Текст книги "Слеза ангела"
Автор книги: Татьяна Корсакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
О ком он? О Клер?.. Нет, Гуго не посмеет, Клер – воспитанница отца.
– Я посмею, – шипение змеей вползает в уши. – И, знаешь что, я разрешаю тебе вернуться, чтобы убедиться в этом…
Сабурин
Пожалуй, будет весьма подозрительно, если он уйдет из казино сразу после разговора с девчонкой. Гораздо разумнее еще пару часиков поиграть. Просто так, бессистемно. А потом надо искать новое казино и впредь быть осторожнее. Если его так легко вычислила какая-то малолетка, значит, хреновый из него конспиратор. Придется над этим подумать.
Без системы игра не шла. Сабурин просадил полторы тысячи, а выиграл какие-то жалкие триста баксов. Все, пора сворачивать лавочку! Он бросил прощальный взгляд на девочку-крупье. Та о чем-то беседовала с менеджером и выглядела при этом растерянной и несчастной. Может, ее отчитывают из-за него? Значит, его жертва в виде проигранных полутора тысяч оказалась напрасной? Ладно, бог с ней. Он сделал все, что в его силах, и в ее разборки с администрацией вмешиваться не собирается. Пора уходить.
Сабурин как раз обменивал фишки на деньги, когда краем глаза заметил девчонку-крупье, спешащую к выходу из казино. Что же все-таки случилось? Неужели отстранили от работы? Присмотреть за ней, что ли?
Пару секунд девчонка постояла на крыльце, повертела белобрысой головой, а потом двинулась в сторону сквера. Опрометчивый поступок: в городе и днем-то всякой швали полно, а тут глубокая ночь. Девчонка либо конченая дура, либо безмерно отважна и отчаянна, либо очень торопится. Сабурин поставил бы на третий вариант. Скорее всего, она просто решила выйти через сквер к таксопарку, чтобы поймать там такси. Он глянул на свою «бээмвуху», притулившуюся черным боком к бордюру. Подвезти, что ли, эту Белоснежку? Оказать, так сказать, ответную услугу? Или не вмешиваться?
Пока Сабурин раздумывал, девчонка перебежала дорогу и углубилась в сквер. Вот ведь бедовая! Он открыл дверцу машины, нашарил под водительским сидением «макаров», сунул его в карман пиджака. Скорее всего, пистолет – излишняя предосторожность, но береженого и бог бережет.
На аллее было темно, хоть глаз выколи. Даже полная луна светила как-то тускло, вполсилы. Приходилось полагаться больше на слух, чем на зрение. Дробный перестук каблуков Белоснежки служил прекрасным ориентиром. Судя по всему, она не просто шла, а бежала. Или боится, или просто очень спешит. Сабурин чертыхнулся, ускорил шаг. Он уже собрался было окликнуть девчонку, когда цоканье каблучков вдруг оборвалось, и почти в ту же секунду послышался сдавленный женский крик. Твою ж мать…
Сабурин достал из кармана пистолет, сошел с асфальтированной дорожки на мягкую землю, осторожно, стараясь не шуметь, двинулся на звук. В тусклом свете горящих далеко впереди фонарей замаячили четыре силуэта. Сабурин пригляделся. Трое были одеты во все черное и почти сливались с темнотой, а четвертой оказалась девчонка, Сабурин узнал ее по белоснежным волосам.
Там, на дорожке, происходило что-то странное. Фигуры стояли неподвижно: двое в черном чуть поодаль, третий, кажется, в обнимку с девчонкой. Этот третий что-то тихо говорил. Что именно, Сабурин не слышал, надо бы подобраться поближе.
От странной компании его отделяло метров пять, когда девчонка вдруг запрокинула голову к небу и засмеялась. Смех этот был таким жутким, что у бывалого и ко многому привычного Сабурина волосы встали дыбом. Если бы он не разговаривал с ней всего каких-то пару часов назад, точно бы решил, что она сумасшедшая, потому что нормальный человек не может так смеяться.
