Текст книги "Гильдия темных ткачей"

Автор книги: Татьяна Богатырева

Соавторы: Евгения Соловьева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

«…считает это выдумкой Слепого Барда. Для Ману существует лишь разум, воля и сила. Смешно было надеяться, что…»

«…храм Карума. Мертвый дом мертвого бога, страшно…»

«…говорит, что старый трактат надо запретить и сжечь. Все равно не понимают…»

«…с тех пор как нашел кристаллы. Безумная затея, но я все равно пойду с ним. Может быть, когда-нибудь удастся вернуться в Сашмир. Ястреб получил вести из дома, их с братом считают мертвыми. Младший стал главой рода…»

Рональд еле подавил дрожь. Значит, Ястреб Бастерхази не погиб в той стычке с имперскими светлыми. Слава Двуединым, ему хватило ума обезопасить семью. Но в самом тексте что-то странное, написано мужчиной, но пахнет женщиной. Разгадать бы!

«…пишет в книге, не показывает…»

«Утром идем в Ирсиду, Лас не может сдержать их сам, а Ману не хочет бросать ученика…»

Из коротких строк, обрывков мыслей проступала история Ману Одноглазого и его Школы. Та сторона, что не изучается в гимнасиях: юным шерам не полагается знать, что злодей Андерас, жестокостью превосходящий самого Ману, родился светлым. И, похоже, не только это не изучается в гимнасиях – судя по дневнику Андераса, мятеж в Ирсиде поднял вовсе не Ману, а один из его учеников, Лас. И живым богом его назвали темные, а не он сам. Очень интересные дневники для историка, но ни слова о сути.

С трудом вынырнув из времен молодости своей прапрабабки, той, что отдала его в обучение к Пауку, Рональд поднял взгляд на Ламбрука. Граф сидел, подняв плечи и сжав руки в замок, не смея моргнуть.

– Что ж, благодарность Конвента вашему сыну обеспечена. Весьма ценные исторические документы, – не скрывая разочарования, сказал Рональд.

Граф молчал – страх сковал его разум, а жалкий ошметок мага глубоко внутри него впал в животный ужас перед хищником и притворялся дохлым.

«Шисов слабак!» – выругался про себя Рональд. Пришлось не меньше пяти минут потратить на комбинированную успокоительную иллюзию, чтобы советник не сошел с ума или не умер, упаси Светлая.

– Выпейте, дорогой мой. Вы утомились, здесь так душно. – Рональд поднес ко рту графа бокал с коньяком и заставил выпить. – Простите, что воспользовался вашей добротой.

В глаза графа постепенно возвращалась осмысленность, бледное до зелени лицо розовело. Вежливая чушь и горячительное делали свое дело.

– Я что-то могу для вас сделать?

Последние слова оказали на Ламбрука волшебное действие: он оживился и попробовал что-то сказать.

– Да, дорогой советник? – От ласковой улыбки уже немели губы, но Рональд не мог себе позволить оставить графа недовольным. Только не тогда, когда он может нажаловаться Дукристу. – Вы про вашу старшую дочь?

Старый проныра, даже при смерти не забывающий о шкурных интересах, кивнул.

– Несомненно, сложный случай. Но… – Рональд сделал паузу, словно фокусник перед тем, как вынуть из шляпы живого гоблина. – Для вас, любезнейший советник, Конвент сделает все возможное и даже невозможное!

Ламбрук оживал на глазах, послушно впитывая крохи собственной жизненной силы, рассеянные в воздухе и заботливо собранные для него Рональдом.

– Ваша Све… Темность так добры!

Рональд чуть не рассмеялся: граф не зря запнулся. Темный и доброта! Да, темным не свойственно подрабатывать целителями. Но правилам следую только неудачники.

– Вы что-то говорили о барашке по-ольберски?

– О да! – граф глянул на старинные напольные часы, показывающие без десяти минут три. – Самое время отобедать! Извольте, Ваша Темность.

– Надеюсь, вы не возражаете, если я сейчас же заберу документы для Конвента? Они требуют особой осторожности, и так неподобающее обращение почти сгубило текст.

– Разумеется, Ваша Темность. Счастлив служить Империи!

