Текст книги "Змеиный мох (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
=65
Зараза, обманула, конечно. Тетка на рынке. Уверяла, что королек, а оказалась самая обыкновенная хурма. Терпкая и вяжущая рот.
Первым побуждением было выбросить ее в воду. Хурмину, а не тетку.
На диком пляже недалеко от дома вместо бун в воду уходили каменные волноломы, на которые не то что не сядешь, но и не заберешься даже. Но я нашла чуть поодаль заброшенный полусгнивший эллинг и пробиралась на его дальний край. Сидела там, свесив ноги и глядя на горизонт. А еще высматривала в воде корнерота.
Вот дался же он мне!
Лет двадцать назад мы с родителями ездили в Сочи в январе. Самое время для отпуска. Скучно, сыро, холодно. Единственное, что запомнилось, – корнерот. Огромная лиловая медуза, похожая на сказочное чудище. Мы гуляли по пляжу, а ее вынесло к самому берегу. Местные мальчишки принялись кидать в нее камнями, уверяя, что она страшно опасная и ядовитая. Как будто мешала кому-то. Сказали, что они выплывают из глубины, когда вода холодная – с осени и до весны.
Чуть было не загадала: если увижу снова – все будет хорошо.
Вот дура-то!
Будет хорошо или нет – только от нас зависит.
Но все равно хотелось увидеть. Хотя вода была слишком теплой для этого, градусов шестнадцать-семнадцать.
Мерзкую хурму я выбрасывать все-таки не стала, но взгляд в волны бросила и обмерла.
Фиолетовые щупальца плавно колыхались, как покрывало. Я таращилась на корнерота, затаив дыхание, пока он не исчез в толще воды.
Эх, надо было загадать все-таки.
Я глупо улыбнулась. Встала, закинула руки за голову, глядя на огромное малиновое солнце, которое лениво собиралось нырнуть в море.
Все будет хорошо…
– А без одежды было лучше.
Не веря своим ушам, я обернулась…
Виталькина тетка Олимпиада, или Липа, оказалась дородной дамой лет пятидесяти, ветеринаром и по совместительству заводчицей немецких овчарок. В первый же день я прилипла к крытому вольеру на заднем дворе, где по совершенно одуревшей мамаше ползали шестеро щенят, толстеньких, пушистых, с ушами-тряпочками.
– Сколько им?
– Два месяца, – сказала Липа. – Через неделю уже раздавать начну.
Я помнила, как Денис рассказывал мне о своей собаке, об овчарках на заставе. Это была такая ниточка между нами, и мне очень нравилось каждый день подходить и наблюдать за щенками. Как будто мы с ним вдвоем стояли у вольера.
«Половина дома», которую Липа сдавала отдыхающим, состояла из большой комнаты, обставленной в добротном советском стиле, крохотной кухоньки и такого же маленького санузла: унитаза, раковины и тесной душевой кабины. Огромная ценность для поселка, между прочим. Как и отдельный вход.
Первые пара дней прошли почти в бреду, похожем на наркоманскую ломку То я жалела, что уехала, то радовалась. Вспоминала, что успела выслушать от Андрея, когда он ввалился, дыша перегаром. Кто я такая на самом деле. Детское изумление: неужели этот человек совсем недавно обнимал мои ноги и умолял не выгонять его?! И еще большее, пополам с отвращением: неужели по нему я сходила с ума?! И еще: слава богу, что Денис не слышит всей этой мерзости.
Трудно сказать, не случись этого, может, я и передумала бы уезжать. Денис пришел бы, остался со мной, и… вот только к лучшему ли? Я не знала. Но уже через несколько дней поняла, что сделала все правильно.
Темное начало потихоньку отступать. Как будто наводила резкость фотоаппарата, и все, что оказывалось не в фокусе, становилось нечетким, расплывчатым. Все, что не нужно, не важно.
Я отсыпалась до упора, готовила себе гигантские завтраки, потом покупала на маленьком рыночке недалеко от дома фрукты: виноград, хурму, мандарины, пахнущую йодом фейхоа. И шла к морю, где проводила долгие часы в полном одиночестве: редко кто забредал на каменистый дикий пляж. Бродила по кромке, у самой воды, кидала в волны камешки, сидела на краю эллинга.
