Текст книги "Продолжение бестселлера Маргарет Митчелл Унесённые ветром"
Автор книги: Татьяна Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Ретт ухмыльнулся и протянул руку к столику, нащупывая портсигар.
– Зачем Вы пытаетесь отказать мне, Ретт, чтобы унизить?
– Да я унижу Вас гораздо больше, если воспользуюсь сейчас своей слабостью! Скажите, как Вы посмотрите мне завтра в глаза, когда я посажу Вас на поезд и отправлю в Атланту? Ведь Вы же не захотите уехать после того, что случится, правда? А я хочу, чтобы Вы уехали и как можно скорей!
Он зажег спичку и Скарлетт увидела в мерцающем свете пламени его жесткое, решительное лицо.
Она резко приподнялась и уперлась локтем в подушку. Ее всю трясло от обиды и отчаяния, она напряглась, чтобы унять дрожь и глубоко вздохнула.
– Вы хотите, чтобы я скорей уехала? А почему, позвольте узнать? – Да я сама отвечу Вам на этот вопрос!
Потому, что все Ваши планы, относительно меня, дали трещину и Вы боитесь, что если я вдруг не уеду в скором времени, то эта трещина разлетится по всем швам!
Я поняла сегодня, что вовсе не безразлична Вам, и Вы это поняли тоже!
Чем же Вы тогда лучше Эшли Уилкса? Ведь он подобно Вам все спланировал и не женился на мне потому, что страшился за свой душевный покой. Он любил меня, но принес это чувство в жертву, ради душевного равновесия, которое могла дать ему только Мелани!
Вы просто трус, Ретт Батлер, просто трус! Точно такой же, как и он!
Вы боитесь отдаться своему порыву ради будущих последствий! Да я никогда не думала, что именно Вы на такое способны!
Скарлетт, захлестнутая своими эмоциями, прокричала последние слова не заботясь о том, что они могут быть услышаны еще кем-то. Затем она села, подогнув под себя ногу и перевела дух.
– Не волнуйтесь за свое благополучие и спокойную жизнь, – сказала она теперь уже гораздо тише.
– Ваши планы не будут нарушены. Я не стану больше навязываться Вам и завтра же уеду.
Она резко отвернулась от него и, не выдержав обиды, тихо заплакала.
Ретт положил руку ей на плечо.
– Если вспомнить сейчас о Вашем отношении ко мне в течение всей нашей совместной жизни, то Вы поймете, что совсем несправедливы, Скарлетт.
Голос Ретта был по – отечески мягким, и это еще больше разозлило ее.
– Можете ни о чем не говорить, я не желаю Вас больше слушать. Я… я ненавижу Вас, идите Вы к черту!
Она вскочила с кровати, взяла одеяло, подушку и направилась к кушетке.
Ретт тоже встал, затушил в пепельнице сигару, оделся и, пожелав ей спокойной ночи, тихо прикрыл за собой дверь.
Наплакавшись вволю, Скарлетт почувствовала себя обессиленной и совершенно разбитой. Ее словно окатили холодной водой и она слетела с небес на грешную землю.
Да как могла она подумать, что Ретт захочет что-то изменить? Не для того же он ушел от нее однажды, все взвесив и приняв решение!
Она злилась на себя за то, что вообразила бог весть что и снова воспылала надеждами, за то, что, потеряв всякую гордость, навязывала себя ему, словно падшая женщина, за то, что не сумела скрыть своего отчаяния и расплакалась перед ним, вызывая у него так ненавистную ей жалость!
Вконец истерзанная, она забылась тяжелым сном только под утро, а проснувшись, почувствовала себя совершенно одинокой в этом доме и ей нестерпимо захотелось уехать.
Ей будет тяжело теперь общаться с миссис Элеонорой и Розмари. Ах, ускользнуть бы отсюда незаметно, словно мышка, – подумала она, – но, увы, нужно будет еще найти в себе силы и попрощаться со всеми, сделав вид, что ничего не произошло.
Ни с какими визитами сопровождать сегодня молодых она не станет, а пойдет лучше к Керрин в монастырь. И нужно будет после обеда непременно послать Ренду за билетами на поезд, чтобы уехать завтра прямо с утра.
