Текст книги "Встретились два одиночества (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Когда на живот эльфу брызнула сперма его любовника, тот уже был в полной прострации, на этот раз оказавшись менее стойким и кончив первым. Так что Фима несколько секунд скакал на почти бесчувственном теле, прежде, чем кончил сам. Упал сверху на растекшегося по простыням эльфа и долго лежал неподвижно, не заботясь о том, что внутри все еще его член. Потом Камюэль сам осторожно снял с себя мерцающего, устроил рядом с собой, обнял и укрылся вместе с ним одеялом. Спали они очень крепко и сладко. А на утро в доме Барсимов никто уже не сомневался, что нынешний глава рода познал божественное откровение – встретил любовь и принял её такой, какая она есть. Только чем это теперь для него обернется, вот в чем вопрос.

Любовь во время войны

В апартаментах Камюэля было сумрачно. Рассвет за окном только занимался. Но активировать в такое время магические светильники казалось чем-то неуместным и не нужным. Фима явно вымотался и совершенно по-детски тер глаза. Ему бы поспать. Последующие слова мерцающего мальчика, развеяли все сомнения. Он поднял глаза на светлого эльфа и устало пробормотал:

– Могу себе представить, на что ты надеялся, ведя меня сюда, но мне хотя бы пару часов соснуть...

– Малыш, – ласково, но с неуловимой долей ехидства, протянул на это эльф и потрепал его по волосам, как всамделишного ребенка, – я забрал тебя с собой, потому что тут тебя точно не додумаются искать. Отдыхай, сколько хочешь, деточка.

– Даже в этом мерцании? – на лице малыша появился знакомый хитрый прищур.

– Ну, раз ничего... – Камюэль сделал паузу, – банального не предвидится, то мне без разницы, в каком ты из своих мерцаний.

– Секс с мерцающим может быть банален?

– С таким, как ты, никогда... – ответил Камюэль, и весьма говорящее окинул взглядом тельце ребенка. Ну и что тут можно хотеть? Малыш же совсем! Через мгновение перед ним стоял уже сам Ефимисюкерус без какого-либо мерцания. И весьма провокационно улыбался. Камюэль подошел к нему и крепко поцеловал. Слова вырвались помимо его воли. Наверное, серый кардинал тоже устал. И ему бы так же не мешало бы поспать те два часа, которые выпросил для себя мерцающий.

– Как я тут без тебя?

Фима, все еще обнимающий эльфа за талию, напряженно замер.

– Это важно для моего народа. – Сказал он, через какое-то время. Опустил руки и отошел к кровати, чтобы раздеться и скользнуть под одеяло. Камюэль неотрывно смотрел на его напряженную спину.

– Я могу это понять. Я тоже сделал бы для своего народа все от меня зависящее.

– Ты и так делаешь, – заметил мерцающий, не оборачиваясь и скидывая с себя тунику.

– А ты нет? Хотя, признаться, когда вел тебя сюда, опасался, что ты уйдешь дежурить у кровати Клементиреферуса.

– Ты что-нибудь понимаешь в драконьей целебной маги?

– Нет.

– Вот и я нет, – со вздохом произнес Фима. Сел на кровать, чтобы было удобнее разуться, и внимательно посмотрел на эльфа, – Так что там никто, кроме Финика, как называет его наш заполошный психолог, не нужен. Хотя... – он весело ухмыльнулся, – думаю, уже сейчас под дверью дежурит целая делегация.

– Во главе с Владиэлем, надо полагать.

– Удивительно, как ваш император к нему привязался. Что же он до сих пор своими детьми не обзавелся?

– Ты же снимал с него слепок. Сам мне ответь.

– Снимал. Но с тем опытом, который имею я, нетрудно себя контролировать. – Закончив с мягкими полусапожками, мерцающий снова встал, на этот раз чтобы стянуть с себя порты.

– В каком смысле?

– Я отсеиваю те вещи, которые считаю малозначительными. Или, если уважаю того, с кого снимаю слепок, стараюсь не лезть в душу так глубоко, как мог бы.