Нет, я не думала о своей жизни, перетряхивая ее, как залежалое постельное белье. Но морской ветер словно выдувал из нее все лишнее, наносное. Мерный плеск волн, бесконечно бегущих одна за одной, действовал гипнотизирующе, завораживающе.
«На свете счастья нет, но есть покой и воля»[1], – вспоминала я пушкинские строчки. Покой у меня был – вдалеке от всех и от всего. Как зачарованный сон. Как привал на трудном пути. И все же я надеялась, что поэт писал это не всерьез, а под впечатлением момента. Что счастье все-таки есть.
Мы с Денисом не обещали звонить друг другу или писать. И – по молчаливой договоренности! – не звонили и не писали. Хотя я знала, что он ждет и скучает. И это придавало мне сил. Определенность… Наконец-то я была уверена, что он – мой. И только мой.
О той нашей ночи я не вспоминала. Нет, не так. Запретила себе вспоминать. Иначе хоть окунайся в холодную морскую воду. А вот как Денис целовал меня в последний вечер… это было такое нежное, теплое, что я сидела и улыбалась, глядя на линию, где небо сливалось с водой.
Что будет, как будет… Об этом тоже не думала. Главное – чтобы вместе.
Утром на девятый день, в пятницу, я не выдержала и написала ему:
«Скучаю по тебе».
Ответ пришел почти сразу же:
«И я тоже».
Забронировав билет на субботнее утро, я задумалась.
Позвонить? Попросить встретить? Или ничего не говорить? Приехать прямо к нему? Но я не знала адреса. Конечно, это не проблема, но стоит ли устраивать такие сюрпризы? Нет, я не боялась застать у него… кого-нибудь, скорее, не хотела застать врасплох его самого.
В итоге решила не предупреждать. Прилететь и позвонить из дома. А дальше… пусть сам думает.
Уже ближе к вечеру, собрав чемодан, я купила фруктов и всяких сочинских вкусностей, чтобы взять с собой, и пошла на пляж – в последний раз. Попрощаться с морем.
Он стоял у эллинга и смотрел на меня, прикрыв ладонью глаза от заходящего солнца. Джинсы, кроссовки, черная футболка под легкой светлой курткой. Не мираж, не видение, не плод моей воспаленной фантазии. Настоящий, живой. Мой!
Как только в воду не свалилась? Спрыгнула со скрипучих досок, понеслась, оступаясь на гальке. Как будто Денис мог исчезнуть. Он подхватил меня, приподнял, прижал к себе. Я обняла его за шею и начала целовать, растекаясь при этом в совершенно чумовой улыбке.
Нет, Александр Сергеевич, как хотите, но счастье точно есть!
– Как ты меня нашел? – спросила я, когда мы шли к дому, держась за руки.
– Твоя хозяйка сказала, что ты должна быть на пляже. Даже нарисовала, как дойти.
– А вообще?
– Когда получил твое сообщение, понял, что больше не могу ждать. Не выгонишь же ты меня, правда? Взял Славку за жабры. Он раскололся, что ты живешь у тетки Вариного мужа. Нашел Варин телефон. Это было сложно, но я справился. Она сначала упиралась, что не может дать адрес без твоего согласия, но я упросил не звонить тебе. В общем, взял билет на ближайший рейс… и вот.
– А я собиралась завтра утром домой. Думала, прилечу и позвоню. Сюрпризом.
– А может, задержимся на денек? – Денис обнял меня за плечи. – Вернемся в воскресенье? Поменяем твой билет.
– Хорошо…
Липа во дворе вешала на веревку выстиранное белье.
– Липочка, можно мы останемся до воскресенья? Ко мне… – я запнулась и выпалила, пугаясь собственной наглости: – муж прилетел.
Хотела бы я знать, какое лицо было у Дениса в этот момент, но руку мою он сжал сильнее.
– Конечно, Надюша, сколько захотите. Зайди, бельишко чистое дам. И полотенце.
– Прости, – смущенно пробормотала я, когда мы вошли в комнату и я бросила на постель стопку белья. – Что я так сказала.
– Надя… – он развернул меня к себе, провел по волосам, пропуская пряди между пальцами. Наклонился, поцеловал – едва ощутимо, едва коснувшись. – Я люблю тебя. И… я был бы рад, если б это было правдой.