По голосам и шагам, доносившимся через дверь, Скарлетт поняла, что утро уже довольно позднее и ей следует спуститься к гостям. Она вызвала Ренду и стала одеваться.
– Доброе утро, Скарлетт, – поприветствовала ее миссис Элеонора, когда она вошла в гостиную.
Старая леди сидела там за утренним кофе со своими кузинами и женой Кристефера, Конни.
– Ретт с Кристефером час тому назад отправились в дом Джона, чтобы узнать о предстоящих планах молодоженов на сегодня, а мы вот, поджидаем тебя. Проходи дорогая, выпей кофе.
Скарлетт поприветствовала всех и дамы мило улыбнулись ей в ответ.
– Что с тобой, дорогая? – забеспокоилась миссис Элеонора, когда Скарлетт подошла ближе.
– Ты очень бледна, тебе нездоровится?
– Я вчера переутомилась, и кажется перебрала пунша. У меня всю ночь болела голова и я почти не спала.
– Ах, Скарлетт, может тебе стоило поспать до обеда, чтобы к вечеру придти в себя?
Тягучая чарльстонская речь старой дамы вдруг так резанула слух Скарлетт, что она даже передернулась, вспоминая, что речь эта всегда была ей неприятна.
– Нет, миссис Элеонора, я думаю, что мне следует лучше прогуляться по свежему воздуху, это взбодрит меня гораздо быстрее, чем сон. Я, пожалуй, проведаю сегодня Керрин, ведь в прошлый раз мне не удалось с ней увидеться. А Вы извинитесь перед Розмари, за то, что я не смогу сегодня сопровождать ее с визитами.
– А Ретт, что скажет он?
– Ретт знает, что у меня была бессонница и болит голова, он не станет возражать против прогулки.
Скарлетт наскоро выпила кофе, и откланявшись дамам, засобиралась в дорогу.
Ей действительно стало легче, когда она прошлась пешком по свежему воздуху, кровь прилила к щекам и дыхание стало ровным.
Приблизившись к воротам монастыря, Скарлетт представилась дежурным монахиням и попросила разрешения на свидание с сестрой. Девушки проводили ее в беседку, увитую плющом и отправились искать Керрин.
Скарлетт с удовольствием уселась в плетеное кресло и вытянула ноги. Здесь, в плющевой влажной тени, было свежо и уютно, она закрыла глаза, пытаясь заставить свой мозг отогнать грустные мысли перед встречей с сестрой.
Скарлетт совсем не злилась сейчас на Ретта, ее гневная вспышка сразу же прошла, как только дверь спальни за ним захлопнулась и теперь ею снова владела боль потери. Видно Богу было угодно, чтобы она всю жизнь страдала от неразделенной любви! И надо бы смириться с этим, но ей этого, ох как не хотелось!
– Скарлетт, дорогая, – послышался, наконец, голос Керрин. Младшая сестренка подошла к беседке, играя счастливой улыбкой.
Она выглядела непривычно в своей монашеской одежде, хоть белый цвет воротничка и очень украшал ее свежее личико. Керрин изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз, но ее приятная внешность от этого не пострадала. Они обнялись, и воспоминания давнего прошлого защемили сердце Скарлетт. Мама, папа, Сьюлин, Керрин, Мамушка, белый дом, зеленая аллея, хлопковые поля и она, беззаботная, вполне довольная собой, среди всего этого. Воспоминания разом пронеслись в ее голове, выбираясь из всех закоулков памяти, и глаза ее при этом увлажнились. Керрин предстала сейчас перед ней как символ прошлого, такого далекого и милого сердцу.
– Ах, Керрин, я так рада тебе, дорогая! Сколько же мы не виделись, семь лет или восемь?
Керрин смотрела на Скарлетт, и в глазах ее тоже стояли слезы.
– Уже почти девять, Скарлетт, но я в курсе всего, что у тебя происходило за эти годы. Тетя Полин и тетя Евлалия, царство ей небесное, часто приходили ко мне и рассказывали о вас со Сьюлин.