– А когда с меня его снимаешь?

– Я ведь не собираюсь ничего с тебя копировать. В твоем случае, – и снова эта хитрая ухмылка, – меня волнуют только чувства. Так почему император не позволяет императрице родить от него?

– Боится ответственности.

– Надо же! А еще правитель!

– Мы сейчас не о нем, – отмахнулся Камюэль и подошел к кровати, на которой в полный рост блаженно растянулся Фима. Скользнул взглядом по фигуре мерцающего и принял решение к нему присоединиться.

Фима повернул в его сторону голову и с живым интересом наблюдал за разоблачением серого кардинала федерации. Через пару минут тот оказался рядом с ним на кровати и набросил на них обоих одеяло. Придвинулся к мерцающему, совершенно наглым образом отобрал у него руку, вытащив ее у него из под голову, и устроился на ней, как ни в чем не бывало. Нашел подушку, ничего не скажешь. Фима мечтательно улыбнулся в потолок. Еще никогда за последнюю вечность он не чувствовал себя настолько неодиноким. С одной стороны оно, конечно, смущало, но с другой вызывало столько положительных чувств и позитивно направленных мыслей, что глупо было бы отказываться. Он повернул голову и невесомо прикоснулся губами к самому кончику длинного эльфийского уха. То сразу же дернулось под прикосновением и снова замерло. А его обладатель глубоко вздохнул, прижимая ладонь и обнаженной груди мерцающего и негромко, почти сонном, напомнил:

– Только два часа.

– Я прослежу.

В итоге проспали оба.

– Что ты сделал с дверью, почему ее до сих пор не вышибли?

– Ну-у-у-у... – протянул на это Фима, который проснулся чуть раньше и уже успел развить бурную деятельность по пробуждению сладко дрыхнущего кардинала. Например, сейчас он активно исследовал губами его спину. Даже жаль, что Камюэль лежит на животе, а то бы язык мерцающего уже давно занялся не выступающими под кожей позвонками, а, к примеру, соблазнительным пупком или и вовсе вылизывал нечто весьма примечательное в паху светлого.

– Ты понимаешь, что исчезновение кардинала в такой напряженной период...

– Ты ведь сказал императору о нас? – мерцающий пытливо посмотрел на профиль эльфа и кивнул, возвращаясь к прерванному занятию, – Так я и думал. – А потом попытался перевернуть Камюэля к себе лицом, но тот отчаянно не желал прекращать обниматься с подушкой. – Так что, обнаружив, что мы оба куда-то пропали, он сложит два и два.

– Ты так уверен?

– Я все же снимал с него слепок. И уровень смышлености как бы оценил... – уже откровенно проворчал мерцающий, недовольный, что его поползновениям так долго не поддаются.

– Как бы? – Заинтересовался Камюэль и перевернулся сам. Притянул к себе любовника и поцеловал, не дожидаясь ответа. А потом вдруг фактически приказным тоном потребовал: – Отращивай хвост.

– То "мерцай в ребенка", то "отращивай хвост", – проворчал на это Фима. – А как же мои потаенные желания? – спросил он с хитрым блеском в глазах.

– Если ты мне о них сообщишь, обязуюсь удовлетворить их в самые ближайшие сроки.

– Но сначала все-таки хвост?

– Именно!

– Избалованный и эгоистичный... светлый.

– Что-то меня наталкивает на смутные подозрения, что это были не комплементы... – провокационно протянул Камюэль, водя раскрытой ладонью по груди Фимы.

– И как ты догадался? – продолжил поддразнивать тот.

– Вот и я думаю... – через мгновение они поменялись местами. Теперь эльф восседал на чешуйчатом темно-зеленом хвосте неведомой твари. А ведь он так и не удосужился узнать, в каком мире Фиме удалось откопать такое чудище.

