Текст книги "Бюро волшебных случайностей"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Антон, насупившись, следил за нашим диалогом. Может, ему и хотелось тоже кое-что уточнить, но он пока еще сдерживался. Дабы избежать грядущих сложностей, надо было срочно что-то предпринимать.

– Левчик, спасибо огромное, не знаю, что бы я делала, если бы ты не приехал, – защебетала я.

– Ну, на улице не осталась бы, – подал, наконец, реплику Антон.

– Пойдемте все ко мне, поужинаем, – словно не замечая, продолжала я.

Подумав для приличия, Левка согласился. Антону не оставалось ничего другого, как присоединиться. Когда мы ехали в лифте, я спросила, как Левка относится к перспективе крестить зайца Федю. Выразив бурную готовность, он выжидательно замолчал. Видимо, хотел, по профессиональной привычке, узнать, не желаем ли мы для начала обвенчаться, но сдержался.

– Странно, – подойдя к своей двери, я побренчала ключами. – И как я только могла перепутать? Они же совершенно не похожи.

– Ну, ты была в таком состоянии, что ничего удивительного.

– Послушайте, ребята! – не выдержал Антон. – Я чувствую себя полным идиотом, пришедшим к концу анекдота.

– Сейчас все объясню, – пообещала я и вставила ключ в замок.

Он вошел легко, но поворачиваться не желал. Ни туда, ни сюда. Только не это! Неужели я случайно отщелкнула «собачку»? Теперь дверь можно было открыть только изнутри. Или ломать замок, возможно, вместе с дверью. Может, позвонить в службу спасения?

Со злости я изо всей силы дернула дверь. И чуть не упала, потому что она неожиданно подалась. Да она и не была закрыта. Просто привычка у меня такая – сначала замок, а потом уже за ручку дергать. Антон едва успел меня подхватить.

– Вы как хотите, а я туда не пойду! – я вцепилась в косяк, словно кто-то силой пытался втащить меня в квартиру. – Классика жанра: открытая дверь и труп. Нет уж, хватит с меня.

– Может, милицию вызвать? – предложил Левка.

– Опять? – захныкала я.

– А что ты предлагаешь?

– Не знаю! – я заорала в полный голос. В двери Григория Федоровича засиял глазок.

– Ну хватит! – прикрикнул на меня Антон. – С вашего благословения, батюшка, – он посмотрел на Левку и вошел в квартиру. Мы с Левкой – за ним.

Войдя в коридор, я сразу поняла: здесь кто-то был. Кто-то чужой. Нет, никаких следов, никакого постороннего запаха. Но я чувствовала – каким-то вдруг обострившимся внутренним чутьем.

– Оп-па! – Ракитский, словно споткнувшись, остановился на пороге гостиной. Я налетела на Антона и ничего из-за его спины не видела, пока не высунула голову из-за его плеча. Ох, лучше бы и не высовывала.

На моем вельветовом диване, положив ногу на ногу, сидел… Нет, не Паша. Зря я катила на него бочку и обвиняла во всех смертных грехах. И в самом деле, Пашка, Иванушка-дурачок, не мог он так поступить со мной. Я еще могла поверить Коробку, что он рвется в мое мягкое вертящееся кресло с регулируемым подголовником. Но что он сдал меня Вере Чинаревой за некоторую сумму денежных знаков, заведомо зная, что меня убьют… Нет, не мог.

А вот Витя, скромный, тихий и незаметный, наша мышка-наружка… Что я, по сути, знала о нем? Да ничего. Столько-то лет прослужил в милиции, ушел из-за каких-то там конфликтов с начальством. Обширные связи, великолепные профессиональные навыки. Одинокий, непробиваемо спокойный, педантичный и болезненно аккуратный. Вот и все.

– Здравствуй, Лиза! – сказал он своим невыразительным, совершенно лишенным интонаций голосом. – Здравствуйте, господа. Прошу, проходите.

Первым побуждением было, разумеется, послать его на все буквы алфавита, если не что похуже. Но увы… Потому что в руке он держал пистолет. Третий пистолет за день, тупо глядящий на меня, – это уже явный перебор. А ведь был еще и четвертый, который изъяли у Антона для проведения экспертизы.

– Ну, и что тебе еще надо? – почти равнодушно поинтересовалась я, садясь в кресло. – Разве тебе Вера мало заплатила?

