Текст книги "Бумеранг судьбы"

Автор книги: Татьяна де Росне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 29

Сумка Полин у входной двери. Рядом с ней – стопка аккуратно сложенных вещей. Я не могу оторвать от них взгляд. Уже очень поздно – два или три часа ночи. Я выплакал весь отпущенный мне запас слез. Я сухой изнутри, пустой. Я выкурил дюжину сигарет. Мое лицо опухло. У меня все болит. Но я боюсь ложиться спать.

В комнате Марго до сих пор горит свет. Приложив ухо к двери, я слушаю, как ровно она дышит. Она уснула. Мальчики тоже. Квартира погрузилась в тишину. Даже машины перестали ездить по улице Фруадево. Я не выдерживаю, на цыпочках подхожу и осторожно беру сумку. Сажусь, положив сумку и вещи на колени. Открываю сумку. Роюсь в ней. Щетка, полная длинных белокурых волос. Телефон, установленный на режим «Тишина». Тридцать два пропущенных звонка. Друзья звонили, чтобы еще раз услышать ее голос? Наверное, я бы тоже звонил, если бы кто-то из моих друзей умер. Школьные учебники. Красивый, аккуратный почерк. Полин училась лучше, чем Марго. Хотела стать врачом. Патрик этим очень гордился. В четырнадцать лет она уже знала, чем хочет заниматься во взрослой жизни. Ее кошелек, сиреневый и блестящий. Удостоверение личности, выданное два года назад. С фотографии на меня смотрит Полин, какой я привык ее видеть – худенькая девочка, с которой я часто играл в прятки. Косметика, дезодорант. Ежедневник. Перечень дел на ближайшие две недели. Я быстро перелистываю страницы. «Даллад завтра» и розовое сердечко. Даллад – прозвище Марго. Полин – Питу. Так они звали друг друга с детства. Ее одежда – белый пуловер и джинсы. Я медленно подношу пуловер к лицу. Он пахнет сигаретами и фруктовым парфюмом.

Я думаю о Патрике и Сюзанн. Где они сейчас? У тела дочери? Дома не могут сомкнуть глаз? Можно ли было спасти Полин? Знал ли кто-нибудь, что у нее проблемы с сердцем? Если бы она не играла в баскетбол, была бы она еще жива? Вопросы теснятся у меня в голове. Я ощущаю, как мной овладевает паника. Встаю и открываю окно. Меня окутывает ледяной поток. Передо мной простирается кладбище, просторное и черное. Я все время думаю о Полин, о ее безжизненном теле. Она носила брекеты. Что они сделают с ними? Похоронят ее в брекетах? Или попросят дантиста их снять? Или это входит в обязанности танатолога? Мне нужно с кем-то поговорить.

После нескольких гудков она наконец снимает трубку. У нее сонный, но радостный голос:

– Привет, мсье парижанин! Оказался в лапах одиночества?

Слушая ее голос среди ночи, я чувствую такое облегчение, что вот-вот заплачу. Быстро объясняю, что произошло.

– Ох, бедная девочка! Подруга умерла у нее на глазах! Это ужасно. Как она?

– Не очень хорошо, если честно.

– А ее мать в отъезде, так ведь?

– Да, в отъезде.

Молчание.

– Хочешь, чтобы я приехала?

Ее предложение прозвучало так неожиданно, что я задыхаюсь.

– Ты это сделаешь?

– Если ты хочешь.

Конечно хочу, конечно! Приезжай, садись на свой «харлей» и мчись сюда. Да, прошу тебя, приезжай, Анжель, ты мне очень нужна! Приезжай!Но что она обо мне подумает, если я вот так признаюсь в своем отчаянии, если стану умолять ее поскорее приехать? Решит, что я слабак? Я покажусь ей жалким? Или я и так преуспел в этом?

– Я не хочу огорчать тебя. И дорога очень длинная.

Она вздыхает.