– Постой, постой, Керрин, а почему ты не была на похоронах тети Евлалии? Я как-то не подумала тогда об этом.
– У меня в это время было воспаление легких и я была прикована к постели с высокой температурой.
Скарлетт стало совестно. Ведь она тогда будучи в Чарльстоне не навестила тяжело больную сестру и даже не поинтересовалась у тети Полин, как там Керрин, а старушка, убитая своим горем, тоже забыла сообщить ей об этом.
– Прости меня, сестренка, – сказала она, – я так была занята подготовкой похорон, что даже не навестила тебя в прошлый раз.
– Ах, Скарлетт, да будет извиняться, главное, что ты сейчас здесь и я этому очень рада. Лучше расскажи о себе и обо всех наших.
Прошло около двух часов как Керрин начала расспрашивать сестру о мирской жизни своих близких и они бы еще могли болтать без умолку Бог знает сколько, но Скарлетт почувствовала, что проголодалась. Конечно, утром у нее не было аппетита и она только пригубила немного кофе.
– Керрин, дорогая, а не прогуляться ли нам в город, я чертовски голодна, а твои монахини, думаю, кроме корочки хлеба мне ничего не подадут.
– Ах, Скарлетт, ты неисправима! – засмеялась Керрин.
– Разве я допущу, чтобы ты, погостив у меня, осталась голодной? Нужно только немного подождать…
– Нет, дорогая, я больше не могу ждать ни минуты, – перебила сестру Скарлетт. – Да и монастырская пища меня не прельщает. Уж лучше я угощу тебя обедом где-нибудь в городе.
– Хорошо, я только отпрошусь у настоятельницы, подожди меня здесь еще немного.
– Куда мы отправимся? – спросила Скарлетт сестру, как только они вышли за ворота монастыря.
– Откуда же мне знать, дорогая, ведь Чарльстон заключается для меня только в моем монастыре. Я и в городе-то была всего несколько раз вместе с сестрами, когда нам приходилось выполнять благотворительную миссию, а обедать в каком-нибудь чарльстонском заведении мне не приходилось ни разу.
Боже мой, какой скудной жизнью живет Керрин. – С жалостью подумала Скарлетт.
И это потомок аристократической семьи Робийяров и свободолюбивого ирландца Джералда 'О'Хара!
– Керрин, дорогая, я конечно не вправе вмешиваться в твою личную жизнь, – сказала она, – но мне очень жаль, что ты, такая добропорядочная и красивая леди упрятала себя в монастырь. Ты что, в самом деле собираешься пробыть здесь до конца своих дней?
Керрин подняла на сестру удивленные глаза.
– Ты о чем, Скарлетт? Ведь я сама избрала свой путь и каким бы странным он тебе не казался, для меня он является единственно возможным и правильным.
– Дорогая, но ведь прошло уже столько лет после смерти Брента, неужели время не излечило твоего горя?
На лице Керрин вспыхнул румянец. Ее смутила откровенная речь сестры насчет Брента, ведь об этом никто и никогда из близких не говорил с ней вот так, напрямик. Не смотря на то, что Брент был обручен с Керрин, обсуждать ее чувства к нему никто не смел, хоть все и знали о том, что сердце Керрин навеки принадлежит ему.
– Тебе не понять меня, Скарлетт, мы с тобой совсем разные. Я ушла в монастырь не затем, чтобы как раненая лисица, забравшись в нору, зализать свои раны и вновь выйти на волю. Я избрала себе путь служения Богу, конечно не без влияния смерти Брента, но я избрала этот путь навсегда и думаю, что не ошиблась.
– Ну зачем тебе это нужно, Керрин? Как можно столько лет жить взаперти? Ведь ты даже не можешь без спроса настоятельницы никуда выйти! Как можно отказывать себе во всем и жить вдали от родного дома? Лишить себя всего этого по собственному желанию! Да у меня просто не укладывается все это в голове!
Разве мало страдали мы в войну, Керрин? Вспомни, как долго ты болела, а потом работала как негр, вечно ходила голодная, носила заштопанные платья и каждую минуту ждала со страхом появления янки. Для чего тебе нужно быть несчастной еще и сейчас?
