Текст книги "Уроки Литературы"
Автор книги: Таяна Нестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Глава 21
Окулова
– Все пройдет, и это – тоже.
Игорь садится рядом со мной, вытянув ноги вперед.
– Тебе не кажется, что это противоречит технике безопасности? – интересуюсь я, бросив взгляд на играющих в баскетбол одноклассников. – И да, причем тут кольцо царя Соломона?
Северцев пожимает плечами.
– Просто у тебя такой страдальческий вид, – отвечает он. – Хотелось тебя как-то поддержать.
– Я бы посмотрела на тебя, если бы ты упал, перепрыгивая через гимнастического козла!
Игорь запрокидывает голову и разражается громким хохотом, чем тут же обращает на нас внимание всего класса.
– Северцев! – свистнув, кричит физрук. – Вернись в игру! Не то заразишься от Окуловой ее особыми отношениями с моим уроком!
Теперь смеется весь класс. Маленкова хохочет так, словно ничего смешнее она в своей жизни не слышала. Я раздраженно закатываю глаза.
– Честное слово, Окулова, – подходит ко мне Сергей Григорьевич, – я могу и не аттестовать тебя. Ни одного норматива ты не сдала!
Не знаю, что сказать в ответ. Несчастья, преследующие меня на уроках физической культуры, никак не желали заканчиваться, а вот терпение физрука, наоборот, вот-вот обещало иссякнуть.
– Рефераты? – тихо спрашиваю я.
– Ты так всю бумагу в городе переведешь, – уже более миролюбиво отвечает Сергей Григорьевич.
– Новосибирск – большой город, думаю, с запасами бумаги тут все в порядке. – Баскетбольный мяч пролетает в опасной близости от меня, и я тут же вскакиваю со скамейки. – Маленкова! Даже я знаю, что так в баскетбол не играют!
Юля показывает мне язык и, состроив совершенно невинное выражение лица специально для Сергея Григорьевича, возвращается в игру.
– Со связями твоего отца, Окулова, давно бы раздобыла освобождение! – дает мне совершенно непедагогичный совет физрук. – И не пришлось бы мне рисовать тебе липовые «четверки».
– Вы говорите так, словно я совсем ничего не делаю! – При упоминании отца мое настроение опускается ниже плинтуса. – Сергей Григорьевич, я стараюсь изо всех сил!
Я слышу, как открывается дверь в спортзал, а затем чувствую терпкий аромат мужского одеколона.
– Не говорите мне, – раздается из-за моей спины, – что с Окуловой снова что-то произошло!
Сергей Григорьевич улыбается, а я, обернувшись, вижу стоящего передо мной Максима Михайловича. Мужчины жмут друг другу руки, и только потом физрук отвечает:
– Упала, перепрыгивая через козла. – Он как-то ехидно смотрит на меня. – В своем репертуаре.
Максим Михайлович внимательно оглядывает меня с головы до ног, скрестив руки на груди. Во вторник у него не бывает уроков, и я думаю лишь о том, что он делает в школе в свой законный методический день.
– Она ходила в медкабинет? – спрашивает учитель, переводя взгляд на физрука.
– Нет, сказала, что все нормально. Я посадил ее на скамейку, чтобы во время игры ее окончательно не убили. – Сергей Григорьевич смеется, но не найдя поддержки в лице своего коллеги, умолкает. – Вообще-то, это ненормально.
– Соглашусь, – кивает Максим Михайлович. – Нужно было отправить Окулову к врачу, мало ли что.
Физрук хмурится, потому что он явно имел в виду не мой поход в медкабинет.
– Я ее забираю, – говорит Максим Михайлович. – Надеюсь, вы не против?
– Делайте, что нужно, – отвечает Сергей Григорьевич и снова свистит в свисток. – Только осторожнее, а то Окулова всегда найдет себе приключение.
Мне вдруг становится совершенно смешно. Физрук даже и не представляет, на какое приключение я наткнулась несколько дней назад в кабинете литературы.