Смех оборвался так же внезапно, как и начался, а девчонка стала медленно оседать на асфальт. Все, нужно как-то обозначиться, пока не поздно.
– Эй, ребята! А ну-ка оставьте девушку в покое! – Сабурин осторожно выглянул из-за липы. Он, конечно, смелый, но не до безрассудства. Сейчас время такое – отморозков развелось, не ровен час, и пальнуть могут.
…И пальнули. Пуля просвистела совсем близко, впилась в ствол дерева, Сабурин едва успел укрыться. Значит, вот оно как! Значит, по-хорошему эти ублюдки не понимают! Ну что ж, придется по-плохому. Согнувшись в три погибели, он перебрался за соседнюю липу, досчитал до трех, выглянул.
В стане врага произошли изменения. Двое пытались поднять девчонку с земли, третий медленно поворачивался вокруг своей оси, в руках у него что-то подозрительно поблескивало. Сабурин даже знал, что это такое. Получается как минимум один из троицы вооружен – это раз. Девчонку они оставлять в покое не собираются – это два. Похоже, она нужна нападающим настолько сильно, что они рискнули открыть пальбу едва ли не в центре города – это три. И первое, и второе, и третье одинаково плохо. Было бы разумнее оставить все как есть и не взваливать на себя чужие проблемы, но девчонка ему помогла. И неважно, что в первую очередь она заботилась о собственной шкуре. В конце концов, он мужик. Говорить о долге глупо и как-то пафосно. Ладно, скажем, у него перед ней не долг, а должок…
Для начала надо разобраться с тем, у которого ствол. Выстрел прозвучал оглушительно громко. Мужик с пистолетом взвыл, прижал раненую руку к груди. Что, собаки, не ожидали?! Забыли, что на каждую силу есть противосила? Так память легко освежить.
Не дожидаясь, когда по его укрытию начнут палить, Сабурин перекатился за кусты, ближе к аллее, приготовился сделать пару предупредительных выстрелов в воздух, но превентивные меры не понадобились – странная троица исчезла, точно сквозь землю провалилась. На дорожке, уткнувшись лицом в асфальт, осталась лежать девчонка.
По уму, надо было бы осмотреться, подождать, чтобы не стать легкой мишенью, если вдруг кто-нибудь из этих троих решил залечь в засаде, но Сабурин, наплевав на безопасность, рванул вперед. Безрассудно и глупо, но что поделаешь, если вот она, девочка, только руку протяни. Лежит себе и выглядит… неживой.
Так, первым делом проверить пульс. Он перевернул девчонку на спину, сжал шею в области сонных артерий. Пальцы тут же стали мокрыми и липкими. Черт, кажется, ее все-таки порезали. Но пульс вроде ровный.
Некогда разбираться, тут через пару минут народа будет – не протолкнуться, ментов понаедет. Доказывай потом, что стрелял в целях самообороны. Да и не хочется связываться с правоохранительными органами. Сабурин перекинул девчонку через плечо и бегом бросился обратно к казино. Когда до освещенного участка оставалось совсем ничего, усадил ее на землю, притулил спиной к дереву, еще раз осмотрел, теперь уже внимательнее. На шее действительно есть рана, но несерьезная, похожая на глубокую царапину, а больше никаких видимых повреждений. Скорее всего, девчонка просто в обмороке.
– Ну, Белоснежка, ты тут пока посиди, а я сейчас. Сгоняю за машиной и вернусь, – Сабурин вытер испачканную кровью ладонь о траву и неспешным шагом направился к казино.
Его «бээмвуха» стояла на месте. А где ж ей еще быть, родимой? Сабурин уселся за руль, включил зажигание. Он уже тронулся с места, когда вдали послышался рев сирен. Сейчас – за Белоснежкой, а потом – домой, разбираться, что к чему.
Девчонки на месте не было. Куда она, мать ее, подевалась?! Сабурин огляделся и вполголоса выругался. Метрах в десяти между липовых стволов маячило что-то белое.