– А почему ты решила, что я несчастна?
Скарлетт почувствовала, что начинает злиться.
– Да как ты можешь быть счастлива в монастырских стенах, которые наглухо отгораживают тебя от всего Мира? О каком счастье может идти речь при таком образе жизни?
– Я счастлива тем, что служу Богу, Скарлетт. Это великое счастье познать Бога так, как познала его я! Если бы ты только могла понять, как бываю я счастлива, общаясь с ним, как преображается весь мир в те минуты, когда Бог открывается мне! Душа моя становится светлой, чистой, а тело готово летать от счастья!
Скарлетт посмотрела на сестру как на ненормальную, а Керрин на это улыбнулась в ответ.
– Да, дорогая, я знаю, что тебе трудно понять меня, но я очень счастлива, поверь мне.
– Не знаю, Керрин, у меня все это не укладывается в голове.
– А ты…Ты Скарлетт, счастлива? – Керрин внимательно взглянула на сестру.
– Я?
Скарлетт замешкалась. А в самом деле, разве она счастлива, разве она была хоть когда-нибудь по настоящему счастлива, разве хотелось ей летать от счастья, как говорит Керрин?
Конечно, у нее были радостные минуты в жизни, особенно в юности, когда она была уверена в том, что выйдет замуж за Эшли и станет хозяйкой красивого дома Уилксов. Тогда их мимолетные свидания казались ей счастливейшими. А потом, это ее самотканое счастье не состоялось, а наступившее разочарование принесло одну только боль и как следствие – беду. Это брак с Чарльзом, рождение Уэйда, да простит ее Бог за такие мысли, а потом была война и за все то время у нее не было ни одного спокойного дня, уж не говоря о счастливом.
С Френком она была несчастна и рождение Эллы-Лорины представляло для нее не радость, а обузу.
Ретт, в самом начале их брака дал ей какую-то передышку от всего этого, но увы, счастливейшей из женщин она с ним себя не чувствовала, потому, что думала только об Эшли. Бог не дал ей счастья и тогда, когда она поняла, наконец, что любит Ретта. Он просто отнял его у нее в самый неподходящий момент.
А сегодня, сейчас, она просто несчастна после событий предыдущей ночи. И это несчастье привело ее к Керрин в монастырь.
Скарлетт посмотрела на сестру. Пристальный, проницательный взгляд Керрин заключал в себе столько любви и участия, что ей вдруг захотелось довериться сестре и облегчить свою истерзанную душу. Керрин сейчас казалась ей взрослой и мудрой, а главное, желающей принять ее исповедь. Соленый комок подступил к горлу Скарлетт.
– Я никогда не была счастлива, сестренка. Я просто жила и все. – Горестно сказала она.
– Да, дорогая, я знаю это, так же как и то, что тебе очень плохо сейчас, ведь я не ошиблась?
– Нет, ты не ошиблась.
– Что-то случилось с детьми?
– Нет, с ними все в порядке. Ретт ушел от меня, и я сама в этом виновата.
– Как ушел? Ведь ты же сказала, что вы гостите у его мамы и приехали на свадьбу Розмари. И как это понять ушел? Куда, почему?
– Возможно слово ушел впрямую и не подходит к данным обстоятельствам Керрин, но по сути дела это так и есть.
Мы с некоторых пор, а точнее после смерти Мелани, живем врозь, хоть официально и не разведены. Да и до этого мы спали в разных спальнях почти с рождения Бонни.
– Господи! – Керрин перекрестилась.
– Как ты можешь упоминать такое слово, как развод, Скарлетт?! Ведь это же большой грех!
Скарлетт подняла глаза и внимательно взглянула на сестру, однако, понимания и сочувствия в ее взгляде не усмотрела. В нем было только бесконечное удивление и немой испуг за греховные разговоры сестры.
– Ах, Керрин, я чувствую, что чем больше буду говорить тебе о своих проблемах, тем меньше ты будешь их понимать! – в отчаянии воскликнула она.
– У нас с Реттом в семье отношения особенные, он никогда не станет поступать так, как большинство джентльменов нашего южного общества, и если вдруг сочтет нужным развестись со мной, то так и сделает, невзирая на приличия или грех!
