Текст книги "Смертельная верность"

Автор книги: Татьяна Ефремова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 16

К Димычу в кабинет я ворвалась без разрешения и даже без стука. Некогда мне церемонии соблюдать. Я и так много времени потеряла безуспешно вызванивая Захарова по телефону. Весь вечер вчера на кнопки жала, даже пальцы устали. А он, видите ли, «вне зоны действия сети».

Все были на месте. И Димыч, и Толик с Серегой, и Боря. Это очень хорошо, что все в сборе. Чем больше зрителей, тем лучше.

У меня прямо ладошки чесались в предвкушении. Представляю, какой фурор я произведу своими новостями. Съездила, называется, поболтать со свидетельницей о том, о сем. Вот пусть теперь Димыч локти кусает, что не сам такую ценную информацию раздобыл.

Я прошла на середину кабинета и оглядела всех победным взором.

Все четверо смотрели на меня с интересом. Вот, сейчас самое время.

– У меня для вас небольшой подарок. Так, пустячок.

Они продолжали смотреть на меня молча. Хоть бы поинтересовались для приличия, что я им в клювике принесла.

– Помнишь, тебе нужен был мотив для Сиротина? – небрежно поинтересовалась я у Димыча, не дождавшись наводящих вопросов. Черт с ним, расскажу и так. Сил нет держать в себе такие сногсшибательные сведения.

– Ну допустим, – нехотя согласился он.

– Можешь считать, мотив у него был.

– Могу считать или был?

– Это уж тебе решать. Вот послушайте. Вы ведь считали, что у Сиротина не было причины убивать Кузнецова потому, что они даже знакомы не были. Это точно, лично они друг друга не знали. Но Сиротин тут все равно не посторонний человек. Игорь Сиротин – это Лелик! Бывший одноклассник и верный поклонник Ольги Кузнецовой.

Вот теперь я смогла от души насладиться произведенным эффектом.

Сначала было тихо. Мужики молча переглядывались теперь уже между собой. Я даже беспокоиться начала, не допустила ли какого промаха. Может, не учла чего или не так поняла.

Потом заговорили все разом.

– Сиротин – Лелик?

– Вот ни фига ж себе!

– Ну тогда все понятно. У него с Кузнецовым давние счеты.

– Какие счеты? – охладил общий пыл молчавший до этого Боря. – Чем ему мог насолить бывший муж дамы сердца?

– Ну вот тем, что муж, – предположил Толик неуверенно.

– Так за это его надо было мочить, когда он только жениться на ней собирался. Еще семь лет назад. Теперь-то какой смысл?

Действительно, ерунда получается. Ничего моя информация не прояснила, а, похоже, еще больше запутала.

– Может, он его убил за то, что Кузнецов его хлюпиком обзывал?

– За это не убивают. За это нормальные мужики максимум морду бьют. А Сиротин этот очень даже нормальный. Спокойный. Он не из тех, кто оскорбления кровью смывает.

В конце концов они потребовали рассказать им все по порядку.

Пришлось подробно вспоминать вчерашний разговор с Лидой Новиковой. Про верного рыцаря Лелика и глупую Оленьку, не разглядевшую своего незамысловатого счастья.

Я вложила в рассказ об этой трогательной и безнадежной любви все отпущенные мне драматические способности. Получилось круче всех бразильских сериалов вместе взятых. Любая женщина уже давно бы рыдала в три ручья. У меня самой слезы стояли в глазах и голос дрожал в особенно трогательных моментах.

Но сегодня мне с публикой не повезло. На лицах у них не было не то что сочувствия, но даже мало-мальского житейского интереса. Димыч так вообще демонстративно пялился в потолок.

Обиженная таким равнодушием, я замолчала.

– Я все равно не вижу, зачем этому Лелику-Сиротину нужно было убивать Кузнецова. Нет у него причин для такой сильной неприязни. И выгоды для него никакой нет. Зачем ему это было надо?

– Если только это не надо было Ольге Кузнецовой, – сказал вдруг Серега.

Опять повисла пауза, во время которой все внимание, которое должно было по справедливости достаться сегодня мне, обратилось на Серегу. Ну что ты будешь делать! А ведь так хорошо все начиналось.

– Ну сами посудите, ему никакого интереса нет убивать Кузнецова. Но ольгу он любит давно и, похоже, надолго. Какая-то волчья верность, ей-богу. Так вот, он вполне мог убить, если это надо было именно Ольге. Осталось понять, чем ей мешал бывший муж?

