Текст книги "Возьми меня с собой"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Толстяк кивнул, однако видно было, что он все равно недоволен. Чернявый опять переложил «дипломат» из руки в руку и вытер вспотевшую ладонь о брюки. Он выглядел теперь более приветливо, чем его спутник, хотя первое Лерино впечатление о них было обратным.

– Ладненько, – обратился чернявый не то к Лере, не то к Максимову, – нам пора. Надеюсь, вы отвечаете за свои слова. Так?

– Так, – подтвердил шеф.

– Тогда до свидания. – Чернявый пожал Максимову руку, кивнул Лере и, подхватив мрачного, молчаливого толстяка под руку, удалился.

Максимов наконец выпустил Лерин локоть, который он продолжал стискивать все это время. Ей показалось, что его смуглое лицо слегка побледнело. Зачем он так церемонился с этими деятелями? Может, они ему что-нибудь отстегивают, чтобы к деду получше относились в больнице? Лучше бы потратились на гостинцы.

– Истории болезни оформили? – прежним суровым голосом спросил заведующий.

– Почти.

– Вот идите и дооформляйте, – тоном, не терпящим возражений, приказал шеф.

Лера молча кивнула и пошла в ординаторскую. Голова загудела сильнее прежнего. Лера полезла за новой таблеткой, но махнула рукой. Была не была! Она открыла шкафчик, где у предусмотрительной Анны всегда стояла наготове начатая бутылка коньяка.

Вот что Лере будет сейчас в самый раз. Чтобы начисто забыть обо всей гадости, которая ее окружает: о бывшем муже, об опостылевших бумажках, о мерзавцах опекунах несчастного деда, которые только что унизили ее на глазах заведующего отделением. А главное – о самом Максимове!

Она поспешно налила стопку и залпом выпила. Затем не колеблясь еще полстопки. Именно так боролась со стрессом сама Анна – и всегда добивалась желаемого результата.

Однако не тут-то было. Что хорошо для одного, то не всегда подходит для другого. Голова, правда, вскоре прошла, но настроение у Леры нисколько не поднялось, наоборот, стало совсем паршивым.

Ничего не хотелось: ни заполнять эти дурацкие карты, ни идти с вечерним обходом, ни вообще находиться в отделении.

Дверь приоткрылась, и в ординаторскую заглянула Наталья. Удивленно посмотрела на понуро сидящую за столом Леру. Та сделала вид, что поглощена записями и не замечает старшую сестру. Будет знать, как склочничать!

Наталья виновато вздохнула и скрылась. Из коридора донесся ее голос, зовущий Настю. Очевидно, Наталья уходить домой не спешила, по своему обыкновению оставаясь на работе сверхурочно.

Вскоре зашел Максимов – уже в пальто и кепке.

– Не забудьте про документацию, – напомнил он.

Лера дождалась, пока за дверью затихнут его шаги, и решительно захлопнула очередную карту. Хватит с нее. Ночь впереди длинная, а осталось всего ничего, успеет. К тому же пора обойти палаты. Вдруг что-нибудь еще приключится вдобавок ко всем прелестям сегодняшнего дня?

Она вышла из ординаторской и вяло поплелась по коридору, намереваясь, прежде чем приступить к обходу, взять у Насти кипятильник и сделать себе крепкий кофе – от коньяка ее совсем развезло, глаза слипались, хотелось спать.

– Что случилось?

Лера подняла глаза. Она и не заметила, что поравнялась с восьмой палатой.

В дверях ее стоял Андрей, глядя на Леру внимательно и с удивлением.

– Ничего. – Она постаралась улыбнуться.

– А почему такая печальная?

– Так… – Лера снова живо представила себе скворцовских опекунов, и ее передернуло от отвращения. – Видела я сейчас родственников Иван Степаныча. Светочи, каких мало.

– Сволочи, – согласился Андрей. – И что, только эта причина такого грустного вида?

– Только, – подтвердила Лера. – Еще голова немного болит.

Ну, что она может ему еще сказать? О том, как достал ее Максимов? О Машкиных ночных слезах в подушку? О том, что ей, Лере, совсем не помогает испытанное Анной средство?

– Может, зайдете на минутку? – предложил Андрей. – Я Маше картинки кое-какие нарисовал, из мультиков. Я ей обещал.

