Текст книги "Бюро волшебных случайностей"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Я снова вспомнила нездоровый блеск в его глазах и младенчески глуповатую улыбку. Нет, не буду больше ни о чем его просить. Сама как-нибудь управлюсь.

Будем рассуждать логически. Во всяком случае, попытаемся. Могла ли теоретически эта фраза иметь отношение к Брянцеву?

Короче, могла ли Вера Чинарева быть той самой женщиной, которая открыла мне дверь Вовкиной квартиры? А если да, то можно ли предположить, что его убила именно она?

А зачем ей это? Если верить собранным данным, конфликтов на работе у Вовки не было. В том числе и с начальством. Явных конфликтов. Просто Вера не считала его достойным стать начальником отдела, только и всего. Имелись ли у них какие-нибудь другие отношения, кроме служебных? Или Брянцев решил жениться на ней просто так, с бухты-барахты? Мне он ничего об этом не говорил. Как бы это выяснить? Но сначала надо было узнать, есть ли у Чинаревой алиби на вечер 16 июня. А то и возиться не стоит.

Для начала я позвонила в фирму «Верэкс» и поинтересовалась у писклявой секретарши, в какое время можно застать Веру Леонидовну. А по какому вопросу, с подозрением спросили на том конце провода. Да она налогов переплатила, надо подписать кое-что, тогда в следующий раз меньше платить придется.

– Разве такое бывает? – из трубки так и сочился густой коктейль зависти и ненависти. – Чтобы человек лишнее заплатил и чтобы это ему потом возвращали?

– Бывает, бывает, – заверила я. – И не такое еще бывает. Того и вам желаю.

– Спасибо! – хмыкнула девица. – У меня бухгалтерия налоги высчитывает. А Вера Леонидовна сегодня будет часов до двух, потом уедет и больше не вернется.

– Совсем?

– Сегодня, – «к сожалению» вполне угадывалось.

В половине второго я села в машину и поехала к Финляндскому вокзалу, недалеко от которого расположился «Верэкс». Фирма находилась в непрезентабельном сером здании, которому не помешал бы хороший косметический, а то и капитальный ремонт. Вот странно, ворочают такими деньжищами, а офис в натуральном сарае. Маскировка? От кого только? Все и так знают, где собака порылась.

Ровно в четырнадцать ноль-ноль тяжелая парадная дверь открылась, и на крыльцо вышла Вера. Там она постояла немного, глядя в хмурое небо, – наверно, прикидывала, не пойдет ли дождь. Сегодня на ней были черные шелковые брюки и синяя двойка – топ и длинная блуза, украшенные стразами. Светлые волосы подстрижены классическим каре с символической челкой, неброский макияж. В общем и целом, выглядела Вера для сорока лет неплохо. Если б я не знала о ее возрасте, то подумала бы, что она максимум моя ровесница. Наконец Вера подошла к серебристо-голубой «ауди». Молоденький водитель предупредительно открыл перед ней дверцу заднего сиденья. Резко взяв с места, машина скрылась из виду. Я выждала еще минут пять и направилась в офис.

– Чем могу помочь? – дорогу мне преградил охранник в черных брюках и белой рубашке с коротким рукавом, из кармана которой выглядывала рация.

– Я из курьерской службы «Меркурий». Вашему директору не доставили письмо, нужно выяснить причину.

– Документики, – пошевелил пальцами страж ворот.

Поколебавшись секунду, я достала из сумки паспорт.

– А служебное удостоверение?

– Мы сейчас их меняем, могу только временную справку показать.

Справку эту, удостоверяющую мою принадлежность к данной конторе, реально существующей, я изготовила утром на компьютере, довольно топорно, но охранника она вполне удовлетворила.

– Проходите в приемную, – кивнул он. – Только директора все равно нет.

– А мне директор и не нужен, хватит секретаря.

Пройдя по длинному коридору, застланному зеленой ковровой дорожкой, я очутилась перед солидной, блестящей лаком дверью. «Чинарева В.Л., генеральный директор», – гласила надпись на табличке.

