Текст книги "Девять месяцев, или «Комедия женских положений»"

Автор книги: Татьяна Соломатина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Завтра! – всхлипнула Пупсик. Алексей Михайлович частенько улетал по своим важным делам, чтобы, вернувшись, любить Пупсика ещё нежнее.

– Значит, обе сегодня отъезжаете в свой пентхаус, на телефонные звонки не отвечаете, вообще телефоны отключите! Двери не открываете и никак не отсвечиваете.

– У него есть ключ! – зарыдала Пупсик. – Мама, а что собираешься делать?

– Ждать тут твоего мужа. Есть ключ? Отлично! Значит, сидите и ждите, когда я к вам приеду.

Что делала чуть более знакомая с жизнью вообще и мужчинами в частности мама Пупсика, неизвестно. Только уже послезавтра она, папа-аппаратчик и муж Алексей Михайлович, шумные и весёлые, пахнущие загородной свежестью и дорогим виски, завалились в квартиру дочери и велели той не дурить и собираться обратно, в дом к супругу.

– Нечего выдумывать, он тебе не изменяет! – громогласно завопила мама, незаметно подмигивая дочери. Та, слава богу, всё-таки играла в школьном драмкружке и потому тут же залилась горючими слезами неверия. Благо залиться слезами ей сейчас было несложно, да и оттенок неверия дался без особого труда. Папа Володя дружески хлопал приятеля по плечу (по-отечески, учитывая отсутствие разницы в возрасте, хлопать было сложно) и, как бы слегка стесняясь и признавая очевидную глупость дочерних капризов, по-мужицки правильно смущаясь, говорил:

– Да сдай ты, Лёха, эти анализы! Что ты, баб, что ли, не знаешь?! Вобьют себе чушь в голову и будут стоять на ней, как панфиловцы на высоте. Боится она, что ты ей изменяешь! Дура дурой. Будто тебе делать нечего, только изменять молодой жене. Они все такие! Моя мне знаешь сколько крови выпила?! Если она на гастролях – так то работа. А если я в командировку – так это, оказывается, блядки! Нечего больше нам делать, как за блядьми в другие страны летать, а то тут своих не хватает!

За виртуозно исполненную мизансцену он удостоился от супруги подзатыльника. Всё-таки чуть более знакомая со всем на свете мама была, кажется, не только прекрасной актрисой, но ещё и гениальным режиссёром.

– Не знаем мы, куда он ездит, а только у Пупсика после его приездов какие-то боли внизу живота, а у неё отродясь такого не было! – вдруг выступила скрипучим голосом родная няня.

«Какой экспромт! Браво!» – взмахнула родительница Пупсика пушистыми ресницами.

– Катюша! Да что ты! Да как ты могла подумать! Да я ради тебя!.. Да любые анализы сдам, если это для тебя так важно! Да хоть на детекторе лжи!..

– Детектор лжи триппер не покажет! – гоготнул папа Володя.

– Владимир Петрович! – укоризненно молвила нянька.

– Что Владимир Петрович? Что? Я, между прочим, внуков хочу, а их лучше делать здоровым концом!

– Папа! – не вынесла Пупсик. – Ты же всё-таки мой папа!

– Потому и говорю, что твой папа, а не посторонний. Нет, я в Лёхе нисколько не сомневаюсь. За то время, что вы женаты. Но, знаешь ли, он не ангел был между первой и второй, так что...

Бедного Алексея Михайловича по началу операции спасало только состояние весьма выраженного алкогольного опьянения. После массированной психической атаки, устроенной друзьями (они же тесть и тёща) из-за того, что у их ребёнка, у их драгоценного Пупсика какой-то не то кандидоз, не то вагиноз (выдуманный мамой, разумеется), а у неё никого, кроме него, отродясь не было, разве что ангоровые рейтузы, и либо он проверяется и лечится, или конец и ему и его бизнесу, всё-таки папа в аппарате... Да вы что, обалдели?! Мы что, первый день знакомы? Да я люблю вашу дочь и никогда... Нет, ну конечно же, не никогда, но когда уже с ней, то никогда... Раньше-то, конечно, да. Вован, я же не монах, блин! Да-да, конечно же, пойду и проверюсь! Нет-нет, конечно же, не ей одной через унижения и всё такое... Да где моя жена, чёрт возьми?! Даю я вам любое слово, только отдайте мне моего Пупсика!