– Картинки? – переспросила Лера, а сама уже переступала порог палаты.

Степаныч спал, закинув руку за голову и широко открыв беззубый рот. На тонкой, морщинистой шее двигался взад-вперед острый кадык. Комнату оглашал мерный, негромкий храп.

Лера потихоньку присела за столик.

– Вот. – Андрей поспешно достал из тумбочки несколько листков. – Тут Том и Джерри, Микки-Маус, Белоснежка… – На стол перед Лерой легли смешные и трогательные картинки.

Глядя на них, она почему-то почувствовала себя совсем несчастной, глаза наполнились горячей влагой, губы задрожали.

– Что с вами, Валерия Павловна? – Сзади на ее плечо мягко опустилась рука Андрея.

– Ничего, – шепотом проговорила Лера, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

– Но не может же все это быть только из-за этих чертовых родственников?

Лера молча кивнула. Слезы уже текли по щекам, во рту был противный солоноватый привкус.

Андрей придвинул стул, сел рядом, так и не убрав руки с Лериного плеча.

– Валерия Павловна! Вы… очень любили Машиного отца? Он ушел от вас, и вы не можете его забыть? Так?

Лера изумленно подняла на него глаза.

– Откуда… – начала она и не договорила.

– Маша мне тогда кое о чем рассказала. Про то, как папа давно уехал и не возвращается. Я и подумал… Вы извините, если я ошибся.

– Ничего. – Лера вытерла глаза. – В чем-то вы правы. Скучаю не я, а Маша. Отец совсем не хочет ее знать. Бывает же такое – родной отец, а дочка вдруг стала не нужна… – Лера внезапно осеклась, спохватившись. Что же это она говорит? Ведь это бестактно по отношению к Андрею – у того всю жизнь не было ни отца, ни матери.

Шаповалов сидел, опустив голову, уставившись взглядом в столешницу.

– Андрюша, – тихонько окликнула Лера, – вы извините, я не хотела… Ваши родители… они умерли?

– Не знаю, – Андрей пожал плечами. – Хочу надеяться, что нет.

– Как так? – удивилась Лера. – Я не понимаю.

– Мне было два года, когда их лишили родительских прав. Говорили, я болтался на улице зимой в одной рубашке и сандалиях, а папа с мамой водку хлестали. Вечно простуженный был, оттуда и болезни пошли, с детства. Я потом пытался их, родителей, разыскать, но не смог. Может, в дальнейшем повезет. – Он махнул рукой: – Да хватит о них. Мы же о вас говорили.

Лера вдруг забеспокоилась, что ведь Андрей, по сути, обнимает ее и в любую минуту может открыться дверь, кто-нибудь войдет – Настя, Наталья, кто-то из больных.

Андрей, будто услыхав ее мысли, придвинулся еще ближе, слегка притянул Леру к себе. И ей стало спокойно, хорошо. Так хорошо, как не было давным-давно.

– Андрюша…

– Что, Лерочка?

Что-то внутри нее тревожно напряглось, выражая последний, слабый протест, и тут же отпустило, потому что его губы уже были совсем рядом, и она сама уже обнимала его, прижималась страстно, всем телом, точно стараясь слиться воедино.

Андрей поднял колченогий стул, вставил ножкой в дверную ручку…

Господи, какая же она дура, что все это время мучилась, боролась упорно с тем, что было начертано ей судьбой! Как глупа была, когда считала, что все хорошее осталось в прошлом, и жить теперь надо по инерции, только для того, чтобы вырастить Машку, поставить ее на ноги!

Чепуха! Она молода, красива, желанна, сама полна желания и нежности, и жизнь для нее вовсе не кончена! Ее душа чудесным образом исцелилась, избавилась от сомнений, страха и горечи и вновь, как в юности, готова вместить в себя невероятное, головокружительное ощущение счастья…

Дед коротко, громко всхрапнул, затих на мгновение, потом зашелся хриплым, натужным кашлем.

Лера вышла из сладкого оцепенения, приподнялась над подушкой, осторожно потянула за шнурок ночника.

Загорелся слабый, желтоватый свет. Андрей слегка сощурился, улыбнулся, прикрыл ладонью глаза.

Лера глянула на часы: вот ужас-то! Без четверти двенадцать! Она давно уже должна была совершить обход. Странно, что до сих пор никто ее не хватился! А может, и хватились? Может, Настя обо всем догадалась и деликатно дожидается, пока дежурный врач опомнится, придет в себя и приступит к работе?

