Текст книги "В шкуре зверя (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

   Соблюдая предельную осторожность, одинокий всадник следовал за караваном. Словно тень, он крался за ними, след в след, значительно отставая днем, так как зоркие глаза проводника то и дело озирали горизонт. Кроме того, в этом караване были и другие глаза, не менее зоркие, и быть замеченным теми глазами всадник не хотел ни к коем случае, даже ненамеренно. Иное дело теперь, ночью. Надежно скрытый от любых глаз, даже самых зорких, он нагонял караван. Не тот это был человек, чтобы упустить добычу.

   Он спешился. Конь его чуял воду и рвался вперед, но всадник осадил его железной рукой и ласковым словом:

   – Все тебе будет, только не сейчас. Утром. Терпи, как я терплю.

   Конь, казалось, понял. Во всяком случае, он спокойно позволил хозяину положить его на бок и застыл. Всадник знал, что так конь будет лежать до тех пор, пока условный свист не поднимет его с места, и больше не беспокоясь о нем, медленно и осторожно пошел вперед. К развалинам, где расположился на ночлег караван. Темный халат позволил ему подобраться к спящим шагов на двадцать. Ближе он подойти не решился, да и незачем было. Человек остановился. Прислушался. И тихо, протяжно взвыл, подражая голосу далекого волка. Ничто не отозвалось в ночи на этот тоскливый призыв. Но человек знал, что его услышали. Прошло не так уж много времени. Тот, кто следил за караваном, еще не успел потерять терпение, когда прямо перед глазами его из темноты возникла плечистая фигура. Он отпрянул, ладонь метнулась к поясу, но замерла наполдороге, услышав тихое:

   – Все в порядке. Это я, Ритул.

   – Вовремя ты подал голос, – так же тихо отозвался одинокий путник, – еще мгновение, и я бы утыкал тебя острыми железками, как ежа.

   – Пока все в порядке. Устроили ночлег. Завтра, с восходом, двинемся дальше.

   – Отлично, дружище, – ответил тот, – а как варвар?

   – Хвала богам, пока ничего не заметил, – ответил Ритул, – он смотрит вперед, а не назад. Но тебе стоит поостеречься. В караване человек Ардашира, а у них, как известно, глаза вокруг головы.

   – Я знаю, – путник кивнул, но в чернильной темноте движение его головы осталось незамеченным, – в караване даже ДВА человека Ардашира.

   – Два?! – по-настоящему удивился Ритул, – Я не знал этого. В самом деле.

   – Верю. Кто может сказать, что знает ВСЕХ людей Ардашира? И кто может сказать, скольких из них привлекает та же добыча. У нашего общего знакомого развелось немало друзей-доброжелателей. Сейчас в Иране не стоит быть выходцем из Рима. Слишком коротка дорога от Рима до Константинополя, и слишком долгая память у наших любезных соотечественников. Проклятье! Варвар мне нужен. Он силен и смел, и только он способен помочь, если захочет.

   – А те, с кем ты собирался поговорить в Эраке? Что сказали они?

   – То же, что и ты. Мертвым алмазные россыпи ни к чему.

   – Варвар скажет тебе то же самое.

   – Надеюсь, что нет, – ответил Керам, – за ним уже есть с десяток голов, и не все их хозяева сидели на сокровищах. Главное, чтобы он мне поверил.

   Ритул покачал головой:

   – Я бы на его месте не стал.

   – И это называется старый друг, – фыркнул Керам.

   – Кто знает нас лучше, чем старые друзья?

   Двое приглушенно рассмеялись. Уже прощаясь, Ритул предостерег одинокого путника.

   – Будь осторожен. Здесь шастает кто-то еще. Варвар заметил следы.

   – Ты думаешь, это они?

   – Те, кого ты бросил в одном переходе от Эрака? Кто знает. Может они, может другие. В этих краях не стоит бродить одному.

   Керам не успел ответить. Тонкий, пронзительный волчий вой возник в барханах, взметнулся ввысь и с силой вонзился в небо.

   Приятели переглянулись.

   – Это не я, – сказал Керам.

   Звук повторился, на этот раз ближе и через мгновение ему ответил еще один.