– Наследство?

– Да ну, какое там наследство! Тем более, претендовать она могла только на третью часть. У Кузнецова ведь родители живы. Они как раз наследники первой очереди, наравне с дочкой.

– Ольга от наследства отказалась, – напомнила я.

– Это ничего не значит. Она могла отказаться, чтобы отвести подозрения. Но все равно, не стоило то наследство такого риска. Это по сути копейки.

– Может, просто отомстить хотела бывшему мужу?

– За что?

– Да мало ли! Может обиделась на что-то, пока вместе жили.

– И шесть лет вынашивала планы мести?

– Да, ерунда получается.

И тут я вспомнила, о чем изо всех сил пыталась умолчать Таня Ковалева. Есть, конечно, риск, что меня просто поднимут на смех. Но ведь следствие все равно зашло в тупик, так что хуже не будет.

– Есть еще одна причина. Вернее, не причина, а просто вариант. Ну, не вариант, а в качестве гипотезы…

– Не тяни кота, – поторопил меня грубиян Димыч. – Начала, так говори по делу.

– Я и говорю. Пару месяцев назад Ольга Кузнецова приходила к бывшему мужу и просила, чтобы он подписал бумагу, что не возражает против того, чтобы она увезла дочку в Америку. А Юра неожиданно заартачился. Наотрез отказался. Ольга несколько раз к нему приходила. Потом, когда поняла, что уговорить его не получается, даже к родителям его ездила. Просила, чтобы они как-то повлияли на сына. Но они с ней даже разговаривать не стали. Заявили, что тоже против того, чтобы она увозила внучку. Хотя, соседка говорит, что никакой особой любви бабушка с дедушкой к маленькой Ксюше не проявляли. Вообще после развода как будто про нее забыли. А тут вдруг такая любовь. Ольга к ним тоже несколько раз приезжала. В конце концов родители просто перестали ей дверь открывать.

– Так может, Кузнецов просто денег хотел? – перебил меня Толик. – Я что-то слышал про такое. У материной подруги дочка тоже в Германию уезжала, так она своему бывшему платила, чтобы какое-то разрешение на выезд подписал. Хорошо платила, родители ее на бывшего зятя машину переписали.

– Ольга предлагала ему деньги. Он все равно не соглашался. Это мне Таня Ковалева рассказала. Она в курсе этой истории была. Даже пыталась уговаривать Юру, чтобы подписал эту чертову бумагу. А он ни в какую. Таня считает, что это у него бзик такой был – своего не отдавать никому. Надо, не надо самому – не важно. Главное, чтобы никуда не ушло. У него в детстве родители собаку убили, чтобы не мешада к экзаменам готовиться. А Юра пса своего очень любил. Вот у него сдвиг по фазе и случился. Он решил, что никому никогда не позволит хоть что-то у него отнять. Таня говорит, что дочкой он до последнего времени совсем не интересовался. А когда Ольга сказала, что собирается ее за границу увезти насовсем, взбеленился. Решил, что у него ребенка отнять пытаются. Сразу таким собственником стал, про родную кровь вспомнил и родительские права.

– Ты что же думаешь, бывшая жена его за это убить решила?

– Ну а если у нее другого выхода не было? Она ведь все варианты перепробовала. И просила, и деньги предлагала, и плакала. Если для нее ничего другого не оставалось?

Димыч пожал плечами и сказал неуверенно:

– Мотив, конечно, не привычный. Хотя, люди друг друга за что только не убивают. Только ведь от того, что Кузнецова застрелили, ничего не изменилось. Разрешение-то он теперь точно не подпишет. Если только от отчаяния она его дружку своему заказала. Толик, а можешь узнать у этой вашей знакомой подробнее про разрешение на выезд? Ну про сам механизм. Насколько это критично, если папаша отказывается подписывать?

– Мы можем узнать про это совершенно точно, – успокоила я Димыча и разом приунывшего Толика. Он-то явно не горел желанием звонить лишний раз своей чрезмерно разговорчивой матушке. – И главное, прямо сейчас. Надо просто позвонить Марише.

Как я сразу не вспомнила про Маришу, ума не приложу. Это ведь кладезь самой разнообразной юридической информации.