К своему удивлению, Лера не почувствовала почти никакого стыда, ну разве что легкий укол совести. Настолько легкий, что он никак не мог заглушить охватившее ее состояние радостного возбуждения.

Она нагнулась, поцеловала Андрея, аккуратно поправила подушку у него под головой:

– Я побежала. Спи.

– Погоди. – Он обнял ее за талию. – Побудь еще. Хотя бы чуть-чуть.

– Не могу, Андрюшенька, – Лера виновато покачала головой, – пожалуйста, пусти. Больные ждут.

– А потом придешь? После обхода? – Он разжал руки, слегка отодвинулся от нее вбок, к стене.

– Тебе нужно отдыхать.

– Да перестань со мной как с ребенком! – рассердился Андрей. – Думаешь, я, как дед Степаныч, на ладан дышу? У меня и приступы-то бывают раза два в год, не больше. А когда их нет, на мне и вовсе пахать можно.

– Ладно-ладно. – Лера погладила его по плечу. – Не обижайся. Я знаю, ты почти здоров. Скоро выпишем тебя, пойдешь на все четыре стороны. – Она улыбалась, а сама тревожно и напряженно всматривалась в лицо Андрея.

Оно так и оставалось бледным, почти бескровным, только глаза смотрели на Леру весело и безмятежно.

Она почувствовала холодок тревоги. Одно дело, что он говорит, и совсем другое, как чувствует себя на самом деле. Не нужно было ей приходить сюда, ох не нужно. Сама ведь спровоцировала парня, а ему пока что по коридору пройти – и то нагрузка!

– Ты спи, – твердо сказала она, вставая. – Я закончу обход, допишу документацию и приду. Обещаю.

– Давай, – неохотно согласился Андрей.

Вспомнив о язвительных словах Анны, Лера тщательно оглядела себя в зеркале, поправила волосы, застегнула халат на все пуговицы и только после этого покинула палату.

За столом на дежурном посту сидела Наталья. Увидев Леру, она поспешно вскочила.

– Прости, пожалуйста. – Тон ее, как и недавно, был виноватым, взгляд заискивающим.

– За что? – удивилась Лера, абсолютно позабыв о своей недавней обиде на старшую сестру.

– Я была не права. Наговорила резкостей. Прости, ладно?

– Не бери в голову, Наташенька. – Лера беспечно махнула рукой. В ее сердце теперь не осталось места никаким темным чувствам, все проблемы казались мизерными, точно спустившийся воздушный шарик.

– Ты не сердишься? – Наталья недоверчиво глянула на нее, робко улыбнулась.

– Нисколько. Ты почему не ушла до сих пор?

– Анатолий Васильевич попросил цветы полить у него в кабинете. И еще я должна была с лекарствами разобраться – сегодня утром целый ящик пришел по безналичке. Там антибиотики новые, французские, спазмолитики, ингаляторы. Надо опись составить.

– Труженица ты наша, – уважительно проговорила Лера. – Давай разбирайся и поезжай домой. А то метро закроется.

– Сейчас поеду. Если что – тачку возьму, – отмахнулась Наталья и скрылась в процедурной.

Лера быстренько прошлась по палатам – пациенты, так и не дождавшись дежурного, в подавляющем большинстве спали. Облегченно вздохнув, она вернулась в ординаторскую.

Ей показалось, что последний раз она была здесь не несколько часов назад, а очень давно. Вообще не верилось, что продолжается все тот же день, который начался так отвратительно.

Тяжелый, хлопотный день, неожиданно оказавшийся для Леры таким важным, незабываемым, счастливым. Возможно, самым лучшим в ее жизни.

Стрелка на круглых, стенных часах подходила к двенадцати.

Лера заметила пустую стопку рядом с бумагами, сполоснула стаканчик в раковине, вернула его на место в шкаф, усмехнулась: коньяк ее не взял, зато сейчас она точно, как пьяная. И голова приятно кружится, и даже хочется запеть. Что-нибудь негромкое, душевное, красивое.

Сейчас она заполнит эти проклятые карты и зайдет к Андрею. Наверняка он не спит, ждет ее. Почему она решила, что у них никогда ничего не выйдет?

