Текст книги "Янтарный волк"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Просто так.

– Так это ваша цепочка? – не отстал мальчишка. Карине очень захотелось ответить: "Нет!", – но она только тихо пробормотала:

– Да, моя. Спасибо тебе, что нашел. Вот, держи, – художница полезла в сумку, дрожащими пальцами выуживая из нее деньги, – За честность.

– Обижаете! – отшатнулся от нее оборванец, – Я ж из лучших побуждений!

– Прости, я не хотела, – окончательно смешавшись, почти прошептала девушка, – Тогда хотя бы скажи, как зовут такого замечательного парня?

– Кузьма, – мрачно отозвался спаситель украшения, но в его голосе уже начинающем потихоньку ломаться были слышны довольные нотки.

– Кузя?! – удивленно переспросила девушка, даже краска к лицу перестала приливать от удивления, – имя-то какое классное!

– Имя, как имя, – пожал плечами мальчишка, – Вы цепочку брать будете или как?

Карина молча приняла из рук паренька свой браслет. Кузя повернулся к ней спиной, посчитав свой долг выполненным. Девушка годилась бы ему в старшие сестры, но между ними лежала пропасть. И оборванец отлично понимал, что эту богатую растеряху вовсе не волновало ни его имя, ни то, ел он сегодня или нет. Судя по тому, как она отнеслась к золотой бирюльке, подобных вещиц у нее было много. Кузьма давно привык к своему положению и временами даже гордился своей свободой. Родители его погибли, когда мальчику было около десяти лет, оставшиеся родственники не пожелали забрать к себе.

Однако, через год объявилась двоюродная тетка, которую нашли органы опеки и отдали ей племянника на воспитание. Но в глухом селе жить стало еще хуже, чем в детском доме. Тетка забывала о нем, часто пила, в доме никогда не было даже лишнего куска хлеба, а однажды и вовсе родственница объявила: "Лучше б ты вместе с родителями помер!". Кузьма и решил убежать. Город встретил его высоченными домами, еще большим голодом и неустроенностью. Попавшиеся на пути бездомные приняли его, как родного. Но за подобную благотворительность мальчишке приходилось таскать продукты с прилавков, а потом и вовсе кошельки и сумки.

А в этот раз Кузьму как что-то толкнуло, и вместо того, чтобы схватить цепочку и удрать с ней, он около часа просидел под дверью чужой квартиры, а теперь чувствовал себя униженным.

– Погоди! – теперь уже художница придержала паренька за рукав, – Я не могу тебя просто так отпустить. Мне в жизни не часто такие люди, как ты попадаются.

"Да уж не удивительно. Не пристало богатеньким цыпочкам с помойкой рядом стоять!" – подумал про себя Кузя, резко выдергивая руку из цепкого захвата тонких пальчиков. Девушка не стала удерживать, по инерции поглаживая оборванца по плечу. Тетка никогда не ласкала его, даже наоборот, старалась щедро раздавать подзатыльники. Возможно, будь она родной сестрой отца или матери, все было бы иначе. Хотя и в это Кузя не слишком-то верил.

– Что вам от меня надо?

– Я понимаю, что тебя напрягает подобное обращение. Но мне бы хотелось… пригласить тебя в гости.

– Зачем вам все это? – неожиданно серьезно задал вопрос паренек. Карина задумчиво вздохнула, пытаясь подобрать щадящие самолюбие мальчика слова. В конце концов, не говорить же ему, что ей просто стало его жалко? Еще обидится и тогда пиши пропало. А просвечивающиеся, казалось, даже через несколько слоев одежды, ребра вызывали сильнейший приступ жалости. Кузьма ждал ответа, внимательно глядя на нее. И вдруг ее осенило.

– Дело в том, что я художник, а у тебя очень интересная внешность.

Девушка смотрела на Кузю, воображение ее уже прикидывало, как мог бы падать свет на его портрете, во что он должен быть одет, вырисовывая перед ней мельчайшие детали. Глубокие, светлые глаза придавали ему выражение практически ангельское, однако резкие черты лица, встопорщенные темные волосы и совсем не по-детски сдвинутые брови могли свидетельствовать о непростой жизни оборванца.

