Текст книги "Ограбления и кражи: Бандиты, грабители, воры и мошенники"

Автор книги: Татьяна Ревяко

Соавторы: П. Кочеткова,Николай Трус
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

ЦЫГАН БОРИС, ЛЮБОВНИК ГАЛИНЫ

Не без сомнений приведем фрагмент из книги Стэнли Лаудана «Красные бриллианты для Галины», раскрывающей одну из тайн семьи Л.И.Брежнева. Написал книгу поляк, английский подданный, когда-то довольно известный автор популярных песен. Вопрос в том, насколько правдоподобны рассказанные им истории. Иногда хочется отбросить книгу и воскликнуть: да быть того не может!

Настолько одномерны, жадны и похотливы персонажи его воспоминаний, что кажется: уж такими люди и не бывают, все написанное есть плод банального выдумщика. Но в печать проскальзывает все больше сведений о «сладкой жизни» элиты минувшей эпохи. Речь там подчас идет о бюстах из чистого золота, о сервизах из Эрмитажа, о молочных бидонах, набитых валютой…

Но свидетелей рассказанного Стэнли Лауданом нет. Или они молчат. На операционном столе внезапно умирает Борис Буряце, молчит Галина Леонидовна.

Вы вольны верить тому, что сейчас прочитаете.

Я приехал в СССР вместе с Робертом Янгом. Он не был исполнителем такого класса, как Том Джонс или другие звезды тех лет, но голос имел прекрасный. Я надеялся, что его турне по Советскому союзу будет удачным. Роберт был к тому же весьма красив, по крайней мере, так считали женщины. Я связывал с Янгом большие надежды – и не ошибся.

Первое его турне имело огромный успех, хотя мы и спотыкались о каждый барьер, которые с наслаждением расставляет советская бюрократия на дороге гастролирующих иностранцев.

Скверная кухня в ресторанах, чванливые чиновники, переводчики – ловкие доносчики и никудышние помощники, а ко всему этому гостиницы, по сравнению с которыми самый плохой английский пансионат кажется отелем уровня «Ритц». Но концертные залы были переполнены, и Роберт приглашен снова: Во время второй «трассы» женщины буквально шалели, а третье турне позволило «черному рынку» продавать билеты по 20-кратной цене.

Я присматривался к этой не пожалевшей денег публике, собравшейся в концертном зале гостиницы «Россия». В декорации у нас была потайная дырочка, через которую я наблюдал за реакцией зрительного зала. Через эту дырочку впервые и увидел Бориса.

Смуглый, с белыми зубами, переливавшимися, как жемчужины, в широкой улыбке, он был красив, и в свете прожекторов его глаза излучали зеленоватые отблески Черная шелковая рубашка, прекрасно сшитая, с открытым воротом, отороченным драгоценными камнями Не нужно было быть специалистом, чтобы понять: рубины и бриллианты настоящие. Переливаясь и мигая, они образовывали световой нимб. Среди московской публики он казался пришельцем с другой планеты.

– Кто это? – спросил я.

– Я уверен, что местный, – прошептал конферансье Толя. – Я наблюдал за ним. Он говорит по-русски Но мне кажется, он похож на цыгана.

Толя был прав. Незнакомец напоминал романтического цыганского барона. Он так выделялся в толпе, что я не мог оторвать от него взгляда, он излучал здоровье и энергию, аплодировал и кричал, как шальной, после каждой песни, а когда я вышел на эстраду, чтобы вместе с Янгом спеть финал, он вскочил с места и начал скандировать: «Бра-во! Бра-во!»

После концерта, когда Роберта оккупировали поклонницы, я вышел на улицу и тут услышал, что меня кто-то зовет. Обернулся. Это был тот самый цыган. Он протянул мне руку и с жаром заговорил:

– Маэстро! Наконец мне представилась возможность познакомиться с вами!.