Машка? Ну и что? Он хорошо относится к ней, легко ладит, да и сама девочка явно тянется к нему, даже откровенничает за спиной у матери.

Слишком молодой? Ерунда. Иногда, когда Лера смотрит на Андрея, ей кажется, что он намного старше ее, спокойней, опытней. Немудрено, проживешь такую жизнь, как он, станешь зрелым не по годам.

А то, что Анна пугала Леру его болезнью, и вовсе смешно. Ей, Лере, безразлично, болен он или здоров, она готова хоть годы заботиться о нем, выхаживать, ставить на ноги. Терпения в этом деле ей не занимать, а успех обязательно будет. Просто надо верить и не отчаиваться.

Лера раскрыла лежащую сверху карту. Строчки неожиданно запрыгали у нее перед глазами – сказывалось огромное нервное напряжение: более полусуток проведено почти без отдыха, влияло выпитое, хоть и давно, спиртное. Неудержимо, резко захотелось спать.

Прикорнуть хоть на минутку, прямо тут, положив голову на руки, уткнувшись лицом в стол.

Лера усилием воли заставляла себя вписывать нужные названия и цифры, напрягаясь изо всех сил, предвкушая тот момент, когда она закончит последнюю карту и с наслаждением закроет глаза, слипающиеся сами собой.

Скорее, скорее… Все!

Она придирчиво оглядела исписанную аккуратным почерком страницу и удовлетворенно откинулась на спинку стула. Теперь можно отдохнуть. Пятнадцать минут, нет, полчаса.

Пойти в сестринскую, к Насте, там стоит большое, уютное кресло. В нем Лера и посидит, расслабившись, именно в нем, а не на диванчике в ординаторской. Если она сейчас примет горизонтальное положение, то очухаться через полчаса будет очень трудно. А она непременно должна быть бодрой и отдохнувшей через эти самые тридцать минут сна.

Лера захлопнула карту, прибавила ее к толстой стопке уже готовых и побрела в сестринскую.

Настя сидела за столиком, низко склонившись над тетрадным листом, и быстро-быстро строчила в нем.

– Настен, я посплю с полчасика. – Лера двинулась к заветному креслу. – Если что случится, буди сразу.

– Угу, – промычала Настя, не отрываясь от своей писанины.

– Не «угу», а обязательно… – Лера сладко зевнула, уселась, откинув голову на спинку и удобно устроив руки на мягких подлокотниках. – А если все будет в порядке, разбудишь без пятнадцати час, ладно?

– Ага.

Лера махнула рукой и закрыла глаза. Тут же на нее накатила теплая, голубая волна, обняла, понесла куда-то, ласково покачивая, баюкая.

10

Андрей лежал в темноте с открытыми глазами и пытался прислушаться к звукам, доносящимся из коридора. Преуспеть в этом деле ему отчаянно мешал храп деда, с каждой минутой становящийся все громче и настойчивей.

– Вот елки зеленые! – шепотом выругался Андрей, когда трубные звуки с соседней койки приняли совсем уж громовую динамику, грозя перейти в львиный рык. – Степаныч! Ты что, озверел? Эй!

Дед на время стих, потом зарядил свой храп с новой силой.

Лера не возвращалась. Не приходила и Настя, хотя деду давно было пора колоть антибиотик. Андрей попытался заснуть, но сон не шел.

Он встал, натянул спортивный костюм и вышел в коридор. Там было тихо и пусто. Андрей бесцельно прошелся до дежурного поста и обратно, затем заглянул в сестринскую.

Лера спала, свернувшись калачиком в кресле. Голова чуть наклонена вбок, темные волосы касаются плеча.

Он, осторожно, мягко ступая, подошел, легонько провел пальцами по ее щеке. Она во сне чуть нахмурила брови, пробормотала что-то тихо и жалобно.

Андрей отвернул в сторону настольную лампу, чтобы свет не бил ей в глаза, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Постоял немного, раздумывая, куда запропастилась сестра, и собрался было вернуться в палату, но в это время из ординаторской послышался голос Насти.

– Письмо я писала, – виновато говорила она кому-то. – Не заметила, как время проскочило.

– Ну, ты в своем репертуаре, – раздался другой женский голос, пониже. Андрей узнал в говорящей старшую медсестру. – Антибиотик надо точно по часам колоть!

