Текст книги "Понимание"
Автор книги: Тед Чан
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Выбираю город наугад: Мемфис. Я выключаю экран, одеваюсь, пакую дорожную сумку и собираю все имеющиеся в моей квартире наличные, которые приберегал на черный день.
В мемфисской гостинице я начинаю работать на сетевом терминале в номере. Первое, что я делаю, – перенаправляю мои активы через несколько подставных пунктов; обычная полиция сочтет, что запросы сделаны с различных терминалов, разбросанных по всему штату Юта. Военная разведка могла бы отследить их до Хьюстона; до Мемфиса не доберется никто, я и сам бы с трудом справился. Программа оповещения на хьюстонском терминале предупредит меня, если кто-то обнаружит там мой след.
Сколько наводок на свою личность стер мой близнец? В отсутствии файлов FDA займусь данными курьерских служб разных городов, разыскивая доставки из FDA в клиники за весь период исследования гормона К. Затем проверю все случаи поражения мозга за это время и получу отправную точку розысков.
Но даже если что-то из этой информации сохранилось, она не слишком важна. Ключевой момент – изучение инвестиционных схем, поиск следов продвинутого разума. Это займет время.
Его зовут Рейнольдс. Он из Феникса, и его прогресс на ранних стадиях шел параллельно моему. Третью инъекцию он получил шесть месяцев и четыре дня назад, опередив меня на пятнадцать дней. Он не стер ничего из доступных записей. Он ждет, чтобы я нашел его. Я прикинул, что он уже двенадцать дней как достиг сверхкритической массы, значит, он пребывает в этом состоянии вдвое дольше, чем я.
Теперь мне понятна его система инвестиций, но локализовать Рейнольдса – поистине задача для Геракла. Я изучаю журналы операций по всей Сети, пытаясь определить его учетные записи. На моем терминале открыто двенадцать командных строк. Я использую две клавиатуры и микрофон, так что веду одновременно сразу три линии поиска. Мое тело почти неподвижно; для предотвращения усталости я обеспечиваю себе правильный ток крови, регулярную работу мышц и ликвидацию молочной кислоты. Я впитываю всю увиденную информацию, изучаю мелодию, скрытую внутри нот, ищу эпицентр сотрясений Сети.
Идут часы. Мы оба прогоняем гигабайты данных, кружа друг возле друга.
Он в Филадельфии. Он ждет моего прибытия.
Еду в забрызганном дорожной грязью такси к дому Рейнольдса.
Судя по базам данных и организациям, к которым обращался с запросами Рейнольде за последние месяцы, к области его частных исследований относились биопроизводство микроорганизмов для уничтожения токсичных отходов, ядерный синтез с инерционным удержанием и распространение информации среди различных слоев общества на подсознательном уровне. Он планирует спасти мир, защитить его от него самого. И поэтому его мнение обо мне нелицеприятно.
Я не выказываю интереса к внешнему миру и не веду исследований, направленных на помощь обычным людям. Ни одному из нас не под силу переделать другого. Я смотрю на мир как на побочное обстоятельство, случайный фактор в моих целях, а он не может позволить существу с продвинутым интеллектом действовать лишь в собственных интересах. Мой замысел системы «компьютер-мозг» повлечет за собой гигантские последствия для мира, провоцируя реакцию правительства и населения, которая пойдет вразрез с его планами. А, как говорится, если я не с ним – я против него.
Если бы мы были членами общества «продвинутых» интеллектов, природа людского взаимодействия приобрела бы совсем иной порядок. Но в существующем обществе мы неизбежно становимся джаггернаутами
[21]
[Закрыть], безжалостной силой, которая не станет принимать во внимание несущественные действия толпы. Даже если бы нас разделяло двенадцать тысяч миль, мы не могли бы игнорировать друг друга. Решение необходимо.