На пальце незнакомца сверкал неправдоподобно большой бриллиант, а на шее, на толстой золотой цепи висел тяжелый золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

– Разрешите представиться, я – Борис Буряце. Моя мама была цыганской княгиней, я стараюсь играть ту же роль.

Несколько человек остановились рядом, глазея на нас. Женщины смотрели на Бориса с удивлением и завистью, а он беззаботно «токовал», видимо, привыкший к вниманию и восхищению.

– Прошу, маэстро, простите, что задерживаю вас так неучтиво, но я хотел бы пригласить вас на ужин.

«Осторожно», – прозвучало в моем мозгу. Кто этот человек? Почему так демонстрирует свое богатство? И я сказал себе: не дай втянуть себя в какую-нибудь историю. Наверняка, за тобою следят. Избавься от него.

– Извините. Мне жаль, что я не могу составить вам компанию, – пробубнил я. – Может быть, завтра.

К моему удивлению, Борис воспринял отговорку серьезно.

– Завтра? Прекрасно! В это же время. Я буду ждать!

Подошел к новому спортивному «мерседесу», стоящему у гостиничного подъезда, махнул мне рукой и отъехал, не обращая ни малейшего внимания на уличное движение.

На следующий день Борис ждал меня перед гостиницей. Я сел в его машину. И подумал: почему он ждал снаружи, а не вошел в холл? Милиционеры, стоявшие на перекрестках, отдавали Борису честь. Почему? Он интриговал меня все больше.

Когда мы вошли в его квартиру, у меня захватило дух. На стенах без просвета висели великолепные старинные картины, полы покрыты чудесными персидскими коврами, вдоль стен роскошная антикварная мебель, хрусталь, хрустальная бесценная люстра. Такое богатство в Советском Союзе можно было встретить только в музее.

Квартира состояла из трех больших комнат. Каждая обставлена в собственном стиле. Центральное место в спальне занимало огромное ложе с балдахином. Не было сомнения, что оно было старинным, но каждый листок позолоты блистал, как новый. Пол застлан такими толстыми и мягкими коврами, будто ходишь по меховой шкуре. Из спальни двери вели в две шикарные ванные комнаты. В другом конце квартиры находилась кухня, оборудованная всеми известными электрическими приборами домашнего хозяйства. «Что же такое сделал Борис для России, что имеет право жить в такой роскоши?» – подумал я.

Он жил один, это было видно с первого взгляда, хотя из-под подушки выглядывал кончик женской ночной рубашки.

– Посмотри, – Борис открыл следующую дверь. Вдоль стен ряды стеллажей, на полках, одна на другой, громоздились горы банок с едой английского, американского, немецкого производства. Тут же банки с кофе и бутылки с выпивкой всего мира. Запасов этих хватило бы Кремлю на несколько недель. В углу комнаты стоял металлический стеллаж, каким перевозят одежду из грузовиков в магазины. Ровными рядами висели костюмы, дамские блузки, юбки, платья, дубленки и куртки разных фасонов. Вид этого тряпья заметно волновал Бориса.

Но это было еще далеко не все. Борис провел меня в следующую комнату. Открыл дверцы тяжелого шкафа.

– Смотри! Кое-что из этого было когда-то в коллекции царя.

Я не сомневался, что он говорил правду. Чудесный старинный серебряный сервиз, серебряные столовые приборы, такие тяжелые, что я чуть не уронил поданный мне для осмотра нож.

– Тут без подделок, дружище! Видишь? «Фаберже»!

Он говорил правду: произведения искусства, которыми мог бы гордиться любой западный музей.

И вот – «гранд-финал». Борис достал замшевый мешочек и высыпал его содержимое на стоящий между нами столик. В свете лампы засверкала горка старинных драгоценностей: браслеты и серьги, заколки, брошки, кольца, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды блистали в оправах из старинного золота и серебра. Я онемел, а зеленые глаза Бориса искрились на фоне бесценного богатства.

