Текст книги "Будь со мной (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Мой заместитель, Ванька, его принял и рассказал о тебе всякие байки, разумеется. Этот идиот поехал обратно, а я направил парочку ребят следом. Сам ещё в Смоленске был, не успел приехать. Ну ты и закрутила! – Алекс покачал головой. – Я два месяца тебя искал, пока ты не позвонила сама. В итоге ко мне и пришла, со мною и осталась. Но как ты в дурке оказалась – вот это тайна так тайна. Впрочем, она нам на пользу. Теперь вообще всё отлично сложилось: ты чокнутая, которую я взял на попечение.
Всё понятно?
Олеся от полнейшей усталости, навалившейся на тело, не могла даже кивать. Она только моргала и не понимала, где находится. Кто она? Что произошло?
– Ты ведь захочешь сбежать, – с огорчением подытожил Алекс. – А я не собираюсь тебя удерживать силой. Я люблю тебя. Мне только ты нужна на этом свете, я только о тебе и думаю…
Он долго рассматривал Олесю, а затем улыбнулся.
– Я обезопасился на этот счет. Интересно, согласишься ли ты быть со мной ради жизни другого человека?
Олеся непонимающе моргнула. Алекс достал из кармана телефон и начал копаться в нем. Он приподнял голову Олеси, чтобы она могла видеть экран, и пролистал фотографии.
Вот молодой темноволосый парень спит в своей кровати, вот улыбается на камеру, вот ест. Демьян. Живой! Кто фотографировал его?! Неужели Демьян не замечал рядом с собой убийцу?
Она, конечно, могла сказать: "И плевать". Демьян ей никто, чужой человек. Но Олесе стало невероятно страшно за него. Однажды он чуть не погиб (неужели она одна виновата во всем случившемся?! Неужели она виновата в том, что брат с сестрой окончательно обезумили), а теперь… пусть живет.
Словно дурной спектакль, где она должна изображать главную роль. Смеяться, целовать нелюбимого мужчину, которого она боится больше всего на свете.
Алекс развязал её и пообещал:
– Пока ты со мной – с ним не произойдет ничего дурного. Но стоит тебе уйти…
Она осталась в плену. Он следил за ней. Утыкал квартиру видеокамерами – некуда деваться от наблюдения. Олеся сходила с ума. Её мучили дикие головные боли. Ножи он не убирал, да она бы и не смогла заколоть или зарезать себя. Она жила в страхе, но умереть боялась ещё сильнее. И мучителя убить бы не смогла – просто рука бы не поднялась. По сути, Алекс не был с нею груб. Он привозил дорогие угощения, не запрещал пользоваться компьютером (без выхода в интернет) или смотреть телевизор. Дверь он запирал на двойной замок. Домашнего телефона не было, а мобильный рядом с Олесей он никогда не оставлял. Она была его пленницей, но пленницей исключительной.
Теперь, когда на ней висело клеймо ненормальной (а в маленьком городке от такого клейма отмываться невозможно), она и пожаловаться не могла. Ей бы не поверили. Алекс, замечательный мужчина, прекрасный человек, бросивший ради неё жену.
Как-то Олеся попыталась затопить соседей, но оказалась, что квартира под ними пустует.
Лучше б он держал её связанной, чем так. Мнимая надежда на свободу была губительна. Алекс как заведенный повторял:
– Как только ты перестанешь выкаблучиваться – заживем как муж с женой.
Правда, спустя неделю заточения Алекс забыл запереть дверь, и Олеся сбежала. Она пришла в полицию, написала заявление…
Следователь пообещал предоставить ей убежище. И вернул её вместе с заявлением к Алексу. А напоследок пошутил как-то так, что стало очевидно: здесь все заодно. У Алекса есть связи, он не последний человек в городе.
Тогда Алекс впервые избил свою пленницу. Нос уцелел, синяки зажили скоро. Разве что головные боли усилились. Изредка он показывал ей новые кадры с Демьяном. Тот жил, кому-то улыбался и хмурился, что-то делал и не ведал, что его жизнь висит на волоске. Что его здоровье зависит от того, останется ли певчая птичка в клетке. И птичка покорно сидела на своей жердочке.
