа вытечь из меня… и чтобы их поняли ганты.

– Что это были за мысли? – спросил Кадрах. – Ты можешь вспомнить?

Тиамак нахмурился.

– Кое-что. Но, как я уже сказал, это были не слова, и они настолько чужды мне, что трудно будет объяснить их. – Он выпростал руку из-под плаща и взял чашку чая из желтого корня. – На самом деле это были видения, картинки, как я говорил. Я видел гантов, идущих из болот в города, тысячи и тысячи, они ползли как мухи на луковицу сахарного дерева. Они шли просто… толпой, и они все пели на своем щелкающем языке одну и ту же песню о могуществе, о еде и о бессмертии.

– И это было то, что… говорило это холодное существо? – спросила Мириамель.

– Я полагаю, да. Я говорил, как гант. Я видел вещи такими, какими их видят ганты – и это было ужасно. Тот, Кто Всегда Ступает По Песку да сохранит меня от того, чтобы когда-нибудь увидеть это еще раз! Мир их глазами, разрушенный и искаженный, и в нем только два цвета – кроваво-красный и черный, словно деготь. И все мерцает, как будто залито жиром или ты смотришь из-под воды. И – это труднее всего объяснить – нет никаких лиц, ни у других гантов, ни у людей, которые с криками бегут из захваченных городов. Все живые существа – просто г-грязные комки с н-ногами.

Тиамак замолчал, опустив лицо в чашку с чаем, которая дрожала у него в руках.

– Это все. – Он сделал глубокий прерывистый вдох. – Казалось, что прошли годы, но на самом деле это не могло занять больше нескольких дней.

– Бедный Тиамак! – с чувством сказала Мириамель. – Как тебе удалось сохранить разум?

– И не сохранил бы, если бы вы пришли хоть немного позже, – сказал он твердо. – Я в этом уверен. Я уже чувствовал, как мой мозг натягивается и скользит, как будто я вишу на кончиках пальцев над глубокой пропастью и готов упасть в бесконечную тьму. – Он посмотрел на свою чашку с чаем. – Хотел бы я знать, сколько моих деревенских соседей, кроме Младшего Могахиба, тоже попали в плен, но не были спасены?

– Там были лампы, – медленно проговорил Изгримнур. – Другие лампы рядом с тобой, но они были больше, и из них не торчали головы. Я подошел к ним близко. – Он запнулся. – Там были… там были люди, под этой слизью.

– Мое племя, я уверен, – пробормотал Тиамак. – Это чудовищно. Их используют по одному, как свечи. – Лицо его исказилось. – Чудовищно.

Некоторое время никто не проронил ни звука,

Наконец заговорила Мириамель:

– Ты говорил, что раньше гантов никто не считал опасными.

– Нет. Хотя теперь я уверен, что они стали представлять серьезную угрозу после того, как я ушел – иначе зачем бы жители деревни решили устроить набег на гнездо? Потому из дома Старшего Могахиба и пропало оружие. А то, что видел Изгримнур, объясняет, что сталось с участниками набега. – Тиамак посмотрел на второго вранна. – Он, вероятно, был последним из пленников.

– Но я ни черта не понял из всей этой истории с зеркалом, – сказал герцог. – У этих жуков ведь нет зеркал, верно?

– Нет. И они ничего не умеют делать так хорошо, – Тиамак слабо улыбнулся риммерсману. – Я тоже хотел бы понять, Изгримнур.

Кадрах, наливавший чай безмолвному Камарису, обернулся и сказал через плечо:

– У меня есть некоторые идеи на этот счет, но я еще должен все как следует обдумать. Как бы то ни было, ясно одно. Если существует какой-то разум, направляющий этих тварей постоянно или временами, то нам нельзя мешкать. Мы должны покинуть Вранн так быстро, как только возможно. – Тон Кадраха был холодным, словно он говорив о вещах, мало его занимающих. Мириамель не любила этот его отстраненный взгляд. Изгримнур кивнул.

– На этот раз монах прав. Я не знаю, где это у нас лишнее время.

– Но Тиамак болен! – сердито сказала Мириамель.

– Ничего не поделаешь, леди. Они правы. Если у меня будет к чему прислониться, чтобы я видел, куда мы плывем, я смогу показывать дорогу. И по крайней мере я должен отвести вас достаточно далеко от гнезда до наступления ночи, чтобы мы могли рискнуть спать на твердой земле.