– Моя мать была цыганской княгиней – это ты знаешь. Часть из того, что ты видел, принадлежало ей, часть досталась от бабушки. Возможно, кое-что и добыто в более ранние времена. Но много здесь и такого, что я добыл сам.

Борис на минуту прервался, задумался, выпил глоток шампанского.

– Слушай внимательно. Я ни с кем не говорил о том, о чем сейчас скажу тебе. Если бы болтал об этом, я бы не сидел сейчас здесь. А все очень просто. Я охотно бы отдал все, что имею, все, что ты видел, и еще больше, за возможность выехать на Запад. Все – за свободу. Понимаешь?

Я сидел ошеломленный. Не потому, что его объяснение было необычным. Оно было опасным.

– Перестань. Я узнал не так уж много, но достаточно, чтобы понять – ты живешь абсолютно свободно, – прервал я. – Делаешь, что хочешь, ездишь, куда хочешь, и ко всему имеешь немало. Не хочу больше это слушать. Я боюсь таких исповедей.

– Я живу свободно? – В голосе Бориса прозвучала грустная нота. – Ты не понимаешь, что значит жить здесь. Конечно, за мои деньги я могу купить более длинный поводок, но нельзя себя чувствовать человеком, все время думая, что вот-вот твой лимит свободы будет исчерпан. Я – любовник Галины, дочери Брежнева. Теперь ты понимаешь? На Западе таких, как я, называют альфонсами, правда? Так вот, я такой и есть.

Я был в шоке. Борис увидел это и начал говорить спокойнее. – Да нет, не сразу же я стал альфонсом. Я немного любил ее, да еще немного возбуждал тот факт, что я обладал дочерью самого могущественного человека на земном шаре… Во всяком случае, мы с ней были довольны друг другом. И что смешно – она замужняя женщина. Ее муж – крупный чин в Министерстве внутренних дел. Правда, его обычно нет в Москве. Так вот, я фаворит Галины, а это изматывающее занятие. Ибо дама требовательна. Очень требовательна. А ты называешь это свободой!

Я нервничал все больше и больше. Ситуация в самом деле становилась небезопасной. Я видел Россию и в годы войны, и в мирные дни, но даже в самом диком воображении я не мог допустить, что в такой политизированной стране, где все контролируется властями, может существовать подобный человек Ох, как хорошо я понимал теперь этих козырявших машине милиционеров: в серебристом «мерседесе» могла ехать дочь Генерального секретаря!

Борис читал мои мысли.

– Я много знаю о тебе, – сказал он. – Я знаю, что ты делал здесь во время войны. Знаю, – ты был эстрадной звездой. Могу тебя заверить, наши важные особы уважают тебя и считают, что ты достаточно безопасен, достаточно свой. Ты «в порядке», поэтому подозревать тебя начнут позднее, чем других.

– Подозревать меня? В чем? У меня нет ни малейшего намерения преступать закон. И прежде всего, у меня нет ни малейшего желания продолжать этот разговор. Будет лучше, если я пойду…

Борис вздрогнул, поняв, что несколько торопил события. – Не глупи. У меня совсем нет желания уговаривать тебя преступить закон. Я еще не сошел с ума. Я еще соображаю, но ты можешь мне помочь без всякой уголовщины.

– Как?!

– У меня есть план, но не надо с этим спешить. В другой раз, не горит же.

– Не будет следующего раза, – твердо сказал я, чувствуя, что, помимо своей воли, погружаюсь в дела Бориса.

– Маэстро, признайся, ты ведь хочешь быть богатым? Я могу сделать тебя богатым. Мне это по карману.

Обычное человеческое желание велело слушать, а любопытство – спросить.

– Чего же ты хочешь взамен?

– Единственное, что я от тебя хочу, маэстро, чтобы ты научил меня петь. Ну да, стать звездой эстрады. Хочу научиться держаться на сцене. Речь не идет об оперных пениях, это я умею. Только об эстраде. Ты дашь мне несколько уроков?

