Текст книги "Десница Пращура (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чоргорр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Асур решил задержаться на мёрзлом камне. Конечно, ломать было проще, чем строить. Несколько лет он потратил на наблюдения и эксперименты. К счастью, мир рушился медленно, медленнее расчётного, и пока не прошёл точку невозврата. Асур разобрался… Жаль, приступить ко второй задаче ему, похоже, не суждено. Вряд ли он переживёт то, к чему приговорил себя – во исполнение первой.

Солнце в зените. Блеск клинка, обращённого остриём к себе…

– Нимрин! Нимрин, очнись! Ну что же ты? Обещал поправиться за три дня, а сам-то? Пятый день лежишь камнем.

Первое, что понимает Ромига: голос не принадлежит Тунье или Зуни, это плохо. Но кажется знакомым, это хорошо.

– Рыньи?

– Нимрин, ты слышишь меня? Ты меня узнал? Нимрин, открой глаза, пожалуйста!

Разлеплять веки по-настоящему страшно, но пора. Открыть глаза, проморгаться… Нет, хотя бы, дневное зрение не отказало, это радует.

Рыньи тараторит, делится новостями:

– Мудрый Стира и мастер Лемба в доме, тётка пока не сказала им, что ты здесь. Но я-то тебя нашёл по запаху. Сначала понять не мог, что протухло в тёткиных покоях, потом вспомнил, как вынимал из тебя каменные занозы. Здоровый-то ты почти не пахнешь. Поправляйся уже, скорее, а?

– Стира и Лемба? Рыньи, ты знаешь, зачем они здесь?

– Мастер показывает мудрому свою кузницу и свои рисунки. А ещё сегодня соседки приехали, с мужьями. Зуни с Туньей и Аю угощают их в праздничной зале. А меня за тобой смотреть посадили, раз уж я всё равно про тебя догадался. Вообще-то, не только я: все поварята знают, что тётка таскает кому-то жидкий взвар. Ты бы уже поел мяса? Я принёс немножко, попробуй, оно совсем мягкое!

Мягкое. Вкусное. Аппетит пробуждается во время еды. Тело кое-как регенерирует, ему нужно. А вот нужно ли самому Ромиге? Когда асур хранит жизнь нава, это очень дурная примета: узники Купола – свидетели. Не следует ли наву умереть, чтобы избежать худшего? Или светлая погань отравила его своей личной самоубийственной безнадёгой? Чужие потери болят, чужое отчаяние рвёт сердце, чужие слёзы катятся из глаз. Весь Ромигин опыт работы с чужими воспоминаниями помогает плохо: не хватает сил отстраниться, отфильтровать информацию, а слишком яркие картинки и не свои эмоции – выкинуть.

– Нимрин, тебе очень больно, да? Тётка залепила самые глубокие язвы паутинным шёлком. И сделала подстилку из морского мха, мы скоро поменяем ещё раз…

– Спасибо ей. И тебе, Рыньи, тоже спасибо. У меня не столько шкура болит. Внутри. Но я надеюсь, пройдёт.

Мальчишка смотрит: весь сочувствие и любопытство. Как ни худо Ромиге, а он рад, что рядом – благожелательно настроенный разумный. А проклятущий асур просидел на Голкья тысячи лет, но до сих пор взирает на охотников свысока. Закуклился в своём ледяном одиночестве, чтобы случайно не проникнуться нуждами и бедами «расходного материала»? Губил, губил мир, согласно плану, потом вдруг решил спасти? Что из навязанных Ромиге видений – правда, что – полуправда, что – полнейшая ложь?