В общем, выпили, закусили, ещё выпили. Вспомнили былое, посидели-погуляли да за «капризным больным дитятей» поехали. В особняк возвращать, к мужу. Совместными усилиями.

Ну а раз уже пришёл анализироваться, то отчего бы и спермограмму не сдать? Да ради бога! Врач такой ласковый, внимательный и убедительный тем более...

Но и у Алексея Михайловича всё оказалось тип-топ. Может все острова Тихоокеанского архипелага заселить, если после катаклизма на Земле только туземные женщины останутся.

Врачи супер-пуперцентра руками развели, мол, ничего не понимаем, но полгода, несмотря на пересмотренные временные нормы постановки диагноза семейного бесплодия, – не срок. Пусть всё-таки полтора-два пройдёт, тогда будем глубже копать, хотя глубже уже некуда.

– А ещё лучше вот что, – сказал маме Пупсика после получения автографа на фотографии ведущий специалист блатного учреждения, – пусть ваша Екатерина Владимировна перестанет об этом думать. Плюнет слюной. Вообще забудет о детях. Надо её чем-то отвлечь.

На день рождения Пупсику подарили щенка. Он рос не по дням, а по часам и больше всех любил родную няню. А Пупсик плакала по ночам над грудой использованных тестов на беременность, единогласно показывавших отрицательный результат.

– Её надо заинтересовать чем-то таким... Более или хотя бы таким же для твоей Кати значимым. Потому что это уже не физиология, а психика. Патологическая доминанта, понимаешь? «Не думай о красной обезьяне!» Если совсем уж популярно... Есть у неё какая-нибудь мечта, кроме этой? – спрашивал всё ближе знакомившуюся с ним маму Пупсика красивый фигуристый ведущий специалист по репродукции.

– Так! – ответила народная артистка России. – Доверь это дело мне. – Она поцеловала ведущего специалиста, выскочила из постели и, с чувством продекламировав:

Нет, гордость глупая, прости, —

Любовь на всё пойти способна,

И я не побоюсь позора;

Но способ я и так найду

Уладить новую беду, —

...унеслась в душ.

– А это из какой роли? – пробурчал себе под нос и наморщил лоб ведущий специалист, интересовавшийся поэзией и драматургией куда больше мужа-аппаратчика.

– Диана. «Собака на сене». Лопе де Вега, – донеслось из ванной комнаты.

– Ах, ну да! – и он блаженно откинулся на подушки.

После чуть не два часа такая неожиданная и многогранная мама висела на телефоне, попивая кофе, сваренный ведущим специалистом, то по-голубиному воркуя, то по-тигриному рыча в трубку.

Всё-таки, видимо, не зря её, эту иногда и вовсе незнакомую маму, до безумия любил папа Владимир Петрович, и родная няня, и домохозяйка, и ведущий специалист, и многие и многие до него, и щенок Пупсика, и восторженные поклонники, и дочь, чего уж там греха таить!

– Завтра придёшь на пробы! – строго сказала она своему неразумному Пупсику. Далее назвала номер павильона и фамилию известного всей стране режиссёра.

Пупсик утратила дар речи.

– Ничего не гарантирую. Наверняка провалишься. Кино – не театр, надо, чтобы камера любила. А уж телесериалы – это тебе не полный метр, да и операторская работа и близко не та! – пренебрежительная мама обречённо-брезгливо махнула красивой ручкой на заведомо провальное мероприятие.

Пупсик шлёпнулась на диван рядом с такой же онемевшей и шлёпнувшейся родной няней. К ним проковылял и тоже шлёпнулся щенок и с интересом заскулил.

– А впрочем, чего только в природе не бывает?! Взять того же утконоса!

– Мама, у меня же нет профильного образования! – наконец отмерла Пупсик.

– У Мэтта Дэймона тоже! – отрезала высокомерная мама. – Особо, разумеется, не надейся, но плюс в том, что на главную роль в этом сериале нужна молодая толстая корова. Ты идеально подходишь. Так что шансы есть. Ничтожные, но есть!