– Вы, мужчины, в своем репертуаре! Неужели так трудно сказать правду? Неужели ты не можешь просто и искренне сказать мне, чего ты хочешь? Я приеду, если я тебе нужна.

Не стесняйся рассказывать о своих чувствах, это так просто. А пока я говорю тебе «до свидания». Утром мне рано на работу.

Она кладет трубку. Мне очень хочется опять набрать ее номер, но я сдерживаюсь. Я опускаю телефон в карман и снова растягиваюсь на диване. И в конце концов засыпаю.

А когда открываю глаза, мальчики уже готовят себе завтрак. Я краем глаза смотрю в зеркало. М-да, нечто среднее между мистером Магу [23]23
  Персонаж американского мультфильма.


[Закрыть]и Борисом Ельциным. Марго закрылась, в ванной. Я слышу, как струится вода из душа. Это грозит затянуться надолго.

В ее комнате на кровати перестелены простыни. Странно, откуда взялись новые простыни? Я таких раньше не видел. На них принт из больших красных цветов. Я подхожу поближе. Это не большие красные цветы. Это пятна крови. Ночью у Марго началась менструация. И, если верить Астрид, первая.

Испугалась ли Марго? Тошнило ли ее? Она чувствовала себя неловко? Ей было больно? У Марго менструация. У моей маленькой дорогой девочки. И теперь у нее могут быть дети. Она может забеременеть. Я не уверен, что эта мысль мне нравится. Не уверен, что я к этому готов. Разумеется, я знал, что однажды это случится. Но полагал, будучи стыдливым трусом, что это дело Астрид, а не мое. Как, интересно, с этим справляются другие отцы? Что я должен делать? Дать ей понять, что я в курсе происходящего? Что я горжусь тем, что она уже такая взрослая? Или сказать уверенным тоном, совсем как Джон Уэйн, что я всегда готов помочь, знаю о существовании тампонов (с аппликатором и без него) и прокладок (для сильных и умеренных выделений), хоть никогда и не говорю об этом, а также наслышан о предменструальном синдроме? Я ведь современный мужчина, разве нет? Но, по правде говоря, я ни за что не смогу быть таким отцом. Нужно позвонить Мелани. В отсутствие Астрид она – мой единственный союзник женского пола.

Слышу, как щелкает задвижка в ванной. Марго выходит. Торопливо ретируюсь из ее комнаты. Она появляется – на мокрых волосах полотенце, под глазами большие синие круги. Бормочет слова приветствия. Я останавливаю ее, поймав за плечо. Она стряхивает мою руку и идет дальше.

– Как ты, солнышко? – робко спрашиваю я. – Как ты… себя чувствуешь?

Она передергивает плечами. И с ожесточением захлопывает за собой дверь в свою комнату. Знает ли она, как всем этим пользоваться – тампонами, прокладками? Наверняка знает, Астрид ей все объяснила. Ну, или подружки. Например, Полин. Я иду сварить себе кофе. Мальчики уже готовы к выходу. Они неловко меня целуют. Когда они стоят у порога, раздается звонок в дверь.

Это Сюзанн, мать Полин. Мгновение, когда наши взгляды встречаются, мы оба переживаем болезненно, так много эмоций в них вложено. Она берет меня за руки, а мальчишки по очереди целуют ее в щеку и с тяжелым сердцем уходят.

У нее опухло лицо, глаза как щелки. И все-таки Сюзанн находит в себе силы мне улыбнуться. Я обнимаю ее. Она пахнет больницей, страданием, страхом, утратой. Мы так и стоим, слегка покачиваясь. Она невысокого роста, дочка успела обогнать ее на голову. Сюзанн поднимает на меня полные слез глаза.

– Я бы выпила кофе.

– Конечно! Я сейчас приготовлю.

Я веду ее на кухню. Она садится, снимает пальто и шарф. Я дрожащими руками наливаю ей кофе.

