Текст книги "Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер"
Автор книги: Татьяна Краснова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Annotation
Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья – это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними – и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый – или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются – как же быть? И что скажет папа?
Татьяна Краснова
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Татьяна Краснова
Счастье играет в прятки
Глава 1
– Это еще что такое! Урок алгебры для нее – пустяки! Можно почитывать книжечки!
Рахиль Исаковна возмущенно потрясла отнятым томиком «Властелина колец». Восьмиклассники с удовольствием оторвались от уравнений, хотя глядеть на классную руководительницу и ее жертву – Марину Медведеву – явно не развлекательное зрелище.
Мрачное форменное платье и ворох светлых кудрей по плечам. И что за противная привычка опускать глаза, не опуская дерзко задранной – так кажется Рахили – головы. А Рахиль – это вам не шутка. Рахиль – это опасно. На ее уроках лучше глядеть ей в рот, закрыв свои собственный.
– Встать! Может, ты хочешь неделю мыть в классе полы? Сядь и открой учебник!
У Рахили строгая прическа и закрытое темное платье. Она ходит по классу так прямо, словно внутри у нее штык, и на лице такое выражение, будто она жует что-то кислое.
В этом году всех учеников ну просто обломали – ввели форму, и Рахиль Исаковна выбрала для девочек платья, похожие на ее собственное, – глухие, мрачно-коричневые, почти черные. Девчонки горевали долго, не узнавая себя в зеркалах, ссылались на школу в центре Кудрино, где форма хотя бы синяя, но все-таки пришлось носить. А потом решили, что некоторым, например Марине Медведевой, этот фасон со стоечкой даже идет.
Урок продолжается. Волшебный, головокружительный Толкиен в плену на учительском столе. Марина машинально открывает учебник. Но перед глазами все еще несутся тени Черных Всадников, шепчется Вековечный Лес, сверкают мечи и кинжалы. Взгляд убегает за окно, где собрались тучи, такие же фантастические, как прерванное повествование. Они ползут из-за темного кудрявого леса, со всех сторон окружающего их маленький подмосковный городок. Там, на просторе, среди зеленых холмов, вполне могла бы разворачиваться Великая Битва за Кольцо Всевластья. Эльфы, гномы и гоблины смотрелись бы там как дома. Вокруг звонких ручьев и ближе к озеру могли бы жить речные эльфы, а в елово-березовом лесу, то таинственно-мрачном, то солнечно-радостном, – почти невидимые лесные…
– Теперь она глядит в окно! Науки ее явно не интересуют! – иронично и отчетливо заговорила Рахиль. – Если не хочешь учиться, незачем в школу ходить. Марш за дверь! А за книжкой пусть придет отец. Господину Медведеву будет приятно посетить опять родную школу и узнать, что любимая дочь из нее скоро вылетит!
Дверь хлопнула. Стриженный ежиком шалопай привскочил с места. Рудик Фольц.
– И ты раздумал учиться? Давай дневник!
Заодно Рахиль Исаковна уловила еще три протестующих взгляда. Пронзительный, непроницаемый, исподлобья – Жанна Лончинская. Сосредоточенный, серьезный – Артур Грачев, лучший ученик в классе. Полный незащищенности и недоумения – Рафаэль Мдивани.
Опять эта компания строптивцев! Ведь специально рассадила их по разным углам!
Глава 2
Даже когда слова Рахили справедливы, ни у кого не возникает желания исправиться, потому что она стремится не помочь человеку стать лучше, а загнать его глубже в грязь. Но если переживать из-за всего, что она говорит, пришлось бы печалиться каждый божий день, кроме воскресений. Хотя – «вылетишь из школы» – этого в ее репертуаре раньше не было.
Марина постояла на школьном крыльце. Солнце сбросило капюшон из туч, и освобожденные лучи затопили весь город. На миг все стало белым: небо, дома. Железные крыши – сплошное слепящее зеркало. Молоденькие листья тополя, завернутые ветром, – льющаяся ртуть. И каждый листик дразнит свободой.
