Текст книги "(не) фиктивный брак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Анина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

8

Олег Андреевич всегда носил рубаху в клеточку и чёрные брюки. У него были седые волосы сосульками до плеч и белоснежная борода. Стеклянными, светлыми, как ясное небо глазами, он смотрел на меня с самым глубоким сочувствием.

Про мужа я ему не рассказала, а про натюрморт всю душу наизнанку вывернула. И он плакал со мной. Слёз не было, а сострадание на лице отобразилось такое, что я хотела броситься к нему в объятия, как  к самому дорогому человеку.

– Лисёнок, налей мне рассола в стакан, – сказал препод и поковылял вглубь мастерской.

Я, тяжко вздохнув, пошла к столу, где в гранёный стакан вылила рассол из трёхлитровой банки домашних солёных огурчиков, и украсила коктейль зонтиком укропа.

Со стаканом в руках я прошла за Олегом Андреевичем. Он залез в какие-то такие дебри, что пыль стояла столбом. Разорил склад старых картин. Вытащил на свет работу. Два на два метра, не меньше.  Поднял холст над головой и стал пробираться обратно ко мне.

Он установил полотно на мольберт и принялся скидывать с него слой старинной пыли. На картине был нарисован декоративный натюрморт. Не такой, как у меня. Да ещё и маслом.

– Подойдёт тебе, – Олег Андреевич забрал у меня стакан, и, не отрывая взгляда от картины, выпил рассол. – Вот здесь киноварь убери.

Он показывал то, что ему не нравилось.

 – У меня заявлена гуашь,– обречённо пискнула я.

– Покрой гуашью.

Гуашь на масло!!! Это, как обои скотчем клеить.

– Олег Андреевич, это лажа, – оторопело сказала я, скривившись всем лицом.

– Лажа, Перепёлкина, когда печень больная, а выпить хочется.

– Так осыпется всё!!!

– Зафиксируем. День продержится, – отвечал боевой, бывалый препод. – Радуйся, что не акварель.

– Может тогда акрилом? – я уже готова была извиниться перед комиссией.

– Акрил дорого, а гуаши у меня попой кушай. И фиксатор найду.

– А если спалят? Рамка то старинная, – подняла глаза на художника. Он хмурился. – Обидно так.

– Тебе диплом нужен? Вот тут охру кинь, только не переборщи. Если сейчас начнёшь, то с перерывами к утру закончишь. Ваяй, как масло на хлеб, не стесняйся, возьми шпатель.

Это капец, животное! Ты на что меня подстрекнул? Гастарбайтер Трёхглавый! Я из-за тебя всю ночь буду такое творить, за что меня должны призирать все художники мира.

Потекла работа. «С перерывами» это значит, почти ничего не делать.

Откуда-то появилась банка с клеем ПВА, чтобы мою мазню крепить к другой мазне. Олег Андреевич поставил тепловую пушку и принялся мне помогать с другого конца холста.

 После обеда сгоняла в студенческую столовку. Там голодные студенты всё уже подмели. Попросила по сусекам поскрести. Тётки жалостливые откликнулись.

 С макарошками в коробке из-под красок, я шла обратно в мастерскую, когда зазвонил телефон.

– Олеся Ивановна. К сожалению, мы хотели подать на вас иск, – сказал женский голос.

– Да, подавайте уже, – я и забыла про них.

– Но в сложившейся ситуации, ваши долги переходят фирме посреднику. Всего хорошего.

Это что значит?

Тут же раздался ещё один звонок. Говорил уже грубый мужской бас.

– Здравствуй, Олеся. Надо квартиру продать, чтобы долг вернуть. Неделю думай.

И трубку бросил. А я отключила телефон.

Можно представить, в каком я виде принесла ужин Олегу Андреевичу. Он всё скинул на мою тоску по дипломной работе и взялся с другой стороны холста, обновлять рамку.