– Я всегда готов помочь, Сюзанн. Ты не забыла?

Это все, что я могу сказать. Судя по всему, она признательна мне за эти слова, хотя на самом деле я не сказал ничего особенного. Она качает головой и задумчиво делает глоток. А потом говорит:

– Я никак не могу отделаться от мысли, что сейчас проснусь и окажется, что все это только кошмарный сон.

На ней белая рубашка, зеленый жилет, черные брюки и ботинки. Так она была одета и в то мгновение, когда ей позвонили, чтобы сообщить о смерти дочери? Чем она тогда была занята? О чем подумала, когда увидела, что звонят из школы? Что Полин прогуляла занятия? Что у нее проблемы с кем-то из учителей?

Мне хотелось бы сказать, как я был огорчен, когда Марго рассказала мне о случившемся. Сказать, как я сочувствую, как мне грустно, но я продолжаю сидеть молча. Единственное, на что я оказываюсь способен, – это взять Сюзанн за руку и сильно ее сжать.

– Похороны состоятся в четверг. Не в Париже, а в Тиле. Там, где похоронен мой отец.

– Мы обязательно приедем.

– Спасибо, – тихо говорит Сюзанн. – Я пришла забрать вещи Полин. Это ее сумка и одежда?

– Да, все здесь.

Стоило мне встать, как на кухню входит Марго. При виде Сюзанн она вскрикивает так, что у меня внутри все переворачивается, и бросается в ее объятия, прижимается лицом к ее плечу, содрогаясь всем телом в рыданиях. Я смотрю на Сюзанн, которая успокаивает ее, поглаживая по волосам. Марго плачет, но скоро из нее потоком начинают литься слова, которые она сдерживала вчера.

– Мы были в гимнастическом зале, как обычно по четвергам. Играли в баскетбол. Питу упала на пол. Когда учитель ее перевернул, я все поняла. У нее были белые глаза. Учитель пытался привести ее в чувство, ну, делал все эти трюки, которые показывают по телевизору. Это длилось вечность. Кто-то вызвал «скорую», но когда они приехали, все кончилось.

– Она не страдала, – шепчет Сюзанн, зарываясь пальцами в волосы Марго. – Она не страдала. Это случилось в одну секунду, так нам сказали врачи.

– Почему она умерла? – просто спрашивает Марго.

– Они думают, что у Полин были проблемы с сердцем. Проблемы, о которых никто не знал. На этой неделе мы отведем ее брата на обследование, чтобы убедиться в том, что у него нет такой же патологии.

– Я хочу ее увидеть, – говорит Марго. – Я хочу с ней попрощаться.

Сюзанн переводит взгляд на меня.

– Не запрещай мне, пап, – бросает Марго, не глядя на меня. – Я хочу ее увидеть.

– Я и не думал, солнышко. Я понимаю.

Сюзанн допивает свой кофе.

– Конечно, ты можешь ее увидеть. Она все еще в больнице. Ты можешь поехать со мной или со своей мамой.

– Моя мама в Японии, – говорит Марго.

– Тогда отец может тебя туда отвезти, – говорит Сюзанн вставая. – Мне пора. У меня много дел. И еще бумаги… Похороны. Мне хочется, чтобы они получились хорошими.

Она замолкает и кусает губы. Ее рот искривляется.

– Красивые похороны для моей милой девочки…

Она быстро отворачивается, но я успеваю увидеть ее искаженное страданием лицо. Сюзанн берет сумку и вещи и направляется к выходу. Перед дверью расправляет плечи, как солдат перед битвой. Я искренне ею восхищаюсь.

– До скорого, – шепчет она, не поднимая глаз.