Ну и хорошо, что вырвалась пораньше! Надо успеть купить торт. Нет, лучше два – у братика сегодня день рождения, и соберется полон дом гостей. И побольше шипучки: Павлик (ему исполняется семь) любит фанту, Рафаэль – тоже, Артур – пепси, Рудик и Жанна – спрайт. Куда бы отправиться за покупками? Можно, конечно, и в магазинчик рядом с домом. Вода там есть, но вот торты – самые лучшие – только в центре, в кафе «Забавушка»…
Гроза, которая с утра блуждала вокруг Кудрино, так и не собралась. Видимо, все-таки решила дождаться своего законного начала мая. Вот и еще один хороший момент – тем более что зонтик Марина забыла дома. Хороших моментов всегда можно наскрести, если постараться.
Итак, в центр!
Если честно, она просто любит здесь бывать без повода или выдумывает повод, чтобы сюда прогуляться. Здесь, в центре, – роскошный парк с экзотическими для средней полосы деревьями, большой книжный магазин с веселым типографским запахом новеньких книжек, фонтаны, которые совсем скоро заплещутся, шумный пестрый рынок. Название кафе «Забавушка» в полной мере оправдывают игровые автоматы для детей, большущий телевизор с сериалами для их мам и тир для развлечения пап. А торты здесь в самом деле отличные: и их любимое «Волшебное кольцо» (как-то там у Рахили скучает бедный Толкиен!), и шоколадного ежа обязательно надо взять – то-то Павлик обрадуется!
Но у прилавка толпилась очередь, торты уже кончались, и покупатели постановили давать по одному. Значит, придется кого-то просить. Марина с сомнением поглядела на хмурую старушку, стоящую впереди, и перевела взгляд на мальчишку, своего ровесника, который выбирал мороженое. Протянула ему деньги:
– Ты торт не покупаешь? Возьми мне, пожалуйста, вон того большого ежа.
Он протянул руку, даже не оглянувшись. Марина хотела показать ему ежа на витрине, а когда повернулась, перед ней никого не было. Она растерянно глядела на болтающуюся стеклянную дверь. Очередь приняла самое деятельное участие:
– Сколько ты ему дала? Сто одной бумажкой? Ого!
– Ну, теперь не догонишь – вон автобус отошел!
Глава 3
Книжку отобрали, деньги украли. Вот денек!
А может, и наплевать на шоколадного ежа – один раз они уже покупали такого, и Павлик ни за что не давал его разрезать, чуть ли не рыдал. Они с папой потом незаметно сзади отрезали по кусочку, а мордочка так и осталась – и засохла. Павлик не дал мучить ежика. Правда, тогда он совсем маленький был, сейчас, наверное, не стал бы рыдать.
Все-таки хорошие моменты не всегда наскребаются. Марина прикидывала, как одного торта хватит на всех. Получалось, что не хватит…
Но тут над нежно-зелеными волнами акации сверкнул золотой кораблик, весело блеснуло круглое окошко из разноцветных стеклышек, и на душе полегчало: родной дом встречал ее – и надежный, и беспечный, как всегда. Уже и музыку включили! «Позови меня с собой», – заливается Пугачева – значит, отец дома.
Первыми Марину заметили Петровна и Глебовна, живущие напротив старушки. Забор, разделяющий их владения, – их наблюдательный пункт. Нравственность и чужие дела всегда под контролем. А уж Медведевы попали в центр внимания еще до своего приезда.
Шесть лет назад в один прекрасный день Петровна и Глебовна ахнули: заброшенный дом-развалину сносят! Забор ломают! Поди какого-нибудь нового русского принесло! Потом они вздохнули с облегчением: да это Павлик Медведев, сын старой хозяйки, давно ставший Пал Палычем, вернулся домой, в Родники, на Зеленую улицу.
Но что же он построил? Странный дом. На крыше – флюгер в виде парусного корабля, чердачное окно – из красных, синих, желтых стеклышек, а вокруг вместо старых яблонь посадили совершенно бесполезную акацию. Откуда только притащил? Соседки дознались, что из питомника какого-то. Нежные яркие нити цветков привлекают взгляды прохожих, а волшебный аромат наполняет дымкой всю улицу. Подумаешь! Тонкие резные листья на закате складываются и засыпают, а с восходом солнца распускаются вновь – ну и что? Какая польза? Не растет же ничего съедобного. Петровна и Глебовна пожимали плечами.