– Да? – скептически хмыкнул Кузя, – И чем же она интересна: синяком под глазом или грязью на челюсти?

– У тебя правильные черты лица, прямой нос, красивые брови, форма лица топориком, – констатировала Карина, садясь на ступеньку и пачкая свою светлую куртку.

– Скажите еще "тяпкой"! – фыркнул оборванец.

– Нет, "тяпкой" – это у меня спросонья. А топориком, значит с высокими скулами и несколько суженной нижней частью лица. Есть лица круглые, когда и подбородок широкий и скулы не так ярко выражены, а тут лицо овальное, но не слишком вытянутое. Честно говоря, это мой любимый тип лица.

– "Топориком" – засмеялся паренек, незаметно для себя усаживаясь рядом с Кариной, – Ладно, буду вашим гостем!

– Не вашим, только, а твоим. Карина, – протянула художница руку. Кузьма некоторое время таращился на протянутую ладонь, совершенно не понимая, как такая особа не побоялась тронуть его. Однако от рукопожатия не отказался, еще больше удивляясь тому, что после него девушка не стала доставать платок, чтобы вытереть пальцы.

3.

Карина подумала о том, как отнесется Никита к ее поступку лишь у входной двери. И только потому, что она оказалась заперта изнутри, а не снаружи. Пока девушка ехала в машине, обмениваясь ничего не значащими фразами с новым знакомым, ей даже в голову не пришла подобная мысль. А вот сейчас, когда дрожащие пальцы нашаривали кнопочку звонка, ей стало не по себе. Мало того, что сама навязалась к другу в гости (хотя Никита первый предложил пожить у него, но этого Карина не вспомнила), так еще и какого-то бродягу приволокла к нему в квартиру. По идее ничто не мешало ей поехать к себе домой, но отчего-то художница предпочла отправиться именно к Нику. И теперь искренне об этом жалела.

Особенно, когда дверь все-таки распахнулась, и на пороге обнаружился дошедший до нервного тика друг:

– Ну и где тебя носило? – подозрительно спокойным голосом спросил парень.

– Я к Зое ездила. Помнишь, я тебе о ней рассказывала…

– А записку ты не могла оставить? Я приезжаю с работы за ключами от склада, а тебя нет дома, машина тоже пропала. Что я мог подумать? Мало ли что тебе в голову взбредет. Судя по вчерашнему было трудно предсказать твои дальнейшие действия. Ты хоть понимаешь, как я волновался?!

– Не-а, – честно мотнула головой художница, наконец-то понимая, что Никита не злится на нее, а даже наоборот, переживает за ее жизнь и здоровье. Правда, на смену страху пришел не менее жуткий стыд. Тишину между друзьями нарушил маячивший до сего момента за спиной Карины мальчишка:

– Зрасьте.

– Привет, – без всякого выражения ответил Никита, продолжая прожигать взглядом подругу, – Это кто?

– А… это Кузя. Он мне сегодня задорово помог. Может, впустишь нас?

– Конечно, – отстранился от косяка парень, – Только ты должна мне все объяснить: зачем ты помчалась к Зое, и где откопало это чудо.

– Он моя новая художественная находка, – встала на защиту оборванца девушка, – Я собираюсь рисовать его портрет.

– Ага. И давно ты это решила? – в голосе Никиты ясно читался сарказм. Карина расстегивала сапог, поэтому не сразу ответила:

– Как нашла, так и решила. И вообще, если тебе не нравится моя идея, я могу вернуться к себе в мастерскую и тебе не мешать. Я и так тебе целую неделю испоганила.

– Иди сюда, – друг подхватил ее под локоть, вталкивая в небольшое пространство кухни, – Если ты считаешь, что испортила мне жизнь, то это не так. Было бы гораздо хуже, если бы ты с ума сошла, сидя у себя дома. Карина, неужели до тебя еще не дошло, что я все сделаю, чтобы помочь тебе? И то, что ты притащила этого "натурщика", это хорошо. Возможно, новая работа отвлечет тебя от глупостей, а большего мне и не надо, да и тебе тоже.