   Зверь выскочил из темноты внезапно и стремительно. Огромный, от неожиданности и силы его броска он показался еще больше. И не серый – седой. В лунном свете он был словно облит жидким серебром. Сверкнули глаза и белые, как алебастр, ощеренные клыки. Человек взмахнул мечом, но зверь нырнул под руку. алан растерялся и закрутил головой. И тогда на спину обрушился мощный удар, и человек упал, неловко взмахнув руками. Он не успел взять зверя на меч, не успел даже позвать на помощь. Он успел только хлюпнуть порванным горлом. Тонко заржала и забила копытами лошадь, шарахнулась в сторону и, словно споткнувшись, неловко повалилась. Шагах в двадцати точно такое же ржание оборвалось так же внезапно. Но уже ревели верблюды, бестолково метались погонщики, со свистом ползли из ножен мечи. Вспыхнул факел. Потом другой. Мелькнула серебряная тень.

   Возле самых ног опешившего воина скользнула гибкая серая спина. Он взмахнул оружием и разрубил темноту. На земле подыхали две зарезанные лошади, один воин-алан, два погонщика и четыре волка. Стая ушла в пески так же стремительно, как и появилась.

   Ушли они, конечно, недалеко. Когда караван снимется с места и пойдет дальше, наскоро похоронив погибших, волки вернуться за своей добычей. Но никому и в голову не пришло преследовать стаю в песках.

   "Охраняй нас от волка и от волчицы, сбереги нас от вора и мы пройдем спокойно, о ночь", вспомнил Йонард, некстати разбуженный от своего волшебного сна. У ног его лежал серый зверь, разрубленный пополам. Ночь не уберегла караван, не спасли и удвоенные посты. Впрочем, могло быть и хуже. Если б напала другая стая. Та, что оставила на песке следы неподкованных копыт.

   Солнце стояло почти над головой. В такую пору самым мудрым, что мог сделать правитель, было спрятаться в каменной прохладе дворца и с помощью охлажденного напитка постараться пережить эту, совершенно нестерпимую жару. Господину Ардаширу, начальнику хорасанской конной стражи казалось, что даже лошади смотрят на него с осуждением. Впрочем, ни один из всадников его сотни, лучшей конной сотни во всем Хорасане, не смел роптать. Ардашир и сам молчал, хотя их, сомлевший от жары отряд, продвигался к стенам гораздо медленнее, чем солнце к высшей точке на небосводе. Причиной этого была «охотничья добыча» правителя – крупный, испачканный кровью орикс. Привязанный к длинному крепкому шесту он мотался в такт шагам мускулистых, обнаженных до пояса невольников. Спины рабов блестели от пота. Непокрытые головы были гладко выбриты. Они несли добычу правителя так легко и неторопливо, что казалось, для них это вообще не тяжесть, а раскаленная пустыня – благоуханные сады Иштар. Их мерная поступь сводила Ардашира с ума, но он не смел их поторопить.

   Конечно, рассуждая здраво, не так уж все это было ужасно. Короткая утренняя вылазка на охоту. Ну, несколько растянувшаяся. Случалось и не такое. Преследуя неутомимых грабителей караванов всадники хорасанской стражи рыскали по пустыне день и ночь, не помышляя об отдыхе. "Они пили пыль и спали в седлах", как гласила известная поэма длиной в двадцать четыре локтя. Но то было дело мужчин, дело чести. И, бесспорно, это было куда занятнее, чем караулить детей.

   Ардаширу не пришлось искать глазами тонкого, гибкого всадника в белом шелковом халате, гордо восседавшего на горячем вороном жеребце, едва лишь объезженном, едва лишь узнавшем хозяйскую руку. Ардашир и так не сводил с него глаз. Потому, что этот юноша, почти мальчик, был его повелителем. Шахом Хорасана.

   Неожиданно юный правитель повернулся в седле и послал Ардаширу быстрый, нетерпеливый взгляд. Тот поспешил догнать повелителя.

   Юноша не торопился начинать разговор. Он хмурился, кусал губы, теребил узорную рукоять хлыста и господин Ардашир некстати, а может быть как раз кстати подумал, что этот хлыст без всякой видимой причины вполне может прогуляться по его спине.