Глава 30

Складывается впечатление, что я обречен регулярно посещать морги при больницах. Мы с Марго находимся в больнице Питье-Сальпетриер, ждем, когда нам позволят увидеть тело Полин. В отличие от хорошо освещенного помещения, в котором работает Анжель, этот парижский морг темен и наводит на горестные размышления. Окон нет, на стенах облупившаяся краска, на полу истершийся линолеум. Мы одни, и единственные звуки, долетающие до наших ушей, – шум шагов в коридорах и далекие голоса. Здешний специалист – импозантный мужчина старше сорока. Он не сказал нам ни слова сочувствия, ни разу не улыбнулся. Необходимость ежедневно иметь дело с трупами притупила его чувства. Ему ни жарко ни холодно оттого, что девчушка четырнадцати лет умерла от сердечного приступа. По крайней мере, так мне кажется. Но я ошибся. Когда мужчина выходит за нами, он наклоняется к Марго и говорит:

– Ваша подруга готова. Вы уверены, что сможете это выдержать, мадемуазель?

Марго, решительно выпятив подбородок, кивает.

– Нелегко видеть того, кого любишь, мертвым. Лучше, если бы ваш папа пошел с вами.

Моя дочь поднимает на него взгляд, но смотрит не в глаза, а на тронутые куперозом щеки.

– Это моя лучшая подруга, и я видела, как она умерла, – выдавливает она из себя.

Она еще не знает, что эту фразу ей суждено повторять в жизни много раз. Танатолог кивает.

– Мы с вашим отцом подождем вас за дверью. Если мы вам понадобимся, вы знаете, где нас искать. Договорились?

Марго встает, одергивает одежду, приглаживает волосы. Мне хочется удержать ее, защитить, спрятать в объятиях. Выдержит ли она? Хватит ли у нее сил? А если она потеряет сознание? Если увиденное причинит ей боль, которая никогда не утихнет? Танатолог провожает Марго до соседней двери, открывает ее и пропускает мою дочь вперед.

Появляются Сюзанн и Патрик со своим сыном. Мы обнимаемся и обмениваемся поцелуями, не проронив ни слова. Мальчик бледен и выглядит усталым. Мы ждем.

И вдруг до меня доносится голос Марго. Она зовет меня. Но кричит не «папа», а «Антуан». Впервые дочь назвала меня по имени.

Я вхожу в комнату. По размеру она такая же, как у Анжель. И главенствующий в ней запах мне уже знаком. Мой взгляд останавливается на лежащем перед нами теле. Я подхожу. Полин выглядит такой юной и хрупкой. Ее пропорциональная фигурка словно уменьшилась в объеме. На девочке розовая рубашка и джинсы. И кеды марки «Converse». Руки сложены на животе. Я перевожу взгляд на ее лицо. Ни следа макияжа, просто белая чистая кожа. Белокурые волосы убраны назад. Сомкнутые губы натурального цвета. Анжель была бы удовлетворена увиденным.

Марго склоняется ко мне. Я кладу ладонь ей на затылок, как в детстве. И на этот раз она меня не отталкивает.

– Это сильнее меня. Я не могу поверить, – говорит моя дочь.

И выходит из комнаты.

Я думаю об отце. Стоял ли он так же перед мамой в больничном морге, пытаясь свыкнуться с мыслью о ее смерти? Где он был, когда ему сообщили о смерти жены? Кто ему позвонил? Он, скорее всего, был в своем бюро, недалеко от Елисейских Полей.

Я осторожно кладу руку на голову Полин. Я никогда раньше не прикасался к умершим. Я не отдергиваю руку, не сейчас. До свидания, Полин. До свидания, бедная девочка.

Внезапно я вздрагиваю. На ее месте могла быть моя дочь! Я мог бы вот так смотреть на свою собственную дочь. Прикасаться к ее трупу. Я пытаюсь унять дрожь. Мне хочется, чтобы Анжель оказалась рядом со мной. Я думаю о состоянии умиротворения, которое она умеет мне дарить, о ее здравомыслии, о ее глубинном понимании смерти. Я представляю, что это Анжель подготовила тело Полин с заботой и уважением, которые она оказывает всем тем, кого ласково зовет своими «пациентами».