– И я тебя люблю, Денис, – я уткнулась носом ему в грудь. – Но ведь ты меня совсем не знаешь. Мы за все это время даже не разговаривали толком. Кроме того вечера, самого первого.
– Я знаю главное. Что мне нужна именно ты. А все остальное… будет время узнать. Если, конечно, я тоже тебе нужен.
– Нужен… – горло перехватило спазмом. – Очень нужен.
Я пробралась руками под его футболку, провела по спине, нащупала тонкую полоску шрама.
– Стоп, женщина, – Денис прижал мои руки локтями. – Мне надо в душ. Я весь день бегом, от меня разит, как от козла. Где тут полотенце чистое?
Наверно, стоило увязаться за ним. Но показалось, что это как-то слишком… шаблонно. Да и кабина душевая даже для одного была тесновата. Прислушиваясь к шуму воды, я стелила на кровать чистое белье, а колени мелко дрожали.
Ну скорее же, скорее!
Стих шелест струй, щелкнул выключатель. Денис остановился на пороге – с полотенцем вокруг бедер. И я вдруг вспомнила, как подглядывала за ним в Змеином мху, когда он делал свою разминку. Как утреннее солнце играло на его мышцах.
Подойдя вплотную, я прижалась к нему, и его возбуждение еще сильнее подстегнуло мое желание. Как ток по проводам. Запах снова сводил меня с ума. Я целовала его шею, грудь, опускаясь губами все ниже, а пальцы тем временем пробиралась под махровую ткань.
Денис подхватил меня на руки. Полотенце соскользнуло и упало на пол.
– Потеряно в пылу борьбы, – констатировал он, сгрузив меня на кровать, и потянулся к молнии моих джинсов.
– Подожди, – остановила я. – Хочу посмотреть на тебя.
– Пожалуйста, – с едва скрываемым нетерпением улыбнулся Денис.
Как же мне нравилось на него смотреть! Жадно, с предвкушением, без тени стеснения. Не украдкой, как в ту ночь, а открыто, зная, что мои взгляды доставляют ему удовольствие.
– Ну, теперь-то ты меня не первый раз видишь, – недвусмысленно напомнила я, подобравшись к краю кровати и положив ладони ему на бедра.
– Ты все помнишь дословно? – и смех, и голос были с теми особыми нотками, на которые низ живота так сладко и томительно отзывается теплой влажной тяжестью.
– Да… Помню все.
Попробовать его на вкус… Чего я только не представляла – и за эти дни, и раньше. И это тоже. Как удивительно, как волшебно, когда мечты становятся реальностью, намного их превосходящей. Как горячо и нежно…
Напряженные мышцы его бедра под ладонью, запрокинутая голова, закрытые глаза. Дыхание – короткий вдох и такой же короткий, прерывистый выдох. Тихие стоны в ответ на прикосновения моих пальцев, губ, языка. Все это завело так, что я, наверно, кончила бы, дотронься он до меня хоть раз.
– Подожди, Надя, – он сжал мои плечи.
– Нет! Пожалуйста…
По его спине пробежала дрожь, он застонал хрипло, запустив пальцы в волосы на моем затылке.
– Сумасшедшая… Надя… Наденька…
Я напряженно улыбалась, уткнувшись носом ему в живот. Острый пряный запах и вкус, его тепло… Желание было таким сильным, что причиняло настоящую боль.
– Не могу уже, – я то ли вздохнула, то ли всхлипнула. – Хочу тебя.
Стянув через голову мою футболку, Денис быстро справился с застежкой лифчика, расстегнул молнию на джинсах и подтолкнул меня так, что я опрокинулась на спину. Через мгновение на мне уже ничего не было.
– Сразу видно военного, – хихикнула я. – Раздеть за сорок пять секунд.
– Разговорчики в строю!
Он наклонился и, глядя в глаза, медленно обвел кончиком языка мои соски, в предвкушении съежившиеся в горошины. Подтащил меня за ноги поближе к краю, встал на колени. Губы медленно – томительно медленно! – опускались по животу все ниже.
