Текст книги "Девять месяцев, или «Комедия женских положений»"
Автор книги: Татьяна Соломатина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Сирано
…
А сколько бы могли об этом недостатке
На разные лады вы отпустить острот:
Задиристо: «Пускай навеки от хлопот
Избавит вас хирург при помощи ланцета!»
Благожелательно: «Послушайте совета:
Когда придётся пить – не промочите нос!»
Метафорически: «Валун! Да нет – утёс!
И не утёс – гора! Нет, превосходит гору!»
Пытливо: «Сей футляр вместителен, нет спору.
Он служит для чернил? Для перьев и бумаг?»
Жеманно: «О мой друг, вы истинный добряк,
И, восхищая нас великодушным жестом,
Для бесприютных птиц вы запаслись насестом!»
Язвительно: «Для вас куренье – тяжкий грех,
Пуская носом дым, вы всполошите всех.
Поднимут крик: «Пожар! В трубе пылает сажа!»
Сочувственно: «Ваш нос – нелёгкая поклажа,
Но, как ни тяжко вам, не стоит вешать нос!..»
Сердечно: «Я б над ним раскрытый зонтик нёс,
Хранил бы от дождя, от солнца, от тумана!»
Учёно: «Только зверь, со слов Аристофана
Известный как Слоноверблютигропотам,
Был носовым хрящом почти что равен вам!»
Развязно: «Нос крючком? Что ж, нынче это в моде,
И служит вешалкой – годится в обиходе».
Напыщенно: «О нос! Клянусь, тебя едва ли
Продует ветр иной, как только сам мистраль!»
Уныло: «Он бы тёк, разбитый, Красным морем!»
Угодливо: «Порой он в тягость вам, не спорим,
Зато и весу вам изрядно придаёт!»
Шутливо: «Парфюмер не знал бы с ним забот!»
Восторженно: «Тритон! Труби в трубу! Труби же!»
Наивно: «Осмотреть его дозвольте ближе!»
Простецки: «Вот так нос! С чего он так распух?
Поди ж как вымахал – ну чисто твой лопух!»
Воинственно: «Огонь по этой батарее!»
Практично: «Мой совет – устроить лотерею.
Вам приза не сыскать крупней, чем этот нос!»
А можно, как Пирам, пролить потоки слёз:
«Он предал красоту! Сей нос бесстыдство сеет
И сам от своего предательства краснеет!»
Да что там говорить! Острот нашлась бы тьма...
Да, говорить после Ростана действительно нечего. Потому вернёмся к нашим героям, которые, признаться честно, вовсе не герои, а проходные персонажи, но таковы особенности любой комедии: все её герои – проходные персонажи. Вряд ли хоть один из участников действия, разворачивающегося на этих страницах, останется в веках на манер Геракла. Хотя это и несправедливо. Потому что обычная женщина совершает бесчисленное количество подвигов каждый день, а не двенадцать за всю жизнь. И что? И ничего. Частенько остаётся только... с носом.
Когда цветы и конфеты, духи и тряпки, кольца и серёжки превысили все допустимые для жениховства нормы, Серёга предложил Светочке руку и сердце. Она подумала-подумала и решила не особенно-то вертеть этим самым, простите, носом...