– Вполне достаточно. Только я делал это не ради денег. Вернее, не только ради денег. Деньги были просто приятным дополнением.

– А ради чего тогда?

Впрочем, этот вопрос можно было и не задавать. Ох, не зря я вспомнила не так давно про «не родись красивой». Вот Вера порадовалась бы подтверждению очередной народной мудрости. Витя никогда не оказывал мне явных знаков внимания, всегда вел себя сдержанно и корректно, обращался на вы и по имени-отчеству (сегодняшняя новинка явно проистекала от изменившихся условий). Он никогда не обшаривал меня плотоядным или хотя бы восхищенным взглядом. Но женщина обычно знает, нравится ли она данному субъекту или нет и без явных того признаков, угадывая по каким-то мистическим нервным флюидам. Я и знала, но мне это было абсолютно безразлично. Подумаешь, еще одни уши на цепочке от часов.

Но мое  нему равнодушие – далеко не причина. Я припомнила одни разговор, относящийся к тем славным временам, когда процесс только еще, как говорил наш бывший лидер,  пошел.

Тогда мы праздновали шампанским удачное завершение дела. «Витя, – спросила захмелевшая Алена, – тебе уже сорок, неужели ты так ни разу и не женился?» «Нет», – равнодушно ответил Витя, прихлебывая благородный напиток, как «Жигулевское» пиво. «Ну, а девушки-то у тебя были?» – не отставала Алена. «Девушки? Девушки были». – «Так почему ты на ком-нибудь из них не женился?» Помолчав, Витя взъерошил пятерней свои жидковатые серые волосы и неприятно улыбнулся. Его тонкие бледные губы скривились, как пара свежевымытых дождевых червей. «Видишь ли, Аленушка, – он говори, глядя на нее в упор, словно больше никого рядом не было. – Я всегда искал идеал. Влюблялся и сочинял из своей девушки богиню. А потом выяснялось, что никакая она не богиня. Что она так же ходит в туалет, бреет подмышки и сморкается, как прочие смертные. Но с этим я бы еще мог смириться. А вот с тем, что она, как и все прочие смертные, совершает неблаговидные поступки… Надо бы прощать и терпеть, а я вот не могу. Чем больше любовь, тем больше разочарование. Я злился и даже мстил, – Витя неловко засмеялся. – Да, шампанское – опасное вино. Голова еще на месте, а язык уже побежал. Не принимайте слишком всерьез». Он посидел еще минут пять и спешно откланялся. А мы все почувствовали себя неловко, словно случайно услышали нечто, совершенно не предназначенное для наших ушей… Я тогда еще удивилась, поскольку думала, что подобной ерундой страдают исключительно невротичные подростки.

Видимо, все это мое прозрение так ясно было написано у меня на лице, что Витя ухмыльнулся:

– Ну, как говорится, ты в курсе.

Еще бы не в курсе! Разочаровался во мне Витюша, только и всего. Потому что я не богиня. Хожу в туалет, брею подмышки и к тому же совершаю, так сказать, неблаговидные поступки. Да, мстить даме сердца за то, что она не соответствует высоким идеалам, – это уже какой-то театр абсурда!

Диспозиция для нас сложилась крайне невыгодная, как стратегически, так и тактически. Продолжая военные аналогии, Витя захватил господствующую высоту. Возможно, профессионал и справился бы с ним без потерь, но Антон в армии был рядовым пехотинцем, а Левка, насколько мне известно, вообще сразу после школы поступил в Духовную семинарию. Им оставалось только стоять у стеночки по стойке «смирно» и скрипеть зубами.

– Так все-таки, что тебе надо? – снова спросила я. – Веру твою пристрелили, Наталью тоже. Дело, думаю, зароют за смертью главных подозреваемых. Бабки ты свои получил. Что еще?

– А если я не хочу, чтобы дело зарывали? – вкрадчиво протянул Витя.

Лева с Антоном обменялись встревоженными взглядами, и, кажется, ни один из них взгляду другого не удивился.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошлепала я онемевшими губами – лишь бы потянуть время.

– Ты ведь поняла, почему я выполнил Верину просьбу, да? Я тебе уже сказал, деньги, они, конечно, тоже не лишние, просто так уж совпало… Не хотелось вмешивать в это дело милицию, думал, Вера сама с тобой разберется. Своими силами и средствами. Но раз не вышло… Короче, Лиза, мне нужна сущая ерунда. Я хочу, чтобы ты сама пошла в милицию и призналась, что убила Брянцева.