Мы обошлись без нескольких раундов. Тысячами способов мы могли попытаться убить друг друга – от распыления нейротоксичного диметилсульфоксида на дверную ручку до приказа военному спутнику нанести точечный удар по противнику.' Мы оба могли бы заблаговременно отыскать несметное число возможностей в физическом и сетевом пространстве каждого из нас и расставить друг другу ловушки. Но ни один из нас не сделал ничего подобного. Простая бесконечная регрессия домысливания выявила бы все угрозы. Решающими станут те приготовления, которые мы не в силах предугадать.
Такси останавливается; я расплачиваюсь с водителем и вхожу в дом. Электронный замок на двери открывается для меня. Я снимаю пальто и поднимаюсь на четыре пролета.
Дверь в квартиру Рейнольдса не заперта. Иду по коридору в гостиную, слышу гиперускоренную полифонию цифрового синтезатора. Очевидно, Рейнольде сам его сделал; звуки модулированы так, что нормальное ухо их не воспринимает, и даже я не нахожу в них системы. Эксперимент с музыкой высокой информационной плотности, наверное.
В комнате стоит большое кресло на колесиках, повернутое ко мне спинкой. Рейнольдса не видно, и свои соматические эманации он ограничил коматозным уровнем. Я неявно сообщаю о своем присутствии и о том, что узнал его.
‹Рейнольдс›
Подтверждение. Узнавание. ‹Греко.›
Кресло разворачивается плавно, медленно. Он улыбается мне и выключает стоящий рядом синтезатор. Удовольствие. ‹Рад встрече. ›
Общаясь, мы обмениваемся фрагментами соматического языка нормалов: сокращенной версией разговорной речи. На каждую фразу тратится десятая доля секунды. Я, с тенью сожаления:
‹Жаль, что это встреча врагов.› Печальное согласие, затем предположение:
‹Действительно. Представь, как бы мы могли изменить мир, действуя совместно. Два усовершенствованных разума; какая возможность упускается.›
Точно, объединение усилий привело бы к достижениям, опережающим все, чего мы могли бы добиться поодиночке. Любое взаимодействие стало бы невероятно продуктивным: какое удовлетворение принесла бы простая беседа с кем-то, равным мне в скорости, кто может предложить идею, новую для меня, кто слышит те же мелодии, что и я. Он жаждет того же. Нам обоим больно думать, что один из нас не выйдет из этой комнаты живым.
Предложение:
‹Хочешь, поделимся тем, что мы узнали за последние шесть месяцев? ›
Он знает, каков мой ответ.
Мы говорим вслух, поскольку в соматическом языке отсутствует техническая терминология. Рейнольде произносит, быстро и тихо, пять слов. Они содержат больше смысла, чем любая стихотворная строфа: каждое слово создает логическую зацепку, точку опоры, за которую я хватаюсь после того, как извлекаю все, подразумевавшееся в предыдущем слове. Сказанные вместе, они представляют собой революционное понимание социологии. С помощью соматического языка Рейнольде сообщает, что это он постиг в первую очередь. Я пришел к тому же, но сформулировал по-другому. Я немедленно возражаю семью словами: четыре суммируют принципиальные различия наших открытий, три описывают неочевидные последствия этих различий. Он отвечает.
Мы продолжаем. Мы, как два барда, подаем реплики друг другу, рождая в импровизации следующую строку, совместно творя эпическую поэму знания. В считаные секунды мы разгоняемся, убеждая друг друга в своей правоте, но слыша каждый нюанс, впитывая информацию, приходя к заключениям, реагируя – беспрестанно, одновременно, согласованно.
Минуты идут. Я многое узнаю от него, а он от меня. Какое пьянящее ощущение, как это здорово – вдруг окунуться в идеи, для полного раскрытия смысла которых мне потребуются дни. Но мы накапливаем и стратегическую информацию: я оцениваю объем его невысказанного знания, сравниваю его с моим и прикидываю его соответствующие выводы.
при этом мы ооа осознаем, чем все это кончится; наш взаимный обмен формулировками ясно высвечивает идеологические расхождения.