С того побега он начал давать ей какое-то средство, после которого Олеся не хотела ни бежать, ни думать, ни бояться. Она проводила дни у окна, а мысли путались, складываясь в причудливые картинки. Она стала больше улыбаться и перестала ощущать себя заключенной. Ей нравилось, как он расчесывает её волосы, как приносит любимые суши с угрем и как целует перед сном в лоб. Иногда она танцевала перед зеркалом, но чаще хотела спать.
А потом появился этот доставщик в нелепой красной бейсболке. И безумно перепугал Олесю, нарушил её маленький привычный мирок. Она не заказывала никаких пицц! Кто он?! Почему его лицо так знакомо?
Олеся сказала:
– Отстаньте от меня. Вы ошиблись, – и захныкала от испуга.
Она не придумала лучше способа, чем убежать. Заперлась в спальне, прижав коленки к груди, и долго раскачивалась из стороны в сторону. Опять заболело в висках, да так сильно, будто те сдавливало в тисках. Боль отдалась в левом глазу. Он заслезился.
Воспоминания, вылезая наружу, разрывали черепную коробку. Олеся выла от страха и боли. А потом вдруг поняла, кто этот человек. Демьян!
– Демьян! – крикнула она, подбегая к двери. – Демьян!
Она замолотила кулаками по дверной створке. В глазах стояли слезы. Нет, он уже ушел! Он далеко! Он не спасет её!
Олеся рванула к двухстворчатому окну на кухне. Алекс переоборудовал его так, чтобы открывалась только небольшая щелочка сверху. Олеся дернула и так, и этак. Она заметила похожую красную кепку, удаляющуюся от подъезда. Позвала его по имени, но он не обернулся.
Как вызвать его? Точно, номер телефона был на сайте! Интересно, Алекс до сих пор отрубает интернет или перестал после того, как Олеся окончательно угомонилась? Бинго! Загрузилась домашняя страница. Она вбила имя сыщика, но не сумела найти сайта. Он же высвечивался первым, как же так?.. Тогда Олеся покопалась в других упоминаниях этого имени. Удача снизошла на второй странице, на каком-то форуме, где какой-то пользователь с аватаркой котенка писал: "Позвоните ему, мне он помог выследить моего кобеля". Номер телефона есть, но где взять сам телефон?
Наверное, звезды хотели, чтобы Олеся спаслась именно сегодня, потому что у Алекса был установлен скайп. А на том есть возможность бесплатных звонков. Олеся ввела номер не с первой попытки – перед глазами плыло. Длинные гудки, длинные как сама бесконечность. И негромкое:
– Алло.
– Демьян! – кажется, вопль Олеси оглушил её саму. – Это ты… это был ты…
– Олеся, – выдохнули на том конце. – С тобой всё хорошо?
В динамиках шумело, проглатывало окончания слов.
– Спаси меня, пожалуйста, забери меня, умоляю тебя, – выпалила на едином дыхании.
Олеся придвинулась к встроенному микрофону ноутбука вплотную, будто бы так её было лучше слышно.
– Он тебя обижает? – как-то глупо спросил Демьян, будто если бы не обижал – её не пришлось бы защищать.
– Забери меня, – твердила она, – пожалуйста. Он придет скоро…
Демьян замолчал. Если бы на фоне не продолжало шуметь, Олеся бы подумала – отключился. Сердце выстукивало бешеный ритм. Спина взмокла от страха, и липкий пот капал по лбу. Только бы Алекс не ехал домой, только бы не сейчас.
– Ключи у тебя есть?
Олеся всхлипнула.
– Ясно. Тогда план таков: звони в службу по взлому дверей и заявляй, что ключи посеяла, выйти не можешь.
Олеся закивала, словно Демьян мог её видеть.
– Деньги есть, чтоб заплатить?
– Где-то лежали.
– Я буду ждать тебя внизу, усекла? Серебристая "Лада", номер три семь четыре. Запомнишь? И звонок не сбрасывай. Будь на связи.
Во втором окошке программы Олеся набрала номер службы "Форпост" и рассказала, что заперла себя изнутри. Мужской голос подробности не выпытывал, пообещал приехать в течение часа.
Скорее! Скорее! Скорее!