– А если я этого не сделаю?

Странно, но мой голос звучал совершенно спокойно. Я даже какое-то облегчение испытала: ну наконец-то!

– Тогда это сделаю я. Но это уже не будет явка с повинной. Ты и так натворила дел.

– Вы все равно не сможете ничего доказать! – вспомнил о своих профессиональных обязанностях Антон.

– Вы ошибаетесь, – улыбнулся Витя. – Понимаешь, Лиза, когда я сначала разговаривал с Верой,  то предполагал обратный вариант: это онахочет повесить Брянцева на кого-то другого. Ну, как ты на нее. Но подтвердилось как раз то, о чем она мне рассказала.

– Что, интересно? – Антон смотрел на него в упор ненавидящим взглядом.

– Ну, например, что она открыла Лизе дверь, потому что Брянцеву как раз позвонили на сотовый, а она все равно собиралась уходить. То есть когда Лиза вошла в квартиру, Брянцев был еще жив и разговаривал с одним своим знакомым.

– Ну конечно! – Антон сделал шаг вперед, но Витя резко перевел в его сторону пистолет, и он отступил. – Разумеется, вы нашли через сотового оператора этого знакомого, и он все подтвердил. – Витя снисходительно кивнул. – И время этого разговора, разумеется, тоже установлено с точностью до секунды, не сомневаюсь. Но это никоим образом не подтверждает слова Чинаревой. Мало ли что она могла вам сказать. Лиза вполне могла позвонить в дверь уже послеразговора Брянцева по телефону и послеубийства. Время которого, между прочим, посекундной тарификации не поддается. А вам потом лапши на уши навешала.

– Отнюдь, дорогой товарищ. Как говорится, не держите меня за дурака – больно. Собеседник Брянцева подтвердит, что слышал в трубке звонок и что Брянцев сказал: «Кто-то пришел, пойду открою», но женский голос возразил: «Я сама».

– А сколько ему, собеседнику этому, Чинарева заплатила?

Антон знал правду, разумеется, знал, но сражался за меня, как лев. Я молча сидела в кресле, закрыв глаза, словно речь шла не обо мне.

– Ну хорошо, – у Вити был вид игрока, уверенного в выигрыше, потому что он имеет на руках такие козыри, о которых противник не подозревает. – Тебя, Лиза, сгубили всего три секунды. С ума сойти можно, от какой ерунды все зависит. От какой волшебной случайности.

– Какие еще три секунды? – вяло удивилась я, не открывая глаз.

– Брянцев разговаривал по телефону долго, почти пятнадцать минут. Вера успела выйти из дома и добраться до соседнего двора, где стояла ее машина. С водителем. Она села в машину, взяла у водителя сотовый, потому что ее мобильник разрядился, и позвонила Полосовой. Это подтвердит водитель – раз. Это подтвердит оператор – два. Водитель, между прочим, стоял у машины и разговаривал с гуляющим собачником, который тоже это подтвердит – три. Но самое главное, соединение произошло за три секунды до того, как закончился разговор Брянцева. Если вам и этого мало, могу добавить еще два фактика. Во-первых, голос звонившего в милицию с телефона Брянцева никак не мог принадлежать Вере, которая слегка картавила. А во-вторых, стрелявший в Брянцева должен был быть сантиметров на десять – пятнадцать ниже Веры. Все дело в том, что первый следователь был просто осел, а второй заранее исходил из того, что Лизу элементарно подставили.

Тут уж и Антон не нашел, что сказать. Левка продолжал молчать, и это вдруг напомнило мне тот день, когда он ждал меня у крыльца школы, а Барсук начал дразнить меня «попадьей». Тогда Левка тоже молчал, и это меня взбесило. Сейчас – нет. Наоборот, в его молчании я чувствовала какую-то непонятную поддержку.

– Одного только не могу понять, – покусывая губу, задумчиво сказал Витя. – Зачем ты позвонила в милицию? Это уже выше моего понимания.

– Да имел я тебя по-всякому! Вместе с твоей вшивой конторой! – засмеялся Брянцев.

– Что? – я чуть трубку не выронила.

– А что слышала. Больше в ваших услугах не нуждаюсь. Теперь ясно? А то ты всегда была тупой, как автобус.