В то же время хозяин не был явным чудаком, вроде Грачевых с их магазинчиком старья, которое никто не покупает. И выглядел он солидно: высокий блондин с пушистыми усами, портфелем внушительных размеров и черным блестящим автомобилем – все это через забор видели соседки, когда Медведев уезжал на работу и возвращался. Петровна и Глебовна вызнали, что он – преуспевающий юрист, и взяли на заметку: может, понадобится.
Но интереснее всего им было, когда же он женится: Медведев приехал один с двумя детьми: восьмилетней девочкой и годовалым малышом. Зоркие взгляды соседок не замечали ничего предосудительного в поведении одинокого мужчины, и его единодушно начали считать примерным отцом и хорошим семьянином.
А затем Петровна и Глебовна углядели, что в Странный Дом зачастила их соседка Дарья. Она заливалась краской, выслушивая не очень тонкие намеки, убеждала, что ее всего лишь просят помогать по хозяйству, а ей это очень кстати, потому что у медсестры зарплата маленькая, и соседки уверились в собственных выводах окончательно. «Не нравится мне это, – говорила Петровна. – Зачем такому красавчику наша Дашка? Она не первой молодости и вообще старше его». Глебовна возражала: «Зато такая же одинокая, как он, и характер у нее хороший. Хозяйство вести умеет, чистюля какая».
Одним словом, Странный Дом был неисчерпаемым источником для разговоров. И все-таки, оторвавшись от работы, соседки порой вскидывали головы, взглядывали на пушистые стрелы розовых цветов, и в душу обеим на миг закрадывалось то смущающее, странное, тревожное, что посещало их в дни юности…
Глава 4
– Глянь, Медведева дочка – бредет, глядя в землю. Из школы выгоняют, говорят, – сообщила Петровна.
И не успела ей Глебовна ответить, как с крыльца Странного Дома раздался громкий женский голос:
– Врешь! Больше нее книжек никто не читает!
– Представляешь, а я деньги потеряла, – сказала Марина, поднимаясь навстречу Доре – так называл Дарью Васильевну Павлик, когда еще учился говорить. Новое имя так и прилепилось. – Вот, всего одно «Кольцо». Чем теперь гостей кормить?
– Да Пал Палыч всего накупил! – радостно заторопилась Дора, низенькая, кругленькая, с бархатистым смуглым лицом и глазами-вишенками. – А я еще домашний торт испекла на всякий случай.
В дверях они столкнулись с Пал Палычем, который был в Маринином любимом настроении: лучезарный, искрящийся, готовый обнять и угостить весь мир.
– Ты одна, без своей публики? А мои уже все здесь, и все пораньше, представляешь! Голодные, как крокодилы. Ну, мы на базар заехали, похватали всего по чуть-чуть. И сразу за стол, не дожидаясь. Да, еще на всякий пожарный купили колу, фанту и спрайт – правильно?
– Гениально! А я урвала «Волшебное кольцо» в «Забавушке».
– Оставь своим. Сегодня сметут все, – авторитетно заявил Пал Палыч.
– А малышам я домашний испекла, – извиняющимся голосом добавила Дора.
Пал Палыч оглянулся, мысли его были уже далеко, и он ответил не сразу и отстраненно-вежливо:
– Да-да… Конечно.
Марина увидела сначала вопросительно-робкий взгляд женщины, затем взгляд мужчины, обращенный словно на пустое место, и поторопилась пройти в зал.
Малыши, гости Павлика, собирали «лего» – он получил в подарок большущий конструктор из серии «город». Сам виновник торжества одной рукой держал уже собранного человечка, а другой – мороженое в вафельном стаканчике, которое с удовольствием лизал их огромный пятнистый дог Рольд. Марина с удовольствием приняла бы участие – так аппетитно смотрелись разноцветные детальки, уже высыпанные из пакетиков с круглыми дырочками.