– Да знаю, я знаю, – нетерпеливо сказала Настя. – Дайте карты.

– Держи-и… – Наталья растянула последний слог, явно зевая. – Чего стоишь-то? Иди.

– Я… – Настя замялась, потом неуверенно предложила: – Может… вы уколете, Наталья Макаровна? Больные-то спят уже, будить их, да еще и руки мои кривые… А вы…

– Ишь, хитрая! – резко перебила Наталья. – Нет уж. Проворонила время, сама буди и коли. Пора научиться, иначе зачем ты здесь, в отделении, для мебели?

– Просто спросила, – пробурчала Настя. – Уж и спросить нельзя.

– Ты спросила, я ответила. Иди работай, а я домой поеду. У меня попугай целый день некормленый.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Наталья, в длинном черном пальто, наглухо застегнутом на все пуговицы. За ее спиной маячила недовольная Настя с картами под мышкой. Увидев Андрея, она смутилась:

– Не спите? Я к вам сейчас приду. Скворцову укол полагается.

– Я как раз напомнить хотел.

– Незачем напоминать! – угрюмо возразила Настя, кинув настороженный и неприязненный взгляд вслед уходящей по коридору Наталье. – Идите к себе. У меня кроме вас еще три палаты.

Дед по-прежнему сипел, ворочался под одеялом. Андрей зажег свет, и Скворцов тут же открыл глаза.

– Что? Где? – Вид у него был совершенно ошалевший, волосы торчали дыбом, в углу рта запеклась струйкой слюна.

– Ничего, дед, – успокоил его Андрей. – Все О’кей.

Сейчас получишь свой укольчик и будешь в порядке. А то храпишь, как лев в джунглях.

– Я? Храпел? – расстроился Степаныч. – Ну, извини. – И вдруг испугался: – А кто дежурит-то? Настька, поди?

– Она.

– У, леший ее задери! Руки-крюки. – Дед, кряхтя, уселся на кровати, сверля нетерпеливым взглядом дверь. – Ну, где уж она там, мучительница? Съели ее, что ли?

Матюшина все не шла. В ожидании ее Андрей лег, погрузился в свои мысли. Рядом тихо ворчал дед.

Наконец дверь распахнулась и в палату вошла Настя, держа в одной руке лоток со шприцами, а в другой – медицинские карты. Вид у нее был растерянный и напряженный, будто ей предстояло решить какую-то непосильную задачу.

– Ты чего такая хмурая? – пошутил Андрей. – Шприц не можешь выбрать?

Настя на шутку не среагировала, мрачно взглянула на Андрея и подошла к старику.

– Только быстро, – приказал тот, – а то знаю я тебя, всю душу вымотаешь!

Настя так же молча сделала укол, приложила ватку и разорвала упаковку второго шприца.

– Вам тоже укол прописали. Внутривенно.

– Что за укол? – удивился Андрей. – Антибиотик?

– Против аритмии. – Настя, набрав из ампулы лекарство, приблизилась к Андрею, и тот вдруг заметил, как у девчонки трясутся руки.

«Затравили ее, – подумал он с сочувствием. – Каждый только и делает, что учит. Может, ей и впрямь лучше бы завязать с медициной?»

Настя попала в вену неожиданно ловко и совершенно безболезненно.

«Пожалуй, можно и не завязывать, – решил Андрей. – По крайней мере, она не безнадежна».

Настя сложила шприцы в лоток, сухо пожелала спокойной ночи и ушла.

Андрей погасил свет. Дед тут же вновь захрапел, но теперь уже тихо, чуть слышно, уютно, так, что сразу стали слипаться глаза. Андрей повернулся на бок, накрылся одеялом с головой. Перед тем как уснуть, он подумал о том, что Лерка в своем репертуаре: все трясется над ним, как над ребенком, заботится, уколы какие-то придумывает. И сам удивился тому, какое неожиданное удовольствие доставляет ему эта заботливость.

11

Лере снилась тетка Ксения, совсем юная, простоволосая. На ней был вызывающе открытый сарафанчик: пара лямочек и легкий, почти невесомый, кусочек ткани. Из-под сарафана торчали голые, загорелые колени. Ксения смеялась, призывно запрокидывая голову, обнажая белые, ровнехонькие, точно на подбор, зубы, косила на Леру распутными глазами. И манила к себе, звала, приговаривала сначала тихонько, затем громче, настойчивей, повторяя на разные лады ее имя.

