Текст книги "Дыши со мной (СИ)"
Автор книги: Татьяна Снимщикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Дыши со мной
Татьяна Снимщикова
Пролог
Ослепительно яркий свет заставлял черноту ночи растворяться без остатка. Слава знала, что следом за вспышкой последует оглушительный скрежет и боль. Чужая боль, разрывающая душу на части. Так и есть. Тело сжалось в пружину, и крик нечеловеческой силы сотряс воздух. Свет померк, снова всё заволокла тьма.
«Сон. Это всего лишь сон, – со стоном подумала Слава, не мигая глядя в потолок, по которому блуждали тени в скудном свете, просачивающимся сквозь стекло незанавешенного окна. – Когда же он кончится».
Ночные кошмары длились уже больше года. Впрочем, как и чувство вины. Быть может, одно порождало другое. Слава откинула влажное от пота одеяло и устало поднялась с постели. Ей снова предстояло коротать ночь наедине с воспоминаниями. В такие мгновения она жалела, что не на дежурстве. Уж лучше всю ночь напролёт занимать мозг и руки работой, нежели метаться между прошлым и настоящим. Девушка с радостью воспользовалась бы шансом, если бы таковой подвернулся, но руководство строго придерживалось пресловутой охраны труда и только в исключительных случаях, когда требовалось подменить заболевшего или ушедшего в отпуск сотрудника, разрешало работать сутки через двое. Иногда Славе везло сократить отдых до одного дня, но это случалось крайне редко. Для неё отпуск грозил обернуться самой страшной карой. И это время приближалось. Буквально через две недели её грозили вытолкать из роддома пинками, если она не уйдёт по доброй воле.
– Нет. Я не могу, – сквозь зубы прошипела Слава, шаркая шлёпками по полу до кухни. – Они же знают, что я не могу уйти. Почему?
На этот вопрос ей уже ответили сто раз. Потому что она похожа на зомби и работает на автопилоте, а в отделении интенсивной терапии для новорожденных, в простонародье в «Травме», это чревато потерями.
– Я же в норме, – бурчала Слава. Вытащив из холодильника кувшин с водой, она прижала его ко лбу. – Всё под контролем.
Само собой, начальству было виднее. Девушка могла не соглашаться с чужим мнением, но любой, кто знал её до трагедии, мог подтвердить, что от прежней Славы осталась лишь копна медно-русых волос. Этот удивительный насыщенный оттенок раньше соответствовал облику и характеру заводной, огнеопасной красавицы. Теперь же янтарного цвета глаза не сияли, кожа потускнела, черты лица заострились, и волосы выглядели париком с чужой головы. Даже тело как-то уменьшилось, несмотря на высокий рост.
– Они не понимают. Я ж сдохну. Может, и к лучшему, – Слава взглянула на кольцо, которое всё ещё носила на безымянном пальце правой руки. Всего один год и три месяца назад она вышла замуж. Никто не понял зачем, но было весело и бесшабашно. Более весёлой свадьбы не состоялось ни у кого из друзей. К ЗАГСу тогда прикатили на мотоциклах и заняли всю стоянку. Жених и невеста выделялись из толпы новобрачных экипировкой для мотоциклистов. Вместо фаты на голове Славы красовался белый шлем. Весь день и всю ночь дружной компанией свадебная процессия колесила по дорогам. А к утру, когда друзья разъехались по домам, молодой супруг на радостях разогнал мотоцикл до предельной скорости и…
Слава поставила кувшин на стол. Руки дрожали. Перед глазами опять всё вспыхнуло и полетело. Она в тысячный раз задалась вопросом, почему осталась жива. Даже мотоцикл практически не пострадал, а муж умер мгновенно, пролетев несколько метров по встречной полосе и попав под колёса внедорожника. Семейная жизнь продлилась пятнадцать часов и десять минут. Потом были слёзы, похороны, проклятия свекрови по телефону и бесконечное чувство вины, от которого спасала работа.
– Мне не нужен отпуск, – с отчаянием прошептала Слава, подпитывая себя надеждой, что начальство сжалится, но разум встревал колючими насмешками в душевные терзания. – Я не хочу в отпуск.