Иезуитская мама лгала. Шансы Пупсика равнялись ста двадцати из ста. Потому что её знаменитая мама уже дала согласие на своё участие в первых десяти сериях (и это при её-то презрении к телесериалам!), если её дочь будет утверждена на главную роль. Режиссёр с радостью пошёл на подобное условие, потому что кто там этих молодух запоминает, «главные» они – очень условно, а звезда такого масштаба, как обворожительная и бесподобная мама Пупсика, – это джекпот! Это лучший канал, это самый-самый прайм-тайм, это рекламодатели, рейтинги и прочие лавровые ветви в клювиках шоколадных голубей. «Как вам удалось уговорить великую N участвовать в вашем телепроекте?! Она же всем известна своей открытой неприязнью к данному виду искусств и не раз называла его «фастфудом для нищих духом»!» – уже чудились ему в каждом углу восторженно вопрошающие журналисты. «Хотите верьте, хотите нет, она сама вышла на меня, хотя подготовка к съёмкам держалась в строжайшей тайне, и захотела попробовать... На общих основаниях. Она даже снялась в «пилоте». И работа так затянула её... Новый опыт... Режиссёрское воздействие... Брать пример...» И прочие благоглупости уже во множестве роились в режиссёрской голове. Да и спонсоры на такую величину попрут, как ночные бабочки на прожектор! Слава богу, у них с дочерью разные фамилии. Ничего, не первая протекционистская бездарь и, увы, не последняя.

На пробы Пупсик явилась непричёсанная, потная, с разнонакрашенными глазами, в салатовом сарафанчике и розовых туфлях. Он, конечно, не ожидал, что перед ним предстанет Софи Лорен или, на худой конец, Вупи Голдберг, но это было что-то из ряда вон выходящее даже для бездари! У неё так тряслись руки, что он бы пепельницы выносить или кофе подносить такой особе по доброй воле не доверил! Ассистенты разбежались прыскать по углам. Ему отступать было некуда. Репетируя с ней сцену, он пришёл в ещё больший ужас. Загодя утверждённая претендентка на главную роль краснела, отводила глаза, интонации её были безжизненны, а голос тих и невнятен... Надо было отснять хоть какой-нибудь материал и показать его фокус-группе и спонсорам... Фиаско! Полное фиаско, и ни одна, пусть и самой крупной величины, звезда этоне спасёт. Пока оператор налаживал аппаратуру, режиссёр придумывал возможные пути отхода. Единственно разумным представлялось просто показать отснятый материал гениальной мамаше этого выдающегося в своей бездарности чуда. Она баба умная. Поймёт без слов. На фотографиях эта пухлая девица выглядела куда вменяемее. Вполне сносно и терпимо. И даже казалась вполне телегеничной. В жизни же – буратина буратиной. Такой дай команду: «Шагом марш!» – так она на месте и рухнет, потому что забудет, как ходить!

В общем, после команды «Мотор!» режиссёр судорожно вцепился в лысину и, собрав волю в тугой побелевший кулак, заглянул в объектив...

И ближайшие пять минут не мог глаз отвести!

Пупсик была гениальна! Все присутствующие в студии созерцали действо, отвиснув челюстями, а у одного из ассистентов сигарета сотлела вместе с губой. Он прегромко ойкнул, и в этот момент вся публика, выйдя из анабиоза, разразилась восторженными аплодисментами.

Есть люди, на которых любовь оказывает магическое действие. Жил-был себе обыкновенный человечишко – и вот случилось! – полюбил. Всё. Он уже не сирое нечто (или серое ничто – как вам больше нравится), а сверхновая. От него может подзарядиться энергией средних размеров галактика. Он встаёт с дивана и идёт в спортзал. Начинает читать Владимира Маяковского и понимать генез его всепоглощающего чувства к Лиле Брик. Человечишко уже не тварь дрожащая, а Человек, и он увольняется с предыдущей работы и кардинально меняет жизнь. Не сам – любовь изменила его. Не он изменил жизнь – его жизнь подменила любовь, и нет в мире подмены сладостнее, возвышеннее, благороднее и благодатнее. Встаёт, читает, увольняется он, конечно, самостоятельно, но биохимию его крови изменила любовь.

Ради любви мужчина способен на финансовые подвиги, а женщина – на похудение. Разве есть хоть что-нибудь, способное бездаря и лентяя заставить заработать на хлеб насущный, а толстушку – от куска свежей кулебяки отказаться? Есть. И это «что-нибудь» – не что иное, как любовь!