Она была – не отнять – девушкой сметливой и разумела, что со стороны родителей (в основном – папы, потому что мама целиком и полностью посвятила себя тройкам и проблемам младшей красивой сестры) встретит сопротивление такому мезальянсу. И потому как-то вечером начала разговор с отцом издалека. Мол, как он относится к простым рабочим парням, м? Ведь, кажется, он сам, что называется, «из низов» и когда-то начинал обыкновенным патрульным, а юридический факультет закончил заочно и много-много-много позже. И вот сейчас он – гордость и слава всей семьи, во всяком случае – старшей дочери, а если вспомнить рассказы бабушки – да-да, змеи подколодной! – маминой мамы, так он был никто и никак, шваль деревенская. А теперь он – именно он! – папа – полковник. Заместитель начальника отдела по борьбе с организованной преступностью. А её дочка... Ну, прости-прости, – наша мама – никто и никак, домохозяйка с уже морщинистым, хотя – да-да, ты прав, конечно же! – хотя и красивым лицом. Носится со своей любимой дочуркой, и всего-то ей и дел, что папе скандалы устраивать на тему: «Ах, как ты мало уделяешь внимания семье! Где это ты ночевал, хотела бы я знать?!» Но мы сейчас не об этом, пап. Я-то понимаю, что ты занят делом. А если и не делом, а телом – ха-ха! – живым, живым, разумеется, папочка – ты же молодой, ещё красивый мужчина. Пап! Я твоя дочь, и если я студентка медицинского института и уже достаточно взрослая для того, чтобы пить с тобой водку, то это ещё не значит, что я буду выслушивать, что она никогда ничего не хочет, кроме денег. Можно подумать, твои малолетки чего-то другого хотят, оставь, пожалуйста!.. Сосредоточься! Вот ты был простой парень, а она – студентка филологического. И что? Родила, с грехом пополам закончила – и привет. Матом даже со вкусом ругаться не умеет, а ты, папочка, теперь полковник с дипломом юрфака, любого Алешковского с Ерофеевым за пояс высокохудожественной матерщиной заткнёшь. И красивый, и умный, и лишённый каких-то глупых предрассудков... Повторяю – предрассудков!.. Да-да, ты совершенно прав! Какие могут быть предрассудки в наш бессословный век сплошного быдла. Но не всё то быдло, что без высшего образования, да, папочка? И, например, простой дальнобойщик, ходящий в заграничные рейсы и обладающий коммерческой жилкой, далеко за пояс заткнёт по уровню жизни, скажем, среднестатистического академика. А ведь ты, папочка, всегда хотел и хочешь для своих дочерей самого лучшего!
Напоив папу как следует и заручившись его письменным – в шутливой якобы форме – заверением, что любой сантехник, а также толковый плотник-столяр, не говоря уже о дальнобойщиках – просто наследные принцы по сравнению с этими гнилыми мамочкиными и папочкиными сыночками, Светочка через пару дней привела домой Серёгу. Знакомиться с родителями.
Папа был приветлив. Серёга – общителен и по-простецки обаятелен. Кроме того, он прихватил с собой «блатную» бутылку водки. Шведской. Маме – роскошный букет цветов. Свете – букет чуть попроще. И совсем уж крохотный, но милый букетик для младшей сестры. Помнится, он принёс ещё сумку фасона «мечта оккупанта», доверху набитую разнообразными дарами: хорошим мылом, консервами дефицитных тогда деликатесов вроде маслин и крабов, трёхслойной туалетной бумагой с запахом фиалок и всем таким прочим. Это растопило даже сердце привередливой мамы, считавшей прежде, что дальнобойщики – это такие звери, что вечно воняют потом, разговаривают матом, и вообще – они крайне бездуховные, и у них непременно геморрой. Признаков геморроя на открытом и простодушном Серёгином лице Светочкина мама не обнаружила, изъяснялся он пристойно, а уж после того, как рассыпался в комплиментах в адрес самой мамы и младшей дочери, – она растаяла. Папа и так не был слишком заморожен. Он объективно оценивал шансы своей дочери на рынке невест – всё-таки долгие годы в том числе и аналитической работы ни для кого не проходят даром. В общем, получил Серёга благословение Светочкиных родителей на брак с их дочуркой. Получил – и вскорости они этот брак заключили.
Собственной квартиры у молодожёнов не было. В трёхкомнатные родительские хоромы Светочка напрочь отказалась приводить Серёгу. Хотя у неё тут была собственная комната. Мама так часто тыкала ей этой «своей собственной» комнатой, которой нет у младшенькой, и та вынуждена ютиться в гостиной, что, возможно, именно поэтому Светочка и отказалась. Серёга жил на ближней окраине – вроде как и в городе, а вроде как – и садик с яблонями то в цвету, то в яблоках, то в снегу, то снова в цвету – тоже в родительском доме. Но на своей половине. С отдельным туалетом-ванной, с отдельным входом-выходом, с двумя комнатами и собственной кухонькой. Абсолютно и полностью изолированной от простой мамы и алкоголика-папы половине. Эдакий таунхаус минувшей эпохи, можно сказать. Светочка уже не раз побывала у него на этой отдельной половине, поэтому была рада пусть дольше добираться в институт, зато жить самостоятельной независимой жизнью.