На мое плечо опускается рука. Патрик. Мы молча смотрим на тело Полин. Он ощущает мою дрожь и сжимает мое плечо, чтобы меня успокоить. Но дрожь не проходит. Я думаю о том, что ожидало Полин в будущем, что ей было предначертано и чего с ней никогда не случится: учеба, путешествия, совершеннолетие, карьера, материнство, старость…

Страх уходит, уступая место гневу. Господи милосердный, ей ведь всего четырнадцать! Четырнадцать лет! Как можно жить дальше? Где взять на это храбрость, силы? Поможет ли в этом религия? В ней ли найдут утешение Патрик и Сюзанн?

– Сюзанн сама ее одевала. Одна. Она отказалась от помощи, не захотела, – объясняет Патрик. – Мы выбрали самые любимые вещи Полин. Любимые джинсы и рубашку.

Он протягивает руку и гладит дочь по холодной щеке. Я же смотрю на розовую рубашку. И представляю пальцы Сюзанн, которые с трудом застегивают длинную вереницу пуговок на безжизненной груди дочери. И это видение обрушивается на меня чудовищным бременем.

Глава 31

Марго ощущает потребность пообщаться с Патриком и Сюзанн. Думаю, это для нее способ побыть рядом с Полин подольше. Выходя из больницы, я вынимаю мобильный. Голосовое сообщение от Мелани: Позвони мне. Это срочно.Голос Мелани кажется мне на удивление спокойным. Я звоню и обрушиваю на нее поток слов: смерть Полин, Марго, ужас, отсутствие Астрид, менструация Марго, труп Полин, Патрик и Сюзанн, одевающая тело своей дочери…

– Антуан, – перебивает она меня, – послушай, что я скажу.

– Что? – спрашиваю я с ноткой нетерпения.

– Мне нужно с тобой поговорить. Нужно, чтобы ты сейчас же ко мне приехал.

– Я не могу. Мне надо вернуться в контору.

– Но ты должен приехать.

– Зачем? Что случилось?

– Мне правда нужно, чтобы ты приехал.

– Почему? Что произошло?

Мелани пару секунд молчит, потом заявляет:

– Я вспомнила. Я знаю, почему случилась авария.

Мое сердце сжимается от дурного предчувствия. Я три месяца ждал этого мгновения, и вот оно настало: то, чего я так боялся. Не знаю, буду ли я в состоянии справиться с услышанным. Смерть Полин совершенно выбила меня из колеи.

– Ладно, – бормочу я. – Еду к тебе.

Переезд от Питье-Сальпетриер до Бастилии занимает до ужаса много времени. Движение на дорогах интенсивное, но я стараюсь сохранять спокойствие. Я трачу целую вечность, чтобы найти место для парковки на запруженной машинами улице де ла Рокетт.

Мелани ждет меня с кошкой на коленях.

– Мне очень жаль, что Полин умерла, – говорит она, целуя меня. – Как это должно быть ужасно для Марго… Знаю, что выбрала не очень удачное время… Но понимаешь… Я вспомнила. Сегодня утром. И мне нужно было с тобой поговорить.

Кошка спрыгивает с ее колен и подходит, чтобы потереться о мои ноги.

– Не знаю, как это сказать… Думаю, тебя это шокирует.

– Говори, а там посмотрим.

Мы сидим друг напротив друга. Тонкие пальцы Мелани поигрывают браслетами, которые она носит на запястье. Металлическое позвякивание действует мне на нервы.

– В ту последнюю ночь, которую мы провели в отеле, во время нашего с тобой уик-энда, я проснулась. Мне хотелось пить, а потом я так и не смогла уснуть. Я попыталась читать, выпила стакан воды, но и это не помогло. Тогда я бесшумно вышла из своего номера и спустилась на первый этаж. В отеле стояла полная тишина, все спали. Я прошла возле стойки администратора, пересекла столовую, потом решила вернуться и лечь в постель. И тогда это случилось.