Из соседней комнаты раздавались сочные мужские голоса. Значит, там обычная компания – бывшие одноклассники отца, отцы Марининых друзей: врач Лончинский, музыкант и районный министр культуры Мдивани и майор милиции Фольц. Марина любила послушать их разговоры – собираясь вместе, мужчины забывали о том, что они взрослые. Вот только она до сих пор в дурацком школьном платье. Пойти переодеться? Некогда, тогда совсем все пропустишь. И она вошла в зал.
За дальним концом стола сидела незнакомая дама. Громче всех было слышно дядю Алика, музейщика, – он теперь появлялся от случая к случаю, потому что уехал работать в Москву, а раньше возглавлял краеведческий музей, тот самый, с пушками на крыльце и огромным чучелом медведя у входа.
– …И насыпает мне изюм, понимаете ли, в кулек из этого самого, понимаете ли, листа! – Дядя Алик потряс каким-то листком. – Ослы дремучие! Это же семнадцатый век! Откуда взяли? Понимать ничего не хотят, белиберду лопочут…
– Семнадцатый? И не истлел? – Доктор с любопытством вертел листок.
Марина, заглянув, увидела похожие на узор строки.
– Это по-арабски, – пояснил дядя Алик. – Вырвано явно из конца, это не сам текст, а идущая за ним памятная запись, «ишатакаран». Послесловие, как бы мы сейчас сказали. Там автор, а раньше переписчик, напрямую обращался к читателю. Вот… – Он вдохновенно начал переводить: – «Возобновление рукописей, восстановление их из ветхости и оживление из тлена – дело более великое, чем построение церквей». Каково! И вот еще: «Берегите написанное мною, во времена бегства и годины войн увозите книгу эту в город и скройте ее, в мирное же время верните книгу в монастырь и читайте ее: и не прячьте, не держите закрытой, ибо закрытые книги – всего лишь идолы»…
– Постой, Алик, – перебивает Мдивани, – это уже сказки для твоей диссертации. Так откуда взялся лист, ты узнал?
– Ну, и посылают меня в тот захудалый магазинчик. Там всякий хлам, понимаете ли, и заодно уголок букиниста. Макулатура навалена. Узнали мой лист – принес кто-то книгу, говорят, давно уже, а никто не покупает, ну, и раздергали, понимаете ли, для кульков. Ослы. Что я сделаю? И хозяйки нет, и кто приносил книгу, не помнят.
– И кто же это мог быть?
– Ну, кто – понятно, коллекционер. Такие вещи где попало не валяются.
– Отчаянный народ эти коллекционеры. Приключений ищут на свою голову. – И майор Фольц с удовольствием, в сотый раз рассказал о собирателе старинных монет и оружия, которого нашли у себя дома с отрубленной его же саблей головой, и про поимку похитителей сокровищ. После участия в ней он получил новое звание.
– А они были головорезы или головотяпы? – спросил Павлик Медведев-младший, незаметно очутившийся в комнате.
Фольц принялся острить, указывая на доктора, что «тяпы» – это господа хирурги, а Медведев-старший ответил малышу:
– Они были бандиты.
– А их всех поймали?
– Да разве их переловишь, – отфутболил Лончинский, с показным сочувствием глядя на майора.
– Погодите, Холмс и Ватсон, – сказал Пал Палыч. – Марин, а тот твой Артур – это же их магазинчик? Ну, точно, это грачевский магазин!
– Да, – подхватил музейщик, – может, разузнаешь у них, кто приносил старинную книгу? Где этого человека найти? Есть у него еще что-то? Может, он продал бы что-нибудь нам? Настоящий собиратель, конечно, вряд ли продаст, но случаи всякие бывают – очень деньги нужны, например. Или он не коллекционер, а получил в наследство и сам как раз ищет покупателя. С нами ему вернее иметь дело, надежнее, понимаешь? Ведь эта бумажка представляет историческую ценность и стоит больше, чем могут дать в дрянном магазине. Узнаешь? А то мне уезжать сегодня же вечером.
– Артур сейчас на день рождения придет, – отозвалась Марина. – Может, уже здесь. Пойду посмотрю.
Павлик побежал за ней:
– Давай зажигать свечки на торте!