Светочка собрала свои не такие уж и многочисленные вещи, загрузила их в Серёгин «Жигуль», и они отчалили далеко-далеко – за целых двадцать пять километров от дома, где Светочка выросла. Да-да, и машина у молодого мужа уже была. Признаться честно, молодой муж был всё-таки семью годами старше студентки – к моменту официального заключения брака – четвёртого курса медицинского вуза.
Не жизнь у них началась, а сказка! Серёге – Прекрасную Задницу в единоличное владение, хотя и так-то, пока неотчуждаемой не стала, никто не покушался. Светочке – мужик ладный и все прелести семейной жизни.
Папаша у него был безобидный, не смотри что алкоголик. Инвалид, пенсионер и не буйный. Стакан самогона выпьет – и спать. Всю жизнь шоферил, а потом ему руку покалечило. Не то тросом, не то кузовом. Светочка такие разговоры слушать не любила. А вот папа её, полковник, свата, напротив, привечал. Что-то чудилось ему в нём родное, деревенское. И когда тому жена стакана не давала, то Светочкин свёкр через весь город, через безумные пробки на своём стареньком «Москвиче» пёрся к Степану выпить. И заночевать. Светочкина мама такой дружбы не одобряла, но молчала. Потому что, как бы там ни было, младшенькая её, любименькая, получила свою законную комнату, да и Светка замуж вышла за хорошего в общем-то парня. Ей, старшенькой, если уж совсем начистоту, просто несказанно повезло!
Родительницы Серёгина и Светочкина друг друга невзлюбили ещё до свадьбы, а после оной так и вовсе не встречались.
Светочка наслаждалась новой сладкой ролью любимой жены, а мужем Серёга был отменным. Включая кофе с молоком и мёдом в постель (кто вам сказал, что дальнобойщик не может сварить и подать? Почище любого псевдоаристократа может!). Вывозил любимую жену на рынок и в магазины. В Светочке, к слову, обнаружились ранее неведомые таланты: безумная тяга к наведению чистоты и желание готовить. Вслед за которым, как известно, приходит и умение. Она училась, убирала, жарила, парила, крутила. Серёга благоговел, потому что Прекрасная Задница была не только Прекрасной Задницей, но и Прекрасной Задницей студентки медицинского вуза! Задницей будущего врача!
– Пусть она особо-то свой нос не задирает! – шипела иногда в него свекровь (ну, то есть – его родная мама). – А не то...
Ну, не будем повторять, что она говорила про нос. Зря, что ли, автор мучил вас Ростаном? Хотя, конечно, новое и новейшее народное творчество любого замшелого французского поэтишку переплюнет.
Серёга, к чести его, мамашу свою одёргивал, да и семейства почти не пересекались, разве что когда Светочка коврики и половики свои вытряхивала прямо на свежепостиранное, развешенное во дворе бельё свекрови.
Идиллия длилась месяц, а потом Серёга ушёл в рейс.
Тогда ещё не начались блаженные нулевые, год шёл смутный, начально-девяностый, и служба дальнобойщиков, ездящих блатными маршрутами и перевозящих, например, дорогостоящую технику, а то и автомобили, была не только трудна, но и опасна. Таможня, сопровождение, перегоны... Кто помнит – тому не надо рассказывать. Кто не застал – тому и знать не надо.
В общем, вернулся Серёга через три недели, измотанный, как резиновая пищалка алабаями. И что-то у него в голове щёлкнуло. Видимо, та самая моторика. Светочка в институте была, и он по привычке сгрузил весь личный, приобретённый в заграницах товар-навар – от видиков и телевизоров до бананов – в мамашину самостоятельную половину. Раньше вроде как всем этим она заправляла: хранением, а то и сбытом. Во всяком случае – всегда была завскладом. Скинул наш незадачливый Серёга всё мамаше и к себе пошёл. Помылся, чаю выпил и отрубился, потому что почти двое суток предыдущих не спал – напарник заболел и с температурой под сорок на лежаке валялся.