Одного тонкого – и точного! – прикосновения языка хватило, чтобы меня унесло куда-то за пределы вселенной. Я вцепилась в простыню, из последних сил сдерживая кошачий вопль, но Денис крепко сжал мои бедра, не позволяя ускользнуть. Его ласки, то мягкие, дразнящие, то горячие, едва ли не грубые, заставляли меня извиваться и в кровь кусать губы от почти невыносимого наслаждения. Наконец он приподнялся и, наклонившись надо мной, поцеловал – крепко, властно. Горьковато-соленый вкус его губ – как морская вода! Поцелуй заглушил мой последний стон…
– Как жаль, что здесь нельзя орать, – пробормотала я, уткнувшись в его плечо, когда мы потом лежали рядом в обнимку. – Неловко как-то. Липа за стеной.
– Хочешь, на следующие выходные поедем в Змеиный мох? Там орать можно сколько угодно.
– Холодно же.
– В Белом доме – да. А мы у Славки возьмем ключи от маленького. Там печка. Ну что, недостающее звено восполнено? – приподнявшись на локте, Денис с намеком обвел пальцем мои губы.
– Предпочитаю это в качестве закуски или десерта, – тоже с намеком ответила я, положив руку ему на бедро.
– Не торопи, ведьма, дай отдышаться. Дедушка уже старенький.
– Дедушка! – фыркнула я, опасно смещая ладонь. – Да ты десяток молодух заморишь. И, похоже, кое-какой дедушкин фрагмент требует продолжения банкета. Основного, так сказать, блюда.
– Подожди, – Денис встал и вытащил из кармана сумки коробочку с изображением мускулистого мужского торса. – На этот раз много, а не один.
– «Ну как же в лесу без гондона» – процитировала я бессмертную фразу. – Не надо.
– В смысле? – он настороженно приподнял брови.
– Хочу… тебя чувствовать. Полностью.
– Ты уверена?
– Только что месячные закончились.
– А если все-таки вдруг?..
– Тебя это пугает?
Он выдержал мой пристальный взгляд, едва заметно улыбнулся и покачал головой. Мускулистый торс полетел куда-то мимо тумбочки…
Утром я проснулась одна. Солнце заливало комнату, где-то голосили петухи. Все тело приятно ныло. Ноздри щекотал сложный запах. На столике в банке стоял букет кремовых роз, рядом – два больших пластиковых стакана кофе и два круассана на тарелке. Со двора доносились голоса. Посмотрев в окно, я увидела Дениса и Липу у щенячьего вольера.
Под руку попалась его черная футболка. Быстро натянув ее и свои спортивные штаны прямо на голое тело, я сунула ноги в шлепанцы и вышла во двор.
– Доброе утро, Надюша, – улыбнулась мне Липа, а Денис звонко чмокнул в ухо. – Твой муж прямо эксперт по немцам.
– Да он же с ними в одном вольере вырос, – подколола я и взвизгнула от щипка за задницу.
– Хорошие щенки, – одобрил он.
– Не хотите? – предложила Липа. – Родословная, паспорт, привитые. Чип поставлю. По знакомству скидку сделаю, за тридцатку отдам. Или дорого?
– Совсем нет, – вздохнул Денис. – Это дешево. Я бы с радостью. Очень хочу. Но работа… С ним же еще месяца два надо как с младенцем.
В этот момент один из щенков, самый крупный и крепкий, отделился от общей стайки, проковылял к решетке и уставился на Дениса, жалобно поскуливая. Липа вошла в вольер, взяла щенка и над решеткой передала ему. Щенок принялся самозабвенно вылизывать его лицо.
– Все, Лактионов, – рассмеялась я. – Он тебя выбрал. Теперь, как честный человек, ты обязан на нем жениться.
На его лице нарисовалось такое страдание, что я не выдержала.
– Ладно. Если хочешь – бери. Я все равно безработная как минимум до Нового года. Присмотрю. У нас когда-то такса была, справлюсь.
– Надька…
Денис расцвел таким счастьем, что стал похож на мальчишку.
– Чем военный отличается от ребенка? – пробормотала я в пространство, совсем как жаба Марковна. – Писька побольше и автомат настоящий.
Липа довольно захихикала, сообразив, что один щенок точно пристроен.
– Да вы не беспокойтесь, у меня одного аж в Хабаровск забирали, нормально долетел. Только в туалет носить часто надо. Я вам все расскажу, как и что.