Глава 5
Уже зажгли и задули свечки, спели с малышами «Каравай» и принялись за куски торта, когда явился Рафаэль. Он вручил имениннику значок «Павлик» и наклейки со смешными рожами и надписями «Всеобщий любимец», «Налейте шипучки» и «Без телека помру», а потом развалился в кресле. Тонкий, высокий, грациозный, он был похож на цветок, выращенный в оранжерее. И хотя в больших зрачках сквозило постоянное беспокойство, а на нервном лице сменялись десятки выражении, казалось, что жизнь в нем едва теплится и вот-вот угаснет.
– А мне что-то осталось вкусненькое? А где Жанна с Артуром?
– Вы сегодня не торопитесь. Я подумала, Рахиль вас где-то заточила. И Рудик пропал.
Тут без стука, но с грохотом в комнату ввалилась Жанна. Смуглое лицо стало пунцовым, черная, заплетенная в косу грива растрепалась. Ни на кого не глядя, она подошла к столу, залпом выпила бутылку воды прямо из горлышка и только тогда обвела компанию пронзительным взглядом.
– Ничего не знаете?
Все молча уставились на нее.
– Наших бьют, – выдохнула она. – На пустыре трое «чужих» дерутся с Артуром.
Молчание длилось несколько секунд, а потом Марина, Рафаэль и Жанна бросились к выходу. Малыши, вереща, побежали за ними, но Дора их перехватила. Тогда следом понесся Рольд.
По неписаным законам Родников, еще с тех времен, когда они были деревней и не успели влиться в город, «чужими» считались все из кудринского центра. Завести дружбу с кем-нибудь из них значило подвергнуться осуждению, затеять драку – проявить свой патриотизм в высшей степени. Правда, последнее побоище было при царе Горохе. Тем не менее все мчались, полные праведного гнева, готовые дать отпор и защитить Артура.
– Наверное, опять футбол, – высказала Марина свою догадку на бегу.
Пустырь был пограничной территорией, мальчишки из обоих районов любили погонять там мяч, и когда такое желание возникало одновременно, не обходилось без стычек.
Но защитники опоздали. Артур уже шагал с пустыря, взлохмаченный, растерзанный и возбужденный.
– Как это тебя угораздило? Где они? – задохнулась Марина, подбегая. – Жанна, у него кровь на лице! Скажи отцу, чтобы он его сейчас же осмотрел!
– Ни к чему, – махнул рукой Артур, – подумаешь, нос расшибли. Вот, вытер, и все.
– Так ты врезал всем троим? – удивилась Жанна, начиная видеть в Артуре не книжного червяка, как всегда, а настоящего мужчину.
Что стоило ему согласиться! Но он, как всегда серьезно, возразил:
– Да они сами начали. Я мимо пустыря иду, они мяч гоняют. Мяч на меня полетел, я поймал, а они, может, подумали, что я не отдам, и набросились. Ну и – vae victis, горе побежденным.
Артур щеголял латинским, который сам, по доброй воле, недавно начал изучать.
Жанна вспыхнула от стыда и гнева. Как! Этот «червяк», увидев чужих на нашем – нашем! – пустыре, не только не кинулся их изгонять, а еще и поймал для них мячик! Стыд! Позор! Молчал бы уж!
Она обрушилась на Артура потоком гневных восклицаний и яростных ругательств.
– Да ладно тебе, – сказала Марина. – Какие они чужие, кто сейчас на это глядит. Что мы, ослы дремучие?
– И, кстати, честные ребята, – добавил Артур. – Могли бы навалиться оба, но я дрался один на один. Ты бы в него, Жанна, влюбилась.
– Да уж не сомневайся, – вспыхнула Жанна.
Они двинулись к Странному Дому. Но пути к ним присоединился Рудик, размахивавший «Властелином колец», которого похитил у Рахили после уроков. Особого значения он этому подвигу не придавал и тут же со знанием дела начал расспрашивать о ходе поединка. Пятнистый Рольд метался от одного к другому и подпрыгивал от избытка чувств. Артур спокойно продолжал быть героем дня и центром вселенной. Рафаэль, искоса поглядывая, плелся сбоку.