Ближе к полуночи появился Поликарпов. С бухлишком. Олег Андреевич долго гипнотизировал портвейн. И чем закончилась магия художника, я не помню, потому что отрубилась на узкой койке, среди барахла испачканного краской, предварительно заглотив стакан дешёвого пойла.

«Я в белой блузке и своей чёрной юбке-карандаш.  С отличным макияжем и причёской сделанной в салоне…»

В грязных джинсах, помятой кофте. Волосы из хвоста выпадают. Из дипломной работы – листы.

Животное, разве так я представляла свою сдачу диплома? Поликарпов и Олег Андреевич дотащили многотонную монументальную работу в актовый зал. Все однокурсники с иголочки, я с перегаром. Встала рядом со своим преподом, чтобы слиться с ним, так сказать, в одно амбре.

– Лесь, ты Юрке сегодня позвони, – попросил Лёша. – Очень нужна твоя помощь. Там заказ денежный. Машину перегоним, покрасим и деньги сразу.

– Обязательно, – кивнула я, стараясь на него не смотреть. Не потому что стыдно, а потому что достал так пялиться.

Поликарпов ушёл, и я опять воспряла духом. Улыбаться блистательно не стала, потому что зубы не помню когда чистила. Как Мона Лиза стояла загадочно у загадочного полотна и защищала чью-то старую работу.

В зале на стульях и скамейках расположились родители и преподаватели. Как жаль, что моей мамочки среди них не было. Она бы мной гордилась. Она бы не допустила фиктивного брака и звонков… Мы бы разобрались, брала она в долг деньги или нет.

Добрая, нежная, ласковая. Она работала фельдшером. И так за каждого своего пациента переживала, что большое сердце не выдержало.

На глаза хотели навернуться слёзы. Но плакать я передумала, когда увидела, что среди толпы, как пропасть в чёрную бездну, сидит Даяр.

Сразу я его не признала. Он постригся. С висков выбрил жгучие лохмы, по моде. Щетина, как аккуратная бородка, сбрита острыми гранями.

Очень красиво!

Рубаха чернильная, расстёгнута у ворота, сверху чёрно-серая безрукавка на серебристых пуговицах. Он ко мне на диплом краше, чем в загс пришёл.

Сейчас разбежится и лбом об мою дипломную работу. Только вот её тридцать лет назад делали. Там такой холст! Там такая рама! Ещё не известно на что это масло накладывали. Может на гуашь.

И животное погибнет у пьедестала искусства.

Даяр смотрел на меня. Пристально, внимательно.  Горели жутким пламенем его большие мглистые глаза.

Смотри, баран, что ты сделал с моей мечтой! Я грязная и с похмелья вещаю о декоративном натюрморте. Теперь, как единое целое с Олегом Андреевичем, который стоял рядом с «моей» картиной, закрыв глаза, и покачивал головой в такт моему монотонному рассказу.

Зрители подарили мне скупые аплодисменты.

На краю моей картины зафиксированная гуашь печально отходила от масла. Ещё час и рухнет моя работа, оголив правду.

Олег Андреевич проследил за моим взглядом. Проснулся, встрепенулся и быстро сгонял за белой тканью, которой укрыл не мой «шедевр».

И я, поблагодарив преподавателя живописи, закинула свою сумку на плечо и поплелась из актового зала.

Даяр жёг меня взглядом.

Я шла по коридорам, спускалась с лестницы, а он следом. Можно было не оглядываться, я чувствовала дыру в спине.  Преследовал меня.

Я вышла из университета. На улице было прекрасное солнечное утро. Позднее, об этом напомнил урчащий желудок. Перед проезжей частью стоял здоровый чёрный внедорожник. Жутковатая машина. Окна тонированы, полировка отражала лучи солнца.

У джипа тусовался носатый черноглазый парень, что сопровождал Даяра в загс. Это он забрал моё обручальное кольцо. Заметив меня, широко улыбнулся.

А я резко повернула в сторону и прошла к парковке.