Рейнольде не видит красоты, которой любуюсь я; он стоит перед восхитительными картинами, не замечая их. Единственный гештальт, вдохновивший его, – тот, от которого я отмахнулся: планетарное сообщество, биосфера. Я влюблен в прекрасное, а он – в род людской. Каждый чувствует, что другой потерял великие возможности.
Он лелеет план, о котором не обмолвился, – план создания глобальной сети влияния ради процветания мира. Чтобы осуществить это, он наймет людей, дав некоторым простой улучшенный интеллект, частичное самоосознание; они не будут представлять для него угрозу.
‹3ачем так рисковать ради нормалов? ›
‹Твое равнодушие к обычным людям было бы оправданно, если бы ты достиг просветления; твой мир нспере-секался бы с их миром. Но пока ты и я еще способны постигать их дела, мы не вправе игнорировать их.›
Я могу точно измерить дистанцию между нашими моральными принципами, я вижу напряжение между их несовместимыми лучами. Им движет не просто сострадание или альтруизм, но нечто, объединяющее оба эти понятия. Я же сосредоточен исключительно на постижении совершенства.
‹А как же красота, видимая из просветления? Разве она не привлекает тебя? ›
‹Ты знаешь, какая структура требуется, чтобы поддерживать сознание в состоянии просветления. Нет причин дожидаться появления необходимых отраслей промышленности.›
Он считает интеллект средством, в то время как я вижу в нем самоцель. Больший интеллект ему ни к чему. На его нынешнем уровне он способен отыскать наилучшее решение любой проблемы в сфере человеческого опыта и за его пределами. Все, что ему требуется, – это достаточно времени, чтобы воплотить в жизнь свое решение.
Дальнейшая дискуссия ни к чему. По обоюдному согласию мы начинаем.
Бессмысленно говорить об элементе внезапности, когда мы атакуем; наша боеготовность не станет еще выше от предупреждения. И дело не в вежливости – мы соглашаемся начать бой, реализовывая неизбежное.
В моделях друг друга, сконструированных нами по нашим столкновениям, имеются пробелы, бреши: внутреннее психологическое развитие и открытия, сделанные каждым. Эти участки не излучали сигналов, и никакие нити не связывали их с мировой паутиной – до сих пор.
Я начинаю.
Я сосредоточиваюсь на запуске в нем двух усиливающих циклов. Один очень прост: он стремительно повышает кровяное давление. Если его не сдержать, уже через секунду созданная мной замкнутая система доведет давление до уровня инсульта – возможно, до трехсот на двести – и взорвет капилляры мозга.
Рейнольдс реагирует мгновенно. Хотя из нашего разговора ясно, что он никогда не исследовал применение обратных биологических связей на других, он понимает, что происходит. И тут же он уменьшает частоту сердцебиения и расширяет все сосуды тела.
Но есть и другая, более хитрая петля, моя настоящая атака. Это оружие я изобрел, как только начал поиски Рейнольдса. Данный цикл заставляет его нейроны производить огромное количество противоположных нейротрансмиттеров, мешающих друг другу передавать нервные импульсы в синапсах, пресекая таким образом мозговую активность. Эта петля гораздо мощнее первой.
Пока Рейнольдс парирует первую атаку, он испытывает легкое ослабление концентрации, замаскированное ростом давления. Секундой позже его тело само начинает усиливать эффект замкнутой цепи. Рейнольде потрясен ощущением помутнения мыслей. Он ищет механизм: скоро он определит его, но тщательно исследовать его у него не получится.
Как только функции его мозга снизятся до общего уровня, я с легкостью смогу манипулировать его сознанием. Техника гипноза вынудит его извергнуть большую часть информации, которой обладает его продвинутый разум.
Я изучаю его эмоции, выдающие упадок его интеллекта. Возвращение на более раннюю стадию очевидно.
И вдруг все прекращается.
Рейнольде в равновесии. Я ошеломлен. Он сумел разорвать усиливающую петлю. Он остановил мое самое изощренное – и самое оскорбительное – нападение.