Да не изумляйся ты так, Керрин – воскликнула Скарлетт, увидев округлившиеся глаза сестры.
– Ретт не собирается со мной разводиться, по крайней мере, сейчас! Но и жить со мной он тоже не собирается! А я поняла, что люблю его, лишь только тогда, когда потеряла, вот в чем моя беда!
Вчера на свадьбе он дал мне повод и надежду вернуть его, и я воспрянула духом, а ночью выяснилось, что я ошиблась.
– Скарлетт, дорогая, я ничего не понимаю, что-то же ведь произошло между вами и послужило причиной такого положения вещей. Я конечно совсем не знаю Ретта Батлера, а слухи, которые когда-то ходили о его порочной репутации…
– Ах, Керрин, – перебила Скарлетт сестру – все эти слухи совершеннейший бред и Ретт никогда не был так плох, как о нем говорили! И вообще все дело не в нем, а во мне.
Скарлетт вдруг поняла, что напрасно затеяла весь этот разговор. Керрин, такая непорочная, покорная судьбе, по своим моральным устоям напоминающая ей Мелани, никогда не поймет ее и не оправдает ни поведения Ретта, ни ее собственного.
Она должна одна остаться со своей бедой и погасить в себе возникшую слабость поплакаться в жилетку ближнему.
Подняв голову, она попыталась улыбнуться.
– Дорогая, я сейчас умру от голода. Давай не будем обсуждать мои проблемы, а лучше подумаем о том, где бы нам поскорей пообедать. И вообще, я думаю, что мы с Реттом скоро помиримся, у нас частенько бывают такого рода конфликты, а потом все как-то само собою улаживается.
– Изумленная Керрин посмотрела на сестру. На лице Скарлетт играла добродушная улыбка.
– Господи, как быстро у нее меняется настроение, совсем как у папы – подумала она.
ГЛАВА 11
Скарлетт метала молнии как разъяренная фурия, отчитывая Клауса Брукса, которого она наняла на должность управляющего новым магазином, ибо он самовольно, без ее согласия, заказал вывеску и, тем самым, испортил все дело. Вывеска эта, по ее мнению, совершенно не гармонировала со зданием, окрашенным в бело-голубые тона. Она была сочного, ярко-зеленого цвета, на котором завитыми кренделями красовались желтые прежелтые буквы, разбросанные по зеленому полю, словно выводок цыплят.
– Господи, – думала раздосадованная Скарлетт – ведь он довольно смышленый парень, и что вдруг могло придти ему в голову, чтобы вытворить такую нелепицу?
Клауса Скарлетт наняла к себе управляющим по рекомендации Рене Пикара. Рене знал его еще с войны и рекомендовал Скарлетт как надежного и делового человека. Скарлетт, было, усомнилась в его деловых качествах, опасаясь, что все деловые люди уже давно прибраны к рукам. Но Рене рассказал ей, что тут особый случай.
Клаус совсем недавно был управляющим текстильной фабрикой в Чанселорсвилле. Его хозяин, вполне порядочный джентльмен, хоть и янки, нанял его с момента основания этой фабрики – пять лет назад и Клаус отлично зарекомендовал себя. А вот сын хозяина не любил Клауса и относился к нему даже с ревностью, так как отец всегда ставил Клауса ему в пример.
По мере взросления сына, отец начал приобщать его к семейному бизнесу, а этот молодой дурак, толи был слишком ленив, толи бестолков, и все свои промахи стал сваливать на Клауса. Ну и нашла коса на камень. Старый хозяин, конечно, не верил своему сыну, так как слишком хорошо знал Клауса и потому пропускал мимо ушей все его жалобы, а сын от этого злился еще больше.
И вот, совсем недавно, старый хозяин умер и Клаус, конечно же, сразу взял расчет.
– Клаус вообще очень порядочный человек и главное свой, южанин. – Нахваливал его Рене.
– Я бы с радостью предоставил ему работу в одной из своих булочных, но, Скарлетт, какая там работа, – возить муку, да дрожжи, а потом целыми днями замешивать тесто! С другими-то делами мы и сами справляемся, своей семьей.