– Слушаю вас, – старательно пытаясь подавить профессиональную ненависть к посетителю, улыбнулась тощенькая востроносая секретарша. Странно, но примерно такой я ее себе и представляла – похожей на гибрид мелкой сорной рыбешки и такой же мелкой птички. Только с мастью ошиблась – не крашеная блондинка в мелких кудельках, а крашеная, коротко стриженная шатенка.

Я повторила весь тот бред, который поведала охраннику, помахала справкой.

– Видите ли, вашей начальнице 16 июня был адресован пакет. Пакет этот курьер не доставил, вернул обратно с письменным объяснением, что адресата на месте не было. Обычно каждый такой случай мы сразу проверяем, но так уж вышло, что пакет с объяснением затерялся среди бумаг и нашелся только сегодня, когда отправитель предъявил претензии. Я понимаю, прошло уже много времени, но речь идет о том, останется ли человек работать, или нам придется его уволить.

С «Меркурием» мне приходилось пару раз сталкиваться, поэтому я знаю, что порядки там действительно очень строгие. Деньги за доставку конфиденциальной почты берут бешеные, но зато можно не сомневаться, письмо немедленно доставят или вернут с объяснениями, почему оно не было доставлено.

– 16 июня, говорите? – с сомнением переспросила девица, листая перекидной календарь. – Даже и не знаю, что сказать. Утром Вера Леонидовна точно была на месте, потому что у нее была встреча с юристами, а вот после обеда…

Она сняла трубку и набрала номер.

– Ваня? Это Ира. Скажи, 16 июня твоя смена была? Глянь-ка в свой склерозник, Леонидовна после обеда моталась куда-нибудь? Да? Спасибо.

Секретарша снова повернулась ко мне:

– У нас водители свое рабочее время учитывают, чтобы сверхурочные получать. Так вот 16-го Вера Леонидовна после обеда домой уехала. Так что если ваш курьер приходил после обеда, то он не врет. Правда, я лично никакого курьера не помню. Может такое быть, сунулся кто-то, спросил и тут же убежал, ничего не объясняя.

Та-ак, уже неплохо. Теперь прямиком на Большую Зеленину. Насколько мне известно, в Верином доме имеется то ли консьерж, то ли охранник. Впрочем, охранники обычно обитают при въезде во двор, а мне нужен именно консьерж. Желательно бабушка-пенсионерка.

И на этот раз мне повезло. Охранник сидел в будке перед шлагбаумом, а в подъезде действительно обитала бабушка с пронзительным взглядом и крючковатым носом – форменная баба-яга.

– К кому? – строго вопросила она.

– К вам, – улыбнулась я и, не дав опомниться, сунула ей под нос фотографию Веры. – Знаете эту женщину?

– А ты кто такая? – баба-яга взвилась змеем-горынычем.

– Я из частного детективного агентства.

– Ну и катись обратно в свое агентство. Мы о жильцах справки не даем.

Когда мы изучали древнегреческий язык, приходилось много биться над долготою звуков, потому что от этого порою зависел смысл фразы. Зато теперь я просто великолепно разбираюсь в оттенках интонаций. В последней бабкиной фразе выжидательное повышение было настолько красноречивым, что я едва удержалась от смеха.

– Да, понимаю,  – елейно кивнула я. – Но мне справки и не нужны… Надо же, – тут я притворно ахнула и нагнулась. – Кто-то денежку потерял. Не вы случайно?

Баба-яга прекрасно знала, что денег не теряла. Да и вообще никто не терял. Поэтому напружинилась, как для прыжка.

– Давайте сюда. Пусть полежит. Вдруг кто схватится, да придет искать. Так что там у вас за вопрос? – совсем другим тоном поинтересовалась она, разглядев достоинство купюры.

– Совсем маленький вопросик. Причем, от этого зависит жизнь человека, – я понизила голос до зловещего шепота. – Скажите, вы каждый день работаете или посменно?

– Посменно.

– А 16 июня ваша смена была?

– Моя.

– Точно?

– Абсолютно. 15-го у внучки моей день рождения, я у нее была, торт пекла.

– Мне нужно знать, была ли эта дама 16-го после обеда дома или уходила куда-нибудь.