   Повелитель, боги благосклонны к тебе, – торопливо произнес Ардашир, – ты удачно начал свой день. Воистину, в охоте, как и в верховой езде, ты не знаешь себе равных.

   Юноша-шах не повернул головы:

   – Ты прав, – холодно ответил он, – шаху нет и не может быть равных. Того, кто осмелиться встать с ним вровень, укорачивают на голову. – Он немного помолчал и добавил, – та же участь ждет и нерадивых слуг.

   Не смотря на жару Ардашир почувствовал, что холодеет. Шаху ничего не стоило отправить его к палачу или просто отмахнуть голову своей легкой саблей. Исключительно ради того, чтобы показать свою власть и утвердиться в своем праве карать и миловать подданных.

   – Если я чем-нибудь вызвал твое недовольство, повелитель, казни меня, я буду счастлив умереть от твоей руки, – быстро произнес Ардашир, – но, может быть, ты позволишь мне узнать, в чем виновен твой нерадивый слуга.

   – Вот уже три луны я жду от тебя известия, что варвар пойман и заточен в темницу, – ответил шах, по-прежнему не глядя на Ардашира, – и сейчас мне пришло в голову что, возможно, я жду слишком долго.

   – Слава Ахура-Мазда твое ожидание, повелитель, близиться к концу, – с облегчением ответил Ардашир, – сегодня утром я получил известие от своего человека. Видимо, голубь прилетел еще вчера, но Смотритель Голубятни его не заметил. Я приказал дать ему десять плетей.

   – Сколько же плетей я должен дать тебе за то, что ты получил известие утром, а я узнал об этом лишь к полудню? – насмешливо спросил шах и, наконец, удостоил Ардашира пристального, недоброго взгляда, – что же сообщил тебе твой человек? Где варвар?

   – Как раз сейчас, повелитель, он ведет караван из Эрака в Хорасан. Мне известен каждый его шаг, и я достойно встречу Йонарда-германца.

   – Если он не сбежит по дороге, – тихо проговорил юноша.

   Тонкие ноздри шаха несколько раз расширились и опали. Взгляд был упрям и холоден, но в голосе неожиданно прозвучала печаль. Почувствовав перемену в настроении своего юного повелителя, Ардашир решился спросить:

   – Как смог этот варвар, которого ты никогда не видел, заслужить твою ненависть? Ведь он всего лишь проводит караваны.

   – Он пришел с северо-запада, оттуда, откуда всегда приходили на нашу землю завоеватели, – ответил юноша, – разве одной этой причины недостаточно, чтобы возненавидеть?

   Ардашир обескураженно покачал головой. Он не имел представления о том, что мальчику известна история Хорасана, которую во всем дворце помнили всего двое – он и старый маг-звездочет, на которого уже давно никто не обращал внимания, так как от возраста он впал в детство и путал воду с вином.

   – Лучшую причину трудно выдумать, повелитель, – признал Ардашир.

   – Тем более, что я ее не выдумал.

   – Ничто не может укрыться от ока твоей мудрости, повелитель, – отозвался Ардашир, – и тебе, должно быть, известно, что римляне не только чуть не завоевали Хорасан, но и погубили твоего отца. И, тем самым, освободили трон для тебя... К тому же Рима больше нет.

   Юноша пожал плечами:

   – Возможно, отец мне нужен был больше, чем трон. Возможно, наоборот. Но, в любом случае, это должен был быть мой выбор, а не чужеземцев... К тому же есть Византия.

   Ардашир смиренно склонил голову в знак согласия и больше до самого Хорасана не проронил ни слова. Молчал и повелитель. С юношей-шахом было очень трудно и каждый подобный разговор грозил обернуться бедой. И все же хитрый царедворец не сомневался, что со временем сделает юношу своим послушным орудием.

   – ...и вот этот человек вышел из города и повел караван к своему хозяину. И было в том караване ровным счетом десять верблюдов, считая и того, на котором ехал он сам. Отойдя от города на три, лиги человек обернулся в седле и пересчитал свой караван. И что бы вы думали? – Зикх прищурился, покачиваясь на рыжей спине зверя и обнимая ногами горб. Йонард, Ритул и двое погонщиков смотрели купцу в рот, ожидая, чем кончится рассказ.