– Простите, что мешаю вашему разговору, но может у вас найдется что-нибудь поесть? – в кухню, подобно речному угрю, просочился Кузя. Ребята одновременно повернули головы, с удивлением уставившись на мальчишку и пропуская мимо ушей его реплику.

– Как тебя зовут? – первым вышел из ступора Ник.

– Кузьма.

– Вот что, Кузьма. Прежде чем садиться за стол, сходи-ка ты в ванну. Я пока поищу тебе свежие вещи. Надеюсь, как пользоваться туалетом, ты знаешь, – с улыбкой добавил парень. Кузя не менее едко хмыкнул, всем своим видом показывая, что отлично справится и исчез в коридоре. Ник проводил его взглядом, обернувшись к Карине:

– Ну, теперь рассказывай, дорогая, как ты до такой жизни докатилась.

Примерно полчаса заняли у Карины на то, чтобы выложить парню все события сегодняшнего утра. Он внимательно слушал, не перебивая, и сосредоточено готовя омлет. Карина взялась помогать, нарезая зелень. Глядя на это Никита помрачнел, но нож не отобрал. Карина с первых дней их знакомства в школе казалось Нику кем-то вроде хрупкой хрустальной розы, которою так и хочется поставить на солнце, чтобы она засверкала радужными бликами, и в то же время ее даже боязно взять в руки.

Девушка ко всему относилась слишком серьезно, кропотливо выкапывая в себе новые недостатки, а в жизни очередное подтверждение несправедливости. Вот и историю с волком Никита воспринимал не иначе, как очередной повод пострадать. И если уж сама Карина привела в дом этого Кузю, значит она сама забросила идею о странном поведении картины, и скоро в ее глазах снова могут засверкать счастливые огни. Теперь главной задачей Никиты было ни жестом, ни фразой не напоминать о волке.

– М-да. Все это конечно хорошо, но что дальше ты намерена делать? Пока ты будешь рисовать его портрет, парня мы отсюда никуда не отпустим. Уже то, что он отдал тебе цепочку, а не оставил ее себе доказывает, что в нем сохранилась совесть. Но когда портрет будет окончен, куда ты его денешь? Или ты собираешься снова выбросить его на улицу, откуда взяла?

– И после этого ты говоришь, что я сумасшедшая! Конечно, я не собираюсь выкидывать Кузю на улицу. Я попытаюсь подыскать ему какой-нибудь интернат, может быть, найду приемную семью, не знаю… Это нельзя так оставлять, – возмутилась Карина, прекращая на миг кромсать петрушку. Правда, в свои слова она не очень-то верила. Никита был прав. Девушка привела к нему Кузю лишь из большого чувства страдания, но вот что делать дальше даже не подумала.

– Давай сюда зелень, – решительно перевел тему разговора Никита, уже жалея, что вообще заикнулся об этом. Вот сейчас подруга снова начнет судорожно выискивать варианты, куда бы отправить мальчика и начнет паниковать. – Я сам займусь этим вопросом. У нас повар работает, вроде бы он говорил, что они с женой хотят взять приемного ребенка, не слишком маленького. Думаю, нужно поговорить с ними.

– Было бы неплохо, – согласилась девушка, – Ник?

– Да?

– Спасибо тебе за все, – Карина улыбнулась, помогая сгрузить на скороду зелень. Раскаленная посуда заворчала, стрельнув маслом в художницу, – Ой!

– Больно? – участливо поинтересовался парень, – Не надо тебе было лезть, горе ты мое луковое.

– Ничего страшного, – уверенно ответила Карина. Еще пара сантиметров, и она могла остаться без глаза.

– О, как вкусно пахнет, – раздался голосок Кузи за спиной у приятелей, – Еще рано?

– Ну, уже нет! – досадливо поморщился Никита, – садись есть, раз просил.

Дальнейший час прошел в молчании, нарушаемом стуком вилок и ножей, да звоном стаканов. Только сейчас Карина поняла, насколько хочет есть. Утренний чай с рулетом был уже забыт, а последние дни девушка толком не ела. И вот теперь, едва ли не мурлыкала от удовольствия, наслаждаясь каждым кусочком.