Наконец-то я начал соображать. С его хорошим голосом научиться профессионально петь не составит больших трудов. Потом он войдет в какой-нибудь ансамбль. Хороший ансамбль. Заграничное турне, и тогда…

Замысел был неплохим, а обучение пению ничем мне не грозило. КГБ и Галина Брежнева решительно недооценивали хитрости Бориса, а это уже их трудности.

Да, риск невелик Никто не мог обвинить меня в том, что я учу пению будущего эмигранта. И все же… Я отговаривался выездом с концертами в другие' города. Но оказалось, что я недооценивал Бориса. Он открыл шкатулку и достал из нее перстень с большим, сверкающим бриллиантом. Дал мне возможность внимательно рассмотреть его.

– Это очень старый и красивый перстень, правда? Он принадлежал моей матери. Бриллиант чистой воды, два карата. Как ты думаешь, мог бы он сталь авансом в зачет уроков пения?

Я решительно возражал, он настаивал, и, в конце концов, я сказал; что если он хочет избавиться от такого красивого перстня, то я готов его у него купить.

– Послушай, – он втолковывал мне, как ребенку – возьми этот перстень. Он в самом деле принадлежал моей матери, я тебе его подарю. Все, что я от тебя хочу, – несколько уроков. Что в этом страшного? Клянусь, я не втяну тебя ни во что плохое.

Мне вспомнилась поговорка «Остерегайся цыгана, дающего клятву», но я все же положил перстень в карман пиджака и несколько раз повторил, что петь я его, пожалуй, научу, однако ни на что большее он рассчитывать не должен.

У Бориса был талант и красивый голос, из него мог получиться вполне сносный исполнитель. Занятия с ним были приятными, и я забывал, что, скорее всего, уже нахожусь в «черном списке» КГБ.

Однажды во время урока он снял пиджак, бросил его на спин-ку стула и… из карманов на пол посыпались дорогие камни. Борис даже не прервал меня! Мурашки побежали у меня по спине. Сколько же он их имеет, если так легкомысленно относится к тем, что лежали возле его ног? Почему ходит с ними по городу?

Я не смог найти ответа на эти вопросы ни тогда, ни позже, когда с облегчением поднимался после досмотра по трапу самолета, уносящего меня в Англию.

Я вернулся в Москву только весной. В «Метрополе» не успел еще распаковать чемоданы, как раздался телефонный звонок – Борис. Он радостно приветствовал меня, решительно испортив мне настроение. На этот раз мое пребывание в Москве было частным и за свой собственный счет. Я хотел организовать концерт Арама Хачатуряна в Лондоне.

«Понтиак». Он не изменял своим экстравагантным привычкам, как и раньше, резко тронул с места с демонстративным неуважением правил дорожного движения. Только сейчас до меня дошло, что Борис сменил автомобиль.

– Ситуация изменилась, – сказал он. – Ничто не вечно. Я попросил тебя о небольшой услуге, ты не отказал, и я тебе благодарен. Но из этого ничего не выйдет. Я должен изменить свои планы и начать все сначала.

– Что случилось? – спросил я.

– Галина догадалась, что я что-то замышляю. Не знаю, как ей это удалось, она даже не требовала от меня никаких объяснений. Но я знаю, что она знает…

Если Галина знает, подумал я, то и КГБ знает. Сердце подступило к горлу. Борис даже не заметил, что я скорчился от страха.

– Пока что я ее любимая игрушка, – продолжал он между тем. – Я нужен ей временами, поэтому пока что она еще не просит своего папочку, чтобы тот устроил с кем-либо мое исчезновение. Я хорошо знаю, что она может это сделать, и тогда папаша уберет меня, как пешку с шахматной доски, и моя игра будет закончена.