   – Верблюдов оказалось всего девять, – проговорил Зикх, улыбаясь. – Тогда человек слез со своего верблюда и снова пересчитал их. Теперь верблюдов было снова десять. Он опять взобрался на спину своему зверю, пересчитал караван. Девять! Тогда этот честный человек сплюнул на землю, слез с верблюда и решил: "лучше уж я пойду пешком, но чтобы счет все время сходился".

   Йонард рассмеялся первым, запрокинув голову и скаля в улыбке великолепные зубы. Его поддержал Ритул а, через некоторое время, и оба погонщика.

   Притчи Зикх рассказывал отлично, ничуть не хуже Патмарка. Впрочем, здесь, в Иране, трудно было найти человека, который бы не умел рассказывать притчи, и не знал их великое множество, на все случаи жизни.

   Караван длинной цепью растянулся среди песков. Усталость долгого пути, изнуряющий зной, пыль изрядно притупляли бдительность. Тем более что уже несколько переходов прошли вполне благополучно. Если не считать того, что под седло лошади проводника попала пыль, и бедное животное в кровь стерло спину. Пришлось Йонарду оставить коня и пересесть на верблюда. Впрочем, притчи Зикха, которыми он развлекал их с Ритулом всю дорогу, почти примиряли германца с верблюдом.

   – Лошади, – неожиданно, и как то вроде растерянно, произнес Ритул.

   Йонард и Зикх держались во главе каравана. Ритул пристроился рядом. Может чтобы послушать притчи, может быть еще для чего. Йонарду молчаливый алан нравился не слишком, а вот купец его привечал. Впрочем, глаз воин имел ястребиный. Среди барханов действительно темнели лошадиные спины. Рыже-бурые, лохматые, те самые, которых "псы пустыни" отродясь не подковывали и которые в выносливости не уступали верблюдам, а в скорости превосходили их почти вдвое. Лошади были полностью оседланы и взнузданы, но без поклажи. Ровным счетом – шесть. Целый табунок бесцельно бродил посреди песков. Всадников нигде не было видно. Впрочем, подъехав поближе, Йонард понял, что ошибся. Всадники тоже были здесь. Только не все. Четверо. И эту четверку германец, определенно уже где-то видел. Они лежали на песке навзнич. Йонард видел позы мертвых тел и более жуткие, но сейчас не мог вспомнить, где и какие. Рядом валялись легкие Иранские сабли. Рваные халаты, пропитанные кровью, явно с чужого плеча. Не ожидая, пока подтянется караван и охрана, они второем : Йонард, Зикх и Ритул не торопясь, поглядывая по сторонам, подъехали к месту побоища. Зикх слез с верблюда, хлопнул ладонью по мохнатой морде, посылая в сторону, и шагнул вперед. Наверное, только Боги знают, отчего у Йонарда шевельнулось в душе тревожное предчувствие. Легкий шорох, быстро мелькнувшая мысль... Или не было никаких мыслей. Никаких предчувствий. Просто рука привычно вытянула меч из ножен, обхватив рукоять.

   Синеносый покойник неожиданно шевельнул ресницами.

   – Проклятье, обман! – взвыл Зикх.

   Сабли, кое-как разбросанные по песку, мгновенно обрели хозяев. Ритул со стоном сполз с седла, оглушенный ударом сзади.

   – А ну, снимай поклажу, я Керам! – рявкнул толстяк.

   – Как, и ты тоже? Сколько же вас здесь бродит на мою голову!

   Зикх шагнул, было, к верблюду, но испуганно отшатнулся назад. Прямо из земли выросли еще двое, с запорошенными песком бровями, страшные, как песчаные демоны, и один из них рванул на себя тюки.

   Йонарда осадили двое.

   Интересно, пробовал ли кто сражаться с пешими верхом на верблюде? Неповоротливом, старом и, похоже, глупом верблюде. Зверь бестолково метался, не давая возможности размахнуться как следует, и спрыгнуть на землю не было никакой возможности. Озлясь, Йонард сдавил коленями мохнатые бока, перегнулся с седла и, под жалобный рев, снес толстяку голову и часть плеча. Верблюд шарахнулся в сторону, косясь на мертвеца, и застыл. Намертво. Уперся в землю всеми четырьмя копытами, словно корни пустил. Раздумывать было некогда. Уравновесив в руке копье Йонард с силой метнул его в того, кто осаждал Зикха.