В окне виднелась та самая "Лада". Наверняка та самая. Номера было не разглядеть, но она сверкала на солнце серебром. Такая манящая. Вот бы прыгнуть в неё и уехать далеко-далеко. Скрыться за полосой горизонта. Теперь, когда известно, кто задумал этот чудовищный спектакль, можно не страшиться каждого шороха. Достаточно держаться на расстоянии от Алекса и его сестрицы. Чем же они таким незаконным занимаются, что "убирают" людей? Лже-Нина рассказывала про дом, который у неё отобрали. Что если в её истории была правда?
Час длился примерно вечность, плюс-минус несколько минут. Олеся изнывала от нетерпения. Она спрячется в глухом селе или на другом конце планеты. Исчезнет, испарится, но никогда больше не появится в этом чертовом городе, где всё куплено, а полицейские заодно с маньяками.
Дверной звонок разрезал тишину.
Олеся подскочила к двери, уже держа наготове деньги.
– Да!
– Олеся Станиславовна? – тот самый голос, что отвечал по телефону, поздоровался. – Для начала я должен убедиться, что вскрываю нужную квартиру. Постараюсь управиться быстро.
Олеся плясала у двери. Переминалась с ноги на ногу. Оделась, обулась, накинула поверх пальто радужный шарф, готовая завязать его и выпорхнуть из клетки. В замке гремело, шумело, скрипело. И… замолчало.
А дальше она услышала тот голос, из-за которого дрожали поджилки.
– Думаю, моя жена опять потеряла ключи. Не беспокойтесь, я открою, – учтиво сказал этот голос, пропитанный заботой и добротой.
Ключ зашуршал в замке.
Загнанная в угол птичка заметалась по квартире, будто бы было спасение. Молила о помощи. Орала во всё горло. Билась в стекла и ломала крылья. Дверь закрылась с внутренней стороны. Ни в ванной, ни в туалете нет щеколд. Олеся метнулась на кухню. Где все ножи, она готова на всё, только бы спастись!
– Лесенька, – проворковал нежный голос. – Ну что ты как маленькая? Где ты взяла телефон?
Олеся прижалась спиной к окну.
– Вырядилась, – цокнул Алекс. Красивый, импозантный Алекс в дорогом шерстяном пальто и лакированных ботинках. Идеальный мужчина, желанный всеми женщинами. – Иди сюда.
– Уйди! – прошипела Олеся, бросая в Алекса ложки, вилки, бесполезные столовые ножи.
Он сделал размеренный шаг. Остановился. Она попыталась дернуться, но мощная рука схватила за кончик шарф. Дернула на себя. Олеся задохнулась, крякнула что-то. Перед глазами поплыло. Резкая пощечина. Голова откинулась назад, будто на шарнирах. Хрустнула шея.
Алекс потащил её в спальню, минуя гостиную со спасительным ноутбуком. Олеся хрипела, царапала ногтями шею. Её бросили на кровать как мягкую игрушку. От удара заболела спина, и сдавило в груди. Алекс стянул ремень с брюк и ловким движением привязал запястья Олеси к изголовью кровати. Её же шарфом завязал рот. Опять, как тогда – всё повторяется. Стянул с неё ботинки, приговаривая:
– Нехорошо спать в обуви.
Занес над Олесей руку. Она отвернулась в тщетной попытке спастись. Свист…
Боли не было. Только мелькнувшая тень, грязная ругань и два тела, сплетенных на полу, покрытом белоснежным ковром. Темноволосый мужчина, в котором Олеся не сразу узнала Демьяна, оказался сверху. Сильным хуком ударил Алекса. Тот вывернулся, ботинком заехал сопернику по животу. Они копошились смешно и даже нелепо до тех пор, пока в руках Алекса не появился пистолет. Откуда он его достал?! Олеся не успела проследить. Вот ничего не было, а вот Алекс направил чернеющее дуло на Демьяна и держит палец на курке.
– Встал, – приказал хозяин положения, одергивая внутренний карман пальто. – Давай-давай.
Демьян поднялся медленно и аккуратно. Алекс перевел взгляд с него на мычащую Олесю. Неодобрительно закатил глаза.
Выстрел. Демьян, как подкошенный, рухнул на колено, зажимая правую ногу. По темно-синим джинсам расплывалось бурое пятно. Алекс медленно подошел к поверженному сопернику и взял его за шкирку, точно нашкодившего котенка. По ладоням Демьяна текли кровавые ручейки. Олеся хрипела. Голос оставил её. Алекс тащил Демьяна за воротник прочь из комнаты, и кровавые капли тянулись следом. Перед тем, как скрыться в коридоре, Алекс захлопнул дверь и закрыл ту на замок.