Камюэль давно перестал задумываться о своей потребности в нестандартных любовных играх, которая проявилась только с Ефимисюкерусом. Еще бы! Ни с одной из своих бывших любовниц он бы не решился провернуть нечто подобное. Да и не смог бы, если честно. С другой стороны, какой смысл переживать по столь невинным пустякам? Если его мерцающий партнер может удовлетворить фактически любую его фантазию, при этом внутренне всегда оставаясь собой. Это было удивительно. И одновременно с этим буквально опьяняло вседозволенностью. Камюэль еще никогда не знал такого разнообразия. Но кроме этого продолжал тихо удивляться тому, что с Фимой они могли разговаривать часами. Просто лежа в постели, не обязательно даже обнявшись, и поднимая все новые и новые совершенно отвлеченные темы. И никакой политики. Просто отдохновение души. Он был рад, что представил своего мерцающего отцу. И еще больше рад, что тот принял его выбор. Пусть странный, но сейчас Камюэль уже не смог бы от него отказаться. Он, правда, не представлял себе, что станет делать, будучи вынужденным какое-то совершенно неопределенное время не видеться с Фимой. И ладно бы ему грозило просто воздержание. Это не та проблема, о которой вообще стоит что-то говорить. Но их ночные разговоры, ехидные Фимины комментарии, которые тот накладывал на все подряд, его ухмылки и стихи, которые он иногда шепотом декламировал, стоя у окна и полагая, что Камюэль еще спит и не слышит. Все это было просто жизненно необходимо. Серый кардинал, несмотря на непродолжительный период близкого знакомства, уже не мог себе представить свою жизнь без этого ироничного мерцающего, прыгающего из обличия в обличье с каким-то пугающим непостоянством. Но как бы там не было, чувства, эмоции, разговоры, но кроме них... Камюэль честно себе признавался, что секс с Фимой он любил. И возбуждался легко и охотно, стоило только мерцающему начать ластиться к нему. А хвостатое мерцание Ефимисюкеруса было особым, почти запредельным удовольствием. Правда, Камюэлю казалось, что они в свое время уже выжали из него все, что смогли, скажем так, попробовали все, что только сумели придумать. Но сегодня Фима показал ему, что это было не совсем так.

Камюэль привычно стиснул коленями мясистый хвост, склонился, чтобы поцеловать любовника в мускулистый живот на стыке чешуйчатого хвоста и смуглой кожи и задохнулся, когда что-то обвилось вокруг его шеи и сдавило. Эльф замер. Он понял, что это был хвост. На конце он становился достаточно тонким, чтобы вот так обхватить его шею и сразу не задушить. Но все равно, удовольствие было не из приятных. Он медленно, не разгибаясь, поднял глаза на Фиму.

– Ты же мне доверяешь? – обронил тот, глядя на него змеиными глазами. Хотел бы эльф знать, каким он видит его этими тонкими, как ниточка, зрачками. Давление на шею ослабла. Камюэль жадно вздохнул и медленно выпустил из легких воздух. Закрыл глаза, а потом, как и собирался, вжался лицом в живот змея.

– Доверяю, – выдохнул эльф, сползая чуть ниже.

Складки чешуйчатой кожи раздались под его языком. Он погрузил его в них, исхитрившись достать до головки члена, спрятанного внутри. Над головой пронзительно по-змеиному зашипел Фима. Эльф немного отстранился, и снова почувствовал, как хвост, обвивший его шею, сжимается сильнее. Но глаз не закрыл. Ему нравилось наблюдать. Как из особого кожаного "кармашка" на теле змея по мере усиления возбуждения поднимается уже полностью затвердевший орган. Когда он впервые его увидел, Камюля несколько смутил сам цвет – темно-зеленый и чем-то отдаленно напоминающий какой-нибудь полудрагоценный камень. Но в тот раз кардинала это не остановило. А теперь даже нравилось. Экзотика, как бы сказали в мире Андрея. Он резко выпрямился на змеином хвосте и ощутил, что не может дышать. Горло сдавило с такой силой и... сразу же отпустило. Они встретились с Фимой глазами.