Следующим шагом он исправляет нанесенный ему ущерб. Даже с ослабленными возможностями он способен скорректировать баланс трансмиттеров. Несколько секунд, и Рейнольде полностью оправился.
Я тоже прозрачен для него. Во время нашей беседы он установил, что я изучал усиливающие циклы, и, пока мы общались, извлек из моего сознания общее представление о них так, что я даже не почувствовал. Затем, наблюдая за моей атакой в действии, он выяснил, как обратить ее эффект. Я восхищен его проницательностью, его скоростью, его хитростью.
Он признает мое мастерство.
‹Очень интересная техника; и подходящая, учитывая твой эгоцентризм. Я ничего не замечал, пока…›
Внезапно он выдает совсем другую соматическую характеристику, я узнаю ее. Он пользовался ею три дня назад, подойдя ко мне сзади в бакалейной лавке. Там было полно народу; рядом со мной стояла старуха, со свистом дышащая через фильтр, и обколотый тощий подросток в жидкокристаллической футболке с колеблющимися психоделическими разводами. Рейнольдс скользнул мне за спину, концентрируя сознание на стенде с порножурналами. Наблюдение не дало ему информации о моих усиливающих петлях, но снабдило его более подробной картиной моего разума.
Эту возможность я предвидел. Я перекраиваю свою психику, внедряя в нее случайные элементы для непредсказуемости. Уравнения моего сознания теперь мало походят на те, что описывали мой прежний разум, подрывая любые допущения, которые мог сделать Рейнольде, и сводя на нет любое его оружие, рассчитанное на конкретную личность.
Я воспроизвожу подобие улыбки.
Рейнольдс улыбается мне в ответ.
‹3адумывался ли ты когда-нибудь…› – И вдруг он проецирует лишь тишину. Сейчас он заговорит, но я не могу угадать, что он скажет. И тут он шепчет: – ‹…о командах саморазрушения, Греко? ›
Он говорит это, и пробелы его модели в моем сознании сейчас же заполняются и переполняются, выводы окрашивают все, что я знал о нем. Он имеет в виду Слово: выражение, которое, будучи произнесенным, уничтожит разум того, кто его услышит. Рейнольдс утверждает, что этот миф – правда, что в каждом сознании скрыт такой спусковой крючок; что любого человека одно слово может превратить в идиота, безумца, кататоника. И он говорит, что знает это слово. Мое Слово.
Я мгновенно отключаю сенсорный вход, перенаправляя поток сигналов в изолированный буфер кратковременной памяти. Затем создаю симулятор собственного сознания, чтобы получать информацию и поглощать ее со сниженной скоростью. Как метапрограммист, я могу отслеживать уравнения имитации не напрямую. Только после того, как безопасность сенсорных данных подтвердится, я получу их по-настоящему. Если модель разрушится, мой разум останется обособлен, и я восстановлю все шаги, ведущие к краху, и извлеку из них ориентиры, в соответствии с которыми перепрограммирую свою психику.
Я все устроил к тому моменту, как Рейнольдс закончил произносить мое имя; следующей его фразой вполне может стать команда на ликвидацию. Теперь я получаю входную сенсорную информацию со стадвадцатимиллисекундной задержкой. Я перепроверяю свои исследования человеческого сознания, ищу свидетельство, которое подтвердило бы его утверждение.
А тем временем я отвечаю ему легко, небрежно:
‹Валяй, наноси свой лучший удар.›
‹Не беспокойся; он не вертится на кончике моего языка. ›
Поиск что-то дает. Я ругаю себя: обнаруживается неприметная задняя дверь в строении психики, на которую я не обратил внимания за неимением нужного склада ума. Если мои приемы можно воссоздать самоанализом, его оружие способен породить лишь оператор.
Рейнольде знает, что я выстроил защиту; или его спусковая команда способна обойти ее? Я продолжаю устанавливать природу приказа и его последствия.