Есть люди, чью жизнь изменил диагноз, – вспомните хотя бы Энтони Берджеса! Не помните? Напоминаю: у сорокалетнего школьного учителя нашли неоперабельный рак и дали год жизни. Его мало беспокоила опухоль – он переживал о судьбе жены и дочерей, в случае его смерти остающихся безо всяких средств к существованию. Заработать деньги он решил, написав роман за отведенный ему срок. Да не просто роман – мало ли графоманов и прочих высокодуховных личностей, для которых гипотетический пресловутый «успех» априори дороже зримых чувств, очищающих душу переживаний и неукротимой воли сделать всё как должно, а не как мнится. Возможно, вы не помните имени Энтони Берджеса, но словосочетание «Заводной апельсин» скажет вам о многом. Во всяком случае, должно, особенно если в вашем доме вдоволь хотя бы колбасы, если уж не трюфелей. Так вот, он написал и продал. По книге сняли фильм. Автор же, на исходе отпущенного, принял на грудь для храбрости и пошёл сдаваться эскулапам. Те немного обалдели и тоже наверняка приняли для душевного равновесия – потому как не обнаружили у восходящей звезды мирового литературного небосвода ни одной атипичной клетки, никакого cancer. «Такие дела», – не смог бы тут не вставить ещё один прижизненный классик [2]2
  Курт Воннегут.


[Закрыть].

Вам уже кажется, что автор злоупотребляет лирическими отступлениями? Да и при чём здесь подобные сравнения и примеры! Любовь что – диагноз?! Не торопитесь. Насчёт лирических отступлений могу только сказать, что мало вы читали в детстве Диккенса и Теккерея. А любовь и диагноз тут очень даже при чём. Потому что зааплодировали и захлопали Пупсику именно потому, что любовь к ней камеры была так же сильна, как и любовь Пупсика к камере. И эта взаимность вполне себе претендовала на диагноз. При чём здесь Энтони Берджес с его «Заводным апельсином»? При том, что идиопатическое бесплодие Пупсика очень скоро прошло, как не бывало. Но об этом позже. Вернёмся, пожалуй, в павильон, где проходят пробы, пока вы не распяли автора в качестве расплаты за неуместные, на ваш взгляд, буффонады между сценами основного действия. (Кстати, почитайте уже наконец Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея! Из первого рекомендую «Посмертные записки Пиквикского клуба», а из второго – «Ярмарку тщеславия». Автора же распинать не торопитесь – ещё не раз почувствуете такое желание. А желание сильнее его исполнения. Берегите дао!)

Пупсик была гениальна! Все присутствующие в студии созерцали действо, отвиснув челюстями, а у одного из ассистентов сигарета сотлела вместе с губой. Он прегромко ойкнул, и в этот момент вся публика, выйдя из анабиоза, разразилась восторженными аплодисментами.

Спросите, откуда что взялось?! Осанка. Сценическая речь. Актёрское мастерство, что превыше самой реальности! У каждого есть свой пусковой механизм. Для Пупсика таковым случился объектив камеры. Она любила его, ненавидела его, обращалась к нему, гневно воздевая руки, и смиренно краснела перед ним, опуская глаза. Для многих из нас (во всяком случае – для меня) подобный феномен необъясним и сродни чуду, потому что большинству из нас разговаривать с живыми людьми проще, чем с объективом, как проще же любить и ненавидеть живое, чем равнодушную радужно поблескивающую линзу.

Для самой же Пупсика, как только она узрела свою первую, последнюю и единственную настоящую любовь – объектив, – внезапно перестала существовать реальность, данная нам в ощущениях. Люди растворились и стали такими же фоновыми, плоскими и незаметными, как рисунки на обоях её детской комнаты – немые, равно бездушные к триумфам и провалам свидетели её не раз уже сыгранных пьес.

Пупсика утвердили на роль.

Дальнейшее развитие событий лишь убедило режиссёра в своём (ну а как же!) нечеловеческом чутье. «Пилот» сериала был принят «на ура» и отнюдь не из-за «народной» мамы. Спустя пару месяцев милая мордашка Пупсика была ничуть не менее известна, чем аристократический лик её родительницы. Если не более – в среде молодёжной целевой аудитории, разумеется. (Для начала.) Вся съёмочная группа обожала Пупсика, потому что она была некапризна и не только не гоняла ассистентов за чашкой кофе, но и была готова безропотно готовить его сама всем присутствовавшим на площадке. Прима без стигм примы. Звезда без «звездяка». Сокровище. Ангел. Гений.