   От каравана отделились темные точки. Стремительно приближаясь, они превращались во всадников в сверкающих кольчугах.

   Торопливо навьючив добычу, синеносый вскочил в седло. Лошадь тонко заржала и двумя прыжками вынесла его из схватки.

   Йонард скатился на землю, подскочил к убитому разбойнику, рванул копье, окрашенное кровью и торопливо оглянулся. Зикх сидел на песке, зажимая раненую руку. Лошади уносили разбойников прочь. Четыре фигурки быстро уменьшались, и вскоре исчезли совсем. Охрана опять опоздала.

   – Четверо! – рявкнул Йонард, – Хрофт! Четверо ушли!

   – Трое, – спокойно поправил его Зикх, – четвертый унес в боку мой кинжал. До заката он не доживет. А может, и мы не доживем.

   Ритул со стоном шевельнулся. Йонард с недоумением посмотрел на враз помрачневшего Зикха. Прислушался.

   Тонкий, почти на грани осязаемости, а не слуха, холодно-звенящий звук заставил нервы ответить таким же нестерпимо-противным дрожанием. Он словно свивал из воздуха невидимые струны, которые соединяли между собой и небо, и землю, и людей, затерянных в песках между землей и небом.

   Золотые нити текучего песка, серебряные струи ветра, еще теплого, но уже остывающего на лету.

   И эта страшно-чарующая мелодия повторяющая одно и то же, одно и то же... " Песня Блуждающих Душ",– что-что, а уж ее Йонард узнал бы, даже оглохнув. Переспрашивать Зикха варвар не стал. Не имело смысла. Он понял, что имел в виду купец, говоря об этом. Небо над их головой темнело . Стремительно и неотвратимо. Беспощадно . Попавшему в такую переделку впервые, могло показаться – безвозвратно.

   – У нас мало времени,– движения Йонарда были быстры, но точны.

   – Стой! – его зычный окрик и в другое время мог производить такое же магическое действие на людей и животных. Теперь же караван остановился так , точно он врос в землю на этом самом месте. Те, кто уже не в первый раз оказывались в подобном положении, тут же начали укладывать верблюдов, лошадей, накрывая им головы попонами. Паланкин казался не совсем надежной защитой. Поэтому к нему со всех сторон кинулись охранники, таща на себе все кошмы и попоны , которые еще могли пойти в дело. Зикх внимательно осмотрелся по сторонам, не было спешки и суматохи, каждый знал свое место и то, что он должен сделать. Он знал, с кем идет в пески.

   Не успела бы догореть и самая короткая травинка, как от каравана осталось на поверхности песков несколько лишних барханов. " Странно," -подумал про себя Йонард,-"не слышно ни одного взвизга, точно и нет в караване женщины. Или она не такого нрава, чтобы устраивать переполох, когда дело действительно принимает серьезный оборот." Перед тем, как самому накрыть голову попоной, Йонард еще раз взглянул в ту сторону, откуда впервые донеслась до них Песня Блуждающих Душ. Темнота стала выпуклой, нависла над еще не поглощенной ею пустыней и протянула к ней свои гибкие , жадные руки. Нет, то не руки, а гигантские черные вихри, исполинские колонны, постоянно меняющие свою форму, то замирающие на мгновение на одном месте, то в один миг преодолевающие расстояния не одного дня пути. Встревоженное ржание лошадей и рассерженный рев верблюдов неожиданно смолкли и эта тишина стала действительно угрожающей. Йонард едва успел спрятать голову, как тут же почувствовал, что не может дышать от навалившейся на него тяжести.

   Сухой песчаный дождь обрушился на людей и животных. Ливень, но не животворяший, а убивающий все живое. Но не навсегда. Прошло совсем немного времени и все успокоилось.