Она замолкает.

– Что именно?

– Помнишь комнату Кларисс?

– Да.

– Поднимаясь к себе, я прошла мимо нее. И тут в голове что-то щелкнуло. Это было как вспышка. И такая мощная, что мне пришлось сесть на ступеньки.

– И что же ты увидела? – шепотом спрашиваю я.

– Это произошло в наше последнее лето в Нуармутье. В 1973 году. Я испугалась грозы. Это был день моего рождения, помнишь?

Я киваю в знак согласия.

– Той ночью я не смогла уснуть. И спустилась к комнате матери.

Она снова замолкает. Кошка, мурлыча, трется об меня.

– Дверь была не заперта, и я ее тихонько открыла. Занавеси были раздвинуты, и лунный свет заливал комнату. И тут я увидела, что в маминой постели кто-то есть.

– Наш отец?

Мелани качает головой.

– Нет. Я подошла ближе. Я не понимала, что это могло означать, не забывай, что мне было всего шесть лет. Я увидела черные волосы Кларисс. Она кого-то обнимала. Кого-то, но не нашего отца.

– Но кого же? Кто это был? – выдыхаю я.

Наша мать в постели с любовником! Наша мать с другим мужчиной! Всего несколько комнат отделяют ее от родителей мужа и от нас, детей. Наша мать. Та, которая играла с нами на пляже в своем забавном ярко-оранжевом купальнике. Наша мать проводит ночь с другим мужчиной!

– Я не знаю, кто это был.

– А какой он был? – спрашиваю я, загораясь. – Ты его раньше встречала? Это был постоялец нашего отеля?

Мелани кусает губы и отводит глаза. А потом отвечает тихим голосом:

– Это была женщина, Антуан.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Наша мать обнимала женщину.

– Женщину? – повторяю я ошеломленно.

Кошка возвращается на колени к Мелани, и та крепко прижимает ее к себе.

– Да, Антуан, ты не ослышался. Женщина.

– Ты уверена?

– Да, совершенно уверена. Я подошла к самому краю кровати. Они обе спали. Простыни валялись в изножье. Мама и другая женщина были обнажены. Помню, я тогда подумала, что они красивые. Та женщина была загорелая, стройная. длинноволосая. В лунном свете я не различила цвета ее волос. но теперь думаю, что они были светлые, пепельные.

– Ты уверена, что они были любовницами?

Она криво усмехнулась.

– Предположим, в шесть лет я ничего в этом не смыслила. Но я отчетливо помню увиденное: рука той женщины лежала на груди Кларисс. Это сексуальный жест, демонстрация обладания.

Я встаю, начинаю ходить по комнате и в конце концов останавливаюсь у окна. Я наблюдаю за оживленным движением автомобилей по улице де ла Рокетт. Я не могу произнести ни звука. Мне нужно пару минут, чтобы прийти в себя.

– Ты шокирован? – спрашивает Мелани.

– Можно и так сказать.

Ее браслеты снова начинают звенеть.

– Я хотела поделиться с тобой этим секретом. Знала – ты заметил, что со мной что-то не так. Я больше не могла молчать. Об этом я и собиралась тебе рассказать, когда мы возвращались домой.

– А тогда ты рассказала кому-нибудь о том, что увидела в комнате Кларисс?

– Я пыталась рассказать об этом тебе на следующее утро. Ты играл на пляже с Соланж и не стал меня слушать. С другими я об этом не говорила, поэтому скоро все забыла. И вспомнила только той ночью в отеле, тридцать четыре года спустя.

– Ты когда-нибудь еще видела ту женщину?

– Нет. Я не знаю, кто она.

Я снова сажусь напротив Мелани.

– Думаешь, наша мать была лесбиянкой? – спрашиваю у нее тихо.

– Я задавала себе тот же вопрос, – говорит она голосом, лишенным всякого выражения.