Максим Михайлович, между тем галантно пропускает меня вперед, открыв дверь. Бросаю взгляд в сторону раздевалки:
– Мне нужно переодеться.
– Брось, Окулова, – учитель улыбается. – Ты прекрасно выглядишь.
Я тут же отчаянно краснею, не зная, что сказать в ответ.
– Все же вещи мне забрать нужно, – нахожусь я.
В раздевалке, прислонившись к стене, я пытаюсь успокоить почему-то сбившееся дыхание. После вчерашнего разговора с Максимом Михайловичем все стало намного лучше: я выспалась, а дурные мысли перестали лезть в мою голову. Но что готовит сегодняшний день? Этого я не знаю.
– О чем ты там думала? – интересуется мужчина, когда спустя пару минут я возвращаюсь к нему.
– О нашем вчерашнем разговоре, – признаюсь я. – И о том, что будет сегодня.
Максим Михайлович кивает и, взглянув на часы, произносит:
– Кстати, об этом: нам нужно поторопиться.
– Куда? – удивляюсь я. – Сегодня же…
– У нас дополнительное занятие, – отвечает мужчина. – Завтра почти весь класс пишет пробный экзамен, я не смогу позаниматься с тобой.
– И поэтому вы перенесли занятие на вторник? – спрашиваю я. – Не спросив меня?
Максим Михайлович открывает передо мной дверь, отделяющую школу от всего остального мира, и выходит следом.
– Я подумал, что ты не будешь против, – говорит он, когда мы спускаемся с крыльца. – Маша, мне непросто, пойми это.
Я киваю, потому что, мне кажется, мы чувствуем одно и тоже. Иду за учителем, хоть и совсем не понимаю, куда.
– Мы поедем на занятие на машине? – спрашиваю я, когда мы добираемся до парковки. – Как у художников? – я смеюсь. – Пленер?
Черный «Мерседес» сверкает в лучах весеннего солнца, как и стоявший рядом темно-синий «Фольксваген», принадлежащий Маргарите Юрьевне.
– Вы давно водите машину? – спрашиваю я, когда учитель нажимает на газ.
– С восемнадцати лет. – Максим Михайлович бросает на меня мимолетный взгляд. – У тебя что-нибудь болит?
– Спина.
Он тут же сжимает руль сильнее, так, что белеют костяшки.
– Почему тогда ты не пошла в медкабинет?
– Я и так знаю, какой мазью нужно намазать, чтобы боль прошла. – Я улыбаюсь. – Максим Михайлович, не переживайте, все в порядке. Вы же знаете, не в первый раз.
Я, дотянувшись до руля, прикасаюсь к руке учителя. Максим Михайлович тут же переплетает наши пальцы, продолжая уверенно вести машину теперь только левой рукой. Мы никак не комментируем этот жест, потому что прекрасно знаем, что любой разговор все только запутает.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда учитель сворачивает в сторону Красного проспекта.
– В кино.
Я, моргнув пару раз, пытаюсь рассмотреть на лице Максима Михайловича хоть какой-нибудь намек на то, что он шутит. Но, судя по всему, это было правдой.
– Вы говорили про занятие. – Я хмурюсь и пытаюсь высвободить свою руку. – А не про кино.
Максим Михайлович, остановившись на светофоре, лишь крепче переплетает наши пальцы, а затем быстро целует их, вызывая у меня целый табун мурашек.
– Это и есть занятие. Сегодня показывают запись спектакля «Господа Головлевы». – Машина снова движется вперед. – Тебе понравится. Я был на этой постановке в Москве.
– У нас в театре тоже показывают этот спектакль, – вспоминаю я.
– Если хочешь, мы сходим и туда.
Звучит заманчиво, но я, поймав свое отражение в зеркале бокового вида, тут же вспоминаю, кем мы являемся.
– Мы можем сходить туда всем классом, – тихо говорю я.
Максим Михайлович неодобрительно качает головой.