   Йонард шевельнул могучими плечами и с некоторым усилием освободился из под верблюжьей попоны, на две ладони засыпанной песком. Волосы германца потеряли свой природный светлый цвет, и сделались темно-рыжими. Всколоченные брови топорщились, как иглы рассерженного ежика. Варвар сел и некоторое время ожесточенно плевался. Верблюд, которого ничуть не обеспокоила песчаная буря, смотрел на германца внимательно, пытаясь сообразить, чем же тот занят. Наконец ему показалось, что он это понял. Верблюд неторопливо, с царственным достоинством встал, встряхнулся, обдав Йонарда тучей пыли, и величественно плюнул.

   – Да, приятель, – кивнул германец, – у тебя получается лучше. Тут с тобой не поспоришь.

   Минула четверть луны, когда на горизонте показались темные точки, которые через две-три лиги должны были превратиться в цветные башни Хорасана. Долгий путь наконец-то приблизился к благополучному концу. Гортанными выкриками понукая верблюдов Йонард и Зикх взобрались на песчаный горб и замерли, всматриваясь в даль. То, что темнело , едва возвышаясь над волнами желтого песка не могло быть ничем иным, кроме городского вала.

   – Наконец-то добрались, – выдохнул Зикх, обтирая потное лицо.

   – Я же обещал, – проговорил северянин, искоса поглядывая на купца, – тебе, Зикх, не в чем меня упрекнуть, а потому – давай деньги.

   – Но мы еще не в городе.

   Германец грозно свел брови над заледеневшими серо-зелеными глазами:

   – Разговор был о башнях, вот они.

   Германец не угрожал, но у Зикха отчего то захолодели лопатки.

   – Не будем ссориться, – торопливо проговорил он, доставая из переметной сумы увесистый кошель. Йонард протянул руку и пальцы ощутили сквозь тонкую материю тяжелые кругляши.

   – Золото... – с наслаждением изрек купец, придав особую значимость своему жесту.

   – Золото это, конечно, хорошо, но, впрочем, какая разница, я бы и на серебро погулял неплохо, – тоном видавшего виды человека молвил германец.

   Он уже собирался спрятать кошель за пазуху и вежливо распрощаться, как вдруг внимание его привлек яркий отблеск в песках. Он привстал, щурясь.

   – Всадники.

   – Что? – вроде бы не расслышав переспросил Зикх.

   – К нам приближаются всадники,– повторил Йонард – и мне это не нравиться.

   – Ну, наконец-то, – с облегчением вздохнул купец и успокоил Йонарда, – это свои.

   Следуя за Зикхом германец спустился вниз, к каравану. Но что-то внутри, какое-то неясное предчувствие говорило ему, что ждать приближения этих неизвестных всадников – самое распоследнее дело из всех, которые он когда-либо поделывал. Хотя и убегать, не разобравшись от чего бежишь, тоже было не в его характере. Однако, сколько не думал Йонард о том, кто же мог так уверенно, по-хозяйски приближаться к каравану Зикха, ничего в голову не пришло. Оставалось одно – ждать.

   В раскаленном воздухе появились клубы серо-коричневой пыли. Казалось, облако опустилось на землю и, изменяя окраску, медленно покатилось вперед. Всадники были еще далеко, но глухой топот копыт уже достиг каравана. Земля дрожала пока еще не слишком заметно, но вскоре даже самые тугие на ухо различили эту дрожь – явный признак приближающейся конницы. Всадники вылетали из тучи пыли, словно сверкающие стрелы. Сначала Йонард различал лишь передние шеренги, но по мере их приближения вырисовывались и остальные. Солнечный свет играл на островерхих шлемах, и нестерпимо вспыхивали начищенные, видно, для пущего страха.

   – Конная стража, – сообразил Йонард и яростно обернулся к Зикху, – это и есть "твои люди"?

   – О, нет, – тонко улыбнулся купец, – у них другой хозяин. Ты скоро с ним познакомишься, варвар.