– Тогда пора двигаться. – Изгримнур встал. – Времени мало.

– Совершенно справедливо, – заметил Кадрах. – И с каждым днем становится все меньше.

Тон монаха был настолько безжизненным и мрачным, что все испуганно обернулись к нему. Но Кадрах встал, отошел к краю воды и принялся грузить их пожитки обратно в лодку.

За следующий день Тиамак немного оправился, но Младшему Могахибу стало хуже. Вранн то впадал в лихорадочное безумие, то ненадолго выходил из пего. Он бился и бредил, выкрикивая слова, которые переводил Тиамак. Несчастный вранн говорил о чем-то очень похожем на те видения, которые уже описал своим друзьям маленький ученый. Стихнув, Младший Могахиб лежал неподвижно, как мертвый. Тиамак поил его варевом из целебных трав, собранных по берегам протоки, но оно, видимо, не особенно помогало.

– Тело его полно силы, а мысли, по-моему, каким-то образом ранены, – Тиамак грустно покачал головой. – Может быть, он провел у них больше времени, чем я думал.

Они плыли через заболоченный Вранн, направляясь на север, но иногда выбирая обходные пути, известные только Тиамаку. Было очевидно, что без него им бы пришлось долго скитаться по лабиринту проток и болотных заводей. Мириамели не хотелось думать о том, чем могло кончиться такое путешествие.

Она начинала уставать от болот. Посещение гнезда наполнило ее отвращением к илу, запаху гниющих водорослей и странным созданиям, и это отвращение теперь распространялось на весь дикий Вранн. Он был ошеломляюще живым, но живой была и лохань, полная копошащихся червей. Ни в первом, ни во втором Мириамель не хотела находиться ни на мгновение дольше, чем это было необходимо.

На третью ночь после бегства из гнезда умер Младший Могахиб. Он кричал, по словам Тиамака, о том, что «солнце двинулось вспять» и о крови, которая подобно дождю льется в городах сухоземцев, когда внезапно его лицо потемнело, а глаза чуть не вылезли из орбит. Тиамак питался напоить его, но челюсти вранна были стиснуты и разжать их не представлялось возможным. Мгновением позже тело его словно одеревенело. Долгое время после того, как последний проблеск жизни погас в его выкатившихся глазах, оно оставалось твердым, как камень.

Для Тиамака это было ударом, хотя он и пытался сохранить самообладание.

– Младший Могахиб не был мне другом, – сказал он, когда они прикрывали плащом лицо мертвого, – но он был последним звеном, связывавшим меня с моей деревней. Теперь я никогда не узнаю, всех ли их утащили в гнездо… – его губы задрожали, – или некоторым удалось бежать в другое, более безопасное селение, когда стало ясно, что решительная атака не удалась.

– Если только есть более безопасные селения, – сказал Кадрах. – Ты говорил, что во Вранне множество гнезд гантов. Может ли быть, чтобы только одно из них вдруг стало таким опасным?

– Я не знаю. – Маленький человек тяжело вздохнул. – Потом мне придется вернуться и найти ответ на этот вопрос.

– Только не в одиночку, – твердо сказала Мириамель. – Ты останешься с нами. А когда мы разыщем дядю Джошуа, он поможет тебе и твоему народу.

– Ну, принцесса, – предостерег ее Изгримнур. – Ты не можешь обещать с такой уверенностью…

– А почему нет? Разве я не королевской крови? Разве это теперь ничего не значит? Кроме того, Джошуа понадобятся все союзники, которых только можно будет найти, а вранны – это не те люди, с которыми можно не считаться, что снова и снова нам доказывает Тиамак.

Болотный человек был страшно смущен.

– Вы очень добры ко мне, леди, но я не мог бы настаивать на выполнении такого обещания. – Он посмотрел на прикрытое плащом тело Младшего Могахиба и вздохнул: – Нам надо что-то сделать с телом.

– Похоронить его? – поинтересовался Изгримнур. – А как вы это делаете в такой мокрой земле?

Тиамак покачал головой.

– Мы не хороним наших мертвых. Я покажу вам утром. А теперь, если вы позволите, я хотел бы немного прогуляться. – Прихрамывая, он медленно пошел в сторону от лагеря.

Изгримнур осторожно поглядывал на тело.

– Лучше бы он не оставлял нас с этим.

– Вы боитесь злых духов, риммерсман? – спросил Кадрах с неприятной улыбкой.