Даже самые злые языки, смеющие утверждать, что Пупсик получила роль только благодаря протекции, умолкли быстрее, чем гаснет спичка на ветру. Мама в приватной беседе призналась няньке, что и на старуху бывает проруха и лицом к лицу лица не увидать, грешна! Но рада, очень рада, что всё так вышло. Взрослый муж Алексей Михайлович был счастлив счастьем Пупсика. Познакомившаяся со столь неожиданной стороной натуры своей взрослой дочери знаменитая мама спокойно занялась театром и долгим, уютным, почти семейным романом с акушером-гинекологом, специализировавшимся на репродуктологии. Владимир Петрович был счастлив тревожными буднями аппарата. Родная нянька обеспечивала быт Пупсика лучше любой домработницы, кухарки и дуэньи, вместе взятых, став заодно и костюмером, и гримёром, и секретарём, и ассистентом режиссёра, покруче самого режиссёра покрикивавшим на нерасторопных неумёх. Сама же Пупсик, как и прежде, была очень хорошей и доброй чуть пухлой девушкой, разрывавшейся теперь между съёмками сериалов, интервью и фотосессиями для журналов, какими-то полусветскими-полублаготворительными вечеринками, заучиванием текстов, любимой собакой и супружескими радостями. Она была законченно, абсолютно счастлива и забывала иногда обо всём на свете, кроме возлюбленных объективов камер. О том, что это была за девушка, дополнительно поведает вот ещё какой факт: когда Пупсик узнала, что ей за счастье быть собой ещё и платят деньги (да всё больше и больше), то долго не могла в это поверить и уточняла у режиссёра, нет ли тут какой нечаянной ошибки. После этого прежде злые языки вновь загомонили, но уже почти по-доброму, ласково называя Пупсика «блаженной дурой». Возможно, кто-либо и мог заподозрить её во вранье и в позе, но только не те, кто видел как её абсолютное бескорыстие в жизни, так и расчётливую аферистку – на экране. Когда весь свой гонорар за участие в очередном сериале Пупсик отказала какому-то фонду, ратовавшему за что-то там для сирот, жёлтая пресса разразилась версиями на предмет того, как звёзды уходят от налогов. Близко знающие Пупсика лишь печально вздыхали, удивляясь человеческой гнуси и неверию (забывая о том, что сами частенько бывают неверящими злюками).

Пупсик нашла себя. У неё было всё для счастья – любимая работа, любимый муж, любимый дом, любимая квартира (уединившись в которой можно было спокойно выучить роль, беря с собой пса для поглаживания), любимые родители и любимая родная няня. О том, что она сама ещё так недавно страстно желала стать родной матерью, она и думать забыла.

Как-то утром, вернувшись после краткого двухнедельного отдыха (по ультимативному настоянию Алёши) на каких-то островах в каком-то океане, Пупсик почувствовала себя нехорошо и даже извергла из себя скудный завтрак. (За прошедший в бесконечных съёмках год она похудела, стала очень внимательно следить за своей фигурой и уже не позволяла себе сдобы, а только и только полезные сухарики, да и то ржаные.)

– Пупсик, всё в порядке?! – в дверь ванной комнаты аккуратно поскрёбся счастливый Алексей Михайлович, причастившийся молодой жены во время совместного отдыха по полной, навёрстывая упущенное.

– Да, милый. Скорее всего, перемена климата, перелёт... Всё в порядке! – бодро заверила Пупсик и ещё раз вырвала.

Потом ещё раз. И ещё раз. И мамин репродуктолог с удовлетворением заочно поставил Пупсику диагноз: «Ранний токсикоз». Почему с удовлетворением? Ничто не удовлетворяет нас так, как собственная безошибочность. Именно он, помнится, понял, что так называемое «идиопатическое бесплодие» этой семейной пары связано с тем, что у одной из половин сформировалась патологическая доминанта, зацикленность. Именно он посоветовал разорвать эту порочную закрученность идеи на самою себя, сформировав у Пупсика новые цели и задачи, новые стремления, новую любовь к новым идеалам.

– Да ну! – отмахнулась от него любовница.

– Не «да ну!», а скоро станешь бабушкой! – довольно заржал он и протянул знаменитой даме своего большого, но скромного сердца запечатанную упаковку с тестом на беременность. – Мажем?!

В тот же вечер Пупсик, лишь бы назойливая мама отвязалась, помочилась на глупую бумажку, близнецы которой не так давно ежемесячно отравляли ей жизнь.