– Ну все, Ник, с тебя вечер в кафе, – хохотнула она, – А то я, кажется, так и не смогу попробовать все твои шедевры.

– Приходи в любое время, – лениво ковыряя омлет, предложил парень.

– Э, нет! Мне нужно нечто другое.

– Может ужин при свечах? – не удержался от замечания Кузьма. Он-то давно все проглотил по старой привычке. Есть пища, надо как можно быстрее ее съесть, пока не пришел кто-то сильнее и старше и не отобрал у тебя вожделенный кусок.

– А что? – поддержал оборванца Ник, – Если свет отключат, придется и при свечах!

– Ребят, ну я же серьезно, – обиделась на парней Карина, – Между прочим, меня еще никто в кафе не приглашал. А мне, как творческому человеку, просто необходимы новые впечатления. Да и от халявы я бы не отказалась…

Теперь уже засмеялись все трое. Когда с обедом было покончено, Никита попрощался со своими гостями и уехал на работу, Карина потянула мальчишку к себе в комнату:

– Пойдем, я тебе покажу мои работы, – не принимая никаких возражений, художница вцепилась в Кузьму, как собака в кость. Паренек особенно возражать не стал, с восхищением и осторожностью рассматривая полотна в рамах, палитру в пятнах краски и кучу кисточек в высоком стакане, – К сожалению, я не смогу тебе все показать, основная часть картин у меня осталась в мастерской. Но я перевезла сюда самые лучшие. Вот, например, эта, как тебе?

Оборванец, выглядевший в спортивном костюме Ника совершенно иначе, внимательно рассматривал изображение реки на рассвете. Потом перевел взгляд на другое произведение и неожиданно произнес:

– Ты, конечно, очень хорошо рисуешь и несомненно талантливо, но слишком твои картины… правильные.

– В смысле? – улыбку с лица девушки как будто сдуло.

– Все на них такое красиво, замечательное, правильное, почти райское. А жизнь, она ведь, совсем другая.

– Понимаю, – грустно кивнула Карина, но тут же попыталась возразить, – Но ведь в том и вся прелесть искусства: пытаться даже в самом неказистом выделить что-то особенное, оригинальное, красивое.

– Возможно, – не стал настаивать Кузьма, – Только вот что я скажу тебе: нельзя рассматривать жизнь лишь с одной стороны. Увы.

– Кузьма, а сколько тебе лет? – неожиданно спросила Карина.

– Почти четырнадцать, а что?

– Просто рассуждения у тебя слишком уж…

– Взрослые, – фыркнул мальчишка, – А ты поживи полтора года в переходе, может, тоже повзрослеешь! А то ведешь себя, как ребенок, честное слово.

– Почему это? – обиделась девушка.

– Потому что реагируешь на все, как ребенок. Потому что смотришь на меня, как ребенок. Если ты так будешь дальше откровенничать, никогда в этом волчьем мире не выживешь.

– Волк… – Кузя с удивлением уставился на ненормальную художницу, которая с проворностью белки кинулась куда-то по коридору в дальнюю комнату, через минуту таща на себе громадный прямоугольник очередного шедевра.

– Помочь? – осторожно опуская картину на кровать, поинтересовался он, но Карина отрицательно мотнула головой:

– Лучше скажи мне, если увидишь на ней что-нибудь странное.

– А что именно я должен увидеть? – помогая распеленать "Осень", уточнил Кузьма.

– Извини, но сказать тебе я этого не могу.

– Ну, хорошо…

Девушка последним рывком отбросила краешек брезента, во всей красоте и великолепии открывая свое произведение. В левом углу, словно издеваясь над ней, сидел почти серый волчара, правда теперь он скалился не злобно, а будто ухмылялся. С последнего осмотра зверь еще больше выделился на золотом фоне, став уродливым пятном случайно пролитого кофе.

– Это ты сама придумала? – через минуту донесся до художницы голос подростка, – Боюсь, этот зверь не совсем тут уместен. Но если тебе так нравится…

– Ты тоже его видишь?! – обрадовано заорала Карина прямо в ухо Кузе. Оборванец аж на месте подскочил, потряхивая головой, – Говори, какой он, быстрее!