Там, у урны стояла одинокая художница Таня Лопухина, которая сдала диплом раньше меня. Тоже решила не тусоваться с однокурсниками. За её спиной был припаркован её личный фольксваген «Жук» жёлтого цвета. Она его ласково называла: «Мой Бамблби».

Это от одиночества начинаешь разговаривать с вещами. Вот я однажды куплю себе белый Мерседес и буду говорить ему: «Мой белый мерин, как хорошо, что ты скинул принца и верно служишь мне».

Таня курила и вроде была не в этом мире. Надо узнать, что она курит. Я тоже хочу иметь такой пофигизм на лице.

– Мартин злится на тебя, – спокойно сказала Лопухина. – Мой совет, избегай с ним встреч. Он подлый мужик.

–  Тань, можно я у тебя переночую? – спросила я. – Сегодня на работу схожу и к тебе на бомонд.

Таня затянулась дымом и покосилась в сторону чёрного внедорожника. Там Даяр говорил по телефону, что-то активно кому-то втирал. Парень, как охранник, вытянул шею и оглядывался по сторонам.

– Это твой фиктивный муж? – тихо спросила Лопухина. – Не дрефь. Ритака уже всем трепанула.

– Обещала молчать, – тяжко вздохнула я.

– Не стоит ко мне напрашиваться, – она внимательно смотрела мне прямо в глаза. – Трёхглав мужчина конкретный.

– Откуда ты его знаешь? – опешила я, почувствовав что-то вроде обиды.

– Один политикан молоденький, решил к твоему мужику подлизаться. Заказал мне портрет Даяра Трёхлава.

– Имей в виду, что твой портрет в моей квартире висеть не будет. – Это была ревность! Я сама Даяру портрет напишу! И пусть блудливая Танечка свои кисти не распушает! – Лучше скажи своему заказчику, что жена Даяра попросила нарисовать барана чёрного с глазами мужа.

Танька выкинула окурок в урну и строго посмотрела на меня.

– Похоже, Леся, ты не в курсе, кто такой Трёхглав. Я в такие игры не играю. Мне деньги заплачены, я заказ выполню. А свои шутки шути с Даяром лично, раз он не показывает тебе, кто есть на самом деле. Заметила, что никто из мужиков наших однокурсниц не пришёл. Родители – да, а мужья и парни – нет. И только твой сидел всё утро и на тебя пялился. Даже телефон отключил.

– И что это значит? – по коже холодок пробежал.

– Это южный мужчина. Они своего любят добиваться. Твой брак не фиктивный, а настоящий. – Таня хмыкнула уголком рта. – Ничего личного, Перепёлка. Но я криминальных личностей сторонюсь. Так что будь любезна, не приходи.

Она не попрощавшись, отошла к своему жуку и села за руль. Уехала, оставив меня одну стоять и думать о том, как страшно жить.

9

Даяр подошёл ко мне. В его чёрных глазах, я видела своё отражение. Такая маленькая Олеся Перепёлкина, падающая в чёрную дыру.

– Шмотки забрал? Из квартиры свалил, Даяр Трёхглав? – с вызовом кинула я.

Он сверлил меня взглядом, а я заметила, как округлились глаза молодого охранника за его спиной. Парень оторопело скривил губы, словно накосячил и ждёт удара.

Даяр резко выловил мою правую руку и закрутил на палец кольцо. Я зашипела от боли. Кольцо залезло с трудом и осталось, как влитое.

– Ещё раз о переезде тему поднимешь, будем переезжать вместе в нормальное жильё, – хрипло предупредил он.

– Вместе? Забудь такое слово, животное! Ты мне жизнь отравил, – нагло кинула ему в лицо, дёрнув руку к себе.

– Всё же хорошо закончилось, – улыбнулся он, как ни в чём не бывало. – Когда дипломы вручать будут? Я хочу тебе платье купить.

Ня-я-я!!! Платье!!! Хочу платье. Какое угодно, от любого кутюрье, лишь бы не от барана.