– Доверяешь? – зачем-то повторил тот свой вопрос.

Камюэль на этот раз не ответил, а просто улыбнулся, уперся руками ему в живот и подтянулся чуть выше, передвигая коленями по обе стороны от змеиного хвоста. Он замер, над темно-зелеными членом, обхватил его двумя пальцами и направил в себя, низко склонив голову и спрятав лицо под растрепавшимися волосами. Когтистые руки змея легли на его талию, придерживая и не позволяя двигаться слишком резко. А шею в очередной раз почти нестерпимо сдавил его хвост. Здесь грубость, там ласка, как это... остро и возбуждающе. Такое развлечение Камюэлю было доселе незнакомо. Но он с готовностью бросился исследовать новый спектр эмоций и ощущений.

Рывком, преодолевая сопротивление рук любовника, он насадился до конца, рвано выдохнув, сквозь крепко сжатые зубы. И медленно-медленно, потея и тяжело дыша, открыл глаза.

– Ты такой красивый... – вдруг сорвалось с губ Фимы.

Камюэль, неожиданно для себя польщено, улыбнулся. А потом начал покачиваться, то задыхаясь, когда давление на горло возрастало, то жадно хватая открытым ртом воздух, когда, напротив, ослабевало. Фима очень хорошо чувствовал ту грань, за которую заходить было нельзя.

Когда эльф привык достаточно, все тело змеечеловека пришло в движение. Только в этом мерцании можно было вытворять такое. Хвост извивался под Камюэлем, то подбрасывая его вверх, то заставляя мотаться из стороны в сторону, то заражая своей неистовой дрожью, начинающейся с кончика хвоста и пронизывающей все тело змея. Как при таком накале страстей Фима умудрялся контролировать давление на шею Камюэля и не придушить его окончательно, кардинал не знал. Он наслаждался. Своей беспомощностью, своей зависимостью от желаний другого, и осознанием того, что их доверие друг к другу превысило все мыслимые и немыслимые представления о нем. Стало вне правил и каких-либо категорий. Эта мысль опалила внутренности пламенем.

Эльф негромко на выдохе постанывал от удовольствия, ощущая, как руки Фимы все еще обхватывают его талию, и коварный любовник не спешит сжать в ладони его член. И правильно делает! Сделай змей это, Камю бы уже давно кончил. Но теперь... сейчас... так хорошо. Не хочется останавливаться. Не хочется вспоминать, что где-то там, за дверью его, возможно, уже ждут. Что он срочно кому-то нужен. Как бы было хорошо даже имя свое забыть, не говоря уже про должность, и просто раствориться в нем, в этом неистовом движении, в этой страсти, общей на двоих. Он знал, что в этом мерцании Фима кончает очень долго, но не думал, что сам сумеет продержаться до конца. Раньше он всегда достигал оргазма быстрее чешуйчатого партнера и доводил его до пика рукой. Но тут... здесь и сейчас... у них получилось. Шипение слилось с каким-то беспомощным, пугающим своей животной оставляющей криком светлого эльфа. Хвост, обмотанный вокруг его шеи безвольно опал. Камюэль и сам чувствовал себя не лучше, рухнув грудью на мощное тело любовника. И, когда смог немного прийти в себя, обнаружил , что лежит в объятьях Фимы, который был уже без мерцания.

– Только не говори мне, что это на прощание...

– Ну... у нас точно есть еще три дня.

Расставанье и любовь

– Не удивлен? – Спросил Камюэль с легкой издевкой и чувством своего явного превосходства, как только они остались одни.

Фима совершенно по-мальчишески прыснул и легко обронил:

– Андрей тебя раскусил, когда к нам толпами парламентеры повалили...

Знал бы кто, как дорого далась мерцающему эта легкость. Даже земное мерцание, в котором он был сущим мальчишкой, не помогло. На душе было скверно. И было от чего.

– Ох, уж это ходячее откровение, – Камюэль усмехнулся и с дерзостью посмотрел на человеческого мальчишку.