   Меж тем всадники приблизились достаточно, чтобы разглядеть усиленно махавшего им Зикха. Придержав коней, хорасанцы подъехали уже шагом. Копья, пристегнутые к седлу позади всадника, грозно топорщились и солнце играло на острых наконечниках. Кольчуги, терпеливо откованные лучшими мастерами Ирана, плотно облегали статные фигуры воинов. Впереди, на белоснежной кобыле, с достоинством, поистине королевским, восседал воин в позолоченном панцире. С левого плеча его спускался плащ, застегнутый красивой фибулой. Сам же плащ, настолько светлого оттенка, что материя в лучах солнца казалась прозрачной, был таким длинным, что скрывал круп кобылы. Широкие штаны из такого же материала были аккуратно заправлены в сапоги из тонкой кожи. Причем, нашлись умельцы, что выкрасили их в тот же цвет. Не иначе, воин любил именно этот, бледно-голубой цвет. Не нужно было быть слишком умным, чтобы догадаться, что он и есть предводитель.

   Лицо его закрывал белый шелковый шарф по самые глаза.

   По знаку "бледно-голубого" воина отряд хорасанцев натянул поводья. Вымуштрованные лошади, подчиняясь команде, встали, причем все одновременно.

   Увлеченный зрелищем варвар не заметил, как воины Ритула ненавязчиво "взяли его в кольцо", а сам он оказался позади Йонарда.

   – Зикх, – вымолвил "бледно-голубой" всадник.

   Купец шагнул навстречу, приветственно поднял правую руку и приложил ее к груди, учтиво кланяясь:

   – Приветствую тебя, Ардашир, верный слуга великого шаха, да продлят боги его дни.

   Господин Ардашир в ответ лишь слегка кивнул головой, не думая покидать седло. Глаза его, не мигая, смотрели на Йонарда, и тот понял, что, не поверив предчувствию, сделал большую глупость.

   – Связать, – бросил всадник.

   Йонард потянулся, было, за мечом, но, взглянув на плотное кольцо лалнов и шеренги хорасанской конной стражи, опустил руки и с показным спокойствием вытянул их перед собой. Умереть было очень легко, но умирать было пока не время.

   Зикх тут же связал германца, а недавний приятель Ритул освободил его от меча и копья.

   В это время поднесли паланкин таинственной дамы. Занавески дрогнули и Йонард, как не был взбешен, все же повернул голову, надеясь увидеть "зеленоглазую блондинку".

   Из паланкина выбралась неуклюжая фигура и путаясь в цветных покрывалах подошла к Ардаширу.

   – Я выполнил твою волю, почтенный, – голос показался варвару знакомым и через мгновение он узнал его. "Дама" откинула покрывало, явив миру хитрое лицо Патмарка, купца из Асгалуна, – варвар схвачен. О Хаиме-Лисице ничего не слышно, должно быть, он снова ушел в горы. Есть у меня еще одна хорошая новость: шайка Керама уменьшилась ровно в половину. Благодари за это твоего верного слугу Зикха. И если бы варвар не вмешался раньше времени, от нас не ушел бы ни один разбойник...

   Йонард окатил Патмарка ледяным презрением и едва слышно буркнул:

   – Конечно, не ушел бы. Пока весь караван не разграбили.

   Ардашир милостиво кивнул Патмарку и мотнул головой назад. Подчиняясь его знаку, Ритул подтолкнул Йонарда в спину. Впрочем, достаточно мягко.

   Никто не заметил, что со стороны заката появился одинокий всадник в иранских одеждах и замер. Его внимательные глаза следили за всем происходящим внизу. Они не пропустили ничего, в том числе и пленения Йонарда. Всадник нахмурился но, через мгновение, загорелое и обветренное лицо оживила ухмылка:

   – Радуйся, почтенный, – язвительно проговорил он и многозначительно добавил, – до вечера.

   Караван двинулся в путь. Аланы, довольные удачным походом и деньгами, которые Патмарк отобрал у Йонарда, чтобы расплатиться с ними, весело переговаривались на ходу. Молчал только один Ритул. Да и говорить ему, собственно, было некогда – он всю дорогу пытался приспособить на себе меч и копье Йонарда, которые выбрал себе в качестве награды.

   Варвар шел не сопротивляясь, но руки его, незаметно для стражников, пытались ослабить тугие узлы. Встречаться с шахом у Йонарда не было ни малейшего желания.