– Какой-какой: серо-желтый, оскаленный и страшный. А ты ненормальная – так орать.

– Прости… – девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются счастливые слезы. Однако, теперь становилось совершенно непонятно, почему того, что видят она и Кузя, не замечает Никита?

"Как бы то ни было, теперь меня уже никто не назовет шизофреничкой! И пусть Ник больше не переживает за меня, я сейчас же соберу вещи и уеду!".

– Кузенька, ты правда видишь волка из переплетения листьев, правда?

– Правда. Я не понимаю, что в этом такого?

– Это покажется бредом, но раньше его здесь не было. Он появился несколько дней назад, когда я закончила картину. Сначала это было обычная игра воображения, и волк больше смахивал на собаку. Но через некоторое время он стал проявлятся все отчетливее. Такое ощущение, будто часть краски изменяет оттенок независимо от остального полотна.

– Интересно, – паренек осторожно коснулся очертаний хищника. Карине, неотрывно смотрящей на него вдруг показалось, будто зверь изогнулся, пытаясь укусить мальчишку, но через секунду видение пропало.

– Вот черт, – Кузя отдернул руку, отсасывая кровь из раненого пальца, – Занозу вогнал.

– Наверное, рама не совсем хорошо отполирована, – предположила художница, по-матерински осматривая ранку. Маленькая красная точечка набухла кровавой каплей. Карина с досадой хотела уже побежать за пластырем, но мальчишка беззаботно махнул здоровой рукой, мол, само заживет. И действительно, буквально через несколько минут ранка затянулась гранатовым сгустком, а через час даже пульсация в пальце стихла. Словно громадный зверь поворчал-поворчал, да и уснул у себя в логове.

Она не могла больше идти вперед, ноги словно перестали гнуться в суставах, а голова шла кругом от густого духа прелой листвы. Но этого просто быть не могло: сейчас же весна, весна, а не осень! Однако, как не внушала это девушка себе, пытаясь не обращать внимания на неистовый вой ветра в кронах деревьев, поверить этому она не могла.

– Погоди, стой, Карина! – первым к ней бросился Ник, но художница лишь грубо оттолкнула его от себя. Друг с каким-то свистящим хрипом пролетел над землей несколько метров и затих. Она на мгновение остановилась, не веря своим глазам. Но волчье зрение не может обмануть, выписывая все, до последней жилки в почти кромешной тьме, разбавляемой лишь редкими лучами луны. Почему же здесь ночь? Почему здесь постоянно ночь?

Карина в последний раз с сожалением обернулась на Ника, который даже не пытался подняться. Ей стало совершенно все равно жив ли он или нет. Потому что впереди, сидя на холмике и подняв морду, выл громадный, словно вылитый из золота волчара. И девушка изо всех сил спешила к нему. Ей было тяжело, голые ступни вязли в опавшей листве, цеплялись за руки ветви. Следом за парнем к ней поспешили Зоя, родители, но и их Карина с неумолимостью настоящего хищника расшвыряла в стороны, словно люди были не тяжелее бумажных кукол. Девушка чувствовала, что может сейчас свернуть шею любому, кто попытается помешать ей пройти хотя бы метр вперед. А зверь на холме не переставая, вновь и вновь выводил новый аккорд своей песни.

– Помоги мне! – то ли закричала, то ли просто подумала художница, – Ты должен мне помочь, сделай хоть шаг навстречу!

– Я уже иду, девочка… не бойся, скоро ты сменишь цвет, скоро ты станешь свободной…

Карина так и не поняла, когда проснулась: после того, как волк сделал первый шаг с возвышенности, или когда она уже обессиленная повалилась рядом с едва заметной звериной тропой. Одно было ясно – девушка опять кричала во сне.

– Что? Что опять приснилось? – в тусклом свете ночника отчетливо обрисовались очертания лица Ника. Живого, с целой грудной клеткой, не пробитой ее кулаком. Скорее от облегчения, что парень цел и невредим, чем от страха, девушка расплакалась, едва что-то всхлипывая про себя, – Перестань, все хорошо.