– Далеко собралась? – Он догнал девчонку, дернул за рукав.
Та послушно остановилась, посмотрела сквозь него и сообщила доверительным шепотом:
– Ангелы умеют плакать.
Все ясно – шок, послестрессовый психоз. Или как оно там у специалистов называется? В общем, девчонка не в себе.
– Пойдем-ка со мной, – он потянул ее за рукав.
– Ангелы плачут, а луна красная, – девчонка сделала шаг.
Точно психоз. Хорошо хоть, что не буйная.
– Красная, красная, – Сабурин, подхватив ее под мышки, потащил к машине.
– И князь велел, чтобы они меня не обижали, – девчонка всхлипнула. – А тот человек сделал мне больно, – кончиками пальцев она пробежалась по шее.
– Разберемся, Белоснежка! – Сабурин запихнул ее на заднее сиденье «БМВ», сам уселся за руль. – Только сначала покатаемся…
– Вот, полюбуйся! – Сабурин кивнул на сидящую на самом краешке стула девчонку. – Что с ней такое, как думаешь?
– На хрена ты ее ко мне привез? – Арсений брезгливо поморщился.
– Я ее, вообще-то, сначала к себе привез. Думал, очухается, а она видишь какая!
Да, с девчонкой, определенно, было что-то не то. И шок тут совсем ни при чем. Может, те уроды вкололи ей какой-нибудь наркотик?
– Ну-ка! – Сабурин стащил с нее курточку, внимательно осмотрел кожу на руках. Если не считать царапины на шее, все остальное в порядке. Тогда почему она как автомат?
– Где ты ее откопал? – Арсений подкатился поближе, пощупал девчонке пульс.
– Долгая история.
– Пошли на кухню, расскажешь что к чему, а эта пусть пока тут посидит. Она хоть не буйная? – Он подозрительно сощурился.
– Была не буйной.
– Ну, смотри, если она мне тут что-нибудь учинит, с тебя спрошу.
Разговор оказался недолгим. Сабурин рассказал другу про то, как его вычислили в казино, а девчонка-крупье предупредила об этом, про то, что на нее напали какие-то странные типы, а когда он попытался вмешаться, открыли стрельбу.
– Сначала я думал, что они ее ранили, у нее на шее кровь была, – Сабурин щелкнул зажигалкой и, прикурив, глубоко затянулся сигаретой. Вообще-то, он бросил курить два года назад, но сегодня вдруг захотелось до дрожи в пальцах.
– Это из-за царапины, – Арсений задумчиво кивнул.
– Да, из-за царапины. А потом она очухалась и стала такой. Всю дорогу до дома твердила о каких-то плачущих ангелах, красной луне и князе, который велел ее не обижать.
– А раньше она такой не была? Ну, до встречи с теми ребятами? – поинтересовался Арсений.
– Раньше она производила впечатление адекватной, – заверил его Сабурин. – Что нам с ней делать, а?
– Нам? – Арсений многозначительно хмыкнул. – А при чем здесь я? Это ж ты ее от хулиганов спас.
– А ты мой друг. Сеня, ты же умный, помоги. Ну, что тебе стоит?
– Бурый, ты прекрасно знаешь, что мне все это очень не нравится, – сказал Арсений зловеще.
Да, Сабурин знал, что друг женщин на дух не переносит и к себе в квартиру пускает только мать, да и то лишь после долгих переговоров. И не потому, что он педик – господи упаси! Просто опыта общения с прекрасным полом у Арсения нет никакого. Болезнь породила массу комплексов, самым серьезным из которых стала нелюбовь к женщинам. Арсений не желал знакомиться ни с одной из многочисленных сабуринских подружек. Хуже того, он даже слышать о них не хотел. А тут такое безобразие – живая женщина в его логове. И неважно, что не совсем адекватная, сути это не меняет.