В верноподданническом восторге графа пронзительной нотой звенела надежда на устройство судьбы дочери, и лишь глухим обертоном диссонировала опаска: он же обещал отдать бумаги Дукристу. Но для Конвента! Все равно же оба служат одному Императору, – успокаивал сам себя граф.

– Его Всемогущество не забудет услуги, – помог ему утихомирить совесть Рональд.

За обедом он присмотрелся к старшей ламбруковской дочке. Свежее, всего-то во втором поколении, проклятье сделало её абсолютно непривлекательной ни для мужчин, ни для женщин. Внешне она была хороша: с правильными чертами, стройна, в меру округла, ухожена, со вкусом одета. Но при взгляде на неё, если не подниматься над примитивным животным, коим и является обычный человек, возникало стойкое отвращение. Конечно, Рональд бы мог снять проклятие и подкорректировать ее ауру до нормального состояния. Даже, если постараться, наделить ее звериной притягательностью Ристаны. Но зачем портить такую прекрасную работу? Лучше использовать с толком.

* * *

Ламбруки провожали Рональда с королевскими почестями и фейерверками эмоций. Старшая дочка графа сияла радостью пополам с недоверием: услышав, что красавец Зифельд, фаворит принцессы и мечта всех придворных дам, тайно влюблен в неё и попросил придворного мага высватать ему невесту, она сначала чуть не расплакалась, думая, что Его Темность издевается. Графиня разрывалась между острой потребностью немедленно похвастаться всему свету, опасением перед недовольством Её Высочества и предсвадебной лихорадкой. Ведь Его Темность просил объявить о помолвке на Весеннем балу и как можно скорее обвенчать молодых. Младшая дочка не могла понять, завидует она старшей сестре или радуется за неё, мысленно примеряла платье, как у Её Высочества на последнем балу, и строила глазки сестриному жениху.

Один граф, улыбаясь и кланяясь, прятал опасения: слишком уж щедр магистр Бастерхази, и Дукрист непременно рассердится. Сын же просил никому не говорить о тетрадях и отдать только Дукристу. Но жена похвасталась подруге, а назавтра темный шер прислал письмо… шисовы игры магов! Хорошо хоть дочери будет жених. Дорогой жених – немилость Её Высочества весьма накладна.

Когда Рональд, вручив Эйты шкатулку с дневником, принимал последние заверения в вечной признательности, в передней раздался звон колокольчика.

Граф осекся на полуслове, графиня застыла статуей Тревоги.

– Его Светлость маркиз Дукрист! – сдавленным голосом объявил дворецкий.

– Какая приятная неожиданность, Ваша Светлость! – первым приветствовал его Рональд. – Досадно, что вы не успели к обеду. Отменный был кабанчик.

– Точно неожиданность, Ваша Темность. Уж вы успели не только к обеду. – Дукрист слегка поклонился, улыбнулся графу с графиней. – Рад встрече, сиятельные. Как вижу, мой уважаемый коллега взял на себя заботу о документах.

На сей раз аура Дукриста мерцала идеально ровным перламутром, не позволяя прочитать ни злости, ни разочарования. Но это мелкое неудобство не мешало Рональду наслаждаться пусть небольшой, но настоящей победой.

– Рад, что избавил Вашу Светлость от излишних обязанностей. – Рональд ответил на поклон. – Право, мне не сложно будет перевести документы на единый имперский. Это займет не больше недели.

– Чрезвычайно любезно со стороны Вашей Темности. Позвольте осмотреть документы.

– Разумеется, дорогой коллега. В нетерпении ожидаю визита Вашей Светлости в мою скромную обитель.

– Благодарю, коллега, непременно навещу вас. Но, увы, не раньше праздника: дела, дела.

– Государственные, – понимающе усмехнулся Рональд. – Не смею больше отвлекать Вашу Светлость. Граф, графиня. – Он поклонился хозяевам, заодно прицепляя к Дукристу изящное следящее заклинание.

– До встречи, Ваша Темность. – Дукрист обозначил поклон, усмехнулся краем губ и перекинул петлю заклинания на графиню.

Покидая особняк Ламбруков, Рональд мысленно пожимал плечами: пусть Дукрист утешится реваншем по мелочи. Хуже, что в дневниках Андераса нет ни намека на научные записи – одни сопли и слезы: светлый, дери его шис. Зато есть недвусмысленное указание, что Ману совершил не одну, а целых две серьезные ошибки. И, что самое досадное, избежать второй из них любому темному очень непросто.