– Дома была, – с абсолютной уверенностью отрезала бабка. – И не сомневайтесь. Я как раз торт ела, взяла кусок именинного чаю попить. А эта идет. Где-то после обеда как раз. Чего это вы торт лопаете, говорит, праздник что ли. У внучки день рождения, говорю. Она хмыкнула, хрюкнула и пошла. И не выходила больше никуда.

– А к ней никто не приходил?

– Насколько помню, никто.

– Скажите, вы ведь уходите с поста в течение дня? Ну, по естественной там надобности?

– А как же! – возмутилась консьержка. – Что ж я, не человек что ли? Памперсов мне не положено.

– Значит, любой мог войти и выйти в это время, а вы бы его не заметили?

– Ну… Да, конечно, – вынуждена была признать она.

– Спасибо, – кивнула я. – А денежку сохраните. Вдруг хозяин найдется.

– Да уж не сомневайтесь. Доброго вам здоровьичка.

 Итак, второй этап тоже увенчался успехом. Осталось самое трудное. Допустим, Вера действительно вышла из дома в консьержкино отсутствие, никем не замеченная. Но вдруг она отправилась совсем не туда, куда бы мне хотелось? И есть кто-нибудь, кто этот факт может подтвердить, то есть обеспечить ее алиби?

Вечером я позвонила Чинаревой домой.

– Вера Леонидовна? – поинтересовалась я строгим голосом. – Следователь Степанова беспокоит, Калининская прокуратура. Вы почему на допрос не явились? Мы вам повестку отправили, вы на ней расписались.

– Какая повестка? – обалдела Вера. – Какая прокуратура?

– Как это какая? Вы были свидетелем перестрелки в кафе «Лотос», вас опросили, вы дали свой адрес и телефон и обязались явиться в прокуратуру по первому вызову.

В дохлой кафешке «Лотос» действительно 16 июня приключилась небольшая бандитская разборка, я специально поинтересовалась у Котика милицейскими сводками. Разумеется, Веры там не было и быть не могло. В чем она и стала клясться.

– Извините, извините! – не поверила я. – Вот у меня список. Читаю. Чинарева Вера Леонидовна, генеральный директор фирмы «Верэкс», телефон такой-то, адрес такой-то. Все сходится. Повестка вам была послана с курьером позавчера. Вы расписались в получении. Вы знаете, что уклонение от дачи свидетельских показаний наказуемо?

– Да не получала я никаких повесток. И не расписывалась нигде. Вы что, с ума сошли? – Вера уже орала в голос, так что трубка вибрировала. – Может, кто-то просто моим именем назвался?

– А кто тогда на повестке расписался, спрашивается?

– Да не знаю я, понимаете? Не зна-ю!

– И что же мы с вами делать будем? – вздохнула я. – Значит так. Скажите мне, пожалуйста, где вы были 16 июня в районе семи часов вечера. Мы проверим, и если это правда, вопрос снимается.

– Ни черта себе! Вам уже алиби для свидетеля понадобилось?

– А вам что, нужны проблемы? Зачем нагнетать обстановку? Вполне возможно решить все мирно.

– Хорошо, дайте подумать, – сдалась Вера. – 16-го, говорите? Не помню. Это какой день был? Понедельник? Так, утром я на работе была, а потом… Дома потом была. И никуда не выходила. Если хотите проверить, спросите консьержку. Эта ведьма там как пришпиленная сидит и за всеми шпионит. Если вспомнит, конечно. У нее мозгов совсем нет. Да в конце концов! – взорвалась она вдруг. – Проверяйте сами, кто там что кому сказал. Совсем охренели!

Вера с грохотом бросила трубку.

Ну что ж. Уже неплохо.

Я включила компьютер и загрузила файл с досье на Чинареву, чтобы освежить его в памяти.