Так и не глотнув воды, она поплелась в спальню, которую не пришлось делить с мужем. Эту квартиру в качестве свадебного подарка ей оставила бабушка, перебравшись жить к своему сыну. После трагедии никто не стал ничего менять. Слава не хотела, чтобы её кошмары причиняли любимым людям боль. Всё, чего она добивалась, это расстояние и одиночество. У неё получилось. Рядом не было никого, кто бы сказал: «Дыши со мной».
Глава 1. Дыши со мной
Как ни сопротивлялось утро, оно всё же наступило. Для конца мая оно выдалось чересчур серым и невзрачным, хотя обычно радовало людей солнечными лучами. После бесполезного блуждания по квартире и мучительного лежания в постели Славе удалось ненадолго задремать, чтобы с восходом очнуться с мутной головой. Жизнь продолжалась, но до чего безрадостно.
От тягостных мыслей временно отвлекли сборы на работу. По привычке Слава сварила кофе, выпила его под монотонное бормотание диктора новостного канала, собрала контейнеры на обед и ужин. Прежде чем выйти из квартиры, девушка застряла перед зеркалом, недовольно собирая непослушные густые волосы в «колосок». При её работе торчащие космы недопустимы, к тому же на прилизанную голову удобнее натягивался подшлемник. Если бы её сейчас увидели родители, то забыли бы как дышать. Слава не только не продала байк, но к тому же сдала на права. Мрачный монстр остался единственной связью с прошлым. До сих пор, забираясь на него, девушка ощущала присутствие мужа. За короткие три месяца знакомства он научил её всем премудростям вождения, накупил одежды, защиты, будто заранее знал, что случится. Он заставил полюбить скорость и встречный ветер. Он сам был ветром.
– Сойдёт… – вздохнула Слава, критично осматривая причёску. Девушка подтянула специальные джинсы для езды на байке, сняла с вешалки куртку и не спеша закуталась в неё, превращаясь на глазах в бесполое существо. – Пора.
Подхватив рюкзак, шлем и перчатки, она вышла из квартиры и поспешила прошмыгнуть на лестницу. Там меньше всего существовал шанс столкнуться с соседями. Все, кроме неё, пользовались лифтом. От сочувствующих взглядов и слов ей всегда становилось тошно, а от назидательных речей хотелось рычать. В этом доме Славу знали с детства. Каждое лето она приезжала погостить к бабушке, а окончив школу, поступила в колледж в этом городе и переехала на постоянное место жительства. Вся её жизнь была на виду, а потому соседи считали своим долгом воспитывать, особенно после того, как она оживила монстра, который стоял перед подъездом долгое время, словно памятник сломанной жизни. Короткое замужество ставилось в пример не в меру загулявшим девочкам, мол, смотрите, любовь до добра не доводит.
«Только бы никого не встретить», – стучало в голове, пока девушка считала ступеньки, сбегая с четвёртого этажа. Где-то шумел лифт, хлопали двери. Дом не спал. Жильцы собирались на работу так же, как и она. Выскочив из подъезда, Слава метнулась к мотоциклу. Убрать рюкзак в багажник, натянуть подшлемник и шлем – дело быстрое, отточенное, и всё равно каждый раз кто-нибудь обязательно оказывался рядом, чтобы сочувственно поохать и покачать головой.
– Владка, когда же ты его бросишь. Мало тебе было? – донеслось сзади. Девушку будто нарочно поджидали, чтобы выбесить окончательно, называя Владой. Да, родители дали ей имя Владислава, но она терпеть не могла, когда к ней обращались иначе, чем Слава. А здесь все именно этим и занимались.
– Мне всегда будет мало, – прогудела в мягкую ткань Слава и со злостью протиснула голову в шлем.
– Вот шальная…
Спасительный рык двигателя бальзамом пролился на израненное сердце. Благословенный звук, заглушающий все остальные, ласкал уши. Под недовольные взгляды и пересуды, мотоцикл унёс свою хозяйку из двора. Между тем город проснулся. Проезжая часть забилась машинами. Приходилось маневрировать, собирая проклятия застрявших в пробке водителей. Всю дорогу до роддома Слава наслаждалась перестроениями. Во время гонки мозг не отвлекался на боль, сердце бешено стучало от скорости. Дерзкий стиль вождения Слава переняла у Егора. «Стань ветром», – звучал в ушах его голос, и она летела, наплевав на правила и условности. Ведь жизнь так коротка, и надо всё успеть.