«Путь тьмы не усыпан розами, шер Бастерхази, – вспомнились слова Паука Тхемши, сказанные пятьдесят с лишним лет назад, когда старая шера Бастерхази отдала пятнадцатилетнего „дубину“ в обучение. – Сумеешь выжить, твое счастье. Не сумеешь, горевать не буду. Первый совет: забудь все то, чему тебя учила бабка и вспомни, как смотрит на мир ребенок. Тогда твои шансы не попасть в Ургаш, возможно, вырастут».

435 год, 22 день Холодных Вод. За четыре дня до праздника Цветущего Каштана. Суард.

За дневником Рональд просидел до утра. Он изучил вдоль и поперек все четыре свитка, а заодно сделал перевод для Конвента, предусмотрительно вымарав несколько строчек – не стоит даже через четыре сотни лет связывать имя Бастерхази с маньяком и еретиком. Половина строк так и осталась непрочтенной, даже полное погружение в ментальное пространство Андераса не дало ничего, кроме больной головы, отвратительного настроения и путаницы в мыслях.

«Стихийный диссонанс, неконгруэнтность понятий и эмоциональных образов, – поставил сам себе диагноз Рональд. – Каким надо быть придурком, чтобы влюбиться в Ману!»

Он с отвращением отбросил последнюю тетрадь, зажмурился и потер виски.

– Эйты, крепкого кофе, меду и… тьфу! – Мысль о ветчине отозвалась приступом тошноты. – Только кофе и меду!

Слуга аккуратно положил поднятую с пола тетрадь на стол и быстрой рысью отправился на кухню, а Рональд снова поморщился: казалось, умертвие топает прямо по голове.

Через четверть часа и три чашки кофе головная боль утихла, но дурное расположение духа никуда не делось. Мысли крутились вокруг шести Глаз Ургаша, как светлые победители назвали найденные во дворце ирсидских королей результаты последнего опыта Ману. Историю штурма дворца как раз преподавали и в гимнасиях, и в Магадемии: великая победа сил света над силами тьмы, ун даст их багдыр!

Кусочки головоломки никак не хотели вставать на место. Почему после серии неудач с сохранением души и личности в артефактах Ману решился снова? И что же на самом деле представляют из себя «каменные демоны»? Как они связаны с загадочными кристаллами из храма мертвого бога-демона? И что стало с теми тремя учениками Ману, чьи артефакты светлые фанатики успели разбить прямо там, на алтаре среди семи иссохших трупов? Куда делся седьмой Глаз? И к чему пришел бы Ману, если не бросил все силы на трансформацию, а отбил нападение объединенных сил Империи и продолжил изыскания? Сотни вопросов без ответов…

Лет двадцать назад Рональд попытался уговорить учителя добиться разрешения на исследование единственного имеющегося в распоряжении Конвента каменного демона. Но Тхемши даже разговаривать не стал – обозвал дурнем, велел забыть об Одноглазом во имя Равновесия и выгнал. И на всякий случай навесил на хранилище еще полдюжины охранных заклинаний. Добраться до Глаза, который сразу после победы забрал себе хмирский Дракон, не стоило и мечтать. А следы последнего артефакта затерялись на мерзлых просторах Объединенных Баронств еще полвека назад, и поиски не дали ни малейших результатов.

«Искать другой путь», – с пониманием пришло спокойствие.

Рональд оставил недопитой третью чашку кофе, откинулся на спинку кресла и потянулся. Яркое весеннее солнце и щебетание за окном уже не казались божеским наказанием, а промелькнувший перед глазами образ запеченных рябчиков – изобретением хмирских палачей. Улыбнувшись, Рональд мысленно протянул руку к ближайшей тарелке с рябчиками, вдохнул вкусный запах…

Через пару минут после того, как один из пятнадцати постоянно готовых для придворного мага подносов исчез с кухни, главный повар вздохнул с облегчением: Его Темность не гневается. Уловив радость кухонной челяди, Рональд усмехнулся. Как полезна репутация чудовища! Стоило разок забрать нерадивого повара на алтарь, а вместо него подсунуть барана в поварском колпаке, и вот уже двенадцать лет кушанья для придворного мага готовит лучший королевский повар – причем старается больше, чем для монарха.