Родилась Вера в 1963 году. Оказалось, что жили мы с ней неподалеку и даже ходили в одну и ту же музыкальную школу на Варшавской. Правда, как ни напрягала я память, вспомнить ее так и не смогла. Впрочем, неудивительно, она же на пять лет старше меня. Играла Вера на скрипке, которую глубоко ненавидела. Но родители – учитель истории и продавщица мебельного магазина – мечтали видеть свою доченьку исключительно музыкантшей и разве что не привязывали к ней инструмент. Выйдя из дома, Вера прятала футляр со скрипкой и нотную папку на чердачной площадке и шла гулять с подружками, которым бесконечно завидовала: их родители, а точнее, матери (отцов в наличии не наблюдалось) воспитанием абсолютно не занимались, поэтому подружки могли делать все, что им только заблагорассудится.

Наконец, где-то классе в восьмом, Веру на вранье поймали. Родители были в ярости и попытались посадить ее под домашний арест, но она каким-то образом сбежала и поселилась у тетки, с которой родители были в контрах. Как ни пытались они вернуть дочь домой, нахальная девица все же осталась жить на Лиговке. Тетка души в ней не чаяла, и Вера очень скоро начала крутить ею, как могла и как хотела. Старуха получала приличную пенсию, да еще давала на дому очень дорогие частные уроки английского и французского. Денег было достаточно, да еще Верины родители подбрасывали, сколько могли. Короче, Вера жила в свое удовольствие, ни в чем не нуждаясь, покупала тряпки у спекулянтов, водила подружек в кафе. Но аппетиты ее росли, и вскоре тетка заметила, что тщательно запрятанные в белье денежные заначки медленно, но неуклонно тают. Как ни горько было тетке проводить дознание, Веру все-таки пришлось призвать к ответу. Та моргала своими ясными голубыми глазками с густо накрашенными ресницами и тщательно отпиралась. По ее версии, деньги таскал теткин сын, который жил отдельно и время от времени навещал маменьку. Кузен действительно был на руку нечист и даже отсидел пару лет за мелкие кражи. В результате Коля, который яростно свою вину отрицал, все же был от дома отлучен, и даже завещание тетка переписала в Верину пользу.

В школе Веру, мягко говоря, не любили, как учителя, так и одноклассники. Когда она перебралась жить к тетке и пришла в новый класс, все сначала приняли ее за тихую домашнюю девочку, эдакую снегурочку с косичкой. Но очень скоро поняли, что промахнулись. Верочка с милой улыбкой и ледяным прищуром, самым спокойным тоном, могла сказать такое, что оторопь брала даже самых отпетых. Она никогда не горячилась, не кричала, даже не повышала голос. Но за каждым ее словом, чуть ленивым, стояла глыба ледяного презрения, превосходства и уверенности в этом самом своем превосходстве. Ее звали Вера-бронепоезд, но только за глаза. Ее боялись. Девчонки заискивали перед ней, а она выбирала себе то одну фаворитку, то другую, на какое-то время приближала к себе, но только как объект для битья. Жертва от подобного внимания отказаться чаще всего не смела. И только одна девочка, которая до Вериного появления в классе была явным лидером, попыталась выступить против. Когда Вера предложила ей сходить вместе в кино, та резко отказалась. Вера только плечами пожала. А через пару недель у классной руководительницы пропал кошелек с только что полученной зарплатой. Надо ли говорить, что пустой кошелек нашелся в портфеле непокорной девчонки? Слезы и уверения не помогли. Нашлись свидетели, которые в злополучный день видели Иру около учительской, кто-то вспомнил, что она угощала подруг мороженым и лимонадом… Милицию к делу приплетать не стали, просто родители Иры отдали учительнице пропавшую сумму и перевели дочь в другую школу. Удивительно, но одноклассники в большинстве своем были уверены: без Веры тут не обошлось. Об этом шептались, но вслух сказать никто так и не осмелился. После этого случая ее стали бояться и ненавидеть еще больше.

Училась Вера отлично, но учителей это нисколько не радовало. Потому что самым большим ее удовольствием и самым излюбленным развлечением было посадить незадачливого педагога в лужу. Она внимательно следила за каждым сказанным на уроке словом и, заметив ляп, с невинным видом, приподняв брови, спрашивала: «А как же так? Ведь…» И далее несчастный учитель размазывался по стене. Все попытки заткнуть ей рот оканчивались следующим образом: Вера шла к директору. «Марья Петровна сказала то-то и то-то. Но ведь на самом деле… – наивно-горестным тоном докладывала она. – Разве я сделала что-то неправильно?»