Самая невероятная сенсация – асур своим умом дошёл до того, что навы знали всегда: что их родину уничтожил кто-то из светлых. Навы до сих пор не видят причин сомневаться в свидетельстве Ярги, хотя позже Легенда кое в чём бывал сильно не прав. Ромига унаследовал боль той единственной в истории Нави братоубийственной междоусобицы. И потому ужас осознания, постигший асура, ему, отчасти, понятен. Асур усомнился в ком-то из чтимых своих – Свет ему показался тёмным. Начал отгораживаться от знания, как вожди подставили свой народ – выдумал третью силу, которая стравила Тьму со Светом. Что за сила? Что за выгоду обрела она в Первой Войне? Этого асур не сумел сочинить даже за тысячи лет одиночества, воображения не хватило. Вернулся бы на Землю, поучился фантазии у человских конспирологов!

Но он не вернулся, он до сих пор торчит здесь, потому что, якобы, решил починить сломанное им на Гокья. Хранитель равновесия, разлюби его Свет! А морозный мир как колбасило, так и колбасит! Вся эта чехарда с Солнечными Владыками и Повелителями Теней, в которой Ромига принял посильное – нет, увы, непосильное – участие. Ведь поломался же так, что… Может, не только магию утратил, а умом тронулся? Может, нету на Голкья никакого асура, только бред и глюки одного, сильно покалеченного нава? Уж сомневаться, так сомневаться: во всём! Ставить вопросы, искать факты и доказательства. Даже, вероятно, не одному наву их теперь искать.

– Рыньи, скажи, что с мудрой Вильярой? Она выздоровела?

– Вряд ли. У нас пока мудрый Стира за хранителя. А мастера Лембу посвящать собираются. Тётка из-за этого злющая, как дикая стая!

Ромига слушает свежайшие новости дома Кузнеца и окрестностей. Рыньи болтает, перескакивая с одного на другое. Про соседей у Синего фиорда, про своих любимых шерстолапов, снова про соседей, про большую охоту, на которую подростка обещали взять…

«Нав, тебе, правда, любопытна эта муравьиная возня? Ты же был Повелителем Теней. Недолго, но был. Тебе открылись величайшие тайны этого мира. Если твоя память – не в чёрных дырах, и ты чуточку разумнее твоего предшественника Онги, ты без труда отыщешь мой след на камне.»

Разумнее, или нет? Ромига потом обязательно поищет следы. А пока он задаёт собеседнику – или своей галлюцинации – очень простой, но любопытный вопрос: «Скажи, асур, почему мы с тобой слышим друг друга без магии?»

«Без твоей магии, нав. А я – я просто держу тебя в ладонях. Я оказываю тебе эту неслыханную честь, как певцу песни Равновесия. Ты согласился петь её по доброй воле. И ты не долбил Камень боевыми арканами до полного истощения и смерти – твоей смерти. Ты сумел войти в светлый круг. Я вижу в этом признаки вменяемости, не характерные для порождений Тьмы. Вдруг, мы сумеем договориться с тобой по-хорошему? Избежим лишней суеты и риска?»

«Риска – для кого?»

«Для Голкья, во-первых. Тебе же нравятся этот мир, нравятся охотники? Ты желаешь им жизни, а не погибели?»

«Ну, допустим. А во-вторых, в-третьих, в-четвёртых?»

«А во-вторых, если ты согласишься на моё предложение, ты сам обойдёшься без лишних унижений и боли. И даже получишь надежду остаться в живых, когда всё закончится.»

«Что – закончится?»

«Наше с тобой жертвоприношение.»

Озарённый солнцем чертог, хрустальный или ледяной, где-то выше облаков. Камень-алтарь: Ромига повидал их достаточно, чтобы не обознаться. Тело на алтаре – совершенное, прекрасное до тошноты. Ромига никогда не видал асуров, но сию невообразимую красу ни с чем не перепутаешь! Тело не привязано ремнями, свободно лежит на спине. Руки сжаты на рукояти кинжала, клинок – в сердце: у светлых тварей оно чуточку не там, где у прочих созданий Спящего. Лицо с закрытыми глазами спокойно, словно лик статуи. Враг не шевелится и не дышит, но считать его мёртвым преждевременно…

Вместо сияющего чертога – пещера, Дом Теней. Нав на алтаре: в том же виде, что асур. «Вот так это должно быть. Никакой кастрации, обсидиановой пыли, потрохов наружу. Ведьма была очень зла на Онгу и сильно перестаралась. Потому жизни Онги не хватило до истинного равновесия. А следующий нав сбежал. Ты должен занять это место, Ромига. Ты согласен?»