– Нет, мы пойдем туда вдвоем, – делая акцент на последнем слове, произносит он. – Я не хочу изображать из себя учительницу начальных классов, которая занимается культурно-просветительской работой.
Да, такие мероприятия совсем не в стиле Максима Михайловича. Но определенные вещи меня все же беспокоят.
– Мне кажется, что иногда вы забываете о том, что я…
– … моя несовершеннолетняя ученица? – перебивает Максим Михайлович. – Ты, возможно, мне не поверишь, но об этом я вспоминаю каждую секунду, независимо от того, сидишь ты рядом со мной или находишься дома.
Он произносит это совершенно спокойно, но я чувствую, как все внутри него переворачивается от бессилия. Мы завели себя в ловушку, из которой теперь не можем выбраться.
А может, все дело в том, что мы и не хотим делать этого?
– Я окончательно запуталась, – выдыхаю я. – Что с нами будет?
Максим Михайлович быстро паркуется и, отстегнув ремень безопасности, склоняется надо мной. Сегодня его глаза кажутся мне совсем светлыми, словно расплавленное золото – мягкий, теплый взгляд.
– Все будет хорошо, – обещает учитель.
И мне совершенно не хочется думать о том, что мы, как минимум, совершаем огромную этическую ошибку. И о Викторе, которого я до сих пор люблю. И о том, что Максим Михайлович женат, а я совсем ничего об этом не знаю.
Все, чего я хочу – это быть здесь и сейчас. С ним.
– Поцелуйте меня, – шепчу я. – Пожалуйста.
Максим Михайлович нежно гладит меня по щеке и, прежде чем поцеловать, тихо произносит:
– Об этом ты могла и не просить.
Глава 22
Рита
– Об этом ты могла и не просить.
Игорь Сергеевич захлопнул дверь за другом, который, как всегда, пытался охмурить очередную дурочку, нежно разговаривая с ней по телефону.
– Конечно, крошка, – продолжал щебетать Егор, разуваясь. – Увидимся.
Бросив телефон на тумбочку в прихожей, он широко улыбнулся и, окинув лучшего друга внимательным взглядом, возмущенно спросил:
– Почему ты еще не готов?
Игорь Сергеевич, тяжело вздохнув, продемонстрировал Егору красную ручку, которую держал в руках.
– Совсем забыл, – пропел Егор, – ты же у нас ответственный педагог.
Игорь Сергеевич усмехнулся, увидев на губах друга издевательскую улыбочку. Они прошли в гостиную, журнальный столик в которой был завален тетрадями. Подцепив пальцами одну из них, Егор удобно устроился в кресле и сказал:
– Контрольные? – Игорь Сергеевич кивнул. – Какая гадость!
– Конец четверти, – пожал плечами физик. – Тем более, это хороший класс, проверять их работы намного приятнее, чем контрольные остальных классов с этой параллели.
Егор открыл тетрадь, как раз на последней контрольной работе, и стал внимательно просматривать решенные задачи. Почерк был корявым, но, несмотря на многочисленные помарки, решено все было правильно.
– Можно ставить «четверку», – констатировал Егор и, прочитав имя ученика, хмыкнул. – Везет тебе на умных Егоров!
Игорь Сергеевич, изогнув бровь, усмехнулся.
– Но такого, как я, ты все равно больше не найдешь.
Игорь Сергеевич вспомнил, как рассказывал Рите о своем сложном ученике, добившимся больших успехов по его предмету. Правда, он забыл упомянуть, что после выпускного Егор Анисимов стал не только студентом МГУ, но и его лучшим другом.
– Давай, я помогу проверить тебе контрольные, а ты все-таки сходишь со мной в клуб? – Егор взял еще одну тетрадь. – Есть еще ручка?
Игорь Сергеевич, которому идея с походом на вечеринку не нравилась от слова «совсем», покачал головой.
– Ты – зануда, Одинцов! – возмутился Егор.
– Я просто не люблю ходить по клубам в понедельник. – Игорь Сергеевич зачеркнул очередную ошибку Фадеевой, думая о том, испортится ли ее четвертная оценка, если он поставит ей заслуженную двойку. – Мне завтра в школу.