Покончив с рябчиками в апельсинах и воздушным суфле, Рональд глянул на часы. Половина восьмого, самое время.

Круживший над парком вокруг особняка Дарнишей ястреб спикировал на ветку платана, аккурат напротив раскрытого окна на втором этаже. А Рональд откинулся в кресле и закрыл глаза: от наслоения птичьего и человеческого зрения у него слишком быстро начинала кружиться голова.

– …приятная неожиданность! – донесся из окна кабинета голос герцога. – Дру Милль, чем обязан?

– И зачем вам понадобился Дракон? – холодно осведомился гном.

Рональд нахмурился, а ястреб на ветке приоткрыл один глаз.

Дру Милль врос в пол посреди кабинета, топорща переплетенную цветными лентами бороду и постукивая унизанными перстнями пальцами по рукоятке заткнутого за пояс церемониального серебряного кайла. Высокий, особенно по сравнению с гномом, полный черноволосый мужчина в строгом камзоле замер напротив него, спиной к окну, в растерянности схватив себя за мочку уха.

– Дракон? – переспросил он и снова замолчал, но теперь недоумение в его позе сменилось злостью.

Через несколько мгновений гном кивнул, словно выяснив что-то для себя, и снял руку с рукоятки кайла.

– Да. Просыпающийся Дракон клана Миллей. Помните такого?

– Разумеется, помню, – голос Дарниша снова был ровен, только беспорядочные всполохи синевы вокруг него выдавали гнев. – Окажите любезность, дру Милль, расскажите по порядку.

Дарниш повел ухоженной рукой в сторону низких кресел. Гном едва заметно усмехнулся и сел, удобно развалившись и поставив ноги на скамеечку.

– Коньяку? – хозяин кабинета достал из книжного шкафа начатую пузатую бутылку и два бокала.

– Кардалонский? Не откажусь.

В молчании Дарниш разлил жидкий янтарь по бокалам, протянул собеседнику. В молчании оба пригубили.

Рональд скривился: такая изящная интрига пошла шису под хвост! Наверняка Гильдия наломала дров, уж слишком Милль уверен, что его родовую святыню похитил не Дарниш. А было так заманчиво лишить его поддержки не только Гномского Банка, но и всех горных кланов Валанты – когда речь идет о клановых святынях, гномы на диво несговорчивы и злопамятны.

– …нашли сегодня утром у вашего человека. К сожалению, допросить его не удалось – бравые городские стражи убили при попытке сопротивления закону, – держа бокал в ладонях, рассказывал Милль. – Но украл Дракона не он. В банке был Рука Бога, причем совсем мальчишка. К тому же, никаких признаков контакта с Драконом на трупе не было. – Поймав недоуменный взгляд Дарниша, гном пояснил: – Вы же догадываетесь, что это не просто статуэтка.

Дарниш кивнул и отпил коньяк.

– Когда горы были молодыми, и не было в мире ни гномов, ни людей, ни эльфов, один из перворожденных Драконов, повелитель земли и недр, увидел сон. Проснувшись, он дохнул пламенем на кусок оникса, и из камня родился первый гном. И наделил его Дракон чутьем камня и металла, трудолюбием и удачей, даром преумножать богатства и красоту, и повелел хранить подземное царство. А чтобы гномы не тосковали без своего прародителя, отломил чешуйку со своего хвоста, выплавил из нее собственное подобие и оставил нам. Было это двадцать тысяч зим назад. А когда пройдет еще двадцать тысяч зим, Оранжевый Дракон вернется к своим детям, и спросит, хорошо ли мы хранили и преумножали воплощенную в камне и металле красоту…

Гном вздохнул, пригубил коньяк, а ястреб на ветке отвернулся: раз уж Милль взялся пересказывать Катрены Двуединства, то все – ссоры не будет.

«Шисовы гномы, – поморщился Рональд. – Говорил учитель, не связывайся с недоростками!»

– …за себя постоять. Любого, кто задумал обмануть или обворовать Миллей, Дракон убьет, стоит его коснуться.