Прижимая к себе щенка, Денис улыбался совершенно одурело.
– Кажется, уже ревную, – заметила я.
– Серьезно? – помрачнел он.
– Нет, конечно, – расхохоталась я. – Ну, может, только самую капельку.
– А детки есть у вас? – Липа взяла щенка и положила обратно к матери, которая мрачно поглядывала в нашу сторону: знаю, вы собираетесь забрать моего ребенка.
– Нет, – покосившись на меня, ответил Денис.
– А вот появятся – будет им и дружок, и защитник. Сегодня все приготовлю, не волнуйтесь.
Вернувшись в дом, я быстро сбегала в душ, и мы сели за завтрак.
– Значит, щенок меня выбрал, и я, как честный человек, обязан на нем жениться? – поинтересовался Денис, намазывая круассан плавленым сыром.
– А что? – насторожилась я.
– А я тебя выбрал. По твоей логике ты обязана выйти за меня замуж.
– Нушопаделать, – вздохнула я и откусила хвост его круассана. – Значит, придется.
Я боялась, что обратная дорога будет адом, но все прошло более-менее гладко. В Адлер нас отвез на машине Липин брат. Денис сделал десятка два звонков, перетряхнул свои связи и вышел на погранцов из аэропорта, которые должны были провести нас прямо в самолет. Летели мы бизнес-классом, щенка Денис держал на руках, подстелив непромокаемую пеленку. Имя мы ему пока не придумали. В родословной значилось что-то непроизносимое, да еще с фамилией и приставкой «фон», поскольку австрийских кровей. Липа сказала, что для себя сможем выбрать любое другое, желательно на ту же букву.
Как только щенок начинал скулить и возиться, Денис вставал и нес его в туалет. В обход очереди, даже и не думавшей возмущаться. Кидал на пол бумагу, на которую ребенок делал свои делишки. Поить его приходилось из кружки, а вот кормить Липа не велела, чтобы не укачало. Дала одну собачью галету на всю дорогу, Денис размачивал ее в воде по маленькому кусочку, и щенок подбирал их с моей ладони, щекоча язычком и покусывая острыми, как иголки, зубками.
Машину Денис оставил на стоянке, и я села с щенком сзади, подстелив ему очередную пеленку.
– Ко мне едем? – поинтересовался Денис, когда мы выбрались на КАД.
– А куда еще? – хмыкнула я. – Конечно, с этим товарищем секс у нас в ближайшей перспективе вряд ли ожидается, но ладно. Как-нибудь… вручную постираем.
– Слушай, такое чувство, что ты нас тогда на видео записывала. Или на диктофон.
– Нет. У меня просто память – как у слона. Ничего не забываю.
– Ужас, – Денис передернул плечами. – А что я тебе в Сочи сказал, помнишь?
– Что именно? – уточнила я, прекрасно понимая, о чем он.
– Я не шутил про замуж, – его голос звучал спокойно, вроде, даже с усмешкой, но пальцы сжимали руль с напряжением.
– Я тоже. И, кстати, наш сынок, кажется, описался.
[1] Строка из из стихотворения А.С. Пушкина «Пора, мой друг, пора» (1834)
Эпилог
Двадцать месяцев спустя
Со стороны Белого дома, который теперь был уже полностью белым, раздался грохот и мужские вопли пополам с матом: рабочие уронили что-то тяжелое. Лиза в коляске заворочалась и хныкнула. Рик моментально вскочил и ощетинил загривок, верхняя губа приподнялась, обнажая клыки.
– Тише, тише, все хорошо, – я погладила его по голове, и он улегся, всем своим видом показывая: только подойдите к моей девочке, порву в тряпки.
Рик вообще считал ее своей собственностью и не подпускал к ней никого без нашего с Денисом разрешения. Да ладно, однажды даже Дениса не пустил к кроватке, когда тот немного выпил. Рычал и скалился, хотя вид у него был самый что ни на есть страдающий: прости, хозяин, но ничего не могу поделать. Охранять Лизу Рик считал своим священным долгом, взятым на себя добровольно в тот день, когда мы с ней приехали из роддома. Даже если выставляли из комнаты, лежал у порога. А уж выйти с коляской на улицу без него вообще было немыслимо – он бы и меня от нее отогнал. Ему еще не исполнилось двух лет и он не вошел в полную мощь, но вряд ли кто-то рискнул бы проверить, насколько этот пес хороший защитник.