Дома ждал приятный сюрприз: малыши уже разошлись, взрослые гости тоже уходили, и можно попраздновать на свободе в свое удовольствие.
– Мариночка, не забудь про книгу, – напомнил у порога дядя Алик. – И приезжай в гости, хоть на Первое мая, там же четыре выходных? Раскопки увидишь: мы в метро, где новую ветку тянут, такое, понимаете ли, откопали! Отец в Москву, и ты давай с ним.
Глава 6
Какой доход приносил этот магазинчик, трудно было понять. Наверное, спасало то, что располагался он на бойком месте, у входа на базар. Рядом с крыльцом Марина увидела несколько зевак. Они столпились вокруг старичка, который держал ковровую иглу и ловко набивал цветной шерстью коврики, целой грудой лежавшие рядом. Выпуклый рисунок рос на глазах. И коврики, и иголки предлагались на продажу. Желающие могли тут же обучиться ремеслу, которое казалось нехитрым – знай себе тыкай иглой.
Виртуозно скачущая игла была зажата в грубых, почерневших от времени и краски, узловатых пальцах мастера. Марина представила, какими они были раньше, давно-давно: мальчишеские пальцы, цепкие и гибкие, а еще перед тем – нежно-розовые ладошки ребенка. Потом потихоньку посмотрела на свои руки и попыталась увидеть процесс в обратном порядке, но затрясла ладонями, словно они запачкались, и заторопилась внутрь, в магазинчик.
Плетеные шляпы и корзинки, аудио– и видеокассеты, кипы старых журналов и безделушки из ракушек и камешков, пляжные шлепанцы и китайское тряпье, читаные любовные романы и потертый глобус – и ни одного покупателя. За прилавком Артур с отсутствующим видом читает книгу, на прилавке – мохнатые разноцветные коврики, сделанные стариком.
– Тогда этот тип навязал вам дурацкие чулочные иголки, спущенные петли поднимать, – сказала Марина без приветствия. – Так у него-то все здорово выходит, а я только изодрала вконец свои колготки и в итоге выкинула. Если у всех получилось то же самое…
– Да, нам те иголки возвращали и еще скандалили, – невозмутимо подтвердил Артур, отложив чтение. – А мама предполагала, что это будет выгодный товар.
– Зачем опять с этим игольщиком связываться?
– Маме снова мерещится, что мы сделаем крупный бизнес. Ну, может, хоть коврики продадим.
Он тут же бесцеремонно отодвинул коврики, расчищая Марине место, чтобы сесть.
– А ты ее не спрашивал насчет той книги?
– Да не помнит она. Парень какой-то приносил, я его и не заметил. Две книжки. Вторая вон лежит, специально откопал, погляди. Тоже никто не берет.
Марина открыла наугад. Между большими плотными страницами с округлившимися пушистыми уголками зашуршала папиросная бумага. Она закрывала раскрашенные изображения цветов и растений.
– Ой, я думала, они настоящие, заложены в книжку и сейчас посыплются!
– Вот и мама решила, что кто-нибудь купит из-за картинок, – довольный произведенным эффектом, пояснил Артур. – Но опять промахнулась. Главное, деньги наперед отдала, тот чудак теперь точно не вернется. Не найдем мы его дяде Алику. Разве что еще что-нибудь притащит. Да вряд ли – какой он коллекционер, он не старше нас с тобой. Может, вообще спер эти книжки где-нибудь. И даже если так, ему бы лучше их в Москву отвезти, к букинистам, там наверняка найдется, кто понимает, а здесь они не нужны никому.
– Это какая-то старинная ботаника, да? – Марина не могла оторваться и все листала. – Здесь, похоже, описания с иллюстрациями. Гляди, и классификация наподобие нашей… А это по-латински? Ну-ка, блесни познаниями.
Марина показывала на рисунок – кисть нежно-голубых цветов, у основания вытянутых в трубочку.
– Адамово дерево, – пересказал Артур своими словами, – символ совершенства. Птица Феникс удостаивает своим посещением только адамово дерево. Видимо, легенда какая-то. Это все, что я понял.