Мариша, бывшая моя однокурсница и многолетняя подруга, работает секретарем в адвокатской конторе. Это только на первый взгляд должность секретаря совсем незначительная. На самом деле, многое зависит от личных качеств того, кто эту должность занимает. Вот Мариша, например, натура очень деятельная. К тому же умница и очень практичный человек. Она прекрасно помнит, что знаний и умений не бываетмного, поэтому не упускает возможности научиться чему-то новому. Она вообще всегда хорошо училась. И прекрасно структурировала информацию. Лекции в институте я предпочитала списывать именно у нее.

Обладая такими полезными в жизни качествами, Мариша не могла быть просто секретаршей. Просто отвечать на телефонные звонки и готовить сотрудникам кофе.

В первые же полгода работы она настолько поднаторела в элементарных юридических вопросах, что при необходимости консультировала посетителей самостоятельно, давая профессиональным юристам возможность разбирать более интересные и запутанные дела.

В конце концов ее начальник существенно прибавил ей зарплату, а в офис купил навороченную кофемашину, чтобы Маришу не дергали по пустякам.

В общем, если мне надо было на скорую руку проконсультироваться по какому-то юридическому вопросу, я не к Димычу обращаюсь, а к подруге-секретарше. Особенно, если вопросы эти касались правильного оформления каких-либо бумажек.

Сейчас был как раз такой случай.

Димыч придвинул ко мне телефонный аппарат, включил его на громкую связь и сделал приглашающий жест рукой.

Мариша взяла трубку после четырех обязательных гудков, но вместо нее я услышала незнакомую тетку.

«Я вас выведу на чистую воду! Вы еще пожалеете, что со мной связались! Думаете, мы за себя постоять не сможем, что ли?» – невидимая собеседница взмывала голосом все выше, срываясь на откровенно истерический визг.

Может я не туда попала? Сверила высветившийся в окошечке телефона номер – нет, все правильно. Куда же Мариша подевалась? И что за баба теперь сидит на ее месте? С ума они там посходили, что ли? Заменили вежливую и воспитанную Маришу на какую-то истеричку.

– Слушаю! – пробился сквозь теткины вопли родной Маришкин голос.

– Кто это у вас так орет?

– А, это ты, – узнала меня подружка. – Не обращай внимания, это клиентка бушует.

– Что вы ей сделали?

– Пока ничего. Не успели еще. Она к нам прямо из милиции прибежала. Вот такая взвинченная. У нее сына с партией наркоты прихватили в ночном клубе, вот она и бушует.

– Так а на вас-то зачем орать? Адвокат ведь соночка защищать будет.

– Она не разобралась еще, похоже. Ничего, скоро успокоится. У тебя срочное что-то? Если нет, давай попозже. Я сама тебя наберу, когда тетенька поутихнет немного.

– У меня очень срочное, – заверила я. – И очень важное. Скажи, чтобы вывезти ребенка за границу нужно какое-то разрешение от отца?

– Конечно. Нужно нотариально заверенное разрешение на выезд от обоих родителей. Если ребенок с одним из родителей выезжает, тогда только от второго. Без этого не выпустят, даже если с родной матерью.

– Значит, если отец не хочет такое разрешение подписывать, то мать не сможет уехать за рубеж?

– Сама сможет. А вот ребенка вывезти ей не дадут.

– И что делать, если отец против?

– Не знаю. Уговаривать, деньги предлагать. Запугивать или на жалость давить. Но без этой бумажки ничего не получится. Таких случаев полно. Особенно, если родители разведены, и отношения у них плохие.

– Мариш, а если отец у ребенка умер?

– Тогда мамаше повезло. Хоть так и нельзя говорить, конечно. В этом случае надо просто копию свидетельства о смерти предъявить.

Димыч хлопнул по кнопке отбоя, прерывая наш увлекательный разговор.

– Когда Кузнецова улетает?

– Сегодня, – Толик порылся в бумажках у себя на столе и, найдя нужную, уточнил, – через полтора часа.

– Значит, сейчас она уже в аэропорту. Через полчаса регистрация начнется. Можем еще успеть.

Они сорвались с мест все разом, не сговариваясь. Даже организовали небольшую толчею в дверях, когда пытались протиснуться туда одновременно.

Через несколько секунд я осталась в кабинете одна-одинешенька, с телефонной трубкой в руке.