Мириамель нахмурилась. Она надеялась, что после того, как огненные метательные снаряды монаха помогли им бежать, враждебность между Кадрахом и Изгримиуром несколько уменьшится. Действительно, герцог, казалось, был готов объявить перемирие, но вечное раздражение Кадраха переплавилось во что-то холодное и более чем неприятное.

– В простой предосторожности нет ничего плохого, – начал герцог.

– О, замолчите вы оба! – сердито сказала принцесса. – Тиамак только что потерял друга.

– Не друга, – заметил Кадрах.

– Ну так соплеменника. Вы же слышали: это единственный человек, оставшийся из целой деревни. Единственный вранн, которого он видел с тех пор, как вернулся. И вот од мертв. Вам бы тоже захотелось немного побыть в одиночестве. – Она резко повернулась и пошла к Камарису, который плел из болотных трав нечто вроде ожерелья.

– Что ж, – протянул Изгримнур, и замолчал, пожевывая свою бороду. Кадрах тоже не сказал больше ни слова.

Когда Мириамель проснулась на следующее утро, Тиамака рядом не было. Ее опасения рассеялись, поскольку он довольно скоро вернулся в лагерь с целой охапкой листьев масляной пальмы. Она и все остальные молча смотрели, как вранн слой за слоем заворачивает в листья Младшего Могахиба, будто пародируя священников из Дома Приготовления в Эрчестере. Вскоре перед вранном лежал аккуратный сверток из истекающих соком листьев.

– Теперь я его заберу, – тихо сказал Тиамак. – Вам не нужно идти со мной, если у вас нет такого желания.

– А ты бы этого хотел? – спросила Мириамель.

Тиамак внимательно посмотрел на нее, потом кивнул.

– Я бы хотел этого. Да.

Мириамель удостоверилась, что пошли все, включая Камариса, которого, казалось, куда больше волнуют птицы с хвостами в виде бахромы, сидевшие у него над головой, чем все на свете мертвые тепа и погребальные церемонии.

С помощью Изгримнура Тиамак бережно уложил в лодку завернутое в листья тело Младшего Могахиба. Поднявшись немного вверх по течению, он направил лодку к песчаной отмели и повел своих спутников берегом. На открытом месте Тиамак соорудил что-то вроде каркаса из тонких сучьев. Под этим сооружением лежали приготовленные дрова и листья масляной пальмы. Снова прибегнув к помощи Изгримнура, Тиамак положил Могахиба на каркас, слегка прогнувшийся под тяжестью тела.

Когда все было готово, Тиамак отступил на несколько шагов и встал рядом со своими спутниками, лицом к каркасу и незажженному костру.

– Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, – произнес он нараспев, – стоящая у последней реки. Младший Могахиб покидает нас. Когда он будет проплывать мимо, помни, что он был храбрым: он вошел в гнездо гантов, чтобы спасти свою семью, своих соплеменников и соплеменниц. Помни также, что он был добрым.

Тут Тиамаку пришлось прерваться и немного подумать. Мириамель вспомнила, что он не был другом умершего вранна.

– Он всегда почитал отца своего и других старейшин, – провозгласил наконец Тиамак. – Он устраивал праздники, когда на него падал жребий, и никогда не скупился, – вранн вздохнул. – Вспомни свое соглашение с Той, Что Родила Человеческое Дитя. Младший Могахиб получил жизнь и прожил ее; потом, когда Те, Кто Наблюдают и Творят коснулись его плеча, он отдал жизнь обратно. Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, не дай ему проплыть мимо. – Тиамак повернулся к своим спутникам: – Скажите это вместе со мной, пожалуйста.

– Не дай ему проплыть мимо! – крикнули они все вместе. Птица, сидевшая над ними, издала звук, похожий на скрип несмазанной двери.

Тиамак склонился над костром. Несколькими ударами кремня он высек искру на груду пальмовых листьев. Огонь разгорелся за считанные секунды, и вскоре листья, в которые был завернут Младший Могахиб, стали чернеть и сворачиваться.

– Нет необходимости смотреть на это, – спокойно сказал Тиамак. – Если вы спуститесь немного вниз по течению и подождете меня там, я скоро присоединюсь к вам.

На сей раз Мириамель почувствовала, что вранн больше не нуждается в их обществе. Они погрузились в лодку и проплыли немного, пока изгиб реки не скрыл от них растущий столб темно-серого дыма.