Где-то далеко, на заднем плане, раздался звонок, и он отключился, не говоря больше ни слова. В ухо издевательски били короткие гудки. Пальцы от ярости свело судорогой, и я с трудом разжала их, чтобы положить трубку.

Брянцев позвонил, когда я уже собиралась домой. Алена отпросилась пораньше, поэтому телефон был переключен на мой кабинет. Я не сразу поняла, кто звонит. Брянцев был весел и явно не слишком трезв. То, что он мне говорил, на человеческий язык переводилось с трудом. А если все-таки попытаться вычленить смысл, то мне предлагалось отправиться вместе со своим БВС на все буквы алфавита.

То, что плескалось во мне, напоминало коктейль из магмы и серной кислоты.

Ну, тварь, подожди! Я тебе все скажу!

Судя по номеру на табло АОНа, Брянцев звонил из дома. Чтобы собраться, мне хватило нескольких минут. Машины и пешеходы шарахались от меня, как от чумной. Эх, если бы мне попался по пути хотя бы один автоинспектор. Но они обладают удивительным свойством встречаться исключительно некстати. Даже светофоры испуганно включали при моем приближении зеленый свет. Может быть, постой я на перекрестке минуту-другую, глядишь, и сообразила бы, что делаю явную глупость. Зачем я к нему ехала? Сказать, что он козел? Высказать все, что копилось столько лет? Вцепиться в физиономию?

Да зачем я вообще снова с ним связалась? Почему не выгнала поганой метлой, как только он зашел в мой кабинет? Чтобы показать, что он по сравнению со мной ничтожество, раз не может обойтись без моей помощи? Чтобы почувствовать свое превосходство? Пожалуй, что и так. И вот теперь он лишил меня этой иллюзии. Как и в первый раз, когда я упивалась своей блаженной миссией спасительницы-утешительницы.

В тот раз я обошлась мелкой пакостной местью, но этого, видимо, было слишком мало. Теперь я не собиралась глотать оскорбления молча. Нет, я устрою грандиозный скандал, разнесу в клочья всю квартиру – даже если он меня изобьет или вызовет милицию. Пусть! Но я не буду чувствовать, что осталась в долгу.

Дверь мне открыла женщина, которую я даже не разглядела. И это подогрело мою ярость еще на несколько градусов.

Брянцев разговаривал по сотовому. Увидев меня, он удивленно вскинул брови, но тут же ухмыльнулся и повернулся ко мне спиной, продолжая разговор. Я стояла, прислонившись к дверному косяку, и ждала.

– Какая приятная неожиданность, – хищно оскалился Брянцев, положив телефон на стол. – Чем обязан?

– Ты!.. – я так и задохнулась, ненависть переполняла меня, распирала изнутри, не давала дышать и думать, она рвалась наружу.

Брянцев был не то чтобы совсем пьян, скажем, изрядно нетрезв. На столе стояла почти пустая бутылка «Мартеля» и две пузатые плоские рюмки.

– Я, моя ласточка, я, кто же еще, – гадко захихикал он. – Смотри, как запыхалась! Торопилась, видать.

Брянцев подошел ко мне вплотную, обдав коньячным выхлопом, двумя пальцами приподнял мой подбородок – наглым и вульгарным жестом хозяина, который я всегда ненавидела. Глаза его масляно поблескивали. Похоже, он не совсем правильно понял цель моего визита. Вернее, совсем неправильно.

Я ударила его по руке и сделала шаг назад. Он уставился на меня непонимающим взглядом.

– В чем дело-то? Чего ты кобенишься?

Брянцев схватил меня за плечи, да так, что я вскрикнула от боли. Дохляк дохляком, а руки, как клещи. Кажется, я влипла по-черному.

– Отпусти! – заорала я, пытаясь вырваться, но он все сильнее прижимал меня к себе, шарил потными руками по груди, жарко дышал в шею.

Господи, неужели когда-то мне это нравилось? Неужели я мечтала прожить с ним всю жизнь до гробовой доски и сходила с ума, когда он меня бросил?!

– А ты, Лизка, еще ничего, – жарко и невнятно бурчал он мне в ухо. – Не прогонять же бабу, если сама пришла, да?

Его лицо свекольно покраснело, на лбу выступили капли пота. По-прежнему прижимая меня к себе, Брянцев пытался расстегнуть молнию моей юбки.