– Весьма предусмотрительно, – покивал Дарниш. – Проверять партнеров до, а не после. Думаю, это избавляет вас…

Ястреб с сердитым клекотом взлетел с ветки и устремился прочь, в родной лес. А Рональд зажмурился и потер глаза. Смотреть, как Дарниш обращает ошибку Гильдии в свою пользу? Еще чего. Вот если бы можно было самому заполучить того Дракона и не поиметь неприятностей! Но лучше перестраховаться. Кто знает, какие еще сюрпризы таит статуэтка. Гном не так наивен, чтобы рассказывать Дарнишу все.

– Эйты, принести мне четвертый том Истории Яшмового Трона! – велел он.

Интерес к герцогу не иссяк – Рональд пообещал себе при случае позаботиться о неприятностях для него. Но тратить время на игрока второго плана, когда надо обдумать основную стратегию, нецелесообразно. Лучше как следует подготовиться к встрече дочери Зефриды. Четыре года назад он, видимо, зря не обратил на неё должного внимания. Не стоит повторять собственных ошибок: кто знает, не принесет ли Шуалейда если не бессмертия, то хоть власти в Валанте – законно, только законно! Упаси боги от судьбы узурпатора Ману!

Глава 9
Да здравствует наследник!

Повелели Двуединые в неделю, когда зацветает каштан, всем людям праздновать и веселиться, не воевать и не ссориться, дабы земля радовалась вместе с ними и приносила обильный урожай.

Уложение о празднованиях

Хилл бие Кройце, Лягушонок

435 год, 26 день Холодных Вод. Канун праздника Цветущего Каштана. Суард.

После задания в банке Хилл не встречал Седого Ежа, не ссорился больше с соучениками, не попадал в неприятности. Все шло настолько гладко, что хотелось положить к обычным двум ножам под подушку еще один, отравленный, а лучше – переселиться хоть к Крысиному Королю, только подальше от холодных взглядов волчат.

– Проваливайте. Сегодня никаких тренировок, никаких заданий. И чтобы до темноты не появлялись, – напутствовал учеников Наставник.

В этот раз Угорь и Ласка не звали Свистка с собой. И слава Светлой: Хиллу казалось, что стоит задеть тонкую нить равновесия, и не миновать драки – а там и убийства.

– Да успокойся, – усмехнулся Орис. – Ничего не будет. В дни Каштанового Цвета не убивают даже гули. Брат с Сестрой велели всю неделю праздновать и веселиться, вот и будем веселиться. Иди, займи местечко над Магистратской площадью. Я скоро.

Подмигнув, Орис растворился в толпе, а Хилл, пожав плечами, направился к ряду каштанов вдоль улицы Согласия. Забрался на самый высокий и гладкий ствол, вызвав завистливый вздох кучки мальчишек, которым не хватило места на деревьях пониже и на крышах. Согнал с ветки голубей, расположился среди сладко пахнущих цветов и достал из кармана первый недозрелый абрикос. Но даже сегодня, среди радостных лиц, песен и здравиц, Хилл не мог до конца расслабиться – спину сверлил чужой взгляд.

Гомон толпы прорезали голоса спешно заканчивающих украшение помоста мастеровых:

– Заноси! Левее! Безрукие, чтоб вас!

– А я говорю, сюда! Вот и старшина подтвердит.

– Ничего подобного!

– Да что ж вы столпились посреди дороги? Разойдись!

– Куда?! Ротозеи! Кто велел трибуну сюда? Ну-ка, разворачивайтесь!

Прямо под каштанами настраивал скрипки и пробовал кларнеты с валторнами городской оркестр. Вдоль улицы занимали места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Мельтешили желтые жилеты газетчиков, разносчики бойко торговали флажками, свистульками, хлопушками и пирожками. Городская стража строилась на площади. То и дело над людским скопищем взлетали голоса:

– Капитан Труст! Значки забыли!

– Последние новости! Адмирал Дарниш потопил пиратскую эскадру! Гномы повысили цены на железо!

– Мама, мама, купи петушка! Ну купи! Ну мама-а!

– Где барабанщик? Где барабанщик, я вас спрашиваю?! Где? Тащите – он у меня вмиг протрезвеет!