Директору оставалось только скрипеть зубами. Девчонка не хамила, не скандалила. К чему тут придерешься? Все попытки учителей страшно отомстить и загнать в ловушку Веру ни к чему не привели. Свое сочинение с «парой» за якобы нераскрытую тему она самолично отнесла в роно. Учительнице попало.

Мальчишки – те, которые знали, что Вера из себя представляет, – шарахались от нее, как от чумы. Она не огорчалась: подумаешь! – и цитировала затрепанный от постоянного употребления стишок из девчоночьих «песенников»: «Ты мальчишку, как трамвай, никогда не догоняй – придет следующий». «Следующий» действительно скоро находился, обычно из другого класса или из другой школы, а то и постарше. Не знаю, можно ли было назвать ее красивой в шестнадцать-семнадцать лет, это уж смотря на чей вкус. По мне так она была, бесспорно, яркой, но никак не красавицей. Тонкий хрящеватый носик, такие же тонкие губы, слишком светлые глаза, короткие белесые ресницы, которым требовался густейший слой туши, прямые, жидковатые волосы. Однако, накрасившись и сделав прическу, Вера вполне могла произвести впечатление.

Кавалеры появлялись и исчезали, все это ее мало трогало. Беда приключалась, если вдруг сама Вера останавливала на ком-то заинтересованный взгляд. Она готова была на все, лишь бы обратить на себя внимание. Бессовестное заигрыванье и кокетство, лесть и обман. Отбить парня у другой девчонки? Да раз плюнуть, с превеликим удовольствием. Но если все же не получалось… Пустить легкую, на грани киселя, сплетню в одну сторону, совсем невесомый слушок в другую, оставаясь при этом будто бы в стороне – в этом Вере не было равных. Глядишь, и парочка, словно бы созданная друг для друга, уже смотрит в разные стороны. И это еще в лучшем случае. Однажды старший брат одной Вериной одноклассницы до полусмерти избил приятеля сестры, на которого неудачно положила глаз Вера. Братцу окольными путями стало известно, что сестра сделала от своего Ромео аборт. Напрасно девчонка доказывала, что никакого аборта не делала, что между ними вообще ничего «эдакого» не было.

Окончив школу с золотой медалью, Вера без труда поступила в Финансово-экономический институт, на третьем курсе вышла замуж за своего научного руководителя, а далее все предсказуемо. Разумеется, красный диплом, аспирантура и защита кандидатской, после чего ненужный более муж был списан в утиль. Как только грянула перестройка, Вера занялась бизнесом, и вполне успешно. Впрочем, собирая досье, мы особо не вдавались в ее гешефты, нам важнее было досконально разузнать все о ее личной жизни и привычках.

Вся эта беда занимала порядка тридцати страниц мелкого шрифта, у меня даже глаза заболели. А если коротко, то Вера Чинарева вполне могла бы сотрудничать с нашим БВС, поскольку талантом организации случайностей обладала от рождения. Впрочем, все ее «случайности» работали исключительно в недобрую сторону. Вряд ли кто-нибудь еще умел так ловко подставить другого человека и при этом нисколько в этом деле не засветиться.

А если еще короче, то Макс был стопроцентно прав. Стерва.

Пожалуй, единственной ее слабостью были экзотические растения, которые Вера выращивала на даче, в небольшом зимнем саду. Конечно, Брянцев мог поднапрячься и вызубрить пару-тройку названий тропических монстров, но вряд ли сумел бы изобразить страсть к растениеводству.

Да, задача перед нами стояла не из легких. Вере совершенно была чужда сентиментальность – не в пример многим железобетонным дамочкам. Она не выносила лести и никому не позволяла себя жалеть. Конечно, она любила подчинять себе людей, но Брянцев и так уже был ее подчиненным.

Нет, на собранном материале я бы не стала давать рекомендаций к действию. В конце концов, у нас психолог тоже не зря хлеб ест.