   Вероятно, Патмарк был на германца порядком-таки зол. Недоверие варвара обрекло его на путешествие в душном паланкине, и расплата не замедлила. Связав не только руки, но и ноги, Йонарда столкнули в глубокую и достаточно вместительную яму. Он тотчас выпрямился во весь рост и вскинул связанные руки, но не смог дотянуться до края. Не удержавшись на ногах, Йонард упал...

   Во что он упал, Йонард понял сразу. Навозную жижу мало с чем спутаешь.

   – Не люблю я Хорасан, – отплевываясь, проворчал Йонард. Как только он умудрился перевернуться на бок, а затем сесть, над его головой послышались шаги.

   – Как тебе нравится мое гостеприимство, северянин? – голос Ардашира был язвителен до отвращения, но Йонард не был настолько чувствительным, чтобы его стошнило от чьего-то голоса.

   Отвечать Йонарду тоже совсем не хотелось, но для поддержания разговора он все же сообщил Ардаширу, что он о нем думает на самом деле. Сверху раздался смех Патмарка. Конечно, и этот был тут. Где же еще? Отсмеявшись, купец, или кем он там служил у Ардашира, "успокоил" Йонарда:

   – Раз ты такой драгоценный, что многие хотят заплатить за твою голову ровно столько, сколько она весит, утешься тем, что алмаз, хоть брось его в грязь – все равно алмаз. Так что менее ценным от дерьма ты не станешь.

   – Если бы я захотел, то сравнил бы вас обоих с жидким зловонным пометом издыхающего осла, но не хочу вам льстить, – не остался в долгу Йонард.

   Лица Ардашира он не увидел, но услышал, как тот в бешенстве сплюнул и отошел прочь. Но если Йонард думал, что надолго отбил у этого змея охоту появляться возле ямы, то ошибся. Почти тут же он услышал, как Ардашир зовет кого-то из слуг. Спустя некоторое время он снова навис над головой.

   – Забыл что-нибудь? – поинтересовался варвар.

   – Нет, не забыл, а хочу оставить тебе кое-что на память. Если останется, кому помнить, – с угрозой произнес начальник конной стражи и бросил в яму небольшой комок чего-то, что поначалу показалось Йонарду белой глиной. Комок медленно опустился на дно навозной лужи и над ним, один за другим, пошли пениться пузыри испуская ужасное зловоние.

   "Сырая лепешка, – понял Йонард, – навозная жижа поднимется, наверняка до самого края!"

   Он заскрипел зубами, царапая ногтями ладони. Такая смерть не приснилась бы ему даже в кошмаре. Пожалуй, лучше было бы ему замерзнуть тогда, в двух бросках копья от отцовского дома, в только что выпавшем пушистом снегу...

   Это случилось в тот же день, когда он все-таки убил первого в жизни огромного зверя и наслаждался ролью героя, мужчины и равного среди равных. Впрочем, наслаждался так, как было принято в его доме: молчаливо, с достоинством он прохаживался по утоптанному двору и бросал исполненные легкого презрения взглдяы на рабов и женщин. Сестра Хильда улыбалась издалека, но подходить не стала, уж слишком младший братец раздулся от гордости, того и гляди скажет что-то, о чем потом пожалеет.

   Крик раздался внезапно. Даже не крик – рев. Йонард бросился туда, как и все дети он был любопытен, и заметил, что у сарая стоит отец а рядом, выпрямившись во весь рост – человек, которого Йонард поначалу даже не узнал, настолько он привык видеть его угодливо склонившимся перед хозяевами. Это был его большой приятель, если, конечно, кто-то осмелился бы назвать раба приятелем хозяйского сына. Хильда – осмеливалась, но Хильде многое прощалось, она обещала стать красавицей. Нож, которым Йонард убил первого кабана сделал этот раб. Сделал именно для своего маленького друга.

   – Этот кузнец отказался выполнить волю хозяина, – шепнула Йонарду темноволосая девчонка-рабыня, – тот велел ему сковать цепь на самого себя.

   – Зачем? – поразился Йонард. Сколько он себя помнил, старик-кузнец всегда был самым послушным рабом и даже не помышлял о побеге. Выходит, лопнуло и его терпение. Кузнеца поймали, когда он пытался украсть лошадь, а в сумке обнаружили нож, хлебную лепешку и пару сухих рыбин.