Лиза отвечала Рику безусловной взаимностью. Ее первые улыбки были обращены вовсе не к нам с Денисом, а к нему. И ручки она тянула к нему гораздо чаще. А когда не видела рядом, начинала морщиться и плакать.
«Спорим, первое ее слово будет «гав»?» – ворчал Денис.
Не успела я подумать о нем, как тут же увидела. Он шел к нам от Белого дома, отделку которого заканчивала бригада строителей. Мы с Лизой и Риком уже неделю жили по соседству в Славкином.
«Только ради моей крестницы», – сказал он, вручая мне ключи.
Денис приехал к нам на выходные и вкалывал на стройке наравне с рабочими. Вот и сейчас его зеленая футболка потемнела от пота, к мокрому лбу прилипла травинка.
– Как тут мои девочки? – он стянул футболку и бросил на перила веранды.
– Лактионов, оденься, комары зажрут, – процедила я сквозь зубы, жадно втягивая его запах и шалея от него.
– Комары? – насмешливо переспросил он, словно случайно коснувшись моей груди, внезапно выросшей с первого размера до пятого. Сорок восемь килограммов живого веса и пятый размер – чертовы сиськи перевешивали при ходьбе!
– Скройся с глаз! – потребовала я. – Не могу на тебя такого смотреть.
– А зачем смотреть? – пожал плечами Денис. – Можно, к примеру, потрогать. Или понюхать. Представляешь, как от меня сейчас пахнет? Так, как тебе нравится. А на вкус… Пойдем? – он кивнул в сторону двери.
– Лизун проснется, – вяло сопротивлялась я. – И так уже завозилась, когда загрохотало.
– Мы быстро. Рик присмотрит.
– Не хочу быстро! Хочу долго.
– Сейчас быстро, потом долго. Вечером. Пойдем, – он потянул меня за руку, и я, словно нехотя, встала. А на самом деле готова была бегом бежать, вперед него, раздеваясь на ходу. Несмотря на то, что полночи занимались тем же самым.
Отсутствием сексуального аппетита я никогда не страдала, а воздержание последних месяцев беременности и месяца после родов и вовсе превратили меня в какую-то дикую нимфоманку. Хотя, по идее, должно было быть наоборот. Судя по прочитанному на всевозможных форумах и в пабликах, нормальная мамка должна мечтать выспаться, а не трахаться каждую ночь. Впрочем, Лиза была на редкость беспроблемным ребенком, а уж в плане сна и подавно. Наедалась до отвала под гимн России по радио и спала до шести утра – снова до гимна. Даже с извечным родительским пугалом, коликами, удалось справиться с помощью гелевой грелки, лежа пузом на которой, она прекрасно засыпала. Видимо, это была наша компенсация за Рика, давшего в первое время прикурить.
Неделя без Дениса показалась мне адом. Он приехал в пятницу вечером, и мы устроили настоящую оргию. Жаль только, вопить бесконтрольно уже было неловко. В гостевом поселились строители, а рядом с церковью вместо хибары теперь стоял маленький домик, где с весны до осени жила пара пенсионеров. Так и не удалось Славке стать хозяином всего Змеиного мха. Деревенька наша разрасталась: чуть ниже по течению купил участок еще один любитель уединения, помешанный на охоте и рыбалке. Ну что ж, может, и к лучшему: жить здесь все лето одной с ребенком я бы побоялась, даже с Риком.
Быстросекс, как мы это называли, тоже был хорош – по-своему, конечно. С оттенком чего-то порочного и запретного. В неподходящее время, в неподходящем месте, бесстыже и рисково. Когда-то такое в моей жизни уже бывало, но я не сравнивала. Удовольствие от него было совсем иного плана, чем от долгого и обстоятельного секса в супружеской постели. Острое до невыносимости. Как будто мы снова становились незнакомцами, которые занимались этим в первый и последний раз.
Мы оба понимали, что пройдет какое-то время и эти страсти-мордасти подулягутся. Будет полная гармония, но уже без такого накала. И старались взять все, что можно. Пока можно. Абсолютно открыто, без тени стеснения.