К тому моменту, как показались знакомые ворота стоянки для персонала, начал накрапывать дождь. Пришлось загонять байк под навес, с трудом вмещавший машины сотрудников. Место рюкзака в багажнике заняли перчатки, куртка и шлем.
– Славка, привет! Слышала новость? – раздался звучный голос акушерки послеродового отделения. Яркая, жизнерадостная и всегда в курсе всех событий молодая женщина в этот момент выбиралась из машины. Дежурить с ней в одну смену было одним удовольствием.
– Привет! Ещё не слышала. Меня лишили отпуска? – хмыкнула Слава, закрывая багажник. По счастью в роддоме к её средству передвижения относились без особых эмоций. Ещё и по этой причине хотелось работать круглосуточно.
– Ну, конечно. Помечтай. Нас закрывают на «мойку» через неделю.
– Нет, – со злостью протянула Слава. Вот чего ей не хотелось, так это лишиться ночных дежурств, единственного средства от бессонницы.
– Да-а. Распоряжение нового главврача. Так что светит тебе отпуск на неделю раньше, если ты, конечно, не хочешь драить роддом.
– Выскреби мне мозг кюреткой.
– Тебе и без меня выскребут…
Так и случилось. Не успела Слава переодеться и войти в отделение, как тут же поняла, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вместо педиатра и медсестры на маленьком пятачке перед боксами собралась весомая компания во главе с заведующим отделением. Громкие жаркие разговоры напоминали стихийный митинг.
– Привет, – шепнула Слава, прошмыгнув вдоль стены к своей коллеге, у которой собиралась принять смену. – Что почём? Кого колесуют?
– Тебе понравится. Ирку в очередной раз увольняют, – едва слышно сообщила сонная черноволосая девушка в коротеньком халате, указывая на женщину средних лет с понуро поникшей головой.
– За что?
– Догадайся. На неё очередную жалобу накатали.
– Опять орала?
– Угу, сначала детей перепутала, потом…
– Не продолжай. Похоже, нас всех опять лишат премии. Коллективный разум, – вздохнула Слава. Ей было жаль непутёвую Ирку, которая ничего не могла поделать со своим склочным характером и наплевательским отношением к работе. Сколько раз уже страдало всё отделение, не сосчитать. Ровно столько же раз её увольняли, а потом давали последний шанс. – Сколько детей?
– Шестнадцать. Пойдём, потихоньку сдам смену. Спать хочу до жути. Всю ночь поступали. Да ещё Ирка, зараза. Лучше одной работать…
День закрутился. Когда страсти по Ирке улеглись, всё вошло в привычное русло. Слава окунулась в пучину кормлений, ухода, назначений, как в штормящее море, с головой. Так было всегда, с самого первого дня, когда выпускница медицинского колледжа впервые переступила порог роддома в качестве сотрудника. Её направили на передовую – в «Травму». Туда всегда посылали необстрелянных воробьёв, юных, энергичных, способных проводить на ногах двадцать четыре часа. Спустя пять-шесть лет они дослуживались до более спокойной «Физиологии», где вся забота – уход за новорожденными. Своё первое боевое крещение девушка запомнила на всю жизнь. То, чему учили добрых три года, вылетело из головы за три секунды, потому что реальность оказалась пугающе нереальной. До чего страшно было покормить ребёнка через зонд. Постоянно казалось, что тонкая гибкая трубочка попадала не в пищевод, а в дыхательные пути. Руки тряслись, малыш яростно сопротивлялся насилию, издавая душераздирающие звуки. К тому времени, когда положенные десять граммов