– Никита, помнишь, ты говорил, что у всех фантастов… у них монстры вылезают в этот мир и убивают своих владельцев. Кажется, меня тоже скоро убьют…

– Не говори ерунды! – мрачно буркнул парень, зарываясь носом в волосы подруги и тут же с омерзением отодвинув ее от себя, – От тебя псиной несет.

Одним из признаков наличия мудрости является способность человека вовремя придержать язык за зубами. Однако, на сей раз Никита был настолько ошеломлен своим открытием, что не сдержался, с досадой закусив губу. Кажущиеся почти карими золотистые глаза Карины глянули на него с ужасом, а рука подруги так сжала его ладонь, что едва пальцы не хрустнули.

– Хотя, погоди, – парень вовремя понял, что до художницы дошла еще не вся глубина его последней реплики, и решил как можно скорее смягчить ее последствия, – это не шерсть, это просто дождь. Да, от тебя пахнет сыростью. Конечно, как я мог забыть, что у тебя не зонтик – а просто шедевр упрямства! Ты опять его едва раскрыла, правда?

– Да, – почти на автомате ответила девушка. Ник облегченно вздохнул, хотя самому впору было закатывать истерику. Что же это, в конце концов, происходит? Еще пару часов назад, когда они с подругой желали друг другу спокойной ночи, он мог поклясться, что от нее пахло только шампунем и каким-то приторным мылом. А сейчас парень чувствовал только запах мокрой собачьей шерсти и еще один, совершенно сейчас не уместный. Запах леса, холодного осеннего леса. Он даже попытался ущипнуть себя. Не помогло. От Карины по-прежнему удушливо разило псиной.

– Надо что-то сделать с этим… – задумчиво проговорил парень, старательно делая вид, что полностью поглощен мыслями о зонте, – А лучше, давай завтра новый купим, а?

– Давай, – пожала плечами Карина. Ее до сих пор трясло крупной дрожью, словно девушка стояла на ледяном ветру. Стоило только Никите произнести слово "псина", как сладостная реальность перестала быть столь упоительной. Будто сон не кончился, а сменился на новый. Однако, новая версия друга, чем пахнет художница, была встречена ее разумом на ура.

"Да, – мысленно повторяла про себя Карина, пока парень с жаром описывал, в какие магазины они могут завтра отправиться и что могут купить, – Это всего лишь дождь, так всегда пахнет одежда и волосы, если промокнут. И волки здесь совершенно ни при чем".

4.

Утром она едва разлепила веки, тревожно вглядываясь по сторонам. Солнечные лучи нагло расположились на ее подушке, одеяле и открытых руках, словно она была их собственностью. Однако сон мгновенно убежал, стоило девушке повернуть голову. Спиной к ней, уткнувшись в какую-то книгу сидел Кузьма.

– Что читаешь? – хрипловатый спросонья шепот художницы заставил оборванца подскочить на месте и нервно обернуться.

– А… Какой-то классик. Хм…

– И во сколько же он поднял тебя, чтобы ты следил за мной? – догадалась Карина. Вид у мальчишки был очень помятый, рот был измазан не то шоколадом, не то вареньем, а правая рука так и не разжалась, прижимая к коленям толстый плед.

– Никто меня не поднимал, я сам пришел. Но если ты против моего присутствия здесь, могу и уйти. И вообще, я всего на полчасика к тебе заскочил, здесь освещение лучше. У меня в комнате ведь окна западные…

– Угу, а у меня южные, – в тон Кузе протянула Карина. Паренек смущенно кашлянул, переводя взгляд на окно. Судя по положению солнца было не менее десяти утра, – Не умеешь ты врать, Кузя.

– А ты что ж, умеешь? Если так, то я с удовольствием у тебя поучусь. Кстати, твой Ник велел передать, что приедет к двенадцати, и повезет тебя в какой-то магазин за зонтом. Так что я бы на твоем месте поторопился.

– О! Так он, и правда, решил мне зонтик купить, – удивилась художница. Старясь слишком широко не зевать, она выползла из-под одеяла. Потом опомнилась и с недоверием покосилась на мальчишку, – Эй, а тебя что, не учили, что когда девушка переодевается, надо выйти?