– А мне – в универ, – хохотнул Анисимов. – Ты и так в последнее время ведешь себя, как семидесятилетний старик, давай хоть сегодня повеселимся! Конец четверти!
– Ты ведь не отстанешь? – Игорь Сергеевич бросил другу еще одну красную ручку. – Все-таки, я – ужасный учитель.
– Брось, – не согласился Егор. – Ты – лучший из учителей.
* * *
Телефон разрывался от сообщений и звонков. Протянув руку, Рита отключила не умолкающий мобильник и снова закрыла глаза, наслаждаясь долгожданной тишиной. Мама все еще была на конференции, отец сегодня улетел в Санкт-Петербург на три дня – привычная для семьи Зуевых ситуация.
Рита, которую всегда огорчали командировки родителей, сегодня впервые была рада, что их нет дома. Иначе, как бы она объяснила им свои заплаканные глаза и трясущиеся руки?
Она до сих пор не могла понять, откуда нашла в себе силы не вылететь из кабинета физики, когда там появился Игорь Сергеевич. Рита даже подняла глаза и, взглянув на него, увидела, что мужчина совершенно спокоен и как всегда собран.
Контрольная работа, состоявшая всего лишь из пяти задач, не должна была вызвать у нее никаких трудностей, однако, вызвала. Больше двадцати минут Рита потратила на то, чтобы не разрыдаться над собственной тетрадью, потому что вместо чисел и формул видела улыбающихся друг другу Игоря Сергеевича и Ольгу Александровну; остальное время ушло на попытку решить хоть что-то.
Скорее всего, за эту контрольную работу она не получит выше тройки. Это могло испортить четвертную оценку, поставить под сомнение право на медаль, но Рите было плевать. Все, что ее волновало – предстоящий урок физики, на котором Игорь Сергеевич будет вызывать к доске по очереди тех, кто написал контрольную ниже, чем на четверку.
Слезы снова подступили к глазам. Глубоко вздохнув, Рита спряталась под одеяло с головой и приняла решение.
На следующий урок физики она просто не придет.
* * *
Егор проверял тетради не так быстро, как сам Игорь Сергеевич, но его помощь заметно ускорила этот процесс. К тому же, Анисимов разряжал обстановку, периодически комментируя те или иные ошибки 11В.
– А танцы все ближе, – пропел он, когда на столе остались всего лишь две тетради. – О, девчонка!
Егор искренне верил в то, что «слабый пол» не имел никаких способностей к такой науке, как физика, поэтому тетради, принадлежащие девушкам, проверял с особой тщательностью, вспоминая своих одноклассниц.
– Игорь, – позвал он, увидев первую задачу, – помнишь Инну Василевскую?
Мужчина кивнул, не поднимая головы.
– Мне приходилось рисовать ей тройки, чтобы она смогла получить аттестат, – вспомнил он. – А что?
Егор, которому хотелось перечеркнуть работу полностью, ответил:
– Да такое ощущение, что вот это, – он поднял тетрадь, – решала она. Ни единого правильного ответа! Даже ход решения – и то, чушь!
Игорь Сергеевич, задумавшись, попытался понять, кто из 11В мог завалить достаточно легкую контрольную.
– Посмотри, чья тетрадь, – попросил он.
Егор, бросив взгляд, на обложку, усмехнулся:
– Девчонки. – Он прищурился. – Маргарита Зуева.
Ручка выпала из рук Игоря Сергеевича; глаза потемнели, а губы превратились в одну тонкую линию. Выхватив из рук Егора тетрадь, он пробежался глазами по контрольной работе, а потом несколько раз моргнул, надеясь, что ему привиделось.
Но, нет – это действительно было решено Ритой; ее аккуратный почерк физик знал в точности до каждой закорючки. Как всегда – ни одной помарки, но впервые – еще и ни одного правильного решения.
– Это даже не двойка, – сказал Егор. – Это кол.