– Я не продаюсь, – прошептала я. – Один раз в жизнь согласилась на авантюру, только потому, что безвыходное положение было. И так вляпалась. Скажи, Даяр Иванович, возможно от тебя избавиться?

– Нет, – твёрдо ответил он.

Я ещё в загсе заметила, что это скала. До него не достучишься, сам себе на уме. Даяра не сдвинуть, не уломать. Он какой-то маньяк одержимый. И смотрел на меня как на своё имущество, которое выпало из поклажи. Ловил, подбирал, чтобы запихать за пазуху и таскать с собой. Трахнутый на всю голову. Безумием охваченный, и глаза у него злые.

– Нам надо обсудить всё, – решил он. Такой весь самоуверенный, настырный.

– Мы вчера уже поговорили. Мне не понравилось. Человек, который так относится к моему творчеству, рядом со мной находиться не должен. В твоём обществе я увяну, состарюсь и распадусь на запчасти.

– Ну, – протянул Даяр, почесав бородку. – Я действительно с искусством не связан. Но может быть ты меня поднатаскаешь в этом вопросе?

– С чего бы? – фыркнула я. – Ты мне не нужен. Не освобождаешь квартиру, я съеду.

Я хотела уйти, но он выловил за руку и рванул к себе.

Обнял.

Просто крепко обнял. Так и стояли. И мне казалось, я слышу, как шуршат в его голове откормленные мохнатые тараканы.

Ненормальный.

Вспомнила, что за ним следят. Наш разговор был со стороны похож на семейные разборки. И вот мы примирились. Так нежненько стоим, не двигаемся.

– Ты портвейн пила что ли?

Я замерла и перестала дышать. А не пошёл бы ты, Трёхглав! Это уж точно не твоё дело, что я пила.

– Поехали в ресторан. Отметим твою победу, – шептал он в моё ухо. И от этого дрожь по телу пробежала.

Это мой диплом победа? Или то, что я его отшила? Так и в том и другом случае я лоханулась по-взрослому.

– Я на работу.

– Ты больше не работаешь.

– Ты больше не указываешь.

– Ты не перепёлка, а кошка.

– А ты баран.

– Ещё раз бараном меня назовёшь, трахну прямо в машине.

Я стала вырываться, а животное рассмеялось диким бараньим гоготом.

– Пообещай, что выделишь минутку для меня. Я всё поясню, что хочу.

– Только не суррогатное материнство! – испугалась я.

Даяр пришёл в ступор. На морде было написано, что об этом он точно не думал. И даже разозлило его это высказывание. Но меня его мимика уже не колышила, пусть вон своего носатого друга пугает.

Воспользовавшись его замешательством, я выкрутилась из стальных рук и отошла на безопасное расстояние.

– Приду с работы, поговорим. Вещи собирай, я не разрешала ко мне переезжать, – гордо запрокинула голову и пошагала в сторону ближайшего кафе, а лучше дешёвой забегаловки.

А могла бы в ресторане пообедать… платье на диплом получить. И нюхать этот восхитительный парфюм, что щекотал мои ноздри ещё некоторое время, пока я шла по проспекту.

Настроение было на нуле. В киоске я купила себе дешёвую зубную щётку и крохотный тюбик зубной пасты. С таким набором покинула центр города, где цены в кафе не приемлемы для меня.

Нашла более-менее приличную рыгаловку. В общественном туалете, я почистила зубы, умылась и собрала волосы в небрежный пучок на макушке. Потом наконец-то покушала.

Телефон таинственно брякнул, когда я доедала свой коржик и допивала чай из пластикового стаканчика.

«В понедельник приезжает выставка передвижников России 19-20 век. Пойдём?»

«Баран тупоголовый! На выставках запрещается картины бодать».

«Перепёлка, ты чего? За Лопухину что ли обиделась?»

Вот сиди и думай, чей это номер.