А вот у Вас поле деятельности гораздо шире! В таком магазине должен быть богатейший ассортимент на все случаи жизни. И тут думаю, Клаусу будет где развернуться.
– И еще, Скарлетт, очень важно то, что Клаус не связан семейными узами и предоставлен самому себе. Он сможет работать в любой неурочный час, а это, согласитесь, для Вас немаловажно, особенно поначалу.
– Сколько же ему лет, и почему он до сих пор не женат? – спросила Скарлетт, подозрительно глядя на Рене.
– Тридцать шесть, но он уже был женат. – Ответил Рене.
Вообще Клаус родом из Виксберга и состоял на службе зуавом, где мы с ним и познакомились еще до войны. – Продолжал свой рассказ Рене.
– На втором году войны он наскоро, без особых ухаживаний, как делали многие в то время, обвенчался с молодой невестой и спустя две недели отправился на фронт. А при осаде Виксберга в его дом, куда после свадьбы переселилась и молодая жена, попал снаряд, и все родные погибли. Уцелела только одна его сестра, потому, что находилась в это время в госпитале.
Выяснив для себя все подробности биографии Клауса, Скарлетт не стала долго раздумывать и согласилась его нанять. Она, во – первых, доверяла Рене Пикару, ведь он, при всем своем негативном отношении к ней, все же был джентльменом и никогда не стал бы обманывать даму или хитрить с ней, а во – вторых, время ее поджимало, да и собственные поиски не увенчались успехом.
По происхождению Клаус был немцем по линии отца и англичанином по лини матери. Он сочетал в себе такие важные для работы качества как аккуратность, обязательность и привычку все доводить до конца. К тому же он был довольно умен и зачастую давал Скарлетт неплохие советы. Поселился он в гостинице и главное, не требовал большого жалования.
Словом это действительно был неплохой управляющий, и Скарлетт считала большой удачей то, что ей удалось заполучить его.
Однако, всем его положительным качествам, было противопоставлено одно, – неимоверное упрямство. Его собственное мнение всегда перевешивало чашу весов, и в соответствии с этим он принимал решения.
Скарлетт могла спорить с ним до хрипоты, доказывая свое, но он терпеливо выжидал пока она выговорится и молча кивал, а потом делал все по – своему, не страшась ее нападок. Клаус знал, что гнев его хозяйки сразу утихнет, как только она увидит результаты его труда и зачастую оказывался прав.
Скарлетт же, будучи сама упряма от природы, никогда не хвалила его за содеянное, а наоборот, старалась пожурить, но не так строго, как поначалу. И такое ее поведение Клаус расценивал как знак согласия и одобрения.
Но так бывало не всегда. Как правило, из десяти случаев один или два не попадали в очко, и вот тут уж Скарлетт давала волю своему ирландскому гневу. В такие минуты Клаус был готов провалиться сквозь землю, только бы не выслушивать тирады этой чертовой куклы, как он называл про себя хозяйку. Сегодняшний день был одним из таких, да к тому же гнев Скарлетт усиливался накопившимся волнением перед открытием нового магазина.
Клаус, как рационалист, видя главную цель вывески – привлечь к себе внимание покупателей, посчитал, что голубой фон с белой надписью, как приказала Скарлетт, потеряется на фоне здания, окрашенного в такие же тона, а вот зеленое поле в сочетании с желтыми буквами на нем, каждого заставит поднять голову, даже издалека. Увидев плоды своей фантазии после того, как вывеска была готова, Клаус оказался очень довольным и отправился к Скарлетт.
Ох, и достался же ему этот зеленый цвет, да еще с желтыми буквами!
Ему бы, бедняге, знать, что хозяйка желтый цвет вообще терпеть не могла…
Словом, дело кончилось тем, что Скарлетт, почти сорвав голос от крика, велела горе-управляющему немедленно переделать эту злосчастную вывеску в счет его будущего жалования.
– И не вздумай тянуть время, – сказала она, – у тебя осталось всего несколько дней, пока из Лавджоя не прибудет последний фургон с товаром.