Кажется, Ромига никого ещё так далеко и заковыристо не посылал! Но все кактусы навского красноречия отцвели впустую.

Дослушав, асур спокойно сказал: «У тебя будет достаточно времени на проверку фактов и на размышления. Всё равно ты пока ни на что не годишься, нав. Твой алтарь не придёт к тебе, пока ты не восстановишься полностью. Но если я не получу от тебя согласия, ты рискуешь внезапно оказаться в положении Онги. А в-третьих, в-четвёртых, в-пятых, при этом пострадают твои знакомые охотники. Думай же. Решай.»

Ромига не ответил ни «нет», ни «да», ни «подумаю», ни «пошёл ты!» Собеседник тоже умолк и больше не давил взглядом, не качал на ладонях, не подсовывал видений. Карты раскрыты, разговор окончен? Ромига попал на излюбленный приём комиссара Сантьяги, когда противнику вежливо предлагают нечто неприемлемое, выслушивают отказ – или оторопелое молчание, а потом насильно загоняют туда, куда не согласился идти по доброй воле? Вот уж не ждал, что угораздит оказаться по другую сторону подобного расклада!

Глава 5

Звери терпеть не могут ходить к Зачарованным Камням, но ездовых никто не спрашивает. Их дело – слушать погонщика. Талари правит твёрдой рукой, а мудрая Вильяра, лёжа на санях, ещё и песенку поёт, чтобы бодрее им всем бежалось вверх по тропе.

Как же Вильяра хочет сама встать на лыжи! По дому-то она уже ковыляет без посторонней помощи, однако подъём на Рыбью гору – не для хвороб и подранков. А мудрой нужно к Зачарованным Камням, очень нужно! Пусть, Летучая больше не для неё, но и целительские песни лучше действуют в круге, в полноте силы. Вильяра войдёт в круг больной и слабой, а выйдет уже почти здоровой. Достаточно здоровой, чтобы вернуться к своему клану. Пора! Целители мастерски зашили рану, помогли колдунье восстановиться телесно, а дальше недоумевают и помочь ей ничем не могут. Напускают уверенный вид, но знахаркину дочь не обманешь. Она послала зов Альдире, он обещал при встрече разъяснить ей всё, что понимает сам. И тут же – пошутил или нет – предложил временное ученичество. Иначе, мол, не разберёшься, очень уж издалека надо заходить: от мирового равновесия. Вообще, сказал, учись-ка ты, Вильяра, премудростям старейших. Ты умная, ты вместишь! Вильяру редко хвалили за ум, чаще за яркий дар, бойкий нрав и девичью красу. Один Латира ценил… «Эх, старый! А ведь я помню, как ты говорил: колдуны берутся за ум лишь тогда, когда теряют силу. Часто повторял, пересказывая слова своего учителя. А учитель-то у вас с Альдирой – общий. Значит, мне пора браться за ум, потому что…» Нет, знахаркина дочь никогда не страдала мнительностью! Но сейчас голкья уходит из-под ног. Только-только Вильяра освоилась после посвящения и ученичества, едва привыкла быть сильной…