«Ты кто?»

«Мартин. Я номер сменил. Хотел с тобой сходить на выставку. Ритка мне всё рассказала о твоём фиктивном браке. Ты могла бы у меня денег попросить».

Не правильно, Липов. «Ты бы могла переспать со мной за деньги». Вот, как ты должен писать. Я закинула все его номера в чёрный список. Университет – пройдённый этап, а в новой жизни таким, как Мартин, места не будет.

Ну, всё! Меня ждёт Юрик и светлое будущее.

10

Вначале я села не на тот автобус. Потом вышла где-то на задворках и долго шла по шумному шоссе. Район мне был незнаком, поэтому я заблудилась. Потом дошла да дилерского центра, за которым располагалась шикарнейшая автомастерская с большим количеством оборудованных боксов, мойкой и кафе.

Встретил меня Лёша Поликарпов. Удивился, что я так припозднилась. Время шло к вечеру.

Я вдруг испугалась, что Лëшка составит мне конкуренцию. Но оказалось, он подрабатывал автомехаником в этом месте. Поэтому был трезвый и грязный. От него пахло соляркой и бензином. И своими грязными лапищами он оставил следы на моей кофте, когда полез обниматься.

Лёшка проводил меня в отдельную комнатку, вход в которую находился с торца здания. Познакомил со своим другом Юрой и ушёл.

Комната была небольшой, окно закрыто жалюзями. Имелся стол с компом, заваленный разными альбомами и бумагами. Никаких красок и краскопультов мне не показали.

Юрик оказался мелким тощим парнем неопределённого возраста. Он ничему меня не обучал. Посадил среди брошюр у компа и попросил самостоятельно просмотреть всю информацию. Сам завалился на потёртый кожаный диван и жевал жвачку. Периодически цеплял её из своего рта двумя пальцами и растягивал в полупрозрачный треугольник. Потом это всё запихивал обратно. И у меня складывалось впечатление, что он жуёт трусики своей девушки.

Через пару часов к нам присоединился Поликарпов. Пришёл с угощениями. Он поставил возле меня кофе из автомата и два пончика в шоколаде.

У меня даже мысль промелькнула, Лёше за такое отдаться.

– Мы не будем работать? – спросила я, вдыхая божественный аромат синтетического кофе.

– Сегодня вечером, – Жевал Поликарпов. – Заказ-бомба. Деньги сразу.

– Что делать? – я попробовала масленый пончик с транс-жирами, покрытый  пластиково-шоколодной глазурью. Простонала от удовольствия.

– Покрасить машину. Перегоним из этого центра в другой, потом красим. Хозяин обещал сразу расплатиться. – Лёшка прищурился и внимательно меня рассмотрел. – Не забыла, как водить машину?

– У меня прав нет, – пробубнила я, напугано посмотрев на него.

– Здесь безлюдно. Тебе только за заправку машинку отогнать. Потом я за руль сяду. Справишься?

– Могу, – пожала я плечами, не понимая, зачем такие трудности.

Водила я хорошо. Лёша и Мартин по очереди меня учили. Думали, что я за это отдамся. Не вышло.

– Ты Лерке звонил? – жевал Юрик.

– Да, мы с тобой у неё с восьми часов тусуемся.

Они заржали. А я в непонятках покосилась на них. Не знала я никакой Лерки. И как они могут у неё тусоваться в восемь, когда уже восьмой час

Не нравились они мне. Как Мартин или Даяр. Заковыристые и противные. Похоже, я становлюсь мужененавистницей, хотя женщин я тоже сторонюсь. Мизантропом? Этого не хватало.

Изучать эмали надоело, и я до часа «Хэ» раскладывала пасьянс на компе.

За окном уже стемнело. Я иногда нюхала стаканчик из-под кофе. А потом Поликарпов позвал меня за собой.

Мы вышли в прохладный вечер. Прошли в открытый бокс, в котором никого не было. Встали в темноте.