27
Запястья саднило. Олеся выкручивала онемевшие руки и так, и этак, но справиться с затянутым ремнем не могла. Привязанная к кровати, будто в дешевом сериале. Или в романе начала девяностых годов – Олеся зачитывалась такими в школе. Кровище, насилие и прикованные к батареям пленники. Олеся не должна была думать о сериалах и романах, но о другом думать не получалось. Мысли путались. Горела щека.
Ремень кожаный, дорогой, такой не протрешь. Алекс купил его два года назад и очень хвастался приобретением. Он любил кожу… Пальцы опухли и посинели. Олеся разодрала запястья до крови. Каждое движение рвало голое мясо.
Она брыкалась, молотила босыми ногами по матрасу. Билась в истерике, но впустую. Щелкнул дверной замок, и Алекс ушел. Квартира наполнилась тишиной. Олеся бы позвала Демьяна, но мешался плотно скрученный шарф. Она скулила как подбитая собака. Как дохнущая на обочине псина, которую переехал автомобиль: нет сил бороться, но умирать ой как не хочется. Только бы дотянуться до ремня, только бы спастись.
Одинокий солнечный луч скользнул из окна по комнате. Пробежался по бежевым шторам. Точно шкодливая кошка юркнул за платяной шкаф. И остановился в нескольких сантиметрах от Олеси. Точно насмехаясь над ней. Он волен идти куда ему вздумается.
На белоснежном мохнатом ковре из шкуры неведомого зверя алела лужица из капель. Она скапливалась в середине спальни и тонкой струйкой продвигалась к двери. Что с Демьяном? Он жив? От ранения в ногу сразу не умирают? Или умирают?.. Алекс потащил его с яростью прочь из спальни. Куда? Он избавился от тела?
Алекс воротился домой, когда окончательно стемнело, и в окно постучался свет уличного фонаря. Когда Олеся подвывала, потому как охрипла кричать сквозь повязку. Он копошился на кухне: звякнули тарелки, зажурчала вода. Включил телевизор на полную громкость. Монотонно бубнил диктор, и играла заставка вечерних новостей.
Алекс появился в комнате с пластиковым подносом, на котором дымились две плошки.
– Супчика? – заискивающе спросил её мучитель, будто они немножко поругались, и он вымаливал прощения.
Олеся так замотала головой, что замутило. Тошнота, липкая, обволакивающая, чуть сладковатая, подступила к горлу.
Алекс поставил поднос на прикроватный столик.
– Поешь, малышка.
А в мутно-серых глазах лед, растопить который неспособно ничто на свете. Алекс потянул за узел, и стягивающая рот повязка упала на грудь Олесе.
– Я не буду.
С этими словами она плюнула в Алекса.
Тот очень элегантно стер плевок с лица. Улыбнулся во весь рот.
– Обожаю твою ершистость, – Алекс потеребил Олесю за щеку; та хотела отстраниться, но лишь ударилась головой об изголовье. – А теперь слушай меня. – Он намотал её волосы себе на ладонь. – Твой хахаль в соседней комнате. Опа, как глазенки расшились. Прикинь, каков сюрприз? И пока он жив, хотя совсем плох. Я перевязал ему рану, чтобы он не скопытился раньше времени, но, как ты думаешь, надолго ли поможет самодельная перевязь? Я к чему вещаю. Или ты ведешь себя как подобает приличной девочке, или он истечет кровью, а я и пальцем не поведу. Я как раз обдумываю, вызывать ли ему врача.
– Чем докажешь? – одними губами спросила Олеся. Она находилась не в том положении, чтобы артачиться, но такова уж защитная реакция. Кто-то замыкается в себе, другие ругаются, а она парирует.
Она, как утопающий, хваталась за волны, надеясь, что те поднимут наверх. Но те кружились, таяли в руках и заталкивали глубже в пучину.
– Поверь. – Алекс взял серебряную ложку из набора, которым раньше никогда не пользовался, и, окунув в суп, поднес к лицу Олеси. Та плотно сжала губы. – Ешь.
Он ткнул обжигающей ложкой между губ и насильно влил гадкий суп-пюре из пакетика в горло. Глоток расплавленной лавой прошелся по горлу, застрял в груди и обжег желудок. Олеся закашлялась.