Я хотела закричать, но спазм сдавил горло, и из него вырывались только какие-то хрюкающие звуки. Наконец я изловчилась с силой наступить острым каблуком Брянцеву на ногу. Какое счастье, что я отношусь к моде консервативно и никогда не изменяю «лодочкам» на «шпильках». Такие каблуки коварно застревают в любой щели, но в этот момент они мне помогли. Брянцев взвыл и с маху ударил меня по лицу. Я отлетела в сторону и получила небольшую фору. Боль заставила мобилизоваться.

Спотыкаясь и цепляясь за мебель, я понеслась из одной комнаты в другую. Только бы все осталось по-прежнему!

Вот и кабинет. Окно открыто.

– Ну и куда ты теперь денешься? – сытым жеребцом заржал Брянцев. – В окно прыгнешь? Так ты пятнадцать лет назад уже хотела это проделать, да духу не хватило.

Я протянула руку и нащупала в трещине лепнины за окном пистолет. Брянцев вытаращил глаза и приоткрыл рот. Такого финта он явно не ожидал.

…Когда Вовка распахнул окно и вышел из кабинета, я сидела за письменным столом его отца – старинным, огромным, как бильярд, с великим множеством выдвижных ящиков и ящичков, всегда закрытых на ключ. И вдруг я заметила, что один из ящиков слегка приоткрыт. Без тени мысли, совершенно машинально, я выдвинула его и увидела маленький, словно игрушечный, пистолетик. Взяла его в руки, повертела, зачем-то заглянула в дуло, понюхала. Он так ловко ложился в ладонь, в нем было что-то завораживающее.

Держа пистолет в руках, я подошла к окну, посмотрела вниз. Что, если выстрелить себе в висок и упасть вниз? Это уж наверняка с гарантией. А какие неприятности будут у Брянцева – ведь пистолет-то принадлежит его отцу. Может, даже Вовку обвинят в моем убийстве – пусть тогда повертит задом, доказывая, что не верблюд.

Пистолет неприятно холодил кожу, рука дрожала. Ну же!

А он вообще заряжен? Если бы я хоть что-то понимала в этом. А как проверить?

Да выстрелить – и все дела.

Зажмурившись, я нажала на курок. Сухой щелчок. По моей спине, несмотря на льющийся в окно холод, потекли струйки пота. Осечка? Или все-таки не заряжен?

Но повторить эксперимент смелости не хватило. Уж лучше прыгнуть.

Подтянувшись, я села на подоконник. Рука соскользнула с рамы, пальцы угодили в глубокую трещину. Надо же, тайник, отстраненно подумала я. И вдруг меня осенило.

Не буду я прыгать. Кому, спрашивается, будет от этого хуже? Брянцеву? Да как же, держи карман! Ну, помурыжат его немного, а потом закроют дело за отсутствием состава преступления. Чистое самоубийство. Через пару месяцев он даже не вспомнит, как меня зовут. А вот если…

Я состроила ухмылку, которую определила для себя как мефистофельскую, и засунула пистолет в щель. Он уютно устроился там, еще и место осталось. Вот теперь Брянцев попрыгает, доказывая папеньке, что и пальцем до пистолета не дотрагивался. Лиза Журавлева? Да не смешите! Я осторожно, краешком рукава, взяла ключик, лежащий на столе в пепельнице, закрыла ящик и положила ключ обратно. Ничего не знаю. Я не я и лошадь не моя!

Посидев еще пару минут, я направилась по анфиладе мимо развалившегося на диване Брянцева в прихожую. В спину ударил жизнерадостный издевательский хохот…

– Ты это что… с ума сошла? – прошлепал языком в момент протрезвевший Брянцев.

– Уйди с дороги!

– Так вот куда пистолет делся, – дошло до него наконец. – Я так и думал, что это твоих рук дело, а отец все на меня пер танком. Слушай! Лиз, давай по-хорошему, ведь ты же умная женщина. Ну так же нельзя. Давай поговорим.

Бормоча весь этот бред, он отступал – неловко, задом. Конечно, я могла выйти через вторую дверь в коридор, но боялась, что Брянцев набросится на меня сзади. Похоже, он тоже боялся повернуться спиной и поэтому пятился раком. Так мы оказались в соседней комнате, а затем в следующей – спальне.