попадали в желудок, у Славы отнималась спина, и струился пот, а рядом надрывались в кроватках и кувезах голодные дети, и кое-кому из них приходилось туго с новой медсестрой. И если бы дело ограничилось кормлением. После училища, где всё постигалось на муляжах и манекенах, издеваться над живыми крошечными созданиями было страшно. Как всё легко получалось у опытных медсестёр! Раз-два и готово. Особенно пеленать. Для Славы уход за детьми превратился в ад. Распашонки не хотели налезать на ручки, ноги выскакивали из пелёнки, жуткие крики разрывали барабанные перепонки, а всё потому, что ребёнок в отличие от куклы имел обыкновение двигаться, как бабочка, быстро и по хаотичной траектории. В результате в конверте оказывалось нечто безобразное, похожее на комок. И это всё сущие цветочки в сравнение с выполнением назначений врача. Славе постоянно мерещилось, что ампулы чудесным образом менялись местами, хотя она сто раз перечитывала название препарата, инфузор сам выбирал себе скорость, а кислород то и дело кончался. Когда первые рабочие сутки подошли к концу, у девушки возникло только одно желание – уволиться. Оглохшая от криков, нервная от страха, уставшая после бессонной ночи, она еле волочила ноги до дома, где её ждала бабушка. Рыдая и взахлёб рассказывая о кошмаре под названием «Травма», Слава клялась, что больше никогда не переступит порог роддома ни в каком качестве, а спустя три дня неслась на работу. Опыт приходил быстро. Мысли об увольнении остались далеко позади. Жизнь продолжалась, тесно переплетясь с новорожденными, их мамами и бесконечным стрессом. Даже своего будущего мужа Слава встретила в роддоме. Он пришёл на выписку вместе с другом, у которого родилась дочь, и, не стесняясь, начал флиртовать с молоденькой огневолосой медсестрой, которая вынесла кружевной конвертик с малышкой и перепутала, кто из мужчин отец.
– Это мне? – хохоча, воскликнул он, принимая бесценную ношу. – Слышь, братан, правда вылезла наружу. Это моя дочь.
– Так и знал, – поддержал шутку настоящий отец и забрал своё сокровище, а Слава покраснела до кончиков ушей. – Ты спроси её, может, там ещё есть дочки.
– Девушка, у вас есть свободные дочки? – спросил насмешник. Он был очарователен, как змей-искуситель. Высокий, черноволосый, с орлиным носом, цепким взглядом и роскошной улыбкой.
– Нет. Все заняты, – улыбнулась Слава, стесняясь смотреть ему в глаза.
– А если поискать? Меня зовут Егор.
– Увы, вам не повезло, Егор…
Он ушёл, помахав на прощанье рукой, а на следующее утро уже ждал Славу на стоянке перед роддомом, прогуливаясь вокруг мотоцикла. Тогда от любви оба потеряли разум. Им не хотелось расставаться ни на минуту. Егор ворвался в жизнь девушки стремительным вихрем, открыв ей новый мир – шумный, бешеный, яркий. Спустя месяц после знакомства, они подали заявление в ЗАГС. Родители пребывали в шоке от скорости, с которой развивались отношения, но противиться не стали, потому что видели, какие искры высекала любовь. Семейная жизнь оказалась такой же стремительно короткой. Нелепая смерть Егора перекрыла кислород. Слава жила на автопилоте, включая сознание на работе, хотя и там считали, что от неё осталась лишь оболочка без эмоций и чувств. С обязанностями она справлялась выше всяких похвал, и это пугало. Никто не хотел с ней дежурить в паре.
– Гордеевой никто не нужен, – в своё оправдание говорили медсёстры.