Я бы не призналась никому на свете, кроме Дениса, – хотя он и так это знал, – что секс был одной из двух вещей, которые помогли нам притереться друг к другу. Секс и Рик. Причем именно в этой последовательности. Не будь у нас такого улетного секса, возможно, и не удалось бы. Да, наверняка в корне неверно, когда отношения начинаются с постели и строятся на этом фундаменте, но… все же важен результат, не так ли?
В Сочи я сказала Денису, что он меня совсем не знает, но это было обоюдной правдой. Я его тоже не знала. Только то, что он рассказал, когда в дождь вез меня домой. Что-то нахватанное извне по обрывку. Свои собственные впечатления о нем. Но не более того. В Сочи нам тоже особо было не до разговоров. И по дороге в Питер. И уж точно не в первую ночь – ту самую, которая становится испытанием для любого собачника, принесшего домой щенка. Все внутри переворачивается, когда ребенок скулит и просится к тебе, а надо проявить твердость и не взять его в постель.
Мы справились. Точнее, Денис справился. Потому что я готова была разрыдаться, когда Рик – так мы сократили его ужасное имя Рикстайлер фон Шварцнимфеншлосс – раз за разом с отчаянным скулежом оказывался у нашей кровати, а Денис вставал и методично относил его на лежанку в гостиной. Через десять минут все повторялось.
К вечеру, когда Денис вернулся с работы, я уже почти созрела для психушки. Весь день, засыпая на ходу, пришлось бродить за Риком с рулоном бумажных полотенец, радуясь, если успевала засечь его беспокойство и усадить на пеленку. Готовила щенячью еду («Никаких кормов, будет жрать, как нормальная служебная собака!»). Вытаскивала из пасти Рика вещи, которые не успели убрать, и к вечеру мои руки и ноги были покрыты мелкими красными точками – следами зубов. Он хотел играть, а игры у щенков заключаются в том, что они кусаются.
– Так, – сказала я, встретив Дениса в прихожей. – Ужин готов, но извини, я еду домой. Тупо выспаться, потому что уже три ночи не спала. Приеду завтра утром.
Он не стал возражать, хотя спал ровно столько же. На следующее утро я вернулась с вещами и потом заезжала домой где-то раз в неделю. А потом и вовсе сдала квартиру.
Вскоре Рик стал приходить к нам с воплями уже всего по несколько раз за ночь, а не постоянно. Наконец-то мы смогли заняться друг другом! Впрочем, долго удовольствие не продлилось: очередная порция скулежа застала нас на подступах к кульминации. Вот тогда-то мы и стали практиковать быстросекс, подобрав такую технику, которая позволяла достичь разрядки за несколько минут. Сначала воспринимали его как временный суррогат, но потом и в этом обнаружилась своя прелесть. Эдакий концентрат.
Незаметно пролетел месяц. У Рика встали уши, он весил уже пятнадцать килограммов – на руки не возьмешь. А еще отчаянно линял, избавляясь от щенячьей шерсти. Выждав положенное время после второй порции прививок, мы начали выводить его гулять. Перед работой Денис, днем я, а вечером, на ночь – вместе. По набережным или в Покровском сквере. Набегавшись, Рик вырубался до утра.
И вот тут-то, когда стало полегче, все и вылезло.
Я всегда относилась скептически ко всем этим гороскопным бредням. Ну да, иногда у кого-то что-то подходило под описание характера по знаку зодиака, но я не воспринимала всерьез. Каких только совпадений не бывает. Я, например, почти ничем не напоминала настоящие Весы, разве что склонностью к самокопанию и рефлексиям. Но Денис… это был Козерог до мозга костей. Просто воплощение абстрактного сферического Козерога в вакууме. Он собрал в себе все классические черты этого упрямого чудовища, и положительные, и отрицательные.
Педант и зануда. Скрытный, замкнутый, внешне холодный. Чего стоил один его фирменный ледяной взгляд с волчьим прищуром! Хотя и прорывались сквозь этот панцирь порою такие страсти! Когда мы ссорились – а на первых порах это случалось нередко, – все могло быть похоже на извержение вулкана. Как в тот день, когда орали друг на друга у него в кабинете. Но чаще, обидевшись на что-то, Денис уходил в себя. Молчал часами. Мои попытки помириться натыкались на непрошибаемую стену. Зачастую я даже понять не могла, что случилось, и впадала в полное отчаяние. Потом он отходил, мы начинали разбираться, и оказывалось, что дело выеденного яйца не стоит.