Я все время помнила, что пистолет не заряжен, и старалась сделать как можно более страшный вид. Но Брянцев, похоже, почувствовал мою неуверенность. То ли он догадался, то ли просто подумал, что я не решусь выстрелить, рванулся вперед, пытаясь выбить из моей руки пистолет и швырнуть меня на кровать. Уж не знаю, как мне удалось вывернуться. Отскочив, я зацепилась каблуком за ковер, споткнулась и… случайно нажала на курок.

Грохот выстрела оглушил меня, пистолет выпал из рук. Брянцев стоял и смотрел на меня, прижав руку к груди. На мгновенье мне показалось, что ничего не произошло, что выстрел мне просто почудился. Или, на худой конец, я промахнулась. Но Вовка опустил руку, и на его белой рубашке ночным кошмаром зацвела рдяная клякса. Он хотел что-то сказать, но только шевелил губами, а потом неловко, некрасиво упал на ковер. По его лицу пробежала судорога, и оно вдруг разгладилось, словно растаяли бежавшие по воде круги.

Я застыла, как соляной столп, отказываясь верить в реальность происходящего. Тупое отчаянье выгрызло внутри меня космическую пустоту, в которой одинокой элементарной частицей хаотически металось: «Что делать?!»

«А ну тихо! – прикрикнул чей-то ледяной, спокойный голос. – Без паники!»

И я превратилась в послушный автомат, который досконально следовал указаниям невидимого внутреннего советчика.

Ты не сможешь оправдаться и доказать, что это была необходимая оборона и несчастный случай, говорил он. Поэтому надо повернуть дело так, что тебя кто-то подставил. Из квартиры вышла женщина. Возможно, ее кто-то видел и запомнил. На столе рюмки со следами помады и, скорее всего, ее отпечатками пальцев. Пистолет – вытереть и спрятать в тайник. Позвонить в милицию с сотового Брянцева и спрятать его туда же. Раз ни пистолета, ни телефона в квартире нет, значит, их унес убийца – настоящийубийца. Сбить следствие со следа, запутать, заставить искать ту неведомую женщину, которая открыла мне дверь, и даже активно в этом помочь. Найти из всех знакомых Брянцева самую мерзкую, которой не жаль помотать нервы. Разумеется, доказать ее вину не удастся, дело тихо завянет, и его спишут в архив. А со своей совестью я уж как-нибудь разберусь попозже. Да и так ли уж я виновата? Ведь я защищалась. Откуда мне было знать, что пистолет заряжен?

– Господи, Лиза, что же ты натворила! – простонал Антон, закрыв глаза. – Ведь если бы ты сразу вызвала «скорую» и милицию, если бы сразу рассказала, как было дело… Все было бы гораздо проще. А теперь… Послушайте, – он повернулся к Вите, – давайте договоримся. Я заплачу вам столько, сколько скажете.

Что-то в Витином лице дрогнуло, он чуть наморщил лоб, задумался. И тут Антон сделал роковую ошибку:

– Лиза ведь ждет ребенка, – сказал он, надеясь его растрогать, но добился совершенно обратного результата.

Витино лицо перекосилось, он с ненавистью посмотрел на Антона, на меня.

– Мне не нужны деньги, – отрезал он. – Мне Вера уже заплатила. А ты убила человека, ты пыталась подставить другого, из-за тебя погибли невинные люди. Так что будешь сидеть. А то, что ты якобы ждешь ребенка – мне-то что! Ты всегда была потаскухой. Ребенок твой родится в тюрьме, и его будет ждать великое будущее. Если, конечно, вообще родится. Ничего, перекантуешься лет десять, подумаешь о жизни своей никчемной, душу, опять же очистишь.

– Посмотрите, какая Сонечка Мармеладова нашлась, – Левка сказал это очень тихо, но я вздрогнула, как от пушечного залпа. – Значит, вы считаете себя уполномоченным решать, кто и как должен душу очищать?

– А вас, гражданин поп, вообще никто не спрашивает! – огрызнулся Витя. – Еще скажите, что она к вам в церковь ходила грехи замаливать. Хватит болтовни. Выбирайте. Либо вы звоните следователю и приглашаете его немедленно приехать сюда, либо я сам звоню в ментуру. Уж я найду, что сказать, поверьте.

Я посмотрела на Антона и равнодушно пожала плечами:

– Звони.