Врачи соглашались, но видели в её неутомимости сплошные плюсы, потому что Слава успевала всё. Лишь с одним педиатром у неё не клеились дежурства. Это была какая-то зловещая мистификация изначально. Как только Татьяна Петровна заступала на дежурство вместе со Славой, обязательно случалось что-нибудь из ряда вон: то зашкаливало число трудных родов, в результате которых всех новорожденных отправляли в «Травму», то умирали дети, то рождались малыши с пороками, о которых иные медсёстры знали отдалённо. Именно дежуря с Татьяной Петровной, Слава впервые увидела смерть и ощутила бессилие. Они сделали всё, что могли, реанимировали по времени дольше положенного, понимая последствия, но девочка не выжила. Врач констатировала смерть, а на долю Славы выпала ужасная миссия – отнести тело в холодильную камеру. Время шло, а девушка всё смотрела на кувез и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Откуда ни возьмись, появился мешок из рыжей клеёнки, кто-то толкнул в плечо, предлагая поторапливаться. Вздрогнув, Слава опустила переднюю прозрачную панель кувеза, подсунула руки под ещё тёплое тельце и перестала дышать. Ей всё казалось, что вот-вот почувствует, как бьётся жизнь в чудесной маленькой девочке с невероятно нежной кожей, откроются глазки, раздастся крик. Ничего не происходило. Руки дрожали. Она не помнила, как уложила ребёнка в мешок, как перевязала бинтом с биркой, как несла до лифта, прижимая к груди. Весь путь до цоколя Слава хлюпала носом и обливалась слезами. Страшнее всего, оказалось, оставить малышку в холодной темноте. Крик не хотел вырываться наружу. Он шумел в голове и груди, разрывая на части. После этого дежурства появилась чёрная примета: дежуришь с Татьяной Петровной, жди неприятности. Сколько бы раз врач и медсестра не пересекались, всегда случалось нечто непоправимое.
Хмурый майский день грозил подтвердить примету. Всё началось с увольнения несносной Ирки. Хотя каким боком её задело, было непонятно. Видимо, отрекошетило, но Слава твёрдо знала, что всему виной дежурство с Татьяной Петровной.
– Гордеева, это судьба, – донеслось до девушки, когда она закончила очередное пеленание, после обхода врача.
– Может, обойдётся? Должны же быть исключения, Татьяна Петровна, – вымученно улыбнулась девушка.
Татьяне Петровне слегка перевалило за сорок. Она славилась угрюмым характером и странным чувством юмора, но врачом была высокой квалификации. Если бы не действующая примета, то работать с ней для Славы было бы сплошным удовольствием.
– Нет, Гордеева. Ты – моя карма, – вздохнула Татьяна Петровна. Её срочно вызвали из отпуска, чтобы заменить заболевшего коллегу. Никому в голову не пришло сверить графики. – Даже каркать бессмысленно.
В подтверждение мысли зазвонил внутренний телефон. В родблок срочно требовался педиатр. Врач и медсестра переглянулись, вздохнули и развели руками. Примета работала. Однако всё оказалось не так уж и плохо. Слава успокоилась и даже пугливо удивилась ближе к полуночи, поняв, что в отделение за весь день не поступило ни одного новорожденного. Тревожный червячок точил в грудине сквозное отверстие для боли.
«Так не бывает. Слишком всё идеально. Где подвох? Новых детей не поступило. Пятерых выписали, троих перевели в физиологию, никого на капельнице. Все дети прибавили в весе. Когда такое единение вообще было? Мамки нацедили молока на роту. Что-то не так. Будто кто-то расчищает территорию для ада», – угрюмо думала Слава, листая журнал. По плану третий бокс ждала генеральная уборка с дезинфекцией и кварцеванием. Любой другой сотрудник скривился бы от нежелания ночью драить стены, окна и кроватки, но только не Гордеева. Для неё лишняя работа, как манна небесная. Только бы ни о чём не думать, не проваливаться в сон. Она неспешно принялась за наведение стерильной чистоты. Дети послушно спали. Тоже нонсенс. Как назло работа спорилась. Не прошло и часа, как бокс блестел.
– Тихо. Нехорошо, – пробормотала Слава, прислушиваясь к звукам и к себе, но внутренняя чуйка пока помалкивала. Это был секрет из разряда той самой мистификации, вроде дежурства с Татьяной Петровной. – Все живы.
Жаждущая шума медсестра обошла детей. Все сладко спали вместе с её чуйкой. До роддома Слава не ведала, что обладает поистине самым полезным даром для своей должности. В обычной жизни интуиция не то, чтобы не срабатывала, просто не замечалась. Здесь же она выстрелила из всех орудий в самый первый день работы, когда ей проводили экскурсию по отделению. Никто не обратил внимания на ребёнка в кувезе, а Славу потянуло к нему как магнитом.
– А почему он такой серый? – наивно спросила она, разглядывая крошечное создание с тонюсенькими ручками и ножками.