– А где все? – я высматривала мастеров, но кругом ни души.

– Пересменка, – напряжённо сказал Поликарпов и всунул мне ключи от машины. – Сейчас идёшь, садишься в машину. Выезжай осторожно и по узкой дорожке за мастерской в сторону леса. Справа от тебя будет заправка, ты едешь мимо. Мы тебя встретим.

Он подтолкнул меня в бокс.

Ниссан Кашкай алого цвета. Не знаю, зачем хозяину нужно было перекрашивать такую красавицу, на полировке ни царапины.

Я спокойно села за руль. Завела машинку. Очень плавно поехала в открытые ворота бокса.

Это вкуснее кофе. Завораживает, дух захватывает от восторга. Я включила фары и выехала на узкую асфальтированную дорогу. Она была совершенно пустая, и я даже позволила себе немного разогнаться. Обязательно нужно будет купить себе машину, когда стану очень богатой. Буду, как Таня или Айгерим рассекать потоки городского движения, точнее вливаться в них.

Я так размечталась, что не заметила, как доехала до автозаправки. Она осталась справа от меня, как говорил Лёша. Через двести метров в сторону леса, я увидела самого Поликарпова и его друга Юру.

Лёшка за руль не сел.

 Они быстро забрались на заднее сидение и попросили меня прибавить газа.

– Лёш, у меня прав нет, – обеспокоенно говорила я, выезжая на пустую дорогу сквозь лес. Там почти не было движения.

– Не хочешь?

– Хочу, – я вцепилась в руль и поехала,  увеличив скоростью.

– Вот, Перепёлкина, мать твою, – злился Поликарпов на заднем сиденье. – Ты б хоть раз в жизни мне сказала «хочу» в других условиях. Вот что за баба не пробиваемая. Всем девкам только одного и надо, а ты, как…, – он от досады стукнул кулаком по сидению. – Останови!

Я от его грозного голоса резко дала по тормозам.

 Юрик улетел, Лёшка матюгнулся и выскочил из машины.

Он открыл дверь водителя, отстегнул ремень безопасности. Взял своей рукой меня за шиворот и с силой выкинул на дорогу.

– Если б дала, в шоколаде бы купал, – кинул мне на прощание Лёша.

Я упала на влажный холодный асфальт. Мне в лицо прилетела моя сумка.

Ниссан с юзом рванул с места, окатив меня выхлопными газами. Светлела машина фарами на тёмном силуэте дороги, а потом скрылась за поворотом. И я осталась стоять одна-одинёшенька в полной темноте. Выбралась на обочину у леса.

И тут меня ударило просто потрясающей мыслью.

Я угнала автомобиль!

Юра с Лёшей у какой-то Леры, у них алиби. Они не светились на камеры. А я села в машину, укатила на ней к заправке, где тоже камеры.  И только у леса угонщики выкинули меня из машины.

Я так испугалась, что дыхание сбилось, и сердце стало в груди бить в колокола.

Всё. Меня посадят. И это точно.

 Всем универом придут в суд, лжесвидетельствовать. Ритка расскажет про фиктивный брак ради наживы. Мартин из ненависти наймёт адвокатов, чтобы меня на пожизненный срок определили в мужскую тюрьму.

Я же одна. У меня никого нет. Со мной можно делать, всё что захочешь.

И тут звонок на телефоне. Я дрожащими руками достала его из сумки. Почему-то я подумала, что меня уже полиция разыскивает.

Но это был фиктивный муж.

– Птенец мой, – рычал в трубку Даяр. – А где тебя носит? Если ты решила свалить, то зря. Обещала сегодня серьёзный разговор…

Я завыла, протяжно, как одинокая волчица. Ещё и этот сверху навалился.

Мне конец.

–Леся! Что случилось?! – обеспокоенно орало животное в трубку.

Я не смогла ответить, рыдания разрывали мою грудь. За все свои несчастья я решила оторваться отчаянным воплем.