Лиза, Лиза, остановись! Нам уже не нужно давать Брянцеву никаких рекомендаций. Забыла? Да, такое забудешь. А что тогда нужно? Понять, насколько может быть правдоподобной для следствия версия о причастности Веры к убийству Брянцева?

Я прекрасно понимала, что всем моим изысканиям на данный момент цена – три копейки. Или даже меньше. Ну, приду я к господину Добролобову и заявлю: «А знаете, Брянцева-то вполне могла Чинарева грохнуть, Вера Леонидовна». «Во как!» – скажет господин Добролобов, добродушно улыбаясь.

Что-то меня беспокоило. Неприятно так беспокоило.

Я вернулась в начало досье и уставилась на фотографию. Потом посмотрела в зеркало.

Говорят, все красивые блондинки похожи. Конечно, не стоит принимать это слишком буквально, вряд ли кто-то в здравом уме спутает Клаудию Шиффер с Мерилин Монро. Но все же что-то в этом такое есть. Чаще всего у натуральных блондинок глаза светлые – голубые или серые, а сочетание светлых глаз и светлых волос накладывает на лицо отпечаток либо холодности и сдержанности, либо глуповатой наивности.

Конечно, меня трудно принять за Веру Чинареву. У нее совсем другой тип лица – не такие широкие, как у меня, скулы, совсем другой нос, другой подбородок, не говоря уже о губах. И волосы прямые. Но глаза…

Я пристроила зеркало рядом с монитором компьютера, прикрыла нижнюю часть лица листом бумаги, а потом пощелкала мышкой, чтобы фотография Чинаревой сползла в низ экрана, оставив для обозрения только верхнюю половину.

Ну что же, господа. Если бы женщины у нас, как на Востоке, носили паранджу, то нас с Верой, скорее всего, принимали бы за родных сестер. Неужели у меня такое же зловредное выражение лица? Или все дело в плохом настроении?

Но мои попытки улыбнуться провалились. Ноль эффекта. Нет, надо улыбнуться искренне. Вспомнить что-нибудь хорошее, веселое. Но как я ни кривлялась, ничего не выходило. Вера и Вера.

Казалось бы, как эти два ворочающихся слизистых органа, обросших шерстью, с дыркой для света, могут дать знать о том, что у человека на душе? Как? И тем не менее.

Я снова пробежалась по строчкам досье, делая для себя малоприятные выводы. Если не вдаваться в подробности, то кое-что, а может, даже и многое, смело можно отнести и ко мне. Я тоже отнюдь не сентиментальна, сужу обо всем и обо всех резко, порой доходя до цинизма. Ненавижу, когда кто-то пытается пойти мне наперекор. И чего греха таить, люблю, когда мне подчиняются. И при этом тех, кто подчиняется, втайне… не то чтобы начинаю презирать, но, видимо, все же ставлю ниже себя. Так и с мужчинами у меня всегда было. Подмять под себя, заставить плясать под свою дудку, а потом смотреть на него со скукой: еще один подкаблучник. Впрочем, с теми, кого подмять не удавалось, я предпочитала побыстрее расстаться.

Не так ли поступала и Вера?

Разозлившись на себя, на нее и на весь белый свет, я выключила компьютер, даже не выйдя из программы.

                                               12.

С утра объявился Ваня Котик, какой-то пришибленный, с бегающими глазами. Неужели я тоже так выглядела после суток заключения?!

Отмахнувшись от Алены, которая бросилась было к нему с расспросами и сочувствием, он направился прямиком ко мне.

– Вот, – Ваня выложил на стол дискету.

– Что это?

– Что просили. Данные на Полосову. Из милицейской базы.

Я уже и забыла, что просила об этом, – настолько все мое внимание переключилось на Чинареву.

– Спасибо, Ваня, – я почему-то почувствовала себя виноватой. – Будь дружком, сделай то же самое на Чинареву, Веру Леонидовну. 63-ий, Ленинград.

– Чинареву? – вяло переспросил Ваня. – Сделаем.