Есть еще одна причина, по которой Галя продолжает держать меня. Она ненавидит своего мужа! Ох, как она его ненавидит! Я нужен ей, чтобы дразнить его. При своем положении он может упрятать меня в лагерь, но боится. Галя может пожаловаться папочке, что Юра Чурбанов задирает нос, что учинил ей неприятности, и тогда даже министерское кресло его не спасет. Видишь, какие игры? Убийственные, но она любит только такие…

Я напряженно слушал, потому что хотел знать как можно больше. Информация может помочь избежать ошибок

– Я думаю, ты понимаешь, почему я хочу отсюда убежать. Не убегаю из страны, а хочу освободиться от Галины Брежневой. Она сильнее, чем КГБ, Политбюро и все остальное, вместе взятое. Да, да! Знаешь, что она сотворила?.. Сделала меня певцом Большого театра и выбила должность солиста! Это значит, что теперь мне даже думать об эстрадной карьере несолидно. У нас так и делается. Или-или.

– Пойдем немного прогуляемся, – сказал Борис, направляясь к Красной площади.

– Вот так и живем, – сказал он угрюмо. – За мной по пятам ходят несколько сотрудников КГБ. Я уже узнаю их.

– Они действуют в открытую? – не поверил я. – А что же Галина?

– Все страшно усложнилось, – сказал Борис мрачно. – Они выслеживают меня, чтобы дискредитировать ее отца, если удастся. Я говорю «они», но все здесь замыкается на одном человеке – Андропове. Он копает под Брежнева и под тех, кто с ним работает.

– Разве Брежнев перестал быть всесильным? – удивился я.

– Эра Брежнева подходит к концу, воронье слетается. Вероятнее всего, Андропов основной преемник – На лице Бориса появилась безрадостная улыбка. – Человек, который больше всего знает грязи о Брежневе, окажется после свидетелем. Андропов усиленно распространяет идею среди старой гвардии, что главное, чего он хочет, так это очиститься от коррупции.

Мне казалось, я слушаю пересказ фильма о кошмарах мафии.

– Андропов ведет досье на каждого из ближайшего окружения Брежнева, – продолжал Борис. – Мое досье называется «Цыган Борис, любовник Галины».

Мороз пробежал у меня по коже. Я подумал: в том досье наверняка есть страничка, посвященная и мне. И мне так захотелось домой, в Лондон! Однако я изобразил на лице подобие улыбки:

– Ничего, обойдется! Откуда ты все это знаешь?

– Я знаю, – сказал он резко. – Я знаю. Галина – кладезь информации, когда выпьет. Я знаю об интимных подробностях жизни и дипломатических хитростях товарища Брежнева больше, чем кто-либо другой в Москве.

Я попытался переменить тему разговора: может случиться, что я услышу такое, что не позволит мне выбраться из России.

Борис жестко улыбнулся:

– Не беспокойся, Стэнли. Ты помнишь тех цыган, с которыми я тебя познакомил в Вильнюсе? Одному из них я заплатил очень много денег в твердой валюте, чтобы он сохранил кое-какие бумаги в безопасном месте. Страница за страницей, огромный документальный роман о наших высших должностных лицах. Это моя единственная защита. Только троньте меня, и тут же Запад будет ошарашен этой информацией. Недавно Галина, особенно довольная мной, сказала: Борис, почему бы нам вместе не сорваться за границу? Мы могли бы зажить там фантастической жизнью. Конечно, мне понравилась эта идея, но я сдерживал себя. А вдруг она проверяет меня? Но на следующий вечер она вновь заговорила об этом…

..Я плохо спал в ту ночь. Мне приснился огромный скорпион, весь в огне, пытавшийся спастись и, когда не удалось, убивший себя, ужалив хвостом свою голову.

…Должностные лица Министерства культуры и Госконцерта одобряли мою деятельность. Все хорошо относились ко мне. Даже советское посольство в Лондоне помогало мне. А я вдруг все поставил на карту из-за какого-то цыгана. Это было смешно, глупо, безрассудно и, главное, опасно. Я мог уехать домой и никогда не возвращаться в Россию. Но сегодня меня пригласили на обед с Галиной Брежневой. Отступать не было смысла. Даже если ее отец скоро умрет, неразумно раздражать ее, пока он жив.