– Значит, не поможешь, – Сабурин встал из-за стола. – Ну ладно, извини, попробую сам.
– Подожди, – сказал Арсений со смесью решимости и обреченности. – Давай глянем, что можно сделать.
Девчонка сидела на том же стуле, на который сгрузил ее Сабурин, на ее коленях развалился Силантий. Вот уж где диво дивное! Похоже, котяра решил расширить свой ближний круг.
– Слышишь? – шепотом спросил Арсений.
– Что? – насторожился Сабурин.
– Он мурлычет.
– Силантий?
– Ну не я же?! Он вообще никогда не мурлычет. Я думал, у него какая-то врожденная аномалия, а он, оказывается, нормальный.
– Поздравляю вас с Силантием. А что с девчонкой?
– Сейчас посмотрим, – Арсений подкатился вплотную к стулу, спихнул кота на пол. Тот обиженно мяукнул и спрятался за системник. – Эй! – Арсений помахал рукой перед лицом девчонки – никакой реакции.
– Наркотики? – шепотом спросил Сабурин.
– Непохоже, зрачки нормальные.
– А что тогда?
– Транс.
– Какой транс?
– А хоть какой: религиозный, гипнотический.
– Гипнотический?
– Запросто. Сам же мне рассказывал, что она несла всякую ахинею про ангелов, князей и красную луну.
– И кто ее так… загрузил? – Сабурин присел перед девчонкой на корточки, заглянул в ее глаза: да, похоже на транс…
– Ну, если не ты, то, скорее всего, те, кто пытался ее похитить.
– А зачем?
– Чтобы весело было, – огрызнулся Арсений. – Слушай, а что это она вся какая-то блеклая? Кожа депигментированная, радужка прозрачная, волосы белые. Альбиноска, что ли?
– Похоже на то, – Сабурин пожал плечами.
– Любопытно, никогда не видел женщин-альбиносов.
Сабурин хотел было сказать, что друг и обыкновенных-то женщин нечасто видел, но вовремя прикусил язык.
– И как нам ее из этого транса выводить? – сказал он вместо этого.
– Понятия не имею. Я же не гипнотизер, – равнодушно пожал плечами Арсений.
– А если подумать?
– Пользуешься ты моей безграничной добротой, Бурый! – Арсений подкатился к компьютеру. – Сейчас спросим, что думает об этом Всемирная паутина.
Всемирная паутина думала много чего и вариантов выхода из ситуации предлагала целый вагон.
– Значит, так, – Арсений хлопнул ладонями по столу, – начнем с простейшего. Будем показывать нашей спящей красавице всякие картинки. Ну-ка, придвинь ее поближе к компу.
Сабурин поднял стул вместе с сидящей на нем девчонкой, поставил его перед монитором, на котором мелькали и истерично подмигивали неизвестно кому какие-то абстрактные картинки.
– Смотри! – Арсений тряхнул девчонку за плечо.
– Это что за метод? – От хаоса, творящегося на экране, в глазах зарябило, да и голова начала покруживаться.
– Этот метод называется «клин клином вышибают», – пояснил Арсений, внимательно наблюдая за девчонкой. – Типа, то, что может в транс ввести, то может из него и вывести.
– Я сейчас сам в транс впаду, – пожаловался Сабурин.
– Иди на тахте посиди, не мешай эксперименту, – буркнул друг.
Эксперимент длился минут пятнадцать, но результатов не принес. Девчонка тупо пялилась в экран и даже не моргала.
– С визуальной информацией вышел облом, – вынужден был констатировать Арсений. – Попробуем вербальную.
– Какую? – Сабурин зевнул.
– Вербальную, – друг, порывшись в забитой компакт-дисками коробке из-под обуви, выудил какой-то диск.
Через мгновение из колонок полилось невнятное бубнение – вербальная информация, надо полагать. От бубнения, определенно, был кое-какой эффект – Сабурина начало клонить в сон. Кажется, он даже успел подремать. Идиллию нарушил грубый тычок в бок и разочарованный голос Арсения:
– Ничего не выходит. Сидит истукан истуканом. Я ей уже и диск прокрутил, и картинки вместе с музыкой показывал, и маятником перед носом махал – дохлый номер!