– Да, пожалуйста! – насмешливо хмыкнул Кузьма, но только с первого раза подняться со стула не получилось. За те часы, что он провел не шевелясь в комнате Карины, мышцы спины и шеи начали ныть, зато ноги совершенно потеряли чувствительность и способность двигаться. Не долго думая, девушка буквально выставила его за дверь.

– Теперь он еще и мальчишку привлек к этому, – мрачно натягивая штаны, пробурчала художница. События вчерашней ночи при свете солнца казались не такими уж страшными, и даже сон частично забылся. Однако странное ощущение увеличивающейся внутри нее силы так и не прошло. Карина со злостью рубанула по подушке кулаком, но та даже не сдвинулась с места. Ничего общего с летящим над кустами Ником из сна не было. Художница почувствовала облегчение смешанное с сожалением и тут же попыталась одернуть себя. Некоторым снам лучше не превращаться в реальность, иначе последняя может сама превратиться в кошмар. Взгляд художницы скользнул по обложке оставленной Кузьмой книги, – "Первые блюда". Ну да, это и правда, классика…

Ребята ждали ее у машины с таким воодушевлением на лицах, что сразу стало ясно: все происходящие их совершенно не трогает. Так взрослые иногда отвечают на рассказ ребенка о каком-нибудь важном для него событии. Им оно кажется глупым или надуманным, но ведь нельзя же сказать об этом самому ребенку? Равно как и "душевнобольной" подруге. Понимание этого явно читалось в глазах Никиты, но Карина решила, что сейчас лучше не обращать на подобное отношение друга внимания. Во-первых, портить настроение в такой погожий теплый день было бы верхом глупости. А во-вторых, после обеда должна была приехать Зоя. И художница ни капли не сомневалась в том, что та обязательно увидит не просто переплетение листьев, а злобную тварь, становящуюся с каждым днем все крупнее и яснее. Тем более после вчерашнего вечера.

– Доброе утро! – с натянутой улыбкой поприветствовал девушку Ник. Та лишь кивнула в ответ, быстро забираясь на заднее сидение. Как бы приятно не щекотало открытые руки теплое солнце, вид зеленой травы и первых цветов заставил сердце неприятно сжаться. Скорее бы уже наступило лето! В нем нет этой непростительной жажды жизни, нет пробуждения и бестолковой суеты. Оно просто жаркое. И совершенно чужое, не наводящие ни на какие мысли, образы и ассоциации.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Карина, когда черный монстр парня выехал со двора. Она до сих пор не понимала, зачем другу понадобилась в городе такая мощная машина, ведь все равно большую часть времени приходилось стоять в пробках? Однако Никита предпочел в свое время именно этого "железного коня" другим лошадкам и не пожалел. Машина, словно подтверждая свое второе название, имела настоящий характер. Вот и сейчас друзья едва успели вжаться в кресла, когда джип рванул с места в карьер, на ходу обгоняя старенькую девятку, – Осторожнее!

– Да успокойся ты, – махнул рукой Ник, переходя из крайнего правого ряда в середину, – Ты же знаешь, что я не могу, как другие, тащиться в хвосте. В конце концов, где еще, как ни за рулем можно почувствовать себя свободным. Тем более за рулем такого зверя!

– Вот-вот, – мрачно протянул Кузя, – зверя. Знал бы, что мне придется ехать с камикадзе, ни за что бы в него не сел.

– Не хочешь, – не езжай, – философски пожал плечами Ник, – Я тебя и не приглашал. Это Каринке нужно за покупками, а ты у нас гражданин не занятой и не подневольный.

– Ну, уж нет. Одну ее я не отпущу… – буркнул оборванец. Художница улыбнулась, ободряюще пожав пареньку руку. Она еще помнила, как в первые поездки визжала на особо крутых виражах. Но все, как говорится, приходит с опытом. Или проходит. Вот и Карина постепенно перестала трястись при каждом повороте руля. Так что придется и Кузе привыкнуть к такому вот экстремальному способу перемещения в пространстве.

Всю оставшуюся дорогу до магазина друзья молчали, думая каждый о своем. Но, в отличие от впечатлительных пассажиров, сам хозяин наслаждался поездкой. Он не боялся ни извивов дороги, ни мигающих светофоров, под которыми проносился в последний миг перед тем, как те начинали светиться красным.