– Пожалуйте сюда, достопочтенный Феллиго! Да не обращайте внимания на этих олухов! А вы что встали? Вон отсюда! Присаживайтесь, достопочтенный!

Расталкивая работников, клерк городского магистрата лебезил перед старшиной контрабандистов. Тот, наряженный в бархатный камзол и берет с белоснежным пером, шествовал к скамье и чинно кивал собравшимся коллегам.

Заприметив его, Хилл захихикал. Достопочтенный? Славный на весь Суард проныра и мошенник? Правда, от прочих надутых индюков, старшин законопослушных цехов, седой головорез внешне не отличался.

– А кому единорог сахарный, королевский?! Кому лимонаду?! Подходи, налетай!

– Да не толкайтесь вы!

– Дорогу! Дорогу светлому шеру!

– Скандал на ипподроме! Покупаем последний Герольд!

– Равняйсь! На караул! Чтоб вас демоны забрали, гули криворукие! Кто так алебарду держит?! Разжалую! Вурдалаков вам в глотку! Равняйсь! Смирррна!

– Какие два динга, глаза твои бесстыжие! Чем красил-то, признавайся? Полдинга за пару!

– Сударыня, сударыня, а не вы ли обронили? Не пожалейте медяка хромому калеке! Медяк, говорю, дайте! Глухому!

– А ну пошел отсюда, ослиное отродье! Не твое место – вот и убирайся!

– Люди добрые, да что ж это делается! Средь бела дня обокрали! Стража!

– Смиррна! На караул! Держать строй, зурговы недоноски!

– Да подавись ты! Полдинга! Даром бери, даром! Иди отсюда! Послал Хисс на мою голову…

– Позвольте от лица верноподданных преподнести… а! Гоблина тебе в суп! Куда прешь, тролль безглазый! Не видишь, тут уже поставлено? Вниз, вниз её! Хиссово отродье… от лица верноподданных членов Гильдии кожевенников и дубильщиков преподнести Вашему…

Отчаянно стучали молотки, скрипели тележки. Пахло жареными ракушками и печеными яблоками, пирогами и тянучками, и, конечно, каштаном, словно Хилл сидел не на ветке, а на бочке контрабандных духов. Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые лица: соседские матроны отгоняли от великовозрастных дочек неподобающих кавалеров, однорукий нищий с площади Ста Фонтанов тряс культей перед золотых дел мастером. Заметив неподалеку еще одно знакомое лицо, Хилл наморщил нос: Игла примеривался к кошелю ювелира. Тот, увлеченный охмурением девицы в изумрудном корсаже, не замечал ничего вокруг.

– Несомненно, душенька! Только в моей лавке. Уже сорок пять лет королевская семья…

Конечно, самодовольный павлин заслуживал кары небесной в лице шустрого воришки. Если бы только воришкой был не Игла.

– Ай! Что это? Кто посмел! – завизжала девица, прижимая руки к груди. – Что ты делаешь?

Пронзительный вопль заставил отшатнуться Иглу, уже дотянувшегося до вожделенного кошеля. Ювелир, масляно улыбаясь, вытащил из ложбинки меж рвущихся на свободу грудей девицы абрикосовую косточку и грозно оглядел балконы, но злоумышленника не обнаружил. Зато испортил Игле охоту – толпа вокруг забурлила, народ вслед за ювелиром начал оглядываться.

Напряжение, наконец, отпустило: Хилл от души смеялся балагану. Раскусив последний абрикос, он запустил косточкой в Иглу. Тот схватился за голову и обернулся, готовый к нападению. Обшарил взглядом балконы и деревья, но Хилла не увидел – он, не надеясь на защиту ветвей, укрылся Тенью. Пробормотав в адрес хулигана что-то нецензурное, Игла вновь нацепил на лицо выражение деревенского простака и отправился прочь, искать более удачное для охоты место.

* * *

Хиллу успело надоесть наблюдение за толпой, когда под каштаном возник Орис в обнимку с узким кувшином.

– Эй, лови, – крикнул он и подбросил кувшин.

Хилл перегнулся через ветку, поймал. Вынул пробку, понюхал. Удивленно глянул на свежего, словно не проталкивался сквозь давку и не лез на дерево, брата: вино?

– Праздник, можно, – просиял улыбкой Орис.