Талари рассказала, здешний Камень был осквернён рождением Тени, но после песни Равновесия мудрый Альдира проверил его и признал очищенным. Великая радость для всего дома Травников: до соседнего Зачарованного Камня – день пути в хорошую погоду. И свой-то поставлен далековато от жилых пещер, но охотники, травники, целители давно привыкли. Вон какая натоптанная, наезженная тропа в гору: что твой тракт. Дом большой, одарённых много, колдуют часто. Очень умело колдуют, с умом и пониманием! Знахаркина дочь нашла, чему здесь поучиться. Ей и радостно, что дальний отросток материнского рода обильно плодоносит в угодьях Альди. И досадно, что в клане Вилья родни почти не осталось, а кто остался – не дружны между собой. Нет, Вильяра обязательно возродит в своих угодьях целительский дом! Или такой дом уже нечаянно возродился: у Синего фиорда? Сестрицы Даруна и Нгуна знают толк в излечении болезней и ран, а бывшие беззаконники – колдуны, все до единого. Вот только пригляд за ними нужен! Пока перебродит в их головах дурная закваска от Наритьяр… Ох, скорее, скорее надо хранительнице Вилья поправляться и возвращаться домой!

Талари останавливает сани в отдалении от Камня, помогает Вильяре подняться на ноги. Мудрая благодарит за помощь и просит не провожать её. Две колдуньи обмениваются испытующими взглядами, целительница склоняет голову в знак согласия. Погода хороша, наст твёрдый. Вильяра стоит уже почти ровно: подрезанные мышцы зажили достаточно, чтобы держать тело. Она прямит спину, дышит, собирает внимание для знакомства с Зачарованным Камнем.

В прошлый раз, когда Вильяра так неудачно спела «летучую», Альдира носил её в другое место. Это им всем повезло, а то кровь из открывшейся раны пролилась не на Камень, но близко…

Первый шаг: под привественную песнь. Вильяра неторопливо, плавно ступает навстречу току силы, тёплому и мощному. Шаг, ещё шаг… С последним звуком песни её ладони привычно ложатся на шершавую поверхность Камня: «Откройся!»

…И ничего! Зачарованный Камень не оттолкнул колдунью, не обжёг её гневным отказом, но и не стал вратами в круг. Вильяра приникла к иссиня-серой глыбе, ровно и неизменно источающей силу: «Слышишь меня? Отворись, пожалуйста!» И снова – ничего. Будто никогда не была она мудрой, будто отвергли её стихии посвящения! Изумлённая, потрясённая колдунья позвала-попросила в третий раз, с усилием толкнула Камень, но он остался твёрд и неколебим.

Вильяра застыла на месте. Зачарованные Камни своенравны, но чтобы вовсе никакого ответа на приветствие посвящённой!? Да не бывает же! Даже в сказках такого не сказывают!

А с ней вот случилось! Слёзы обиды и бессильной злости хлынули из глаз Вильяры. Долго стояла: не могла смириться, принять происходящее – да просто перестать плакать. Не желала показываться Талари в слезах, даром, что целительница свою подопечную уже во всяких видах повидала.

Вильяра плакала и медленно вбирала силу, текущую из-под Камня. Как любая, мало-мальски одарённая охотница. Ну, хоть так!

А сможет ли другой мудрый провести её в круг? А выйдет ли из этого что-то хорошее, или такая же погань, как из Летучей?

Когда ноги устали стоять, а слёзы иссякли, Вильяра поблагодарила Камень и захромала прочь. У саней её ждали двое. Мудрый Альдира вскочил, прянул навстречу, раскрыл объятия. Колдунья осекла его злым безмолвным: «Стой! Я сама дойду!» Доковыляла, упрямо стиснув зубы, и таки очутилась у него на руках. Альдира подхватил крупную взрослую женщину легко, как ребёнка, нежно прижал к груди, заглянул в лицо… Уютные объятия! Надёжные, как жилая гора! Но Вильяра ни на кого сейчас не желала смотреть. Она уткнулась в Альдирину куртку, вцепилась руками в пышный мех – заплакала снова. Альдира так и понёс её по тропе вниз: не пытаясь утешать, ни о чём не расспрашивая.