– Сейчас же вечер! – улыбалась она, помахивая маленьким гламурным пластиковым футлярчиком, в который продвинутые производители упаковывают самые обыкновенные бумажные полоски, пропитанные реагентом, повышая этим стоимость копеечной продукции в десятки раз. – А во всех тестах на беременность строго-настрого рекомендуется использовать только утреннюю мочу.

– Глупости! – фыркнула поднаторевшая в подобных вопросах за год связи с репродуктологом актриса. – Хорионический гонадотропин или есть, или нет. Просто концентрация его по утрам немного выше. Так что если плодное яйцо уже есть, то утренняя моча или вечерняя – всё равно. И скажи мне, пожалуйста, зачем ты им у меня перед носом раз...

– Мама! – перебив, ахнула Пупсик, уставившись на проявившийся результат. И, кажется, в данном случае сей возглас значил не обращение, а удивление, оторопь и прочие нарицательные применения этих двух слогов.

– Что? Да?!

– Да! – отчаянно вскрикнула Пупсик.

– Чёрт! Проспорила!.. Так я не пойму, ты что, не рада?

– Рада, конечно же, но я только что подписала контракт на съёмки в одном сериале, причём в роли, совершенно не предполагающей подобного положения.

– Под тебя, под твоё имя любой сценарий перепишут! – с уверенностью сказала хорошо знакомая с подобными делами мама. – Кого ты там играешь?

– Следователя прокуратуры, – уныло поведала Пупсик. – Ты где-то видела беременного следователя прокуратуры?

– Я даже небеременного следователя прокуратуры не видела, тьфу-тьфу-тьфу. Только генерального прокурора в компании с Вованом. И – знаешь? Он вполне бы мог сыграть беременного! – хохотнула знаменитая мама и налила себе на два пальца виски. – Когда сообщишь Алексею Михайловичу?

Пупсик ничего не ответила маме, потому что побежала в туалет и пробыла там достаточно долго.

Ранний токсикоз быстро минул. Алексей Михайлович был очень доволен. Мама снова предпочла на некоторое время стать малознакомой женщиной-мамой – мавр сделал своё дело, теперь мавр может делать только свои дела. Родная няня стала агрессивной, как Мамушка Скарлетт О’Хара, разгоняла дым на съёмочной площадке и шипела на любителей обсценной лексики, хотя в доме Владимира Петровича и не к такому привыкла. Куда там богеме до аппарата в искусстве виртуозного мата. Сценарий действительно переписали, и бодрый следователь прокуратуры на сносях разъезжал по местам преступлений, щупал трупы и подвергался разбойным нападениям. Финалом были запланированы съёмки непосредственно в родильном зале. Не самого процесса, конечно же, а счастливой новоявленной матери-следователя и её здорового, несмотря на все тяготы и лишения следовательской службы, карапуза. Алексею Михайловичу эта идея была оч-чень не по душе. Потому как карапуза этого режиссёр ещё хотел запечатлеть на руках, понимаете ли, мужа. Но не мужа Пупсика, а сценарного мужа следователя прокуратуры, который и по роли был полным рефлексирующим ничтожеством, да и по жизни у Алексея Михайловича вызывал чуть ли не мигрень. Настоящий, не телевизионный муж Пупсика вообще поначалу был категорически против съёмок в таком интересном положении. Что это за ерунда?! Пусть на кусок хлеба зарабатывают вечно нищие актрисульки-брошенки, его-то Пупсик тут при чём и зачем?! Но репродуктологическое светило убедило Алексея Михайловича в том, что лиши он сейчас Пупсика её любимого дела, её желанной игрушки – привет! – ранние токсикозы, поздние гестозы и всякие прочие фетоплацентарные недостаточности от тоски и бездействия будут обеспечены, как здрасьте! Чем меньше беременная зациклена на беременности – тем лучше. Во всяком случае, здоровая беременная. А Пупсик, по данным всех мыслимых и немыслимых обследований, таковой и являлась. Прямо хоть курсантам, повышающим квалификацию, её показывай как раритет. Если бы не эти съёмки – никто не дал бы гарантии, что рвота беременных не превратилась бы в чрезмерную рвоту беременных. И так далее.

В общем, Алексей Михайлович был хорошенько запуган и разрешил Пупсику сниматься, униженно прося лишь об одном: не переутомляться. Как Пупсик могла переутомиться, если камера была любовью её, смыслом её, свободой её и жизнью её. Она уже про себя проигрывала выигрышные ракурсы во время родового акта. Роды на камеру – что может быть лучшим обезболиванием для «объективной» актрисы?!