– Лиз, ты с ума сошла? – Антон нервно кусал губы. – Ведь ты же…

– Звони, – вздохнула я. – Ничего не поделаешь.

Ракитский посмотрел на Левку, на меня, на Витю, снова на меня и вытащил трубку. Судя по его репликам, Стоцкому крайне не улыбалось мчаться сломя голову на окраину города неизвестно зачем, он категорически отказывался сделать это, но Антон все же настоял.

– Ну что ж, подождем, – Витя довольно улыбнулся.

– В туалет можно? – поинтересовался Левка. – Что-то живот схватило.

– Валяй! – разрешил Витя.

Время словно умерло. Оно вообще не шло никуда. Словно подтверждая это, секундная стрелка настенных часов хотя и цокала, но только подрагивала на месте – села батарейка. Я смотрела на дергающуюся стрелку и думала… нет, не о тюрьме, а о смерти. Я никогда не была такой уж бешеной атеисткой и всегда верила, что со смертью жизнь не кончается. Что там дальше – неизвестно. Но что бы это ни было, все привычное в один миг кончится и станет ненужным и неважным. То, что ждало меня впереди, в какой-то степени напоминало смерть: неизвестность и конец всему, что изо дня в день составляло мою жизнь.

Прошло минут двадцать, а может, и час, не знаю. Антон опустил голову на колени и тяжело молчал. Левка не возвращался. Витя забеспокоился.

– Эй, поп, ты жив? – крикнул он, но ответа не получил. – Смылся, что ли?

Витя с сомнением смотрел на нас, что-то прикидывая. Видимо, он решил, что дело все равно уже в шляпе и мы никуда не денемся, поэтому пошел проверить, куда запропал служитель культа. Стрелка дернулась несколько раз, а потом из коридора раздался грохот и сдавленный мат. Мы вскочили и бросились на шум.

Картина – ну просто кисти Репина. Пистолет валялся у кухонной двери, а Витя – на полу рядом с ванной, лицом вниз. Левка прижимал его коленом и связывал руки веревкой, которая хранилась у меня в туалете, в шкафчике для мелочей.

– Ловко, батюшка, – одобрил Антон. – И что с ним делать будем?

– Для начала кляп вставим, – предложила я, потому что тихий сдержанный Витюша выдал такую тираду, что у зайца Феди должны были завянуть уши.

Ничего подходящего под руку не попалось, поэтому я принесла скотч. Мстительно улыбаясь, Антон заклеил Вите рот и примотал его к стулу. В это время раздался звонок в дверь.

– Черт! Валька приехал!

С досады Антон хотел наподдать Вите под ребра, но сдержался и пнул дверь туалета.

– Молчи! – рявкнул он в мою сторону и пошел открывать.

– Что еще у вас стряслось? – кисло поинтересовался Стоцкий, заходя в комнату. – А это что такое? – удивился он, увидев Витюшу.

– Это шантажист, – скромно пояснил Антон. – Угрожал вон тем пистолетом и требовал двадцать тысяч баксов.

Витя возмущенно замычал. Левка взмахнул бровями, но промолчал.

– А за что? – деловито уточнил Стоцкий, почесывая за ухом.

– Якобы он может выставить дело так, что это Лиза убила Брянцева.

Стоцкий возмущенно закудахтал и потянулся за телефоном, чтобы вызвать наряд милиции.

– Незаконное наверняка хранение оружия, шантаж, угрозы – вполне достаточно.

– Не забудь еще незаконное проникновение в жилище, – добавил Антон. – Мы его не приглашали.

Позвонив, Стоцкий подошел к Вите и отклеил скотч с его рта.

– Что скажешь?

– Вранье это все! – заорал Витя. – Какие еще двадцать штук? А на пистолет у меня есть разрешение. А эта, – он дернул подбородком в мою сторону, – действительно убила Брянцева. Я могу это доказать. Мне просто надо было, чтобы она призналась. Поэтому вы и здесь. Я просто заставил их позвонить вам.

– Да ладно! – фыркнул Стоцкий. – Тоже еще мне Андерсен нашелся. Борец за справедливость. Так, проникновение – раз, угроза оружием, пусть даже и зарегистрированным, – два, шантаж – три. Два свидетеля в наличии. Много, конечно, не дадут, но при умелом подходе…

– Да послушайте вы! – Витя вместе со стулом аж заскакал на месте, но Стоцкий не дал ему слова.