Сабурин открыл глаза, посмотрел на застывшую перед компьютером девчонку и спросил:
– Она что-нибудь говорила?
– Говорила. Про какой-то ад. Жаловалась, что этот ад подаст на нее в суд.
– Про ад – это что-то новенькое, – Сабурин с кряхтением сполз с тахты, склонился над девчонкой, гаркнул: – Ау! Есть кто дома?!
– А в ответ – тишина, – прокомментировал ситуацию Арсений.
– И что делать будем? – Положение казалось патовым.
– Есть еще один способ, – Арсений взъерошил и без того растрепанные волосы. – Необходим физический контакт.
– Какого рода контакт? – насторожился Сабурин.
– Я же говорю – физического.
– А простым языком для не шибко грамотных?
– Попробуй ей врезать.
– Что?!
– Ну, ударь ее. Иногда это помогает, – сказал Арсений не слишком уверенно.
– Это помогает от истерик, а у нее транс.
– Не хочешь бить, вези в психушку. Пусть с ней специалисты разбираются.
Эта идея не нравилась Сабурину еще больше, чем предыдущая.
– Куда бить-то? – осторожно поинтересовался он, глядя на девчонку сверху вниз.
– Лучше, наверное, по голове. Только не очень сильно, а то мало ли, – Арсений в притворном ужасе вытаращил глаза.
– Хуже, чем есть, уже не будет, – пробормотал Сабурин, посматривая на свой кулак.
– Только не кулаком. Плашмя бей, – инструктировал друг.
– Ясное дело – не кулаком. А думаешь, поможет?
– Не навредит. Бей, чего смотришь?
– Да как-то не приучен я женщин бить, – Сабурин с сомнением покачал головой.
– А ты представь, что перед тобой не женщина, а боксерская груша, – хмыкнул Арсений. – Хотя стоп! Еще чего доброго увлечешься. Лучше представь, что она должна тебе десять штук баксов и не отдает.
– Лучше я ее просто так ударю, безо всяких прелюдий.
– Ну, дело хозяйское.
Сабурин постоял немного в раздумьях перед безучастной ко всему девчонкой, сделал глубокий вдох и шлепнул ее по щеке.
– Ерунда, – разочарованно сообщил Арсений. – Слабо ударил.
Сабурин и сам знал, что слабо, просто надеялся, что удастся обойтись малой кровью. Не вышло.
– Ну, извини, Белоснежка, – он погладил девчонку по мягким, как пух, волосам, – это для твоего же блага…
…А на сей раз, кажется, произошел перебор. От увесистой оплеухи голова девчонки откинулась назад, и Сабурин испугался, что сломал ей шею. Мгновение ничего не происходило, а потом по бледным щекам его жертвы потекли слезы, а взгляд утратил недавнюю отрешенность. Получилось?..
Порадоваться они с Арсением не успели – девчонка завизжала, бросилась на Сабурина разъяренной фурией. Арсений успел предусмотрительно откатиться на безопасное расстояние и сейчас следил за происходящим из-за шкафа.
– Как думаешь, это уже не транс? – Сабурин не без усилий сгреб вырывающуюся и вопящую девчонку в охапку, повалил на тахту, сам уселся сверху для пущей фиксации.
– Скорее всего, это уже истерика, – послышалось из-за шкафа.
– И что дальше? Как разбираться с истерикой?! – Девчонке удалось извернуться и больно куснуть его за руку. Сабурин взвыл.
– Надо посмотреть в Интернете.
– Очень ценный совет! Принеси воды!
– Много?
– Пол-литра.
Арсений опасливо выдвинулся из-за шкафа, попросил:
– Ты только держи ее покрепче. Ладно?
– Быстрее!