– Стекло кувеза искажает…
– Мне кажется, он не дышит, – пробормотала Слава, не понимая, откуда пришла эта мысль.
По счастью ей, дилетантке, захотели преподать урок и гуру педиатрии появились рядом мгновенно, чем и спасли жизнь младенцу. В ту минуту новенькую медсестру буквально выжали из бокса, а она ошарашенно смотрела за чёткими отлаженными действиями коллег сквозь стекло и потихоньку дрожала от мысли, что однажды всё это ей придётся делать самой. С той поры чуйка спасала не раз. Слава ей доверяла безоговорочно. Но сейчас ощущалось совершенно иное предчувствие, будто с минуты на минуту откроется дверь и жизнь повернётся на сто восемьдесят градусов.
– Ну, давайте, хоть кто-нибудь, – взмолилась Слава, поглядывая на детей. Обычно к этому времени раздавался пробный заход на плач. Один из новорожденных сначала неуверенно, словно распеваясь перед выступлением, а потом во всю силу своих раскрывшихся лёгких заводил арию, активно приглашая всех остальных присоединиться. Сейчас все молчали. – Заговор? Эй, давайте покричим. Мне нельзя спать. Составьте компанию.
Она уговаривала детей проснуться. Сущее кощунство, но ей были нужны дерзкие громкие крики, как воздух. Конечно, нарочно она не собиралась лишать малышей сна, но надеялась, что они не подведут, и её глаза не закроются отяжелевшими веками. Прошёл ещё час, прежде чем раздалось недовольное кряхтение.
«Вот оно, моё счастье. Давай, малыш, задай жару, заставь всех нуждаться во мне, и я гарантирую, что тебя запеленаю в самую красивую пелёнку», – встрепенулась Слава, дожидаясь хорового исполнения. И оно зазвучало, да ещё как! Стёкла почти дрожали. С каким-то неописуемым восторгом, постоянно разговаривая с каждым ребёнком, девушка принялась пеленать. Однако руки действовали слишком быстро, потому что по-другому не умели. Через час с хвостиком снова стало тихо. Слава устроилась за столом, какое-то время смотрела в одну точку на лампе, а потом уронила голову на руки. Сознание затянулось темнотой, которую разрезал яркий свет, и в ушах загремел скрежет.
– Гордеева, хорош спать. Иди в родблок. Татьяна Петровна зовёт. Я тебя подменю, – шептал над ухом знакомый голос коллеги послеродового отделения, в котором дети находились вместе с мамами.
– М-м, что? – Слава с силой потёрла глаза. В голове шумело.
– Бегом, Гордеева.
– Уже, – на ходу ответила она, вскакивая со стула и исчезая за дверью.
Родблок располагался этажом ниже. Здесь тоже жили приметы, по одной из которых среди четырнадцати родильных боксов отсутствовал тринадцатый номер. Слава знала это отделение, как свои пять пальцев, потому что проходила в нём практику во времена студенчества, но не сильно жаловала. Для неё всегда было подвигом найти контакт с женщиной, собиравшейся родить здесь и сейчас. Да и вообще момент рождения больше не представлялся таинством и чем-то прекрасным. Ребёнок появлялся на свет в муках – вот всё, что имело значение. И хорошо если сам находил выход. Случалось всякое. Однажды Славе довелось увидеть применение акушерских щипцов, больше напоминавших орудие пытки. Это стало отправной точкой в выборе специализации: спасать детей, облегчать им боль и помогать свыкнуться с жизнью в мире греха.
Воспоминания промелькнули, как страницы книг, пока Слава бежала по ступенькам из послеродового отделения в родблок. Здесь находилась палата реанимации для новорожденных: большое светлое помещение с кучей приборов, способных поддержать жизнь в малыше. Сквозь стеклянные двери Слава увидела Татьяну Петровну, коршуном раскинувшуюся над неонатальным столом.
«Вот оно, дождались», – мелькнуло в голове у Славы, когда она ворвалась в бокс, на ходу натягивая перчатки. Времени на рассуждения давно не осталось.
– Карма, ты тут? – не отрываясь от ребёнка, спросила Татьяна Петровна.