Он повернулся и пошел к двери, как-то странно ссутулившись. На пороге Котик остановился и обернулся.

– Елизавета Андреевна, – сказал он, не глядя на меня, – спасибо, что адвоката нашли и залог заплатили. Уж вы-то знаете, как там…

Меня передернуло от плеча до плеча.

– Не стоит благодарности, – буркнула я не слишком вежливо. – Просто лезть не надо во всякие авантюры.

Котик вскинул на меня глаза, обиженные и по-детски недоумевающие: «За что?». Ничего не сказав, он вышел. А мне стало совсем мерзко. И правда, за что я так на него? Или я имела в виду себя?

Чтобы отвлечься от этих, мягко говоря, неприятных мыслей, я потребовала у Алены кофе и стала просматривать принесенную Ваней дискету.

Ничего особенного в милицейских данных я не нашла. Правда, оказалось, что, кроме того дела о подпольной порностудии, Наталья попадала в поле зрения правоохранительных органов еще дважды.

В первый раз ее задержали по подозрению в торговле наркотиками. Было ей тогда шестнадцать лет, и на нее указал некий пойманный с поличным наркоман: мол, прикупил пару чек у Полосовой. Наталья, разумеется, все отрицала, утверждала, что парень ей мстит за отсутствие взаимности. Обыск дома ничего не дал, в школе ее характеризовали положительно.

Интересно, а знал ли об этом Вовик Брянцев? В те годы у них уже была бурная любовь, учились-то они в одном классе. А может, и сам он ручку приложил? Честно говоря, зная его, я ничему бы не удивилась.

Ладно, читаем дальше.

Второй раз все было гораздо серьезнее, и вывернулась Наталья просто чудом.

В 1990 году накрыли некий частный «пансионат» в Лисьем Носу. Состоятельные дамы приезжали туда весело провести время, отдохнуть от надоевших мужей и любовников. Обслуживающий персонал – исключительно мужчины. Молодые и привлекательные. Администратор, портье, повар, официанты. Даже в роли горничной – молоденький парнишка. Думаю, подробности ни к чему. Жить бы да радоваться, но, к несчастью, одна из постоянных клиенток так увлеклась отдыхом на природе, что муж заподозрил неладное. Пустил по следу Полкана – частного детектива. А Полкан подрабатывал в милиции «источником». Так на «пансионат» и вышли. Уж не знаю, как там все вышло, то ли менты честные попались, то ли в цене не сошлись, но дело уголовное возбудили. И выяснилось, что домишко, по документам, принадлежит некой Наталье Брянцевой, в девичестве Полосовой.

Наталья отбивалась, как лев. По ее словам, она просто за небольшое вознаграждение согласилась оформить на себя дом, принадлежащий некому совместному предприятию «Эвридика». «Эвридика» эта, прообраз будущих финансовых пирамид, оформленная опять же подставных лиц и по липовым документам, успела к тому времени почить в бозе, прихватив с собой денежки клиентов. А еще говорят, что в гробу багажника нет.

Короче, следы затерялись. Наталья отделалась легким испугом. Возможно, свою роль сыграло то обстоятельство, что у нее имелся малолетний ребенок, а второй должен был появиться на свет в ближайшие месяцы.

И снова мелькнула та же мысль: а знал ли об этом обо всем Брянцев? Нет, о том, что супругу таскают на допросы, разумеется, знал. Но знал ли он до того, чем занимается его ненаглядная женушка вместо того, чтобы вязать пинетки для будущего младенца? Потому что в отличие от ментов, я ни на секунду не сомневалась, что сия девица не просто так числилась хозяйкой загородного дома в полном неведении о том, что на самом деле владеет борделем.

Интересно, а как эти две девицы-красавицы, Наталья и Вера, познакомились? Впрочем, так ли уж это важно? Сейчас меня больше интересовала Чинарева.

Я посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Ну-ка, проверим, где наша лебедушка.

– Чинареву, будьте любезны! – рявкнула я грубо, когда секретарша сняла трубку и проворковала свое: «Фирма “Верэкс”, чем могу помочь?»

– Кто ее спрашивает?

– Налоговая.