Девчонка орала как резаная, но зажимать ей рот не было ни малейшего желания, ему и так хватило прокушенной почти насквозь ладони.
– Не ори, зараза, соседей разбудишь!
– Вот вода, – Арсений сунул ему пол-литровую банку.
Избранница
Господи! Господи!! Господи!!!
Как же это она так попалась?! Где это она?..
Последнее, что Света помнила, были шаги за спиной и наступившая после этого темнота – вязкая, липкая, как кровь…
Ее похитили! Чем-то вырубили и привезли в эту ужасную дыру… Для чего?
Ее били… Точно били – грубо, по лицу. Челюсть болит, и щеку жжет огнем. Хорошо, если только били… Где ее куртка? Почему она раздета?..
Вопросов было много, они кружились в голове роем бестолковых мух. Из-за их мельтешения невозможно было сосредоточиться на главном…
А что сейчас главное? Главное – вырваться из лап маньяка, вот этого, который…
Света открыла глаза и завизжала.
«Математик»! На нее напал не какой-то абстрактный маньяк, а «математик», человек, которому она имела глупость помочь.
Под придавившей ее тушей было трудно дышать, мысли-мухи вылетели из головы и теперь мельтешили перед глазами, мешали смотреть. А на что смотреть? На рожу эту небритую?..
Света зажмурилась, впилась зубами в ладонь «математика». Вот так! Пусть знает, с кем связался! Она живой не дастся…
Боже, живой не дастся! Да кто ее будет спрашивать?! Он же маньяк, может, ему неживые больше нравятся?..
– Так, последний шанс, Белоснежка! – Голос злой, даже свирепый. – Если ты сейчас же не успокоишься…
Конечно, она не успокоится! Она хочет жить, а не успокаиваться…
Давление немного ослабло, и она тут же этим воспользовалась: с силой пнула маньяка коленом в пах. Послышался разъяренный вой, щедро приправленный нецензурной руганью, и на Свету обрушился каскад холодной воды!..
– Чокнутая! Истеричка! – Рев перешел в рычание. – Надо было оставить тебя подыхать в том сквере!
– Бурый, ты мне тахту водой залил! Придурок! – а это уже другой голос – высокий и истошный. Значит, маньяков двое…
Света рывком села, отбросила с лица мокрые волосы, осмотрелась. Комната большая, захламленная: много мебели, включенный компьютер, на столе перед монитором лежит полосатый кот и таращится на нее единственным глазом, на полу, в метре от тахты, корчится «математик». Так ему и надо, извращенцу проклятому! А вот и второй – хлюпик в инвалидном кресле, смотрит с ненавистью, бормочет что-то себе под нос. Банда отморозков…
– Ты чего, коза, друга моего покалечила?! – Хлюпик погрозил ей кулаком, но с места не сдвинулся. – Видал, Бурый, к чему доброта приводит?! Надо было ее сразу в психушку!
Ее в психушку?! Да это их надо в психушку, вместе с котом!
– Ну, чего вылупилась? – не унимался хлюпик. – Вставай давай! А то расселась тут, понимаешь! Всю тахту мне испоганила! На чем я теперь спать буду?
Света встала: не потому что испугалась хлюпика, а потому что на спинке стула увидела свою куртку, а там, в кармане, лежит газовый баллончик. Если «математик» попробует к ней еще раз сунуться, она его без глаз оставит.
– Все, встала. Успокойся, – она сделала осторожный шаг к стулу.
– Стоять! – Хлюпик оказался намного опаснее, чем она сначала подумала. Он целился в нее из пистолета…
Света замерла. Тут уже не до бравады…
– Сеня, да не пугай ты ее! – это уже «математик». Поднялся с пола, осторожно, бочком, уселся на стул. Да, с ударом она все верно рассчитала. Теперь этот урод еще как минимум день сидеть нормально не сможет.
– Добренький, да? – Хлюпик, которого «математик» называл Сеней, опустил пистолет. – Меня надо было слушаться, сейчас бы ничего не болело, – он ехидно ухмыльнулся, а «математик» страдальчески поморщился.