– Так точно…
На подогреваемом столе лежал мальчик с подключённой к системе ИВЛ трубкой. Слава вздохнула, укоряя себя в нерасторопности. Татьяне Петровне пришлось интубировать, ставить пупочный катетер, подключать инфузор, подсоединять датчики и настраивать аппаратуру без помощника. Каждая секунда была на счету.
«Боже мой, как он похож на Егора. У нас был бы такой же малыш», – в шоке подумала Слава, разглядев ребёнка вблизи. Сердце затрепетало, заскреблось. На глаза накатили слёзы. Откуда взялась такая мысль? Сколько детей прошло через её руки после смерти мужа, не сосчитать, а этот, похожий на мышонка с тоненькими чёрными волосиками, ухватился за душу и сжал в своих крохотных кулачках. Мозг слушал назначения врача, руки механически выполняли задачу, а сама Слава подвисла где-то в междумирье.
– Какой срок? – спросила она, набирая раствор в шприц для инфузора, механизм которого работал с удивительной точностью, давя на поршень, чтобы капельница подавала лекарства с определённой скоростью. Конечно, она знала, что этот ребёнок не имел никакого отношения к Егору, но всё равно зачем-то спросила.
– Тридцать недель…
«О чём я думаю? Совсем с ума сошла. Люди – не жирафы, чтобы больше девяти месяцев детей носить. У меня сносит крышу. Кроха, дыши. Не смей умирать. Ты сильный. Ты сможешь», – лихорадочно думала Слава. Пальцы дрожали как в первый год работы. Она мельком глянула на монитор. Всё так зыбко. Показатели нестабильны и могут измениться в любую минуту.
– Пока здесь полежит. Понаблюдаем, – вынесла вердикт Татьяна Петровна, прикладывая к щупленькой груди кружок фонендоскопа. Она не доверяла технике так, как своему уху. – Как он вообще живой родился… Зачем родился…
Слава не хотела слышать историю его рождения. Странное противоречивое чувство зарождалось в груди, очень похожее на злость непонятно к кому, но скорее всего к себе. И всё из-за бессилия что-либо изменить. За годы работы она так и не поняла, почему одни дети выживали, хотя у них на лбу было написано «Не жилец», а другие умирали, имея все шансы выкарабкаться. Как будто в книге жизни уже всё давно распланировано, кому и сколько дышать.
– Гордеева, не спать, – тряхнула её за плечо Татьяна Петровна. – Останешься здесь на пару часов. При малейших колебаниях звони. Я тебе всё расписала, что когда вводить.
– Хорошо. Татьяна Петровна, что с его матерью? – вдруг спросила Слава.
– Сильная кровопотеря… Чёрт, да обдолбанную её привезли. Вся такая от-кутюр и в полном дерьме. Её так и не привели в сознание. Передоз, – выругалась обычно сдержанная и спокойная женщина. Её мозг отказывался принимать ситуацию. – Даже если он выживет, вряд ли будет нормальным. Не смотри на меня. Другие всю жизнь о детях мечтают и не могут, а эта себя не жалела и ему жизнь испоганила…
В сердцах махнув рукой, Татьяна Петровна вышла за дверь. О её боли знали все. Надежду родить она потеряла давно. Ни наличие связей, ни деньги, ни принадлежность к медицине не помогли ей стать матерью. Многие советовали взять ребёнка-отказника. Такие бывали во все времена в роддоме. Но она хотела своего, превратив мечту в идею фикс. Некоторые коллеги её недолюбливали, шептались за спиной несчастной женщины, а Слава сочувствовала. Разве можно взять ребёнка, если не ощущаешь к нему ничего, кроме ответственности за жизнь? Должно быть что-то ещё: притяжение, желание окружить любовью и заботой. Если этого не чувствовать, как жить? Любовь должна из чего-то рождаться.
– Обдолбанная… Наркоманка-от-кутюр. Наверное, одна из богатеньких заблудших овец, пасущихся на лугу родительского достатка, – грустно усмехнулась Слава, глядя на невинную жертву материнского беспредела. Маленькое тельце, покрытое тонкой полупрозрачной кожей, под которой сосуды сплелись в «мраморный» рисунок, выглядело брошенным на произвол судьбы. Девушка погладила пальчики. – Если бы в срок родился, был бы богатырём. Дыши, малыш.