Позже, когда Тиамак, шлепая по воде, вернулся к ним, Изгримнур помог ему залезть в лодку. Отталкиваясь шестом, они быстро прошли небольшое расстояние до лагеря. В этот вечер Тиамак был молчалив и серьезен. Он долго сидел и смотрел в огонь, после того как его товарищи улеглись.

– Думаю, что теперь я понял некоторые туманные места из рассказа Тиамака, – сказал Кадрах.

Было позднее утро. Прошло уже шесть дней с тех пор, как они покинули гнездо гантов. Было тепло, но легкий ветерок сделал путешествие по протоке более приятным, чем в предыдущие дни. Мириамель начинала верить, что они действительно когда-нибудь выйдут из болот.

– Что значит «понял»? – Изримнур попытался смягчить тон, которым был задан этот вопрос, но без особого успеха. Отношения между северянином и монахом продолжали портиться.

Кадрах удостоил его снисходительным взглядом, но ответ свой адресовал Мириамели и Тиамаку, сидевшим в середине лодки. Камарис, внимательно наблюдая за берегами, работал шестом, стоя на корме.

– Осколок зеркала. Язык гантов. Кажется, я понял, что все это означает.

– Так скажи нам, – попросила Мириамель.

– Как вы знаете, леди, я изучил множество древних источников, – монах откашлялся, не особенно расположенный к выступлению перед аудиторией.. – Среди прочего я читал и о Свидетелях…

– В книге Ниссеса? – спросила Мириамель и была поражена тем, что сидевший рядом с ней Тиамак скорчился, как от удара. Она повернулась к нему, но стройный вранн смотрел на Кадраха с выражением, похожим на подозрительность – свирепую пристальную подозрительность, как будто он только что обнаружил, что Кадрах наполовину гант.

Озадаченная, она оглянулась на монаха И обнаружила, что он смотрит на нее с яростью.

Вероятно, он не хочет вспоминать об этом, решила она и огорчипась, что не промолчала. Но реакция Тиамака в любом случае была удивительной. Что она такого сказала? Или что сказал Кадрах?

– Как бы то ни было, – сказал Кадрах, будучи вынужденным продолжать, не желая этого. – Были некогда предметы, называемые Свидетелями. Их создали ситхи еще в глубокой древности. Они пользовались Свидетелями, чтобы общаться между собой на большом расстоянии, а возможно и для того, чтобы показывать друг другу сны и видения. Свидетели имели самые разнообразные формы; старинные книги упоминают «Камни», «Чешую», «Озера» и «Погребальные костры». «Чешуя» напоминала то, что смертные называют зеркалами. Я не знаю, почему эти Свидетели так назывались.

– Ты хочешь сказать, что зеркало Тиамака было… одной из этих вещей? – спросила Мириамель.

– Так я думаю.

– Но какое отношение ситхи имеют к гантам? Даже если они действительно ненавидят людей, о чем мне не раз говорили, я не могу поверить, что эти отвратительные жуки им более близки.

Кадрах кивнул.

– Да, но если Свидетели еще существуют, ими могут пользоваться не только ситхи. Вспомните, принцесса, все, что вы слышали в Наглимунде. Вспомните, кто разрабатывает планы и плетет паутину, скрываясь на замерзшем севере.

Мириамель, вспомнившая странную речь Ярнауги, внезапно ощутила холод, не имевший никакого отношения к легкому ветерку.

Изгримнур наклонялся вперед.

– Подожди-ка, парень. Ты что же, хочешь сказать, что этот самый Король Бурь заколдовал гантов? Тогда зачем им был нужен Тиамак? Не вижу смысла.

Кадрах проглотил резкий ответ.

– Я же не говорю, что знаю ответы на все вопросы, риммерсман. Но возможно ганты слишком другие, слишком… примитивны. Может быть… для того, что бы те, кто использует теперь Свидетели, могли говорить с ними напрямую… – Он пожал плечами. – Я думаю, что им требуется-человек в виде какого-то посредника.

– Но что могло понадобиться Кор… – Мириамель спохватилась. Несмотря на то, что Изгримнур уже пробормотал это имя, она не желала его называть. – Что могло понадобиться кому-то такому от гантов Вранна?

Кадрах покачал головой.

– Это намного выше моего понимания, леди. Кто может надеяться судить о планах… кого-то такого?

Мириамель повернулась к Тиамаку:

– Ты помнишь что-нибудь еще из того, что тебя заставляли говорить? Может быть, Кадрах прав?