– Что происходит? – отважилась спросить Света. – Зачем я вам?
– Да ты нам на хрен не нужна, моль белобрысая! – сообщил Сеня. – Без тебя сто лет жили и еще столько же проживем.
– Тогда почему я здесь? – Она ничего не понимала и даже на «белобрысую моль» не обиделась.
– Потому что мой друг, – он кивнул на «математика», – из породы вшивых романтиков. Он считает, что если дама попала в беду, то ее обязательно нужно спасать.
– Какая дама?
– Вот и я говорю – какая дама?! Ладно бы там Анжелина Джоли или Мэрилин Монро, на худой конец, а то ты, карикатура нераскрашенная!
– Ты меня спасал? – Света перевела изумленный взгляд на «математика».
– Спасал, но уже об этом сожалею, – буркнул тот.
– А от кого?
– Тебе виднее. Я их рассмотреть не успел, они по мне сразу огонь открыли.
– Кто?!
– Те веселые ребята, которые хотели тебя похитить.
– Меня хотели похитить? – В голове завертелся калейдоскоп образов: черные провалы глазниц, острые клыки, красная луна и тошнотворный запах крови… Света сжала виски руками, зажмурилась.
– Вспомнила? – поинтересовался «математик».
Она молча кивнула.
– Ну, так, может, расскажешь нам, кто они такие?
– Я не знаю, – она открыла глаза. – Я просто шла-шла, а они как из-под земли появились.
– Они и исчезли, точно под землю провалились, – согласился «математик». – В общем, так, Белоснежка, собирай свои манатки и иди куда шла. А то, как я посмотрю, от тебя одни неприятности.
Света глянула в окно, поежилась.
– Там темно.
– Ясное дело – темно. Четыре часа ночи, как– никак. Но через полчасика начнет светать. Иди и скажи спасибо, что я тебя в сквере не бросил.
– Это они меня так? – Света потрогала ноющую челюсть. – Те люди?
– Нет, это я, – сообщил «математик» со злорадной усмешкой.
– Зачем?
– Затем, что после общения с веселыми ребятами ты стала как зомби, несла всякую ахинею про ангелов и на внешние раздражители не реагировала.
– Я?!
– Нет, моя бабушка! Слушай, Белоснежка, ты меня в казино выручила, я тебя в скверике от злодеев спас. Все, мы квиты! Иди уже, у нас еще дел полным-полно.
Она не хотела никуда идти. Эти двое, конечно, уроды и дегенераты, но по сравнению с теми страшными людьми все их недостатки кажутся вполне простительными.
– А можно я…
– Нет! – Сеня не дал ей договорить. – Вали отсюда. Виталик, ну что ты расселся?! Проводи даму до двери.
– Сама дойдет, – буркнул «математик», который, оказывается, никакой не «математик», а всего-навсего Виталик.
– Мне бы только до утра, – она заискивающе улыбнулась. К черту гордость, собственная шкура дороже!
– Ты глухая? – спросил «математик» Виталик и швырнул в нее курткой. – Переговоры закончены, Белоснежка!
– Я не Белоснежка!
– А мне без разницы! Дверь, надеюсь, найдешь!
…От бетонных ступенек лестницы тянуло холодом. Мокрая блузка противно липла к телу, а зубы выбивали барабанную дробь. Никуда она не пойдет на ночь глядя! И пусть скандалистка Ада затаскает ее по судам, она с места не сдвинется, пока не рассветет. Будет сидеть на лестнице в чужом подъезде, клацать зубами и ждать полноценного рассвета.
Где-то вверху хлопнула дверь, послышались шаги.
– Сидишь? – спросил «математик» Виталик.
– Сижу.
– А домой почему не идешь?
– Боюсь, – Света посмотрела на него снизу вверх и спросила без особой надежды: – Может, ты меня отвезешь?
– Куда?
– Домой?