Разбудила его Светочка ласковым поцелуем, сообщила, что скучала, поинтересовалась, мол, как дела и чего привёз муж любезный из дальних странствий. Муж перечислять начал, у Светочки глаза загорелись. Она ему, де, давай, быстрее показывай! Я на курсе видики с телевизорами враз толкану, да и вообще, не забыл ли ты прикупить мне колгот таких-то и лифчиков с трусами заморских, и мыла, такого, что мамаше моей неразумно всё отдарил. Ну, он ей и говорит:
– Пошли, посмотришь!
– Куда идти?! – радостно интересуется Светочка и хищным взглядом шарит по собственной вотчине.
– Так к маме. У неё всё.
– Что?..
Последующее автор оставляет на откуп читательской фантазии. Скажет только, что состоялась у Светочки такая битва со свекровью, что Чудское озеро – просто шоу для младшей группы детского сада. Студентка медицинского института, дочь интеллигентных родителей такой мастер-класс показала простой мамаше шофёра-дальнобойщика, что не разлей их Серёга холодной водой из ведра – не метафора, – нанесли бы друг другу тяжёлые телесные. А благодаря двенадцатилитровой ёмкости H 2O всего лишь фингалами и царапинами отделались. Светочка даже на всякий случай сняла побои, потому что всё-таки ментовская дочь. Знала, что к чему в Уголовно-процессуальном кодексе.
И началась у них с тех пор вот такая вот не жизнь, а праздник какой-то. Разборки за разборками. Светочка яростно выясняла, какого моржового этого Серёга должен содержать эту ё...ю мать. Мамаша, в свою очередь, пыталась в не менее непарламентских выражениях уточнить, по какому это праву носатая прошмандовка семейным майном распоряжается. А между ними метался, постепенно растрачивая колоссальный, но всё-таки не бесконечный запас врождённого добродушия, простой дальнобойщик Серёга. Отдыхал он теперь не дома, а в рейсах. По приезде оставлял добро во дворе и уходил в загул, а пару раз даже в запой.
Но Прекрасная Задница забеременела, чем осчастливила мужа безмерно, и маятник с солидным перевесом качнулся в сторону Светочки. Мамаше в незамысловатых, но отточенных выражениях было заявлено, что если он увидит жену в слезах и если, не дай господь, за время его отсутствия хоть что-то вроде насморка или тошноты с ней случится, то дальнейшее мамаша будет наблюдать уже с небес.
Простая женщина отлично знала своего сына. Вы тоже наверняка хорошо знакомы с представителями такой мужской породы: добрейшей души человек, но если сильно постараться... А уж Светочка с мамашей расстарались на славу.
Во время беременности Прекрасная Задница перетянула всё одеяло на себя и даже дырявую простынку из-под свекровушки выдернула. Та временно поменяла тактику и теперь каждый день смиренно стучала к невестке во светёлку и голосом юродивой странницы просила:
– Подай, деточка, старенькой маменьке ложку сахара на пропитание.
И не по разу и не по два стучала, а прямо как метроном, поставленный на presto:
– Подай, деточка, бананчика подгнившего, коим уже сама брезгуешь. Пожа-а-алуйста...
– А не дашь ли, солнышко, больной женщине коньяку?.. Нет-нет, не надо бутылку, отлей в рюмочку сколько не жалко...
Ну, и так далее. Светочка Серёге жаловаться, а тот только смеётся, мол, тебе что, ложку сахара или банан жалко?
Светочке было жалко. Уж такая у неё была натура. Автор не может выкинуть эту жестокую правду из повествования. Потому что объективность прежде всего.
В общем, долго ли, коротко ли, через положенное время Прекрасная Задница родила. Всё как природой предписано, через естественные родовые пути, без особых проблем. Родила сына, чем осчастливила даже свекровь. Не говоря уже о свёкре-инвалиде, своём отце-полковнике и, собственно, муже. И даже Светочкина мама была рада, честное слово. Потому что она любила свою дочь, пусть она даже и старшая, и стра... Но всё равно она её дочь, а мать должна любить дочь. Это вам любая дочь скажет. Особенно когда матерью станет.