‹Чего ты ждешь?›
Он уверен, что дополнительное время не поможет мне установить эффективную защиту. ‹Догадайся.›
Какая самоуверенность. Неужели он действительно так легко может играть со мной?
Я добираюсь до теоретического описания эффекта спусковой команды для нормалов. Существует общая команда, способная превратить субкритическое сознание в tabula rasa
[22]
[Закрыть], но для продвинутого разума требуется неопределенная степень индивидуального приспособления. Уничтожение имеет характерные симптомы, о которых меня предупредит мой симулятор, но эти симптомы поддаются исчислению. По определению команда ликвидации есть специфическое уравнение, выходящее за пределы моего представления; развалится ли мой метапрограммист, диагностируя состояние модели?
‹Ты опробовал команду ликвидации на нормалах?›
Я начинаю вычислять, что требуется для генерации настроек команды.
‹ Однажды, в качестве эксперимента, на наркодилере. Потом уничтожил улики ударом в висок.›
Становится очевидным, что генерация такой команды – задача колоссальная. Создание курка требует глубоко личного знания о разуме; я экстраполирую то, что он может знать обо мне. Его сведения кажутся недостаточными с учетом моего перепрограммирования, но он может владеть техниками наблюдения, неизвестными мне. Я остро осознаю его преимущество, полученное в результате изучения внешнего мира.
‹Тебе придется делать это много раз.›
Его сожаление бесспорно. Его план не осуществить без смертей: обычных людей – по стратегической необходимости, и тех его усовершенствованных помощников, чье стремление к новым высотам станет для него помехой. Воспользовавшись командой, Рейнольдс может перепрограммировать их – или меня – в ученых идиотов со строго сфокусированными целями и ограниченной возможностью самоперепрограммирования. Такие смерти – вынужденная цена его замысла.
‹Я не претендую на роль святого.› Конечно, он просто спаситель.
Нормалы, возможно, назвали бы его тираном, потому что ошибочно приняли бы его за своего, а они никогда не доверяют мнению кого-то из их числа. Им не понять, что Рейнольдсу задача по силам. Его суждение об их делах оптимально, и их понятия о жадности и честолюбии не применимы к усовершенствованному разуму.
Театральным жестом Рейнольдс вскидывает руку, вытянув указательный палец, словно подчеркивая важность момента. Мне не хватает информации, чтобы сгенерировать команду уничтожения для него, так что я сосредоточиваюсь на обороне. Если я выживу, возможно, я получу время для своей атаки.
С поднятым пальцем он произносит:
– Понимай.
Сперва я не понимаю. А потом, к своему ужасу, понимаю.
Он не сотворил команду, которую можно выразить словом; это вовсе не сенсорный курок. Это курок памяти: приказ составлен из вереницы восприятий, безобидных по отдельности, которые он подложил в мой мозг, как часовые бомбы. Ментальные структуры, сформировавшиеся в результате этих воспоминаний, теперь складываются в узор, формируя гештальт, определяющий мой распад. Я сам постиг свое Слово.
Мой разум начинает работать так быстро, как никогда прежде. Вопреки моей воле летальное осознание предлагает себя мне. Я пытаюсь остановить ассоциации, но эти воспоминания не сдержать. Процесс идет неумолимо, он – результат моей осведомленности, и как человек, падающий с высоты, я вынужден смотреть.
Летят миллисекунды. Моя смерть происходит у меня на глазах.
Бакалея, проходящий мимо Рейнольдс. Психоделическая футболка мальчишки. Рейнольдс внедрил в меня эту картину, уверенный, что моя «случайным образом» перепрограммированная психика останется восприимчивой. Даже потом.
Нет времени. Все, что я могу делать, это беспорядочно перенастраивать себя в яростном темпе. Акт отчаяния, быть может, калечащий меня.
Странные модулированные звуки, которые я услышал, едва появившись в квартире Рейнольдса. Я впитал фатальное понимание, не догадавшись даже поставить защиту.