«Чего она хочет?» – во сне удивилась Лера, а тетка продолжала окликать ее уже совсем отчетливо, нетерпеливо: «Лера! Лера! Ну, Лера же! Валерия Павловна!»

«Что это она по отчеству?» – успела подумать Лера, и в это время Ксения приблизилась, обхватила ее за плечи, тряхнула с силой.

«Отстань! – пробормотала Лера, – что ты хватаешь?» И тут же проснулась.

В сестринской царил полумрак. Лампа, повернутая плафоном в стену, почти не освещала довольно просторную комнату.

Возле кресла стояла взволнованная Настя. Лицо ее было заспанным, коса растрепалась.

– Лера! Проснись!

– Что такое? – Лера резко выпрямилась в кресле. – Который час?

– Четыре утра.

– Как четыре? – ужаснулась Лера. – Ты почему меня…

– Я тоже заснула, – жалобно проговорила Настя. – Он меня разбудил.

– Кто – он?

Настя указала рукой на дверь. Лера глянула и зажмурилась: на пороге маячило привидение в широком светлом балахоне.

В следующий момент привидение хрипло закашляло, и Лера узнала деда Скворцова. На нем была белая больничная рубаха и такие же штаны, ярко выделяющиеся в темноте.

– Чего вы, Иван Степанович? – Лера, окончательно проснувшись, поднялась с кресла. – Настя, зажги свет.

Настя метнулась к порогу, щелкнула выключателем. Вспыхнул яркий, дневной свет, от которого в глазах сразу стало зеленовато.

Дед сделал несколько шагов к Лере, обходя стоящую у него на пути бледную как мел Настю.

– Сосед мой… – кивнул он на дверь, снова закашлялся, взялся рукой за грудь. – Боюсь, не помер бы…

– Как это? – обалдело переспросила Лера.

– Так. Лежит, глаза закрыты. И не дышит.

Тут, наконец, все происходящее стало связываться в Лерином сознании в единую картину. Испуганная, трясущаяся Настя, кинувшаяся будить ее, не успев даже зажечь верхний свет, оцепеневший старик на пороге, собственный четырехчасовой сон, на который она, Лера, не имела никакого права, то, что произошло до этого…

Лера, ни слова не говоря, кинулась из комнаты, Настя вслед за ней.

Андрей лежал неподвижно, лицо его было мертвенно-бледным, у губ сгустилась синева. Пульс почти не прослушивался, отдаваясь в Лерины пальцы слабыми, редкими ударами.

– Настя, звони в реанимацию!

Настя умчалась.

Лера сделала глубокий вдох и, плотно прижимая свой рот ко рту Андрея, резко выдохнула, затем еще и еще, пока его грудная клетка не начала едва заметно подниматься.

Лера сглотнула, облизала пересохшие губы. Дальше следовало перейти к наружному массажу сердца. Никогда раньше ей не приходилась делать его на живом человеке.

Она положила ладони одну поверх другой Андрею на грудь, стараясь, чтобы пальцы не касались грудной клетки. Так учили их на занятиях по интенсивной терапии, чтобы уменьшить вероятность перелома грудины и ребер. Затем, не сгибая рук, Лера принялась толчкообразно сдавливать грудину, используя при этом тяжесть туловища.

Дверь распахнулась. В палату вбежали врачи из реанимационного отделения. Один из них, высокий, огненно-рыжий парень, оттеснил Леру в сторону от Андрея, дотронулся до сонной артерии, качнул головой:

– Паршиво. Пульса почти нет. Астма?

Лера кивнула.

– Значит, астматический статус. Срочно на каталку.

Лера в оцепенении смотрела, как Андрея перекладывают на каталку, вывозят в коридор. Рядом стояла Настя. Плечи ее то и дело вздрагивали, но глаза оставались сухими.

По коридору протопали скорые шаги, хлопнули в отдалении двери лифта, и вновь стало тихо. Тут только Лера заметила Скворцова.

Тот стоял у двери, прижавшись тощей спиной к самой стене, и смотрел на нее в упор.

Лере показалось, что он все знает. Что накануне поздно вечером он не спал, прекрасно слышал, что произошло в палате, и теперь молча обвиняет ее, признает единственной ответственной за состояние Андрея.