Серёга, так тот вообще вёл себя как безумный, как будто на свете не осталось ни одной бабы, а лишь одна Светочка. И вот только она одна смогла забеременеть и родить. Он даже продал по сходной цене старую – то есть совсем новую голубую коляску в белый горох, потому что уже из моды вышла, – и купил какой-то безумный агрегат с сумками, бутылками, закрылками, шасси и цвета «дипломат».
Мальчика назвали Сашей. И появился у студентки медицинского института и простого шофёра-дальнобойщика сын Александр Сергеевич Шевченко. Потому что, вы помните, когда в начале этой главы Софья Константиновна Заруцкая отправлялась к Светлане Степановне со своей новостью, то последняя была Шевченко. Вот! Так это фамилия мужа, а девичью Светочкину фамилию автор ни за что не назовёт! Иди, знай! Может, папка её с описываемых пор уже до генерала дослужился и, узрев свою (или похожую) фамилию, срочно состряпает против вашей покорной слуги какое-нибудь дельце. Тем более что далее я сообщу порочащие выдуманных персонажей сведения.
Конечно, если ты Александр Сергеевич, да ещё и в русскоговорящей стране, то тебе лучше быть Пушкиным. А уж если ты Шевченко, то рождайся себе спокойно на «Вкраине милой», и пусть зовут тебя Тарас Григорьевич. Но что вышло, то вышло. Я лично космополит, чего и вам желаю.
Обласкан Александр Сергеевич Шевченко с самого младенчества был по самое не балуй. У Светочки даже наступило временное перемирие со свекровью, потому что бабушка была от внука без ума. Нассыт в глаза – божья роса. И в данном конкретном случае – никаких иносказаний и пословиц-поговорок.
Так что Светочка безо всяких академических отпусков продолжила учёбу. И даже безо всяких вторых слов и напоминаний стала выделять бабушке своего сына по целой вязке бананов с каждого рейса, по одной упаковке туалетной бумаги и по два куска мыла. Бабка с восторгом показывала младенчика соседям и умилялась: «Ах, вылитый Серёженька в детстве! Миловал бог!» А Светочка говорила всё ещё незамужней подруге Тине: «В общем, даже с такой тварью можно жить, по крайней мере, на няньке экономлю!» Год продолжался такой аттракцион невиданной свекровиной любви и неслыханной щедрости невестки.
А потом у годовалого Александра Сергеевича стал проклёвываться... нос. Он забавно пускал пузыри, топал в красивых иностранных одёжках, привезённых папой, лепетал, гремел в дорогущие погремушки и калечил коллекционные грузовички. И когда его укутывали и выводили на прогулку, то тем, кто в курсе, он сразу напоминал о небезызвестном произведении Николая Васильевича Гоголя. И Светочкина свекровь стала к внуку остывать. Гораздо быстрее, чем остывает звезда или даже бутылка водки в ведре с ключевой водой.
У них со Светочкой открылись и нагноились старые раны.
Серёга взвыл белугой и стал бесперебойно уходить в рейсы. И даже выкупил свою фуру в собственность. А Светочка параллельно устроила ему дикий скандал с требованием немедленного отделения в трёхкомнатную квартиру. Коя и была приобретена на имя Шевченко Светланы Степановны к концу шестого курса. Доверенным лицом и посредником выступал Светочкин отец – Степан Степанович. Он и занимался всем делопроизводством.
И вот именно здесь, в этом месте пространства-времени, и познакомились выпускница медицинского вуза Светлана Степановна Шевченко и врач-интерн акушер-гинеколог первого года обучения/службы Софья Константиновна Заруцкая.
Сейчас-сейчас, всё узнаете...