Ждет реакции? Ну да, конечно. Куда же без нее. Негоже заставлять серого кардинала ждать.

– Решил последовать примеру князя и пришел за мной? – Фима перестал улыбаться и воззрился на эльфа с непроницаемым выражением лица. Он не хотел, чтобы тот смог увидеть то отчаяние, что затопило душу и пожирало изнутри, как червь под тонкой, глянцевой кожицей пожирает сочную яблоневую мякоть. Расставаться всегда тяжело. Особенно, когда впервые за много лет смог к кому-то по-настоящему привязаться. Но, кажется, без расставания уже никуда. Лучше боль от разлуки, обида, даже злость из-за уязвленного самолюбия, чем ненависть после убийства.

– С чего ты взял? – Эльф тут же оказался почти вплотную к стоящему у окна мальчишке, вынудил упереться бедрами в подоконник, поднял руку, чтобы с приглашающей к поцелую улыбкой коснуться нежного лица.

Фима отвернулся. Камюэль перестал улыбаться. Прищурился и медленно опустил руку вниз. Уперся ладонь в подоконник, склонился к мальчишке, чтобы тот уже не мог отвернуться и впился вопросительным взглядом в совершенно человеческие глаза. И где, спрашивается, та приятная желтизна, к которой он уже успел привыкнуть? И по которой так скучал?

– Это значит, что ты не вернешься? – Уточнил Камюэль.

– Ты все правильно понял.

– Почему?

– Потому что не хочу.

– Это не ответ.

– Думаю, его достаточно.

Они замерли друг напротив друга. После паузы эльф-упрямец начал снова.

– Если так беспокоишься о подопечных, то, после более чем наглядной демонстрации, к вам уже не будут так предвзяты.

– Не думаю, что ты можешь говорить за всех, даже если это тебя стоит благодарить за то, что все эти парламентеры не побоялись прийти сюда за своими друзьями из нашего народа.

– Я только указал путь и помог добраться до места назначения. Решение они принимали сами.

– Не нужно меня ни в чем убеждать. Ты прекрасно меня понял. Кроме того, вряд ли имеешь хотя бы поверхностное представления о том, сколько мерцающих за пределами Чащи Лис знамениты как искусные воры, обманщики, авантюристы, не в самом лестном значении этого слова. Поэтому не разбрасывайся словами, просто...

– Сбрось мерцание, – потребовал вельможный эльф и провел ладонью, которой еще секунду назад опирался на подоконник, по бедру подростка. Взгляд человеческих глаз потемнел. Не от предвкушения, а как предупреждение.

– Это ничего не изменит. Мое внутреннее содержание, увы, уже давно не меняется от мерцания к мерцанию настолько кардинально, чтобы можно было что-то изменить.

Эльф тоже нахмурился. Отстранился, выпрямившись в полный рост, отчего любой другой мальчишка на месте Фимы почувствовал себя маленьким и незначительным, но он не был мальчишкой, а мерцание, как сам только что подтвердил, – не в счет.

– Послушай, – попробовал Камюэль снова, – если ты из-за того, что я заставляю тебя регулярно мерцать в постели...

– Просто все кончено, – на этот раз собеседника прервал уже сам мерцающий, – Прими это. Ты для меня слишком юн. Я устал.

– Ты, правда, думаешь, что сможешь отгородиться от меня этим? Я помню о вашем нелинейном взрослении, как ты сам это назвал. Попробуй еще раз. Уверен, что заслужил толику честности.

– Хорошо, – после паузы произнес мерцающий, вскинув голову и смахнув со лба пепельно-русую челку, – Если честно, я убежден, что будет лучше, если ты примешь наш разрыв, как данность, и просто уйдешь. Это вся правда, которую я готов тебе озвучить.

– Нет, – веско и без лишнего надрыва обронил эльф. При одном взгляде на него становилось понятно, что Камюэль Барсим с места не сдвинется, пока не услышит всю правду до самого конца.