Неторопливые шаги, ровное дыхание, размеренный стук сердца успокаивают, не хуже песни умиротворения… Вильяра перестала всхлипывать и запела её себе: тихонько, еле слышно. Альдира подпел, так же тихо. Он по-прежнему ничего не говорил, и Вильяра была ему за это очень благодарна. Однако потрясение миновало, и к мудрой возвращалась способность мыслить. Да, Зачарованный Камень на Рыбьей горе отверг её, но это не значит, что так будет всегда и везде! Камни своевольны: в сказках не пересказать все их шуточки, у каждого Камня – наособицу! Вильяра вспомнила, как первый раз водила в круг Нимрина, как их помотало в тумане, и что она сама говорила чужаку, не получившему от Зачарованных Камней ничего. С каким завидным достоинством принял он тогда свою неудачу… Сейчас Вильяре мучительно стыдно: за бессильные слёзы, за страх и растерянность, за нелепо испоганенный дар. Но она соберёт себя, как умеет собираться с детства, со страшной зимы в вымершем доме. Она отыщет путь к полноте силы, к полноте служения! Однако без разумного совета, без помощи других мудрых ей не обойтись.

Вот с ближайшего мудрого она и начнёт, прямо сейчас, не откладывая!

«О мудрый Альдира, Камень не принял меня, я не вошла в круг. Я испугалась, я страшно испугалась, что стихии посвящения отвергли меня!»

Альдира отвечает поспешно, перебив её на стыке мыслей. Молчал, терпел, дожидался пока она заговорит первой – прорвало: «Да, о мудрая Вильяра, я подозревал, что так может быть, потому пришёл посмотреть своими глазами. Мне жаль, что мои опасения сбылись. Но я не думаю, что стихии посвящения тебя вовсе отвергли. Мы найдём круг, который примет тебя. Рано или поздно такой круг обязательно отыщется.» Говорит и прижимает её к себе крепче, ускоряет шаг.

«Но почему так?» – простого ответа, очевидно, не существует, и всё же Вильяра задаёт Альдире этот детский вопрос.

Печальный вздох:

«Твоя аура искажена, Камни не узнают в тебе одну из нас.»

«Я ощущаю неправильное течение силы, но искажений не вижу: для ауры нет зеркал. Талари отказывается разговаривать со мной об этом. Альдира, скажи, насколько со мной всё плохо?»

Ещё один вздох, и Альдира очень бережно перехватил свою живую ношу поудобнее. Даже любопытно, когда он устанет нести её на руках и пересадит на сани? Талари с упряжкой тянутся следом, не обгоняя, не отставая.

«Вильяра, ты очень молодая мудрая. Ты покалечилась впервые, поэтому тебе так страшно. Наверняка, оба твоих наставника говорили, что в нашем служении не обойтись без увечий. Прыгая по лаве, трудно не обжечь пятки. Ныряя – не нахлебаться воды. Каждый мудрый время от времени терпит ущерб здоровью и дару, болеет, зализывает раны. Вспомни старого прошмыгу! И со мной бывало всякое… Я уверен, ты непременно поправишься! Я вижу, как ты уже поправляешься. Медленнее, чем нам хотелось бы, но вся зима впереди.»

«Скажи ещё, вся жизнь!» – фыркает Вильяра. Не то, чтобы Альдира сказал ей что-то новое, однако она больше не прячет лицо в мехе его куртки и даже чуть улыбается. – «Мудрый, ты обещал мне кое-что разъяснить при встрече.»

«А ещё я предлагал тебе стать моей временной ученицей. Старого прошмыгу я тебе, увы, не заменю. Но дело, начатое им, я надеюсь продолжить и привести к достойному завершению.»

«Это к какому же?»