Но разговаривать по душам нам было трудно. Каждый сидел в своем прозрачном пузыре и смотрел оттуда на другого. Не зря мы столько времени не могли сказать две фразы, которые разрешили бы все недоразумения. Потому что считали: ну как же я скажу, если не спрашивают. Моя исповедь в Змеином мху ничего не значила. Я рассказывала о себе не ему. Он был лишь свидетелем моего душевного стриптиза, направленного в мировое пространство.
Бывали дни, когда меня бесило в нем все. И тогда я недоумевала, что же такого нашла в нем? Что притягивает и держит, заставляет отбрасывать горы пустой породы в поисках золотой искры? Что я люблю в нем?
Я знала, этот человек меня никогда не подведет, можно положиться на него полностью, без колебаний. Если пообещает – сделает, даже если для этого придется расшибиться в лепешку. Отдаст мне последний кусок хлеба, последнюю рубашку, вытащит из горящего дома, рискуя сгореть. Чувство долга, ответственности в нем было развито настолько, что иногда вредило ему самому. Я завидовала его воле и целеустремленности, хотя и сама была женщиной, вроде, не слабой. Из таких людей нередко получаются вожди и религиозные фанатики, но у него, к счастью, имелся некий внутренний стоп-кран.
Несмотря на то, что он порой меня раздражал, я уважала его и восхищалась. Оставив, конечно, за скобками ту историю с Алисой. Ну да, и на солнце есть пятна. Но при этом допускала, что жена ушла от него не только потому, что надоело жить на заставах. С Денисом было трудно. Очень трудно. Притираться к нему, привыкать, приспосабливаться – это была работа.
Вот когда я наконец поняла, зачем понадобилось мое бегство к морю. Иногда делаешь какие-то вещи и объясняешь их себе, а потом проходит время, и понимаешь, что они нужны были не для этого. Или не только для этого.
Я ведь еще там, толком его не зная, думала, что с ним будет нелегко. Но… хотела быть с ним. Хотела, чтобы мы стали одним целым, а не просто двумя особями, которых по какой-то неведомой причине тянет друг к другу.
Рик стал фокусом, сосредоточившим на себе наше общее внимание. Хотя относились мы к нему по-разному. Как-то раз я возмутилась, что Денис с ним слишком строг, и получила в ответ довольно резкое:
– Не вздумай вмешиваться, Надя. У собаки только один хозяин. Рик может тебя любить, но подчиняться должен мне одному. Безоговорочно.
– Ты и с детьми так будешь обращаться? – вспыхнула я.
– Не путай жопу с пальцем, – отрезал он. – Это для тебя Рик ребенок. А для меня нет. Он мне друг, но в то же время – подчиненный. Я командир, он солдат. Скажу, в огонь или в воду – он пойдет. Не за страх, а за совесть. По любви. Так воспитывают служебных собак, а не диванные подушки. Запомни, мы для него – стая, в которой я – вожак. Придет время, когда он попробует это положение изменить. Через это все собаки проходят, это норма. Инстинкт. И тогда, извини, я буду очень жестко ставить его на место.
Тем не менее, из-за Рика мы время от времени ссорились. И тогда на первый план выступал секс. Нет, мы не сливали в него свое недовольство, не выпускали таким образом пар. Просто это были моменты, когда мы полностью раскрывались, не только телом, но и душой. А потом хоть и уползали каждый обратно в свою раковину, но все же оставляли створки чуть более приоткрытыми. Все больше и больше. Пока вдруг не оказались вдвоем в одной раковине. Все так же за семью печатями для внешнего мира, кроме немногочисленных друзей, и абсолютно распахнутыми друг для друга.
Обычно я видела его невозмутимым, сдержанным, иронично-насмешливым. Но оказалось, что в нем предостаточно тепла и нежности – и не только в интимные моменты. Вот так и вышло, что мы пошли против шерсти. Не от задушевных разговоров и съеденного вместе пуда соли к постели, а наоборот: от секса – к доверию и открытости.