Алекс вливал в неё дрянной суп и любовно стирал салфеточкой то, что текло по уголкам губ. Она давилась, но глотала. Не могла не глотать – иначе бы неминуемо задохнулась.
Алекс шептал какие-то успокаивающие фразы и сюсюкался как с маленьким ребенком. Но взгляд, полный ненависти и злобы, выдавал его. Он рассказывал что-то про фамильное серебро, которое достал в честь Олеси, и как раскаивается перед ней, и как мечтает прожить с ней до старости. Залил остывший, слишком сладкий чай. А затем ушел "проведать нашего общего друга".
Олеся старалась не дышать. Только бы разобрать, есть ли кто-то в соседней комнате. Сколько живут с простреленной ногой? И живут ли?! Что за безумец оставит дома умирающего человека?..
Она боялась за Демьяна сильнее, чем за саму себя. Она была готова променять всю свою никчемную жизнь танцовщицы на его выздоровление. На чудо. Но чудес не бывает.
До полуночи она пребывала в незнании. Алекс не включил свет, зато задернул шторы, и в её мире поселилась слепота. Закрой веки – темно; открой – тоже.
Алекс пришел в комнате в пижамных штанах и рубашке, готовый ко сну.
– В туалет хочешь?
Олеся слабо кивнула. Ей было гадко и стыдно проситься по нужде…
Он за локоть провел её в ванную комнату, а на обратном пути мельком завел в комнату, где на голом полу лежал человек, истекающий кровью. Живой или мертвый, в бреду или сознании – она не знала. Олеся дернулась было к телу Демьяна, но Алекс остановил её.
– Цыц. Он – моя гарантия, что ты не сбежишь.
– Отпусти его, – просила Олеся. – Увези меня в другой город или страну. Запри в подвале, посади на цепь или вкалывай лекарства. Я стану твоей женой и никогда не попытаюсь убежать. Я рожу тебе детей! – в отчаянии вскрикнула она. – Я пойду на всё, но вызови врача. Он мне – никто. Отстань от него!
– Врешь. Был бы никто – ты бы не просила за него. Он не умрет… пока.
А дальше тянулась ночь, долгая, словно сама бесконечность. Олесе было не заснуть из-за стертых запястий и неудобной позы, а рядом как ни в чем не бывало посапывал Алекс. Он причмокивал во сне и иногда порывался обнять её. У Олеси кончились слезы, и сухие глаза жгло.
Утром она поела с половину ложки вязкой каши и выпила полстакана приторного чая. Она не любила ни того, ни другого. Но крепче всего она не любила Алекса.
Иногда "не люблю" означает – боюсь. Нет, конечно, нелюбовь к каше или сладкой воде – это не страх, но порою под безобидной фразой прячется нечто большее. Олеся не любила этого мужчину. Не любила так, что одно его имя причиняло физическую боль. Не любила настолько, насколько может один человек не любить другого.
Кто-то отворил дверь своим ключом, когда стрелка на висящих в спальне часах остановилась на половине десятого. Олеся думала, что её уши не выдержат напряжения: так она вслушивалась в речь. Один голос, монотонный, чуть занудный, принадлежал Алексу. Второй, точно хрустальный перезвон, – его сестре.
От Олеси их отделяла одна стена.
– Саша, какой кошмар! – фыркнула Алена. – Что за садизм, прикончи его. Он у тебя и так, и так скоро отойдет в мир иной. Ты лицо его видел? Избавься от него, ну, пока есть, от чего избавляться.
– Она останется со мной, пока жив он, – пробубнил Алекс.
– Ты издеваешься?! – судя по тону, Алена пребывала в бешенстве. – Ты сбрендил, братец. Возможно, пока он живой, от него есть толк, но от мертвого… – она сказала что-то очень тихо. – Ты знаешь, я ради тебя на всё пойду. Лягу под кого угодно и любого прикончу. Я спала с ним по твоей просьбе и не вякала. Но теперь ты переходишь всякие границы. Одумайся.
– Нет! Я не отдам его!
– Сашенька, – голос стал ласковым точно медовый, одурманивающим и пьянящим. – Эта женщина не останется с тобой по доброй воле, даже таскай ты вечно трупы её мужиков. Или удерживай её силой, или приканчивай обоих. Мне не нравится то, что происходит с тобой. Я сейчас же распоряжусь увезти тело.