«Выпрямить всё, что искривил Наритьяра. Мы, старейшие и опытные хранители кланов, уговорились доучить всех его учеников. Совет решил так. Для меня будет честью, если ты изберёшь меня, о Вильяра, во временные учителя. Я буду счастлив встать между тобой и стихиями, поберечь тебя, особенно сейчас. Чтобы потом, в полноте знания и силы, ты вошла со мною в круг уже не как ученица. Моё сердце горит по тебе, прекрасная белая колдунья! Самые сладкие мои сны – о тебе. Я открываюсь тебе сейчас не потому, что жду ответного влечения, а просто не надеюсь утаить от тебя этот жгучий уголь. Но я не спешу и не тороплю тебя. Я не прикоснусь к тебе, как мужчина к женщине, пока ты сама того не пожелаешь.»

Примет ли Вильяра покровительство и благосклонность самого главы Совета Мудрых? Глупый вопрос! Альдира вправе повелеть ею, а он спрашивает согласия. Конечно, её ответ – да! Вильяра и прежде не отказала бы ему, стоя обеими ногами на голкья. А уж теперь, когда Альдира носит её на руках… Она прижимается к широкой груди мужчины и тихонько жалуется:

«Однако, трудно тебе будет меня учить, а мне – учиться, о мудрый Альдира! Старый прошмыга был мне вроде старшего родича. Беззаконный Наритьяра подминали под себя, не спрашивая согласия. А иного-то я и не видела. Сама не знаю, как стану учить кузнеца, которого прежде звала женихом, и сердце моё по нему ещё не остыло. Хоть смейся, хоть плачь, а вы с ним, о мудрый Альдира, ужасно похожи! Только он – скала, ты – гора. А я сейчас – бледный вьюн, ищущий опору. Я буду твоей ученицей, о мудрый Альдира, но я сомневаюсь, много ли толку – учить такую, какой я стала? Я и ключом-то в круге не знаю, смогу ли теперь быть!»

Во всём сказанном Альдира услышал главное – слово согласия, и его радость окутала Вильяру тёплым облаком. Прежде, помимо любых слов! А поразмыслив несколько шагов, мудрый ответил: «Прекрасная Вильяра, если мы с тобой вместе разгадаем величайшую загадку Голкья, толк будет. Сдаётся мне, ты – один из ключей к загадке. Другой ключ – твой Нимрин.»

Любопытный поворот разговора! Вильяра тут же переспросила: «Вы отыскали нашу пропажу?!»

«Увы, пока не отыскали. В Пещере Совета и в тайных логовах Латиры следов Нимрина нет. А с песни Равновесия прошло уже девять дней, чужаку нужно что-то есть, как-то греться. Умеет ли он добывать себе дичь и ночевать в снегу, как один из нас? Что ты скажешь об этом, Вильяра?»

«Нимрин не из тех чужаков, кто сразу гибнут в снегах. Но и не из тех, кому снега – дом родной. Ты же знаешь, как Лемба нашёл его?»

«Знаю: замёрзшим в ледышку. Думаешь, он снова так же заледенел?»

«Хорошо, если так, а не насмерть!» – вырвалось у Вильяры. – «Но зверям-то всё равно, какую мерзлятину грызть. Если Нимрин не спрятался в достаточно надёжное убежище…»

«Я думал об этом. Мы очень хорошо поискали вокруг всех Зачарованных Камней, откуда он мог выйти. Замороженных тел не нашёл никто. Зато мудрый Стира заметил очень приметный следок, и знаешь, где? Над домом твоего Лембы, по тропе от Зачарованного Камня!»

«След!? Ты говоришь, след?» – едва не выкрикнула Вильяра.

«Да, след, ведущий прямиком в дом. И след кто-то замёл, но не настолько умело, чтобы Стира не разглядел отпечатки босых ступней.»