Ей так хотелось, чтобы ребёнок закричал и задышал сам. Приборы издавали мерные звуки, от которых хотелось спать. Слава сменила шприц в инфузоре и присела на стул. Рабочие сутки подходили к концу. Ещё час и снова закипит работа: перепеленать, накормить. Плечи ссутулились, голова поникла, и тут в голове сработал тумблер. Что-то не так. Слава вскочила, цепкий взгляд охватил сразу всё пространство.
– Кислород! – воскликнула она. Давление кислорода упало максимально. Она схватила кислородный мешок, приложила маску и начала качать. – Эй, на посту, звоните в «кислородную». По нулям. Дыши, малыш. Дыши со мной. Егорка, дыши.
Она не заметила, как дала ребёнку имя. Имя, которое существовало в ней, будило по ночам, звучало в ушах днём. Всё, чего она хотела сейчас, чтобы маленький человечек, появившись на свет, дышал, чтобы Егор дышал. Славе казалось, что она поставила на карту собственную жизнь. От её крика в родблоке началось движение. В палату реанимации вбежала Татьяна Петровна, материализовавшись из воздуха, перехватила мешок и продолжила сжимать его.
– Я мигом, – крикнула Слава, радуясь, что этому доктору лишние слова не нужны. Она всё и так понимает. Можно бежать по коридору мимо родильных боксов под стоны и крики мучающихся в схватках женщин, мимо поста. – Продолжайте звонить…
На ходу крикнув акушеркам, Слава рванула на лестницу, чтобы скатываться по ступеням и перескакивать через перила, как истинный любитель паркура. Ветер в её душе гнал тело вперёд. Преодолев все пролёты, она оказалась в цоколе и помчалась по мрачному коридору на звук телефонного звонка. Вскоре к нему прибавился богатырский храп. Тяжёлая дверь в «кислородную» была приоткрыта. В сумрачном помещении на кушетке спал хлюпкий мужичок в мятом комбинезоне и выдавал рулады.
– Подъём. Кислород живо! – рявкнула Слава рядом с ухом специалиста и получила в ответ резкий удар локтем по зубам. Тело отклонилось и рухнуло на пол. – А, ну вставай!
Получилось так, что крикнула она сразу двоим: себе и мужичку. Оба вскочили одновременно. Зажегся свет. Слава не стала наблюдать за процессом колдовства, а побежала обратно.
«Егорка, дыши. Дыши со мной. Не смей умирать», – стучало в её голове, пока она неслась на всех парах обратно. Ступенька за ступенькой ноги поднимали девушку в родблок.
– Всё нормально, Гордеева. Не беги, – прозвучало мимоходом, но Слава не обратила внимания.
Тяжело дыша, она остановилась у двери в детскую реанимацию и осторожно заглянула через стекло. Татьяна Петровна с привычным спокойствием слушала дыхание и сердцебиение ребёнка с помощью фонендоскопа. Ненужный кислородный мешок валялся на рабочем столике. Все приборы исправно работали. Стараясь не шуметь, Слава проскользнула в дверной проём и остановилась возле подогреваемого столика.
– Всё-таки напилась крови? Колись, кого загрызла? – усмехнулась Татьяна Петровна и дотронулась пальцем до уголка своих губ.
Слава повторила движение и с удивлением ощутила влагу на пальцах. Опустив взгляд, она хмыкнула. Собственная кровь не вызвала никаких эмоций, кроме кривой усмешки на устах. Язык облизнул зубы, пересчитывая их. Все на месте. Лишь немного припухла нижняя губа. Девушка снова прижала к ней палец.
– Он оказался костлявым, – правдиво ответила Слава, вспомнив острый локоть.
– Иди в отделение. Время, – спокойно сказала Татьяна Петровна и посмотрела на часы, всё ещё не веря, что не пришлось констатировать смерть. До конца дежурства оставались два часа. Могло случиться, что угодно, но взошедшее солнце вселяло надежду, что ночь растворилась без следа, унеся с собой набившую оскомину примету. – Он будет жить. По крайней мере, в ближайшее время.