Светлана Степановна в последний семестр стала очень близка с отцом. Буквально ей было не лень каждый день пилить через весь город с двумя пересадками, чтобы то Сашеньку своего родителям на денёк-другой подкинуть (чем вызывала крайнее неудовольствие его тётушки – своей младшей сестрицы), то с папой на кухне посидеть, по душам покалякать о делах своих скорбных. Да, мол, Серёга хороший муж, кто бы спорил. Да-да, папа, я сама выбирала, ты не препятствовал. Да, папуля, Сашенька на тебя похож, прямо копия! Даже больше, чем я, – он действительнотвоя абсолютная копия, потому что он – ха-ха! – мальчик. Ах, если бы все мужчины были так остроумны, как мой отец! А эта дрянь, моя свекровь, мало того что все деньги у нас забирает, есть буквально не на что, а сама икру из банок ложками лопает и сливочным наилучшим слезящимся маслом от бруска закусывает прямо без хлеба, так ещё теперь и Сашеньку возненавидела за то, что он не их быдляцкой породы! Я же, папа, хотела его Стёпой назвать. Чтобы ещё один Степан Степанович был! Ну, пусть и Степан Сергеевич. Всё равно Эс Эс... Я же сразу заметила, что он весь в тебя. Как только мне его первый раз к груди приложили, поняла – не прервётся твой добрый крестьянский род на земле, батя! Сильный в тебе ген – никто и никогда не переборет, не будет доминировать! Так эта тварь вместе с мужем моим разлюбезным чуть со свету меня не сжили, всё Сашенька да Сашенька! А я что – я женщина подневольная, в чужом доме горькую свою чёрную горбушку глотающая, выбора у меня нет – подчинилась. (Вообще-то именно Серёга хотел назвать сына Степаном, чтобы сделать тестю приятное, а не потому, что что-то там рассмотрел или проглядел. Но Светочка упёрлась носом... простите, рогом. Саша – и баста! Александр! По секрету скажу – автор-то всё знает! – что именно Сашей звали того самого брюнета, который был вовсе не воображаемый, а самый настоящий, просто Светочку вообще не замечал, а вот она в него как раз была очень влюблена и даже крестовый свой поход за похудение начала именно из-за того самого Александра. К которому питала нежные чувства до сих пор. Он же не только о существовании этих тёплых чувств, но даже о наличии в природе самой Светочки не подозревал. Медицинские институты большие, всех не перелюбишь, не пересмотришь и даже не заметишь.)
Частенько ночевать оставалась в отчем доме, если Серёга был в рейсе.
Короче, долбила-долбила Светочка папу и додолбила. Согласился он помочь ей квартиру купить. Если, конечно же, Серёга продаст свою фуру – всё одно из него коммерсант не слишком масштабный, пусть, как и прежде, его не то дядя, не то крёстный, не то кто он там... Как? Зяма? Вот Зяма этот пусть и договаривается. Потому что муж твой лопух. Я его уже несколько раз пытался запихнуть в политех хотя бы на «автомобили и автомобильное хозяйство» заочно. Какой там! А мне пошли бы навстречу... Но стыдно же, блинский блин! Всему же есть предел! Серёга икс от игрека только в том уравнении из трёх букв, что на заборе написано, отличает. Да-да, я знаю, что он в уме лихо цифирью оперирует. Особенно если в рублях. Как тот мальчик у Аверченко: «– Та-ак. А сколько будет, если сложить сорок семь и девяносто два? – Рубль тридцать пять... – Что-о-о? – Пол... полтора рубля. – О господи! Я вас не о деньгах спрашиваю, а о числах!»Что, не читала? Да ну «Преступление голубого шакала» же! Аркадий Аверченко. Гимназист сдаёт экзамен... Вот и мой зятёк примерно так же... М-да! Знаешь, Светлана, вы с Сергеем прекрасная пара! Очень друг другу подходите. Но, зная твой характер – ты же моя дочь, моя копия, я знаю твойхарактер, потому что знаю свой! – так вот тебе не мешало бы быть иногда добрее, терпимее и не задирать слишком сильно перед этими простыми, но нормальными в общем и целом людьми, свой... Ну да, ну да, прости... Нашнос... Помогу чем смогу. Да только Серёга тоже пусть пошевелится.
Для начала папа Степан помог с распределением, как когда-то уже помог с поступлением. Светочка получила акушерство и гинекологию с прохождением интернатуры в приличной больнице. В той самой, где уже проходила интернатуру Соня. Последняя, закончив институт, выпорхнула из родительского гнезда и сняла однокомнатную квартирку в непосредственной близости от больницы. Простенькую, без евроремонтов и душевых кабинок. Самую элементар-ную квартирку. Деньги на квартплату Софья Николаевна зарабатывала массажами. Нет, не интимными, а самыми обыкновенными – от лечебных до расслабляющих. Ну, и ещё в фармфирме подрабатывала. Не бездельничала. За свободу надо платить. А независимости и вовсе не бывает, это сказки для душевно нестабильных.