– Не смей мне указывать!
Алекс вышел из комнаты, и его слова потонули в отдалении.
Каблучки весело зацокали по полу. Алена вошла к Олесе, с неприязнью осмотрела всё вокруг. Её задумчивый взгляд задержался на пленнице.
– Прости моего братца, он совсем того. – Она покрутила пальцем у виска. На запястье плясала татуировка-галочка. А в глазах почему-то огорчение или что-то очень похожее.
– Олесь, – Алена наклонилась к пленнице, – мой тебе совет. Будь ласковой и милой, тогда и он расслабится. Ясненько?
Она подмигнула как-то по-свойски. Олеся сцепила зубы.
– Милой, Олесь. Любящей женщиной, которую сошедший с ума мужчина выпустит на кухню приготовить обед. Чаровницей, от голоса которой он растает. Сейчас ты представляешь из себя жертву, а должна быть женщиной мечты.
Она ушла. Сначала Олесе хотелось разорвать Алену на части, но чем дольше она прокручивала её слова, тем сильнее понимала их правильность. Алекс уже терял бдительность, решив, будто Олеся стала покладистой. Что если потеряет и сегодня?
На обед были похожие на резину котлеты. Олеся съела их и поблагодарила Алекса, преданно заглядывая ему в глаза. Сказала, что соскучилась по нему. Алекс не поверил ей и ударил по щеке.
Через час он принес ей чай с печеньем, и Олеся попросил отвязать одну руку – чтобы держать кружку самостоятельно. Он с опаской стянул ремень и сам же заохал, увидав кровавые полосы на запястьях. Неумело обработал Олесе раны. Она хихикнула и назвала его самым лучшим, прижалась к нему всем телом.
– Мы можем подойти к окну? – попросила она так, как просят кого-то, перед кем поклоняются. – Я так соскучилась по воздуху.
– Д-да, – после долгих сомнений ответил Алекс.
Олеся хрустнула всеми костями разом и развела руки в сторону, потягиваясь.
– Хо-ро-шо, – заулыбалась она.
Губы предательски дрогнули, но лишь на секунду. Её шатало, но Олеся дошла до окна. Глянула вниз, на улицу, на людей, на машины, на солнце. И мысленно попрощалась со всем этим.
Олеся наклонилась к Алексу для поцелуя, и тот совершенно забыл о любой безопасности. Он не был из тех гениальных маньяков, которые продумывают каждый ход на пять шагов вперед. Он заходился от восторга, когда его касалась желанная женщина. Та погладила его затылок. Скользнула под рубашку. Ладонью пробежалась по покрывшемуся мурашками позвоночнику. Её губы нашли его, теплые и податливые. Олеся шептала на ухо какие-то глупости. Рука нащупала молнию на брюках и расстегнула ту.
– Лесенька, моя родная девочка, – лопотал Алекс точно подросток, которому отдалась школьная красавица. Нетрезвый, пахнущий дорогим виски и дешевым потом. Пьяный! Как здорово, что он пьяный!
Олеся переборола отвращение. Она целовала и гладила мужчину, одно имя которого заставляло сжаться в тугую струну.
– Мне жарко, – простонала она, и Алекс рванул окно на себя, с мясом вырывая защитную перегородку. Мороз ворвался в спальню, лапая тело. Олеся вдохнула полной грудью и облизала пересохшие губы. Её руки обвили плечи Алекса, прижали его к подоконнику. Мучитель мурлыкал от наслаждения.
– Что ж ты так раньше… – по-доброму ворчал он.
– Прости, – сказала она.
В следующую секунду она толкнула его вперед, вложив в толчок все остатки сил, весь гнев, всю боль и весь страх. Алекс попытался зацепиться за Олесю, но пальцы поймали пустоту.
– Тварь! – взревел он, и это стало последним его словом.
Олеся застыла. Алекс лежал на асфальте, не двигаясь. Его шея была неестественно вывернута вправо. Руки смешно раскинулись в разные стороны. И крохотные снежинки, колючие и пушистые, падали на мертвое тело, покрывая его холодным одеялом.