Она невольно опустила глаза. Старик, ни слова не говоря, проковылял к своей постели и лег. Лера потушила свет и вышла из палаты.

Она знала, что спускаться на второй этаж, где находилась реанимация, бессмысленно – все равно сейчас туда никого не пустят. Можно было лишь звонить по внутреннему телефону.

– Надо позвонить, – как бы угадав Лерины мысли, тихо сказала Настя.

Они набрали номер. Женщина, взявшая трубку, сообщила, что состояние поступившего больного критическое, прогноз неблагоприятный.

Настя, осторожно ступая, вышла из ординаторской.

Лера опустилась в кресло, в котором спала. Шоковое состояние, в которое ее ввергло внезапное пробуждение и известие деда об Андрее, постепенно рассеивалось. На смену ему пришло отчаяние: точно так же при сильных травмах боль ощущается не сразу, а по прошествии нескольких мгновений или даже минут, а до этого мы не можем осознать случившееся, не можем вдохнуть, произнести хотя бы короткое междометие.

Только недавно, увидев Андрея на постели без сознания, Лера не думала ни о чем, кроме того, что необходимо сделать для его спасения, не потеряв ни единой секунды, использовав все шансы и возможности.

Теперь, когда за его жизнь боролись врачи на втором этаже, она начала осознавать, что, может быть, потеряла его навсегда и виновата в этом сама.

Только сама! Как она могла забыть, что Андрей – прежде всего ее пациент, серьезно больной человек, немногим более месяца назад уже побывавший в реанимации!

– Лер, – нерешительно окликнула Настя, заглядывая в дверь, – бабульке Егоровой плохо. Подойдешь?

– Да. – Лера с трудом заставила себя встать.

Старуха, скрючившись, сидела на постели и плакала. По коричневым, морщинистым, как печеное яблоко, щекам медленно ползли прозрачные слезинки.

– Живот болит, – пожаловалась она. – Мочи нет, ровно кто кишки выворачивает наизнанку.

– Ложитесь, – Лера осмотрела бабку, но ничего подозрительного не обнаружила. Живот был мягким, явно не хирургическим, язык – чистым. Жара у старухи не было.

– Я вызову хирурга, – предложила Лера. – Пусть он вас осмотрит. Ничего страшного нет, но чтоб вы не волновались.

– Не надо хирурга. – Егорова вдруг крепко взяла ее за руку: – Просто посиди со мной. – Она вытерла слезы и глянула на Леру с какой-то запредельной тоской. Помолчала и прибавила просто и обреченно: – Помру я. Как Бог свят, скоро помру. Посиди.

Лера кивнула.

Она сидела на постели у старухи, машинально слушала ее тихое, невнятное бормотание, что-то говорила ей в ответ, а в голове ее неумолимо, непрерывно отстукивало: десять минут, двадцать, двадцать пять. Что там, на втором этаже? Почему молчит телефон? Становится лучше? Или…

Лера старалась гнать от себя эти мысли, но они лезли в голову снова и снова, неумолимо, настойчиво.

Наконец бабка успокоилась, глаза ее высохли, поза стала менее напряженной.

– Полегчало… – Она слабо улыбнулась, выпустила Лерину кисть. – Спасибо тебе, дочка. Страшно помирать-то. Вроде хорошо пожила, долго, пора и честь знать, а все одно страшно. Жуть берет.

– Вы отдыхайте, – успокоила ее Лера. – Все будет нормально. А хирурга я к вам все-таки пришлю. Чуть позже.

Она вышла из палаты и кинулась в ординаторскую. Настя стояла возле телефона, держа в опущенной руке трубку.

– Что? – одними губами выговорила Лера.

– Пока так же. – Она зябко поежилась, точно ей было холодно, и отвела глаза.

Лера взглянула на стенные часы – пять пятнадцать. Значит, Андрей в реанимации уже час, и никакого прогресса. Господи, как она могла заснуть так надолго! Не заснула бы, все было бы в порядке! Она зашла бы в палату к Андрею и заметила бы, что тому стало плохо. И Настя хороша – ведь просила ее разбудить через полчаса.

Настя, точно услыхав Лерин немой упрек, громко вздохнула и шмыгнула носом.

– Будем ждать, – сказала ей Лера, снова усаживаясь в кресло.