– А такси вызвать не пробовала?
– У меня мобильного с собой нет.
– А у меня времени нет. Ладно, Белоснежка, я пошел. Через полчаса автобусы начнут ходить, недолго тебе осталось мучиться.
– Я не Белоснежка, – буркнула она и отвернулась.
– Да мне как-то все равно. Счастливо оставаться!..
Рене де Берни. Византия. Весна 1097 г.
Слава Господу нашему, мы достигли наконец Византии! Константинополь – город столь же прекрасный, сколь и чуждый моему взору. Роскошные белокаменные дворцы и убогие бедняцкие лачуги, диковинные растения и чудные животные. Но самое удивительное – люди. Мужчины в длинных одеждах, более подходящих женщинам, а женщины такие прекрасные, что, каюсь, на непозволительно долгое мгновение я позабыл о своей маленькой Клер. И все эти они – мужчины и женщины, аристократы и чернь – смотрят на нас со страхом и презрением. Для них мы, оказывается, не освободители от сельджукского ига, а варвары – непредсказуемые и опасные.
Но как же так?! Они же сами нас призвали! Я своими собственными ушами слышал, как епископ Ле Пюи упоминал о письме, которое византийский император Алексей прислал моему сюзерену Раймунду Тулузскому. В том письме говорилось о чудовищном положении империи, о том, что Византия терпит страшные бедствия от набегов печенегов и бесчинств сельджуков, что Константинополь, оплот христианства, под угрозой.
Где угроза?! Где бедствия и притеснения?! Город нежится в праздности и роскоши, а его жители смотрят на нас как на диких северных варваров.
А что они хотели? Мы не хитрые купцы со сладкими речами и набитыми золотом кошельками. И не благостные пилигримы в полуистлевших под жарким солнцем рубищах, со стертыми в кровь ногами. Мы воины Христовы! А воины не могут быть робкими и смиренными.
– Здешнее вино – дрянь! – Одноглазый Жан, не то сын, не то бастард графа де Моли, баюкает вывихнутую в недавней драке с заносчивыми греками руку и хмурится, но тут же светлеет лицом, замечая на противоположной стороне улицы хорошенькую девчонку. – Эй, красавица, не одаришь храброго рыцаря хотя бы улыбкой?
Девчонка испуганно вздрагивает и торопливо прячется от похотливого взгляда Жана в узком проулке.
– Не одарит, – в голосе Одноглазого нет сожаления. В огромном городе всегда сыщется добрая женская душа, согласная за пару монет, а то и просто так утешить доблестного рыцаря. – Слышал новость, Рене? – Жан залпом допивает остатки вина, а опустевший кубок швыряет в пыль у своих ног. Может, поэтому нас и называют варварами? – Кажется, мы скоро снова тронемся в путь. Греки пообещали переправить нас через Босфор.
– Скорее бы! – От новости на душе теплеет. Надоело просиживать штаны, пить дрянное вино и мечтать о подвигах. Нас ждут великие свершения, и лучше бы поторопиться.
– Рвешься в бой, сосунок? – Единственный глаз Жана смотрит снисходительно и, кажется, с жалостью.
Я не успеваю ответить, Жан хлопает меня по плечу с такой силой, что мне едва удается устоять на ногах.
– Будет тебе бой, Рене де Берни. Гляди, еще запросишься обратно домой, под мамкину юбку.
– Моя матушка умерла, – с силой сжимаю рукоять меча, мой жест не укрывается от Одноглазого.
– Горячий! Я сам таким был, лет этак двадцать назад. Плохо, что горячий, горячих убивают самыми первыми.
– Только не меня! – упрямо встряхиваю головой, и Жан неожиданно легко соглашается:
– Да, только не тебя. Ты бессмертный, – в черной с проседью бороде прячется хитрая улыбка. – Ладно, великий воин Рене де Берни, пойдем, я познакомлю тебя с цыпочкой, которая сделает из тебя еще и великого любовника…