Галина Брежнева выглядела совсем не так, как я ее себе представлял. За сорок, ростом 5 футов 6 дюймов, стройная, с большой грудью, выделяющейся под белой вышитой шелковой блузкой.

Драгоценности были на ней повсюду. Будто она достала все украшения из шкатулки и надела на себя. Большая бриллиантовая брошь украшала блузку, в ушах сверкали большие бриллиантовые серьги, алмазы в кольцах и браслетах. Но особое внимание, несмотря на весь этот блеск, привлекала золотая цепь, несколько раз обернутая вокруг шеи и поддерживающая массивные золотые часы старинной работы.

Она была окружена особой аурой. Галина вошла, как правитель, дающий аудиенцию своим подданным. Выглядела надменно, но, несмотря на все эти драгоценности, у нее был стиль. К каждому из нас подошла по очереди, предлагая руку для поцелуя, причем сделано это было скорее в стиле папы римского, чем королевы. Когда она остановилась около меня, я мог рассмотреть ее более внимательно. Густые темные каштановые волосы зачесаны назад, светло-карие глаза под очень густыми бровями, унаследованными от отца. У нее

была хорошая кожа, Галина не злоупотребляла косметикой, можно было заметить веснушки. Нос прямой, твердый подбородок Красивые полные губы прикрывали замечательные небольшие зубки. Я разглядел их, когда она улыбнулась мне и, повернувшись к Борису, спросила:

– Это и есть наш друг, импресарио из Лондона?

Я думаю, ей следовало чаще смеяться. Она сразу же стала выглядеть намного моложе. Сев около меня, Галина уже не обращала внимания на других гостей, забыв даже поздороваться со своим дядюшкой.

– Я много слышала о вас, – сказала она и добавила, когда я поднял голову, – конечно, только хорошее. Пожалуйста, налейте мне джин с тоником.

Пока я искал бутылку джина и повернулся к ней, чтобы спросить, сколько налить джина, она громко произнесла фразу, предназначающуюся для всех:

– Сразу легко распознать джентльмена по его отношению к женщине – не то, что эти деревенские мужики вокруг нас!

К моему удивлению, те, к кому непосредственно относилось это оскорбление, восприняли его как остроумную шутку. Они долго и громко смеялись. Но она еще не закончила:

– Послушайте – знаете, чего нам не хватает в этой стране? Манер, воспитания. В России все делается мускулами, но не мозгами…

– Как вы можете говорить такие вещи! – воскликнул находившийся здесь же моряк, кажется адмирал. – У нас такая прекрасная музыка, балет… Весь мир восхищается нами!

– Весь мир! – усмехнулась Галина. – Весь мир живет нормальной жизнью. Я говорю о цивилизации, а не о нескольких балетах или композиторах. Как противно это слышать! Везде все одинаково. Мы никогда не достигнем прогресса… Однако нами восхищается мир… За что? За нашу музыку и балет! И это все?

Все молчали. От неловкости я готов был провалиться сквозь землю. Казалось, они меня не замечали, забыв, что все это говорилось перед иностранцем. Теперь я мог лучше понять Бориса.

Наступило время обеда. Официанты накрыли стол. Конечно, они слышали все, что здесь говорилось о советской стране и ее народе. И это вновь заставило меня подумать о той огромной власти, которой обладала Галина Брежнева: Только дочь русского правителя могла произносить такое вслух.

Обед был великолепный. Русский борщ с мясными пирожками, тушеное мясо с овощами, московское мороженое с фруктами. Когда подали кофе, Галина взяла меня за руку и отвела в угол комнаты.

– Как зовут вашу жену? – спросила она.

– Улла, мадам.

– Не называйте меня «мадам», – сказала она, как капризный ребенок. – Зовите меня Галя.

Галина вновь открыла свою сумочку, достала золотые часы наподобие тех, которые висели на ней, и, протянув их мне, сказала:

– Пожалуйста, передайте вашей жене с моими наилучшими пожеланиями. Я надеюсь вскоре с ней встретиться.