– Ладно же, – почти с ненавистью выплюнул мерцающий и, вдруг, улыбнулся эльфу, натянутому, как тетива, и тот понял, чтобы ему не представлялось в причинах такого охлаждения любовника, все неправда. Подготовиться к откровению мерцающего не получится. Значит, остается только держать лицо до самого конца. Мальчишка продолжил все с той же приклеившейся к лицу улыбкой: – Я собираюсь убить твоего отца. Он один из патриархов Братства.

Томительно потекли мгновения. Быстро такое решение не примешь. Можно просто уйти, как мерцающий и просил с самого начала, тогда не придется ничего решать. Но это не выход. Не для него. Не для них.

– Я люблю тебя, – слова сорвались с языка обманчиво легко, но прозвучали искренне, – И прежде, чем ты доберешься до моего оцта, я прошу дать мне время все прояснить самому.

– Сколько тебе нужно?

– Два дня, начиная с рассвета. И сегодняшнюю ночь в качестве аванса. Я так долго... – голос резко сел, но заминка была почти незаметной, эльф умел держать себя в руках вопреки даже самым противоречивым чувствам, которые раздирали его на клочки, как свора оголодавших собак, треплющих несчастную кошку, – Я так долго ждал. Так соскучился, – голос снова упал, но не только он в этот момент мог только шептать, самим своим тоном прося о снисхождении.

– Потом будет только больнее, – едва слышно отозвался в ответ мерцающий.

– О, да, если будет это потом. Но знаешь, как говорят в мире нашего психолога?

– И в горе, и в радости?

– Навсегда, – прошептал эльф, как заклинание, и прижался ртом к сухим губам мерцающего, благосклонно раскрывшимся навстречу.

* * *

В следующий раз эльф появился только через три дня. Просрочил. И его встретил даже не подросток, а маленький мальчик. Это сказало о многом. Мерцающий с верой, которая присуща только детям, искренне верящим в сказки со счастливым концом и вселенскую справедливость, надеялся, что дополнительные сутки форы еще могли бы что-то изменить. Отсрочить вердикт? Даже если только это. Ну, что ж, хоть что-то. Хоть какое-то оправдание его собственной нерешительности. И все-таки эти сутки оказались нелишними. Он выпал из мерцания как какой-нибудь неопытный юнец, когда эльф вместо приветствия впился в его губы недетским поцелуем. Прямо так, не дожидаясь смены облика на более подобающий для таких вещей. Значит, перестал замечать его мерцания. За всеми ними он видел одно лицо. Ефимисюкеруса таким, каков тот есть. И отучить эльфа от этой пагубной привычки, наверное, уже не получится. Мысль саданула по нервам лезвием, под нажимом которого лопнули старые раны. Застарелые, но все еще не исцелившиеся до конца.

– Ты слишком юн и склонен к излишнему идеализму. Не идеализируй меня, пожалуйста? – Выдохнул мерцающий в губы эльфа сразу после поцелуя.

– Слышали бы тебя мои подчиненные, – усмехнулся тот, – Или... мой отец. Не смотри так. Он невиновен. Вас обоих обманули. Впрочем, не только вас.

– И тебя?

– Представь себе, и меня, и даже моего младшего брата, с которым сейчас Мурзяс занимается.

– Надеюсь, не только поцелуями, но мозги вправляет, – недоверчиво прищурил глаза Фима.

– О, да! Давно пора. – Камюэль на мгновение отвел глаза, посмотрев куда-то за плечо мерцающего, – раз уж мне так и не удалось найти к Тарэлю подход.

– Хотелось бы узнать подробности, – обронил Ефимисюкерус, проведя раскрытой ладонью по крепкому эльфийскому бедру.

– Неа, – с явным наслаждением протянул на это Камюэль. Выждал, но, когда не добился ничего, кроме терпеливого взгляда, провокационно улыбнулся и снова потянулся к чужим губам, шепча прямо в них, – Сначала ночь любви, потом серьезные разговоры.