– Ну ладно, пойду. Еще уроки учить. Спасибо за книжку.
– Жанна бы сказала: а учить-то нечего, завтра история.
* * *
Мясные ряды с деревянными плахами, потемневшими от крови, рыбные с липкой чешуей под ногами – Марина так до них и не дошла, хотя договаривалась с Дорой закупить продукты по длинному списку. Рядом с магазинчиком Грачевых начинался дачный ряд с самым весенним товаром – саженцы фруктовых кустов и деревьев, рассада, семена, отводки, луковицы. Продавцы не давали проходу, нахваливая свой товар. Некоторые выставили рядом картинки или фотографии: крупные краснощекие яблоки в корзинке, сливы величиной с яблоко, вишни величиной со сливы, помидоры-бегемоты. Покупатели должны были убедиться, что приобретают не кота в мешке, а именно такой вот богатый будущий урожай.
Марина, пробираясь сквозь толпу, медленно дошла до цветочного ряда, где на картинках и фотографиях были уже роскошные тюльпаны, нарциссы, гиацинты, крокусы, ирисы. А вот цветы, которым она даже не знает имени: сиреневые с прозрачными лепестками, стрельчатые оранжевые шары, толстые лиловые шишки, полосатые гребешки, мелкие звездочки, кудрявые красные головки. Это клумбовые цветы, такие она видела в парке. А рядом с их домом они должны бы здорово смотреться, особенно эти шары! Ну-ка, дорого или не очень? Марина остановилась.
Декоративной экзотикой торговала молодая черноволосая и голубоглазая женщина, такая же заметная и яркая, как и ее товар. Ну да, это же известный Берестовский питомник – вот надпись на стенде с фотографиями. Папа привозил оттуда их розовую акацию…
А это что? Неужели? Не может быть! Марина начисто забыла о цветах. Она даже заглянула потихоньку в Артурову книжку. Ну да, точно такое же. Значит, оно, такое нежное, может расти здесь, в их климате?!
– Еще как может, – подтвердила хозяйка. – Это трехлетние саженцы, они даже цвести будут в начале лета, если заморозки не прихватят.
* * *
Жареная рыба шипела на сковородке в домашнем соусе, пожелтевшие занавески отмокали перед стиркой в соленой воде: Петровна терпеть не могла новомодных кетчупов, а Глебовна принципиально не пользовалась «Асом». А сами Королева Кастрюль и Властительница Мыльных Пузырей, заняв свои места у забора, обсуждали новости дня.
– Вон Медведева дочка идет. Видать, с рынка. А чего это несет?
– Эй, чего это у тебя?
– Адамово дерево, – с гордостью ответила Марина и объяснила уже Доре и Павлику, выглянувшим из окна кухни: – Я продукты не купила – оно дорогое и очень редко бывает, мне повезло. Давайте его посадим вот здесь, у крыльца, на утреннем солнышке!
Петровна и Глебовна обменялись глубокомысленными взглядами, а брат с сестрой уже выбирали место, и Павлик спрашивал:
– А она приносит счастье, эта птица Феникс?
Глава 7
В кабинете истории стояла добротная, внушительного вида кафедра. Когда Макакус на нее влезал, начиналось всеобщее веселье. Он был маленького роста, и над кафедрой торчали одна голова и рука, машущая указкой – ну, прямо кукольный театр.
Еще у Макакуса была такая особенность: он вытягивал из воротника шею, будто ему не хватало воздуха, причем периодично: втянет – вытянет, втянет – вытянет. Кожа на скулах натягивалась, обозначался острый кадык, все горло было в каких-то выступах и углублениях, а Жанна утверждала, что под ушами учителя притаились миниатюрные жабры.
Макакус знал, что служит для учеников посмешищем, и старался как можно реже влезать на кафедру, но с другим недостатком бороться не мог и расхаживал по рядам, втягивая и вытягивая шею. Голос его соответственно то повышался, то понижался. Предмет свой он любил и знал досконально, и те, кто изредка давал себе труд прислушаться к его словам, узнавали много интересного.