– Анна Петровна, это вы? – чирикнула девица.

– Анну Петровну уволили.

– Ой! – испугалась она и замялась. – А-а… А у Веры Леонидовны совещание. Но если очень срочно…

– Не очень, – перебила я. – Когда перезвонить?

– После обеда. После двух, пожалуйста.

Я брякнула трубку и потерла руки. Подождать, пока Ванька скачает информацию? Нет, не стоит терять время. По коням!

Предупредив Алену, что сегодня меня не будет, я влезла в машину и задумалась.

А что я, собственно, собираюсь делать? Это ведь называется поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. В надежде, что из этой бурды вдруг что-то само прояснится, как кристалл вырастает из соляного раствора. Поеду-ка я для начала на Верину дачу в Саблино. Авось, разнюхаю что полезное. Не в квартиру же мне к ней забираться. Да я и не умею.

И снова – с пятой цифры, думала я, выехав из города на Московское шоссе.

Итак, я прихожу к следователю и начинаю излагать ему свою версию. Ему, разумеется, все это не нравится, он морщится, потирает свои огненные уши и не хочет верить ни единому моему слову. А я должна его убедить. Мало того, я должна так его убедить, чтобы он совсем от меня отвязался и со всем своим следственным вниманием переключился на мадам Чинареву.

Для любого расследования необходимо найти мотив преступления. Предположим, господин следователь, Брянцева убила Вера. Если, конечно, допустить, что та фраза, сказанная Полосовой в туалете, действительно имеет отношение к его убийству. Согласитесь, мало ли что она могла иметь в виду. Ведь кто о чем, а вшивый, известно, о бане. В смысле, кто о чем может говорить, а я все равно о своем думаю.

И все-таки, господин следователь, предположим, она имела в виду то самое. А чем же таким Брянцев мог Вере насолить, спросит Добролобов.

В черновом варианте версия выглядела так. Брянцев вздумал Веру шантажировать, она его и прикончила.

И тут же у следователя возникает хренова туча вопросов. И первый, самый главный: где доказательства? Почему именно она?

Вообще мысль о шантаже казалась мне вполне разумной. Особенно если вспомнить, что Вова очень любил это занятие. Достаточно вспомнить Тамару Котову, Любу Зеленовскую и… некоторые другие эпизоды. Но зачем ему приставать с подобными глупостями к своей начальнице, если известно, что он хотел подкатиться к ней с амурами и даже обратился за помощью к нам? Понял, что ничего из этого не выйдет? Передумал? Решил, что шантажом можно добиться большего, нежели должности начальника отдела?

А самое интересное: что же такого страшного он мог о ней узнать? Вряд ли Ванька выудит что-нибудь интересное и полезное из милицейской базы. Да и Паша с Витей копали слишком поверхностно. У них задачи такой не было – компромат собирать. А теперь я должна разузнать все сама. И как можно быстрее. Вот и начну с дачи.

Насколько мне известно, участок в садоводстве Верины родители получили еще до ее рождения. Мать давно умерла, а отец живет в городе, с дочерью практически не общается. Может, удастся с соседями потолковать. Глядишь, натолкнут на какую-нибудь мыслишку. Кто еще? Отец, соседи – ее и теткины, двоюродный брат, бывший муж, школьные и институтские знакомые – только начни, зароешься с головой.

Дача Чинаревой стояла на краю садоводческого поселка, на отшибе. Впрочем, назвать просто дачей подобное строение язык как-то не поворачивался. Когда-то это был стандартный участок в шесть соток, но потом Вера скупила фазенды соседей, снесла их избушки и отгрохала себе кирпичный домище в три этажа с пристроенной оранжереей. Он торчал за тесовым зеленым забором, как шиш, надменный и уродливый. Просто феодальный замок над кучкой холопьих лачуг.

Я проехала мимо и пристроила машину в пяти минутах ходьбы, у крохотного магазинчика. Вылезла и медленно пошла по узенькой улочке, оглядывая окрестности и наслаждаясь тишиной. Щебетали невидимые птицы, тренькнул звонок  – проехали мимо на велосипедах двое мальчишек.