– А ты не пристрастился?

Но эльф не посчитал нужным дать прямой ответ на поставленный вопрос. Вместо этого он прижался к мерцающему всем телом, буквально вплавился в него. И не отрывая горячего взгляда от лица желтоглазого, зашептал хрипло и отрывисто, так несвойственно для себя:

– Был момент, когда я решил, что ты в своем праве. И хорошо запомнил то, что испытал, когда представил, что ты исполнил свою угрозу, и я окончательно лишился тебя. Снова жить в беспросветном одиночестве... – он не смог договорить. Оборвал себя. Закрыл глаза и замер, тяжело дыша. Признание далось серому кардиналу нелегко. Он никогда в жизни ни перед кем так не открывался.

– Ты никогда не был один, если мне не изменяет память. Все твои любовницы... – мерцающий осекся, когда услышал хриплый и злой смех оппонента.

– Тебе не кажется, что сейчас не лучшее время для запоздалой ревности? – Полоснув по нему взглядом, выпалил эльф.

– Возможно, – легко согласился мерцающий. – Но, знаешь, я все равно ревную. Может быть, это что-то значит?

Эльф пораженно замер, но не придумал ничего лучше, чем включится в игру. Флирт – это так увлекательно, когда сам уже почти упираешься бедрами в письменный стол, и чужие, сильные ладони держать тебя так крепко, что в любой момент могут на него усадить и... почти сразу найти себе еще более увлекательное занятие. Как же это... возбуждает. Да, это, определенно, самое правильное слово.

– Как знать, как знать, но, если вспомнить, что еще несколько месяцев назад...

– Я даже представить себе не могу... – мерцающий перестал улыбаться, голос его зазвенел от напряжения, когда он озвучивал свое личное признание. Признание, о котором пожалел, как только произнес: – ... как я жил без тебя? – Он спохватился, хотел что-то добавить, возможно, даже опровергнуть ранее сказанное, но эльф это понял и не позволил ему отказаться от собственных слов.

– Молчи, – приказал он таким повелительным тоном, который безотказно действовал на подчиненных.

Прижал тонкие пальцы к губам мерцающего. Они какое-то время смотрели друг на друга, силясь выразить одними глазами тот ураган чувств, что бушевал между ними. А потом начали целоваться. Крепко, мокро и по-настоящему. Как мальчишки, впервые дорвавшиеся до взрослой любви. Как взрослые мужчины, сошедшие с ума и окончательно впавшие в детство, когда осознали, что это не просто страсть. Не просто стремление насытиться друг другом телесно, но и глубокая, духовная связь, от которой уже не получится отказаться. Слишком больно, слишком по живому, да еще и тупым ножом. Лучше вместе. Лучше навсегда. Вот только...

– Фима, там Ир говорит, что Камю... – раздалось от двери.

Так не хотелось прерывать поцелуй, но пришлось. В дверях стоял психолог.

– О, – парень скорчил просто непередаваемую мину, – я позже зайду. Приятно провести время, – и все было просто отлично, если бы этот человеческий мальчишка не ухмыльнулся, уже закрывая за собой дверь. Вот же угораздило именно ему заглянуть в столь неудачный момент.

– Если бы это был Ириргавирус, было бы хуже, – пробормотал Пестрый, нетерпеливо целуя Барсима в шею. И тут же рывком усадил его на заранее облюбованный стол.

Разомлевший эльф сразу и не заметил, что последнюю фразу озвучил вслух. Мерцающий улыбнулся, встретившись с его потрясенным взглядом. И сказал:

– Все нормально, если ты такой несдержанный только со мной.

– Что-то я раньше не замечал за тобой таких собственнических порывов.

– Просто хорошо шифруюсь.

– Ох, уж мне эти словечки из мира Андрея!

– Не привередничай, когда тебя раздевают.

– Раздевают – оно, конечно, хорошо. А когда будут любить?

– Уже. И не надейся. Теперь не отвертишься.