– Может, речь шла о свидании на один вечер? Как по-твоему, отец был в курсе? И наши дед с бабкой?

Мелани идет на кухню, чтобы вскипятить чайник, раскладывает чайные пакетики в чашки. Я чувствую себя так, словно меня изо всех сил ударили по голове.

– Помнишь ссору между Кларисс и бабушкой, свидетелем которой ты стала? Может, причиной была эта история?

Мелани пожимает плечами.

– Может, и так. Не думаю, что наши буржуазные и респектабельные дед и бабка были настолько либеральны, чтобы смириться с гомосексуальностью. Не забывай, это было в 1973 году.

Она протягивает мне чашку с чаем и садится.

– А наш отец? Он знал, что происходит?

– Может, все семейство Реев было в курсе? Наверное, из-за этого разразился скандал. Но, как бы то ни было, об этом никогда не говорили. Никто не обмолвился и словом.

– А Кларисс умерла…

– Да. Наша мать умерла. И о ней тоже никто никогда не заговаривал.

Какое-то время мы молча пьем чай, сидя друг напротив друга.

– Знаешь, что меня больше всего беспокоит в этой истории? – наконец произносит Мелани. – И я знаю, что именно поэтому попала в аварию. Мне больно даже говорить об этом.

Она прикладывает ладонь к основанию шеи.

– Не знаю. И что же это?

– Но сначала я хочу, чтобы ты сказал, что в этой истории не нравится тебе.

Я делаю глубокий вдох.

– Меня не покидает чувство, что я не знаю, какой на самом деле была моя мать.

– Именно так! – восклицает моя сестра, улыбнувшись в первый раз с момента моего прихода. И пускай эта улыбка не такая веселая, как обычно. – Я подумала о том же.

– И я не уверен, смогу ли узнать, какой она была.

– А я уверена, – говорит Мелани.

– Как это?

– Первый вопрос, на который ты, Антуан, должен ответить: «А хочу ли я это знать?». Хочешь ли ты этого по-настоящему?

– Конечно! Как ты можешь сомневаться?

Она снова лукаво улыбается.

– Иногда лучше не знать. Правда может причинить боль.

Я вспоминаю день, когда нашел видеозапись, на которой Серж и Астрид занимаются любовью. Шок. Ужасная боль.

– Понимаю, что ты имеешь в виду. Я знаю, как это может быть больно.

– И ты готов ощутить эту боль снова, Антуан?

– Не знаю, – отвечаю я, не пытаясь врать.

– Что до меня, то я готова. Готова узнать правду. Я не могу делать вид, что ничего не случилось. Не хочу закрывать на это глаза. Я хочу знать, какой была наша мать.

Женщины намного сильнее мужчин. В своих облегающих джинсах slimи бежевом пуловере Мелани выглядит еще более хрупкой, чем обычно. Но в ней чувствуется огромная мощь, неподдельная решимость. Мелани не боится, а я – боюсь. Она по-матерински берет меня за руку, словно понимает, что за мысли теснятся у меня в голове.

– Не стоит из-за этого расстраиваться, Тонио. Возвращайся домой и занимайся дочкой, ты ей сейчас нужен. Когда будешь готов, мы вернемся к этому разговору. Это может подождать.

Я кивком выражаю согласие. И встаю, чтобы уйти. У меня в горле стоит ком. Мысль о том, чтобы вернуться в контору и сражаться там одновременно с Люси и с работой, меня ужасает. Я целую сестру и иду к выходу. У порога оборачиваюсь и говорю ей:

– Ты так говоришь, словно знаешь, где искать ответы на вопросы.

– Да, знаю. У Бланш.

У нашей бабушки. Мелани, бесспорно, права. Бланш, скорее всего, сумеет ответить на наши вопросы. По крайней мере, на некоторые из них. А вот захочет ли она говорить об этом, еще неизвестно.