А чего я, собственно здесь сижу?

Вниз по лестнице я летела, грохоча, как пьяный барабанщик, и чертыхаясь во весь голос. Вот зачем, спрашивается, я надела сегодня туфли на каблуках? Да еще выбрала повыше, поэффектнее. Хотелось сразить всех не только новостями, но и умопомрачительным внешним видом. Сразила, ничего не скажешь. Теперь вот топочу, как горная козочка, рискую сломать обе ноги разом.

И ведь главное, не подождет никто. Они вообще про меня забыли, как будто это не я помогла вычмслить убийцу. Обидно!

Я успела в самый последний момент. Трое уехали на служебной машине, а Димыч, которому там места не хватило, как раз садился в свою «старушку». Поняв, что это мой единственный шанс не остаться в стороне от захватывающих событий, я бросилась ему на капот.

– Сдурела? – поинтересовался он почти ласково. – Какого черта ты-то здесь делаешь?

– Я с вами поеду. А то хитрые какие – как Лидочкину болтовню слушать, так «Наташенька, помоги». А как почивать на лаврах, так решили без меня, да?

– Какие лавры? – начал было он, но потом махнул рукой. – Садись, только быстро. И из машины потом ни шагу. А то убью!

Два раза меня просить не пришлось. Я забралась на пассажирское сиденье и даже пристегнулась, демонстрируя свою небывалую покладистость.

По дороге в аэропорт Димыч настойчиво пытался выжать из своего чуда отечественного автопрома максимальную скорость. Машина гудела, кряхтела, даже брыкалась, как норовистая лошадь, но надежд наших все равно не оправдала – когда мы подъехали к зданию аэропорта, служебный «УАЗик» уже стоял почти возле самой двери, а водитель лениво переругивался с парковщиком.

– Здесь сиди! – рявкнул на меня Димыч, выскакивая из машины.

И я осталась сидеть.

И ждать.

А ждать, как известно, хуже всего. Еще, правда, считается, что незавидная участь – догонять. Но погоня предполагет хоть какую-то деятельность. А вот ожидание…

Сначала я жутко волновалась, все пыталась представить, что же происходит сейчас там, внутри, возле стойки регистрации. У меня даже ладони вспотели от волнения. И сердце бухало так, словно это я высматривала среди толпы пассажиров Ольгу Кузнецову. Пыталась незаметно подобраться поближе, решала, как схватить ее, не привлекаю внимания других людей.

Потом я вдруг представила, что это я стою сейчас в очереди на регистрацию. Я сжимаю в руке билеты. И эти билеты для меня не просто яркие кусочки бумаги, дающие право на посадку в самолет. Эти билеты – пропуск в другую жизнь. В сказку, о которой мечталось всю жизнь. Которая всю жизнь от меня ускользала, подсовывая вместо себя ненавистные серые будни, ничем не отличающиеся друг от друга дни. Эти билеты – пропуск в мечту. Волшебная палочка, исполняющая желания. И теперь все мои желания исполнятся. Все будет по другому. И у меня, и у моего ребенка, который ни в чем не виноват, который заслужил сказку больше всех.

Я так увлеклась, представляя, что должна чувствовать сейчас Ольга, что пропустила момент, когда Димыч с Борей вышли на улицу.

Вроде, смотрела внимательно, даже глаза заболели. И все равно заметила их слишком поздно. Хотя, заметь я их раньше, ничего не изменилось бы. Ничего особенно захватывающего в их появлении не было. Шли себе, по сторонам головами вертели. Рядои с Борей маячил еще один мужик. Самый обыкновенный: среднего роста, средней комплекции, средней внешности. Лицо самое обычное, из тех, что забываются через пять минут после того, как пропадают из вида. Волосы русые, цвет глаз различить не удалось, но наверняка какие-нибудь серые. У таких незапоминающихся людей они обычно серые.

Только когда они дошли до милицейского «УАЗика» и Боря открыл перед своим спутником заднюю дверь, я поняла, что не просто так они шли рядом. Мужик полез внутрь, замешкавшись на пороге, и следом за ним потянулась Борина рука, пристегнутая невидимыми из-за рукава куртки наручниками.

Димыч дождался подошедших следом Толика с Серегой, сказал что-то, махнул рукой в сторону своей машины и побрел к ней, ежась на ветру. Толик постоял еще пару секунд и пошел следом.