Игорь Сергеевич закрыл тетрадь и отложил ее в сторону, не произнося ни слова. Все это время он честно пытался сделать то, о чем попросила его Рита. Заходя в кабинет, Игорь Сергеевич титаническими усилиями заставлял себя не смотреть в ту сторону, где сидела Зуева; он перестал выходить на переменах, боясь, что встретит ее и не успеет отвести глаза.
Сейчас же он понимал, какую ошибку совершил. Перестав смотреть на Риту, Игорь Сергеевич не увидел, что ей плохо.
– Я идиот, – тихо сказал он.
– Да ну? – Егор хотел пошутить, но, увидев, что друг мрачнее тучи, спросил: – Игорь, все нормально?
– Все не нормально, – ответил физик. – Ладно. – Он хлопнул в ладоши. – В клуб, говоришь? Поехали!
* * *
Егор, в свободное от учебы и верениц девушек время занимался тем, что кочевал от одного ночного заведения к другому, пытаясь, по его собственным словам, «найти самое лучшее место для вечеринок».
Ночной клуб «Мираж» явно на это гордое звание не претендовал: маленький, с ужасным дешевым ремонтом и такой же дешевой аппаратурой. Охранники на входе явно стояли там только для вида, пропуская в заведение всех подряд.
– Что будешь пить? – спросил Егор, когда они с Игорем Сергеевичем сели у барной стойки.
Физик, мечтавший напиться, решил не рисковать своим здоровьем, поэтому попросил воды со льдом. Егор, хмыкнув, заказал текилу.
– С таким грозным видом ты можешь устроиться сюда охранником, – сказал он. – Встряхнись!
Игорь Сергеевич хотел ответить другу в той же манере, но взгляд его зацепился за знакомое лицо. Схватив веселящуюся девушку за руку, он нахмурился.
– Эй! Какого… – начала возмущаться та, но увидев, кто держит ее, резко побледнела. – Игорь Сергеевич?
Расширенные зрачки, сверкнувшие в темноте, подтвердили подозрения физика. Перед ним стояла пьяная Оксана Фадеева, которой он все же нарисовал тройку за контрольную.
– Не знал, что вам уже можно ходить в такие места, – сказал Игорь Сергеевич. – С кем ты здесь?
– Мы… – она явно попыталась придумать что-то на ходу, но все же решилась сказать правду. – Мы тут всем классом.
Оксана опустила голову вниз, сгорая от стыда.
– Что празднуем? – поинтересовался физик, действительно увидев в толпе танцующих своих учеников. – Если не ошибаюсь, завтра только вторник, до каникул еще уйма времени!
– Игорь Сергеевич, – жалобно простонала Оксана, – мы же уже все написали, все контрольные. Ваша была последней!
– И что, – снова нахмурился он, – вы пришли сюда целым классом?
– Ну, почти.
– И кто же проявил благоразумие?
– Зуева, кто же еще! – Оксана скривилась. – У нее родители уехали, могла бы и повеселиться! Но нет, она же отличница! И вообще, странная она какая-то в последнее время…
Игорь Сергеевич отпустил, наконец, ее руку. Фадеева, продолжая что-то рассказывать о Рите, заметно расслабилась.
– Так, Фадеева, – грубо перебил ее физик. – Сейчас ты соберешь весь класс, и вы разойдетесь по домам. Надеюсь, я больше не встречу вас в подобном месте. Поняла?
Оксане оставалось лишь кивнуть в ответ.
* * *
Рита, держась одной рукой за край столешницы, второй крепко сжимала стакан с водой. От слез пересохли губы, а горло саднило. Девушке казалось, что она никогда столько не плакала, как сегодня. Время перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу.
Вернувшись в свою комнату, Рита распахнула шкаф. Там, на одной из полок, лежал галстук Игоря Сергеевича, как вечное напоминание о том дне, когда они оба позволили себе сойти с ума. Прижав галстук к груди, Рита сползла по стене, снова заходясь в безумном плаче.