Что происходило дальше, Олеся помнила сквозь туманную дымку. Кажется, она побежала к Демьяну. Тот оставался в сознании, но бредил. Он звал её по имени, часто дышал и не видел перед собой. Со лба скатывалась испарина. Лицо, скованное предсмертной маской, посерело. Губы белее самого снега. На коже – следы от побоев. Олеся набирала номер скорой помощи и баюкала Демьяна, уверяла, что вот-вот всё пройдет.
Скорая ехала невыносимо долго. Но когда Демьяна положили на носилки, а Олесе путь к выходу преградил молодой полицейский, она успокоилась. Всё, худшее миновало. Если у него хватит сил выжить… если только хватит. И она выживет, если, конечно, повезет. Многовато в их истории "если".
Олесю долго допрашивали, но правда была на её стороне. Стертые запястья, побои на лице и теле, кровавая лужа в доме – улики очевидны. Хорошо, что Алекс не пережил падения – некому будет заплатить судье или врачам. Затем она лежала в районной больнице, в унылой палате на четыре человека. Элитная палата, так сказать; простолюдинов клали в коридоре. К ней даже наведался очкастый психолог, дескать, жертвам насилия без него не обойтись. Олеся поражалась, кто так озаботился её никчемной судьбой.
Депутат Игнатьев смотрел с телевизионных экранов, полный сочувствия, и говорил, что никогда не оставит Олесю Лаптеву и посодействует скорейшей поимке тех гадов, которые заставили её пережить ад на земле. Он пообещал подруге своей безвременно почившей супруги полнейшую защиту.
– Ни один волос не упадет с её головы, – клялся депутат.
Олеся начинала подозревать, что Игнатьев осведомлен о темных делишках, которыми промышляли брат с сестрой. Как окажется много позднее, когда вся эта дрянная история закончится, в качестве спутницы горюющий депутат выбрал миловидную особу Лину, чем-то похожую на Алену. Разве что короткое каре и другая форма носа, да и губы потолще. А вот настоящая Алена канула в бездну – в полиции пытались завести на неё дело, да только человек исчез.
Почти канула. Стриженная под мальчика крашеная блондинка нагрянула к Олесе в больницу субботним вечером. Олеся сначала и не поняла, кто перед ней, а когда снизошло озарение – в ужасе отпрянула. Вот та глупышка Нина, с которой Олеся "сбежала" из ангаров.
Не будет же Алена, в самом деле, убивать её при соседках?
Алена улыбнулась очень тепло, по-свойски. Схватила ладонь Олеси и зажала её мягко в своей.
– Не кричи, – сказала шепотом
Глаза её оставались холодными, но губы улыбались. Олеся дрожала так, что заскрипела постель. Соседки занимались своими делами и на них внимания не обращали. А Алена заговорила:
– Я не причиню тебе вреда, уж поверь. Наоборот, мне крови и шумихи не надо. Я тебя прощаю, понятно? За братца моего прощаю, потому что он окончательно с катушек съехал и должен был его кто-то остановить. Кто-то да не я. Родная кровь как-никак. Да и Дему мне жалко. Не такой участи я ему желала, – Алена прикусила губу, и Олесе показалось, что она расстроена. – Поэтому давай договоримся. Ты под меня не копаешь, а я тебя не трогаю. Привет ему передавай от Лины, если он выкарабкается. Ладушки?
Олеся быстро кивнула. Алена громко пожелала ей скорейшего выздоровления, мазнула поцелуем, пахнущим лавандой, по щечке и вышла, цокая каблуками. Олеся долго не могла прийти в себе и боялась выходить даже в туалет. А вдруг это очередная игра? Но Алена исчезла. Ну а потом появилась та самая спутница депутата, безумно похожая на Алену. Но это много позже.
О Юле, бывшей жене Алекса, Олеся так и не узнала. Как та перенесла утрату? Наверное, она единственная любила мужа. Жаль, ему нужна была недосягаемая Олеся, а не верная супруга.
Демьяна, потерявшего много крови, срочно доставили в крупную областную больницу. И всё, Олесе о нем не говорили и в новостях не освещали. Разве что главврач, изредка забегающий к Олесе как к особой пациентке, как-то признался:
– Видел я его, когда к нам в реанимацию доставили. Не жилец.
И Олеся в ту же секунду возненавидела врача, потому что не имеет тот права говорить такие вещи, пускай они будут хоть стопроцентной правдой!