Он сел на заднее сиденье и вежливо поинтересовался:

– Не помешаю?

Я помотала головой, но Толик решил пояснить все подробно. А может, просто не мог сидеть молча.

– Мне места там не хватило. Борька с этим хмырем все сиденье заняли.

– Ничего, потеснились бы. Не баре, – буркнул Димыч, садясь в машину. – Ладно уж, поехали с комфортом.

Я переводила недоуменный взгляд с одного на другого. Как это поехали? А как же Ольга Кузнецова?

– Не успели, объяснил Димыч, глядя строго перед собой. – Улетела птичка.

– А это что за мужик?

– А это как раз гражданин Сиротин. Подпольная кличка «Лелик». Он, видно, зазнобу свою провожал. В лучшую жизнь. Там прямо, возле паспортного контроля и взяли.

– Да ладно, он и не сопротивлялся даже, – подал голос Толик. – Стоял, весь какой-то потерянный.

Димыч горько усмехнулся и с силой потер ладонью лоб.

– Будешь тут потерянным. Он ради нее на убийство пошел, а она хвостом вильнула и улетела. Вот такие вы, бабы!

А чего на меня-то смотреть? Я тут при чем? Или я должна отдуваться сейчас за всех коварных женщин, беззастенчиво использующих влюбленных в них мужиков? Мне самой этого Лелика жалко.

Словно подтверждая мои мысли, Толик тихо сказал с заднего сиденья:

– Это же надо так любить! Столько лет уже прошло. Она уже замуж разок сходила и снова собирается. А он все по ней сохнет. Прямо какая-то собачья преданность, блин.

Память тут же услужливо подсунула картинку: солнечный осенний вечер, отмытая недавним дождем жухлая трава, и в этой траве, положив морду на лапы лежит, ко всему безучастный, замечательный и уникальный пес Райс. Чемпион, завидный жених, носитель породы и прочая, и прочая. Только плевать ему на собственные достижения и особую племенную ценность. Потому что жизнь его потеряла смысл в тот момент, когда хозяин его ткнулся мертвым лицом в опавшие листья.

Или когда самолет, набрав скорость, оторвался от взлетно-посадочной полосы и унес того, кто был для тебя всем. Всей твоей собачьей жизнью.

– Ладно, поехали. Чего сидеть просто так? – не выдержал Толик.

– Можно с Москвой связаться. С транспортной милицией, – сказал Димыч медленно, словно раздумывая. – У Кузнецовой в Москве пересадка, можно еще взять.

– А что они ей предъявят? Им это надо, влезать в непонятно что?

– Да, предъявить ей пока нечего. Но у нас есть время. Сколько до Москвы самолет летит?

– Часа четыре.

– Ну вот. У нас есть четыре часа времени и гражданин Сиротин. Если нам удастся за четыре часа уговорить его сдать нам Ольгу как заказчицу, тогда можно звонить москвичам.

– Ну так поехали, – заорал Толик и, подпрыгнув, стукнулся макушкой об потолок. – Чего стоять-то просто так? Время идет.

* * *

Самолет оторвался от земли совсем незаметно.

Она все ждала каких-то ужасных ощущений. Ведь многих, говорят, тошнит при взлете и посадке. Она тоже приготовилась чувствовать себя плохо, а оказалось, что ничего особенного и не происходит. Зря только боялась.

Ольга откинулась в кресле и счастливо улыбнулась. Вот теперь уже точно все. Можно наконец расслабиться и помечтать без помех.

На самолете они с Ксюшкой летели первый раз в жизни. Ольге было немного не по себе, в основном из-за того, что стеснялась в этом признаваться. А еще очень любопытно и немножко радостно. Немножко – потому что она боялась поверить, что все у нее получилось и удалось.

Теперь, когда долгожданная сказка началась, вдруг оказалось, что никакого особого счастья она не испытывает. Только усталость. И еще облегчение.

Все оказалось не так страшно.

И все теперь позади.

Ольга закрыла глаза, и вдруг увидела перед собой, очень отчетливо, словно наяву, Лелика, прижавшегося лицом к стеклянной двери.

Там, в аэропорту, она подумала с привычным раздражением, что терпеть его осталось совсем недолго. Только пройти до конца коридора, и Лелик пропадет из виду. Навсегда.