Всю жизнь парень старательно играл с чужими чувствами и мыслями, пробиваясь наверх социальной пирамиды. Конечно, голодать или жить в сарае, как Кузьме, ему никогда не приходилось. Однако семья не могла обеспечить его ни прибавкой к скудной стипендии, ни дальнейшей материальной помощью в случае провала его предприятия. Кафе не являлось его главной мечтой, скорее это был наиболее приятный способ добычи денег. Он тратил дни на учебу, а по ночам работал официантом. После полугода из-за хронического недосыпания парня положили в больницу. И до сих пор, уже спустя шесть лет, его все еще мучили головные боли. Он придумывал новые акции, сам разработал дизайн своего заведения, сам занимался рекламой. Улыбчивый (даже когда ноги гудели от усталости, а перед глазами все плыло от недоедания), приятный в обхождении, он нравился всем без исключения. Родители также никогда не видели Ника расстроенным. Этакий никогда не унывающий плюшевый медвежонок со стальным стержнем.

Как это ни странно, но после переезда к нему Карины, Никита стал счастливее. Несмотря на постоянные крики по ночам, навязчивые идеи и странные разговоры. Он чувствовал себя так, словно всю жизнь старался вспомнить выученный в детстве стих. Какое-то странное предчувствие сопровождало парня, что вот-вот перед ним раскроется весь мир, будто в голове щелкнет замок и распахнется дверца в небо, не менее. И сейчас, легко лавируя на своем "звере" среди прочих машин, Ник чувствовал себя хозяином своей судьбы.

Порыв…

С него начинается все, и заканчивается, как только он исчезает.

Любовь – порыв.

Творчество – порыв.

Свобода – порыв.

Душа разрывается, рвется куда-то в новое и неизведанное. И появляется стремление быть с кем-то или кем-то. Перекрасить волосы, сменить работу, рассмеяться громко и непринужденно. Словно бы расцвести у всех на виду посреди снега.

– Что ты творишь?! – Никита едва не проломил головой стекло, и если бы не крепкий ремень безопасности, все могло бы кончиться намного плачевнее. Голоса приятелей долетели до парня едва ли не быстрее визга тормозов. И только потом он понял, что стоит посреди дороги, а позади уже собираются в длинную вереницу другие участники движения на не столь впечатляющих автомобилях.

– Кажется, я задумался, – вновь заводя мотор, промямлил Ник.

– Слушай, может, ты хотя бы предупреждать будешь, прежде чем в твоей голове мысль появится? – рассердился Кузьма, нервно дергая застежку на куртке, – Типа, ушел в себя, вернусь не скоро, а?!

– О чем задумался? – в голосе Карины раздражения совершенно не было. Девушка уже несколько минут наблюдала за другом, который сначала все больше мрачнел, а потом его темные глаза загорелись каким-то нездоровым блеском. Похожим на глаза волка, готового в любой момент прыгнуть и убежать в родной лес. Неожиданное сравнение больно полоснуло художницу по сердцу, да только последнее время она сама выглядела примерно так же. Наверное, именно поэтому она не испугалась ни резкого торможения, ни пронзительного рева автомобиля. Она испугалась за Ника.

– Да так, о всякой ерунде, – отмахнулся тот. Сидящий рядом мальчишка ругал водителя сквозь зубы, но одергивать его Карине было некогда. Естественно, что парню она не поверила. Больше того, укрепилась в предположении, что он сделал для себя какой-то очень важный вывод. Так понимают друг друга те, у кого были схожие беды. Без слов и даже без лишних жестов.

Еще несколько метров, и они свернули на стоянку у магазина. Едва выбравшись из салона, Ник кинулся открывать двери пассажирке. Так втроем они и поспешили ко входу в магазин. Собственно говоря, там был небольшой отдел с витриной, заваленной зонтами всевозможных размеров и расцветок. Карина уже хотела ткнуть в первый попавшийся, но даже руку не смогла поднять. Прямо на нее смотрел ярко-золотистый красавец, каким-то невероятным образом стоящий между ящиками с товаром и дверью.