– Мужик, заткнись, – посоветовал он. – Я устал и хочу есть. Елизавета Андреевна, прошу прощения, но не отказался бы от скромного ужина.

– Но ведь!.. – закончить Вите не удалось, потому что Антон, победно улыбаясь, подошел к нему и снова заклеил рот.

– Так-то лучше, – пояснил он.

Я вышла на кухню, открыла дверцу холодильника, с минуту тупо смотрела вовнутрь, закрыла, так ничего и не достав, потом села на табуретку. Что-то происходило во мне. Вроде, все сошло нормально, никто Витюшу и слушать не будет, только вот…

Только вот Левкин взгляд, короткий совсем, как точка. Как капелька ртути, закатившаяся под диван. Можно сделать вид, что ее нет. Но она от этого никуда не денется. Да и не в этом дело…

Звонок в дверь. Я вздрогнула и уронила чашку, которую, оказывается, держала в руках. Медленно, на негнущихся ногах вышла в коридор. Двое милиционеров вытаскивали Витю из квартиры. Антон что-то обсуждал со Стоцким, Левка с непроницаемым лицом разглядывал ковер.

– Стойте! – словно в воду ледяную нырнула.

Все взгляды сфокусировались на мне. Я поймала себя на том, что лихорадочно грызу ноготь. Видимо, было что-то такое у меня на лице написано, потому что Антон скорчил зверскую рожу, Витя оскалился, а Стоцкий нахмурился. Даже Левка с сомнением покачал головой.

– Стойте, – повторила я. – Это… Это правда.

– Лиза! – застонал Антон.

– Что правда? – вздохнул Стоцкий.

– Я действительно его убила. Брянцева.

– Ага! – торжествующе выкрикнул Витя. – Я же говорил!

– Заткнись! – коротко приказал ему Стоцкий. – Вы понимаете, что сейчас сделали?

– Вполне. Я, между прочим, в прокуратуру сегодня приходила. Именно для этого. Чтобы все рассказать.

Антон обхватил голову руками и раскачивался в кресле, как ванька-встанька. Левка шептал что-то себе под нос. Милиционеры, держа Витю под руки, застыли в дверях. Стоцкий лихорадочно соображал, грызя колпачок авторучки.

– Уводите, – коротко кивнул он ментам.

– А… эта? – осторожно спросил старший из них.

– Разберусь.

Когда Витю увели, Стоцкий яростно развернулся в мою сторону.

– Что ж ты наделала, девка?

Я молчала, как нашкодивший ученик.

– И что мне теперь с вами делать?

Я продолжала молчать.

– Теперь уже ничего не сделаешь, – мрачно бросил Антон. – Менты-то слышали. Да и сволочь эта… Он действительно все доказательства собрал, не подкопаешься.

– Сволочь я закрою, – пообещал Стоцкий. – Вы ведь подтвердите шантаж и прочее?

Левка нехотя кивнул.

– Ну вот. А с тобой… с вами…

– Вы что, думаете, я на голову упала? Или у меня случайно вырвалось? – возмутилась я.

– Я уже ничего не думаю, – обреченно вздохнул Антон. – И ты не думаешь. Ладно обо мне, дождешься от тебя, как же. Так хоть о ребенке бы подумала, дура!

– Даже так? – вежливо удивился Стоцкий. – Ладно, утро вечера мудренее. С утреца попрошу ко мне. Думать будем. Антон, отвечаешь головой. Спасибо за ужин, – съязвил он на дорожку и ушел.

Повисло тяжелое ледяное молчание. Даже стрелка часов наконец выдохлась и замерла. Только Антон барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Я не знала, что сказать. Рассказать все, как было? Но Левка знает, а Антон… он, хоть и без подробностей, но тоже знал и, похоже, готов был сделать вид, что ничего не знает.

А вот я не могла уже больше делать вид, что ничего не было. Не могла – и все. Даже ради ребенка. А может, именно из-за него? Ведь мы с ним – одно целое, и с чего он начинает свою жизнь? Конечно, многие, очень многие, сказали бы, что я непроходимая идиотка. Я сама всего несколько дней назад сказала бы то же самое. Но сегодня… Может быть, в тот самый момент, когда луч света с танцующими в нем искрами пылинок упал на икону Спасителя, и его глаза взглянули на меня – скорбно, но с любовью и прощением. Что-то изменилось во мне – раз и навсегда.