Но всё-таки Пупсика уломали рожать в хорошем родильном доме. В очень хорошем. В самом лучшем. Например, в Англии или хотя бы в Израиле. «Хрен с ними, повезу туда съёмочную группу!» – решил было Алексей Михайлович. Режиссёр лишь присвистнул, узнав о таком предложении. И тут же пригорюнился. Потому что ни один вменяемый родильный дом ни одной вменяемой страны не даст разрешения на подобные съёмки. Профессиональные съёмки – это вам не любительская камера. Да и с любительской можно только папаше, а не кодле оторванных ассистентов, некоторые из которых без сигареты в зубах дышать не могут, а без стакана портвейна с жизнью по утрам прощаются.

Пупсик отговорилась от Алексея Михайловича тем, что рожать хочет только на родине. Только в самом обыкновенной городском родильном доме с самой обыкновенной бригадой самых обыкновенных врачей и акушерок. Ну, ладно-ладно, в самом лучшем. Так и быть, в самом лучшем. А съёмки – уж как получится, как получится...

Главный врач самого лучшего родильного дома изгнал режиссёра из кабинета, накричав вдогонку много интересного об отечественном кинематографе вообще и о телесериалах в частности. Ну и ладно, впереди ещё много времени, что-то да придумается. Режиссёр не терял надежды, потому что никогда её не терял. Потому что у наших режиссёров, если разобраться, ничего, кроме неё, и нету. Ну, разве что за редким исключением. А это был не тот случай.

А Пупсик продолжала сниматься, радуясь тому, что у неё есть замечательная родная няня. И значит, она непременно станет замечательной родной няней её чудесному малышу. Лучше бы девочке. Не потому что Пупсик когда-то хотела девочку, разве она вообще хоть когда-нибудь хотела ребёнка? Да? Как забавно... Так вот, не потому, а потому что у Алексея Михайловича уже есть сын, пусть теперь будет и дочь. Интересно, как быстро после родов можно продолжить съёмки? Грудью кормить можно и на площадке. Если вообще кормить. Сейчас так много разнообразных... Нет, кормить, наверное, всё-таки надо. Материнское молоко – уникальный продукт... А если потом большое кино, крупные планы обнажённой натуры, а там – высосанные, простите, сиськи? Что тогда?..

Оставим Пупсика, более известную зрителям как Екатерина... Впрочем, её фамилия ничего не скажет читателям, потому что зрители и читатели – это всё-таки ещё разные сегменты целевой аудитории, не слишком часто и сильно пересекающиеся. Да и какая разница, какую фамилию носит Пупсик, если всё наше повествование не более чем выдумка автора, который куда как более свободен в своём творчестве, нежели сценарист. Как минимум потому, что на голове у автора не сидит режиссёр, и персонажей своих автор волен представлять себе такими, каковыми они являются на самом деле, а не, например, Чулпан Хаматовой. Так ли представлял себе свою собственную Лару Гишар Пастернак, как представил её нам режиссёр Прошкин в сериале «Доктор Живаго», ой ли?! Да и сериал, если честно, «по мотивам», а вовсе не по роману. А мотивы, знаете ли, у всех разные, поди разбери...

Простите, я, как типичный представитель сегмента пересекающихся множеств, следуя традициям великих викторианцев, снова оседлала конька пространных отступлений и понеслась на нём по степи занудного резонёрства. (Кстати, писаки эпох прошедших мало думали о вечности, насыщая свои произведения сиюминутными бытовыми подробностями, названиями настоящих кабачков и псевдонимами актрис провинциальных и столичных театров, давно истлевших к настоящему времени. Не знаю, как там людям истинно великим, мне же, как человеку ничтожно малому и чрезвычайно любопытному, забавно узнавать о Лондоне, Париже, Брюсселе, Риме, Петербурге и снова Лондоне годов эдак 1812– 1846, именно читая беллетристику – ту же «Ярмарку тщеславия» Уильяма Теккерея, например. А не изучая учебники истории, каковые как минимум не менее обманчивы, но куда более занудны.)

Впрочем, есть кое-что куда интереснее моих «нетленных» ремарок о тленном. А именно то, что там происходит сейчас с Софьей Константиновной Заруцкой, вышедшей в конце первой главы за двери кабинета Павла Петровича Романца, заместителя главного врача отнюдь не самого блатного родовспомогательного заведения нашего (всё-таки) города.