Скарлетт чертовски устала, особенно за последние четыре месяца, когда строительство уже почти подошло к концу и ей пришлось вплотную заниматься интерьером и внутренним обустройством магазина.
Ретт сдержал свое обещание и выслал ей по почте несколько французских каталогов с новейшим магазинным оборудованием и всевозможными вариантами интерьера. И теперь Скарлетт все вечера напролет перелистывала эти каталоги, стараясь по возможности, приблизить свое творение к современной моде. Иногда она советовалась с Клаусом по тому или иному вопросу, стараясь не доверять одному только своему вкусу, и он поражал ее дизайнерскими способностями, которые тут же формировались под влиянием имеющихся в наличии материалов и средств.
Скарлетт, к примеру, очень понравилось обустройство торгового зала, где располагались ночные шторы, тюли и всевозможные изделия из материи. Они так красиво и удачно были развешены в отведенном для них уголке, что невольно приковывали к себе взгляд.
Легкие шелковые занавески, зацепленные специальными крючками, свисали красиво уложенными фалдами и были в тон украшены искусственными цветами, собранными в причудливые букеты, а тюли всевозможных расцветок, располагались на стойках, имитирующих окна и при помощи каких-то щипчиков, собирались в настоящее гофре. Это придавало им необыкновенную воздушность и легкость. И даже самые, что ни на есть, обычные кухонные занавески, были подвешены так умело, что казались невероятно привлекательными.
Приобрести же такие красивые и удобные стойки, крючки и подвески в ближайших городах было невозможно, а выписать из Европы безумно дорого. Клаус предложил Скарлетт заменить все это великолепие на некое подобие, выполненное из дерева, а потом покрасить его белой краской и лаком, чтобы придать соответствующий цвет и блеск.
Скарлетт рискнула и дала денег на эту его затею, уж больно велико было ее желание сотворить что-то подобное. Клаус же, тщательно рассмотрел рисунки и начертил схемы своих собственных изобретений по их образцу, а затем отыскал неплохих плотников и резчиков по дереву, чтобы поручить им ответственный заказ. И, надо сказать, что ему удалось сделать отличную замену заморскому чуду, оборудование получилось на славу, а главное, что оно могло выполнять те же функции, что и французское. И теперь, как говорила Скарлетт, в ее новом магазине будет такой же райский уголок.
Она намеревалась, таким образом, еще многое перенять из французских каталогов, а то и прикупить кое – что, если это не сильно будет бить ее по карману. Ведь денег она потратила уже и так слишком много. Ей пришлось еще дважды одалживать у Уилла довольно крупные суммы, несмотря на то, что ее первый магазин приносил хорошую прибыль и салунщик расплачивался с ней, хоть и скрепя сердце, но все же исправно. Скарлетт хотелось, чтобы ее новый магазин был одним из лучших в Атланте, и она старалась вовсю, не скупясь на затраты.
Иногда, лежа в постели длинными ночами, она представляла каким красивым и большим будет ее новый магазин и какую будет приносить прибыль, а прибыль для нее сейчас, без денег Ретта, имела очень большое значение. И еще она думала о том, что Ретт, приехав однажды и увидев плоды ее труда, сумеет оценить их по достоинству. Ведь кто-кто, а он знает, чего стоит построить такой магазин и сколько затратить денег.
Да, Ретт непременно удивится, ведь что ни говори, она сумела это сделать, не предъявив ему ни единого счета, рассчитывая только на себя. И он, конечно же, должен оценить это! Оценить, но зачем? Скарлетт не могла объяснить даже самой себе, но ей почему-то очень хотелось этого, ей хотелось гордиться собой, и прежде всего, в глазах Ретта.
Она уже давно не видела его, с тех пор как они расстались в Чарльстоне после свадьбы Розмари. С того времени прошел почти год и сейчас Скарлетт даже не знала где он находится. Спустя пять месяцев после их расставания, Скарлетт получила от него короткое письмо, в котором он сообщил, что умерла миссис Элеонора, и он теперь надолго отправляется путешествовать в Европу.