«Почему босых?» – самый глупый вопрос, который можно задать, но все умные куда-то поразбежались. Вильяра рада, так рада следу живого Нимрина, да ещё в своих угодьях! Так-то она знает: с поющими песнь Равновесия случается всякое. Сказывают, мудрый Канрара вышел из круга нагим, будто из чрева матери…

Альдира улыбается: «Увидишь своего воина, расспроси его об этом сама. Кто-то из охотников спрятал его в доме, и даже Лембе ничего не сказал. Стира не стал доискиваться, я не велел ему.»

«Но почему?»

«Твой воин, твои охотники, ты с ними и разбирайся, о мудрая Вильяра! Разговоры разговаривать тебе уже по силам. Ты же сможешь сходить туда изнанкой сна? Или я провожу?»

Вильяра закрыла глаза, стремительно проваливаясь в колдовской сон… Её резко встряхнули, потревожив рану – разбудили: «Эй, ну зачем же так спешить! Талари ещё не отпустила тебя, о мудрая Вильяра. День-другой терпит…»

«А если Нимрин болеет? Подобно Канраре, или хуже?»

«Нимрин пришёл в дом своими ногами и уговорил, чтоб его там спрятали. Подранок в логове – не суйся, пока не вылезет сам.»

«А если он там умрёт?»

«А у тебя есть для него лекарство?»

«Я не знаю, но… Вдруг, за ним придут те, кто искал его смерти?»

«Вот об этом ты, Вильяра, можешь вовсе не беспокоиться! Тем поганцам сейчас не до глупостей, а за домом кузнеца приглядывает Стира,» – пристальный взгляд. – «Ты всё ещё рвёшься к своему воину?»

Вильяра поспешно кивает: «Да, о мудрый Альдира, я не хочу откладывать до завтра. Давай, ты быстро отнесёшь меня в дом Травников. Я поем и отдохну, целители ещё раз осмотрят меня, а вечером я навещу дом Лембы.»

«Одна?»

«Да. Так мне будет проще расспрашивать охотников и говорить с Нимрином, если он сможет говорить. И хорошо бы, к моему приходу Стира с Лембой отбыли куда-нибудь из дома, если они ещё там.»

«Я позабочусь об этом,» – хитро улыбается Альдира.

«А ты будешь приглядишь за нами с изнанки сна?» – отвечает ему Вильяра такой же улыбкой.

«Непременно, о моя временная ученица!»

«Благодарю тебя за заботу, о мой временный наставник!»

Альдира подмигивает, потом оглядывается, окликая знахарку:

– Талари, мы будем ждать тебя в доме! – а сам уносит Вильяру на изнанку сна, чтобы зря не топтать длинную, извилистую тропу к подножию Рыбьей горы.

Кто баюкает Вильяру на огромной горячей ладони? Чей взгляд пронзает насквозь, но не ранит? Чей бесплотный голос ласково зовёт её?

«Приветствую тебя, о Пращур!» – отзывается ему колдунья.

«Ты умница, беляночка, что так спешишь к своему воину! Хотя он и поганое отродье Тьмы, но заслужил благодарность и очень нуждается в твоей помощи. А если ты, беляночка, вспомнишь, что подобное лечится подобным, то, возможно, и ты найдёшь через Иули своё совершенное исцеление.»

«Я знаю, некоторые знахари лечат подобное подобным. Но моя мама не жаловала этот подход, и в доме Травников ему не следуют,» – ой, Вильяра не хотела спорить, но для Пращура все её мысли – мысленная речь, и он спокойно отвечает.

«Иули изувечили тебя, беляночка. Но Иули может стать и лекарством. Главное, правильно то лекарство приготовить и применить. Слушай, беляночка, моё слово, слово Пращура! Да пребудешь ты в моей деснице несчётные года, да послужишь ты достойно своему клану!» – голос ласков, но даже ласка причиняет боль, проходясь по свежей ране!

«И что же ты мне посоветуешь делать, о Пращур?»