Я разрываю свою психику в клочья, но вывод становится все яснее, развязка все острее.
Я сам, конструирующий симулятор. Создание этих оборонительных структур дало мне перспективу, необходимую для узнавания гештальта.
Я проиграл его изобретательности. Хорошее предзнаменование для его стремлений. Прагматизм спасителю куда полезнее, чем эстетизм.
Интересно, что он намерен делать после того, как спасет мир?
Я постигаю Слово и способ его действия, и я исчезаю.
«Understand» by Ted Chiang. Copyright © 1991 by Ted Chiang. First appeared in Asimov's Science Fiction, August 1991.
[1]
[Закрыть] Процентиль – мера расположения данных выборки или распределения. N-й процентиль – это такое значение, ниже которого расположено п процентов наблюдений данной переменной.
[2]
[Закрыть] Дуг Хеннинг – иллюзионист, постановщик «волшебных» спектаклей на Бродвее.
[3]
[Закрыть] Зд.: ловкая штука (фр.).
[4]
[Закрыть] Игра, в которой было три положения «вне игры» или трижды из игры были выведены игроки.
[5]
[Закрыть] F D A (Food and Drag Administration) – Управление по контролю за продуктами и лекарствами.
[6]
[Закрыть] Дендрит – отросток нервной клетки.
[7]
[Закрыть] Гематоэнцефалический барьер – мембраны с избирательной проницаемостью, которые отделяют нервную систему от крови и создают химически оптимальную среду для нейронов.
[8]
[Закрыть] Процедура утверждения нового лекарственного препарата в Управлении по контролю за продуктами и лекарствами (FDA) предполагает три фазы клинических испытаний. В ходе первой фазы оценивается безопасность нового препарата, в ходе второй – его эффективность. Третья фаза испытаний представляет собой расширенное исследование с участием большего числа добровольцев, предназначенное для окончательного подтверждения результатов первой и второй фаз.
[9]
[Закрыть] ПЭТ – позитронно-эмиссионная томография.
[10]
[Закрыть] Гештальт – целостная форма, структура.
[11]
[Закрыть] Самый дешевый, но и самый грязный источник энергии.
[12]
[Закрыть] D М V (Departament of Motor Vehicles) – Управление автомобильным транспортом.
[13]
[Закрыть] «Пробуждение Финнегана» – знаменитое произведение Джеймса Джойса, имеющее кольцеобразную структуру.
[14]
[Закрыть] Эзра Паунд (1885-1972) – гениальный безумец, фашист, анархист, бунтарь, идеалист и эстет, человек сложной судьбы и несомненного дарования.
[15]
[Закрыть] Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) – немецкий философ, математик, физик, юрист, историк, языковед. В своих философских трудах затрагивал роль языка в познании, стремился синтезировать логику и математику в единую дисциплину.
[16]
[Закрыть] Из ничего (лат.), перефразируется принцип «Ех nihilo nihil fit» – «Из ничего ничего не возникает».
[17]
[Закрыть] Да будет слово (шт.).
[18]
[Закрыть] Курт Гёдель (1906-1978) – логик и математик. Доказал так называемые теоремы о неполноте (теоремы Гёделя), из которых, в частности, следует, что не существует полной формальной теории, где были бы доказуемы все истинные теоремы арифметики.
[19]
[Закрыть] Джон Каннингэм Лилли (1915-2001) был исследователем природы сознания, провел ряд экспериментов, в которых он принимал психоделики в изолированной барокамере в компании дельфинов.
[20]
[Закрыть] Мандала в буддийской мифологии является одним из важнейших сакральных символов, отражающих геометрическую схему структуры Вселенной с иерархическим расположением в ней буддийских святых. Рассматривается также как целостный образ мира.
[21]
[Закрыть] Джаггернауты – огромные грузовики или танки, первоначально – повозка бога Вишну.
[22]
[Закрыть] Чистая доска (лат.), в переносном смысле – нечто, совершенно лишенное собственного содержания.