Но это тут же забывалось, доставались рогатки, из конца в конец класса летали бумажные шарики, трещали стулья, порой даже раздавались взрывы смеха – Макакус был беспомощен. Он не только не мог «держать этих чертей в узде», но даже выгонять за дверь не умел. Он был незлопамятен, не писал в дневники замечаний, никому не жаловался, но доброты его никто не замечал, она оборачивалась против него. Из поколения в поколение никто не раскрывал учебник истории, а вызовы к доске превращались в клоунаду. Уроков истории ждали с нетерпением, и на Макакусе отыгрывались за трепет перед Рахилью и за строгость остальных учителей…
* * *
И сегодня в классе царило веселье. За последними партами рассказывали анекдоты и громко смеялись. Часть учеников развлекалась с мобильниками, стайка девчонок, слетевшись к журналу мод, обсуждала фасоны.
Приличнее всех вели себя Рудик, который сосредоточенно списывал физику, и Артур, тихо читавший какой-то ученый труд, правда, явно не исторический.
Рафаэль слушал радиоприемник, тоже, в общем, не привлекая к себе внимания, но потом он захотел, чтобы и Марина послушала, и протянул ей один наушник. Музыка ей понравилась, но при взгляде на Макакуса, что-то бубнящего в углу, делалось и совестно, и жалко – словом, пропадало всякое настроение. А тут еще Жанна решила присоединиться, и Рафаэлю пришлось убрать наушники и прибавить громкость. Макакуса стало совсем не слышно.
Взглянув на него, Марина дернула Рафаэля за рукав:
– Хватит! Потом дослушаем.
Но Жанна досадливо махнула на нее рукой.
В это время Рудик, уже успевший списать домашнюю работу, достал из рюкзака коробку, дождался всеобщего внимания и жестом фокусника выпустил на парту огромного рогатого жука. Девчонки шарахнулись, завизжали, ребята засмеялись, жук пополз. Визг, вопли, паника, упал стул, кто-то метнулся со своего места. Макакус, тихо объяснявший что-то у карты, замолчал, хотел продолжить, но не услышал собственного голоса.
– А голос нашей истории опять несется через все эпохи и века, – проговорила Рахиль на другом этаже. Директор кивнул. – Старик совсем не способен держать этих чертей в узде. Надо что-то предпринимать.
Тут зазвенел спасительный звонок. В опустевшем за секунду классе остались жук, Макакус и перевернутые стулья.
Глава 8
Четверо друзей медленно шли из школы.
«Почему мы так безжалостны к Макакусу? – думала Марина. – Почему у всех одновременно пробуждается какая-то животная жестокость? Может, оттого, что его никто не боится? И издеваются не над ним самим – нет, его даже не замечают, а над его беспомощностью. Все ругают Рахиль, но признают-то только ее – палку, кнут. Значит, мы – стадо. Обидный вывод. Но можно ли тут что-то изменить, если даже Жанна ничего не хочет слушать?»
Жанна – прямая, честная, но и она не может найти в себе сострадание, потому что презирает слабость. Вот она идет рядом: подбородок вздернут, во взгляде – ум, независимость, насмешка – и больше ничего нельзя прочесть. Глаза ее не выдают.
У Жанны твердый характер и крепкие кулаки. Она из тех людей, кто открывает дверь без стука и, набрав полные горсти, не забывает набить карман. Одета всегда в броское платье и носит, не снимая, целый сезон. В конце сезона семья Лончинских производит «большую чистку»: безжалостно удаляются все износившиеся и надоевшие вещи. «Все, что не нужно, – выбрасывать». Старье не хранится. Шить и перешивать здесь не любят. В доме всегда пустота и порядок.
Еще девиз: «Все нужно попробовать». Иногда можно увидеть, как Жанна с отвращением что-то жует, например, сыр с перцем. «Неужели вкусно?» – ужасается Марина и слышит в ответ: «Я еще никогда этого не пробовала». Если Жанне кто-нибудь или что-нибудь понравится, она не постесняется громогласно заявить об этом, если не понравится – она и тут не промолчит. Она видит каждого человека насквозь и без оглядки клеймит всех своими убийственными меткими суждениями, а на пересуды о собственной персоне откровенно плюет.