Он был для нее самым главным напоминанием о прошлой, неинтересной жизни. Жизни-черновике, который она собиралась спрятать как можно дальше. Первое, что хотелось забыть – это Лелика.

Но его забыть как раз и не получалось. Полчаса она уже ерзает в самолетном кресле, пытаясь отогнать навязчивое видение. А безжалостная память все подсовывает ей эту картинку: ненормально бледный Лелик, прижавшийся лицом к стеклянной двери…

– Мам, смотри, мы над облаками летим!

Ксюшка дергала ее за руку и тянула к иллюминатору.

Ольга вытянула шею и увидела. Облака были внизу, под ногами. Мир перевернулся и встал с ног на голову. Все разом стало по-другому, неправильно, непривычно и от этого захватывающе-интересно.

Ольга вытерла ладонью недавние слезы и засмеялась вместе с дочкой. Счастливо и беззаботно.

* * *

Димыч завел меня в соседний пустой кабинет и ткнул рукой на свободный стул.

– Посиди тут пока. Сейчас время дорого – не до тебя. Вот, книжку почитай.

Он сдернул с полки толстенный том и брякнул его на стол передо мной.

– Я тебя потом позову, – пообещал он уже в дверях.

Хорошенькое дело! Они, значит, Сиротина допрашивать будут, а я посиди? Как будто это не с моей подачи они обо всем догадались. Нет, пора. Пора обидеться на Захарова по-настоящему.

Я взглянула на предложенную книжку. «Уголовно-процессуальный кодекс с комментариями». Чего еще можно было ожидать от ментов?

Какое-то время я добросовестно перелистывала страницы. Комментарии, надо сказать, попадались очень даже ничего. Гораздо живее основного текста. С примерами. Но все равно, читать это было невозможно. А просто так сидеть скучно. И уйти нельзя. Если я уйду сейчас, потом не удастся ничего из Димыча вытащить, ни словечка. А по горячим следам может и расколется.

Придется поскучать немного.

Прошло уже часа два с тех пор, как взяли в аэропорту Сиротина. Никто за мной не приходил. Уголовно-процессуальный кодекс я добросовестно пролистала от корки до корки. Даже узнала много нового, правда, мало что запомнила.

Я уже решила самовольно прервать свое заточение и пойти к Димычу в кабинет, когда дверь, наконец, открылась.

Толик заглянул и, увидев меня, обрадовался:

– Ты здесь? Вот и хорошо, вам не скучно будет.

Он вышел, уступая кому-то дорогу, и я крикнула вслед с отчаянием:

– А долго мне еще здесь сидеть?

– Нет, уже скоро, – успокоил меня Толик из коридора. – Мы уже заканчиваем.

В следующий момент я забыла и о Толике, и о собственном неудобстве.

В кабинет зашел Коля Рыбкин. Живой и здоровый. В сопровождении Райса.

Райс обвел помещение неторопливым взглядом и улегся возле двери, перекрыв вход и выход.

– Здрасьте! – Коля широко улыбнулся и присел на стул напротив. – А я вас помню. Вы на площадку приходили с капитаном Захаровым. Только я не запомнил, как вас зовут, извините. И звание тоже.

– Нет у меня звания. Я вообще не из милиции. Я так, сама по себе.

– А на площадку зачем приходили?

– Просто интересно. К тому же, мы с подругой были на тех соревнованиях, когда Кузнецова убили.

– Да… – Коля помрачнел и украдкой взглянул на Райса.

Тот лежал спокойно, положив голову на лапы, и снизу вверх наблюдал за нами.

– Неприятная история, конечно. А вы не знаете, убийцу поймали?

– Кажется да.

– Это хорошо, – улыбнулся Рыбкин и снова посмотрел на собаку.

Мне вообще показалось, что он относится к Райсу как к полноправному собеседнику. Беспокоится, что какие-то слова могут тому не понравиться или расстроить. Я улыбнулась этой мысли, и Коля, догадавшись, поспешил объяснить:

– Он все понимает. Тема эта для него слишком болезненная, поэтому я стараюсь не напоминать.

– А вы его не слишком «очеловечиваете»? Говорят, что нельзя относиться к собакам, как к людям.

– А к кому же тогда так относиться? Люди часто не достойны хорошего к себе отношения. А собаки гораздо лучше людей. Честное слово. А вы любите собак?

– Люблю, – кивнула я, твердо уверенная в ответе.