Серёга снова продал свою фуру тому же Зяме, у которого прежде её выкупил, папа помог деньгами, и вот Светлана Степановна Шевченко стала собственницей трёхкомнатной квартиры с прекрасной планировкой, в доме, что находился через дорогу от больницы, куда она была распределена.
Домик, предвестник таунхаусов, и ненавистная свекровь остались в прошлом. Чета Шевченко въехала в абсолютно самостоятельный трёхкомнатный рай безо всяких яблоневых садов и зажила... Хочется написать «долго и счастливо». Но это было бы лукавством.
Вроде и товар заграничный теперь весь сваливался дома, и деньги отдавались в единоличное пользование Прекрасной Задницы, как всё больше по привычке, нежели с первозданным восхищением продолжал называть Серёга Светочку.
Квартира при всём своём метраже и удобстве планировки была замызгана донельзя. Страшные ободранные стены во всех трёх комнатах. Никакой даже самой задрипанной мебелишки – голо. На кухне – закопчённые стены и потолок, кастрюли со странно пахнущей усохшей субстанцией. Расшатанные рамы. Выбитые местами стёкла. Использованные одноразовые шприцы...
Светочка – надо отдать ей должное, надеюсь, вы помните её любовь к чистоте и порядку – впряглась (сама!), и через неделю на вверенной ей территории было пусть бедненько, но чистенько. Не осталось ни одного не продезинфицированного угла. Ни одного не побеленного потолка. Ни одной стены, не оклеенной обоями. Впрочем, не совсем одна, естественно. Потому что ладно там уборка и побелка, а вот клеить обои в одиночку – это противоестественно. Это таким навыком надо обладать, что ой! Светочка таким не обладала, и потому клеить обои ей помогала всё та же Тина.
В один из дней активной борьбы за чистоту и уют Светочка с Тиной, сносившие огромные мешки мусора вниз, в контейнеры, встретили у лифта молодую девушку.
– Здравствуйте! Вы тут живёте? – поинтересовалась Светочка.
– Да. В семьдесят пятой. Софья.
– А я только что въехала в семьдесят третью! Светлана. Приятно познакомиться! Мы теперь соседки, так что давайте дружить!
– Давайте! – согласилась Софья, стараясь не слишком пялиться на выдающийся нос новой соседки и не обращать внимания на голос, похожий на вопль павлина. Лишь бы человек был хороший, не правда ли? – Вы купили квартиру у Павлика? – с какой-то странной интонацией поинтересовалась она. – Я давно говорила ему... ну, во всяком случае, тогда, когда он был в «холодном», вменяемом состоянии, что ему надо продать эту квартиру, купить однокомнатную, а ещё лучше – маленький домик в деревне. А разницу потратить на лечение. Рада, что он так и сделал. Пусть у него всё будет по-человечески, уж даже боюсь произносить слово «хорошо». Родители у него умерли, он по юности попал в компанию любителей снимать стресс сердитыми и недешёвыми средствами. А так-то парень он отличный. Никогда не воровал. Просто продавал всё, что от родителей осталось. И материны драгоценности, и тряпки, а потом уже и книги, и мебель, и даже люстры – всё в ход пошло. Страшная это болезнь, страшная... Рада, что он за ум взялся. Надеюсь, всё у него получится!
– Мне ваше лицо знакомо! Мы не встречались раньше? – проигнорировав тему неизвестного ей ни ухом, ни рылом Павлика, удивилась Светочка.
– И мне! – добавила всегда молчаливая Тина. – Послушайте, а вы не в медицинском институте учились? Не в 1992 году закончили?
– Да! – обрадовалась Соня спасительным ориентирам от спутницы новой соседки, потому что в голове у неё уже крутилась ответная, не слишком однозначная конструкция типа: «Если бы мы встречались, я бы вас непременно запомнила! Ещё бы не запомнить такой... такой... такую замечательную неординарную внешность!»