– Но я не могу этого принять, это слишком дорогой подарок. Я перехватил взгляд Бориса. Он делал знаки, что я должен принять этот дар. В конце концов я сдался и взял часы для своей Уллы.

Затем она спросила о моих делах в Москве:

– Все ли вам удалось решить относительно гастролей Хачатуряна в Лондоне?

– Да, спасибо. Почти все, кроме одной вещи. Но это скучные будни моего бизнеса, и мне не хотелось бы беспокоить вас по этому поводу.

– Нет, расскажите мне. – Казалось, ей это было действительно интересно. И я рассказал ей о трудностях с получением разрешения от Госконцерта на запись для телевидения концерта Хачатуряна, что помогло бы решить мои финансовые проблемы.

Галина слушала, но мне казалось, что моя проблема для нее столь ничтожна, что она готова забыть о ней, как только мы расстанемся. Это случилось очень скоро, когда Борис предложил отвезти меня в «Метрополь».

Гости стали собираться. Галина не двинулась. Когда Борис сказал ей, что скоро вернется, было ясно, что по возращении он найдет ее в своей постели. Подъехав к «Метрополю», Борис выключил двигатель и спросил:

– О чем ты говорил с ней так долго? И что это она тебе дала?

Я показал ему часы и предложил, чтобы он вернул их Галине.

– Не будь дураком! – Борис почта закричал. – Вернуть обратно! Она будет вне себя.

Я описал ему нашу беседу, и он успокоился. Помолчав, спросил:

– Ну и что ты о ней думаешь?

Что мне было ответить? То, что поначалу она мне не очень понравилась, а потом напугала? Или сказать ему: «Я думаю, что она тебя любит. Но, упаси Бог, не хотел бы я быть на твоем месте»? Мгновенно просчитав все варианты, я сказал: «Она привлекательна, но ты должен быть осторожен, когда имеешь с ней дело. Я думаю, что, возможно, она тебя любит, но по-своему».

Борис ухватился за мои последние слова:

– Ты думаешь, она любит меня? Я уверен, что она меня любит, но, как черный паук, она обвила меня всего паутиной. Ты помнишь, я представил тебя ее дядюшке. Она поручила ему следить за мной. Его фамилия Цвигун. Старый зануда. Он всегда рядом, чтобы присматривать за мной, когда ее нет, и я вынужден играть с ним в карты. Он любит карты и не любит проигрывать. Он плохой игрок, и мне не только приходится с ним играть, но и поддаваться ему. Меня не волнует, сколько рублей я ему проиграю, но если бы он не был таким занудой! О, Господи, я сыт по горло.

Мой самолет должен был вылететь из Москвы около пята часов. В аэропорт меня отвез один из руководителей Госконцерта.

В Шереметьеве, когда я брал багаж с заднего сиденья машины, я почувствовал вдруг легкое прикосновение к плечу. Передо мной стоял огромный человек, выглядевший как полицейский в штатском. Поначалу я испугался. Потом успокоился, поняв, что ни один полицейский не пойдет на арест с огромным букетом гвоздик.

– Вы импресарио из Лондона?

Я ответил, и он протянул мне букет.

– Эти цветы для вашей жены с сердечными пожеланиями от Галины Брежневой! Галина Леонидовна просила, чтобы вы довезли эти цветы до вашей жены целыми, такими же свежими. Ведь она сама их собирала… Счастливого пути, сэр!

Когда самолет взлетел, букет упал на пол. Я быстро поднял цветы и только тогда заметил в них небольшую записку: «Уважаемый маэстро. Мне доставило удовольствие встретиться с вами. Что касается разрешения на телевизионную запись концерта Хачатуряна, то оно вам предоставлено. С наилучшими пожеланиями. Галя».

(Лаудан С. Красные бриллианты для Галины. «Неделя», 1991).