Еще месяц назад я бы, пожалуй, посомневалась, прежде чем отвечать на этот вопрос. А теперь точно знала – люблю. И с Колей согласна. Собаки гораздо больше людей заслуживают хорошего к себе отношения.

– А у меня подруга щенка завела. Немецкую овчарку, – похвасталась я зачем-то.

– Правильно. Собака в доме – это очень хорошо. А у вас есть собака?

Я помотала головой и впервые в жизни по-настоящему огорчилась, что у меня нет собаки. Зря я тогда не согласилась с Ларкой.

– Коля, а где вы были? – вспомнила я вдруг. – Вас уже чуть в розыск не объявили.

– Мы на соревнования ездили в Зеленогорск. Я же не знал, что уезжать нельзя. А там как раз «Русский ринг». Вот мы и рванули с Райсом.

– Значит, он уже к вам привык? Раз в соревнованиях согласился участвовать.

– Он еще не совсем привык, – замялся Коля. – Это же все не сразу. Собака – не механизм, который просто на другой режим переключил, и все. Собака живая, она все помнит и чувствует. Мы с ним договорились пока вместе пожить. Совсем хозяином он меня пока не признал, но пожить вместе согласился.

– А соревнования-то как же? – не унималась я. – Как вы его уговорили?

– А чего его уговаривать? Он ведь настоящий спортсмен. Борец по натуре. Для него очень важно быть первым.

– И как выступили? Первое место ваше?

– Второе, – радостно сообщил Коля и полез в рюкзачок, который пристроил на соседнем стуле. – Вот, смотрите!

Он извлек на свет божий и бережно протянул мне диплом, отпечатанный на плотном листе бумаги. Потом достал из кармана медаль, размером в пол-ладони, на красной ленточке.

Он с такой гордостью болтал этой медалью, словно сам заработал ее ценой невероятных усилий.

Лучики вечернего солнца плясали на медальных боках.

– Второе место для нас очень хорошо. Мы же не тренировались совсем. Да еще и в гостях были. А у них, в Зеленогорске, свой чемпион есть. Мы, можно сказать, на чужом поле играли. Так что, второе место – это очень хороший результат. Райс – гениальная собака.

Гениальная собака Райс, словно застеснявшись, прикрыл морду лапой и посматривал из-под нее хитрым глазом.

– А вас тут потеряли совсем. Вы почему не сказали никому про соревнования?

– Да понимаете, не хотелось говорить заранее. Вдруг бы выступили плохо. Райс ведь не в форме сейчас. Зачем давать лишний повод позлорадствовать?

– Думаете, стали бы злорадствовать?

– Конечно! Завистники всегда найдутся. Поэтому мы и не стали никому говорить. Я же не знал, что нельзя уезжать.

В дверь снова заглянул Толик и позвал Колю с собой.

Мы попрощались очень тепло, как старые знакомые. Я даже погладила Райса по голове, чего никогда не сделала бы раньше. Я ведь даже Гектора гладить опасалась. А тут вдруг осмелела неожиданно для себя самой.

Помаявшись еще немного в одиночестве, я решила больше не ждать. Черт с ними, не хотят ничего рассказывать, и не надо. Обойдусь.

Я прикрыла за собой дверь поплотнее, хотя красть в кабинете было нечего. Если только кто-то позарится на «Уголовно-процессуальный кодекс», в чем я лично сильно сомневаюсь.

Димыч курил на лестнице. Увидев меня, он ничуть не удивился.

– Ну что, позвонили москвичам?

– Нет. Не сдал он Ольгу. На себя все берет. Мол, давние счеты с покойным были и глубокая личная неприязнь.

– И что теперь?

– Ну а что теперь? – Димыч выпускал дым кольцами и смотрел задумчиво. – Теперь она в Америку, а он на зону. Рыцарь хренов. Жестокая это штука – любовь.

Теплый осенний вечер опустился на город. Даже странно, в конце октября, и так тепло. Словно осень решила остаться в нашей памяти только приятными воспоминаниями.

Луч заходящего солнца скользнул по щеке уютным, домашним поцелуем.

Я спустилась с крыльца, обогнула припаркованный УАЗик и пошла, не огладываясь.

Буду просто идти, просто смотреть по сторонам. И не буду ни думать, ни вспоминать ни о чем.

Иначе жизнь кажется невыносимой тоскливой глупостью.