– Долго ты ходил за вином-то.

Брат пожал плечами, забрал кувшин и глотнул. Хилл только собирался снова пристать с расспросами, как вдалеке послышались трубы.

– О, слышишь, едут! – толкнул его в бок Орис и передал кувшин.

Хиллу стало не до расспросов: началось самое интересное! Ряды конных гвардейцев в зеркальных кирасах и синих плащах показались из-за дальнего поворота, оркестр заиграл гимн Валанты, толпа взорвалась криками:

– Да здравствует Суард!

– Слава королю!

От обилия флагов, вымпелов и лент в глазах рябило, от шума закладывало уши, но любопытство пересиливало все неудобства: вряд ли наследник с сестрой будут часто показываться на улицах.

– Где же они?! – брат разделял всеобщее нетерпение. – О, смотри, Флом!

Он указал на высокого, с квадратными плечами и квадратной челюстью полковника на вороном, с медным отливом жеребце. Выбившиеся из-под шляпы пряди были той же масти, что у коня. Полковник ехал вслед за ротой гвардейцев и зыркал по сторонам, словно ожидая нападения в любую секунду.

– Флом же генерал, – запротестовал Хилл.

– Деревня, – хмыкнул Орис. – Это его младший брат, Бертран. Комендант Сойки и полковник лейб-гвардии принца! Смотри, как похож на Медного!

– Не может быть! – Взгляд Хилла обежал прикрывающих принца со всех сторон спутников и остановился на самой яркой фигуре. – Еще один Бродерик!

– Почетный профессор кафедры экспериментальной алхимии Магадемии, дру Беррилан Бродерик, – кивнул Орис. – Вот деревня, не знаешь, кто у принца наставник!

Хилл сморщил нос: традиция напяливать поверх малинового кафтана и шафранных штанов изумрудный камзол, подпоясываться лиловым атласом, переплетать бороду розовым и синим, а сверху добавлять расшитую золотом голубую круглую шапочку всегда казалась ему несколько… м… несерьезной. Не иначе, родовым талисманом у Бродериков гигантский попугай ндо. Как раз те же цвета – если еще и та же болтливость…

– Не ржи, свалишься, – пихнул его в бок Орис.

– Это свита принца или бродячий цирк? – сквозь смех поинтересовался Хилл. – Гном, эльфа… а тролли и великаны будут?

Смех смехом, а восседающая на нервной тонконогой кобылке девушка с полусотней рыжих косичек не оставила бы равнодушным даже камень. Раскосые лиственные глазищи, гибкость ивы и опасность рыси, пышная грудь и сочные вишневые губы – а в дополнение легкая зеленоватая дымка, словно лесной полумрак.

– Хороша. Жаль, не про нас, – вздохнул Орис.

Хилл согласно кивнул, глотнул еще вина и с трудом перевел взгляд дальше. Скользнул по щуплому, среднего роста лейтенанту, завяз в легкой молочно-голубой дымке. Вернулся к скучному лицу: что-то очень знакомое, что-то очень опасное…

– Светлый шер. Спорим, это и есть охрана принца?

– А что спорить. – Орис забрал у брата кувшин и отпил сам. – Охрана и есть. Надеюсь, не встретимся на узкой дорожке.

– Упаси Светлая! – Хилл поёжился. – И храни наследника.

Он благочестиво осенил лоб малым окружьем и занялся разглядыванием последнего из свиты, горбоносого и сероглазого юноши с квадратной челюстью.

– Флом. Закерим Флом, – пояснил Орис.

– Похож, угу, – согласился Хилл.

Младший Флом казался слишком серьезным для своих пятнадцати лет, а выражение его лица подобало скорее рейду в тыл врага, чем парадной церемонии – в точности как у его отца, полковника.

– О, глянь на бургомистра! Бумажку потерял! – засмеялся Хилл. – Шут гороховый!

На помосте творилась суматоха. Красный, потный глава магистрата подскакивал на месте и беззвучно открывал рот. Старшина прядильщиков погнался за улетающей бумажкой, поймал её в героическом прыжке и свалился с возвышения. Старшина кожевенного цеха подал ему руку и втащил обратно. Только когда мятый листок очутился в руках бургомистра, тот успокоился и принял торжественный вид – ровно за два удара сердца до того, как гвардейцы, выехавшие на площадь, расступились и пропустили вперед принца с сестрой.