Ретт сообщил ей о смерти матери в письме, и Скарлетт поняла, что теперь он не станет ради Розмари, скрывать их отношения. В противном случае он бы вызвал ее на похороны миссис Элеоноры, чтобы как и подобает, разделить свое горе вместе с женой.
А потом, спустя три дня, она получила письмо от тети Полин, в котором старушка осыпала ее упреками по поводу того, что она из-за своих дел так и не смогла выбраться на похороны свекрови.
Так вот значит, как Ретт объяснил ее отсутствие на похоронах! Интересно как же она теперь выглядит в глазах Розмари, если Ретт и ей представил такую же версию. А может он рассказал Розмари все как есть?
Скарлетт конечно не хотелось, чтобы Розмари думала о ней плохо, а впрочем, какая теперь разница, если Ретт окончательно от нее отказался.
После этого прошло около четырех месяцев, в течение которых вестей от Ретта не приходило. Единственное, что он прислал ей, были каталоги, полученные по почте, без единой записки.
Скарлетт невольно пришлось смириться с потерей Ретта и даже с тем, что она может долго теперь его не увидеть, а многочисленные хлопоты, которые она взвалила на свои плечи, оставляли мало времени на отчаяние по этому поводу.
Она жила своей работой, отдавая ей себя всю и была вполне довольна результатами своего труда, несмотря на то, что дела продвигались не так быстро, как ей хотелось бы. Ведь причиной многих отсрочек была только она сама, а не процесс строительства, или отсутствие средств на него.
Видит бог, Скарлетт так старалась сделать все как можно лучше, а опыта у нее было маловато, вот она и додумывала подолгу то одно, то другое, пока наконец, ее не осеняло удачное решение. Даже старый Билл, видавший виды, был очень удивлен ее способностью дотошничать и совать свой нос куда и не следует вовсе, как он выражался.
Словом она не спешила рубить с плеча, вникая во все тонкости строительства, а особенно в его последствия.
Хотя, надо признаться, Скарлетт очень устала и всерьез подумывала об отдыхе, после того, как магазин, наконец, заработает. Тогда она с легким сердцем оставит все дела на своих управляющих и уедет недели на две в Тару, а потом, может и еще куда-нибудь.
Ах, как хорошо было бы оказаться сейчас в Таре и прокатиться верхом на лошади по всей округе. От одной мысли об этом на сердце становилось сладко. Только бы увидеть, как восходит заря и с востока из-за темных сосен на холмах поднимается солнце. А какая вокруг стоит тишина в этот миг, и сама ты сливаешься с этой тишиной, а душа твоя наполняется покоем.
Только рано утром на восходе солнца Тара бывает безмолвной, умиротворенной, красивой. Едва только солнце коснется своими, еще совсем нежаркими лучами травы и цветов, как они заблестят и заиграют росистыми красками. И тело твое, еще едва пробудившееся, наполняется энергией в этот миг, и хочется скакать галопом по блестящей траве к любимой небольшой речке Флинт, что прячется за холмами тенистого пологого берега. А потом так приятно бывает пройтись по прохладной воде, утопая босыми ногами в илистом дне. Легкое течение, словно шелковый мотылек, касается твоих ног, и ты замираешь от этого прикосновения и забываешь обо всем на свете.
После таких прогулок возвращаться домой хочется медленно, пешком, ведя под уздцы лошадь, чтобы как можно дольше сохранить в себе состояние покоя и радости. А попутно еще непременно подойти к огромному вековому кедру, что стоит на пути от извилистого ручейка к их дому и на несколько мгновений прижаться к нему щекой.
В такие минуты Скарлетт всегда испытывала большое облегчение от уз, которыми опутывали ее многочисленные заботы. Она, словно белка, сидящая в клетке и старательно крутящая колесо, вдруг вырывалась на волю и не могла ей нарадоваться.
Хотя, надо сказать, насыщение этой волей приходило к ней довольно быстро и спустя неделю, другую, Скарлетт вновь начинала волноваться о своих многочисленных делах, но теперь уже отдохнувшая, обновленная.
Как странно, ведь она много раз отдыхала в других местах одна и вместе с Реттом, в местах более интересных, чем Тара, более респектабельных и веселых.