Неожиданный звонок в дверь привел девушку в чувство. Положив галстук на кровать и вытерев слезы, Рита, лучезарно улыбаясь, пошла открывать – наверное, вернулся отец.
Увидев перед собой Игоря Сергеевича, девушка тут же перестала улыбаться.
– Я могу войти? – тихо спросил он и, дождавшись одобрительного кивка, переступил порог.
Рита должна была спросить, зачем он пришел, тем более, в такое время. Но что-то в отблеске его сапфировых глаз заставило ее поступить совершенно по-другому.
Наплевав на все обиды и правила, Рита крепко обняла Игоря Сергеевича, вдыхая сладковатый аромат его туалетной воды.
Это было очередной ошибкой.
Это было правильно.
Глава 23
Окулова
Это было правильно.
То, как мы держимся за руки, когда эскалатор поднимает нас на третий этаж торгового центра. То, как мы смотрим на огромный экран, не произнося ни слова на протяжении трех с половиной часов, что идет спектакль. То, как Максим Михайлович помогает мне пристегнуть ремень безопасности.
То, как он целует меня за две улицы от района, в котором я живу.
Я хочу полностью раствориться в этом мгновении, прижаться сильнее, почувствовать глубже. Я издаю приглушенный стон, когда Максим Михайлович прикусывает мочку моего уха, почему-то улыбаясь.
– Я хочу поцеловать тебя сюда, – он проводит пальцем по моей шее, вызывая приятную дрожь.
– Нельзя, – отвечаю я, несмотря на то, что хочу этого, может быть даже сильнее, чем он. – Тональный крем – не самая вкусная вещь на свете.
– Нам нужно купить тебе шарфиков. – Максим Михайлович отстраняется от меня, откидываясь на сидении. – Много-много. На все случаи жизни.
Эта идея не кажется мне такой уж плохой, когда я вспоминаю, сколько времени я потратила сегодняшним утром, чтобы замаскировать пятна на своей шее. Но, все-таки…
– Это будет выглядеть подозрительно. – Я хмурюсь. – Я никогда так не одевалась.
– Отличная возможность поменять стиль, – смеется Максим Михайлович. – Маша, я прошу тебя, не волнуйся ни о чем.
– Я не волнуюсь.
И это – чистая правда. Когда Максим Михайлович рядом, я забываю о своих страхах и сомнениях. Мне кажется, что я попала куда-то в параллельный мир, где меня не игнорируют, а заботятся; где можно быть по-настоящему счастливой, не боясь, что тебя осудят.
С Виктором я всегда оглядывалась назад, анализируя каждое произнесенное слово, каждую деталь в своем гардеробе. Он смотрел фильмы, в которых я не разбиралась, и поэтому свободное время я тратила на бесконечное чтение рецензий на кинофорумах; он слушал музыку, от которой у меня болела голова, но я упорно прослушивала его любимые композиции повторно, вслушиваясь в каждое отдельное слово.
С Виктором было сложно – я понимаю это только сейчас, когда мне есть, с чем сравнивать, несмотря на то, что происходящее между мной и учителем имеет совсем еще маленький срок. С Максимом Михайловичем… легко. Я говорю то, что хочется. И не чувствую себя… маленькой.
Может быть, это потому, что я не люблю его и не пытаюсь выставить себя в выгодном свете. Не пытаюсь понравиться ему.
– Уже шесть, – говорю я, бросив взгляд на приборную панель.
Максим Михайлович кивает и берет меня за руку, не произнося ни слова. Я пропустила начало ужина, а это значит, что дома меня ждет нравоучительная лекция от родителей.
– Наверное, мне пора, – шепчу я. – Спасибо за этот день, Максим Михайлович.
Он прижимает наши руки к своей груди и, склонившись надо мной, нежно, практически целомудренно целует, смакуя каждое движение наших губ. Этот поцелуй окончательно прогоняет все мои страхи и сомнения.