Спрашивать у него совета – страшновато. Вильяра с убийственной отчётливостью понимает: закон и обычаи ныне живущих – не указ первопредку. Пращур помнит времена, когда одичалых колдунов ежегодно резали на алтарях. И многое другое творили, от чего у нынешних шерсть дыбом. Пращур может такое ей подсказать… Однако если у Вильяриного исцеления имеется цена, колдунья желает знать эту цену!

«Помоги своему Иули поскорее оправиться, поставь его на ноги. А когда он встретит свой Камень и получит обратно колдовской дар и силу, тогда ты узнаешь, что делать дальше.»

Ну, вот, и даже ничего ужасного… Пока?

«А ты подскажешь мне, что делать дальше, о Пращур?»

«Я подскажу, или ты сама догадаешься.»

«Но почему ты не говоришь мне этого прямо сейчас?»

Лёгкая усмешка окутывает теплом и уютом: «Пусть Альдира научит тебя гадательным раскладам старейших. Если ты станешь прилежной ученицей, ты поймёшь, что до поры, до времени, никакого «дальше» просто не существует. Когда встаёт солнце, тогда и рассвет.»

«Да, о Пращур, мудрый Латира рассказывал мне про неопределённые расклады.»

«Ты запомнила со слов наставника, а когда выучишься, поймёшь сама… Будь здорова беляночка! Тебя сейчас разбудят. И напоминаю, никому-никому не говори о наших беседах…»

***

Альдира принёс Вильяру в дом Травников и не захотел будить, пока не подадут предписанную целителями еду. Колдунья так крепко и сладко почивала в кольце его рук: любовался бы ею и любовался.

Больше не страшно, что жизнь покинет прекраснейшую от единого неловкого прикосновения. Мудрый рад, что белая колдунья уже не глядит на щуровы тропы, а уверено выздоравливает, по крайней мере, телесно. И всё же Альдире мерещится, будто он залюбовался свежим снежком поверх гиблой трясины. Блестит, искрится снег на солнце, манит проторить стёжку по сияющей белизне…

Мудрый сморгнул, прогоняя видение вместе с непрошено накатившей дремотой. Он, конечно, устал, но спать будет тогда и так, как сочтёт нужным… А солнце-то ему, однако, не померещилось: лицо спящей словно озарено изнутри.

– Вильяра! Вильяра!

Она мгновенно распахнула глаза – солнечные искры вспыхнули и угасли в зрачках.

– Вильяра, скажи мне, что тебе сейчас снилось? – спросил Альдира и сразу же понял: зря. Спугнул.

Колдунья прищурилась, отвела взгляд:

– А? Ничего… Я не помню, Альдира.

– Ладно, значит, мне просто показалось.

– И что же? Что тебе показалось, о мудрый Альдира?

Прошмыги и прошмыгины воспитанницы отлично ловятся на любопытство! Но Альдира пока опасается тянуть из ученицы тайну её снов. В свою очередь щурится и отводит глаза.

– Ничего. Просто показалось.

Миг – обижено надутые губы, взгляд исподлобья, и тут же Вильяра сделала спокойное лицо, а в следующий миг успокоилась внутренне: быстрая, как блики на воде.

– Мудрый Альдира, ты научишь меня гадательным раскладам старейших? Мой наставник Наритьяра говорил, будто женская голова для такого вовсе не годна, а ты сказал, я умная и вмещу.

– Думаю, вместишь: рано или поздно. Но начинать мы с тобой будем со счёта. Купеческим владеешь? А на пальцах? А на доске? А знаками?

К тому времени, как охотники принесли мудрым еду, Альдира выяснил, что Вильяра ловко считает по-купечески: складывает, вычитает, умножает и делит. О счёте мудрых она слышала лишь краем уха, но без сомнения, выучит и его: Альдира обзавёлся толковой ученицей. Но почему её вдруг именно сейчас потянуло на сложные гадания? Она не объяснила. А главная загадка: солнечные отметины на её затенённой ауре. Самая свежая отметина появилась во время сна, о котором Вильяра промолчала.