– Так мы на курс моложе вас! – радостно раскаркалась Светочка. И тут же гостеприимно добавила: – Милости просим к нам с подругой на чай через пятнадцать минут!
Автор ещё раз позволит себе упомянуть о Павлике, потому как более в нашем повествовании сей персонаж не появится. Но если в декорациях повесили на крючок полотенце, то кто-то хоть разок за время действия должен им утереть лицо или вытереть руки. Иначе труды драматурга и бутафора псу под хвост, или же это модерн. А до модерна автор этого бытового повествования пока ещё не дорос... Так вот, упомянутый тут проходной Павлик во время вышеприведенной сцены знакомства гражданок Шевченко и Заруцкой блаженствовал в сладостном плену наконец-то полученной от сотрудников УБОПа дозы. Перед этим он был задержан, ему были предъявлены обвинения в краже и даже в грабеже, коих он ни сном, ни духом, ни – тем более – телом – не совершал. Ибо был наркозависимым, но преступником ещё ни разу не был, потому как в нашей стране употребление без хранения и сбыта считается болезнью, а не нарушением закона. Плохо это или хорошо, правильно или неправильно – судить не нам и, увы, не богу, а соответствующим законодательным органам. Органы же исполнительные сказали Павлику (если вам нужна фамилия – пусть будет «Иванов»), что пока он не подпишет показания и вот ещё кое-какие бумаги, касающиеся отчуждения его собственности во благо не то чтобы уже социалистической, но и вовсе пока не капиталистической законности... В общем, вот эти гербовые бумаги. Видишь, падла, длинную такую чёрную линию? Вот тут ты и должен написать: «Павел Иванович Иванов» и напротив поставить свою грёбаную сигнатуру. Подпись то бишь. Закорючку, которой ты, падла, удостоверяешь свою подлую наркоманскую личность. Вменяемость же твою и трудоспособность подтвердит наш нотариус. Сразу после того, как ты подпишешь всю документацию. Потому что до того никаких тебе сладостных опиатов. А без них ты, падаль, невменяем и нетрудоспособен. А теперь, Пашка, скажи спасибо дядям, что не за кражу, не за грабёж и даже не за сбыт. А всего лишь за хранение. Что? Немного? Для личного пользования? Ну, знаешь ли... Столько маковой соломки для личного пользования даже Буриданов осёл не хранил бы! Подкинули?!. Ты откуда такие слова нехорошие знаешь, гадёныш? Нам честь мундира дороже ума и совести всех вместе взятых эпох!.. Пару лет лагерей труда и отдыха будут тебе только на пользу. И станешь, может быть, ты из падали снова человеком. На тебе укол, птица Феникс, возрождайся. Вот, умница, хороший мальчик Павлик. А теперь суд, тюрьма, Сибирь. Шутка! Какая Сибирь, ты что?! Всего лишь Мордовия. Курорт. Кури бамбук, Павлик, и помни нашу доброту!
Вы хотите сказать что-то на предмет эпизодического «полотенца»?.. Автор ни в коем разе. Просто полотенце висело на крючке, и, соответственно, им необходимо было утереться. Вот мы и утёрлись... по законам жанра.
Через пятнадцать минут чая (точнее – кофе, принесённого Соней) девушки подружились. Тина даже немного взревновала. Что знают мужчины о ревности? Ничего! Если вы что-то хотите узнать о ревности, обзаведитесь лучшей подругой, а потом попробуйте подружиться ещё хоть с кем-нибудь. Мужчины хотя бы иногда прощают нам самые настоящие измены. Светочка умела быть мила, а уж когда собеседник привыкал к её выдающейся черте лица и птичьему голосу и переставал их замечать, то эффект и вовсе был сногсшибателен. Она обладала особенной способностью: медленно, но верно и упорно вдалбливать папе, маме, подруге, соседке (а позже и коллегам) всё что угодно. Но в тот памятный вечер знакомства Софьи со Светланой перед последней никаких особенных целей не стояло, кроме как наладить лояльные добрососедские отношения. Выяснить, что за птица, чем дышит и, главное, как это можно использовать.