– Пора ехать. – Я нахожу в себе силы и отстраняюсь первой. – Я и так обрекла себя на неприятности.
Максим Михайлович хмурится.
– Я могу позвонить твоим родителям и сказать, что ты задержалась из-за меня. – Он улыбается. – К тому же, это правда.
– Расскажете, как целовали меня? – усмехаюсь я. – Не нужно, ваш звонок никак не улучшит ситуацию. Я привыкла.
Он кладет руки на руль и качает головой.
– Так не должно быть, – говорит учитель так тихо, будто бы сам себе.
– До конца учебного года осталось не так много. Получу аттестат и уеду в Москву.
Максим Михайлович как-то резко меняется в лице, а потом, словно опомнившись, отворачивается от меня, обращая все свое внимание на дорогу. Ехать нам не больше пяти минут, которые пролетают, как одно мгновение.
– Завтра будет трудный день, – говорит Максим Михайлович, заглушив мотор.
– Не представляю, как вы в одиночку проверите все работы, – соглашаюсь я.
Он улыбается уголками губ, и я понимаю, что он говорил совсем о другом. У нас больше нет времени; я наклоняюсь к учителю и быстро целую его в теплую щеку.
– Спасибо, Максим Михайлович, – еще раз благодарю я. – Я давно не чувствовала себя такой… живой.
– Я тоже, – признается он, шокируя меня. – Не удивляйся, Маша. Со временем ты все поймешь. В конце концов, ты ведь очень способная ученица.
– Жизнь – это не уроки литературы, – не соглашаюсь я.
Максим Михайлович протягивает с заднего сидения мою сумку, до которой я не могу дотянуться. Когда наши пальцы соприкасаются, он на одно мгновение крепко сжимает мою руку, и в этом простом жесте я чувствую целую плеяду эмоций.
– Любое произведение литературы основано на том, что происходит в жизни, – абсолютно учительским тоном произносит мужчина.
– Даже глупые романы о любви? – смеюсь я.
Он закатывает глаза и тяжело вздыхает:
– Да, даже любая такая книга – это история, основанная на жизненном опыте. Причем, это не всегда опыт самого писателя. – Максим Михайлович смотрит на меня как-то особо внимательно, словно пытается найти ответ на свой невысказанный вопрос. – Но о литературе мы поговорим позже. Сейчас тебе нужно идти, иначе я увезу тебя проверять тетради девятых классов.
«Иначе я увезу тебя к себе».
– Да, вы правы. – Я берусь за дверную ручку. – До свидания, Максим Михайлович.
Я уже собираюсь выйти из машины, как его рука ложится на мое плечо, заставляя развернуться лицом к учителю.
– Максим. Меня зовут Максим, – твердо произносит он. – Когда мы наедине, ты – не моя ученица. А я – не твой учитель.
Вопрос «а кто?» едва не соскальзывает с моих губ, но я вовремя останавливаюсь. Это не то, о чем нужно спрашивать. Не сейчас.
– Максим, – повторяю я, отчаянно краснея.
– Это звучит даже лучше, чем я представлял. – Он выходит и открывает дверцу с моей стороны. – Впредь не выходи из машины, пока я сам не подам тебе руку.
– Это урок этикета? – щурюсь я, не отпуская ладонь учителя.
– Нет, – качает он головой. – Это – забота.
* * *
Дома меня, конечно же, встречают скандалом. Мое алиби в виде дополнительного занятия по литературе не играет никакой роли, и мама отчитывает меня бесконечно долго, когда стоит напротив меня в гостиной и активно жестикулирует. Для человека, которому абсолютно плевать на мою жизнь, она слишком часто читает мне нотации.
Только спустя двадцать минут бесконечных претензий и обвинений я получаю долгожданную свободу и ухожу в свою комнату. Я падаю на кровать со счастливой улыбкой – день был прекрасным, и даже мама не в состоянии омрачить его.
Завтра снова будет русский язык. И литература. И Максим.
Я закрываю глаза и понимаю одну-единственную вещь.
Все будет хорошо.