– Надо же, успел, – вздохнул Орис.

– Не совсем, – хмыкнул Хилл.

Царственно-надменный принц время от времени сдавленно хихикал, тут же возвращая на лицо официальное выражение. Попытки принцессы скрыть под высокомерной благосклонностью ехидную улыбку были немногим более успешны. Королевские дети вызывали жадное любопытство у всех без исключения присутствующих. Головы тянулись вверх, горожане протискивались поближе. Только Хилл собрался толком разглядеть наследника, как сине-лиловый туман вокруг принцессы задрожал, потемнел и разросся наподобие грозового облака, словно шапкой прикрывая её с братом и шестерых сопровождающих.

– Вот это да… – вздохнул Хилл.

Орис удивленно оглянулся. Хилл покачал головой – не объяснять же брату, что аура колдуньи похожа на закатные облака, пыльные смерчи и сухую грозу одновременно.

– Ты видел таких коней? Чистокровные белые аштунцы!

Брат кивнул, успокоившись, а Хилл продолжил разглядывание наследника: черноволосого, кареглазого, худого и невысокого. На груди его, на толстой цепи, жемчужно сиял королевский единорог.

– Обыкновенный мальчишка, – через полминуты вынес он приговор.

Орис только хмыкнул и спросил:

– А как тебе принцесса?

– Ну… – протянул Хилл, не отрывая взгляда от изменчивого цветного облака.

Сквозь лиловое, голубое и синее марево лицо принцессы казалось прекрасным – острым, опасным, жестким, но удивительно правильным, единственно возможным. Словно воплощение стихии: морская волна, горная лавина…

– Дурацкое платье! – наконец нашел он, что обругать.

Синее бархатное платье по последней моде действительно шло принцессе, как породистой кобыле тягловое ярмо.

– Не похожа она на темную, – задумчиво протянул Орис. – Но все равно. Не хотел бы я с ней встретиться.

«Встретиться? Интересно, какая она. Не на параде, не среди врагов. Без этого балахона…»

Смутные мечты, навеянные вином и обезумевшим от весны каштаном, выветрились, стоило бургомистру завести торжественную речь. От его занудства немедленно захотелось пить, есть, в прохладу и вообще подальше отсюда.

– Тебе интересно смотреть дальше? – спросил он у Ориса.

Тот покачал головой:

– Пойдем, что ли, на площадь Единорога. Настоящий цирк мне нравится больше.

«Бедняга принц, – подумал Хилл, соскальзывая с дерева и вслед за братом проталкиваясь сквозь толпу прочь. – Ему все это слушать!»

Кейран шер Суардис

Столица показалась лишь к двум часам пополудни. Кей успел проклясть и жару, и бархатный, в самоцветах и золоте наряд, и тяжеленную цепь с амулетом. И собственную гордость, она же ослиное упрямство – надо было соглашаться, когда Шу предлагала сделать прохладный вихрь в личное пользование. Он, видите ли, не пожелал недостойных настоящего воина привилегий: раз гвардейцы не жалуются на жару, то и он не будет! А второй раз сестра не предложила – та же фамильная гордость, достойная каравана ослов.

– …въезжать в столицу через Драконьи Ворота, – нудел под ухом Берри. – Традиция родилась после того, как в четыреста втором году до Основания Империи Лордерин Третий Суардис вынудил предателя Жандилье проехать под решетными гарпиями…

Глядя на массивные башни сливочного, в золотистых прожилках, камня, Кей пропускал мимо ушей историю постройки гномами совместно с людьми Старой Стены – Берри не упустил случая еще раз прочитать лекцию и напомнить будущему королю о важности политики нераздельности народов Валанты. Кей бы и сам не забыл: на сотрудничестве, почти братстве с гномами, и на договоре с эльфами зиждилось благополучие Валанты и власть Суардисов. Но именно сейчас, прикидывая размеры и массу венчающего арку дракона – переливчатый оникс славился не только прочностью и красотой, но и огромным удельным весом, почти как золото – Кей думал о том, стали бы гарпии визжать и сбрасывать решетку на Свандера? Все же наследник – еще не король.