Они просидели у телефона три часа, почти не разговаривая друг с другом, только регулярно набирая номер реанимации. В восемь пришла Анна.

– Всем привет! – бодро поздоровалась она и принялась расстегивать короткую, бирюзового цвета дубленку. – Что новенького слышно?

Не дождавшись ответа, Анна с удивлением оглядела поникшие фигуры и бледные, убитые лица девушек.

– Случилось что-нибудь?

– Случилось, – тихо подтвердила Настя и, запинаясь, вкратце поведала ей про Андрея.

– Вот хренотень! – досадливо выругалась Анна и сняла дубленку. – С какой это радости? Он же на поправку шел, Светка с ним столько возилась после первого приступа! – Она взглянула на еще более побледневшую Леру и поспешно прибавила: – Да и ты тоже. Ты даже еще больше. Не могу взять в толк, как же это могло приключиться!

Лера и Настя понуро молчали.

– Ладно. – Анна натянула халат. – Вот что. Вы подождите, я пробегусь по своим палатам, а после еще раз позвоним туда. Минут через тридцать.

Она ушла. Глядя ей вслед, Лера почувствовала слабую надежду. Анна опытная, она сталкивалась с такими ситуациями не раз, она знает, что говорит. Если Анна спокойна, значит, есть шанс, что все обойдется.

Однако звонок через полчаса новых результатов не дал. Состояние Андрея по-прежнему было критическим, без прогнозов на улучшение.

Еще через пятнадцать минут в отделении появился Максимов. К тому времени у телефона в ординаторской собрался почти весь персонал, взволнованный печальным известием.

– Что за митинг? – Завотделением недоуменно оглядел столпившихся кучкой врачей и сестер, вполголоса обсуждающих положение дел, и остановил пристальный взгляд на Лере.

– Шаповалова ночью забрали в реанимацию, – ответила за подругу Анна. – Метаболическая форма астматического статуса. Состояние тяжелое.

– Шаповалова? – Уголки рта Максимова резко дернулись вниз, глаза сощурились, на скулах шевельнулись желваки. – Что за чертовщина! С чего?

Лера молчала. Анна пожала плечами.

– Так… – Заведующий быстро подошел к столу, порылся в стопке карт, выбрал оттуда несколько.

Давайте-ка расходитесь – и за работу. Где Наталья Макаровна?

– Ее нет, – ответила Настя. – Она сказала, что задержится утром.

– Ладно, – махнул рукой Максимов, – тогда, Лена, ты, – обратился он к медсестре Лене Соковой, – составишь мне отчет по полученным вчера лекарствам.

Лена кивнула. Народ постепенно исчез, в ординаторской остались лишь Лера и Анна.

– Прямо не знаю, что и думать. – Анна сочувственно поглядела на подругу. – Ты уж так-то не переживай. Паниковать еще рано. В прошлый раз откачали – и в этот справятся. У нас реаниматоры отличные, недаром со всего района по «скорой» именно к нам везут. – Она хотела что-то добавить, но в это время по коридору простучали каблучки и в дверь просунулась кудрявая головка санитарки Надюши:

– Валерия Павловна! Вас Анатолий Васильевич зовет. Срочно!

Максимов сидел за столом, вид у него был угрюмый и мрачный. Перед ним лежала раскрытая карта и смятая пачка сигарет.

– Присядьте, – указал он Лере на стул около стола и, едва дождавшись, когда она сядет, проговорил: – Хочу услышать вашу версию – отчего у Шаповалова случился приступ?

– Я… я не знаю, – сказала Лера. Она чувствовала себя преступницей, но ничего не могла сделать. Не говорить же Максимову о том, что произошло между ней и Андреем сегодня ночью!

– Чем вы его лечили, глюкокортикоидами?

– Да.

– У него что, были проблемы с сердцем?

– Нет. – Лера удивленно глянула на Максимова и повторила решительней: – Нет, с сердцем у него было все в порядке. И кардиограммы хорошие, и пульс…

– Зачем тогда вы назначили ему антиаритмический препарат? – неожиданно резко перебил он.

– Антиаритмический? Я? – растерянно переспросила Лера, ничего не понимая. С чего Максимов это взял? Она и не думала лечить Андрея от аритмии, благо сердце у того работало исправно и не нуждалось в стимуляции.